Страница:
Что касается их командующего, то Тель-Авив его не занимал совсем, а мысли были прежде всего об организации "подобия войны".
Но в самом лагере Зерка, точнее в центре связи арабских армий, эйфории было гораздо меньше, чем на улицах Аммана. Генсек Лиги Аззам-Паша с грустью констатировал: "Там царил полнейший беспорядок..." Прибывший генерал египетской армии, который должен был держать коллег в курсе всех ее передвижений, был в полном неведении, где она собственно находилась. От Ирака вообще никто не появился.
Не появился там и Сафуат-Паша. Вместо этого он прислал телеграмму: "Будучи убежденным, что отсутствие согласованного плана действий может привести только к катастрофе, направляю вам свое прошение об отставке". Так, в самый решающий момент армия оказалась без командующего.
Единственный обнадеживающий голос принадлежал английскому офицеру связи, представлявшему Легион: "Эффенди! (Господа!) Ну и зададим мы им трепку! Я вам обещаю!" - повторял он всем встреченным арабам.
Трудно сказать, насколько он был искренен, ведь находились англичане, которые придерживались совсем других мнений. Этот день 13 мая был последним, когда солдаты и офицеры могли напоследок обзавестись восточными сувенирами. Поторопился на рынок и полковник Джек Черчилль, который месяц назад так пытался спасти еврейский конвой на Хадасса-Роуд. Он присмотрел там два симпатичных ковра. Торговец запросил сто палестинских фунтов, на что Черчилль только рассмеялся. Отсчитав четыре бумажки по десять, он широким жестом припечатал их к протянутой ладони продавца: "Приятель, радуйся хоть этому, так как завтра придут евреи и отберут весь твой товар задаром".
Утром 30 апреля, с началом битвы за Катамон, гарнизон Кфар Этциона получил приказ поддержать "палмахников" Давида Элазара. Нарушить сообщение Хеврон - Иерусалим, сорвать переброску всех арабских подкреплений, взорвать мосты, перерезать телефонную связь - все это проводилось под девизом "Нет-са Йерушалаим!", что в переводе на русский: "Пусть вечно живет Иерусалим!" или "Да здравствует!.."
Такого арабы уже не смогли стерпеть. 4 мая, впервые с начала текущей конфронтации, в бой вступили тяжелые пушечные бронемашины и солдаты Арабского легиона. Передний аванпост евреев был смят. Бой был остановлен только по приказу командующего Глабб-Паши, который не желал ввязываться в большое сражение накануне больших событий. "Мы скоро вернемся", - бросил арабский офицер окружавшим его "иррегулярам".
А на следующий день в Неве Овадия вновь хоронили своих погибших. "Что стоят наши жизни? - произнес Моше Силбершмидт, который был у них кем-то вроде комиссара, над отрытой братской могилой двенадцати человек. - Ничто по сравнению с нашей миссией, ибо здесь мы защищаем крепостные стены. Нет-са Йерушалаим!". (Вот так тогда велась политработа в войсках.)
...Они вернулись 12 мая. Во главе был тот же офицер, и теперь пора рассказать о нем, так как в наступившем мае месяце он будет одним из главных действующих лиц, достойным противником Давида Шалтиеля. Его имя и звание - Абдулла Телль, майор иорданской армии. Он происходил из семьи зажиточных иорданских землевладельцев. Телль был воплощением древней арабской цивилизации в нашей современности. Безукоризненного телосложения, с правильными чертами лица и черными усами, он вполне бы сошел за героя какой-либо восточной драмы, снятой в Голливуде. Он был достойно оценен англичанами и за не столь долгую службу в Легионе сумел подняться до звания майора. Самый большой шок он испытал, когда вечером 29 ноября, находясь в офицерской столовой, он, как и другие, услышал по радио сообщение о разделе Палестины. Эта новость потрясла его, но не вызвала никаких эмоций среди присутствующих британских офицеров. В этот момент он поклялся "покончить с несправедливостью и позором раздела Палестины".
...12 и 13 мая непосредственно на поле боя командовал заместитель Телля капитан Хикмет Мухьяр. Он имел две роты легионеров и роту "Харрингтонов". Также в его распоряжении были сотни местных "иррегуляров". Но решающего успеха так и не было. Умело перебрасывая с места на место единственный тяжелый пулемет "Шпандау" и пару минометов, евреи пока отбивали его атаки. Стало ясно, что необходимо личное вмешательство Телля.
По прибытии на место утром 14 мая майор Телль обнаружил, что ситуация весьма далека от блестящей. Капитан Мухьяр позволил своим аутоканонам растянуться по столь большой дуге, что они утратили значительную часть своей эффективности. Более того, легионеры тоже поддались вирусу грабежа и уже не столь рьяно шли в атаку.
Телль решительно взял ситуацию в свои руки. Легионеры были отделены от партизан, а аутоканоны стянуты к высоте "Одинокое дерево", чтобы усилить мощность их огня. Атаки следовали волна за волной. Как позднее писал в мемуарах Телль, "евреи сражались с невероятным мужеством". Наконец, все было кончено, и от "Одинокого дерева" легионеры, поддерживаемые броневиками, устремились уже к главному киббуцу. Среди защитников там были Наум Бен Сира и Абрам Гесснер, у которых была единственная базука. Прицелившись в переднюю бронемашину, Бен Сира нажал на спуск. Ничего не произошло, может быть по причине, что они никогда не пользовались этим оружием прежде. Аутоканоны уже ворвались в периметр деревни.
Это был конец, и с командного пункта радистка Элиза Фейтвангер радировала в Иерусалим: "Арабы внутри киббуца! Их тысячи вокруг! Прощайте!" Сопротивление уже было бесполезно, и на крыше КП подняли белую простыню, испачканную кровью. Увидев этот сигнал, стали сдаваться один за другим еще уцелевшие опорные пункты. Их защитники, живые и раненые, стали подтягиваться на КП. Среди них были Яков Эдельштайн, братья Наум и Исаак Бен Сира, последние из оставшихся в живых шести братьев и сестер Бен Сира, живших в этом киббуце.
Всего собралось где-то около 50 человек. Подняв руки, они сгрудились в одну группу. Тем временем иррегуляры продолжали теснить их, и уже послышались крики "Деир Яссин". Вдруг застрочил недалекий пулемет; одновременно Эдельштайн увидел, как арабский штык с хрустом вошел в грудь соседнего камрада, стоявшего с поднятыми руками. В инстинктивном порыве он перепрыгнул через упавшего и бросился в сторону, понимая, что это его последний шанс. За ним устремились еще с десяток обреченных. Среди них были и братья Бен Сира. Как позднее рассказывал Эдельштайн, "арабы были повсюду, и шансов спастись ничтожно мало". В конце концов, он и Исаак очутились в густом винограднике, где закопались в землю, набросав на себя листвы. Им были слышны возбужденные крики арабов, которые занимались поисками бежавших, иногда одиночные выстрелы - очевидно, приканчивали задержанных.
...Листья вдруг зашевелились, и стало ясно, что их обнаружили. Поднявшись, они очутились лицом к лицу с пожилым морщинистым арабом. В руках у него не было оружия. "Не бойтесь!" - неожиданно произнес он, и в тот же момент несколько появившихся партизан с криками набросились на двух несчастных. "Вы уже достаточно убили сегодня, пощадите их!" - возвысил свой голос пожилой араб. "Мы прикончим и этих!" - прорычал партизан. Но старик обнял двух евреев за плечи и произнес: "Они под моей защитой!" Это был старинный и благородный арабский обычай, и иррегуляры не посмели нарушить его. Появившиеся два легионера оттеснили "Воинов джихада" и повели двух пленников на место сбора.
...Выстрелы в кустах продолжались, там приканчивали других несчастных...
Элиза Фейтвангер было брошена во внутренний дворик вместе с десятком других уцелевших. Когда их стали убивать, ее не тронули. С очевидной целью изнасиловать два араба потащили ее к посадкам, по пути срывая одежду. Ее отчаянные крики даже заглушили недалекую стрельбу. И вдруг прозвучала автоматная очередь. Оба араба замертво упали у ее ног. Ошеломленная, она поднялась с земли. Невдалеке стоял офицер Легиона с автоматом, ствол которого еще дымился. Имя этого офицера сохранилось. Лейтенант Науф Эль-Хамуд неожиданно достал из кармана кусок хлеба и произнес: "Поешь! Она стала машинально жевать. - Теперь ты под моей защитой!" - несколько театрально произнес Хамуд и повел ее к своей бронемашине.
Из 88 защитников Кфара на утро того дня, к вечеру в живых осталось только четверо: Элиза Фейтвангер из прикомандированного отряда "Палмах" и трое собственно жителей киббуца - братья Наум и Исаак Бен Сира и Яков Эдельштайн. Всего, как утверждают израильтяне, в центральном Блок Этционе погибло 148 человек с их стороны.
Так что обе стороны были квиты. И если арабы запомнили два слова Деир Яссин, то евреи помнят четыре - Кфар Этцион и Хадасса-Роуд. Им бы здесь и остановиться... но не получилось.
С падением главного киббуца была решена судьба трех киббуцев-сателлитов - Массуот, Цурим, Ревадим. Их положение было безнадежным. В течение дня шли активные радиообмены с Иерусалимом. Мнения защитников разделились. Одни предлагали защищать свои позиции до последнего, другие считали, что необходимо прорываться пешим порядком в недалекий Иерусалим. О сдаче разговор не шел, уже зная о судьбе братьев в Кфаре, которых перебили, когда они уже подняли руки.
Вмешался Шалтиель. Убедившись, как он был прав, когда настаивал на эвакуации Блока, он срочно связался с "Международным Красным Крестом". Условия капитуляции были согласованы, и жизни оставшихся жителей Этциона, всего 349 человек, были спасены. Все они были депортированы в Иорданию, кроме где-то сорока раненых, погруженных в большой автобус и отправленных в Иерусалим.
Был вечер 14 мая. Арабы наконец-то расквитались и за Кастель, и за Катамон. Абрас Тамир был в очень плохом состоянии и лежал, пристегнутый к носилкам, в этом автобусе. Как он позднее вспоминал, при въезде в Вифлеем, что лежал у них на пути, какой-то военный в униформе Легиона вспрыгнул на подножку и прокричал в глубину автобуса по-арабски: "Ваш Бен-Гурион только что провозгласил еврейское государство, но в течение восьми дней с ним будет покончено!"
Слезы полились из глаз Тамира; он понял одно: жертвы того дня, его собственные мучения были не напрасны. Итак, свершилось! Евреи имели свое собственное государство.
...Занавес был отдернут, началась ближневосточная драма, продолжающаяся и по нынешний день.
Глава вторая
Катастрофа свершилась
Провозглашение государства Израиль 14 мая 1948 года. - Совместная атака арабских армий. - Евреи захватывают большинство объектов в Иерусалиме, Арабский легион вступает в Старый город. - Окончание трагедии Кврейского квартала. - Три провальных наступления на Латрун. Артиллерийская канонада; только перемирие спасает город от разрушения. "Вы только подождите 9 июля". - Иерусалим остается разделенным на последующие 19 лет. - Октябрьская, затем декабрьская вспышка боевых действий, египетская армия возвращается в Каир. - Переговорный процесс и подписание перемирия, первый раунд закончен.
Наступало 14 мая 1948 года, последний день официального мандата Великобритании над Палестиной. Накануне был собран Национальный совет, высший орган сионистского движения. Он должен был принять окончательное решение по завтрашнему дню.
Голда Меир доложила о своем тайном визите к королю и какой из этого следовал ее прогноз на дальнейшие события. Игал Ядин от Генштаба дал свою оценку военной ситуации. В конечном итоге Генштаб оценивал шансы на победу как 50:50.
Далее пошла дискуссия, стоит ли принимать последнее предложение ООН объявить перемирие и одновременно отложить провозглашение независимости. Решающее слово было за Бен-Гурионом, он сказал: "Я понимаю, что потери в людях и, возможно, в территории будут неизбежны. Но я осмелюсь предположить, что окончательная победа будет за нами. Перемирие ничего не решит, только подорвет моральный дух народа... Итак, наша независимость будет провозглашена завтра". Дальше перешли к деталям и согласованию текста Декларации.
Бен-Гурион категорически возражал против любого упоминания в тексте границ нового государства. Он привел пример США, где отцы-основатели тоже не упоминали их, а границами стали те, которые сложились позднее.
Тем более что арабы решительно отвергли саму идею Раздела Палестины, то есть проведения границ внутри нее.
"В таком случае и мы не будем заранее их обозначать".
Далее обсуждали время проведения этого события и консультировались с религиозными деятелями, в конце концов единственно приемлемым часом согласовали 16 часов, в пятницу 14 мая, так как в полночь наступал "шабат", еврейская суббота, и по правилам любая деятельность прекращалась или резко ограничивалась.
И наконец, согласовали название нового государства. На выбор были предложены имена "Сион", "Израиль", но остановились на официальном "Государство Израиль".
Историческое событие началось ровно в 16 часов в здании городского музея на бульваре Ротшильда, куда были приглашены наиболее уважаемые лица. Место действия держалось в секрете вплоть до последнего момента, были предприняты самые крайние меры безопасности и были стянуты дополнительные патрули военных и полицейских.
Итак, открыв заседание и развернув пергамент, Бен-Гурион стал читать перед аудиторией текст Декларации о независимости. Текст он напечатал лично на машинке накануне, но из-за недостатка времени его не успели перенести на пергамент, а только прикололи скрепками. Вот наиболее интересные выдержки из него: "...Земля Израиля - это место, где родился еврейский народ. Именно здесь сформировался его духовный, религиозный и национальный характер... Здесь была написана Книга Книг, которая как подарок была передана остальному миру... Нацистская гекатомба, которая уничтожила миллионы евреев в Европе, вновь подтвердила необходимость восстановления еврейского государства, единственного, способного обеспечить защиту евреям и гарантировать им равенство в мировой семье народов.
В ходе Второй мировой войны еврейский народ Палестины сделал большой вклад в борьбу народов за свободу против заразы нацизма. Жертвы и усилия еврейских солдат и рабочих обеспечивают нашей нации право занять место среди народов, которые основали Организацию Объединенных Наций. Основываясь на неотъемлемом и историческом праве еврейского народа, мы провозглашаем создание еврейского государства на Святой земле. Это государство будет носить имя Израиль".
И далее: "Государство Израиль будет открыто для иммиграции евреев из всех стран, где они рассеяны. Оно будет основано на принципах свободы, справедливости и мира, как было завещано Отцами-Пророками... Оно будет гарантировать свободу религии, совести, образования и культуры. Оно будет защищать святые места всех вероисповеданий и будет в полном объеме следовать принципам Хартии ООН".
И, наконец, пожалуй, самое главное: "Мы приглашаем арабских жителей Государства Израиль сохранять мирный образ жизни и сыграть свою роль в развитии Государства, на базе полного и равноправного гражданства, со справедливым представительством во всех институтах, будь они постоянные или временные. Мы протягиваем руку всем государствам, которые нас окружают, и приглашаем их к сотрудничеству с независимой еврейской нацией, во имя процветания всех. Государство Израиль готово внести свой вклад в прогресс всех народов Ближнего Востока".
Конечно, у арабской стороны будет свое мнение, но от себя скажем красивый получился документ.
Пока Бен-Гурион зачитывал этот текст, техники израильского радио, втиснутые со своим оборудованием в туалет музея (так как другого места для них просто не нашлось), обеспечивали прямую радиопередачу происходящего на окружающий мир.
...Лидер сионистов завершил следующим: "...Доверяя Всемогущему, мы подписываем эту Декларацию на земле Родины, в городе, называемом Тель-Авив, на этом заседании Учредительной Ассамблеи, созванной накануне "шабата", а именно 5-го Иара 5708-го или 14 мая 1948-го по христианскому календарю". После этого члены Национального совета, не скрывая эмоций, один за одним подписали этот документ.
Главный раввин зачитал молитву, поблагодарив Всевышнего и попросив Его благословить всех присутствующих и новорожденное государство. "Аминь", завершил он, и затем зазвучали звуки национального гимна "Хатиква". Все поднялись, и, когда гимн отзвучал, Бен-Гурион, вновь стукнув деревянным молоточком, произнес "Государство Израиль рождено. Заседание закрыто". На часах было 16.37.
В этот же вечер оригинал Декларации был должным образом оформлен и передан на хранение в подземное хранилище Национального банка - чтобы уберечь его на случай возможных воздушных бомбардировок.
Это был достаточно предусмотрительный шаг, так как на следующий день, 15-го, несколько египетских "Спитфайров" атаковали Тель-Авив; до подземных хранилищ своими авиационными пушками и пулеметами они, конечно, не добрались (а другого вооружения у них просто не было), но по крайней мере продемонстрировали, что у египтян "длинные руки". Подобные же налеты продолжались еще несколько дней.
В тот же день 14-го проходила другая церемония, но достаточно далеко от Тель-Авива, на берегах Нила.
Здесь тоже зачитывался пергамент, но совсем другого содержания. В Академии Генштаба Королевской армии Египта состоялся досрочный выпуск офицеров, тут же направляемых в действующую армию.
Среди тех, кто получил красиво украшенный диплом о присвоении звания капитана, был и тридцатилетний Гамаль Абдель Насер. Вместе с дипломом он получил предписание прибыть в течение 48 часов в 6-й батальон, уже находящийся на Синае, и там приступить к исполнению обязанностей начальника штаба.
Этот батальон в составе других египетских сил должен был маршировать на Тель-Авив, чтобы разрушить то государство, которое только что провозгласил Бен-Гурион.
* * *
Арабская сторона жестоко просчиталась. Она искренне считала, что раз мандат заканчивается 15 мая, значит, и будут англичане уходить именно в этот день. Но те решили эвакуироваться на сутки раньше, то есть четырнадцатого, о чем уже через своих многочисленных агентов и информаторов было хорошо известно еврейской стороне. Поэтому и подготовка у них была соответственная.
С 7 часов утра солдаты уже стали грузить в автобусы и грузовики свои ранцы, вещмешки и скатки, гражданские лица свои чемоданы. Вся обстановка Бевинграда стала напоминать разворошенный муравейник. В восьмом часу грузовики уже начинали строиться в длинные колонны. Все британские объекты были устроены так, что ворота и проходные пункты выходили на арабскую сторону. И пока колонны выходили в ворота, еврейские боевики с противоположного конца прорезали колючую проволоку и, пиная ногами пустые бутылки из-под пива и виски, разбегались по территории объектов. По какой-то неведомой причине военный комендант генерал Джонс присвоил операции того дня название не историческое и не библейское, а рыбье. Иерусалим в тот день назывался очень просто - "Треска".
С израильской стороны командовал в тот день офицер Ария Шурр, которому выделили 400 солдат "Палмаха" и 600 территориальных гвардейцев - то есть всего тысячу человек, но и задачи были велики.
Объекты брались молниеносно и в основном без сопротивления. Пожалуй, самым важным было здание Главпочтамта с Центральной телефонной станцией; оттуда евреи сразу стали звонить на следующие пункты.
Таким психологическим давлением они пытались заставить арабов уйти оттуда добровольно. Почти везде арабы были захвачены врасплох: как быстрым уходом англичан, так и прибытием своего противника. Тем не менее они не отдали Центральную тюрьму и даже изгнали евреев из здания "Нотр-Дам де Франс". Эмиль Гори, прибыв в штаб "Рауда", не нашел там никакой "координации или толковых разумных действий". (Кстати, захват Бевинграда имел и другие - весьма положительные - последствия для еврейской стороны.) Несмотря на тщательную продуманность операции "Треска", англичане оставили после себя значительную массу военного имущества, которое они по разным причинам так и не смогли вывезти. Хотя там не оказалось оружия и боеприпасов, на что израильтяне втайне надеялись, тем не менее они нашли: сразу 40 000 пар армейских ботинок (то есть по две пары на каждого бойца), множество карманных фонарей, сигнальных ракет, полевых ламп, телефонного провода, шанцевого инструмента, металлической армейской посуды и тому подобного. Была подобрана даже парадная сабля очень тонкой работы (позднее она использовалась на церемонии инаугурации первого президента Израиля).
Тем не менее к вечеру 14 мая, то есть к моменту окончания операции "Треска" и выводу англичан, выявилось два достоверных гнезда арабского сопротивления, достойных упоминания в дневной сводке.
Первое - в южной части города, где отряд иракцев продолжал удерживать "Казармы Алленби", таким образом разрывая единый фронт еврейской обороны по линии Мекор Хаим - Талбия - Рамат Рашель. Это было неприемлемо, и Шурр направил против них единственный резерв, который у него еще был под рукой, - офицера Абрама Узиели, два взвода пехоты плюс один миномет "Давидка" и три снаряда к нему.
Вторым, гораздо более серьезным очагом - особенно по месту расположения, - являлся квартал, находившийся к северу, прямо возле стен Старого города. Здесь командовал Багет Абу Гарбия, который имел в своем распоряжении интернациональный отряд добровольцев из Сирии, Ирака и Ливана.
В этом квартале под названием Мусрара сирийцы засели в школе, иракцы в отеле "Рагдан", а ливанцы по улице Сент-Поль, сразу позади здания "Нотр-Дам". Свой единственный пулемет они направили на еврейский опорный пункт в "Доме Мандельбаума" и едва не захватили его. В этот день "воины-интернационалисты" (если назвать их по-современному) под командованием учителя Багета Абу Гарбия сорвали на своем участке все усилия штурмовых групп Давида Шалтиеля.
Такое не могло продолжаться долго. Ночью прошла необходимая подготовка. С первыми утренними лучами солнца бойцы Абрама Узиели пустили на казармы Алленби свой первый снаряд. Он упал, не разорвавшись, собственно, иракцы и не поняли в тот момент, что их кто-то обстреливает. Евреи сделали второй и предпоследний выстрел. На этот раз мина взорвалась с оглушительным грохотом. По телефонным линиям был перехвачен их панический крик, обращенный в арабский штаб: "На помощь! Евреи сбросили на нас какую-то свою атомную бомбу!" (!)
Узиели понял - сейчас или никогда. Был запущен третий снаряд, и он сработал. Спустя полчаса казармы Алленби были пусты - иракцы бежали.
В квартале Мусрара сценарий был другим. (Такое бы разнообразие действий да нашим генералам в Афгане и Чечне). Ровно в 7 часов несколько громкоговорителей, выставленных в окна окружающих зданий, стали вести "радиопередачу", естественно на арабском языке: "Арабские защитники отеля "Рагдан" и улицы Сент-Поль!
Предлагаем вам оставить свои позиции и вернуться в Старый город! В этом случае гарантируем вам жизнь! Арабские защитники отеля "Рагдан" и улицы Сент-Поль! Предлагаем вам... и ваша жизнь будет спасена! Арабские защитники!" - и так много раз.
Железный радиоусиленный голос разносился на сотни метров вокруг и был слышен даже за стенами Старого города в школе "Рауда".
Столь упорное психологическое воздействие подействовало и на командиров Багета. Они отдали приказ отступить. Но Багет был упрям. Еще несколько часов его бойцы вели огонь по окружавшим его "палмахникам".
И только исчерпав боеприпасы, убрались за стены Старой крепости. Евреи им не препятствовали.
В тот же день из города ушли две радиограммы, содержание которых удивительно повторяло друг друга (дайте какой-либо еще пример, когда разными словами можно так коротко и емко изложить один и тот же предмет).
Итак, Давид Шалтиель - в Тель-Авив: "...Сопротивление противника оказалось совсем незначительным..."
Арабский штаб - в Дамаск, Амину Хуссейни: "...Ситуация критическая. Евреи уже подступают к стенам Старого города".
* * *
Первый день независимости Израиля был отмечен многими событиями, которые остались в памяти его жителей. Хотя больших сражений внутри города, повторяем, не было, моментами то в одной, то в другой его части вспыхивала дружная перестрелка, которую заглушали только завывающие сирены машин "скорой помощи", одни с нарисованным полумесяцем на бортах, другие с эмблемой "Щита Давида". В течение дня хирургические операционные работали в лихорадочном темпе и израсходовали большое количество антибиотиков, перевязочного материала, плазмы и запасов крови. Этот день запомнился также как День Большого грабежа. Некоторые жители арабских кварталов, которые оказались под контролем израильтян, свидетельствовали: сначала с утра появились какие-то жалкие люди, которые на ломаном арабском просили еды и воды. Однако уже в полдень предъявились персонажи другого рода, которые требовали продуктов уже в другом тоне. А если обнаруживалось какое-либо брошенное арабское владение или покинутая квартира, то они приступали к откровенному грабежу, вынося оттуда все, что представляло для них интерес.
Конечно, это был позор, но официальная "Хагана", занятая решением своих военных задач, не могла уделить этому должного внимания. Хуже, когда в грабеж включались диссидентские организации, причем их интересовали вещи посерьезнее, чем продукты или кухонная утварь. Так, к одному офицеру "Хаганы" прибежал взволнованный владелец арабского гаража и сказал, что некоторое время назад группа людей забрала у него сразу 180 новеньких автомобильных покрышек. В ответ на его протесты они заявили: "Это реквизиция" - и даже вручили ему расписку. Офицер посмотрел на листок бумаги с парой строчек на иврите и произнес: "К сожалению, ничем не смогу вам помочь. Это - "Иргун". Они же отличились и в другой ситуации. Обшаривая свои новые владения, группа "иргуновцев" наткнулась во дворе арабского госпиталя на целое стадо овец, которое директор больницы приберегал для своего персонала и пациентов "на самый черный день". Для оголодавших евреев эта находка представляла неоценимое сокровище. Не теряя времени даром, они сразу стали брать животных "на привязь", намереваясь тут же отогнать их на свои позиции. Но тут появился тот самый директор Хассиб Булос, который, возбужденно жестикулируя, стал доказывать, что овцы принадлежат в конечном итоге "Красному Кресту". В доказательство этому он настойчиво демонстрировал свою нарукавную повязку с изображением Креста. Язвительный "шеф" экспроприаторов быстро нашелся: "А что, твои бараны тоже имеют такие повязки?" Растерявшийся араб даже не знал, что и ответить, а "иргуновец" быстро закончил: "Ну, так значит, они остаются со мной". И баранов тут же погнали за еврейские линии.
Но в самом лагере Зерка, точнее в центре связи арабских армий, эйфории было гораздо меньше, чем на улицах Аммана. Генсек Лиги Аззам-Паша с грустью констатировал: "Там царил полнейший беспорядок..." Прибывший генерал египетской армии, который должен был держать коллег в курсе всех ее передвижений, был в полном неведении, где она собственно находилась. От Ирака вообще никто не появился.
Не появился там и Сафуат-Паша. Вместо этого он прислал телеграмму: "Будучи убежденным, что отсутствие согласованного плана действий может привести только к катастрофе, направляю вам свое прошение об отставке". Так, в самый решающий момент армия оказалась без командующего.
Единственный обнадеживающий голос принадлежал английскому офицеру связи, представлявшему Легион: "Эффенди! (Господа!) Ну и зададим мы им трепку! Я вам обещаю!" - повторял он всем встреченным арабам.
Трудно сказать, насколько он был искренен, ведь находились англичане, которые придерживались совсем других мнений. Этот день 13 мая был последним, когда солдаты и офицеры могли напоследок обзавестись восточными сувенирами. Поторопился на рынок и полковник Джек Черчилль, который месяц назад так пытался спасти еврейский конвой на Хадасса-Роуд. Он присмотрел там два симпатичных ковра. Торговец запросил сто палестинских фунтов, на что Черчилль только рассмеялся. Отсчитав четыре бумажки по десять, он широким жестом припечатал их к протянутой ладони продавца: "Приятель, радуйся хоть этому, так как завтра придут евреи и отберут весь твой товар задаром".
Утром 30 апреля, с началом битвы за Катамон, гарнизон Кфар Этциона получил приказ поддержать "палмахников" Давида Элазара. Нарушить сообщение Хеврон - Иерусалим, сорвать переброску всех арабских подкреплений, взорвать мосты, перерезать телефонную связь - все это проводилось под девизом "Нет-са Йерушалаим!", что в переводе на русский: "Пусть вечно живет Иерусалим!" или "Да здравствует!.."
Такого арабы уже не смогли стерпеть. 4 мая, впервые с начала текущей конфронтации, в бой вступили тяжелые пушечные бронемашины и солдаты Арабского легиона. Передний аванпост евреев был смят. Бой был остановлен только по приказу командующего Глабб-Паши, который не желал ввязываться в большое сражение накануне больших событий. "Мы скоро вернемся", - бросил арабский офицер окружавшим его "иррегулярам".
А на следующий день в Неве Овадия вновь хоронили своих погибших. "Что стоят наши жизни? - произнес Моше Силбершмидт, который был у них кем-то вроде комиссара, над отрытой братской могилой двенадцати человек. - Ничто по сравнению с нашей миссией, ибо здесь мы защищаем крепостные стены. Нет-са Йерушалаим!". (Вот так тогда велась политработа в войсках.)
...Они вернулись 12 мая. Во главе был тот же офицер, и теперь пора рассказать о нем, так как в наступившем мае месяце он будет одним из главных действующих лиц, достойным противником Давида Шалтиеля. Его имя и звание - Абдулла Телль, майор иорданской армии. Он происходил из семьи зажиточных иорданских землевладельцев. Телль был воплощением древней арабской цивилизации в нашей современности. Безукоризненного телосложения, с правильными чертами лица и черными усами, он вполне бы сошел за героя какой-либо восточной драмы, снятой в Голливуде. Он был достойно оценен англичанами и за не столь долгую службу в Легионе сумел подняться до звания майора. Самый большой шок он испытал, когда вечером 29 ноября, находясь в офицерской столовой, он, как и другие, услышал по радио сообщение о разделе Палестины. Эта новость потрясла его, но не вызвала никаких эмоций среди присутствующих британских офицеров. В этот момент он поклялся "покончить с несправедливостью и позором раздела Палестины".
...12 и 13 мая непосредственно на поле боя командовал заместитель Телля капитан Хикмет Мухьяр. Он имел две роты легионеров и роту "Харрингтонов". Также в его распоряжении были сотни местных "иррегуляров". Но решающего успеха так и не было. Умело перебрасывая с места на место единственный тяжелый пулемет "Шпандау" и пару минометов, евреи пока отбивали его атаки. Стало ясно, что необходимо личное вмешательство Телля.
По прибытии на место утром 14 мая майор Телль обнаружил, что ситуация весьма далека от блестящей. Капитан Мухьяр позволил своим аутоканонам растянуться по столь большой дуге, что они утратили значительную часть своей эффективности. Более того, легионеры тоже поддались вирусу грабежа и уже не столь рьяно шли в атаку.
Телль решительно взял ситуацию в свои руки. Легионеры были отделены от партизан, а аутоканоны стянуты к высоте "Одинокое дерево", чтобы усилить мощность их огня. Атаки следовали волна за волной. Как позднее писал в мемуарах Телль, "евреи сражались с невероятным мужеством". Наконец, все было кончено, и от "Одинокого дерева" легионеры, поддерживаемые броневиками, устремились уже к главному киббуцу. Среди защитников там были Наум Бен Сира и Абрам Гесснер, у которых была единственная базука. Прицелившись в переднюю бронемашину, Бен Сира нажал на спуск. Ничего не произошло, может быть по причине, что они никогда не пользовались этим оружием прежде. Аутоканоны уже ворвались в периметр деревни.
Это был конец, и с командного пункта радистка Элиза Фейтвангер радировала в Иерусалим: "Арабы внутри киббуца! Их тысячи вокруг! Прощайте!" Сопротивление уже было бесполезно, и на крыше КП подняли белую простыню, испачканную кровью. Увидев этот сигнал, стали сдаваться один за другим еще уцелевшие опорные пункты. Их защитники, живые и раненые, стали подтягиваться на КП. Среди них были Яков Эдельштайн, братья Наум и Исаак Бен Сира, последние из оставшихся в живых шести братьев и сестер Бен Сира, живших в этом киббуце.
Всего собралось где-то около 50 человек. Подняв руки, они сгрудились в одну группу. Тем временем иррегуляры продолжали теснить их, и уже послышались крики "Деир Яссин". Вдруг застрочил недалекий пулемет; одновременно Эдельштайн увидел, как арабский штык с хрустом вошел в грудь соседнего камрада, стоявшего с поднятыми руками. В инстинктивном порыве он перепрыгнул через упавшего и бросился в сторону, понимая, что это его последний шанс. За ним устремились еще с десяток обреченных. Среди них были и братья Бен Сира. Как позднее рассказывал Эдельштайн, "арабы были повсюду, и шансов спастись ничтожно мало". В конце концов, он и Исаак очутились в густом винограднике, где закопались в землю, набросав на себя листвы. Им были слышны возбужденные крики арабов, которые занимались поисками бежавших, иногда одиночные выстрелы - очевидно, приканчивали задержанных.
...Листья вдруг зашевелились, и стало ясно, что их обнаружили. Поднявшись, они очутились лицом к лицу с пожилым морщинистым арабом. В руках у него не было оружия. "Не бойтесь!" - неожиданно произнес он, и в тот же момент несколько появившихся партизан с криками набросились на двух несчастных. "Вы уже достаточно убили сегодня, пощадите их!" - возвысил свой голос пожилой араб. "Мы прикончим и этих!" - прорычал партизан. Но старик обнял двух евреев за плечи и произнес: "Они под моей защитой!" Это был старинный и благородный арабский обычай, и иррегуляры не посмели нарушить его. Появившиеся два легионера оттеснили "Воинов джихада" и повели двух пленников на место сбора.
...Выстрелы в кустах продолжались, там приканчивали других несчастных...
Элиза Фейтвангер было брошена во внутренний дворик вместе с десятком других уцелевших. Когда их стали убивать, ее не тронули. С очевидной целью изнасиловать два араба потащили ее к посадкам, по пути срывая одежду. Ее отчаянные крики даже заглушили недалекую стрельбу. И вдруг прозвучала автоматная очередь. Оба араба замертво упали у ее ног. Ошеломленная, она поднялась с земли. Невдалеке стоял офицер Легиона с автоматом, ствол которого еще дымился. Имя этого офицера сохранилось. Лейтенант Науф Эль-Хамуд неожиданно достал из кармана кусок хлеба и произнес: "Поешь! Она стала машинально жевать. - Теперь ты под моей защитой!" - несколько театрально произнес Хамуд и повел ее к своей бронемашине.
Из 88 защитников Кфара на утро того дня, к вечеру в живых осталось только четверо: Элиза Фейтвангер из прикомандированного отряда "Палмах" и трое собственно жителей киббуца - братья Наум и Исаак Бен Сира и Яков Эдельштайн. Всего, как утверждают израильтяне, в центральном Блок Этционе погибло 148 человек с их стороны.
Так что обе стороны были квиты. И если арабы запомнили два слова Деир Яссин, то евреи помнят четыре - Кфар Этцион и Хадасса-Роуд. Им бы здесь и остановиться... но не получилось.
С падением главного киббуца была решена судьба трех киббуцев-сателлитов - Массуот, Цурим, Ревадим. Их положение было безнадежным. В течение дня шли активные радиообмены с Иерусалимом. Мнения защитников разделились. Одни предлагали защищать свои позиции до последнего, другие считали, что необходимо прорываться пешим порядком в недалекий Иерусалим. О сдаче разговор не шел, уже зная о судьбе братьев в Кфаре, которых перебили, когда они уже подняли руки.
Вмешался Шалтиель. Убедившись, как он был прав, когда настаивал на эвакуации Блока, он срочно связался с "Международным Красным Крестом". Условия капитуляции были согласованы, и жизни оставшихся жителей Этциона, всего 349 человек, были спасены. Все они были депортированы в Иорданию, кроме где-то сорока раненых, погруженных в большой автобус и отправленных в Иерусалим.
Был вечер 14 мая. Арабы наконец-то расквитались и за Кастель, и за Катамон. Абрас Тамир был в очень плохом состоянии и лежал, пристегнутый к носилкам, в этом автобусе. Как он позднее вспоминал, при въезде в Вифлеем, что лежал у них на пути, какой-то военный в униформе Легиона вспрыгнул на подножку и прокричал в глубину автобуса по-арабски: "Ваш Бен-Гурион только что провозгласил еврейское государство, но в течение восьми дней с ним будет покончено!"
Слезы полились из глаз Тамира; он понял одно: жертвы того дня, его собственные мучения были не напрасны. Итак, свершилось! Евреи имели свое собственное государство.
...Занавес был отдернут, началась ближневосточная драма, продолжающаяся и по нынешний день.
Глава вторая
Катастрофа свершилась
Провозглашение государства Израиль 14 мая 1948 года. - Совместная атака арабских армий. - Евреи захватывают большинство объектов в Иерусалиме, Арабский легион вступает в Старый город. - Окончание трагедии Кврейского квартала. - Три провальных наступления на Латрун. Артиллерийская канонада; только перемирие спасает город от разрушения. "Вы только подождите 9 июля". - Иерусалим остается разделенным на последующие 19 лет. - Октябрьская, затем декабрьская вспышка боевых действий, египетская армия возвращается в Каир. - Переговорный процесс и подписание перемирия, первый раунд закончен.
Наступало 14 мая 1948 года, последний день официального мандата Великобритании над Палестиной. Накануне был собран Национальный совет, высший орган сионистского движения. Он должен был принять окончательное решение по завтрашнему дню.
Голда Меир доложила о своем тайном визите к королю и какой из этого следовал ее прогноз на дальнейшие события. Игал Ядин от Генштаба дал свою оценку военной ситуации. В конечном итоге Генштаб оценивал шансы на победу как 50:50.
Далее пошла дискуссия, стоит ли принимать последнее предложение ООН объявить перемирие и одновременно отложить провозглашение независимости. Решающее слово было за Бен-Гурионом, он сказал: "Я понимаю, что потери в людях и, возможно, в территории будут неизбежны. Но я осмелюсь предположить, что окончательная победа будет за нами. Перемирие ничего не решит, только подорвет моральный дух народа... Итак, наша независимость будет провозглашена завтра". Дальше перешли к деталям и согласованию текста Декларации.
Бен-Гурион категорически возражал против любого упоминания в тексте границ нового государства. Он привел пример США, где отцы-основатели тоже не упоминали их, а границами стали те, которые сложились позднее.
Тем более что арабы решительно отвергли саму идею Раздела Палестины, то есть проведения границ внутри нее.
"В таком случае и мы не будем заранее их обозначать".
Далее обсуждали время проведения этого события и консультировались с религиозными деятелями, в конце концов единственно приемлемым часом согласовали 16 часов, в пятницу 14 мая, так как в полночь наступал "шабат", еврейская суббота, и по правилам любая деятельность прекращалась или резко ограничивалась.
И наконец, согласовали название нового государства. На выбор были предложены имена "Сион", "Израиль", но остановились на официальном "Государство Израиль".
Историческое событие началось ровно в 16 часов в здании городского музея на бульваре Ротшильда, куда были приглашены наиболее уважаемые лица. Место действия держалось в секрете вплоть до последнего момента, были предприняты самые крайние меры безопасности и были стянуты дополнительные патрули военных и полицейских.
Итак, открыв заседание и развернув пергамент, Бен-Гурион стал читать перед аудиторией текст Декларации о независимости. Текст он напечатал лично на машинке накануне, но из-за недостатка времени его не успели перенести на пергамент, а только прикололи скрепками. Вот наиболее интересные выдержки из него: "...Земля Израиля - это место, где родился еврейский народ. Именно здесь сформировался его духовный, религиозный и национальный характер... Здесь была написана Книга Книг, которая как подарок была передана остальному миру... Нацистская гекатомба, которая уничтожила миллионы евреев в Европе, вновь подтвердила необходимость восстановления еврейского государства, единственного, способного обеспечить защиту евреям и гарантировать им равенство в мировой семье народов.
В ходе Второй мировой войны еврейский народ Палестины сделал большой вклад в борьбу народов за свободу против заразы нацизма. Жертвы и усилия еврейских солдат и рабочих обеспечивают нашей нации право занять место среди народов, которые основали Организацию Объединенных Наций. Основываясь на неотъемлемом и историческом праве еврейского народа, мы провозглашаем создание еврейского государства на Святой земле. Это государство будет носить имя Израиль".
И далее: "Государство Израиль будет открыто для иммиграции евреев из всех стран, где они рассеяны. Оно будет основано на принципах свободы, справедливости и мира, как было завещано Отцами-Пророками... Оно будет гарантировать свободу религии, совести, образования и культуры. Оно будет защищать святые места всех вероисповеданий и будет в полном объеме следовать принципам Хартии ООН".
И, наконец, пожалуй, самое главное: "Мы приглашаем арабских жителей Государства Израиль сохранять мирный образ жизни и сыграть свою роль в развитии Государства, на базе полного и равноправного гражданства, со справедливым представительством во всех институтах, будь они постоянные или временные. Мы протягиваем руку всем государствам, которые нас окружают, и приглашаем их к сотрудничеству с независимой еврейской нацией, во имя процветания всех. Государство Израиль готово внести свой вклад в прогресс всех народов Ближнего Востока".
Конечно, у арабской стороны будет свое мнение, но от себя скажем красивый получился документ.
Пока Бен-Гурион зачитывал этот текст, техники израильского радио, втиснутые со своим оборудованием в туалет музея (так как другого места для них просто не нашлось), обеспечивали прямую радиопередачу происходящего на окружающий мир.
...Лидер сионистов завершил следующим: "...Доверяя Всемогущему, мы подписываем эту Декларацию на земле Родины, в городе, называемом Тель-Авив, на этом заседании Учредительной Ассамблеи, созванной накануне "шабата", а именно 5-го Иара 5708-го или 14 мая 1948-го по христианскому календарю". После этого члены Национального совета, не скрывая эмоций, один за одним подписали этот документ.
Главный раввин зачитал молитву, поблагодарив Всевышнего и попросив Его благословить всех присутствующих и новорожденное государство. "Аминь", завершил он, и затем зазвучали звуки национального гимна "Хатиква". Все поднялись, и, когда гимн отзвучал, Бен-Гурион, вновь стукнув деревянным молоточком, произнес "Государство Израиль рождено. Заседание закрыто". На часах было 16.37.
В этот же вечер оригинал Декларации был должным образом оформлен и передан на хранение в подземное хранилище Национального банка - чтобы уберечь его на случай возможных воздушных бомбардировок.
Это был достаточно предусмотрительный шаг, так как на следующий день, 15-го, несколько египетских "Спитфайров" атаковали Тель-Авив; до подземных хранилищ своими авиационными пушками и пулеметами они, конечно, не добрались (а другого вооружения у них просто не было), но по крайней мере продемонстрировали, что у египтян "длинные руки". Подобные же налеты продолжались еще несколько дней.
В тот же день 14-го проходила другая церемония, но достаточно далеко от Тель-Авива, на берегах Нила.
Здесь тоже зачитывался пергамент, но совсем другого содержания. В Академии Генштаба Королевской армии Египта состоялся досрочный выпуск офицеров, тут же направляемых в действующую армию.
Среди тех, кто получил красиво украшенный диплом о присвоении звания капитана, был и тридцатилетний Гамаль Абдель Насер. Вместе с дипломом он получил предписание прибыть в течение 48 часов в 6-й батальон, уже находящийся на Синае, и там приступить к исполнению обязанностей начальника штаба.
Этот батальон в составе других египетских сил должен был маршировать на Тель-Авив, чтобы разрушить то государство, которое только что провозгласил Бен-Гурион.
* * *
Арабская сторона жестоко просчиталась. Она искренне считала, что раз мандат заканчивается 15 мая, значит, и будут англичане уходить именно в этот день. Но те решили эвакуироваться на сутки раньше, то есть четырнадцатого, о чем уже через своих многочисленных агентов и информаторов было хорошо известно еврейской стороне. Поэтому и подготовка у них была соответственная.
С 7 часов утра солдаты уже стали грузить в автобусы и грузовики свои ранцы, вещмешки и скатки, гражданские лица свои чемоданы. Вся обстановка Бевинграда стала напоминать разворошенный муравейник. В восьмом часу грузовики уже начинали строиться в длинные колонны. Все британские объекты были устроены так, что ворота и проходные пункты выходили на арабскую сторону. И пока колонны выходили в ворота, еврейские боевики с противоположного конца прорезали колючую проволоку и, пиная ногами пустые бутылки из-под пива и виски, разбегались по территории объектов. По какой-то неведомой причине военный комендант генерал Джонс присвоил операции того дня название не историческое и не библейское, а рыбье. Иерусалим в тот день назывался очень просто - "Треска".
С израильской стороны командовал в тот день офицер Ария Шурр, которому выделили 400 солдат "Палмаха" и 600 территориальных гвардейцев - то есть всего тысячу человек, но и задачи были велики.
Объекты брались молниеносно и в основном без сопротивления. Пожалуй, самым важным было здание Главпочтамта с Центральной телефонной станцией; оттуда евреи сразу стали звонить на следующие пункты.
Таким психологическим давлением они пытались заставить арабов уйти оттуда добровольно. Почти везде арабы были захвачены врасплох: как быстрым уходом англичан, так и прибытием своего противника. Тем не менее они не отдали Центральную тюрьму и даже изгнали евреев из здания "Нотр-Дам де Франс". Эмиль Гори, прибыв в штаб "Рауда", не нашел там никакой "координации или толковых разумных действий". (Кстати, захват Бевинграда имел и другие - весьма положительные - последствия для еврейской стороны.) Несмотря на тщательную продуманность операции "Треска", англичане оставили после себя значительную массу военного имущества, которое они по разным причинам так и не смогли вывезти. Хотя там не оказалось оружия и боеприпасов, на что израильтяне втайне надеялись, тем не менее они нашли: сразу 40 000 пар армейских ботинок (то есть по две пары на каждого бойца), множество карманных фонарей, сигнальных ракет, полевых ламп, телефонного провода, шанцевого инструмента, металлической армейской посуды и тому подобного. Была подобрана даже парадная сабля очень тонкой работы (позднее она использовалась на церемонии инаугурации первого президента Израиля).
Тем не менее к вечеру 14 мая, то есть к моменту окончания операции "Треска" и выводу англичан, выявилось два достоверных гнезда арабского сопротивления, достойных упоминания в дневной сводке.
Первое - в южной части города, где отряд иракцев продолжал удерживать "Казармы Алленби", таким образом разрывая единый фронт еврейской обороны по линии Мекор Хаим - Талбия - Рамат Рашель. Это было неприемлемо, и Шурр направил против них единственный резерв, который у него еще был под рукой, - офицера Абрама Узиели, два взвода пехоты плюс один миномет "Давидка" и три снаряда к нему.
Вторым, гораздо более серьезным очагом - особенно по месту расположения, - являлся квартал, находившийся к северу, прямо возле стен Старого города. Здесь командовал Багет Абу Гарбия, который имел в своем распоряжении интернациональный отряд добровольцев из Сирии, Ирака и Ливана.
В этом квартале под названием Мусрара сирийцы засели в школе, иракцы в отеле "Рагдан", а ливанцы по улице Сент-Поль, сразу позади здания "Нотр-Дам". Свой единственный пулемет они направили на еврейский опорный пункт в "Доме Мандельбаума" и едва не захватили его. В этот день "воины-интернационалисты" (если назвать их по-современному) под командованием учителя Багета Абу Гарбия сорвали на своем участке все усилия штурмовых групп Давида Шалтиеля.
Такое не могло продолжаться долго. Ночью прошла необходимая подготовка. С первыми утренними лучами солнца бойцы Абрама Узиели пустили на казармы Алленби свой первый снаряд. Он упал, не разорвавшись, собственно, иракцы и не поняли в тот момент, что их кто-то обстреливает. Евреи сделали второй и предпоследний выстрел. На этот раз мина взорвалась с оглушительным грохотом. По телефонным линиям был перехвачен их панический крик, обращенный в арабский штаб: "На помощь! Евреи сбросили на нас какую-то свою атомную бомбу!" (!)
Узиели понял - сейчас или никогда. Был запущен третий снаряд, и он сработал. Спустя полчаса казармы Алленби были пусты - иракцы бежали.
В квартале Мусрара сценарий был другим. (Такое бы разнообразие действий да нашим генералам в Афгане и Чечне). Ровно в 7 часов несколько громкоговорителей, выставленных в окна окружающих зданий, стали вести "радиопередачу", естественно на арабском языке: "Арабские защитники отеля "Рагдан" и улицы Сент-Поль!
Предлагаем вам оставить свои позиции и вернуться в Старый город! В этом случае гарантируем вам жизнь! Арабские защитники отеля "Рагдан" и улицы Сент-Поль! Предлагаем вам... и ваша жизнь будет спасена! Арабские защитники!" - и так много раз.
Железный радиоусиленный голос разносился на сотни метров вокруг и был слышен даже за стенами Старого города в школе "Рауда".
Столь упорное психологическое воздействие подействовало и на командиров Багета. Они отдали приказ отступить. Но Багет был упрям. Еще несколько часов его бойцы вели огонь по окружавшим его "палмахникам".
И только исчерпав боеприпасы, убрались за стены Старой крепости. Евреи им не препятствовали.
В тот же день из города ушли две радиограммы, содержание которых удивительно повторяло друг друга (дайте какой-либо еще пример, когда разными словами можно так коротко и емко изложить один и тот же предмет).
Итак, Давид Шалтиель - в Тель-Авив: "...Сопротивление противника оказалось совсем незначительным..."
Арабский штаб - в Дамаск, Амину Хуссейни: "...Ситуация критическая. Евреи уже подступают к стенам Старого города".
* * *
Первый день независимости Израиля был отмечен многими событиями, которые остались в памяти его жителей. Хотя больших сражений внутри города, повторяем, не было, моментами то в одной, то в другой его части вспыхивала дружная перестрелка, которую заглушали только завывающие сирены машин "скорой помощи", одни с нарисованным полумесяцем на бортах, другие с эмблемой "Щита Давида". В течение дня хирургические операционные работали в лихорадочном темпе и израсходовали большое количество антибиотиков, перевязочного материала, плазмы и запасов крови. Этот день запомнился также как День Большого грабежа. Некоторые жители арабских кварталов, которые оказались под контролем израильтян, свидетельствовали: сначала с утра появились какие-то жалкие люди, которые на ломаном арабском просили еды и воды. Однако уже в полдень предъявились персонажи другого рода, которые требовали продуктов уже в другом тоне. А если обнаруживалось какое-либо брошенное арабское владение или покинутая квартира, то они приступали к откровенному грабежу, вынося оттуда все, что представляло для них интерес.
Конечно, это был позор, но официальная "Хагана", занятая решением своих военных задач, не могла уделить этому должного внимания. Хуже, когда в грабеж включались диссидентские организации, причем их интересовали вещи посерьезнее, чем продукты или кухонная утварь. Так, к одному офицеру "Хаганы" прибежал взволнованный владелец арабского гаража и сказал, что некоторое время назад группа людей забрала у него сразу 180 новеньких автомобильных покрышек. В ответ на его протесты они заявили: "Это реквизиция" - и даже вручили ему расписку. Офицер посмотрел на листок бумаги с парой строчек на иврите и произнес: "К сожалению, ничем не смогу вам помочь. Это - "Иргун". Они же отличились и в другой ситуации. Обшаривая свои новые владения, группа "иргуновцев" наткнулась во дворе арабского госпиталя на целое стадо овец, которое директор больницы приберегал для своего персонала и пациентов "на самый черный день". Для оголодавших евреев эта находка представляла неоценимое сокровище. Не теряя времени даром, они сразу стали брать животных "на привязь", намереваясь тут же отогнать их на свои позиции. Но тут появился тот самый директор Хассиб Булос, который, возбужденно жестикулируя, стал доказывать, что овцы принадлежат в конечном итоге "Красному Кресту". В доказательство этому он настойчиво демонстрировал свою нарукавную повязку с изображением Креста. Язвительный "шеф" экспроприаторов быстро нашелся: "А что, твои бараны тоже имеют такие повязки?" Растерявшийся араб даже не знал, что и ответить, а "иргуновец" быстро закончил: "Ну, так значит, они остаются со мной". И баранов тут же погнали за еврейские линии.