Словин Леонид Семёнович. Транспортный вариант

   А я смотрю и понимаю: такими они останутся и когда меня уже не будет.
   — Ваша жена — студентка?
   — Пошла по моим стопам — в институт иностранных языков, на переводческий. Когда мы познакомились, она работала в производственном объединении «Элегант».
   Демонстрировала образцы рабочей одежды. Захочет ли она посвятить мне жизнь? И вправе ли я принять жертву? Ведь в лучшем случае я вернусь через много лет.
   Все рухнуло! Семья, дом, надежды… Знаете, в чем моя ошибка? Мне казалось, что деньги, пусть даже добытые преступным путем, решат все проблемы. Какая наивность! С преступления проблемы только начинаются!
   Человек, продавший душу дьяволу, не в состоянии начать новую жизнь. Он способен лишь на жалкое существование, потому что только и делает, что считает оставшиеся дни — когда сатана придет за ним. И думает:
   «Скорее бы к какому-нибудь концу!» —
   Дорога вела в район новостроек, Денисов был здесь впервые. Одинаковой высоты и пропорций здания стояли почти вплотную. По мере приближения машины они расступались, возникали детские площадки, гаражи. Недалеко от кольцевой автомобильной дороги показался пустырь с траншеями для труб. С бензоколонкой.
   — Теперь влево, — сказал начальник строительного управления, сидевший рядом с шофером. — Теперь близко.
   Поворот делали тем не менее удивительно медленно.
   Зеленый сигнал светофора открывался на считанные секунды и, пропустив машину-другую, снова направлял транспорт в главных направлениях.
   «…Откуда на бугре начиналось уродливо вытянутое двадцатиподъездное здание…» — Денисов мысленно сверил местность с описанием в пространном эссе адвоката.
   — По смотрите, — строитель обернулся к Денисову.
   В Глубине жилого массива показалась достаточно высокая труба с двумя поперечными полосами.
   — Сейчас будем на месте, — сказал шофер.
   Двадцатиподъездных зданий в Москве насчитывалось много. Странствия
   Ниязова по кабинетам и этажам исполкомов ни к чему не приводили, пТЗка он не попал к начальнику управления, который сидел сейчас здесь, в машине.
   Шоферу наконец удалось сделать поворот. С правой стороны улицы потянулись однотипные многоподъездные здания. Левая часть была не застроена — стройплощадки, мачты высоковольтной передачи.
   Еще дальше Денисов увидел остановку автобуса.
   Похоже, они действительно приближались к пункту, обозначенному Шерпом в его записях. За автобусной остановкой начиналась холмистая местность, постепенно опускавшаяся к железной дороге.
   — Здесь, — показал строитель.
   Они затормозили. Два десятка однообразных, отделенных равными промежутками подъездов впереди напоминали перфорацию киноленты. Дом стоял на возвышенности. От дороги к нему вела узкая тропинка.
   — В пятидесяти метрах против автобусной остановки виадук. Внизу железнодорожная платформа.
   — Спасибо.
   — Остаетесь? — спутник Денисова, прощаясь, пр"— тянул через спинку сиденья руку. — Звоните.
   Развернувшись, машина со строителями проскочила назад, к шоссе.
   «Я увидел очень четкое и необыкновенно отчетливое изображение окружающего, — Денисов сверился с записями. — Белые дома слева и пустырь по другую сторону дороги. Все было резко: и выведенные, — как по линейке, абрисы окон, и огромная, выкрашенная в два цвета труба, и крыши домов, и платформа».
   Сомнений не было: именно отсюда Шерп наблюдал за кем-то, думая о нем как о ребенке:
   «…Он бодро топал, маленький, чуть ссутулившийся, оборачиваясь ко мне через каждые тридцать — сорок шагов, постепенно возвращаясь в свой образ».
   По поводу направления движения Денисов не колебался: здесь была только одна тропинка, обозначенная четкой черной дугой. Снег на ней был вытоптан еще утром или накануне.
   Пока Денисов шел к дому, никто не встретился ему, не обогнал.
   Тишина холмов вдали нависала над микрорайоном, поглощая привычные городские звуки. Тихо играли дети у подъездов. От платформы за чахлым леском беззвучно удалялась электричка.
   Арка, о которой упоминал Шерп, оказалась узким прямоугольным проемом.
   Он был расположен точно в середине дома.
   "Суть, наверное, в соотношении длины и ширины арок, площадей, зданий…
   — Денисов пожалел, что не спросил об этом у приезжавшего вместе с ним строителя. — Что это за постоянная величина, которая всегда радует глаз?"
   Архитектура была совершенно— незнаком ой Денисову областью знаний, с которой он постоянно сталкивался.
   Денисов прошел под арку. Впереди, по другую сторону проема, оказалось всего три здания. В двух — «самолетах» — размещались школы, третье оказалось башней с единственным подъездом, выложенным по фасаду кафельной плиткой.
   Дальше, за домами, был овраг, по другую сторону его снова тянулись холмы.
   «Тот, кого провожал Шерп, мог направляться только в этот украшенный кафельной плиткой дом, — подумал Денисов. — Сам адвокат по какой-то причине остался на остановке».
   Денисов подошел ближе. Рядом с подъездом никого не было. У угла, против контейнера с мусором, сотрудник милиции — по-видимому, участковый инспектор — разговаривал с женщиной. Денисов подождал, пока он освободится.
   — Товарищ командир, — подошел Денисов, когда женщина ушла. Чуточку фамильярное «командир» было в ходу между незнакомыми сотрудниками примерно одного возраста и положения. В нем было что-то уважительное и в то же время панибратское, на что никто со бтороны не решился бы.
   Он представился, коротко рассказал о несчастном случае, о письме адвоката.
   — Белогорлова? — участковый подумал, покачал головой. — Первый раз слышу. Фамилия ни о чем не говорит.
   — А Шерп? Игорь Николаевич?
   — Никогда не слыхал.
   Они еще поговорили, пока не пошел мелкий водяни стьга снег.
   — Дом тихий, — сказал участковый. — Образцового содержания. Все бы такие. Ни заявлений, ни жалоб.
   — Может, в дэзе что-нибудь подскажут, — подумал Денисов вслух.
   — Дэз здесь недалеко. Только начальник у них в отпуске. В воскресенье видел его в «Ашхабаде».
   — В Ашхабаде? — переспросил Денисов. — А-а…
   В кинотеатре.
   Они пошли по тропинке мимо обеих школ, вдоль двадцатиподъездного здания, лежачего небоскреба, исполина, который с обратной, лишенной подъездов стороны казался еще длиннее.
   — Квартирантов в доме много? — спросил Денисов.
   — Один или два.
   — А молодежи?
   — Хватает. Есть хорошие ребята. — Участковый вдруг остановился: — Где она работает библиотекаршей?
   Денисов сказал.
   — Здесь же парень живет из пансионата! — участковый несильно мазнул
   Денисова рукой по плечу. — Работает культурником. Каждый раз зовет к себе отдыхать!
   — Костя?
   Денисов застал культурника в пансионате, на его рабочем месте. Как и во время их первой беседы, Костя все время улыбался, перебивал себя короткими дельными вопросами, на которые каждый раз отвечал весьма путано. Он поминутно отвлекался, сбивал щелчком пыль с рукавов, заглядывал сзади на свои высоченные каблуки.
   — Для культурника главное что? — спросил он. — Настроение. А еще любить свою работу. Быть естественным. Импровизировать, увлекать. Кабинет, в котором они разговаривали, был завален спортивным инвентарем: мата ми, палатками, металлическими частями разборного турника, но всего больше в комнате было разнокалиберных, медицинского назначения мячей, наполненных песком.
   — Поэтому отдыхающие из всего персонала дольше всех обычно помнят культурника, — разговаривая, он включал и выключал стоявшие перед ним шахматные часы, словно давал себе время на обдумывание.
   — Все это только для отдыхающих? — Денисов показал на инвентарь. — А сотрудники пансионата? Они ведь тоже люди. Собираются вместе? На праздники и вообще.
   — Крайне редко.
   — Вы бывали у Леониды Сергеевны?
   — Дома? Один или два раза.
   — А она? По-моему, тоже недавно была у вас.
   — В пятницу.
   — Вы раньше не говорили об этом.
   — На моем дне рождения.
   За окном снова была зима, с особым покоем, лыжней вдали под деревьями.
   — Какое это имеет отношение? Только путать!
   — Другие сотрудники были? — — Никого из наших, кроме Леониды, — он щелчком пустил часы. И вообще человек семь-восемь.
   — Ваши друзья?
   — По спорту. Еще мать моя была. Видите ли… Как бывает? — он подкинул себе вопрос и стал объяснять. — — Когда в коллективе работают молодые мужчина и женщина несемейные… — он снова замялся. — Кому-то кажется, что между ними что-то есть… Или же их начинают сватать, — закончил он решительно. — У меня есть подруга, Леонида ее знает. Кстати, в тот день она тоже была.
   — Сидели долго? — поинтересовался Денисов.
   — Леонида ушла рано. Сказала, что разболелась голова.
   — Кто-нибудь проводил ее?
   — Она отказалась.
   Костя посчитал тему исчерпанной, выключил шахматные часы, поправил ведомости, лежавшие в беспорядке на подоконнике.
   Денисов этого не считал.
   — Когда вы пригласили Белогорлову к себе? — спросил он. — Задолго до дня рождения?
   — Получилось как? — Культурник вздохнул, пояснил в прежней путаной манере: — Неделю назад говорю ей: «Мать, придешь ко м.не на день рождения?» Она тоже в шутку: «Миноги будут?» — «Для тебя, — говорю, расшибусь!» — «Тогда приду». — Он снова заулыбался. — Конечно, ни за какими миногами я не пошел, думал — и она забудет. В пятницу подходит:
   «Миноги достал? Смотри: я приеду пораньше!»
   — Она действительно приехала раньше?
   — Действительно.
   — Чем вы это объясните?
   Костя включил часы:
   — Дело у нее было ко мне. На работе не поговоришь: люди… И уединиться нельзя!
   — Дело? — переспросил Денисов.
   Культурник смутился:
   — Вернее, я думаю, что дело. А точно не знаю.
   — То есть?
   — Только стали говорить — тут Товарищ звонит. Из «Трудовых резервов».
   Сейчас за начальника команды…
   Потом девчонка. Не та, которая сейчас, а до этой. Все поздравляют, со всеми несколько лет не виделся.
   Культурник оказался человеком удивительно несобранным, но Денисов был готов разговаривать и час и два, чтобы хоть немного узнать о целях визита
   Белогорловой.
   — А тут гости идут: Олег с Сашкой— из первой сборной!
   — О чем вы все-таки успели поговорить с Белогорловой?
   — Я же говорю, — он что-то смахнул с рукава, снова заглянул сзади на свои высоченные каблуки, — так и остались на подступах. «Ты сколько работал в милиции? — спросила она. — Долго?» — «Три года». — «В каком отделении?» — Костя выключил часы, снова включил. Денисов хотел отодвинуть часы, но раздумал:
   оставшемуся без игрушки, культурнику быдо бы не на чем сосредоточить внимание. — «В Советском райуправлении…» — «Друзья там остались?» спрашивает.
   — Дальше.
   — Это за весь вечер… Что-то вначале спросила, чтото потом, когда уже изрядно выпили. Я понял только, что Леониде неудобно было обращаться официально в милицию по поводу какого-то человека. И она хотела, чтобы я помог ей сделать все конфиденциально.
   — Она назвала фамилию?
   — Я же говорю: нам помешали!
   — Этот человек в Москве?
   — Мне кажется, что он живет в Советском районе.
   Потому что, когда я назвал Советское райуправление, она сказала: «Как кстати!»
   "Район, где все произошло, где живет Шерп, — подумал Денисов. —
   Коломенское, Варшавское шоссе…" У него появилось такое чувство, будто он остановился на самых подступах к раскрытию тайны.
   — Что все-таки мешало ей обратиться в милицию? — он ближе подвинул часы, и культурник их машинально тут же включил. — Какое вы создали объяснение для себя? Кто это? Друг, муж? Как вы это объяснили себе?
   Ведь было же какое-то объяснение.
   Костя нерешительно улыбался:
   — Что-то произошло… В каком-то городе, — Может, в Калининграде?
   — В Калининграде! Точно!
   — Но что именно?
   Он снова заюлил, смутился:
   — А вдруг не так?
   — Что вы помните?
   Культурник щелчком включил часы:
   — Леонида была на грани отчаяния: что-то произошло. Этот человек ее спас, и она уехала в Москву. А сейчас он— поя-вился. Леонида в чем-то его подозревает, но не хочет сразу бить в колокола, заявлять! — Культурник предпочел разом от всего освободиться. — Хочет что-то предупредить.
   Преступление? Ничего не понял… — Закончил он серьезнее, чем начал. —
   Кучинская звонила в реанимацию, сказали, Леонида совсем плоха.
   Денисов молча простился.
   "Двадцать четвертое августа, — думал он, направляясь к выходу. —
   Белогорлова неожиданно объявила мужу о том, что она и ребенок уезжают.
   Дата на листке отрывного календаря, обнаруженного у Шерпа. И культурник, если он ничего не напутал, тоже связывает все с отъездом в Москву".
   В цепи событий одиноко, как верстовой столб, какой Денисов . видел во время службы на Севере, стоял непреложный факт — существование человека, который три года назад, в последние дни августа, в Калининграде оказал библиотекарше неоценимую услугу и по поводу которого она обращалась теперь за помощью к культурнику и адвокату.
   Кабинет, в котором они разговаривали, находился в том же коридоре, что и библиотека. Зеленый ряд кактусов вдоль стены, отделанной новыми панелями, вел в вестибюль. Из круглого окна впереди бил сноп света с плававшими в нем пылинками.
   Не доходя до регистратуры, Денисов увидел-телефонный аппарат, дверь в директорский кабинет. В прошлый приезд на этом же месте он решил, что прошел мимо чего-то существенного и важного. На этот раз интуиция мгновенно сработала: телефонный аппарат и круглое окно на аллею, где стоял пансионатский автобус.
   «Не увидела ли Белогорлова в тот день, — подумал он, пересекая вестибюль, — кого-то из этого окна? Может, потому она и позвонила Шерпу, вызвала к ремонтирующемуся зданию? А потом побежала за хрустальной ладьей?»
   — Ну вот! — обрадовался помощник дежурного, увидев Денисова. — А вы боялись, что придется ждать.
   Помощник кивнул на парней у окна. Высокий — с причесанными вперед волосами, с маленьким лбом, в куртке, в вельветовых брюках — был незнаком
   Денисову вовсе. Его товарищ, отвернувшись, смотрел в окно. KOIда он обернулся, Денисов все понял.
   — Пойдете с инспектором, — помощник показал на Денисова. — Он объяснит.
   — Как вас зовут? — обратился тем временем Денисов к первому.
   — Шаров Николай.
   — Шаров Миша, — представился второй.
   Они поднялись наверх. В кабинете Денисов рассмотрел обоих. Близнецы одинаково одевались, носили одни и те же удлиненные прически.
   — По чашке чаю? — предложил Денисов.
   Представлялось важным, чтобы первый ответ братьев был положительным. У обоих, без сомнения, были общие вкусы: могли вместе принять, вместе отринуть…
   На разговор с Близнецами Денисов возлагал большие надежды.
   — С утра слякоть, — сказал один из парней.
   Двойник поддакнул:
   — Может, из зимы да сразу в осень?
   Денисов заварил чай. Иногда, неожиданно для себя, вдруг удавалось угадать необходимую дозу заварки.
   — Вам сказали, почему вы здесь? — спросил Денисов.
   — Насчет понедельника… — сказал тот, что перед этим пожаловался на слякоть.
   — Николай? — спросил его Денисов.
   — Миша.
   — А что насчет понедельника?
   — Мы тогда ехали к тете. Ночевать.
   — Помните тот свой приезд? Погода была такая же, как сегодня…
   — Может, хуже.
   — Дождь и снег. Я помню… — в разговор вступил второй брат. Его отличал едва заметный кариес верх-, них передних зубов. — В тот раз мы задержались на работе, в аэропорту.
   — Вы там работаете?
   — Техниками. У одного товарища был день рождения. В понедельник мы обычно едем ночевать к тетке.
   Так повелось…
   Они е удовольствием пили красноватый ароматный, чай.
   — Родителей у нас нет…
   — Это сестра матери…
   — Вы шли переходным мостом? — поинтересовался Денисов.
   — С электрички? Зачем? Через пути… Короче! — — Там стоял рефрижераторный поезд.
   — Мы под вагоном…
   Денисов отставил стакан. Он не сделал и глотка.
   Чаинки тяжело устилали дно. Чай чуть остыл и был совсем хорош.
   — Когда поднимаешься от путей, там наверху ремонтируется здание…
   Заметили? — спросил он.
   — Я видел, — Николай приоткрыл едва заметный коричневатый след на верхних зубах.
   — А машину видели?
   — Видели…
   Близнецы взглянули друг на друга, засмеялись.
   — О чем вы? — спросил Денисов.
   — Да так…
   Второй объяснил:
   — Отчим наш любил пошутить. Однажды в гостях у старых друзей незаметно сложил маме в сумку все столовое серебро… — Они снова заулыбались. — А через неделю пригласил их к нам и сказал, чтобы мама подала к столу их ложки…
   — Столько хохоту было, — поддержал брат.
   — Не понял… — признался Денисов. — Какая связь?
   — Очень просто! Машина эта прошла мимо нас. Открылась дверца, и она осветилась…
   — Слушаю.
   — На мужчине была маска. Знаете, продают в «Детском мире»? Очки, нос и усы… Мы и обратили внимание!
   — Что-нибудь еще?
   — На заднем сиденье что-то лежало. В чехле. Складная удочка или спиннинг…
   «Охотничий карабин? — подумал Денисов, когда двойняшки ушли. — Пожалуй, по длине может соответствовать спиннингу».
   Денисов сидел рядом с шофером, смотрел перед собой. В растянувшихся сумерках, обходя лужи, полные талого снега, спешили люди. Из-под колес идущих впереди машин струями била вода.
   — Теперь махнем бывшей Большой Никитской… — обращаясь вроде к самому себе, сказал шофер.
   Он отлично знал старую Москву, и Денисов любил с ним ездить.
   — Раньше тут Никитский женский монастырь стоял, а неподалеку здесь
   Шведский тупик, Бывшее Шведское подворье. Там послы жили.
   Его разговор не мешал Денисову анализировать поведение Шерпа.
   «Расставшись с адвокатурой, — думал Денисов, — он не мог смириться с новым положением. Стал суетлив, растерян, склонен к плаксивости. К этому, как выразился профессор Баранов, добавился трудный возраст…»
   Иногда сквозь рой мыслей до Денисова доносилось монотонное:
   — Гнездниковские переулк-и я раньше хорошо знал.
   И Большой и Малый. Тут «гнездники» жили — мастера по дверным петлям. А мы голубей здесь гоняли…
   «…Ему — человеку, начавшему с нуля, такая клиентка, как Белогорлова, была кстати — диковатая, с собственной, неустроенностью, полностью закрытая для коллег и близких. Кроме того, ей должно было казаться, что адвокат в состоянии отвести любую беду».
   Денисов, закрыл глаза, но дремать было уже некогда.
   — Сейчас Большими Грузинами проедем, — беззаботно продолжал шофер. —
   Раньше говорили: Грузинский Камер-Коллежский вал. Шестнадцать застав тогда было вокруг города…
   — Здесь, — сказал Денисов рядом со стандартным пятиэтажным домом, стоявшим в окружении таких же непримечательных зданий.
   Дверь открыла сестра Белогорловой. Денисов не узнал ее: домашнее, с короткими рукавами платье делало Гладилину круглее, женственнее.
   — Вы? — Она не удивилась, показала рукой: — Входите. Правда, ремонт у нас.
   В прихожей не было ничего примечательного, кроме покрытого лаком блестящего, чуть розоватого паркета.
   Сбоку, у двери в комнату, стоял пятилетний сын Гладилиных, рыжеватый, со скучным лицом.
   — Здравствуйте, — сказал он заученно.
   — Лак просох? — поинтересовался у него Денисов.
   — Просох, — мальчик покраснел: был рад, что его заметили.
   Денисов сбросил туфли, в носках прошел в комнату.
   Там было еще больше розоватого блестящего паркета и совсем немного мебели, придвинутой к стенам.
   Через минуту Гладилина внесла ему стоптанные кеды, поставила на пол.
   — В бедном, зато не в краденом, — сказала она, — наденьте.
   Она что-то сказала сыну — он оказался дисциплинированным: молча ушел в другую комнату, плотно прикрыл за собой дверь.
   Гладилина еще принесла табурет Денисову и скамеечку себе, села, провела рукой по карманам. Денисов почувствовал, как ей хочется закурить в преддверии тревожного разговора. Но, видимо, в комнатах не курили.
   — Я буду говорить об адвокате, — предупредил Денисов.
   Гладилина не ответила, снова дотронулась до кармана с сигаретами.
   Голубоватые буковки бежали у нее по кисти.
   — Эта татуировка… — спросил Денисов. — Наверное, с той поры?
   Она опустила руку:
   — Так, по глупости.
   — Вас привлекали к уголовной ответственности?
   Она понизила голос:
   — Да. Но судимость снята.
   — Расскажите.
   — Угон машины. Собственно, какой угон? Семья наша помешана на машинах, на скоростях. Отец, брат.
   Теперь Леонида… Я — тоже. Девчонки попросили: «Прокати!» Хозяина не было… — она махнула рукой. — Если б не авария, ничего бы не было!
   — А так?
   — Суд. Да еще показательный. В клубе «Красный транспортник». Позору сколько!
   — Вы тогда уже работали на дороге?
   — Рабочей. Поэтому больше стыдом и отделалась.
   Из дистанции пути характеристики пришли хорошие.
   Одни благодарности да грамоты.
   — Защитником вашим был…
   — Игорь Николаевич, — Гладилина посмотрела на плотно закрытую дверь второй комнаты. — Я тогда с ним и познакомилась.
   — Обращались к нему после этого?
   — Как сказать? — она пожала плечами. — Консультацию иногда получить, совет. Он был человеком честным, совестливым, — она вздохнула. — Не повезло ему.
   — Вы звонили ему или приходили в консультацию? — спросил Денисов.
   — Приходилось по-разному. Но чаще звонила.
   — Как часто?
   — Иногда и год, и полгода проходили, а иной раз на неделе пару раз позвонишь. Но старалась не докучать.
   — Пора было задавать вопросы, из-за которых он, собственно, приехал.
   — Игорь Николаевич давно знаком с вашей сестрой? — спросил он.
   Гладилина ждала вопроса, но он все равно прозвучал неожиданно, взломав сразу наметившийся между ними хрупкий ледок согласия. Теперь Гладилина старалась как следует обдумать свои слова, перед тем как ответить.
   — В нашей семье Игоря Николаевича все знали.
   Однажды ему потребовалась какая-то книга. Он знал, что Леонида работает в библиотеке.
   — Он вам позвонил?
   — Да. И Леонида отвезла книгу.
   — Когда это было?
   — После Нового года.
   — Вы знали, что они продолжали встречаться?
   — Знала. Вернее, догадывалась. Но какое это имеет отношение? Дернули поезд, сестра шла… — она снова вздохнула.
   — Дело вот в чем, — сказал Денисов. — В вашу сестру стреляли. — Он всмотрелся в красноватое, казалось, навсегда обветренное на путях лицо
   Гладилиной, но ничего не смог в нем прочитать. — Поэтому она рискнула пробежать под двинувшимися вагонами. —
   — Господи! — Гладилина сжала руками голову. — Почему все на одного? Всю жизнь этот человек старается, бьется, и все на него! Почему?
   — Вы о сестре?
   — Конечно! — Денисов услышал знакомую формулу: — Такая красивая, такая умная. И тонула и болел-а.
   Мать уже не раз ее хоронила: врачи отказывались… И на соревнованиях разбивалась. Во всем не везло. Сама себя сделала — и работала и училась…
   — глаза Гладилиной заблестели. — Мужа потеряла.
   — По-моему, она его оставила!
   — Ничего вы не знаете! Он виноват! И Леонида надеялась на него, потому не разводилась. Они ведь один без другого не могут!
   — Адвокат ездил их мирить?
   — Там другое дело… Игорь Николаевич взялся помочь! — Гладилина говорила уже во весь голос. Дверь во вторую комнату несколько раз робко дернулась, но так и не открылась. — Я тоже интересовалась. Она мне все:
   «Потом, потом, а то будешь переживать!» А теперь умирает да еще оболгана!
   Управляемая на расстоянии дверь щелкнула, пропуская к лифту.
   В вестибюле и на лестницах никого не было. На эту пустоту и гулкость
   Денисов обратил внимание и в прошлый раз. Щасная объяснила это удачной планировкой здания. Видимо, так и было.
   Поднявшись, Денисов позвонил в уже знакомую, обитую дерматином дверь и с минуту подождал, пока соученица Белогорловой и ее бывшая подруга откроет.
   — Входите, — в голосе Щасной Денисов не ощутил особой теплоты.
   Он разделся в передней, прошел в комнату. Здесь чувствовался тот же раз и навсегда заведенный порядок:
   ни одна вещь не лежала как попало, не была брошена наспех.
   — Следствие не закончено? — Щасная вынесла из второй комнаты табакер, устроилась в кресле-качалке рядом с торшером.
   — Скоро закончится, — Денисов сел на пуф против нее.
   — И что же?
   — Мне необходима помощь, — он снова мельком оглядел все вокруг, словно надея-лся на поддержку какогонибудь знакомца из предметов домашнегообихода. Но все вещи кругом могли вызывать лишь восхищение.
   — Моя?
   — Прошу вас быть откровенной, — Денисов обеими руками обхватил пуф. —
   Накануне вашего отъезда из Калининграда, двадцать четвертого августа.
   Помните?
   Вы ходили с Белогорловой и ее мужем в ресторан. Потом смотрели "Синьор
   Робинзон"…
   — В самом деле? «Синьор Робинзон»? Пока мы не виделись, инспектор, вы сильно преуспели!
   Денисов пропустил ее колкость.
   — На следующее утро Белогорлова объявила о том, что она уезжает от мужа. Что произошло ночью?
   — Это вы у меня спрашиваете? — Щасная взяла сигарету, другой рукой быстро нашла зажигалку.
   — Вы знаете, о чем я говорю.
   — Я? — она прикурила. Затянулась, медленно выпустила дым. На мгновение
   Денисов потерял из вида ее лицо. — Почему вы решили?
   — Старков не ночевал дома.
   — Это необходимо? Чтобы расследовать случай с наездом? — голос Щасной был совершенно спокоен. — Из-за этого приостановилось следствие?