Страница:
Здесь тоже стоял стол со старинной толстой столешницей, но уже меньших размеров. По ту сторону окна высилась стройная, как свеча, ель.
— Хорошо, — признал Денисов.
Угрюмый, малосимпатичный хозяин дачи неожиданно просиял:
— Я здесь жил.
Денисов огляделся: вдоль второго окна стояла металлическая, с никелированными шарами кровать, застеленная шторой. Нижние половины окон были завешаны газетами. Он не увидел ни чемоданов, ни одежды.
— А где же вещи?
Хозяин дачи засуетился, подскочил к кровати, сдернул штору. Под шторой светлел не особенно чистый, в полоску старый тюфяк.
— Все вынес! — мужчина обернулся к Денисову. — Уехал, не заплатил!
— Может, что-то осталось, — сказал Денисов. — Надо посмотреть.
Вместе с хозяином дачи он внимательно оглядел комнату — в известном смысле она оказалась абсолютно пустой. Ни клочка бумаги, ни предмета, имевшего отношение к человеку, проживавшему в мансарде. Металлические части кровати, ручки двери, замок — все было аккуратно вытерто.
. Самое удивительное, Денисов обнаружил на полу у дверей — табак!
«Чтобы сбить со следа собаку! — Денисов задумался. — Но это же чисто по-воровскому!»
— Вот люди! — в сердцах пожаловался хозяин да-i чи. — Я бы и не заметил, если бы не вы! Все со стройкой вожусь.
Денисов вспомнил короткое гнилое долготье, которое он видел во дворе у крыльца.
— Есть планы. Да вы садитесь, — сказал хозяин.
Он сел на кровать. Панцирная сетка с визгом прогнулась почти да самого пола. Денисов подвинул себе стул, хозяин дачи сам поощрял его вопросы.
— Как же он ушел?
— Очень просто. Я ведь посменно работаю. Скользящий график: утро, ночь и двое суток выходной. Сегодня, например, с утра, но приду позже…
Денисов подсчитал дни. Выходило, что Паленов заключил злополучную сделку, когда хозяина дачи весь день не было дома.
Открылось ему и другое:
«Преступник продал кольцо в Расторгуеве, так как знал, что никогда больше здесь не появится! В тот день он ликвидировал свою нору».
— Неужели вы его не найдете и не накажете? — он посмотрел на обманутого квартиросдатчика.
— Найти можно! Я ведь тоже не прост… — хозяин дачи вдруг криво улыбнулся. Маленькая голова ушла в плечи, подбородок качнулся вперед. —
Фамилию, имяотчество я знаю. Списал с документа, он и не догадывается!
Надо только найти ту бумажку, не помню, куда дел.
— Списали? С паспорта? — Денисов был готов его расцеловать.
— Не-е! Паспорта не было. С пропуска.
— Понимаю, с пропуска, — восторг его исчез.
— Сейчас поищем! — Не обращая внимания на Денисова, он почти куб-арем скатился по лестнице вниз.
Денисов сбежал следом.
— Где-то здесь должна быть…
Против старинного, с массивной столешницей самодельного стола стоял тоже самодельный кособокий буфет, сработанный кем-то, про кого говорят «у него обе руки левые».
«Наверное, сам хозяин дачи и делал», — подумал Денисов.
Тот в это время открыл обе нижние дверцы и, сев на корточки, принялся вытаскивать на свет содержимое:
кастрюльки со ржавыми гвоздями, узелки и кулечки с семенами, заготовки ножей.
— Есть! — сказал он вдруг. В руке он держал пересохший желтый обрывок газеты. — «Дернов Иван И-усти-нович. Карандашная фабрика».
— Здорово, — Денисов не стал его разочаровывать. — Поедете на фабрику?
— спросил он.
— Кто его знает, в какую он смену работает, — хозяин дачи бережно разгладил записку. — Как-то я на станцию шел, а он впереди меня. Посмотрю, думаю, куда поедет. Говорил, ему на работу во вторую смену.
— Он вас не видел? — спросил Денисов.
— Нет. Смотрю! А он по магазинам, на рынок. Потом на платформе сидел.
Минут двадцать! — хозяин дачи безразлично, кое-как запихнул выброшенное им назад в буфет.
— Так и не уехал?
— Уехал. Только не в ту сторону! Не в Москву — в обратную сторону. Уже перед самым перерывом движения. Какая тут работа?
«Надо срочно позвонить Сапронову, — подумал Денисов. — Хозяина дачи допросить. Попытаться составить словесный портрет, а потом и робот преступника».
Они еще поговорили.
— Я тогда дам знать, если решусь снять внизу, — сказал Денисов.
— Теперь и мансарда свободна!
— Посмотрим.
Хозяин дачи проводил его до калитки, настроение у пего было испорчено.
Денисов шел медленно, стараясь больше увидеть.
«Преступник ходил по этой дорожке. Там из колодца брал воду. Здесь носил дрова…»
Рядом с дорожкой, сбоку, он увидел вдруг характерный след: рифленая подошва, усложненный узор вдоль рантов.
— Он ходил? — Денисов показал на след. — Резиновые сапоги?
— Они самые, — рассеянно подтвердил хозяин дачи. — В тот день и привез, что я рассказывал.
— Это ж мой размер! — Денисов свернул с дорожки, пропечатал свой след рядом. — Сорок третий!
— Вот как делают… — непонятно отозвался тот. Он казался совсем подавленным.
«Не рано ли я собрался? — подумал Денисов. — Может, попробовать узнать о Белогорловой? И о Шерпе?»
— В принципе мне здесь нравится, — Денисов у калитки остановился. —
Свежий воздух, в магазине натуральное молоко, творог. Ресторан… — при упоминании о ресторане хозяин дачи словно оживился. — Между прочим, не этого ли квартиранта я на днях встретил? С ним еще женщина была!
— Женщина? — переспросил тот.
— В красном пальто.
— Была! — он чему-то обрадовался. Может, тому, что квартирант и не думал убегать далеко — где-то здесь. — В красном пальто. Подвозила его на машине. Мне б тогда номер списать! Тут уж все.
— Она заходила на дачу?
— Нет, сразу уехала. А где ты их видел? — незаметно перешли на «ты».
— В ресторане.
— Вот мерзавец! — хозяин дачи жалобно посмотрел на Денисова. — В ресторан есть деньги, а расплатиться за квартиру…
— По-моему, с ними был еще пожилой мужчина.
В очках, в полушубке. Высокий.
— И он был? С ними?
— Кажется. Знаете его?
Перед тем как ответить, хозяин жестко провел ладонью по давно не бритому подбородку:
— Странно. Очень похож на одного человека. Тоже, как и ты, интересовался дачей.
— И мансарду смотрел? — догадался Денисов.
— Я показал.
— Давно он был?
— Да нет, вчера к вечеру.
«Вот к кому направился Шерп из института Склифосовского!» — Денисов был озадачен.
На обратном пути в электропоезде Денисов стоял — он вбежал одним из последних. В вагоне было много людей: следующая электричка шла в Москву примерно через два часа.
«Главное: успел!..»
Ему так и не удалось спокойно подвести итоги. Сначала Паленов. Денисов не мог его ничем обнадежить.
Больше того: было некогда объяснять. Необходимо было организовать оперативную группу, чтобы по приезде сюда допросить хозяина дачи, осмотреть, уточнить, зафиксировать следы.
На линпункте Денисов только и делал, что звонил по телефону — в райуправление, к себе в отдел, дежурному.
Автоматически регистрировал новости:
— Ответ из Калининграда. Запрос юридической консультации в гостиницу
«Калининград» не поступал…
— Двадцатиподъездный дом установлен. Топографически все совпадает…
Начальник линейного пункта торопил:
— Быстрее: электричка!
"Сапронов с оперативной группой сейчас, должно быть, мчит на машине в
Росторгуево", — подумал Денисов.
Он стоял неудобно — в тесном, заполненном людьми проходе, следя в окне за ландшафтом. Жилые здания там неожиданно исчезли, потянулся длинный скучный пустырь с разбросанными, кое-где свалками отходов.
«Отъехали от Бирюлева-Товарного, — подумал Денисов, меняя ногу, на которую опирался. — Впереди самый унылый перегон…»
Все, что он узнал от хозяина дачи, было важно и давало какое-то представление о степени взаиморасположения действующих лиц. Но были и зацепки — торчащие концы нитей, с помощью которых в будущем можно было распутать весь клубок.
«Электричка, которую преступник ждал на платформе, когда его выследил хозяин дачи, — Денисов машинально зажал на руке большой палец. — Резиновые сапоги с броским рисунком подошвы, какие он в тот день купил. И конечно, рассыпанный у порога мансарды табак! — мысль об исцользованной чисто воровской уловке была, пожалуй, из трех самой важной. — Это же совсем из другой среды! Здесь не месть, не ревность!»
Даже Сапронов, предпочитавший другую версию, тоже, казалось, был озадачен, когда узнал о таба-ке.
— Обязательно изыму, — повторил он несколько раз в трубку, задерживая
Денисова, которому надо было уже выбегать на платформу. — Пошлем на исследование…
Пока он тянул, Денисов успел еще взглянуть на расписание:
"Электричка, с которой уехал в тот день преступник, шла в Ожерелье.
Тоже — последняя перед перерывом…"
Он уже бежал по переходному мосту к платформе, когда младший лейтенант, неожиданно появившись в дверях, крикнул вслед:
— Сейчас позвонили! Дополнительный осмотр квартиры назначен на шестнадцать! Сможешь отдохнуть!
Короткие, часто непонятные записи Шерпа обнаруживались теперь в самых неожиданных местах — на постеленной у трюмо газете, на клочках бумаги, вложенных между страницами журналов и книг.
«Адвокат записывал свои мысли словно для того, чтобы скорее от них избавиться», — подумал Денисов.
Содержание записей было разным, но в большинстве своем это были характеристики собственного настроения, описания окружающего. Ни одна не содержала, например, перечня чего-то, что надлежало сделать в какой-то из дней.
На обратной стороне прикнопленной к стене фотографии эрдельтерьера
Денисов между прочим прочитал:
«…При свете, падавшем из коридора, РР был хорошо виден весь. Задние лапы он придвинул слишком близко к передним, сжал шею — будто с плечами втянулся в узкий костлявый таз. — Сбоку адвокат приписал: — Благослови детей и собак!»
Жена Шерпа с самого начала дополнительного осмотра заняла место у балконной двери, откуда ночью наблюдал за осмотром Денисов. Лицо ее было теперь спокойно-сосредоточенным, замкнутым, казалось промытым до едва заметных золотистых веснушек. Видно было, что она несет свое горе кротко и с достоинством.
Следователь несколько раз предлагал ей взять стул, она молча отказывалась. Обстановка квартирь!, где ее присутствия не ощущалось в течение ряда лет, была для нее непереносима. С другой стороны, чувствовалось, что она устала от дерганий и причуд мужа. Его внезапная гибель была выходом из тупика — она устраняла существовавшие между супругами противоречия.
Вместе со следователем Денисов осматривал записи Шерпа в столе и на полках, потом перешли к книжному шкафу.
— Эти книги принадлежат вашей семье? — спросил следователь у вдовы.
— Да. Многие остались от моего отца. Он был тоже юрист. От него перешли к мужу.
Денисов внимательно осматривал книгу за книгой:
«Уголовное право», «Личность преступника», «Наказание и его применения»
— сочетания этих слов фигурировали во многих названиях. Шерп не исчерпывал интерес чисто научной литературой. В библиотеке были книги — мемуары начальников сыскных отделений полиции России и европейских стран.
Все, что могло представлять оперативный интерес, переносили на стол, складывали поверх старого «Книжного обозрения», оказавшегося неожиданно под рукой.
На столе уже лежало несколько бумаг адвоката, что-то вроде дневников, ускользнувших от внимания на ночном осмотре места происшествия.
И снова: частные записки, сбивчиво написанные строки.
Одна из записей была посвящена жене:
«Нас окружают мифы. И один из них о том, что моя жена когда-нибудь закроет глаза моей матери, будет с ней рядом в ее последний час и, таким образом, все станет на свои-места…»
Случайно обернувшись, Денисов увидел оцепеневшие черты вдовы, читавшей посвященные ей строки; она побледнела еще больше, золотистые промоины веснушек светились как точки жира в кружке кипяченого молока.
Денисов подумал:
"Поэтому Шерп и не сказал ей о том, что летит в Куйбышев на похороны.
Бессмысленное затянувшееся соперничество женщин…" Впрочем, это уже не имело значения.
За трехтомником Витте нержиданно оказался конверт с лаконичной надписью: «Белогорлова». Конверт был канцелярский — серый, обычный, надпись была исполнена черным фломастером.
— Товарищи! — следователь обратил на него внимание понятых.
Присутствовавшие на осмотре соседи Шерпа — не те, что были ночью, подошли ближе. Следователь осторожно пинцетом перенес конверт на стол, потряс над газетой, но внутри ничего не оказалось, кроме выцветшего, трехлетней давности листка отрывного календаря.
Должно быть, Шерп еще раньше сам ликвидировал этот свой архив.
Представлялось маловероятным, чтобы кто-то уже после гибели адвоката обнаружил спрятанный в глубине полок конверт, похитил его содержимое и снова сунул конверт на место.
Следователь пробежал глазами короткую заметку календаря:
«Приготовление шпига. Советы домашней хозяйке…»
Он перевернул листок: "Двадцать четвертое августа.
Восход солнца… Заход…" Следователь показал бумагу вдове: — Вам ни о чем не говорит? — — Приготовление шпига? — вдова покачала головой. — Мы никогда не занимались хозяйством всерьез.
— А дата?
— Игорь Николаевич любил коллекционировать даты, — сказала она. — Это было его хобби. — Вдова показала на одну из записок, лежавшую поверх
«Книжного обозрения»:
«Удивительно! — писал Шерп. — Дело о р-азводе суд назначил к слушанию сначала на двадцать девятое февраля, потом на тринадцатое марта, ъ понедельник, а штамп в паспорте поставили первого an ре ля. Какие все неординарные, наполненные неясным предостережением даты», — Не так ли?
Следователь согласился.
Из участников осмотра один только Денисов мог чтото предположить, но и то, рискуя показаться несерьезным.
Это был день, про который рассказал Старков — муж библиотекарши:
"Воскресенье. Проснулся поздно: ночью дежурил.
Окно открыто. Хорошо! Котенок шуршит шторой…"
"Двадцать четвертого августа в том году, — подумал Денисов, —
Белогорлова объявила мужу, что она и ребенок уезжают из Калининграда…"
Было похоже, будто Шерп и в самом деле коллекционирует даты.
— Вы не замечаете никаких пропаж вещей? — спросил тем временем следователь у вдовы. — Все на месте?
— По-моему, всё цело, — женщина пожала плечами.
— Может, отсутствуют какие-то мелкие предметы?
— Скоморох, — сказала она неуверенно. — Кукла, которую он постоянно носил с собой. Ценности не представляет. Единственно: как память.
— Кукла у нас, — следователь кивнул. — Вы ее получите. Еще вопрос. Есть подозрение, что смерть вашего мужа насильственная. Могли бы вы найти этому объяснение?
— Все знали, что он живет один, — у нее был приятный хрипловатый голое.
По-видимому, она курила. — Много лет проработал адвокатом. Одно время даже гремел, — она запнулась. — А взять ничего не успели. Может, помешали.
— Врагов у него не было?
— Нет. Он был весь как на ладони. Без секрета. Даже плохо. Все о нем все знают. Раньше, бывало, приедешь— кумушки у подъезда всегда в курсе:
«Кофе кончилось», «Вернулся — забыл зонтик, сигареты».
— А в последнее время?
— Не думаю, чтоб он изменился.
— Вас ждут, — предупредил Денисова постовой у входа. — Пожилой мужчина.
Вон его машина, — он показал на стоянку.
— Давно приехал? — спросил Денисов. Он никого не ждал.
— Только сейчас.
Денисов поднялся к себе. Пожилой человек с серым помятым лицом, на котором выделялись черные усы подковой, стоял у кабинета.
— Вы Денисов? — в глазах мелькнуло любопытство. — Мне сказали, что вы можете появиться и сразу уехать. Поэтому я решил ждать.
— У вас дело ко мне?
— Вы занимаетесь делом Белогорловой, — он поправил пушистые усы. — Я старый друг Игоря Николаевича.
Понимаете? Баранов фамилия.
— Прошу.
В кабинете он снял пальто — обычно посетители уголовного розыска сидели одеты, предпочитая не засиживаться, — повесил на вешалку в углу.
Протяжный зуммер подозвал Денисова к телефону.
— Извините. Это дежурный.
— Пожалуйста, вы хозяин.
— Звонили из управления, Денис, — сказал дежурный. — К тебе поехал профессор Баранов. Он обратился к ним, а они уже направили сюда. Автор учебника по праву. Член международной ассоциации…
— Понял, — Денисову показалось, что Баранов догадался о характере звонка. Обоим было неловко.
— Казалось, о многом надо сказать, — профессор помолчал. — Сейчас не знаю, нужны ли разговоры: ничего не поправишь.
— А доброе имя? — спросил Денисов. — С ним как?
Баранов вздохнул:
— Оно остается.
— Вы давно знали друг друга?
— Тридцать лет. Даже больше. Одно время были очень близки, — Баранов провел рукой по лицу.
— Школьные друзья?
— Да, еще со школы. Раньше и дня не проводили порознь, потом не встречались годами.
— А в этом году?
— Этот год оказался особенным: были вместе два раза. Шерп ведь из тех, кто предпочитает быть откровенным с чужими людьми. С посторонними, случайными.
С кем никогда больше не встретишься. Может, эта женщина…
— Белогорлова?
— Да. Знала о нем больше, чем мы. Потому что чужая.
— Вы не считаете, что их могло связывать большее?
— Нет. Думаю, дело в другом. — Баранов как-то мучительно напрягся. —
Пятьдесят — пятьдесят пять — для мужчины тоже трудный возраст. Дети уже самостоятельны. Жена… В это время знаешь: если чего-то не сделал, то не сделаешь уже никогда. Таким положат в гроб и выдадут посмертную характеристику. "Жил с такого-то по такой-то… Работал. Не допускал.
Признать удовлетворительным…" И все. Поэтому в этом возрасте люди снова сплавляются на плотах, садятся за романы, пускаются в одиночные плаванья,
— он вдруг усмехнулся. — Ломают жизнь себе и другим.
Денисов внимательно слушал.
— А сколько пятидесятилетних вдруг начинает бегать по выставкам. Чтобы ничего не упустить! Сто, двести шедевров! А может, хватило бы одного, двух… Сосны, отряхивающей иглы. Улыбки одной Джоконды.
— Вы считаете, что Шерп искал себя?
— Правильнее сказать, что он хотел вырваться из круга обычной жизни.
Возможно, он стал бы заниматься наукой.
— Вы с ним говорили о юриспруденции? — такой неожиданный поворот
Денисова устраивал.
— Случалось. Что вы имеете в виду?
Денисов поколебался: то, о чем он думал, еще не оформилось в версию.
— Его больше интересовали вопросы общей части уголовного права, спросил он-, — или специальной? — Специальная занималась конкретными правонарушениями, перечисленными в Уголовном кодексе.
— Общей части. Проблема состава преступления, вопросы наказания…
— Как он представлял себе предупреждение преступлений? Вам приходилось об этом разговаривать?
Баранов пригладил усы. Картонное лицо его на минуту застыло:
— Он находился в плену представлений, весьма распространенных одно время. Вы, к счастью, этого, по-моему, не застали.
— Будьте добры, подробнее. Все это очень интересно.
— По этой.теории считалось, что даже преступникарецидивиста можно заставить отказаться от преступлеция, если сделать, скажем, такую малость
— запереть дверь, которую тот ожидал увидеть открытой, или в последнюю минуту сменить замки. Даже просто окрикнуть!
— То есть просто отпугнуть?
— После этого он будто бы не станет готовить ключи к новым замкам и вообще станет пай-мальчиком… Никто не спорит, ценности следует всегда держать под замком. А вот есть ли польза от того, что преступника не задерживают на месте преступления, а только отпугивают?
Не знаю. Мы говорили с ним об этом.
— Давно?
— О рецидивистах? Как раз в этом году. В январе.
— Случайно встретились?
Баранов почувствовал, что Денисова заинтересовало что-то конкретное, он помолчал, сопоставляя факты:
— Нет, созвонились. Он позвонил мне, я спешил. Мы встретились у метро, рядом с институтом… — Он подумал. — Я мысленно провел сейчас обзор нашего разговора. Пожалуй, цель его встречи со мной — разговор о рецидиве.
Будучи адвокатом, Шерп близко все же с этим не сталкивался, а я начинал с работы в воспитательной колонии.
— Что его интересовало?
— Он задавал вопросы как-то разрозненно. Может, не хотел, чтобы я понял их цель? Уловки рецидива при совершении преступлений, фиктивные документы.
Я пошутил: «Не хочешь ли остепениться на старости?» Он тоже отшутился. Я порекомендовал ему несколько работ.
— Быстро расстались?
— Он проводил меня к Чистым прудам. Я не придал большого значения разговору… Всего мы говорили минут десять. — Баранов помолчал, потом взглянул на Денисова: — Могу я тоже задать вопрос? Почему вы интересуетесь нашими разговорами о рецидивистах?
— Видите ли… Это все только догадки. Ничего серьезного. Дело в том, что через несколько минут после несчастного случая с Белогорловой в электричке были задержаны два рецидивиста. Они ехали из Москвы.
— Но… — Баранов удивился. — Белогорлова находилась в Коломенском! А
Игорь Николаевич вообще в Куйбышеве!
— Но, понимаете… — Денисов чувствовал себя так, словно ему предстояло резать по живому. — Давайте отложим! У нас еще будет время переговорить.
Несмотря на то что за проверку особо опасных рецидивистов «Малая» и
«Федора» отвечал лично Бахметьев, практически ведала всеми ориентировками
Горохова старший инспектор уголовного розыска, недавно переведенная к ним с другого вокзала. Она же занималась безвестно отсутствовавшими, ушедшими из дому, утерянными документами. Кабинет ее оказался заваленным фотоальбомами и ящичками с картотекой.
— Что вас конкретно интересует? — сразу спросила старший инспектор у
Денисова.
— Я тут записал, — он заглянул в перечень вопросов.
От коллег Денисов уже знал, что как розыскник Горохова энергична и опытна и обещала Бахметьеву в течение полугода навести порядок в розыскных делах.
— Главное, пожалуй, есть ли за ними преступления, пока они находились в розыске? И их связи в Москве?
— Преступления обязательно должны быть, — она отложила картонную таблицу с наклеенными на нее разноцветными кусочками материи, которой занималась до .его прихода. — Этим мы и заняты главным образом.
Судите сами. При обоих оказались крупные суммы денег. Вся одежда на них новая. Не просто новая — только что купленная! А где другая? Ведь не ходили они по Москве в телогрейках! Значит, все это где-то на квартире!
Или в гостинице!
Денисов с интересом следил за ее мыслью.
— Я нашла кафе, где они обедали в день, когда бирюлевцы их задержали.
«Бирюза»!
— Туда же ходят карманники!
— Вот именно! Здесь могут быть их связи, где-то должны находиться документы! Мы послали запросы в Ленинград, в Киев, еще в ряд городов. Я не теряю надежды.
— А что они говорят? «Малай» и «Федор»?
— Вы же знаете… — Горохова вздохнула. — «Докажи, начальник! Тогда будем разговаривать…»
— А пока?
— Абсурд! «Случайно встретились в электричке…»
Она машинально взглянула на часы, потом на образцы ткани, наклеенной на картон. Здесь были кусочки нижнего белья, сорочки, брюк, даже носок.
«Образцы одежды неопознанного трупа, — подумал Денисов. — Гороховой нужно отвезти карту в управление».
— Я сейчас перестану мешать, — сказал он.
— Что вы, что вы! Пожалуйста.
— Куда, они объясняют, ехали?
— Один — к своей девушке, в Домодедово. Адреса, конечно, не знает…
«Договорились встретиться в двадцать два на платформе. Если бы не задержали по дороге, поехали бы вместе в Домодедово — с радостью бы познакомил!»
— А второй? — Конечно же и от другого ждать правды тоже не приходилось.
— Что он?
— «Федор»? Этот ехал в электропоезд в порядке любознательности. Он и в
Москву приехал из Средней Азии для расширения своего кругозора. Есть еще вопросы?
— Не знаю.
По приметам внешности и одежды ни один из них не походил на сбежавшего с дачи в Расторгуеве квартиранта.
«Но по способу действий…» — подумал он.
— На всякий случай. Мало ли как бывает… — Денисов наконец решился: —
Я бы хотел послать на анализ микрочастицы с подкладки их карманов.
Горохова оживилась:
— Конечно, я это сделаю. — А что нас будет преимущественно интересовать?
— Табак, — Денисов помолчал. Главное было произнесено. — Человек, которого я подозреваю в убийстве, использовал табак, чтобы сбить с толку розыскную собаку. Анализ табака из карманов мог бы связать соучастников крепче, чем любые показания очевидцев.
8
— Хорошо, — признал Денисов.
Угрюмый, малосимпатичный хозяин дачи неожиданно просиял:
— Я здесь жил.
Денисов огляделся: вдоль второго окна стояла металлическая, с никелированными шарами кровать, застеленная шторой. Нижние половины окон были завешаны газетами. Он не увидел ни чемоданов, ни одежды.
— А где же вещи?
Хозяин дачи засуетился, подскочил к кровати, сдернул штору. Под шторой светлел не особенно чистый, в полоску старый тюфяк.
— Все вынес! — мужчина обернулся к Денисову. — Уехал, не заплатил!
— Может, что-то осталось, — сказал Денисов. — Надо посмотреть.
Вместе с хозяином дачи он внимательно оглядел комнату — в известном смысле она оказалась абсолютно пустой. Ни клочка бумаги, ни предмета, имевшего отношение к человеку, проживавшему в мансарде. Металлические части кровати, ручки двери, замок — все было аккуратно вытерто.
. Самое удивительное, Денисов обнаружил на полу у дверей — табак!
«Чтобы сбить со следа собаку! — Денисов задумался. — Но это же чисто по-воровскому!»
— Вот люди! — в сердцах пожаловался хозяин да-i чи. — Я бы и не заметил, если бы не вы! Все со стройкой вожусь.
Денисов вспомнил короткое гнилое долготье, которое он видел во дворе у крыльца.
— Есть планы. Да вы садитесь, — сказал хозяин.
Он сел на кровать. Панцирная сетка с визгом прогнулась почти да самого пола. Денисов подвинул себе стул, хозяин дачи сам поощрял его вопросы.
— Как же он ушел?
— Очень просто. Я ведь посменно работаю. Скользящий график: утро, ночь и двое суток выходной. Сегодня, например, с утра, но приду позже…
Денисов подсчитал дни. Выходило, что Паленов заключил злополучную сделку, когда хозяина дачи весь день не было дома.
Открылось ему и другое:
«Преступник продал кольцо в Расторгуеве, так как знал, что никогда больше здесь не появится! В тот день он ликвидировал свою нору».
— Неужели вы его не найдете и не накажете? — он посмотрел на обманутого квартиросдатчика.
— Найти можно! Я ведь тоже не прост… — хозяин дачи вдруг криво улыбнулся. Маленькая голова ушла в плечи, подбородок качнулся вперед. —
Фамилию, имяотчество я знаю. Списал с документа, он и не догадывается!
Надо только найти ту бумажку, не помню, куда дел.
— Списали? С паспорта? — Денисов был готов его расцеловать.
— Не-е! Паспорта не было. С пропуска.
— Понимаю, с пропуска, — восторг его исчез.
— Сейчас поищем! — Не обращая внимания на Денисова, он почти куб-арем скатился по лестнице вниз.
Денисов сбежал следом.
— Где-то здесь должна быть…
Против старинного, с массивной столешницей самодельного стола стоял тоже самодельный кособокий буфет, сработанный кем-то, про кого говорят «у него обе руки левые».
«Наверное, сам хозяин дачи и делал», — подумал Денисов.
Тот в это время открыл обе нижние дверцы и, сев на корточки, принялся вытаскивать на свет содержимое:
кастрюльки со ржавыми гвоздями, узелки и кулечки с семенами, заготовки ножей.
— Есть! — сказал он вдруг. В руке он держал пересохший желтый обрывок газеты. — «Дернов Иван И-усти-нович. Карандашная фабрика».
— Здорово, — Денисов не стал его разочаровывать. — Поедете на фабрику?
— спросил он.
— Кто его знает, в какую он смену работает, — хозяин дачи бережно разгладил записку. — Как-то я на станцию шел, а он впереди меня. Посмотрю, думаю, куда поедет. Говорил, ему на работу во вторую смену.
— Он вас не видел? — спросил Денисов.
— Нет. Смотрю! А он по магазинам, на рынок. Потом на платформе сидел.
Минут двадцать! — хозяин дачи безразлично, кое-как запихнул выброшенное им назад в буфет.
— Так и не уехал?
— Уехал. Только не в ту сторону! Не в Москву — в обратную сторону. Уже перед самым перерывом движения. Какая тут работа?
«Надо срочно позвонить Сапронову, — подумал Денисов. — Хозяина дачи допросить. Попытаться составить словесный портрет, а потом и робот преступника».
Они еще поговорили.
— Я тогда дам знать, если решусь снять внизу, — сказал Денисов.
— Теперь и мансарда свободна!
— Посмотрим.
Хозяин дачи проводил его до калитки, настроение у пего было испорчено.
Денисов шел медленно, стараясь больше увидеть.
«Преступник ходил по этой дорожке. Там из колодца брал воду. Здесь носил дрова…»
Рядом с дорожкой, сбоку, он увидел вдруг характерный след: рифленая подошва, усложненный узор вдоль рантов.
— Он ходил? — Денисов показал на след. — Резиновые сапоги?
— Они самые, — рассеянно подтвердил хозяин дачи. — В тот день и привез, что я рассказывал.
— Это ж мой размер! — Денисов свернул с дорожки, пропечатал свой след рядом. — Сорок третий!
— Вот как делают… — непонятно отозвался тот. Он казался совсем подавленным.
«Не рано ли я собрался? — подумал Денисов. — Может, попробовать узнать о Белогорловой? И о Шерпе?»
— В принципе мне здесь нравится, — Денисов у калитки остановился. —
Свежий воздух, в магазине натуральное молоко, творог. Ресторан… — при упоминании о ресторане хозяин дачи словно оживился. — Между прочим, не этого ли квартиранта я на днях встретил? С ним еще женщина была!
— Женщина? — переспросил тот.
— В красном пальто.
— Была! — он чему-то обрадовался. Может, тому, что квартирант и не думал убегать далеко — где-то здесь. — В красном пальто. Подвозила его на машине. Мне б тогда номер списать! Тут уж все.
— Она заходила на дачу?
— Нет, сразу уехала. А где ты их видел? — незаметно перешли на «ты».
— В ресторане.
— Вот мерзавец! — хозяин дачи жалобно посмотрел на Денисова. — В ресторан есть деньги, а расплатиться за квартиру…
— По-моему, с ними был еще пожилой мужчина.
В очках, в полушубке. Высокий.
— И он был? С ними?
— Кажется. Знаете его?
Перед тем как ответить, хозяин жестко провел ладонью по давно не бритому подбородку:
— Странно. Очень похож на одного человека. Тоже, как и ты, интересовался дачей.
— И мансарду смотрел? — догадался Денисов.
— Я показал.
— Давно он был?
— Да нет, вчера к вечеру.
«Вот к кому направился Шерп из института Склифосовского!» — Денисов был озадачен.
На обратном пути в электропоезде Денисов стоял — он вбежал одним из последних. В вагоне было много людей: следующая электричка шла в Москву примерно через два часа.
«Главное: успел!..»
Ему так и не удалось спокойно подвести итоги. Сначала Паленов. Денисов не мог его ничем обнадежить.
Больше того: было некогда объяснять. Необходимо было организовать оперативную группу, чтобы по приезде сюда допросить хозяина дачи, осмотреть, уточнить, зафиксировать следы.
На линпункте Денисов только и делал, что звонил по телефону — в райуправление, к себе в отдел, дежурному.
Автоматически регистрировал новости:
— Ответ из Калининграда. Запрос юридической консультации в гостиницу
«Калининград» не поступал…
— Двадцатиподъездный дом установлен. Топографически все совпадает…
Начальник линейного пункта торопил:
— Быстрее: электричка!
"Сапронов с оперативной группой сейчас, должно быть, мчит на машине в
Росторгуево", — подумал Денисов.
Он стоял неудобно — в тесном, заполненном людьми проходе, следя в окне за ландшафтом. Жилые здания там неожиданно исчезли, потянулся длинный скучный пустырь с разбросанными, кое-где свалками отходов.
«Отъехали от Бирюлева-Товарного, — подумал Денисов, меняя ногу, на которую опирался. — Впереди самый унылый перегон…»
Все, что он узнал от хозяина дачи, было важно и давало какое-то представление о степени взаиморасположения действующих лиц. Но были и зацепки — торчащие концы нитей, с помощью которых в будущем можно было распутать весь клубок.
«Электричка, которую преступник ждал на платформе, когда его выследил хозяин дачи, — Денисов машинально зажал на руке большой палец. — Резиновые сапоги с броским рисунком подошвы, какие он в тот день купил. И конечно, рассыпанный у порога мансарды табак! — мысль об исцользованной чисто воровской уловке была, пожалуй, из трех самой важной. — Это же совсем из другой среды! Здесь не месть, не ревность!»
Даже Сапронов, предпочитавший другую версию, тоже, казалось, был озадачен, когда узнал о таба-ке.
— Обязательно изыму, — повторил он несколько раз в трубку, задерживая
Денисова, которому надо было уже выбегать на платформу. — Пошлем на исследование…
Пока он тянул, Денисов успел еще взглянуть на расписание:
"Электричка, с которой уехал в тот день преступник, шла в Ожерелье.
Тоже — последняя перед перерывом…"
Он уже бежал по переходному мосту к платформе, когда младший лейтенант, неожиданно появившись в дверях, крикнул вслед:
— Сейчас позвонили! Дополнительный осмотр квартиры назначен на шестнадцать! Сможешь отдохнуть!
Короткие, часто непонятные записи Шерпа обнаруживались теперь в самых неожиданных местах — на постеленной у трюмо газете, на клочках бумаги, вложенных между страницами журналов и книг.
«Адвокат записывал свои мысли словно для того, чтобы скорее от них избавиться», — подумал Денисов.
Содержание записей было разным, но в большинстве своем это были характеристики собственного настроения, описания окружающего. Ни одна не содержала, например, перечня чего-то, что надлежало сделать в какой-то из дней.
На обратной стороне прикнопленной к стене фотографии эрдельтерьера
Денисов между прочим прочитал:
«…При свете, падавшем из коридора, РР был хорошо виден весь. Задние лапы он придвинул слишком близко к передним, сжал шею — будто с плечами втянулся в узкий костлявый таз. — Сбоку адвокат приписал: — Благослови детей и собак!»
Жена Шерпа с самого начала дополнительного осмотра заняла место у балконной двери, откуда ночью наблюдал за осмотром Денисов. Лицо ее было теперь спокойно-сосредоточенным, замкнутым, казалось промытым до едва заметных золотистых веснушек. Видно было, что она несет свое горе кротко и с достоинством.
Следователь несколько раз предлагал ей взять стул, она молча отказывалась. Обстановка квартирь!, где ее присутствия не ощущалось в течение ряда лет, была для нее непереносима. С другой стороны, чувствовалось, что она устала от дерганий и причуд мужа. Его внезапная гибель была выходом из тупика — она устраняла существовавшие между супругами противоречия.
Вместе со следователем Денисов осматривал записи Шерпа в столе и на полках, потом перешли к книжному шкафу.
— Эти книги принадлежат вашей семье? — спросил следователь у вдовы.
— Да. Многие остались от моего отца. Он был тоже юрист. От него перешли к мужу.
Денисов внимательно осматривал книгу за книгой:
«Уголовное право», «Личность преступника», «Наказание и его применения»
— сочетания этих слов фигурировали во многих названиях. Шерп не исчерпывал интерес чисто научной литературой. В библиотеке были книги — мемуары начальников сыскных отделений полиции России и европейских стран.
Все, что могло представлять оперативный интерес, переносили на стол, складывали поверх старого «Книжного обозрения», оказавшегося неожиданно под рукой.
На столе уже лежало несколько бумаг адвоката, что-то вроде дневников, ускользнувших от внимания на ночном осмотре места происшествия.
И снова: частные записки, сбивчиво написанные строки.
Одна из записей была посвящена жене:
«Нас окружают мифы. И один из них о том, что моя жена когда-нибудь закроет глаза моей матери, будет с ней рядом в ее последний час и, таким образом, все станет на свои-места…»
Случайно обернувшись, Денисов увидел оцепеневшие черты вдовы, читавшей посвященные ей строки; она побледнела еще больше, золотистые промоины веснушек светились как точки жира в кружке кипяченого молока.
Денисов подумал:
"Поэтому Шерп и не сказал ей о том, что летит в Куйбышев на похороны.
Бессмысленное затянувшееся соперничество женщин…" Впрочем, это уже не имело значения.
За трехтомником Витте нержиданно оказался конверт с лаконичной надписью: «Белогорлова». Конверт был канцелярский — серый, обычный, надпись была исполнена черным фломастером.
— Товарищи! — следователь обратил на него внимание понятых.
Присутствовавшие на осмотре соседи Шерпа — не те, что были ночью, подошли ближе. Следователь осторожно пинцетом перенес конверт на стол, потряс над газетой, но внутри ничего не оказалось, кроме выцветшего, трехлетней давности листка отрывного календаря.
Должно быть, Шерп еще раньше сам ликвидировал этот свой архив.
Представлялось маловероятным, чтобы кто-то уже после гибели адвоката обнаружил спрятанный в глубине полок конверт, похитил его содержимое и снова сунул конверт на место.
Следователь пробежал глазами короткую заметку календаря:
«Приготовление шпига. Советы домашней хозяйке…»
Он перевернул листок: "Двадцать четвертое августа.
Восход солнца… Заход…" Следователь показал бумагу вдове: — Вам ни о чем не говорит? — — Приготовление шпига? — вдова покачала головой. — Мы никогда не занимались хозяйством всерьез.
— А дата?
— Игорь Николаевич любил коллекционировать даты, — сказала она. — Это было его хобби. — Вдова показала на одну из записок, лежавшую поверх
«Книжного обозрения»:
«Удивительно! — писал Шерп. — Дело о р-азводе суд назначил к слушанию сначала на двадцать девятое февраля, потом на тринадцатое марта, ъ понедельник, а штамп в паспорте поставили первого an ре ля. Какие все неординарные, наполненные неясным предостережением даты», — Не так ли?
Следователь согласился.
Из участников осмотра один только Денисов мог чтото предположить, но и то, рискуя показаться несерьезным.
Это был день, про который рассказал Старков — муж библиотекарши:
"Воскресенье. Проснулся поздно: ночью дежурил.
Окно открыто. Хорошо! Котенок шуршит шторой…"
"Двадцать четвертого августа в том году, — подумал Денисов, —
Белогорлова объявила мужу, что она и ребенок уезжают из Калининграда…"
Было похоже, будто Шерп и в самом деле коллекционирует даты.
— Вы не замечаете никаких пропаж вещей? — спросил тем временем следователь у вдовы. — Все на месте?
— По-моему, всё цело, — женщина пожала плечами.
— Может, отсутствуют какие-то мелкие предметы?
— Скоморох, — сказала она неуверенно. — Кукла, которую он постоянно носил с собой. Ценности не представляет. Единственно: как память.
— Кукла у нас, — следователь кивнул. — Вы ее получите. Еще вопрос. Есть подозрение, что смерть вашего мужа насильственная. Могли бы вы найти этому объяснение?
— Все знали, что он живет один, — у нее был приятный хрипловатый голое.
По-видимому, она курила. — Много лет проработал адвокатом. Одно время даже гремел, — она запнулась. — А взять ничего не успели. Может, помешали.
— Врагов у него не было?
— Нет. Он был весь как на ладони. Без секрета. Даже плохо. Все о нем все знают. Раньше, бывало, приедешь— кумушки у подъезда всегда в курсе:
«Кофе кончилось», «Вернулся — забыл зонтик, сигареты».
— А в последнее время?
— Не думаю, чтоб он изменился.
— Вас ждут, — предупредил Денисова постовой у входа. — Пожилой мужчина.
Вон его машина, — он показал на стоянку.
— Давно приехал? — спросил Денисов. Он никого не ждал.
— Только сейчас.
Денисов поднялся к себе. Пожилой человек с серым помятым лицом, на котором выделялись черные усы подковой, стоял у кабинета.
— Вы Денисов? — в глазах мелькнуло любопытство. — Мне сказали, что вы можете появиться и сразу уехать. Поэтому я решил ждать.
— У вас дело ко мне?
— Вы занимаетесь делом Белогорловой, — он поправил пушистые усы. — Я старый друг Игоря Николаевича.
Понимаете? Баранов фамилия.
— Прошу.
В кабинете он снял пальто — обычно посетители уголовного розыска сидели одеты, предпочитая не засиживаться, — повесил на вешалку в углу.
Протяжный зуммер подозвал Денисова к телефону.
— Извините. Это дежурный.
— Пожалуйста, вы хозяин.
— Звонили из управления, Денис, — сказал дежурный. — К тебе поехал профессор Баранов. Он обратился к ним, а они уже направили сюда. Автор учебника по праву. Член международной ассоциации…
— Понял, — Денисову показалось, что Баранов догадался о характере звонка. Обоим было неловко.
— Казалось, о многом надо сказать, — профессор помолчал. — Сейчас не знаю, нужны ли разговоры: ничего не поправишь.
— А доброе имя? — спросил Денисов. — С ним как?
Баранов вздохнул:
— Оно остается.
— Вы давно знали друг друга?
— Тридцать лет. Даже больше. Одно время были очень близки, — Баранов провел рукой по лицу.
— Школьные друзья?
— Да, еще со школы. Раньше и дня не проводили порознь, потом не встречались годами.
— А в этом году?
— Этот год оказался особенным: были вместе два раза. Шерп ведь из тех, кто предпочитает быть откровенным с чужими людьми. С посторонними, случайными.
С кем никогда больше не встретишься. Может, эта женщина…
— Белогорлова?
— Да. Знала о нем больше, чем мы. Потому что чужая.
— Вы не считаете, что их могло связывать большее?
— Нет. Думаю, дело в другом. — Баранов как-то мучительно напрягся. —
Пятьдесят — пятьдесят пять — для мужчины тоже трудный возраст. Дети уже самостоятельны. Жена… В это время знаешь: если чего-то не сделал, то не сделаешь уже никогда. Таким положат в гроб и выдадут посмертную характеристику. "Жил с такого-то по такой-то… Работал. Не допускал.
Признать удовлетворительным…" И все. Поэтому в этом возрасте люди снова сплавляются на плотах, садятся за романы, пускаются в одиночные плаванья,
— он вдруг усмехнулся. — Ломают жизнь себе и другим.
Денисов внимательно слушал.
— А сколько пятидесятилетних вдруг начинает бегать по выставкам. Чтобы ничего не упустить! Сто, двести шедевров! А может, хватило бы одного, двух… Сосны, отряхивающей иглы. Улыбки одной Джоконды.
— Вы считаете, что Шерп искал себя?
— Правильнее сказать, что он хотел вырваться из круга обычной жизни.
Возможно, он стал бы заниматься наукой.
— Вы с ним говорили о юриспруденции? — такой неожиданный поворот
Денисова устраивал.
— Случалось. Что вы имеете в виду?
Денисов поколебался: то, о чем он думал, еще не оформилось в версию.
— Его больше интересовали вопросы общей части уголовного права, спросил он-, — или специальной? — Специальная занималась конкретными правонарушениями, перечисленными в Уголовном кодексе.
— Общей части. Проблема состава преступления, вопросы наказания…
— Как он представлял себе предупреждение преступлений? Вам приходилось об этом разговаривать?
Баранов пригладил усы. Картонное лицо его на минуту застыло:
— Он находился в плену представлений, весьма распространенных одно время. Вы, к счастью, этого, по-моему, не застали.
— Будьте добры, подробнее. Все это очень интересно.
— По этой.теории считалось, что даже преступникарецидивиста можно заставить отказаться от преступлеция, если сделать, скажем, такую малость
— запереть дверь, которую тот ожидал увидеть открытой, или в последнюю минуту сменить замки. Даже просто окрикнуть!
— То есть просто отпугнуть?
— После этого он будто бы не станет готовить ключи к новым замкам и вообще станет пай-мальчиком… Никто не спорит, ценности следует всегда держать под замком. А вот есть ли польза от того, что преступника не задерживают на месте преступления, а только отпугивают?
Не знаю. Мы говорили с ним об этом.
— Давно?
— О рецидивистах? Как раз в этом году. В январе.
— Случайно встретились?
Баранов почувствовал, что Денисова заинтересовало что-то конкретное, он помолчал, сопоставляя факты:
— Нет, созвонились. Он позвонил мне, я спешил. Мы встретились у метро, рядом с институтом… — Он подумал. — Я мысленно провел сейчас обзор нашего разговора. Пожалуй, цель его встречи со мной — разговор о рецидиве.
Будучи адвокатом, Шерп близко все же с этим не сталкивался, а я начинал с работы в воспитательной колонии.
— Что его интересовало?
— Он задавал вопросы как-то разрозненно. Может, не хотел, чтобы я понял их цель? Уловки рецидива при совершении преступлений, фиктивные документы.
Я пошутил: «Не хочешь ли остепениться на старости?» Он тоже отшутился. Я порекомендовал ему несколько работ.
— Быстро расстались?
— Он проводил меня к Чистым прудам. Я не придал большого значения разговору… Всего мы говорили минут десять. — Баранов помолчал, потом взглянул на Денисова: — Могу я тоже задать вопрос? Почему вы интересуетесь нашими разговорами о рецидивистах?
— Видите ли… Это все только догадки. Ничего серьезного. Дело в том, что через несколько минут после несчастного случая с Белогорловой в электричке были задержаны два рецидивиста. Они ехали из Москвы.
— Но… — Баранов удивился. — Белогорлова находилась в Коломенском! А
Игорь Николаевич вообще в Куйбышеве!
— Но, понимаете… — Денисов чувствовал себя так, словно ему предстояло резать по живому. — Давайте отложим! У нас еще будет время переговорить.
Несмотря на то что за проверку особо опасных рецидивистов «Малая» и
«Федора» отвечал лично Бахметьев, практически ведала всеми ориентировками
Горохова старший инспектор уголовного розыска, недавно переведенная к ним с другого вокзала. Она же занималась безвестно отсутствовавшими, ушедшими из дому, утерянными документами. Кабинет ее оказался заваленным фотоальбомами и ящичками с картотекой.
— Что вас конкретно интересует? — сразу спросила старший инспектор у
Денисова.
— Я тут записал, — он заглянул в перечень вопросов.
От коллег Денисов уже знал, что как розыскник Горохова энергична и опытна и обещала Бахметьеву в течение полугода навести порядок в розыскных делах.
— Главное, пожалуй, есть ли за ними преступления, пока они находились в розыске? И их связи в Москве?
— Преступления обязательно должны быть, — она отложила картонную таблицу с наклеенными на нее разноцветными кусочками материи, которой занималась до .его прихода. — Этим мы и заняты главным образом.
Судите сами. При обоих оказались крупные суммы денег. Вся одежда на них новая. Не просто новая — только что купленная! А где другая? Ведь не ходили они по Москве в телогрейках! Значит, все это где-то на квартире!
Или в гостинице!
Денисов с интересом следил за ее мыслью.
— Я нашла кафе, где они обедали в день, когда бирюлевцы их задержали.
«Бирюза»!
— Туда же ходят карманники!
— Вот именно! Здесь могут быть их связи, где-то должны находиться документы! Мы послали запросы в Ленинград, в Киев, еще в ряд городов. Я не теряю надежды.
— А что они говорят? «Малай» и «Федор»?
— Вы же знаете… — Горохова вздохнула. — «Докажи, начальник! Тогда будем разговаривать…»
— А пока?
— Абсурд! «Случайно встретились в электричке…»
Она машинально взглянула на часы, потом на образцы ткани, наклеенной на картон. Здесь были кусочки нижнего белья, сорочки, брюк, даже носок.
«Образцы одежды неопознанного трупа, — подумал Денисов. — Гороховой нужно отвезти карту в управление».
— Я сейчас перестану мешать, — сказал он.
— Что вы, что вы! Пожалуйста.
— Куда, они объясняют, ехали?
— Один — к своей девушке, в Домодедово. Адреса, конечно, не знает…
«Договорились встретиться в двадцать два на платформе. Если бы не задержали по дороге, поехали бы вместе в Домодедово — с радостью бы познакомил!»
— А второй? — Конечно же и от другого ждать правды тоже не приходилось.
— Что он?
— «Федор»? Этот ехал в электропоезд в порядке любознательности. Он и в
Москву приехал из Средней Азии для расширения своего кругозора. Есть еще вопросы?
— Не знаю.
По приметам внешности и одежды ни один из них не походил на сбежавшего с дачи в Расторгуеве квартиранта.
«Но по способу действий…» — подумал он.
— На всякий случай. Мало ли как бывает… — Денисов наконец решился: —
Я бы хотел послать на анализ микрочастицы с подкладки их карманов.
Горохова оживилась:
— Конечно, я это сделаю. — А что нас будет преимущественно интересовать?
— Табак, — Денисов помолчал. Главное было произнесено. — Человек, которого я подозреваю в убийстве, использовал табак, чтобы сбить с толку розыскную собаку. Анализ табака из карманов мог бы связать соучастников крепче, чем любые показания очевидцев.
8
— …У человека, который скрывается от закона, не может быть ни семьи, ни дома. В лучшем случае остается иллюзия. Так скучилось со мной. Бывало, в последние дни неслышно войду в комнату, встану в дверях, смотрю. Все вроде в порядке. Семья моя в сборе. Жена и дочь. Обе на одно лицо тоненькие, с косичками, в джинсовых костюмчиках. Как сестры. Очень похожи.
Жена и туалеты подбирала обеим одинаковые. А кроме того, стиль! Наташа одевается и красится под школьницу Одна что-то себе читает, другая рисует.
Жена и туалеты подбирала обеим одинаковые. А кроме того, стиль! Наташа одевается и красится под школьницу Одна что-то себе читает, другая рисует.