Страница:
Машины их стояли невдалеке.
Разведчики и люди, которых мы ждали, не знали друг друга. Я принял на себя обязанности «отправного». Сразу по приезде мне в «девятку» передали переносную радиостанцию, работавшую ни их волне. Мы могли поддерживать связь не только зрительно.
Тем временем из ресторана все чаще выходили отъезжавшие — молодые мужчины и женщины в модных пальто и шубах, подметавших асфальт. Многие были с солидным сопровождением.
Первым из интересовавшей меня компании появился Арлекино вместе с боевиком-кавказцем. Вдвоем они подошли к стоявшему у тротуара второму «мерсу», тщательнейшим образом осмотрели стоянку, затем саму машину,
«От багажника к капоту…»
Бывший важняк Генеральной прокуратуры, он же частный детектив Николай Холомин, которого я для краткости называю Арлекино, явно возглавлял теперь личную службу безопасности О'Брайена.
Закончив осмотр, Арлекино вернулся в кабак, оставив у машины второго секьюрити, и тут же вышел вместе с О'Брайеном в окружении остальных. О'Брайен хорошо смотрелся на фоне одетых во все темное телохранителей — без пальто, хорошо подстриженный, чуть тяжеловатый, в светлом деловом пиджаке.
Из «Бизнес-клуба» появился давешний мозгляк с супермоделью и телохранителем. Лицо его по-прежнему было наполовину скрыто за огромными дымчатыми стеклами очков. Супермодель на голову возвышалась над ним.
Последним из ресторана показался уже известный мне Окунь.
«Вся компания тут…»
Кроме «мерса», их ждали еще несколько машин. «БМВ», «Вольво» и «Джип-Чероки» с чернеными стеклами стояли уже на ходу.
О'Брайен, телохранители, и Арлекино в том числе, скрылись в машинах. Разъехались в одну секунду…
«Чероки» с авторитетом сразу выдвинулся вперед. Погнал с места. Машины с охраной прикрыли его сзади и сбоку, со стороны тротуара.
Мозгляк уехал в «БМВ» вместе с супермоделью. За ними сзади пристроился Пастор.
«Вольво» с Окунем занял место в арьергарде.
Машины резко уходили…
Вести наблюдение за О'Брайеном силами, которыми я располагал, было по меньшей мере наивно. Обе группы я послал за «БМВ». Сам же снова увязался за «мерседесом» Пастора.
Пастор ехал через всю Москву. На «Пражской» он купил букет свежайших роз. С ленцой. Весело. Не торгуясь. Девицы с цветами в переходе метро — молодухи в джинсах, в куртках на синтепоне — его знали. Пастор был их постоянным клиентом, он с удовольствием расцеловался с каждой, ни разу не вынув рук из карманов кожаной куртки…
«Красивый мужик…»
Продавщицы добавили от себя еще ветку-другую зелени, обвязали лентой букет. Пастор их снова перецеловал. Ему, выражаясь высокопарно, предстоял «романтический визит».
Я вспомнил его девицу в номере отеля на Арбате — розовощекую, в прозрачном бюстгальтере, с болтавшимися резинками вокруг пояса, благоухающую дезодорантом, который не мог забить запах чистого здорового тела… Как она пыталась тогда закрыть передо мной дверь в комнату, где Пастор переодевался! Такие бабы могут быть только у крепких мужиков без комплексов…
Меня интересовало, какое место занимает Пастор в иерархии империи, созданной О'Брайеном? В связи с чем состоялся сегодняшний сбор в «Бизнес-клубе» с привлечением самого монарха?
От метро «Пражская» Пастор подался в сторону Россошанки. «Мерседес» впереди тянул не спеша. Я уже догадался, что Пастор не любит быстрой езды. Разделенные порядочным расстоянием, мы проследовали мимо достопримечательности, сохранившейся еще со времен застоя, — когда у магазина «Прага» многосотенные очереди накапливались до рассвета в подъездах соседних домов. Плакат, выставленный по просьбе жильцов, бодро отсылал к туалету в каких-нибудь восьмистах метрах…
Я поставил кассету. Включил магнитофон. Какая-то композиция… Музыкальной частью заведовал мой сын, шестиклассник. Вместе с группой в машину вошел и мой пацан, слегка вялый, домашний. Вошли и его компьютерные игры, и такой же, как он, добрый плюшевый ирландский сеттер Джимми… Я взглянул на часы: дома уже спали.
Что за злой рок гонял меня по ночам? И в к о нт о р е. И теперь здесь, в банке. Почему мне не жилось, кaк веем людям?!
«Что мне до Пастора и его б…?»
На Россошанке было тихо. Москва выглядела бандитской лишь для тех, кто хотел ее представить такой. Тот, кто получал деньги, продавая горячее чтиво… Его и обвинять в этом было нельзя: люди хотят жареного!
Пастор вышел у углового дома. Букет он нес перед собой, как свечу… Он, видно, намеревался здесь заночевать, потому что «мерседес» сразу отъехал и вскоре развил скорость, на какую моя «девятка» была не способна…
Кассета продолжала крутиться…
Пастор вошел в подъезд. Я следил за окнами — освещены были только три квартиры. Я подождал. Внезапно свет вспыхнул в четвертой — угловой…
К себе в банк я приехал без предупреждения. Ночное несение службы было наиболее трудным. Тут требовалась полная выкладка.
Я нажал на звонок несколько раз, прежде чем мне открыли. Я не ожидал другого. Службу нес кто-то один, салага, остальные спали. Дежурный Витька — мой протеже — открыл, убедившись, что вся смена на ногах. Когда-то я тоже так поступал, когда нес дежурство на внутренних постах в здании Министерства иностранных дел на Смоленской площади. Я работал тогда за нищенский оклад. Сегодняшние секьюрити при некоторых обстоятельствах зарабатывали в час до двадцати пяти долларов, не меньше их коллег на Западе. Я собрал наряд в дежурке. Читать мораль было бесполезно. Сводку происшествий по городу я вывешивал регулярно. Они все знали. В том числе и о судьбе бандитской крыши банка. Нападения на «Независимость» можно было ожидать теперь в любую минуту. Это учитывалось, кстати, при оплате службы. Много людей были готовы завтра же занять их места. Существовал резерв. Мы в состоянии были заменить каждого, кто не соответствует контракту. Даже всех целиком…
—Дежурный с этой минуты отстранен. Становится на пост. Все остальные оштрафованы… Вопросы есть?
Витька подошел, как побитый пес:
—Я додежурю. Все будет в порядке. Езжай…
Я готовил его себе в заместители взамен нынешнего. Витька был смел, дерзок. Но он поостыл, и ему требовался урок.
—Тут становится с т р е м н о… — предупредил я.
Наши личные отношения не могли пострадать оттого, что произошло.
—Я чувствую.
—Чтоб не получилось, как в Хабаровске.
При нападении на банк там были жертвы среди охранников.
—Не беспокойся.
Я еще проверил выдачу оружия, постовую ведомость. Все было в порядке. Я обнадежил:
—Через месяц вернемся к этому вопросу…
Он воспрянул духом. С меня тоже словно спала тяжесть. Он прошел Чечню, прежде чем получить майора. Я, строго взыскивавший нынешний его начальник, так и остался капитаном. У каждого — свое. Ничего необыкновенного в этом не было. Тренер чемпиона Союза по прыжкам в высоту, с которым вскоре мне пришлось встретиться в Иерусалиме, от силы мог взять 155 сантиметров.
Я поднялся к себе. Ни спать, ни заниматься бумагами не хотелось. Можно было достать с полки любимую «Прощай, полицейский» Рафа Балле (не путать с Пьером Вале). Меня окликнули по рации:
—Спишь?
Это был один из разведчиков, уехавших за «БМВ».
— Все в порядке. Как там?
— Ребята устанавливают мозгляка в очках. Тут интересно. Может, подъедешь? Осипенко, дом… Мы встретим. Ты, с п о н т а, газетчик!
Седьмое управление бывшего КГБ СССР, занимавшееся наружным наблюдением — следовало отдать ему должное, — вдумчиво подбирало кадры. Разведчик и разведчица, перекочевавшие в охранно-сыскную структуру «Лайнса», сидели в конторке у лифтерши. Веснушчатые, пышущие здоровьем. Наиболее трудная часть задания была выполнена, каждого дома ждала семья. Лифтерша попалась словоохотливая. Жила одна: все дни не с кем перекинуться словом. Весело врали:
—Ночная работа. Организация оперативных материалов для утренних газет… Сами из провинции… Нет, детей пока нет! К чему?!
То, что они проделывали, называлось «установкой». Ею занимались «установщики». Профессионалы владели обеими смежными профессиями: «разведкой» и «установкой».
—Сейчас для нас главное — зацепиться в газете, снять комнату. Недорого, но чтобы в центре…
Лифтерше они понравились.
—В этом доме ты и не рассчитывай!
Девушка угостила ее шоколадкой. Старуха поставила чай.
—Народ тут непростой. Довоенного засола. С няньками еще выросли…
Молодежь получала квартиры, уезжала. Старики оставались. Заслуженные, забытые, на неверных ногах.
— Значит, можно дать материал! Написать!
— О них уж писали!
Лифтершу немного придерживали. Ждали меня. С моим приходом мысленно прошлись по этажам.
— На четвертом адвокат живет. Знаменитость! Вот он только перед вами сейчас подъехал. С охраной…
— Женатый?
— А зачем? К нему любая придет. Только мигни… Жаль вы не видели, какая с ним… Похлеще Аллы Пугачевой!
Мы принялись за лифтершу тройной тягой.
— Наверное, богатый!
— А то! Он недавно тут. В четырехкомнатной. Метров, считай, сто полезной площади…
— Тут жилплощадь дорогая…
— Сталинская еще постройка. Я думаю, тысяч двести отдал. Зелеными. Да еще ремонт!
— Не боится?
— Кто сейчас не боится! Там все на замках. Перекрыто. Стальные двери, телевизионный глаз на лестнице. А охрана на что?! Телохранители…
— Много?
— Я больше все одного вижу. Кавказец. Жует. Никого не замечает. Не здоровкается…
Речь шла о секьюрити, заказывавшем в «Бизнес-клубе» бугламу с ткемали…
— Вообще-то охранников тут несколько!
— Кто же этот адвокат? Не Макаров?!
— Фамилия их мудреная. Тамм, Рамм… Я его больше все «Николай Лексеич»…
Я теперь не сомневался:
«Доктор Ламм», частная адвокатская контора, обеспечившая покупку «Алькада»…»
Получалось, что в «Бизнес-клубе» сегодня были лишь те, кто прямо или косвенно связан с фирмой «Алькад».
И еще телохранители…
Глава 3
Разведчики и люди, которых мы ждали, не знали друг друга. Я принял на себя обязанности «отправного». Сразу по приезде мне в «девятку» передали переносную радиостанцию, работавшую ни их волне. Мы могли поддерживать связь не только зрительно.
Тем временем из ресторана все чаще выходили отъезжавшие — молодые мужчины и женщины в модных пальто и шубах, подметавших асфальт. Многие были с солидным сопровождением.
Первым из интересовавшей меня компании появился Арлекино вместе с боевиком-кавказцем. Вдвоем они подошли к стоявшему у тротуара второму «мерсу», тщательнейшим образом осмотрели стоянку, затем саму машину,
«От багажника к капоту…»
Бывший важняк Генеральной прокуратуры, он же частный детектив Николай Холомин, которого я для краткости называю Арлекино, явно возглавлял теперь личную службу безопасности О'Брайена.
Закончив осмотр, Арлекино вернулся в кабак, оставив у машины второго секьюрити, и тут же вышел вместе с О'Брайеном в окружении остальных. О'Брайен хорошо смотрелся на фоне одетых во все темное телохранителей — без пальто, хорошо подстриженный, чуть тяжеловатый, в светлом деловом пиджаке.
Из «Бизнес-клуба» появился давешний мозгляк с супермоделью и телохранителем. Лицо его по-прежнему было наполовину скрыто за огромными дымчатыми стеклами очков. Супермодель на голову возвышалась над ним.
Последним из ресторана показался уже известный мне Окунь.
«Вся компания тут…»
Кроме «мерса», их ждали еще несколько машин. «БМВ», «Вольво» и «Джип-Чероки» с чернеными стеклами стояли уже на ходу.
О'Брайен, телохранители, и Арлекино в том числе, скрылись в машинах. Разъехались в одну секунду…
«Чероки» с авторитетом сразу выдвинулся вперед. Погнал с места. Машины с охраной прикрыли его сзади и сбоку, со стороны тротуара.
Мозгляк уехал в «БМВ» вместе с супермоделью. За ними сзади пристроился Пастор.
«Вольво» с Окунем занял место в арьергарде.
Машины резко уходили…
Вести наблюдение за О'Брайеном силами, которыми я располагал, было по меньшей мере наивно. Обе группы я послал за «БМВ». Сам же снова увязался за «мерседесом» Пастора.
Пастор ехал через всю Москву. На «Пражской» он купил букет свежайших роз. С ленцой. Весело. Не торгуясь. Девицы с цветами в переходе метро — молодухи в джинсах, в куртках на синтепоне — его знали. Пастор был их постоянным клиентом, он с удовольствием расцеловался с каждой, ни разу не вынув рук из карманов кожаной куртки…
«Красивый мужик…»
Продавщицы добавили от себя еще ветку-другую зелени, обвязали лентой букет. Пастор их снова перецеловал. Ему, выражаясь высокопарно, предстоял «романтический визит».
Я вспомнил его девицу в номере отеля на Арбате — розовощекую, в прозрачном бюстгальтере, с болтавшимися резинками вокруг пояса, благоухающую дезодорантом, который не мог забить запах чистого здорового тела… Как она пыталась тогда закрыть передо мной дверь в комнату, где Пастор переодевался! Такие бабы могут быть только у крепких мужиков без комплексов…
Меня интересовало, какое место занимает Пастор в иерархии империи, созданной О'Брайеном? В связи с чем состоялся сегодняшний сбор в «Бизнес-клубе» с привлечением самого монарха?
От метро «Пражская» Пастор подался в сторону Россошанки. «Мерседес» впереди тянул не спеша. Я уже догадался, что Пастор не любит быстрой езды. Разделенные порядочным расстоянием, мы проследовали мимо достопримечательности, сохранившейся еще со времен застоя, — когда у магазина «Прага» многосотенные очереди накапливались до рассвета в подъездах соседних домов. Плакат, выставленный по просьбе жильцов, бодро отсылал к туалету в каких-нибудь восьмистах метрах…
Я поставил кассету. Включил магнитофон. Какая-то композиция… Музыкальной частью заведовал мой сын, шестиклассник. Вместе с группой в машину вошел и мой пацан, слегка вялый, домашний. Вошли и его компьютерные игры, и такой же, как он, добрый плюшевый ирландский сеттер Джимми… Я взглянул на часы: дома уже спали.
Что за злой рок гонял меня по ночам? И в к о нт о р е. И теперь здесь, в банке. Почему мне не жилось, кaк веем людям?!
«Что мне до Пастора и его б…?»
На Россошанке было тихо. Москва выглядела бандитской лишь для тех, кто хотел ее представить такой. Тот, кто получал деньги, продавая горячее чтиво… Его и обвинять в этом было нельзя: люди хотят жареного!
Пастор вышел у углового дома. Букет он нес перед собой, как свечу… Он, видно, намеревался здесь заночевать, потому что «мерседес» сразу отъехал и вскоре развил скорость, на какую моя «девятка» была не способна…
Кассета продолжала крутиться…
Пастор вошел в подъезд. Я следил за окнами — освещены были только три квартиры. Я подождал. Внезапно свет вспыхнул в четвертой — угловой…
К себе в банк я приехал без предупреждения. Ночное несение службы было наиболее трудным. Тут требовалась полная выкладка.
Я нажал на звонок несколько раз, прежде чем мне открыли. Я не ожидал другого. Службу нес кто-то один, салага, остальные спали. Дежурный Витька — мой протеже — открыл, убедившись, что вся смена на ногах. Когда-то я тоже так поступал, когда нес дежурство на внутренних постах в здании Министерства иностранных дел на Смоленской площади. Я работал тогда за нищенский оклад. Сегодняшние секьюрити при некоторых обстоятельствах зарабатывали в час до двадцати пяти долларов, не меньше их коллег на Западе. Я собрал наряд в дежурке. Читать мораль было бесполезно. Сводку происшествий по городу я вывешивал регулярно. Они все знали. В том числе и о судьбе бандитской крыши банка. Нападения на «Независимость» можно было ожидать теперь в любую минуту. Это учитывалось, кстати, при оплате службы. Много людей были готовы завтра же занять их места. Существовал резерв. Мы в состоянии были заменить каждого, кто не соответствует контракту. Даже всех целиком…
—Дежурный с этой минуты отстранен. Становится на пост. Все остальные оштрафованы… Вопросы есть?
Витька подошел, как побитый пес:
—Я додежурю. Все будет в порядке. Езжай…
Я готовил его себе в заместители взамен нынешнего. Витька был смел, дерзок. Но он поостыл, и ему требовался урок.
—Тут становится с т р е м н о… — предупредил я.
Наши личные отношения не могли пострадать оттого, что произошло.
—Я чувствую.
—Чтоб не получилось, как в Хабаровске.
При нападении на банк там были жертвы среди охранников.
—Не беспокойся.
Я еще проверил выдачу оружия, постовую ведомость. Все было в порядке. Я обнадежил:
—Через месяц вернемся к этому вопросу…
Он воспрянул духом. С меня тоже словно спала тяжесть. Он прошел Чечню, прежде чем получить майора. Я, строго взыскивавший нынешний его начальник, так и остался капитаном. У каждого — свое. Ничего необыкновенного в этом не было. Тренер чемпиона Союза по прыжкам в высоту, с которым вскоре мне пришлось встретиться в Иерусалиме, от силы мог взять 155 сантиметров.
Я поднялся к себе. Ни спать, ни заниматься бумагами не хотелось. Можно было достать с полки любимую «Прощай, полицейский» Рафа Балле (не путать с Пьером Вале). Меня окликнули по рации:
—Спишь?
Это был один из разведчиков, уехавших за «БМВ».
— Все в порядке. Как там?
— Ребята устанавливают мозгляка в очках. Тут интересно. Может, подъедешь? Осипенко, дом… Мы встретим. Ты, с п о н т а, газетчик!
Седьмое управление бывшего КГБ СССР, занимавшееся наружным наблюдением — следовало отдать ему должное, — вдумчиво подбирало кадры. Разведчик и разведчица, перекочевавшие в охранно-сыскную структуру «Лайнса», сидели в конторке у лифтерши. Веснушчатые, пышущие здоровьем. Наиболее трудная часть задания была выполнена, каждого дома ждала семья. Лифтерша попалась словоохотливая. Жила одна: все дни не с кем перекинуться словом. Весело врали:
—Ночная работа. Организация оперативных материалов для утренних газет… Сами из провинции… Нет, детей пока нет! К чему?!
То, что они проделывали, называлось «установкой». Ею занимались «установщики». Профессионалы владели обеими смежными профессиями: «разведкой» и «установкой».
—Сейчас для нас главное — зацепиться в газете, снять комнату. Недорого, но чтобы в центре…
Лифтерше они понравились.
—В этом доме ты и не рассчитывай!
Девушка угостила ее шоколадкой. Старуха поставила чай.
—Народ тут непростой. Довоенного засола. С няньками еще выросли…
Молодежь получала квартиры, уезжала. Старики оставались. Заслуженные, забытые, на неверных ногах.
— Значит, можно дать материал! Написать!
— О них уж писали!
Лифтершу немного придерживали. Ждали меня. С моим приходом мысленно прошлись по этажам.
— На четвертом адвокат живет. Знаменитость! Вот он только перед вами сейчас подъехал. С охраной…
— Женатый?
— А зачем? К нему любая придет. Только мигни… Жаль вы не видели, какая с ним… Похлеще Аллы Пугачевой!
Мы принялись за лифтершу тройной тягой.
— Наверное, богатый!
— А то! Он недавно тут. В четырехкомнатной. Метров, считай, сто полезной площади…
— Тут жилплощадь дорогая…
— Сталинская еще постройка. Я думаю, тысяч двести отдал. Зелеными. Да еще ремонт!
— Не боится?
— Кто сейчас не боится! Там все на замках. Перекрыто. Стальные двери, телевизионный глаз на лестнице. А охрана на что?! Телохранители…
— Много?
— Я больше все одного вижу. Кавказец. Жует. Никого не замечает. Не здоровкается…
Речь шла о секьюрити, заказывавшем в «Бизнес-клубе» бугламу с ткемали…
— Вообще-то охранников тут несколько!
— Кто же этот адвокат? Не Макаров?!
— Фамилия их мудреная. Тамм, Рамм… Я его больше все «Николай Лексеич»…
Я теперь не сомневался:
«Доктор Ламм», частная адвокатская контора, обеспечившая покупку «Алькада»…»
Получалось, что в «Бизнес-клубе» сегодня были лишь те, кто прямо или косвенно связан с фирмой «Алькад».
И еще телохранители…
Глава 3
Офис израильской фирмы «Ото Кент», где Арлекино получил в прокат «Ауди-100», находился на окраине Холона, живописного городка-спутника в двадцати минутах езды от Большого Тель-Авива.
Я смотрел в окно автобуса. Одна сторона улицы Халохамим была пуста — тут высился большой спортивный комплекс. Огромная реклама на остановке — джинсы, с характерным кольцом-ободком, проступающим сквозь ткань заднего кармана, — рекламировала презервативы:
«Кондом в кармане — и ты всегда в порядке!»
Пятиэтажное здание напротив было торговым центром близлежащего микрорайона, но и тут на тротуаре почти не было видно прохожих. Первые этажи торгового центра занимали продуктовые лавки, магазины. Один из офисов был связан с продажей и ремонтом компьютеров. Сбоку я увидел объявление: «Лизинг. Продажа подержанных автомобилей с гарантией. Разнообразные программы с отделениями в семи городах…»
Чуть поодаль стоял экскурсионный автобус. Я сверил номер. «Он! 75-215-00…»
Я видел его в памятный вечер в районе Цомет Пат. Круг замкнулся.
Прокатная фирма занимала небольшое темноватое помещение на первом этаже и еще бельэтаж. С улицы я попал в темноватый коридор и комнату, где принимались заказы. Когда я вошел, в ней находился служащий с компьютером и трое посетителей. Все четверо стояли.
—Номи? — спросил я.
Служащий кивком отослал куда-то в глубь офиса. В коридоре позади было выгорожено небольшое застекленное помещение для дежурного диспетчера с окном для разговора с клиентами. Я понял: тут оформлялся прокат туристических автобусов. Перед диспетчером висели какие-то графики, расписания…
Он разговаривал с водителями прокатных машин.
Узкой лестницей я поднялся на первый этаж. Обе каморки у лестницы были пусты. В третьей был туалет. Из него показалась тоненькая симпатичная эфиопка в длинной юбке, подметавшей отнюдь не чистый пол.
—Номи?
Она улыбнулась, не испытывая ни малейшего смущения. Тут даже в разговоре с начальством или малознакомыми людьми собеседник мог прервать себя, вспомнив, что ему необходимо «сделать пи-пи».
—«Ауди-100»? — спросила она дружески. — Пойдем.
В иврите нет «вы».
Мимоходом я заметил объявление о записи на трехмесячные курсы охранников. Ниже было указано имя офицера безопасности — Захария. По-видимому, он руководил курсом. То же имя значилось на двери рядом с диспетчерской.
Это был один и тот же человек.
— Можно по-русски?
Я угадал.
Захария — округлый, подозрительно белокожий, чтобы быть израильтянином, держал в пухлой ручке сигарету, невозмутимо курил. Он смахивал на Александра Калягина, недавно побывавшего тут на гастролях.
Я знал этот тип людей.
С ними можно было вести дела.
Одной из их проблем было бритье: они быстро, почти сразу зарастали, так что приходилось бриться по нескольку раз на день.
Он внимательно взглянул на меня. Кивнул.
Что-то мне подсказало, что Арлекино и Захария знакомы. Арлекино обратился к нему не случайно. Если я хотел преуспеть, мне следовало заручиться доверием этого человека. Во всяком случае, опасаться главы фирмы проката автомобилей в Холоне мне не следовало. Я не был целью Арлекино в Израиле.
—У вас найдется несколько минут? Мне кажется, мы можем быть полезны друг другу…
Полная ладошка сделала знак продолжать.
— Речь идет о Николае Евгеньевиче Холомине. Вы его знаете. Он брал у вас в прокат «ауди» и автобус…
— Ваша фамилия? — невозмутимо спросил Захария.
Я достал теудат зеут. Захария сверился с фотографией. Я вспомнил, что он еще и офицер, ведающий вопросами безопасности.
«Контрразведчик… Может, в прошлом сотрудник по борьбе с террором…»
Здесь — распространенная специализация. Случалось, тут использовали профессиональных разведчиков из бывшего СССР, бывших сотрудников Первого Главного и Главного разведывательного управлений — пэтэушников и гэрэушников.
На вид Захарии было не меньше сорока.
—Могу я задать несколько вопросов? — спросил он. — Вы москвич?
—Да.
— Кем вы работали в Москве?
— Офицер, ведающий вопросами безопасности в частном банке. В прошлом ваш коллега.
— В звании…
— Майора милиции.
Он не ответил мне откровенностью. Это могло означать и работу в КГБ СССР. Такое не афишировалось.
— В стране вы один?
— Моя семья в Москве. У меня там произошли неприятности. На меня наехали.
— Как там Москва?
— Ждет нас…
Он начал мне верить. Я улыбнулся:
— Можем создать фонд бывших работников МВД и КГБ…
— Вы знали Холомина по Москве?
— Немного.
Я рассказал, как мы вместе получали лицензии на занятие частной детективной деятельностью.
—Хотите с ним встретиться?
Я решил не хитрить:
—У меня есть все основания полагать, что он погиб.
Это было рискованно. Но я сто раз убеждался в том, что никакие ухищрения не ведут нас к цели вернее, чем интуиция. После паузы Захария заметил негромко:
—И у меня такое чувство… Вы курите?
Захария немного добавил к тому, что я уже знал, однако любая мелочь могла мне помочь.
Как я и предполагал, он знал Арлекино по Москве. Отец Захарии, а попросту Захара, проходил по делу, значившемуся уголовным, но имевшему политическую подоплеку и курировавшемуся органами КГБ.
«Не ошибся ли я по поводу места работы его сына?»
Холомин вел это дело в качестве следователя — важняка прокуратуры республики.
—Николай сделал все, чтобы помочь отцу. Бескорыстно. Он не любил КГБ. Кто-то в его семье пострадал от этой организации. Никакие переименования, смены кадров уже не могут изменить отношение…
Я это знал. Хотя старался быть объективным.
—Он сказал вам, зачем приехал?
—Мы, по существу, даже не успели поговорить. Он взял в прокат «ауди» и автобус. И как-то быстро исчез… Мы должны были встретиться, как только он будет посвободнее.
— Когда вы его в последний раз видели?
Захария выпустил крохотное облачко дыма:
— В пятницу.
Мы видели Арлекино в один и тот же день. В день, когда он погиб. Арлекино сдал «Ауди-100», которая была известна его будущим убийцам…
— В пятницу он уехал от нас на белой «судзуки»… — Захария назвал номер, я записал.
— Машины так и нет?
— Нет. Он брал на неделю. Срок не закончился. Я звонил на автоответчик. Он ни разу не ответил.
«Естественно!»
— А что можно сказать по поводу автобуса? Зачем он был ему нужен?
— Не знаю. Мы обычно не интересуемся. Каждый может взять что хочет.
— Интересно, кого он возил и куда.
— Не знаю… А когда вы его видели?
— В тот же день, что и вы.
Захария раздавил сигарету в пепельнице:
— Будем надеяться, что у него все в порядке.
— Думаю, все как раз наоборот. Его засветили.
— Тогда рано или поздно они выйдут на пункт проката и придут с вопросами, как это сделали вы…
— Скорее всего, у них уже нет в этом необходимости.
Он сделал вид, что не догадывается, о чем идет речь.
— Что можно сказать о том, где использовали автобус?
— Дело тяжелое…
— Холомин не сказал, где он остановился в Израиле?
Захария подумал:
—Он что-то говорил об отеле в Бат-Яме…
Я выехал в Бат-Ям на следующий день рано утром. Ехать пришлось через Тель-Авив. Там меня ожидала пересадка.
Автобус был двухэтажный.
Спуск начался почти сразу, как только мы выехали из Иерусалима. Я сидел у лобового стекла на втором этаже, сверху было все хорошо видно. Горы круто шли вниз. Солнце вплетало в пейзаж жаркие краски. Автобус двигался в ущелье. Это был воспетый в песнях Баб эль Вад — знаменитое вади, где во время войны за независимость перестреляли геройских ребят, пытавшихся прорваться в осажденный Иерусалим. Через лобовое стекло видны были разбитые машины, которые должны были пробить блокаду вокруг Святого города. Ржавые их остовы лежали вдоль обочины. Тут же валялись высохшие венки, должно быть оставшиеся от празднования Дня независимости. Мы катили по Иудейским горам. Внизу мелькали мягкие, как складки одеяла, холмы, лощины. В поселениях, на окрестных холмах, под черепичными красными крышами шла своя жизнь.
«Спальные города…»
Можно было удобно жить даже очень далеко, в горах. Ездить на работу оттуда.
«Машина, телевизор. Прекрасные дороги».
Самое тяжелое — думать на заданную тему. По крайней мере, для меня. Я все время откладывал мучительный для меня процесс. Бывало, там, дома, я сознательно отодвигал на последние минуты мучившие меня с самого начала мысли. Все равно в последний момент все решалось.
«Какой заказ был у Арлекиыо в Израиле? Кто был его партнером? Заказчиком?»
Мы уже въезжали в Тель-Авив. Я смотрел вниз на головы людей на тротуарах, словно с высоты ходулей. Водитель начал подъем к Центральной автобусной станции. Затормозил. Мы прибыли на третий этаж, а возвращаться в Иерусалим мне предстояло с шестого. Пора было выходить.
«Арлекино знал о том, что я в Иерусалиме…» — мелькнуло у меня, пока я спускался по лесенке вниз к двери.
Он наверняка узнал меня накануне, на перекрестке Цомет Пат, и на другой день приехал ко мне, предварительно сменив одежду, машину и номера. Возможно, он хотел предупредить меня! Или искал у меня зашиты? За ним уже следили.
«Прямо у подъезда втолкнули за узорчатую декоративную стенку и всадили нож… Все!»
Я уложился в срок.
Центральная автобусная станция, как всегда, была наполнена людьми. Всюду были видны солдаты — парии и девушки с оружием, которое они никогда не оставляли в частях, всюду таскали с собой.
Я выходил последним.
Что-то кричал продавец набитых овощами огромных метровых батонов — багетов.
Топкие, с абсолютно правильными чертами лица девочки-эфиопки о чем-то спросили у меня на иврите. Я пожал плечами.
Нищий у выхода согнул руку, взглянул на часы. Отметил начало рабочего дня…
Автобус Тель-Авив — Бат-Ям, принадлежавший фирме «Дан» — меньшей из двух компаний, монополизировавших автобусную сеть в Израиле, оказался не самым комфортабельным.
Ехать пришлось долго. Казалось, мы все никак не покинем Тель-Авив.
По тротуарам двигались сотни людей.
В угловых зданиях вывески нескончаемо повторяли названия отделений крупнейших банков — «Хапоалим», «Дисконт», «Мизрахи». В одном из офисов промелькнуло лицо девочки-оператора, на столе перед ней стоял стакан молока.
Я вспомнил помощницу президента банка Наташу и ее кружку с крупной надписью: «ВЫПЕЙ ВТОРУЮ!»
Промелькнувшая в витрине банка служащая осталась позади…
В лобовое стекло теперь видны были маленькие чистые городки, которые мы пересекали, — с узкими чистенькими улицами, со множеством машин, с пальмами на разделительных полосах, с обязательными магазинчиками на всех первых этажах аккуратных невысоких домов. Небольшие городки срастались в один Большой Тель-Авив. Мы проехали Старую Яффу. Узкие улицы, скученные дома. В кофейнях сидели старики в клетчатых платках — израильские арабы, жившие столетия бок о бок с евреями, знавшие иврит не хуже родного.
Баг-Ям был морским курортом. Я гадал, с какой стороны находится море. И все-таки ошибся. Оно показалось не там, где я его ждал.
В автобусе я не заметил никого, кто говорил бы по-русски. На одной из остановок молодая женщина, сидевшая напротив меня, закрыла маленький молитвенник, который всю дорогу читала, поцеловала его, положила в сумку. Приезжие читали в дороге газеты, детективы, большая часть местных молилась…
Показался первый отель.
Я вышел.
Вдоль моря тянулся строй гостиниц-дворцов. «Бат-Ям», «Армон-Ям»… Фигурировавшее в названиях словечко «ям» означало «море».
Стояла необычно теплая даже для этих мест погода. Было по-летнему жарко. Никакого сравнения с по-зимнему холодным Иерусалимом.
Внутри первого же отеля, в который я вошел, царствовала прохлада. Мощные кондиционеры загружали холл волнами холодного свежего воздуха. В дверях, по обыкновению, никто не спросил, живу ли я в отеле. О пропусках не могло быть и речи. У регистрационной стойки меня с улыбкой уже ждал дежурный.
— Чем могу вам помочь?
— Меня интересует, прибыл ли мистер Николаи Холомин…
Взгляд на компьютер. Улыбка.
— Ноу, сори!
— Может, мистер Станислав Мацнев…
Несколько секунд. И снова:
— Ноу.
Следующий отель выглядел таким же многоэтаж shy;ным дорогостоящим ульем.
—Ноу…
«Сарита». « Еру шал аи м»… Отель «Плаза» на улице Яркон… Традиционный обмен улыбками.
—Мистер Николай Холомип…
—Четвертый этаж. Номер 411. Вы хотели бы позвонить ему в номер?
Мой вопрос:
—Он здесь?
Дама из рецепции продиктовала номер, показала на аппарат внутренней связи:
—Плиз…
Я набрал цифры. Женщина следила за мной, не переставая вежливо раздвигать углы губ в улыбке. Этому их здесь учили па специальных курсах гостиничных служащих.
Никто, естественно, не ответил.
— Спасибо, я его подожду…
Фойе было похоже на зал ожидания московского вокзала. Мощные установки справлялись с проникавшей в отель духотой. Администраторша занялась другими посетителями. Я прошел к лифту, поднялся на четвертый этаж. Номер, который занимал Холомин, был закрыт на ключ. Никакой записки в дверях я не увидел. Я прошел по коридору.
Две симпатичные горничные, встретившиеся мне, не спеша тянули тележку с чистым бельем, болтали о чем-то смешном. По их смеху я понял, что они из России. Израильтяне, смеясь, издавали другие звуки, так же, как совсем по-иному выражали испуг или сожаление. От них невозможно было, например, услышать наше «Ай!».
Взглянув внимательнее, я понял, что работа горничных — не основная их профессия. Ту, что выше ростом, черноволосую, я произвел в заведующую патентным бюро из Москвы или Санкт-Петербурга, вторая, скорее всего, редактировала в России журнал или преподавала…
«Скажем, норвежскую литературу…»
Специалисты развозили чистое белье по номерам. Я сел на стул у окна, решил ждать. На подоконнике, за занавеской, кстати оказалась книга на русском, ее, видимо, оставила тут одна из горничных. Я не ошибся, предположив, что кто-то из женщин имеет отношение к печатному слову. От нечего делать я открыл книгу. Это было произведение модного немолодого уже автора. К сожалению, проникнуть в его текст я никогда не мог. Как нельзя попасть в город, который увидел в зеркале. Тщетно я пытался, бывало, найти строчку, которая бы указывала на вход…
Сейчас мне было просто не до того…
Смех горничных доносился уже издалека. Сначала они только забрасывали чистое белье в номера, потом обратным рейсом отвозили использованные простыни, пододеяльники, полотенца, затем надевали все чистое…
Как только они оставили номер Арлекино, я неслышно вошел внутрь. Номер был одноместный, с широкой кроватью, огромным, во всю степу окном, выходившим на море, па знаменитый песчаный бат-ямский пляж. Я охватил лишь боковым взором все это великолепие, а целенаправленное внимание было отдано номеру — вешалке, письменному столу, тумбочке у кровати…
Вешалка была пуста. Сбоку на стуле лежала старая газета. Это был «Бизнес-сервис» на русском за прошлую пятницу. Приложение к «Вестям». Нигде не видно было ни записной книжки, пи блокнота, вообще ни одного клочка бумаги. Быстро один за другим я выдвинул ящики письменного стола — чистота. В шкафу обнаружил только рожок для обуви. Скорее всего, он принадлежал отелю. В ванной комнате в стакане стояла зубная щетка Арлекино и рядом несколько флаконов с дезодорантами. Арлекино тут только ночевал, его резиденция была где-то в другом месте.
Я смотрел в окно автобуса. Одна сторона улицы Халохамим была пуста — тут высился большой спортивный комплекс. Огромная реклама на остановке — джинсы, с характерным кольцом-ободком, проступающим сквозь ткань заднего кармана, — рекламировала презервативы:
«Кондом в кармане — и ты всегда в порядке!»
Пятиэтажное здание напротив было торговым центром близлежащего микрорайона, но и тут на тротуаре почти не было видно прохожих. Первые этажи торгового центра занимали продуктовые лавки, магазины. Один из офисов был связан с продажей и ремонтом компьютеров. Сбоку я увидел объявление: «Лизинг. Продажа подержанных автомобилей с гарантией. Разнообразные программы с отделениями в семи городах…»
Чуть поодаль стоял экскурсионный автобус. Я сверил номер. «Он! 75-215-00…»
Я видел его в памятный вечер в районе Цомет Пат. Круг замкнулся.
Прокатная фирма занимала небольшое темноватое помещение на первом этаже и еще бельэтаж. С улицы я попал в темноватый коридор и комнату, где принимались заказы. Когда я вошел, в ней находился служащий с компьютером и трое посетителей. Все четверо стояли.
—Номи? — спросил я.
Служащий кивком отослал куда-то в глубь офиса. В коридоре позади было выгорожено небольшое застекленное помещение для дежурного диспетчера с окном для разговора с клиентами. Я понял: тут оформлялся прокат туристических автобусов. Перед диспетчером висели какие-то графики, расписания…
Он разговаривал с водителями прокатных машин.
Узкой лестницей я поднялся на первый этаж. Обе каморки у лестницы были пусты. В третьей был туалет. Из него показалась тоненькая симпатичная эфиопка в длинной юбке, подметавшей отнюдь не чистый пол.
—Номи?
Она улыбнулась, не испытывая ни малейшего смущения. Тут даже в разговоре с начальством или малознакомыми людьми собеседник мог прервать себя, вспомнив, что ему необходимо «сделать пи-пи».
—«Ауди-100»? — спросила она дружески. — Пойдем.
В иврите нет «вы».
Мимоходом я заметил объявление о записи на трехмесячные курсы охранников. Ниже было указано имя офицера безопасности — Захария. По-видимому, он руководил курсом. То же имя значилось на двери рядом с диспетчерской.
Это был один и тот же человек.
— Можно по-русски?
Я угадал.
Захария — округлый, подозрительно белокожий, чтобы быть израильтянином, держал в пухлой ручке сигарету, невозмутимо курил. Он смахивал на Александра Калягина, недавно побывавшего тут на гастролях.
Я знал этот тип людей.
С ними можно было вести дела.
Одной из их проблем было бритье: они быстро, почти сразу зарастали, так что приходилось бриться по нескольку раз на день.
Он внимательно взглянул на меня. Кивнул.
Что-то мне подсказало, что Арлекино и Захария знакомы. Арлекино обратился к нему не случайно. Если я хотел преуспеть, мне следовало заручиться доверием этого человека. Во всяком случае, опасаться главы фирмы проката автомобилей в Холоне мне не следовало. Я не был целью Арлекино в Израиле.
—У вас найдется несколько минут? Мне кажется, мы можем быть полезны друг другу…
Полная ладошка сделала знак продолжать.
— Речь идет о Николае Евгеньевиче Холомине. Вы его знаете. Он брал у вас в прокат «ауди» и автобус…
— Ваша фамилия? — невозмутимо спросил Захария.
Я достал теудат зеут. Захария сверился с фотографией. Я вспомнил, что он еще и офицер, ведающий вопросами безопасности.
«Контрразведчик… Может, в прошлом сотрудник по борьбе с террором…»
Здесь — распространенная специализация. Случалось, тут использовали профессиональных разведчиков из бывшего СССР, бывших сотрудников Первого Главного и Главного разведывательного управлений — пэтэушников и гэрэушников.
На вид Захарии было не меньше сорока.
—Могу я задать несколько вопросов? — спросил он. — Вы москвич?
—Да.
— Кем вы работали в Москве?
— Офицер, ведающий вопросами безопасности в частном банке. В прошлом ваш коллега.
— В звании…
— Майора милиции.
Он не ответил мне откровенностью. Это могло означать и работу в КГБ СССР. Такое не афишировалось.
— В стране вы один?
— Моя семья в Москве. У меня там произошли неприятности. На меня наехали.
— Как там Москва?
— Ждет нас…
Он начал мне верить. Я улыбнулся:
— Можем создать фонд бывших работников МВД и КГБ…
— Вы знали Холомина по Москве?
— Немного.
Я рассказал, как мы вместе получали лицензии на занятие частной детективной деятельностью.
—Хотите с ним встретиться?
Я решил не хитрить:
—У меня есть все основания полагать, что он погиб.
Это было рискованно. Но я сто раз убеждался в том, что никакие ухищрения не ведут нас к цели вернее, чем интуиция. После паузы Захария заметил негромко:
—И у меня такое чувство… Вы курите?
Захария немного добавил к тому, что я уже знал, однако любая мелочь могла мне помочь.
Как я и предполагал, он знал Арлекино по Москве. Отец Захарии, а попросту Захара, проходил по делу, значившемуся уголовным, но имевшему политическую подоплеку и курировавшемуся органами КГБ.
«Не ошибся ли я по поводу места работы его сына?»
Холомин вел это дело в качестве следователя — важняка прокуратуры республики.
—Николай сделал все, чтобы помочь отцу. Бескорыстно. Он не любил КГБ. Кто-то в его семье пострадал от этой организации. Никакие переименования, смены кадров уже не могут изменить отношение…
Я это знал. Хотя старался быть объективным.
—Он сказал вам, зачем приехал?
—Мы, по существу, даже не успели поговорить. Он взял в прокат «ауди» и автобус. И как-то быстро исчез… Мы должны были встретиться, как только он будет посвободнее.
— Когда вы его в последний раз видели?
Захария выпустил крохотное облачко дыма:
— В пятницу.
Мы видели Арлекино в один и тот же день. В день, когда он погиб. Арлекино сдал «Ауди-100», которая была известна его будущим убийцам…
— В пятницу он уехал от нас на белой «судзуки»… — Захария назвал номер, я записал.
— Машины так и нет?
— Нет. Он брал на неделю. Срок не закончился. Я звонил на автоответчик. Он ни разу не ответил.
«Естественно!»
— А что можно сказать по поводу автобуса? Зачем он был ему нужен?
— Не знаю. Мы обычно не интересуемся. Каждый может взять что хочет.
— Интересно, кого он возил и куда.
— Не знаю… А когда вы его видели?
— В тот же день, что и вы.
Захария раздавил сигарету в пепельнице:
— Будем надеяться, что у него все в порядке.
— Думаю, все как раз наоборот. Его засветили.
— Тогда рано или поздно они выйдут на пункт проката и придут с вопросами, как это сделали вы…
— Скорее всего, у них уже нет в этом необходимости.
Он сделал вид, что не догадывается, о чем идет речь.
— Что можно сказать о том, где использовали автобус?
— Дело тяжелое…
— Холомин не сказал, где он остановился в Израиле?
Захария подумал:
—Он что-то говорил об отеле в Бат-Яме…
Я выехал в Бат-Ям на следующий день рано утром. Ехать пришлось через Тель-Авив. Там меня ожидала пересадка.
Автобус был двухэтажный.
Спуск начался почти сразу, как только мы выехали из Иерусалима. Я сидел у лобового стекла на втором этаже, сверху было все хорошо видно. Горы круто шли вниз. Солнце вплетало в пейзаж жаркие краски. Автобус двигался в ущелье. Это был воспетый в песнях Баб эль Вад — знаменитое вади, где во время войны за независимость перестреляли геройских ребят, пытавшихся прорваться в осажденный Иерусалим. Через лобовое стекло видны были разбитые машины, которые должны были пробить блокаду вокруг Святого города. Ржавые их остовы лежали вдоль обочины. Тут же валялись высохшие венки, должно быть оставшиеся от празднования Дня независимости. Мы катили по Иудейским горам. Внизу мелькали мягкие, как складки одеяла, холмы, лощины. В поселениях, на окрестных холмах, под черепичными красными крышами шла своя жизнь.
«Спальные города…»
Можно было удобно жить даже очень далеко, в горах. Ездить на работу оттуда.
«Машина, телевизор. Прекрасные дороги».
Самое тяжелое — думать на заданную тему. По крайней мере, для меня. Я все время откладывал мучительный для меня процесс. Бывало, там, дома, я сознательно отодвигал на последние минуты мучившие меня с самого начала мысли. Все равно в последний момент все решалось.
«Какой заказ был у Арлекиыо в Израиле? Кто был его партнером? Заказчиком?»
Мы уже въезжали в Тель-Авив. Я смотрел вниз на головы людей на тротуарах, словно с высоты ходулей. Водитель начал подъем к Центральной автобусной станции. Затормозил. Мы прибыли на третий этаж, а возвращаться в Иерусалим мне предстояло с шестого. Пора было выходить.
«Арлекино знал о том, что я в Иерусалиме…» — мелькнуло у меня, пока я спускался по лесенке вниз к двери.
Он наверняка узнал меня накануне, на перекрестке Цомет Пат, и на другой день приехал ко мне, предварительно сменив одежду, машину и номера. Возможно, он хотел предупредить меня! Или искал у меня зашиты? За ним уже следили.
«Прямо у подъезда втолкнули за узорчатую декоративную стенку и всадили нож… Все!»
Я уложился в срок.
Центральная автобусная станция, как всегда, была наполнена людьми. Всюду были видны солдаты — парии и девушки с оружием, которое они никогда не оставляли в частях, всюду таскали с собой.
Я выходил последним.
Что-то кричал продавец набитых овощами огромных метровых батонов — багетов.
Топкие, с абсолютно правильными чертами лица девочки-эфиопки о чем-то спросили у меня на иврите. Я пожал плечами.
Нищий у выхода согнул руку, взглянул на часы. Отметил начало рабочего дня…
Автобус Тель-Авив — Бат-Ям, принадлежавший фирме «Дан» — меньшей из двух компаний, монополизировавших автобусную сеть в Израиле, оказался не самым комфортабельным.
Ехать пришлось долго. Казалось, мы все никак не покинем Тель-Авив.
По тротуарам двигались сотни людей.
В угловых зданиях вывески нескончаемо повторяли названия отделений крупнейших банков — «Хапоалим», «Дисконт», «Мизрахи». В одном из офисов промелькнуло лицо девочки-оператора, на столе перед ней стоял стакан молока.
Я вспомнил помощницу президента банка Наташу и ее кружку с крупной надписью: «ВЫПЕЙ ВТОРУЮ!»
Промелькнувшая в витрине банка служащая осталась позади…
В лобовое стекло теперь видны были маленькие чистые городки, которые мы пересекали, — с узкими чистенькими улицами, со множеством машин, с пальмами на разделительных полосах, с обязательными магазинчиками на всех первых этажах аккуратных невысоких домов. Небольшие городки срастались в один Большой Тель-Авив. Мы проехали Старую Яффу. Узкие улицы, скученные дома. В кофейнях сидели старики в клетчатых платках — израильские арабы, жившие столетия бок о бок с евреями, знавшие иврит не хуже родного.
Баг-Ям был морским курортом. Я гадал, с какой стороны находится море. И все-таки ошибся. Оно показалось не там, где я его ждал.
В автобусе я не заметил никого, кто говорил бы по-русски. На одной из остановок молодая женщина, сидевшая напротив меня, закрыла маленький молитвенник, который всю дорогу читала, поцеловала его, положила в сумку. Приезжие читали в дороге газеты, детективы, большая часть местных молилась…
Показался первый отель.
Я вышел.
Вдоль моря тянулся строй гостиниц-дворцов. «Бат-Ям», «Армон-Ям»… Фигурировавшее в названиях словечко «ям» означало «море».
Стояла необычно теплая даже для этих мест погода. Было по-летнему жарко. Никакого сравнения с по-зимнему холодным Иерусалимом.
Внутри первого же отеля, в который я вошел, царствовала прохлада. Мощные кондиционеры загружали холл волнами холодного свежего воздуха. В дверях, по обыкновению, никто не спросил, живу ли я в отеле. О пропусках не могло быть и речи. У регистрационной стойки меня с улыбкой уже ждал дежурный.
— Чем могу вам помочь?
— Меня интересует, прибыл ли мистер Николаи Холомин…
Взгляд на компьютер. Улыбка.
— Ноу, сори!
— Может, мистер Станислав Мацнев…
Несколько секунд. И снова:
— Ноу.
Следующий отель выглядел таким же многоэтаж shy;ным дорогостоящим ульем.
—Ноу…
«Сарита». « Еру шал аи м»… Отель «Плаза» на улице Яркон… Традиционный обмен улыбками.
—Мистер Николай Холомип…
—Четвертый этаж. Номер 411. Вы хотели бы позвонить ему в номер?
Мой вопрос:
—Он здесь?
Дама из рецепции продиктовала номер, показала на аппарат внутренней связи:
—Плиз…
Я набрал цифры. Женщина следила за мной, не переставая вежливо раздвигать углы губ в улыбке. Этому их здесь учили па специальных курсах гостиничных служащих.
Никто, естественно, не ответил.
— Спасибо, я его подожду…
Фойе было похоже на зал ожидания московского вокзала. Мощные установки справлялись с проникавшей в отель духотой. Администраторша занялась другими посетителями. Я прошел к лифту, поднялся на четвертый этаж. Номер, который занимал Холомин, был закрыт на ключ. Никакой записки в дверях я не увидел. Я прошел по коридору.
Две симпатичные горничные, встретившиеся мне, не спеша тянули тележку с чистым бельем, болтали о чем-то смешном. По их смеху я понял, что они из России. Израильтяне, смеясь, издавали другие звуки, так же, как совсем по-иному выражали испуг или сожаление. От них невозможно было, например, услышать наше «Ай!».
Взглянув внимательнее, я понял, что работа горничных — не основная их профессия. Ту, что выше ростом, черноволосую, я произвел в заведующую патентным бюро из Москвы или Санкт-Петербурга, вторая, скорее всего, редактировала в России журнал или преподавала…
«Скажем, норвежскую литературу…»
Специалисты развозили чистое белье по номерам. Я сел на стул у окна, решил ждать. На подоконнике, за занавеской, кстати оказалась книга на русском, ее, видимо, оставила тут одна из горничных. Я не ошибся, предположив, что кто-то из женщин имеет отношение к печатному слову. От нечего делать я открыл книгу. Это было произведение модного немолодого уже автора. К сожалению, проникнуть в его текст я никогда не мог. Как нельзя попасть в город, который увидел в зеркале. Тщетно я пытался, бывало, найти строчку, которая бы указывала на вход…
Сейчас мне было просто не до того…
Смех горничных доносился уже издалека. Сначала они только забрасывали чистое белье в номера, потом обратным рейсом отвозили использованные простыни, пододеяльники, полотенца, затем надевали все чистое…
Как только они оставили номер Арлекино, я неслышно вошел внутрь. Номер был одноместный, с широкой кроватью, огромным, во всю степу окном, выходившим на море, па знаменитый песчаный бат-ямский пляж. Я охватил лишь боковым взором все это великолепие, а целенаправленное внимание было отдано номеру — вешалке, письменному столу, тумбочке у кровати…
Вешалка была пуста. Сбоку на стуле лежала старая газета. Это был «Бизнес-сервис» на русском за прошлую пятницу. Приложение к «Вестям». Нигде не видно было ни записной книжки, пи блокнота, вообще ни одного клочка бумаги. Быстро один за другим я выдвинул ящики письменного стола — чистота. В шкафу обнаружил только рожок для обуви. Скорее всего, он принадлежал отелю. В ванной комнате в стакане стояла зубная щетка Арлекино и рядом несколько флаконов с дезодорантами. Арлекино тут только ночевал, его резиденция была где-то в другом месте.