Дежурный подумал.
   — Мы здесь уже говорили об этом. В поселок ВИЛАР? К Всесоюзному институту лекарственных растений? Или на Красный Строитель? А может, он свернул бы на кольцевую автомобильную дорогу — вокруг Москвы! Как всегда… У него одна дорога, у нас — сто!
   — Когда это случилось? — спросил Антон.
   — Минут тридцать назад.
   — Непонятно! Где же машина была все это время?
   — Любопытно, — сказал Денисов, когда Антон повесил трубку.
   — Все слышал? — спросил Антон. — Было бы хорошо к утру, к приезду полковника, развязать все узлы… — Самым трудным для Антона всегда была сдача дежурства, доклад руководству.
   — Понимаю, — Денисов посмотрел на часы.
   — У Бахметьева наверняка возникнут те же вопросы: кто уехал на
   «Запорожце»? Как, почему?
   — Поэтому я еду сейчас на место, потом в пансионат.
   Однако сразу уехать ему не удалось. На пороге дежурки появился помощник дежурного:
   — Привезли задержанных, товарищ капитан.
   Антону пришлось мгновенно переключаться:
   — Тех? Из электрички?
   — Которых бирюлевцы задержали, — пробасил помощник, — когда вы выезжали по несчастному случаю.
   Розыск Бухары! Я докладывал.
   Антон поправил повязку на рукаве, пошел к дверям.
   Денисов тоже вышел в коридор.
   Задержанных он увидел в проходе. Первым шел молодой мужчина в куртке, в спортивной шапочке.
   — Гражданин начальник, чай найдется? — оповещая о своем прибытии, громко спросил он. — Жажда мучит! — Он коротко скользнул взглядом по лицу
   Денисова, однако обращался он не к нему, к Сабодашу с его нарукавной повязкой.
   — Будет! — отозвался Антон. — Даже от обеда осталось.
   — От коньячку я бы не отказался! —в нем еще бродило ухарство.
   Второй задержанный — в коротком полупальто и меховой кепке — был старше. Он шел молча, досадливо поглядывая по сторонам.
   Оба были в наручниках.
   «Обратил бы я на них вниман-ие, окажись я вместо бирюлевцев там в электричке? — подумал Денисов. — Если бы они сегодня встретились мне?»
   Он вспомнил, как Антон сказал, узнав о задержании:
   «Пока одни занимаются несчастными случаями, другие в это время делают большие дела».
   Лица обоих задержанных были покрыты легкий, немыслимым в Москве в марте, налетом загара.
   «Может, этим обратили на себя внимание? — подумал Денисов. — И как-нибудь странно себя вели…» — Теперь казалось естественным проверить у них в электричке документы.
   За задержанными захлопнулась решетчатая металлическая дверь, закрытая машина отошла от крыльца.
   Выход был открыт, Последним в коридоре показался бирюлевский инспектор, принимавший участие в задержании, — худощавый белесый паренек, — он, улыбаясь, протянул Денисову руку. Жест был машинальный — они уже виделись
   — просто доследние два часа все поздравляли его с удачей.
   — Такие дела, брат, — радостно-смущенно сказал инспектор.
   Улицы были пустынны, да тротуарах по узким ледяным полям текли ручьи.
   Шофер милицейского «газика», с которым Денисов приехал, затормозил у обочины, позади покалеченного «Запорожца». Инспекторов ГАИ на месте аварии уже не было, на другой стороне улицы молоденький сержант дорнадзора разговаривал в будке автомата по телефону.
   Когда Денисов подошел, сержант открыл дверцу, закрыл трубку ладонью, сказал:
   — Сейчас буду перегонять «Запорожец» на площадку у ВДНХ…
   Там было кладбище попавших в аварии и брошенных владельцами машин.
   Денисов вернулся к покореженному «Запорожцу», заглянул внутрь. Обивка салона выглядела тусклой, даже мрачноватой. Пахнуло табаком — Денисов узнал характерный запах: «Золотое руно»…
   «При дневном освещении дознавателю придется произвести дополнительный тщательный осмотр…» — подумал он. В качестве дежурного инспектора он выполнял только неотложные действия.
   Сержант дорнадзора продолжал затянувшийся телефонный разговор: он ждал машину для транспортировки «Запорожца» и предполагал, видимо, заполнить беседой все оставшееся время.
   Денисов не стал его больше беспокоить, вернулся в «газик».
   Шофер-милиционер спал, откинувшись на сиденье, звук открывшейся дверцы разбудил его. Не спрашивая ни о чем, он автоматически включил зажигание.
   — К Нижним Воротам, — сказал Денисов. — Горьковское шоссе.
   Погода успела измениться: пошел Дождь. Было уже поздно, когда, выбравшись из Красного Строителя, они оказались на кольцевой автомобильной дороге. Движение замирало. Редкая цепочка убегающих огней впереди тянулась за горизонт.
   До пансионата доехали неожиданна быстро.
   — Вдобавок туман начинается… — перед концом пути молчавший всю дорогу шофер неожиданно разговорился. — Ну и денек, товарищ старший лейтенант!
   Не услышав ответа, он включил «Маяк», приемник отозвался знакомой мелодией, хрипом. Шофер подкрутил регулятор.
   Сквозь деревья показалось современное, из стекла и бетона, здание. Оно было темным, только внизу да еще в двух-трех окнах на втором этаже горел свет. Поодаль стоял другой корпус, по-видимому спальный, построенный еще в пятидесятых годах, с тяжелыми балконами, высокими потолками.
   — Хотя бы не морозило! — водитель вырулил на площадку, к зданию подъезжать не стал. — А то сначала дождь, а потом стужа!
   Денисов вышел из машины. Шофер что-то крикнул еще в открытую дверцу.
   Инспектор махнул рукой.
   «Что он хотел добавить? — подумал Денисов, посмотрев вверх. — „К утру обещают минус пятнадцать?“ или „Похолодания не ожидается“. Есть дни, когда нельзя не говорить о погоде».
   Вход в пансионат был не заперт. Денисов прошел мимо старика сторожа, дремавшего в кресле рядом с машиной для механической чистки обуви, направился к лестнице.
   Холл выглядел обжитым: с объявлениями об экскурсиях, с галантерейным киоском, зимним садом. Денисов поднялся на второй этаж. Здесь было полутемно. С доски Почета смотрели плохо различимые цветные фотографии. Из полуоткрытой двери в конце коридора падала полоска света, он направился туда мимо ящиков с землей и растениями, среди которых особое место принадлежало кактусам.
   Освещенная угловая комната оказалась «процедурной» — со стеклянным шкафом, с кушеткой под простыней. В помещении никого не было.
   — Вы ко мне? — услышал Денисов.
   Из другой двери, тоже приоткрытой, но темной, лоэтому Денисов не обратил на нее внимания, показалась женщина в наброшенной поверх белого халата кофточке, в босоножках, надетых наспех.
   — Инспектор уголовного розыска… — он представился.
   — Кучинская. — Ей было не меньше пятидесяти — одутловатое лицо, короткие, цвета красного дерева волосы, массивный подбородок. Минуту назад она, безусловно, спала. — Что-нибудь произошло?
   Он подождал, пока дежурная устроится за столом.
   — Да. С вашей сотрудницей.
   — С кем?
   — С Белогорловой.
   Ему представилось, что Кучинская должна обязательно вскрикнуть, нелепо выбросить вверх руки, но она только поежилась, как от холода.
   — Авария?!
   — По-видимому… — Денисов дал ей время прийти в себя.
   — Гоняла она по-страшному. Никто не хотел к ней садиться… Последствия тяжелые? — Кучинская проснулась окончательно. Это было заметно по тому, как она вспомнила о своих обязанностях. — Директор пансионата уже знает?
   — Нет.
   — Надо звонить.
   — Случай произошел вблизи Варшавского шоссе, — Денисов хотел привлечь ее внимание к обстоятельствам, в то время как Кучинскую волновали последствия. — Белогорлова прописана в другой части Москвы…
   — В Южном Измайлове.
   — Непонятно, как она оказалась на Варшавском шоссе? Никто не живет там из ваших сослуживцев? Или вблизи…
   — Наши по большей части живут в Измайлове. — Она подумала: — А родственники Белогорловой? Им ничего не известно?
   — Мать еще ни о чем не знает. — Он немного помолчал. — Белогорлова замужняя?
   — Замужняя, — маленькие глазки на этот раз посмотрели сердито, но их осуждение относилось не к Денисову, скорее к целому поколению мужчин и женщин — «нынешним», запоздавшим с рождением лет на двадцать пять тридцать. — Но с мужем не живет.
   — Может, вы знаете ее друзей?
   Она покачала головой:
   — Пожалуй, в пансионате никто их не знает. Белогорлова ни с кем не делилась.
   — Замкнута?
   — Чрезвычайно. Кто-то сказал: «Кошка, которая гуляет сама по себе».
   Она-всего три года у нас. Приехала, если не ошибаюсь, из Калининграда. Но сама здешняя, из Подмосковья.
   — Кто ее муж?
   — Не знаю. Вам лучше поговорить с директором…
   Гилим Иван Ефимович. Хороший человек. Он подскажет.
   Денисов достал визитную карточку:
   — Передайте, что я его жду завтра, — он посмотрел на часы, — нет, уж% сегодня, в девять. Адрес здесь есть. — Он предпочел бы узнать от Кучинской больше.
   — Как работник, — подумав, сказала дежурная, — не хуже других. Как человек… — она пожала плечами.
   — Вы ее видели сегодня?
   — Конечно. Мы здесь все как на ладони. Я имею в виду сотрудников.
   — Как она была одета?
   — Красное пальто, берет… — дежурная поправила кофточку. — Помню, как она впервые появилась в пансионате… Чем-то похожа на стрючок-в коротком пальто, с плоским, извините, задиком, головка откинута, — Кучинская вздохнула. — Морщит лобик под шапкой.
   То ли шапка тесна. Может, головка болит… Понять ее трудно… Но жить-то она будет?
   — Не знаю.
   — Жалко…
   — Когда она закончила работу?
   — В семнадцать. Уехала на служебном автобусе.
   — Разве Белогорлова ездит не на «Запорожце»?
   — Нет, сегодня со всеми вместе. С ней садился наш культурник — Костя. И в последнее мое дежурство «Запорожец» отсутствовал.
   — Вы дежурите через три дня?
   — Сейчас через два — сменщица болеет… Автобус довозит до метро. А кому надо, может выйти раньше. У троллейбуса, например.
   — Могли они кого-нибудь посадить по дороге? Когото из знакомых?
   — Вполне.
   Денисов подумал.
   — Много обычно людей едет в автобусе?
   — Человек пятнадцать.
   — Мы можем переговорить с кем-то из них?
   — Сейчас? — она развела руками. — С кем?
   Они вышли в коридор. У лифта горела неяркая надпись: «Выключен до утра». Направились к лестнице.
   — Что за люди здесь отдыхают? — спросил Денисов.
   — В основном автомобильная промышленность… — Кучинская не спеша стала спускаться. — Шофера. Автомобилисты. Бывают и директора предприятий. Но сейчас— практически все желающие. Погоду видели?
   В летнее время у нас хорошо… — на малоподвижном лице мелькнуло подобие улыбки. — Лес, поляны. Как-то маму сюда приглашала…
   «Семьи нет, — подумал Денисов. — Так и живет с мамой».
   — Ей очень понравилось!
   — Лечение получают?
   — Свежий воздух, покой. Еще рыбалка.
   — Вы постоянно работаете дежурной?
   — Да нет. На все руки от скуки. Приходилось замещать и Леониду
   Сергеевну. И по хозяйственной части…
   Между прочим, меня как-то уже спрашивали о Белогорловой. Тоже сотрудник милиции…
   — Давно?
   — Недели полторы назад.
   Денисов замедлил шаг:
   — Из какого отдела? Или отделения?
   — Понятия не имею… Я и о вас-то ничего не знаю.
   Спросят — и нечего сказать. Показали удостоверение.
   И все. Надо — значит надо.
   — Какие вопросы задавали?
   — Что и вы! Откуда, как, чего…
   На первом этаже они простились.
   Денисов спустился в вестибюль. Старик сторож полулежал в том же положении — казалось, с тех пор, как Денисов вошел в здание, он не пошевелился.
   — Подождите! — услышал Денисов вдруг. — Товарищ сотрудник!
   На площадке рядом с лифтом он снова увидел дежурную. Кучинская неловко
   — именно так, как он представлял, — вскинула вверх руки:
   — Кража в библиотеке!
   — Не ошиблись?
   — Дверь открыта! Пойдемте…
   Вслед за дежурной Денисов повернул в узкий боковой коридор. В нем не было комнат для отдыхающих — только служебные кабинеты с табличками на дверях да нескончаемый ряд кактусов.
   — Здесь у нас тоже зимний сад… — ответила она на его немой вопрос.
   — Может, Белогорлова забыла закрыть?
   — Что вы? Вон там, впереди… Видите?
   Одна из дверей в конце коридора была приоткрыта, внутри было темно.
   — Осторожнее… — предупредила Кучинская. — Может, они там.
   Денисов направился к двери; — Где у вас выключатель?
   — Справа, за дверью.
   Он включил свет.
   — Никого нет? — спросила Кучинская.
   Денисов прошел к книжным шкафам.
   Помещение библиотеки выглядело неуютным — с пестрыми шторами на окнах, с симметрично развешанными разнокалиберными эстампами. Стол Белогорловой стоял недалеко от входа, у книжной витрины.
   — У вас большой книжный фонд? — поинтересовался Денисов.
   — Не очень, — к Кучинской вернулось не покидавшее ее чувство досады. —
   Правда, контингент читателей меняющийся. Что читают в пансионатах?
   Периодику. Ну, еще классику. Или фантастику… Это все есть.
   Денисов осмотрел помещение, оно показалось ему не очень уютным, тесным.
   Подоконники были полностью отданы цветам. За шкафами лежали какие-то таблицы, свернутые в рулоны плакаты. Ящик стола Белогорловой был выдвинут, в ближайшем шкафу, рядом со столом библиотекарши, на средней полке книги стояли неровно, чувствовалось свободное пространство.
   — Здесь ничего не взяли? — спросил Денисов.
   Лицо дежурной пошло пятнами:
   — Салтыков-Щедрин, приложение к «Ниве»… — Она решительно придвинулась, но Денисов не дал тронуть стекло. — Из двенадцатитомника
   Гончарова тоже взяли!
   Такое редкое издание! Гордились им… Девяносто девятого года!
   — У вас полные собрания?
   — Несколько томов… — Она вдруг забеспокоилась: — Посмотрите в столе!
   Хрустальная ладья… Я видела, Белогорлова ее ставила.
   — Сегодня?
   — В позапрошлое дежурство.
   Денисов заглянул в обе тумбы:
   — Ладьи нет. — Речь, видимо, шла о хрустале, обнаруженном в «Запорожце».
   — А документация? Материалы по организации книжного фонда, квартальные отчеты…
   Денисов выдвинул верхний ящик — все документы здесь лежали в беспорядке. Возможно, похититель книг успел заглянуть и сюда. Денисов увидел сбоку смятую обертку шоколада «Спорт», несколько незаполненных серых бланков. Рядом белела записка. Инспектор поднял ее. Посредине бежали размашистые плохо разборчивые строчки: «… прошлой любви не гоните, вы с ней поступите гуманно ..»
   Конец стихотворения был оборван.
   — Белогорлова увлекается стихами? — спросил Денисов.
   Кучинская прочитала записку.
   — Это Андрей Вознесенский. Поэт.
   — А рука? Белогорловой?
   — Нет, — Кучинская показала на ведомость. — Вот ее творчество.
   Разграфленные типографским способом листы были заполнены серым, бесцветным почерком так называемой средней выработанности.
   — Наверное, следует сообщить о краже книг директору… — Кучинская посмотрела вопросительно.
   — Ив отделение милиции. Я вам больше не нужен…
   В вестибюле Денисов разбудил старика сторожа:
   — Кто-нибудь входил в пансионат за последние полтора-два часа?
   — Никто, — старик тряхнул головой, отгоняя сон. — Я все время здесь.
   Полный порядок.
   Пока возвращались, шел небольшой снежок. Вокзальный перрон они увидели белым, словно в разгаре зимы.
   Только на окраинных платформах чернели оставленные до утра пригородные поезда. Ни на минуту не затихающая жизнь железной дороги временно переместилась с перрона в вокзал, в залы для пассажиров.
   Сестра Белогорловой ждала Денисова в дежурке — худощавая, лет тридцати пяти, с темным, побитым кое-где оспой лицом, в— добротном кожаном пальто, казавшемся на ней словно с чужого плеча.
   — Пройдемте наверх, — предложил Антон, Сабодаш предпочел разговаривать в кабинете начальника отдела, на антресоли, — просторном, с круглым окном в зал для транзитных пассажиров и классной доской в углу. Здесь никто не мешал. Антон успел уже переговорить с женщиной накоротке и теперь в присутствии Денисова хотел покончить с формальностями.
   Вообще-то —материалы о несчастных случаях считались не из сложных.
   — Знакомы вам эти вещи? — спросил Антон.
   На дриставном столике были разложены предметы, доставленные с места происшествия, — в основном содержимое сумки Белогорловой.
   — Это все ее, Лени, — голос женщины прозвучал неожиданно резко.
   — Лени?
   — Леониды, сестры. Кроме этого, — она кивнула на куклу-скомороха, обнаруженную Денисовым в подъезде ремонтировавшегося здания у платформы. —
   И коньяка. А кольцо? — спросила она через минуту.
   — Видимо, с нею… — о кольце им быдо%ичего не известно.
   — С бриллиантовой крошкой. Рисунок называется «Рыба».
   — Мы проверим, — разговор, как обычно, вел вначале Антон. Он легче устанавливал первый контакт. Денисов вступал, когда требовались профессиональные уточнения.
   — Ваша фамилия тоже Белогорлова? — Антон достал бланк.
   — Гладилина. — Она нервно заговорила: — Уж спали… Вдруг: «Откройте, милиция!» Я пришла поздно, сразу уснула. Как нас нашли?
   — В сумочке лежала записная книжка, — объяснил Антон, — Очень просто.
   Муж приехал с вами?
   — Он на службе, — она судорожно зевнула.
   — Кем он работает?
   — Шофером.
   — На городском транспорте?
   — Таксист… Пока сам не позвонит, не сыщешь! — Гладилина взглянула в круглое окно, выходившее в зал для транзитных пассажиров. — Никак не могу прийти в себя… — она достала из сумочки пачку сигарет, без фильтpa, из самых дешевых. — Как все случилось? — Поперек кисти, на руке, Денисов заметил синеватую татуировку. — Как она попала сюда?
   Антон щелкнул зажигалкой. Гладилина прикупила.
   — Куда она шла? — горстка пепла слетела ей на пальто. — Можете сказать?
   — К платформе.
   — Что ей там делать? — Гладилина сделала несколько быстрых глубоких затяжек, ткнула сигарету в пепельницу. — Она ведь живет в Южном Измайлове!
   — Может, по работе? — спросил Антон.
   — Здесь у нее никого нет.
   — А если к знакомым?
   Гладилина не ответила.
   — Такая молодая, — она впервые с начала разговора нашла слова сострадания. — Такая образованная…
   — Что она закончила?
   — Институт культуры. У нас в семье только она с высшим… С каким трудом поступала, никто не помогал! Сама! Отец нас бросил, четверо детей, мать… — Пока она говорила, Денисов не заметил у нее в глазах ни одной слезинки. — Так за нее радовались…
   — Где она работала до пансионата?
   — В Калининграде. В библиотеке.
   — У нее муж из Калининграда?
   — Да, но они не живут.
   — Давно?
   — Скоро три года.
   Антон тоже закурил.
   — Почему они разошлись?
   — Не знаю. Их дело… — Гладилина неожиданно sajговорила о другом: —
   Где ее «Запорожец»? На платной стоянке его нет!
   — Как вы узнали?
   — Звонила. Двадцать минут девятого. «Запорожца» не было.
   — Это ее собственная машина? — Денисов вступил в разговор.
   — Мы все ей помогали купить. Я тоже.
   — Сестра хорошо водит машину?
   — Пять лет ездит. А до этого — на мотоцикле… Кандидат в мастера.
   — По мотоциклу?
   — Шоссейная гонка. Ей даже в каскадеры предлагали…
   — Понимаете, — Антон был лишен «оперативного слуха». Это не раз сослужило им обоим добрую службу. Но сейчас его разъяснение оказалось некстати. — «Запоражец» попал в аварию.
   — Разве Леню не поездом сбило? — Гладилина хрустнула пальцами.
   Пришлось рассказать обо всем.
   Сестра Белогорловой слушала внимательно.
   — Значит, авария произошла в конце Варшавского шоссе… — она вся напряглась.
   — Недалеко от Красного Строителя. Может, кто-то из знакомых повел машину, а Белогорлова выбрала электричку… — Антор упорно цеплялся за одну-единственную версию. — Дурная погода и прочее… У нее никого в том районе?
   — И ей некуда ехать в электричке, — она покачала головой, — кроме того, она никому не доверит машину.
   — А сослуживцам?
   — Не думаю.
   — Сидевший за рулем вел машину мастерски, как таксист. Или же, наоборот, первый раз сел за руль. Иначе авария имела бы худшие последствия…
   Антон намеревался и дальше подряд спрашивать обо всем, что его интересовало.
   — Кто из ее знакомых носит очки?
   — Не могу сказать. Сестру я в очках никогда не видела.
   Денисов снова взял инициативу:
   — Вы никогда не жили в районе Коломенского?
   — Нет.
   — Сестра не упоминала про Варшавское шоссе, метро «Варшавская», станцию
   Коломенское? Это все рядом.
   — Нет.
   — Были у нее от вас тайны?
   Гладилина задумалась:
   — Мы доверяли друг другу.
   За окном, выходившим в центральный зал, движение постепенно замирало.
   Пассажиры дремали. Ночные поезда отправились, и тем, кто остался на вокзале, было некуда спешить.
   — Мать Леониды Сергеевны знает о всем случившемся? — спросил Денисов.
   — Что толку скрывать? — Гладилина достала «Приму», решительно чиркнула спичкой. — Я позвонила в Склифосовского. Там сказали: «Готовьтесь к худшему…» — Она выпустила дым. — Мать все равно узнает!
   — Не замечали, — снова спросил Денисов, — ничего не изменилось в поведении сестры в последнее время?
   — Нет… — глаза ее в продолжение всего разговора попрежнему оставались сухими. — Такая добрая, честная…
   Гладилина несколько раз повторила последнее слово, будто хотела, чтобы именно оно осталось у Денисова и Сабодаша в памяти.
   — А без того, кто вел машину… — неожиданно спросила Гладилина, нельзя закрыть дело? Леню-то ведь ударило поездом!
   — Нельзя, — Антон поднялся.
   — Что же делать будете?
   — Искать, — он разгладил китель на груди.
   — Значит, будет следствие?
   Гладилина потянулась к графину. Денисов задержал взгляд да синих буковках, бежавших по ее кисти, едва заметных и блеклых, видимо, их не раз пытались вывести.
   — Такая красивая… — голос Гладилиной задрожал. — Такая молодая. Такая честная… А тот? Кто попал в аварию… Скажите: жив?

2

   — …Вам знакомо это чувство? Все, кто тебя знает, ждут от тебя большего и в то же время уверены, что ничего путного из тебя не выйдет? И что интересно! Всех это почему-то устраивает. Кроме моих родителей, конечно!
   — Кем они хотели вас видеть?
   — Писателем. Со мной так носились с детства. Отец анализировал мои школьные сочинения, как тексты древних. Все искал тайные знаки таланта, несвойственную школьнику глубину. Так было до десятого класса.
   — Но вы не пошли ни на филологический, ни на факультет журналистики.
   — После школы мне вдруг расхотелось писать. Неожиданно я увлекся спортом. Регби. Играл, между прочим, за команду мастеров. Несколько раз садился за письменный стол, но ничего не получалось. Может, поэтому я выбрал торгово-экономическое образование.
   — Институт вы не закончили.
   — Нет. На третьем курсе решил, что буду одновременно заниматься в двух вузах. Поступил на заочный в институт иностранных языков. Потом, как часто бывает, зашился. Незачеты, «хвосты». Короче: сорвался совсем.
   — Потом?
   — Работал бухгалтером в универсальном магазине, ни о чем не думал.
   Каждый вечер пивной бар, креветки, домой возвращался за полночь. Тут еще дружки-приятели. Хулиганство с— пьяной дракой в пивном баре. Вам, видимо, известной
   — Вы сами уволились с работы?
   — Из магазина? По собственному желанию. Деньги платили не ахти какие!
   Кроме того, бухгалтерия — я убедился— требует удивительной усидчивости, терпения.
   Поэтому молодых мужчин-бухгалтеров в магазинах почти не увидите. С другой стороны, безусловно, престиж!
   Одет, обут по последней моде. Всегда кто-то просит чтонибудь достать.
   — Последняя ваша работа была не из особо престижных.
   — Вы правы. Высшего образования и знания языка не требовала. Зато больше свободного времени, чаевые.
   Сам себе хозяин… Между прочим, я был там не один такой несостоявшийся.
   — Все равно. Для честолюбца, о котором вы рассказываете, это, должно быть, удар. Катастрофа. Толчок к тому, чтобы отыграться как можно быстрее.
   Любыми средствами. Это известно из криминологии.
   — Но я еще надеялся, что смогу зарабатывать на жизнь пером.
   — Вы публиковались?
   — Только однажды. Когда еще жил с родителями.
   Всегда что-то мешало засесть за работу. То времени не было, то условий.
   А чаще — желания. Сколько помню, каждый раз находилась уважительная причина, и я с облегчением думал; «Завтра начну обязательно. Прямо с утра!»
   Пятиэтажные дома и площадь впереди были высвечены неяркими розоватыми лучами. На крыльцо не открытого еще магазина слетались голуби. Таять не начинало. Из переполненных автобусов к метро «Варшавская» непрекращавшимся потоком шли люди.
   Денисов посмотрел на часы: «Восемь пятнадцать…»
   Ему показалось: когда поднимался по эскалатору, часы показывали то же время.
   Если он правильно понял, тучный мужчина в шапке пирожком — один из тех, кого он видел вчера у платформы за несколько минут до несчастного случая с
   Белогорловой, — должен был вот-вот появиться.
   «В восемь двадцать? Как всегда?» — крикнул тучный невидимому в темноте
   .спутнику. «У метро!» — ответил тот.
   Не хотелось думать о том, что люди, — живущие у метро «Варшавская», могут назначать свидания друг другу на любой другой станции метро — на
   «Калужской» или «Новослободской».
   "Поднимаясь от железнодорожного полотна к домам, этот человек или близнецы, которые шли за ним, могли встретить Белогорлову, — рассуждал