Страница:
«Нет, нет, чуваки! Или как вас там?! Вы не на того напали! Если у вас все же есть желание дознаться, что у меня внутри, предупреждаю: я против! Так просто меня вам не взять!»
Хозяйка фотоателье на Яффо — золотого возраста, искусно превращенная в молодую милую женщину, почти без морщин, причесанная и завитая — встретила меня белозубой светлой улыбкой…
— Погуляйте, пожалуйста, минут сорок. Извините. Сейчас должны подвезти материал…
«Где сорок минут, там и час…»
Я двинулся улочками, входившими в пешеходную зону.
Несмотря на ранний час, тут уже было многолюдно. У многочисленных магазинчиков — ювелирных, готовой одежды, цветочных, сувениров — сгружали товар.
Тяжелый жар опускался на город.
На площади Кикар Цион с десяток людей загородили тротуар, образовав полукруг. Проходившие замедляли ход, заглядывали поверх голов.
У нас, в России, так окружали карточных мошенников.
Это они и были. К а т а л ы. Шулера.
В центровом — худощавом, с серым замкнутым лицом, в шортах — за версту чувствовался уголовник. Он меланхолично показывал толпе три карты — две десятки и короля, а затем, почти не мешая, вверх рубашкой бросал перед собой на тротуар.
Каждый мог проверить удачу.
Играющую публику изображал смуглый, с ленцой красавец, похожий на цыгана.
Бригада была небольшая.
Зрелище карточного мошенничества в Израиле было не из частых. Несколько зрителей, в том числе религиозных служителей в кипах и традиционных сюртуках, вели себя как расшалившиеся юнцы.
Громко подсказывали:
— Король там, средний!
Цыган лениво бросал пятидесятки. Выигрывал.
Центровой бесстрастно жевал, не поднимая глаз. Он был начеку. Охота шла на одного.
Я легко вычислил жертву.
Молодой парень следил как бы незаинтересованно, стоя в отдалении. У его ног стояли пакеты с покупками. Он шел с рынка.
Только раз центровой среагировал молниеносно, на миг прекратив жевать, когда парень резко выдвинулся вперед, показал на лежащую в середине карту и второй рукой достал деньги.
Двести шекелей.
Центровой вроде ничего не успел сделать…
Перевернул карту.
Короля на месте уже не было.
Парень бросил деньги, сразу исчез. Центровой и глазом не моргнул. Продолжил игру с цыганом…
Проиграл, выиграл.
Мне было интересно, кто у них на а т а с е.
Вскоре я увидел. Среднего роста в бело-желтой рубахе с широкими горизонтальными полосами. Он стоял на краю тротуара, внимательно вглядывался в глубь улицы.
«Любопытно, откуда бригада…»
В России на железных дорогах славились донецкие и ростовские каталы. Среди москвичей сто очков вперед другим давали ореховозуевцы…
Мне подумалось, что это были харьковчане. Позже я увидел всех троих на углу, у банка «Леуми», они садились в автобус.
Глава 2
Хозяйка фотоателье на Яффо — золотого возраста, искусно превращенная в молодую милую женщину, почти без морщин, причесанная и завитая — встретила меня белозубой светлой улыбкой…
— Погуляйте, пожалуйста, минут сорок. Извините. Сейчас должны подвезти материал…
«Где сорок минут, там и час…»
Я двинулся улочками, входившими в пешеходную зону.
Несмотря на ранний час, тут уже было многолюдно. У многочисленных магазинчиков — ювелирных, готовой одежды, цветочных, сувениров — сгружали товар.
Тяжелый жар опускался на город.
На площади Кикар Цион с десяток людей загородили тротуар, образовав полукруг. Проходившие замедляли ход, заглядывали поверх голов.
У нас, в России, так окружали карточных мошенников.
Это они и были. К а т а л ы. Шулера.
В центровом — худощавом, с серым замкнутым лицом, в шортах — за версту чувствовался уголовник. Он меланхолично показывал толпе три карты — две десятки и короля, а затем, почти не мешая, вверх рубашкой бросал перед собой на тротуар.
Каждый мог проверить удачу.
Играющую публику изображал смуглый, с ленцой красавец, похожий на цыгана.
Бригада была небольшая.
Зрелище карточного мошенничества в Израиле было не из частых. Несколько зрителей, в том числе религиозных служителей в кипах и традиционных сюртуках, вели себя как расшалившиеся юнцы.
Громко подсказывали:
— Король там, средний!
Цыган лениво бросал пятидесятки. Выигрывал.
Центровой бесстрастно жевал, не поднимая глаз. Он был начеку. Охота шла на одного.
Я легко вычислил жертву.
Молодой парень следил как бы незаинтересованно, стоя в отдалении. У его ног стояли пакеты с покупками. Он шел с рынка.
Только раз центровой среагировал молниеносно, на миг прекратив жевать, когда парень резко выдвинулся вперед, показал на лежащую в середине карту и второй рукой достал деньги.
Двести шекелей.
Центровой вроде ничего не успел сделать…
Перевернул карту.
Короля на месте уже не было.
Парень бросил деньги, сразу исчез. Центровой и глазом не моргнул. Продолжил игру с цыганом…
Проиграл, выиграл.
Мне было интересно, кто у них на а т а с е.
Вскоре я увидел. Среднего роста в бело-желтой рубахе с широкими горизонтальными полосами. Он стоял на краю тротуара, внимательно вглядывался в глубь улицы.
«Любопытно, откуда бригада…»
В России на железных дорогах славились донецкие и ростовские каталы. Среди москвичей сто очков вперед другим давали ореховозуевцы…
Мне подумалось, что это были харьковчане. Позже я увидел всех троих на углу, у банка «Леуми», они садились в автобус.
Глава 2
Пять снимков убитого, 10х13, я поставил в ряд вдоль стойки, отделявшей салон от моей крохотной кухни. Мертвеца трудно опознать.
Некая дочь в Москве узнала в сбитой машиной женщине свою мать. Оплакала, омыла, схоронила… Потом мать вернулась. Она попала в больницу с сердечным приступом, не могла дать знать о себе. Об этом писала «Вечерка».
Я пожалел, что в ту ночь на бензоколонке не рассмотрел лучше всех действующих лиц.
Водителя серой «ауди», который вместе с Шабтаем Коэном вытащил женщину из машины, я видел лишь мельком.
Тому была и объективная причина: он стоял спиной к огням бензоколонки, лицо оставалось в тени. Мое же было, наоборот, обращено к свету…
Я снова взглянул на фотографии.
Нет, я не мог сказать, водитель ли серой «ауди» на снимке или нет. Но то, что я видел этого человека, было бесспорно.
«Эти завитушки надо лбом, тонкие правильные черты лица».
Но может, я зря вспомнил о нем.
Тот был земляком великого поэта.
«Спас-Клепики!» — сообщил он с гордостью при нашем первом и единственном разговоре несколько лет назад в сумраке коридора административного здания, где к тому же еще шел ремонт…
Его отличали есенинские кудри.
«Эти волосы взял я у ржи!»
Этот же, в моей прихожей, в жизни и на фотографии был, в натуре, жгучий брюнет…
Я включил все лампочки. Опустился на колени, принялся осматривать пол. Серая мраморная плитка была начисто вытерта теми, кто унес отсюда, из прихожей, в огромном полиэтиленовом мешке труп, обернутый в махровую простыню…
То, что я искал, могло тем не менее уцелеть.
Я намочил вафельное полотенце и принялся тщательно протирать плитку, плинтуса…
Прошло минут пятнадцать, я потерял веру в успех, но все же продолжал тереть каждый квадратный сантиметр.
Среди комочков пыли, копоти, влетавшей с вечно шумящей под окном Элиягу Голомб, я увидел достаточно длинный вьющийся волос.
Поднять его тоже было нелегко, я боялся потерять угол, под которым он был виден. Наконец мне удалось переместить его на лист чистой бумаги.
— Господи, это еще что?
Я был бы рад ошибиться!
Волос был перекрашен! Прикорневая часть — не менее пяти миллиметров — была светлой! Цвета так называемой спелой ржи!..
Я вернулся к фотографиям. Это был московский частный детектив. Еще в Москве я придумал для него прозвище Арлекино… Мы не были знакомы. Разговаривали всего раз и то — по случаю.
Как это бывает между профессионалами, работающими в одной сфере, я знал в общих чертах его историю.
Фамилия Арлекино в ментовских и прокурорских кругах была достаточно известной. Он работал следователем по важнейшим делам прокуратуры Федерации, ставшей затем Генеральной. Атлетичный, с вьющимися локонами, голубоглазый. внешностью чуть романтичной для важняка прокуратуры.
Карьера его в Генеральной прокуратуре сломалась в одночасье.
Было так.
Супруга президента небольшой национальной республики лично проводила избирательную кампанию своего мужа.
Накануне выборов она подослала двух дюжих быков к реальному претенденту на кресло мужа. Претендент угодил реанимацию, выборы выиграл действующий глава власти и счастливый супруг…
Это случилось в славное перестроечное время.
Общественность взволновалась. Быков отловили. Они назвали организатора, сумму гонорара… На представительницу слабого пола завели уголовное дело. Вести его в республике оказалось некому. На следователя давили. Пришлось передать важняку в Москву. Им стал Арлекино.
Конец истории был, однако, предрешен.
У высокопоставленной четы в столице обнаружились не менее высокие покровители. На предъявление обвинения в прокуратуру президентша явилась с солидным московским адвокатом.
Дело было прекращено как незаконно возбужденное.
Важняку объявили неполное служебное соответствие.
Генеральный принес извинение президенту крохотной республики и его супруге.
Положение Арлекино в момент изменилось. Незамедлительно подвернулась длительная — на год, не меньше — командировка в Тмутаракань для расследования чрезвычайно запутанного уголовного дела.
Арлекино отказался: болела жена.
Оставалось подать в отставку. А через короткое время он объявился в ипостаси частного детектива. Профессия эта к тому времени становилась все более престижной и оплачиваемой — бывшему важняку быстро отыскалось место в сфере охраны бизнеса.
Я еще стоял охранником в отеле на Арбате, конфликтуя с Пастором и Окунем, а к Арлекино, несмотря на отсутствие лицензии, уже поступали первые заказы.
Мы познакомились несколько лет назад в Управлении по регистрации и лицензированию, на Щепкина, в мрачном доме, где к тому же еще шел ремонт, мы разговорились совершенно случайно…
Знал ли он мою фамилию?
Вряд ли. Прокурорские не очень жаловали ментов.
Нас вызвали на одно и то же время с разницей в четверть часа для получения лицензии на право заниматься частной детективной деятельностью.
Начальство задерживалось, вместе с другими мы ждали в темном коридоре.
— Бывший важняк или начальник розыска в качестве начальника службы безопасности — лучшая реклама солидной фирмы! Не эти же! — Он показал стоявших у кабинета. Среди ожидавших лицензии частных охранников преобладали молодцы с криминальной внешностью.
Мы разговаривали недолго.
Сотрудники Управления по регистрации и лицензированию появились все разом — их куда-то вывозили: то ли на стрельбы, то ли на общегородские тренировки по борьбе с массовыми общественными беспорядками…
Нас вызвали первыми.
Время от времени я встречал его маленькую рекламку в изданиях типа «Центр плюс» и «Из рук в руки».
Он работал на свой страх и риск.
Как частный сыщик-одиночка быстро преуспел, потому что брался за любые заказы. Не брезговал и поручениями типа поймать на горячем, заловить неверного супруга или супругу…
«Расторопен!..»
В отличие от консервной банки, человек очень часто открывается с неожиданной стороны…
Я полагал, что за его спиной стоят менты, с которыми он периодически контактировал во время работы важняком в прокуратуре России. Оказалось иначе…
Торжественный сбор, посвященный пятилетнему юбилею банка, состоялся в ресторане на Палихе.
Съезжаться начали к шестнадцати.
Кроме крупных банкиров, бизнесменов и представителей прессы, прибыли покровители банка из мэрии, региональных управлений по организованной преступности и экономическим преступлениям, налоговой полиции…
Лукашова пригласила своих друзей из Госдумы.
Представлены были Торговая палата, ОВИР, ряд важных комитетов, комиссий…
Российский мир экономики креп, и в нем понемногу брали верх свежие силы, с трудом, но перемогавшие особенности, связанные везде и во все времена с этапом первичного накопления капитала.
Корешей Камала Салахетдинова было легко отличить — некоторые приехали в прикиде девяносто четвертого года — широких слаксах, кожаных коротких «косухах», с тяжелыми золотыми цепями, выпущенными сверху на сорочки.
Многих гостей сопровождали частные охранники и вооруженные огнестрельным оружием телохранители. Не все имели разрешение его носить.
Между приглашенными могли быть весьма противоречивые связи, которые нельзя было не принимать во внимание. Мы должны были исключить сведение счетов или захват заложников…
Мой кагэбэшник-заместитель, с которым мне все труднее было находить общий язык, предложил поставить на входе хомут с металлоискателем, однако его предложение было единодушно отвергнуто.
Я снова прибег к помощи Рембо, президента ассоциации «Лайнс».
Накануне торжества вечером «Лайнс» и СБ банка вместе приняли под охрану помещение ресторана и прилегающую территорию.
Снаружи ресторан ощетинился охраной: шальные головы не имели шансов свести счеты с кем-то из гостей в наиболее предпочтительном для этого месте — при высадке и посадке в машины…
Взяли под наблюдение и автостоянку. Она была буквально забита иномарками.
Несколько человек дежурили в подъездах и на чердаках соседних зданий. Коридор безопасности тянулся к дверям ресторана.
Особые меры приняты были и внутри.
В гардероб я поставил бывших ментов.
Старшим встал Виктор, мой давнишний друг, крутой московский мент. Бывший коллега Рембо по МУРу, ушедший потом в 108-е. Сотрудник уголовного розыска. Он привел с собой друзей. На них я мог положиться.
«Парусный флот, дворянство морей… — Это сказано и об этих людях тоже. — Высшая знать океанов…»
Начало нашему знакомству несколько лет назад положило задержание вооруженного особо опасного преступника. Перед тем как идти, мы врубили по стакану. Он сказал:
— Ты капитан. Я тоже. По званию мы равны. Но у себя на железке ты — начальник отделения розыска, я в своем 108-м — только зам. И потому я иду первым!
Во время перестройки я надолго потерял его из виду. Когда мы снова отыскали друг друга, он в майорской форме подрабатывал охранником в одном из посольств республик ближнего зарубежья. Работа и его хозяева ему порядком обрыдли.
Я увидел его случайно.
—Майора получил, Витька…
—Валяй в Чечню — и ты получишь!
Мы обнялись. Я подумал:
«Вот кого бы я взял в банк в свои заместители…».
Для начала он пошел в «Независимость» дежурным.
На Палихе я воткнул его в гардероб.
—За вешалку не волнуйся, — сказал он мне, вручая номерок.
Я не отходил от первых лиц банка.
Своих друзей Камал Салахетдинов встречал лично. В дверях. Эти люди не были внесены в список приглашённых. Кто они — об этом можно было лишь догадываться.
Криминальный мир был представлен главами двух солидных группировок.
До этого они договорились совместно выступить гарантами огромного 200-миллионнодолларового кредита, выделенного доселе мало кому известной фирме «Алькад», руководимой Окунем.
Крышу «Алькада» представлял тяжеловатый, с короткой накачанной шеей кавказец в отлично сшитом костюме, подчеркивавшем пластику борца-классика.
Тогда я еще не знал, кто он.
Для женщины, приехавшей вместе с ним, иного определения, кроме «супермодель», я не смог подобрать. Она смело могла претендовать на призовое место любого конкурса красоты. Не ниже 180 сантиметром, с абсолютно прямой спиной и узкой талией. Я мог бы перехватить ее ладонями рук.
«Мисс Осиная талия».
На ней было вечернее черное платье, обнажавшее плечи…
Авторитета и его подругу сопровождали два кавказца-боевика уголовного облика. Затем приехали президент «Алькада» Окунь и еще кто-то, я видел его только со спины…
В списке никого из этих людей не было.
Их усадили за один стол, недалеко от того места, где сидели руководители банка.
— Кто это? — одними губами спросил я у Лукашовой. Я видел авторитета впервые.
Катя поняла, ответила чуть слышно:
— Отари О'Брайен.
«Миллионер. Иностранные компании. Благотворительность. Реклама. Родное телевидение…»
Как журналист, я много раз слышал о нем. Российская и зарубежная пресса создали О'Брайену скандальную известность. Газеты сообщали о его связях с отечественной мафией, а потом, через строчку, о его появлении на очередном приеме для наиболее высокопоставленных государственных сановников.
Для Камала Салахетдинова и Лукашовой была большая честь вести с ним дела и заполучить на наш юбилей…
Завтра об этом должны были сообщить все газеты.
Усадив высокого гостя и его друзей, глава совета директоров и президент банка снова вернулись в холл.
Начало банкета затягивалось. Ждали еще нескольких не менее почетных гостей. Они должны были вот-вот появиться.
Наконец секьюрити «Лайнса» с автостоянки доложил по рации:
— Два джипа и «мерседес»…
Приехала крыша.
Бандиты уже входили. Опасно медлительный, шестипудовый, коротко остриженныйшкаф Лобан — правая рука Жени Дашевского — в кожане, в белом кашне. Сразу за ним Женя Дашевский — высокий, печально-красивый. Сама отчаянность. Молодечество. Обаяние. Он уже не раз чудом избегал смерти. Кое-что о Жене мне было известно. Не без способностей, росший поначалу в нормальной, даже интеллигентной семье, он познакомился с освободившимся опытным квартирным вором, который жил по соседству. Прежде чем обоим сесть, они за короткий срок совершили несколько десятков краж в самых престижных домах… Вор особенно жаловал квартиры известных актеров, музыкантов, коллекционеров…
Не брезговали и грабежами на улицах.
Судья, рассматривавший дело, за месяц до того был раздет в нетрезвом состоянии недалеко от дома, о чем, как водится, никому не сообщил… В вещах молодого вора он увидел свои ключи от квартиры, унесенные вместе с костюмом.
Приговор был суров. Адвокат закатил истерику, не зная, в чем дело…
Назад Женя Дашевский вернулся через много лет вором в законе и сразу заставил о себе говорить.
Его по-прежнему называли просто Женя, сам он считал себя кем-то вроде Робин Гуда.
Подмосковная группировка, во главе которой он встал, с ходу, без предупреждения, нанесла удар по чужакам, отбив оптовый рынок…
Сейчас они с О'Брайеном действовали совместно.
Женя Дашевский окинул взглядом холл, кого-то увидел и просиял.
Лукашова поправила косу, пошла навстречу. Она неплохо смотрелась в строгой юбке, в белейшем деловом пиджаке, под которым вырисовывался глубокий вырез кофточки.
В далеком прошлом будущий глава группировки был кавалером нынешнего президента банка, ходил с ней в один детский сад, сидел рядом на ночном горшке…
Женя Дашевский и Лобан расцеловались с Катей, потом дважды, как положено, с председателем совета директоров.
Вечер начался.
Программу вел постоянный телевизионный ведущий. Рассказывал анекдоты, довольно удачно копировал Горбачева, Ельцина, Жириновского, которые вроде бы прибыли на Палиху приветствовать банк «Независимость» с юбилеем.
Два актера — в камуфляжах, черных шерстяных «бандитках», надвинутых на брови, — приготовили сюрприз. Хотели разыграть сцену нападения с захватом заложников из гостей…
Камал Салахетдинов вмешался прежде, чем актеры успели выхватить из карманов зажигалки-пистолеты.
Дружески, со смешком попросил снять номер.
Бандиты могли не понять шутки. Реприза неминуемо обернулась бы разборкой со всамделишным оружием и кровью….
Было много еды и первосортной выпивки.
Мне с другими секьюрити кайфовать было некогда. Я поднимал со всеми стопку коньяку «Армения» и ставил на стол. Ни Камал Салахетдинов, ни Катя тоже ни разу не пригубили, хотя и провозглашали ответные тосты, благодарили за подарки.
Никто из секьюрити банка не влил в себя ни грамма спиртного…
Все ждали взрыва. Не верилось, что на встрече такого рода обойдется без конфликта.
Между тем все шло по намеченному плану.
Один за другим поднимались приглашенные.
Джамшит от имени страховой компании презентовал земляку «королевскую» охотничью двустволку, хотя Камал понятия не имел о настоящей охоте. Катя получила в подарок легчайший модерновый бронежилет.
Отличился и Рембо. Высоченный, скуластый, с близко, по-медвежьи, посаженными смешливыми глазами, президент «Лайнса» передал Камалу квитанцию на отправленный груз. Вместе с друзьями из Спас-Клепиков они отправили председателю совета директоров банка свежеубитого ими лося.
В разгар вечера перед столиками появился эротический ансамбль. Несколько стройных девочек и юноша недурно имитировали неодолимое взаимное влечение. Коронным номером, как и следовало ожидать, был стриптиз. Лет десять назад шоу могло иметь шумный успех. Пресытившийся платным сексом, эротическим массажем, девочками по звонку, новый зритель хлопал вяло… Отработав, танцовщицы тут же мгновенно изменили свой имидж. Разъезжались уже старшеклассницами, «синими чулками», студентками-очкариками.
За столом прессы, кроме приятелей-журналистов и автора бестселлеров из жизни мафии, я увидел есенинские, цвета ржи, кудри, некрупные, правильные черты лица.
«Арлекино!..»
Счастливый соперник печального Пьеро…
Именно его я видел со спины рядом с О'Брайеном в холле.
Частный детектив сидел вполоборота к столу, за которым располагался миллионер и его крутые спутники…
Появление его в ресторане в обществе О'Брайена, Окуня и боевиков-кавказцев открыло мне глаза.
Арлекино был тут тоже на службе. Абсолютно трезв. Рюмка коньяку «Армения» так и простояла перед ним весь вечер.
Наши крыши действовали совместно, и выходило, что мы как бы в одной компании…
Это был действительно Арлекино.
Я вспомнил поврежденный скотч на вилле за моими окнами. Может, как раз по случаю прибытия Арлекино на Святую Землю и открыта была дверь на Байт ва-Ган…
Я вгляделся в фотографии.
Московский детектив недостаточно проработал схему действий, развернулся в Иерусалиме на редкость бездарно.
У бензозаправки на перекрестке Цомет Пат, когда он вместе с Шабтаем Коэном пытался увезти неизвестную женщину, он действовал неоперативно, неуверенно. За ним могли наблюдать с виллы точно так же, как я наблюдал из окна…
Расплата не заставила себя ждать.
Знал ли Арлекино, рядом с чьим домом он находится?
Знал! Он позвонил мне в дверь. Хотя теперь мы с ним и принадлежали к разным группировкам.
Сказано же у Шекспира: «Будем как юристы! Враги в суде, товарищи в попойке…»
Он принял меры, чтобы не быть узнанным. Наутро после происшедшего на перекрестке Цомет Пат он переоделся и выглядел как новый репатриант — в джинсах «Биг стар» и дешевых кроссовках.
Знали ли убийцы, кто он? Почему в его сумке находилось удостоверение личности Шабтая Коэна?
«Ауди-100» и экскурсионный автобус, которые составляли их транспортное обеспечение… Чьи они?»
На стоянке у дома Шабтая Коэна я этих машин не видел…
Я формулировал вопросы и тут же пытался найти ответы.
Шабтай Коэн мог припарковать обе машины где угодно. На другой стоянке. На Яффо или Агриппас. Коэн мог одолжить «ауди» у друзей. Экскурсионный автобус Шабтая Коэна мог стоять в гараже какого-нибудь туристического агентства…
Убийцы Арлекино могли легко установить человека, из квартиры которого они унесли труп. Особых трудностей это не составляло.
На моей двери и на почтовом ящике стояло «Ицхак Ицхаки» — имя хозяина. Может, ему уже позвонили?!
Главным было не это.
Моему ожиданию пришел конец. Убийство Арлекино означало, что люди О'Брайена уже в Израиле.
— Йоред! Йоред! — кричали рыночные торговцы на «Махане ихуда», евреи и арабы. — Снижаем! Снижаем!
Цены опускались почти каждые четверть часа.
Дело шло к закрытию.
Декабрь был месяцем фруктов — быстропортящихся бананов, авокадо, хурмы. Сходил инжир и гранат, киви и манго. Появилась клубника.
Результаты взаимодействия природы и рук человеческих…
Запах незнакомых пряностей будоражил ноздри еще у входа. Над грудами капусты — цветной, кочанной, брюссельской, кольраби — возвышались пучки сельдерея, петрушки, мяты…
— Йоред! Йоред!
Дом, возвышавшийся над рынком «Махане ихуда» как пирс, вдавался далеко в море плодов. Я обошел уже знакомый прилавок с кондитерскими товарами. Тут начинался просторный, неосвещенный холл. Теперь я уже легко ориентировался. Нащупывая неровности каменного пола, подошел к почтовым ящикам. Включил свет. Ячейка Шабтая Коэна была пуста. На полу на этот раз конвертов тоже не было.
«Арлекино мог свести с Шабтаем Коэном кто-то из соотечественников. Может, соседей…»
Я поискал длинные ашкеназийские фамилии на почтовых ящиках, их было меньше, чем коротких ивритскйх. Но знакомых имен не встретил. Как и накануне, по неожиданно чистой широкой лестнице из белого камня я поднялся на пятый этаж, к двери с пластинкой «Шабтай Коэн» и детскими рисунками на стене сбоку. На тетрадных листках цветными фломастерами с помощью палочек и кружков были изображены фантастические существа. Дверь оказалась закрытой. Я позвонил, твердо зная, что ничем не рискую. Будь Шабтай Коэн связан с убийцами Арлекино или теми, кто мне звонил и прислал послание с угрозой, они первым делом потребовали бы вернуть его удостоверение личности. Шабтай Коэн был напрямую связан с Арлекино, и его судьба никого не интересовала.
—Ми? — спросили меня по ту сторону двери на иврите.
«Кто?»
—Шабтай Коэн.
Дверь открыл сам Коэн.
Сабра был в выпущенной поверх джинсов ковбойке в широкую клетку, домашних тапочках. Кипа у него на этот раз была тоже вязаная, только не серая, а вишневого цвета. Я не видел разницы. Он смотрел на меня с вежливым любопытством.
—Шолом…
Мы поздоровались. Мой приход не вызвал у него интереса.
—Бецалел и Хана Коэн… — Я назвал имена его родителей.
Он взглянул внимательнее.
—Кен. — Он кивнул.
«Да».
—Автобус Цомет Пат… — Я показал жестом, будто держу руль.
Он быстро оглянулся. В прихожей, позади, никого не было. Он махнул мне рукой, приглашая, войти. Мы прошли через холл. За дверью я увидел с дюжину крохотных туфелек и башмачков разных размеров. Вошли в угловую комнату. Кроме софы, здесь стояли и стол, и тумбочка с телевизором. На полочке рядом с тяжелой хрустальной вазой лежал молитвенник. Он показал на стул. Мы сели друг против друга.
—Теудат зеут? — Он вопросительно взглянул на меня.
Ему нужно было его удостоверение личности.
—Паспорт!
Он не понял.
—Пассэ русси! — Я показал головой неопределенно, как бы в сторону, где мог находиться сейчас Арлекино.
На этот раз он понял.
Показал сложенные щепотью пальцы. Это означало наше «Одну секунду!», «Сейчас!», «Минутку!».
Он вышел. Я огляделся.
Если бы в комнату вместе с Шабтаем Коэном вошел крутой израильский амбал, первым делом следовало швырнуть в окно хрустальную вазу.
«Лучше вместе с тумбочкой…»
Разбившись на проезжей части Яффо, они привлекли бы внимание к происходящему в доме. Мои противники пытались бы бежать. Полиция бросилась бы в квартиру и всех повязала.
Лучше было не думать об этом.
Опасность мог представлять и Шабтай Коэн. Многие здесь были вооружены.
«Тем более шоферы экскурсионных автобусов!»
Я решил, что буду ждать не более трех минут… Прошло не менее четырех. Я поднялся, вышел в прихожую. Коэн уже шел мне навстречу откуда-то из глубины квартиры. Я показал ему, чтоб шел за мной. Он промолчал. Не разговаривая, не останавливаясь, мы поднялись на плоскую крышу. Белье, которое я видел накануне, уже сняли. На каменной балюстраде-ограждении сидела жирная серая крыса, смотрела в нашу сторону. Она не думала уходить.
Некая дочь в Москве узнала в сбитой машиной женщине свою мать. Оплакала, омыла, схоронила… Потом мать вернулась. Она попала в больницу с сердечным приступом, не могла дать знать о себе. Об этом писала «Вечерка».
Я пожалел, что в ту ночь на бензоколонке не рассмотрел лучше всех действующих лиц.
Водителя серой «ауди», который вместе с Шабтаем Коэном вытащил женщину из машины, я видел лишь мельком.
Тому была и объективная причина: он стоял спиной к огням бензоколонки, лицо оставалось в тени. Мое же было, наоборот, обращено к свету…
Я снова взглянул на фотографии.
Нет, я не мог сказать, водитель ли серой «ауди» на снимке или нет. Но то, что я видел этого человека, было бесспорно.
«Эти завитушки надо лбом, тонкие правильные черты лица».
Но может, я зря вспомнил о нем.
Тот был земляком великого поэта.
«Спас-Клепики!» — сообщил он с гордостью при нашем первом и единственном разговоре несколько лет назад в сумраке коридора административного здания, где к тому же еще шел ремонт…
Его отличали есенинские кудри.
«Эти волосы взял я у ржи!»
Этот же, в моей прихожей, в жизни и на фотографии был, в натуре, жгучий брюнет…
Я включил все лампочки. Опустился на колени, принялся осматривать пол. Серая мраморная плитка была начисто вытерта теми, кто унес отсюда, из прихожей, в огромном полиэтиленовом мешке труп, обернутый в махровую простыню…
То, что я искал, могло тем не менее уцелеть.
Я намочил вафельное полотенце и принялся тщательно протирать плитку, плинтуса…
Прошло минут пятнадцать, я потерял веру в успех, но все же продолжал тереть каждый квадратный сантиметр.
Среди комочков пыли, копоти, влетавшей с вечно шумящей под окном Элиягу Голомб, я увидел достаточно длинный вьющийся волос.
Поднять его тоже было нелегко, я боялся потерять угол, под которым он был виден. Наконец мне удалось переместить его на лист чистой бумаги.
— Господи, это еще что?
Я был бы рад ошибиться!
Волос был перекрашен! Прикорневая часть — не менее пяти миллиметров — была светлой! Цвета так называемой спелой ржи!..
Я вернулся к фотографиям. Это был московский частный детектив. Еще в Москве я придумал для него прозвище Арлекино… Мы не были знакомы. Разговаривали всего раз и то — по случаю.
Как это бывает между профессионалами, работающими в одной сфере, я знал в общих чертах его историю.
Фамилия Арлекино в ментовских и прокурорских кругах была достаточно известной. Он работал следователем по важнейшим делам прокуратуры Федерации, ставшей затем Генеральной. Атлетичный, с вьющимися локонами, голубоглазый. внешностью чуть романтичной для важняка прокуратуры.
Карьера его в Генеральной прокуратуре сломалась в одночасье.
Было так.
Супруга президента небольшой национальной республики лично проводила избирательную кампанию своего мужа.
Накануне выборов она подослала двух дюжих быков к реальному претенденту на кресло мужа. Претендент угодил реанимацию, выборы выиграл действующий глава власти и счастливый супруг…
Это случилось в славное перестроечное время.
Общественность взволновалась. Быков отловили. Они назвали организатора, сумму гонорара… На представительницу слабого пола завели уголовное дело. Вести его в республике оказалось некому. На следователя давили. Пришлось передать важняку в Москву. Им стал Арлекино.
Конец истории был, однако, предрешен.
У высокопоставленной четы в столице обнаружились не менее высокие покровители. На предъявление обвинения в прокуратуру президентша явилась с солидным московским адвокатом.
Дело было прекращено как незаконно возбужденное.
Важняку объявили неполное служебное соответствие.
Генеральный принес извинение президенту крохотной республики и его супруге.
Положение Арлекино в момент изменилось. Незамедлительно подвернулась длительная — на год, не меньше — командировка в Тмутаракань для расследования чрезвычайно запутанного уголовного дела.
Арлекино отказался: болела жена.
Оставалось подать в отставку. А через короткое время он объявился в ипостаси частного детектива. Профессия эта к тому времени становилась все более престижной и оплачиваемой — бывшему важняку быстро отыскалось место в сфере охраны бизнеса.
Я еще стоял охранником в отеле на Арбате, конфликтуя с Пастором и Окунем, а к Арлекино, несмотря на отсутствие лицензии, уже поступали первые заказы.
Мы познакомились несколько лет назад в Управлении по регистрации и лицензированию, на Щепкина, в мрачном доме, где к тому же еще шел ремонт, мы разговорились совершенно случайно…
Знал ли он мою фамилию?
Вряд ли. Прокурорские не очень жаловали ментов.
Нас вызвали на одно и то же время с разницей в четверть часа для получения лицензии на право заниматься частной детективной деятельностью.
Начальство задерживалось, вместе с другими мы ждали в темном коридоре.
— Бывший важняк или начальник розыска в качестве начальника службы безопасности — лучшая реклама солидной фирмы! Не эти же! — Он показал стоявших у кабинета. Среди ожидавших лицензии частных охранников преобладали молодцы с криминальной внешностью.
Мы разговаривали недолго.
Сотрудники Управления по регистрации и лицензированию появились все разом — их куда-то вывозили: то ли на стрельбы, то ли на общегородские тренировки по борьбе с массовыми общественными беспорядками…
Нас вызвали первыми.
Время от времени я встречал его маленькую рекламку в изданиях типа «Центр плюс» и «Из рук в руки».
Он работал на свой страх и риск.
Как частный сыщик-одиночка быстро преуспел, потому что брался за любые заказы. Не брезговал и поручениями типа поймать на горячем, заловить неверного супруга или супругу…
«Расторопен!..»
В отличие от консервной банки, человек очень часто открывается с неожиданной стороны…
Я полагал, что за его спиной стоят менты, с которыми он периодически контактировал во время работы важняком в прокуратуре России. Оказалось иначе…
Торжественный сбор, посвященный пятилетнему юбилею банка, состоялся в ресторане на Палихе.
Съезжаться начали к шестнадцати.
Кроме крупных банкиров, бизнесменов и представителей прессы, прибыли покровители банка из мэрии, региональных управлений по организованной преступности и экономическим преступлениям, налоговой полиции…
Лукашова пригласила своих друзей из Госдумы.
Представлены были Торговая палата, ОВИР, ряд важных комитетов, комиссий…
Российский мир экономики креп, и в нем понемногу брали верх свежие силы, с трудом, но перемогавшие особенности, связанные везде и во все времена с этапом первичного накопления капитала.
Корешей Камала Салахетдинова было легко отличить — некоторые приехали в прикиде девяносто четвертого года — широких слаксах, кожаных коротких «косухах», с тяжелыми золотыми цепями, выпущенными сверху на сорочки.
Многих гостей сопровождали частные охранники и вооруженные огнестрельным оружием телохранители. Не все имели разрешение его носить.
Между приглашенными могли быть весьма противоречивые связи, которые нельзя было не принимать во внимание. Мы должны были исключить сведение счетов или захват заложников…
Мой кагэбэшник-заместитель, с которым мне все труднее было находить общий язык, предложил поставить на входе хомут с металлоискателем, однако его предложение было единодушно отвергнуто.
Я снова прибег к помощи Рембо, президента ассоциации «Лайнс».
Накануне торжества вечером «Лайнс» и СБ банка вместе приняли под охрану помещение ресторана и прилегающую территорию.
Снаружи ресторан ощетинился охраной: шальные головы не имели шансов свести счеты с кем-то из гостей в наиболее предпочтительном для этого месте — при высадке и посадке в машины…
Взяли под наблюдение и автостоянку. Она была буквально забита иномарками.
Несколько человек дежурили в подъездах и на чердаках соседних зданий. Коридор безопасности тянулся к дверям ресторана.
Особые меры приняты были и внутри.
В гардероб я поставил бывших ментов.
Старшим встал Виктор, мой давнишний друг, крутой московский мент. Бывший коллега Рембо по МУРу, ушедший потом в 108-е. Сотрудник уголовного розыска. Он привел с собой друзей. На них я мог положиться.
«Парусный флот, дворянство морей… — Это сказано и об этих людях тоже. — Высшая знать океанов…»
Начало нашему знакомству несколько лет назад положило задержание вооруженного особо опасного преступника. Перед тем как идти, мы врубили по стакану. Он сказал:
— Ты капитан. Я тоже. По званию мы равны. Но у себя на железке ты — начальник отделения розыска, я в своем 108-м — только зам. И потому я иду первым!
Во время перестройки я надолго потерял его из виду. Когда мы снова отыскали друг друга, он в майорской форме подрабатывал охранником в одном из посольств республик ближнего зарубежья. Работа и его хозяева ему порядком обрыдли.
Я увидел его случайно.
—Майора получил, Витька…
—Валяй в Чечню — и ты получишь!
Мы обнялись. Я подумал:
«Вот кого бы я взял в банк в свои заместители…».
Для начала он пошел в «Независимость» дежурным.
На Палихе я воткнул его в гардероб.
—За вешалку не волнуйся, — сказал он мне, вручая номерок.
Я не отходил от первых лиц банка.
Своих друзей Камал Салахетдинов встречал лично. В дверях. Эти люди не были внесены в список приглашённых. Кто они — об этом можно было лишь догадываться.
Криминальный мир был представлен главами двух солидных группировок.
До этого они договорились совместно выступить гарантами огромного 200-миллионнодолларового кредита, выделенного доселе мало кому известной фирме «Алькад», руководимой Окунем.
Крышу «Алькада» представлял тяжеловатый, с короткой накачанной шеей кавказец в отлично сшитом костюме, подчеркивавшем пластику борца-классика.
Тогда я еще не знал, кто он.
Для женщины, приехавшей вместе с ним, иного определения, кроме «супермодель», я не смог подобрать. Она смело могла претендовать на призовое место любого конкурса красоты. Не ниже 180 сантиметром, с абсолютно прямой спиной и узкой талией. Я мог бы перехватить ее ладонями рук.
«Мисс Осиная талия».
На ней было вечернее черное платье, обнажавшее плечи…
Авторитета и его подругу сопровождали два кавказца-боевика уголовного облика. Затем приехали президент «Алькада» Окунь и еще кто-то, я видел его только со спины…
В списке никого из этих людей не было.
Их усадили за один стол, недалеко от того места, где сидели руководители банка.
— Кто это? — одними губами спросил я у Лукашовой. Я видел авторитета впервые.
Катя поняла, ответила чуть слышно:
— Отари О'Брайен.
«Миллионер. Иностранные компании. Благотворительность. Реклама. Родное телевидение…»
Как журналист, я много раз слышал о нем. Российская и зарубежная пресса создали О'Брайену скандальную известность. Газеты сообщали о его связях с отечественной мафией, а потом, через строчку, о его появлении на очередном приеме для наиболее высокопоставленных государственных сановников.
Для Камала Салахетдинова и Лукашовой была большая честь вести с ним дела и заполучить на наш юбилей…
Завтра об этом должны были сообщить все газеты.
Усадив высокого гостя и его друзей, глава совета директоров и президент банка снова вернулись в холл.
Начало банкета затягивалось. Ждали еще нескольких не менее почетных гостей. Они должны были вот-вот появиться.
Наконец секьюрити «Лайнса» с автостоянки доложил по рации:
— Два джипа и «мерседес»…
Приехала крыша.
Бандиты уже входили. Опасно медлительный, шестипудовый, коротко остриженныйшкаф Лобан — правая рука Жени Дашевского — в кожане, в белом кашне. Сразу за ним Женя Дашевский — высокий, печально-красивый. Сама отчаянность. Молодечество. Обаяние. Он уже не раз чудом избегал смерти. Кое-что о Жене мне было известно. Не без способностей, росший поначалу в нормальной, даже интеллигентной семье, он познакомился с освободившимся опытным квартирным вором, который жил по соседству. Прежде чем обоим сесть, они за короткий срок совершили несколько десятков краж в самых престижных домах… Вор особенно жаловал квартиры известных актеров, музыкантов, коллекционеров…
Не брезговали и грабежами на улицах.
Судья, рассматривавший дело, за месяц до того был раздет в нетрезвом состоянии недалеко от дома, о чем, как водится, никому не сообщил… В вещах молодого вора он увидел свои ключи от квартиры, унесенные вместе с костюмом.
Приговор был суров. Адвокат закатил истерику, не зная, в чем дело…
Назад Женя Дашевский вернулся через много лет вором в законе и сразу заставил о себе говорить.
Его по-прежнему называли просто Женя, сам он считал себя кем-то вроде Робин Гуда.
Подмосковная группировка, во главе которой он встал, с ходу, без предупреждения, нанесла удар по чужакам, отбив оптовый рынок…
Сейчас они с О'Брайеном действовали совместно.
Женя Дашевский окинул взглядом холл, кого-то увидел и просиял.
Лукашова поправила косу, пошла навстречу. Она неплохо смотрелась в строгой юбке, в белейшем деловом пиджаке, под которым вырисовывался глубокий вырез кофточки.
В далеком прошлом будущий глава группировки был кавалером нынешнего президента банка, ходил с ней в один детский сад, сидел рядом на ночном горшке…
Женя Дашевский и Лобан расцеловались с Катей, потом дважды, как положено, с председателем совета директоров.
Вечер начался.
Программу вел постоянный телевизионный ведущий. Рассказывал анекдоты, довольно удачно копировал Горбачева, Ельцина, Жириновского, которые вроде бы прибыли на Палиху приветствовать банк «Независимость» с юбилеем.
Два актера — в камуфляжах, черных шерстяных «бандитках», надвинутых на брови, — приготовили сюрприз. Хотели разыграть сцену нападения с захватом заложников из гостей…
Камал Салахетдинов вмешался прежде, чем актеры успели выхватить из карманов зажигалки-пистолеты.
Дружески, со смешком попросил снять номер.
Бандиты могли не понять шутки. Реприза неминуемо обернулась бы разборкой со всамделишным оружием и кровью….
Было много еды и первосортной выпивки.
Мне с другими секьюрити кайфовать было некогда. Я поднимал со всеми стопку коньяку «Армения» и ставил на стол. Ни Камал Салахетдинов, ни Катя тоже ни разу не пригубили, хотя и провозглашали ответные тосты, благодарили за подарки.
Никто из секьюрити банка не влил в себя ни грамма спиртного…
Все ждали взрыва. Не верилось, что на встрече такого рода обойдется без конфликта.
Между тем все шло по намеченному плану.
Один за другим поднимались приглашенные.
Джамшит от имени страховой компании презентовал земляку «королевскую» охотничью двустволку, хотя Камал понятия не имел о настоящей охоте. Катя получила в подарок легчайший модерновый бронежилет.
Отличился и Рембо. Высоченный, скуластый, с близко, по-медвежьи, посаженными смешливыми глазами, президент «Лайнса» передал Камалу квитанцию на отправленный груз. Вместе с друзьями из Спас-Клепиков они отправили председателю совета директоров банка свежеубитого ими лося.
В разгар вечера перед столиками появился эротический ансамбль. Несколько стройных девочек и юноша недурно имитировали неодолимое взаимное влечение. Коронным номером, как и следовало ожидать, был стриптиз. Лет десять назад шоу могло иметь шумный успех. Пресытившийся платным сексом, эротическим массажем, девочками по звонку, новый зритель хлопал вяло… Отработав, танцовщицы тут же мгновенно изменили свой имидж. Разъезжались уже старшеклассницами, «синими чулками», студентками-очкариками.
За столом прессы, кроме приятелей-журналистов и автора бестселлеров из жизни мафии, я увидел есенинские, цвета ржи, кудри, некрупные, правильные черты лица.
«Арлекино!..»
Счастливый соперник печального Пьеро…
Именно его я видел со спины рядом с О'Брайеном в холле.
Частный детектив сидел вполоборота к столу, за которым располагался миллионер и его крутые спутники…
Появление его в ресторане в обществе О'Брайена, Окуня и боевиков-кавказцев открыло мне глаза.
Арлекино был тут тоже на службе. Абсолютно трезв. Рюмка коньяку «Армения» так и простояла перед ним весь вечер.
Наши крыши действовали совместно, и выходило, что мы как бы в одной компании…
Это был действительно Арлекино.
Я вспомнил поврежденный скотч на вилле за моими окнами. Может, как раз по случаю прибытия Арлекино на Святую Землю и открыта была дверь на Байт ва-Ган…
Я вгляделся в фотографии.
Московский детектив недостаточно проработал схему действий, развернулся в Иерусалиме на редкость бездарно.
У бензозаправки на перекрестке Цомет Пат, когда он вместе с Шабтаем Коэном пытался увезти неизвестную женщину, он действовал неоперативно, неуверенно. За ним могли наблюдать с виллы точно так же, как я наблюдал из окна…
Расплата не заставила себя ждать.
Знал ли Арлекино, рядом с чьим домом он находится?
Знал! Он позвонил мне в дверь. Хотя теперь мы с ним и принадлежали к разным группировкам.
Сказано же у Шекспира: «Будем как юристы! Враги в суде, товарищи в попойке…»
Он принял меры, чтобы не быть узнанным. Наутро после происшедшего на перекрестке Цомет Пат он переоделся и выглядел как новый репатриант — в джинсах «Биг стар» и дешевых кроссовках.
Знали ли убийцы, кто он? Почему в его сумке находилось удостоверение личности Шабтая Коэна?
«Ауди-100» и экскурсионный автобус, которые составляли их транспортное обеспечение… Чьи они?»
На стоянке у дома Шабтая Коэна я этих машин не видел…
Я формулировал вопросы и тут же пытался найти ответы.
Шабтай Коэн мог припарковать обе машины где угодно. На другой стоянке. На Яффо или Агриппас. Коэн мог одолжить «ауди» у друзей. Экскурсионный автобус Шабтая Коэна мог стоять в гараже какого-нибудь туристического агентства…
Убийцы Арлекино могли легко установить человека, из квартиры которого они унесли труп. Особых трудностей это не составляло.
На моей двери и на почтовом ящике стояло «Ицхак Ицхаки» — имя хозяина. Может, ему уже позвонили?!
Главным было не это.
Моему ожиданию пришел конец. Убийство Арлекино означало, что люди О'Брайена уже в Израиле.
— Йоред! Йоред! — кричали рыночные торговцы на «Махане ихуда», евреи и арабы. — Снижаем! Снижаем!
Цены опускались почти каждые четверть часа.
Дело шло к закрытию.
Декабрь был месяцем фруктов — быстропортящихся бананов, авокадо, хурмы. Сходил инжир и гранат, киви и манго. Появилась клубника.
Результаты взаимодействия природы и рук человеческих…
Запах незнакомых пряностей будоражил ноздри еще у входа. Над грудами капусты — цветной, кочанной, брюссельской, кольраби — возвышались пучки сельдерея, петрушки, мяты…
— Йоред! Йоред!
Дом, возвышавшийся над рынком «Махане ихуда» как пирс, вдавался далеко в море плодов. Я обошел уже знакомый прилавок с кондитерскими товарами. Тут начинался просторный, неосвещенный холл. Теперь я уже легко ориентировался. Нащупывая неровности каменного пола, подошел к почтовым ящикам. Включил свет. Ячейка Шабтая Коэна была пуста. На полу на этот раз конвертов тоже не было.
«Арлекино мог свести с Шабтаем Коэном кто-то из соотечественников. Может, соседей…»
Я поискал длинные ашкеназийские фамилии на почтовых ящиках, их было меньше, чем коротких ивритскйх. Но знакомых имен не встретил. Как и накануне, по неожиданно чистой широкой лестнице из белого камня я поднялся на пятый этаж, к двери с пластинкой «Шабтай Коэн» и детскими рисунками на стене сбоку. На тетрадных листках цветными фломастерами с помощью палочек и кружков были изображены фантастические существа. Дверь оказалась закрытой. Я позвонил, твердо зная, что ничем не рискую. Будь Шабтай Коэн связан с убийцами Арлекино или теми, кто мне звонил и прислал послание с угрозой, они первым делом потребовали бы вернуть его удостоверение личности. Шабтай Коэн был напрямую связан с Арлекино, и его судьба никого не интересовала.
—Ми? — спросили меня по ту сторону двери на иврите.
«Кто?»
—Шабтай Коэн.
Дверь открыл сам Коэн.
Сабра был в выпущенной поверх джинсов ковбойке в широкую клетку, домашних тапочках. Кипа у него на этот раз была тоже вязаная, только не серая, а вишневого цвета. Я не видел разницы. Он смотрел на меня с вежливым любопытством.
—Шолом…
Мы поздоровались. Мой приход не вызвал у него интереса.
—Бецалел и Хана Коэн… — Я назвал имена его родителей.
Он взглянул внимательнее.
—Кен. — Он кивнул.
«Да».
—Автобус Цомет Пат… — Я показал жестом, будто держу руль.
Он быстро оглянулся. В прихожей, позади, никого не было. Он махнул мне рукой, приглашая, войти. Мы прошли через холл. За дверью я увидел с дюжину крохотных туфелек и башмачков разных размеров. Вошли в угловую комнату. Кроме софы, здесь стояли и стол, и тумбочка с телевизором. На полочке рядом с тяжелой хрустальной вазой лежал молитвенник. Он показал на стул. Мы сели друг против друга.
—Теудат зеут? — Он вопросительно взглянул на меня.
Ему нужно было его удостоверение личности.
—Паспорт!
Он не понял.
—Пассэ русси! — Я показал головой неопределенно, как бы в сторону, где мог находиться сейчас Арлекино.
На этот раз он понял.
Показал сложенные щепотью пальцы. Это означало наше «Одну секунду!», «Сейчас!», «Минутку!».
Он вышел. Я огляделся.
Если бы в комнату вместе с Шабтаем Коэном вошел крутой израильский амбал, первым делом следовало швырнуть в окно хрустальную вазу.
«Лучше вместе с тумбочкой…»
Разбившись на проезжей части Яффо, они привлекли бы внимание к происходящему в доме. Мои противники пытались бы бежать. Полиция бросилась бы в квартиру и всех повязала.
Лучше было не думать об этом.
Опасность мог представлять и Шабтай Коэн. Многие здесь были вооружены.
«Тем более шоферы экскурсионных автобусов!»
Я решил, что буду ждать не более трех минут… Прошло не менее четырех. Я поднялся, вышел в прихожую. Коэн уже шел мне навстречу откуда-то из глубины квартиры. Я показал ему, чтоб шел за мной. Он промолчал. Не разговаривая, не останавливаясь, мы поднялись на плоскую крышу. Белье, которое я видел накануне, уже сняли. На каменной балюстраде-ограждении сидела жирная серая крыса, смотрела в нашу сторону. Она не думала уходить.