Страница:
Далее он упомянул, как он выразился, "международную армаду", которая должна открыто пройти сквозь пролив, бросая вызов Насеру, и пусть он только попробует сделать что-то. Но Джонсон не вызвался начать мобилизовать эту армаду. Наоборот, он сказал, что "Израиль, совместно с другими морскими державами, в частности Англией и Францией, должен..." - и т.д. "Что касается участия США в этом вопросе, то мне нужно согласие Конгресса. Получить его поддержку - на это потребуется определенное время. Без этого я всего лишь техасец ростом 6 футов 4 дюйма", - даже пошутил он. И закончил он следующим: "Мы не думаем, что арабы намерены атаковать вас. Если да - то вы разгромите их в скоротечной войне". Дальше он развернул какой-то листок бумаги - очевидно, это была "домашняя заготовка" - и прочитал его с таким выражением, как будто цитировал Священное писание: "Израиль не одинок... если только не решит идти в одиночку". И последней его фразой перед прощанием было: "Вы не в опасности... Вы просто в трудном положении".
Когда Эбан ушел, Джонсон повернулся к Ростоу и приглашенному министру обороны Роберту Макнамаре и сказал: "Я потерпел неудачу. Они собираются воевать". Будто сговорившись, последние в унисон старались успокоить его: "Нет, нет, мистер Президент... он непременно доведет ваше послание, и израильский кабинет воспримет его очень серьезно".
Вернувшись в Тель-Авив, Эбан сразу проехал на заседание к ожидавшим его членам кабинета и изложил содержание своих бесед в Париже, Лондоне, Вашингтоне. При этом он не упомянул, что Джонсон не вызвался организовывать эту армаду и даже возложил эту задачу на еврейское государство.
В той дискуссии, что последовала, министр труда Игал Аллон - один из ведущих военачальников в войне 1948 года - немедленно бросил только два слова: "Действуем завтра". Министр Хаим Гивати: "Если мы не ударим первыми... то Насер покончит с нами". Генерал Хаим Вейцман, начальник оперативного управления Генштаба: "Война будет трудной, но у нас нет другого выхода, как сражаться. Мы их побьем, просто потому что мы лучше".
Даже премьер-министр Леви Эшкол, который до этого предпочитал все спустить на тормозах, теперь был в пользу войны. На него оказали влияние два фактора: немыслимое давление со стороны военных советников, которые требовали перехватить инициативу и перейти к действиям, и осознание того, что нация не может постоянно и бесконечно находиться в состоянии полной отмобилизованности, - это приведет только к разрушению израильской экономики.
Но общего мнения так и не было выработано. Умолчание Эбана о некоторых нюансах его встречи в Вашингтоне привело министров к мысли, что Джонсон все еще намерен организовать международную армаду и таким образом с кризисом будет покончено. Заседание закончилось где-то в пять часов утра. Перед этим было проведено голосование по итогам встречи. Голоса разделились поровну: девять, включая премьера, были "за" начало боевых действий, девять "против".
* * *
28 мая 1967 года израильский кабинет собрался на заседание в 10 утра. К этому времени Эшкол полностью изменил свою личную позицию по вопросу войны и мира. Своим озадаченным коллегам он заявил, что "нужно подождать еще неделю или две". В тот момент он разрывался под давлением своих советников - немедленно начать боевые действия - и международным давлением - ни в коем случае не ступать на тропу войны.
На него повлияли два события. Первым стало письмо президента Джонсона, полученное этим же утром. Там недвусмысленно говорилось, что Израиль должен проявить сдержанность и не наносить удар. Эшкол осознавал, что поддержка американцев критически важна для нейтрализации действий Советов, а затем для пополнения арсеналов Армии обороны Израиля.
И вторым случившемся событием был ночной визит Джона Хейдона, резидента ЦРУ, прямо к главе "Моссада" Меир Амиту. Хейдон говорил в непривычно резком тоне:
"Если вы нанесете удар, то США десантируют свои силы в Египет для защиты его.
Амит: А я вам не верю.
Хейдон: Для вас важно, чтобы Соединенные Штаты были на вашей стороне, а не на другой".
Амит сильно сомневался, что заявление резидента ЦРУ отражает официальную позицию администрации США, но о ночном визите он, естественно, Эшколу рассказал.
Вмешались и русские. Советский посол в Израиле Леонид Чувякин поднял помощника Эшкола посреди ночи и сказал, что ему нужно видеть премьера немедленно. Они встретились в 2.10 ночи, и Чувякин передал премьеру расшифрованную телеграмму, полученную от Косыгина. Там советский премьер говорил о необходимости снизить накал конфронтации. "Очень легко разжечь пожар, но загасить пламя будет не так просто", - предупреждал он.
Встреча между Эшколом и советским послом продолжалась целых два часа. Чувякин вспоминает: "Я просил Эшкола остановить эскалацию, прекратить концентрации и начать переговоры с арабскими государствами".
Это давление со всех сторон и особенно письмо Джонсона повлияло на Эшкола. Настало время напрямую обратиться к нации и к нетерпеливым военным командирам.
Эшкол направился в передающую студию радиостанции "Kol Israel". Страна затаила дыхание... Он в открытую сказал, что силы обороны Израиля находятся в состоянии боеготовности. Дальше он говорил о необходимости разблокирования Тиранского пролива и что правительство решило идти дипломатическим путем для решения этой задачи.
Содержание речи было для тех обстоятельств вполне ожидаемым, но ее презентация прошла ужасно. Генерал Шейке Гавиш вспоминал: "Вы получали впечатление, что человек, который ее произносил, был или не уверен в себе, или просто испуган. Это было удручающе".
Произошла абсолютно непредсказуемая вещь - Эшкол едва смог прочитать те несколько страниц, что помощники положили перед ним. Накануне текст составлялся в спешке, потом в него же советники внесли многочисленные изменения и исправления. Премьер только усугубил ситуацию. Незадолго до того ему сделали глазную операцию, глаза слезились, и, потерев их, он сместил одну глазную линзу и в результате едва мог разобрать этот текст. В добавление, ситуация усугубилась следующим: Эшкол свободно говорил на идиш (европейском еврейском яз.), но гораздо хуже знал современный иврит.
Одним из слов в тексте было "le hasig", по-английски "pull back" (отвод войск). Здесь он вообще запнулся - премьер не смог произнести этого слова, и он даже не был уверен, что оно означает.
Все это произвело шокирующее впечатление на публику, в том числе на его ближайшее окружение. Жена Мириам почти что кричала помощникам: "Вы что, не смогли распечатать это раньше и ознакомить его заранее?"
Но было уже поздно. Эшкол не смог успокоить своих сограждан.
Из радиостудии он срочно выехал в главный штаб. Кроме всех высших военачальников там присутствовали Игал Аллон и начальник Генштаба Ицхак Рабин. Он устроил эту встречу, так как считал, что именно премьер должен объяснить последние решения кабинета своим военным командирам. Они были в состоянии полного нетерпения и считали, что война стала неизбежной, а раз так, то надо немедленно атаковать.
Из-за провала своей речи Эшкол был не в настроении, а Рабин выглядел подавленным и уставшим. Он отсутствовал на рабочем месте предшествующие 24 часа, потому что находился в прединфарктном состоянии - из-за большого напряжения и многочисленных выкуренных сигарет. Также эмоций ему добавил бывший премьер Бен-Гурион. Последний, всегда будучи сторонником жесткой линии по отношению к арабам, считал, что в этом случае Израиль не обеспечил себе поддержки ни у одной из великих держав и поэтому не мог надеяться на победу в новой войне. В сложившейся ситуации он обвинял персонально Рабина и заявил ему об этом лично.
На совещании 28-го Бен-Гурион отсутствовал, зато говорили другие.
Вспоминает генерал Узи Наркисс, командующий Центральным сектором (можно сказать, Иерусалим был его военной специальностью): "Все беспрерывно курили. Эшкол был бледен. Говорил он долгое время и рассказал нам все, вплоть до ночного визита советского посла к нему".
Затем премьер предложил всем высказываться, причем открыто и откровенно. Начав с уже банального "Прекратите нас удерживать!", выступавшие набирали все более язвительную тональность. Генерал Маттияху Пелед (о нем вы еще услышите в пятой главе) бросил Эшколу в лицо: "Чего вы боитесь? Почему вы ждете? Мы готовы, и мы должны начать - сегодня!"
Дивизионный командир Ариэль Шарон: "Настало время действовать... Каждый лишний день ожидания потом приведет к более тяжелым потерям".
Эшкол был взволнован, однако все пытался их утихомирить, говоря, что "мы должны исчерпать все другие возможности, перед тем как перейти к войне". Но это только добавляло горючего в костер... Когда он вернулся домой, Мириам увидела, что ее муж был в очень удрученном состоянии. "Я знаю, они все нападали на него... безжалостно..." - сказала она.
На следующее утро 29 мая либеральная газета "Гааретц" в редакционной статье опубликовала резко критический материал о Эшколе: "У нас нет уверенности в способности г-на Эшкола вести наш государственный корабль в столь трудное время... Кажется, что все больше людей тоже теряют эту уверенность... и их число увеличилось после вчерашнего выступления на "Кол Исраэль". Он не создан быть премьером и министром обороны в текущей ситуации и должен уступить свой пост новому руководству. Времени мало".
В период самой опасной конфронтации Израиля со своими арабскими соседями в политических кругах этой страны начался опасный кризис. Нашлись люди, которые желали вернуть на этот пост отставника и пенсионера Бен-Гуриона, которому в то время уже исполнился 81 год. Но это было неприемлемо для правящей партии. В конце концов был найден устраивающий всех вариант - Эшкол сохраняет свой пост премьер-министра, а министерство обороны он со вздохом облегчения отдает 52-летнему Моше Даяну, бывшему начальнику Генерального штаба, который в то время входил в партию Бен-Гуриона "Рафи".
1 июня лимузин "Сааб" зеленого цвета доставил в министерство обороны его нового шефа - генерала Моше Даяна.
* * *
Спустя сутки после объявления о закрытии пролива президент Насер созвал очередное военное совещание. На нем он дал распоряжение своему военному министру Шамсу Бадрану, чтобы тот ехал в Москву для встречи с советским министром обороны и другими официальными лицами. "Это продемонстрирует высокую степень сотрудничества между СССР и Египтом". Бадран должен был получить согласие Москвы на удар Египта первым, потому что ударивший всегда получал преимущество. Но, как и для Абба Эбана на той стороне, ему также нужны были заверения о том, что русские сумеют нейтрализовать возможную интервенцию американцев и вновь пополнят их арсеналы.
25 мая Бадран уже был в Москве, и в тот же день делегация, которая включала высокопоставленных военных и дипломатов, была принята советским министром обороны, маршалом Андреем Гречко.
Гречко долго говорил об особых советско-египетских отношениях. Затем слово взял Бадран: "С 14 мая египетские войска переброшены на Синай для сдерживания противника, а в случае его атаки на Сирию мы объявим войну Израилю". Но русские, уже опасаясь, что теряют контроль над ситуацией, предпочли начать деэскалацию. Маршал заявил в ответ: "С сожалением констатируем, что между Советским Союзом и Египтом нет общей границы и мы не сможем поддержать вас в случае войны между вами и Израилем".
Бадран, все еще полный решимости получить одобрение русских, настоял на встрече с советским премьером Косыгиным. Борис Терентьевич Батцанов, работник аппарата Косыгина, свидетельствует, что военный министр открыто говорил о намерениях Египта предпринять военные действия против Израиля. "Но Косыгину эти планы совсем не понравились, и он прямо сказал об этом Бадрану".
Павел Семенович Акопов, советский дипломат и эксперт по Египту, присутствовал на этой встрече: "Алексей Николаевич, в своей обычном жестком стиле, без всяких дипломатических манер заявил: "Мы в Советском Союзе не можем дать согласие на ваш упреждающий удар против Израиля. Это было бы в противоречие всей нашей политике и позиции. Если вы атакуете первыми, то вы станете агрессорами, а мы против агрессии. Мы против решения спорных вопросов военной силой... В этом случае мы вас поддержать не сможем".
...Еще три дня пытался Бадран добиться своей цели в Москве, встречаясь с официальными лицами на разных уровнях. Косыгин, потеряв терпение, еще раз заявил ему в резком тоне: "Мы не можем поддержать агрессию и поддержать применение силы. Это противоречит нашей политике".
Признав, что Советы действительно настаивают на деэскалации конфликта, египетская делегация засобиралась домой. Но в аэропорту произошел инцидент, который спутал все. Бадран: "Когда я уже был готов идти к самолету, Гречко отвел меня в сторону и сказал: "Не волнуйтесь. Если американцы вмешаются, мы на все 100 процентов с вами. Если Соединенные Штаты вмешаются, мы придем к вам на помощь - придем для вашего спасения".
В Каире Бадран доложил президенту Насеру, что Советы не одобрят нанесение первого удара, и затем пересказал ему, что Гречко высказал в аэропорту. Но передал ли Бадран слова: Мы с вами, если американцы вмешаются?
Таким образом, Насеру стало ясно, что русские не будут упрекать его, если он не атакует первым. Но он и не приступил к деэскалации. Он просто решил позволить израильтянам атаковать первыми.
Итак, 2 июня Насер созвал совещание своих командиров, чтобы лично сказать им: Египет не может ударить по Израилю первым, потому что Москва не одобрит этого. Это означает, что в будущей войне они сначала должны абсорбировать первый израильский удар. Взволнованный Сидки Махмуд, командующий военно-воздушными силами, вскочил с места и заявил: "Но он нанесет нам огромный ущерб. Наши ВВС превратятся в инвалида... и вооруженные силы тоже".
Амер ответил: "Сидки, ты что, хочешь воевать с Соединенными Штатами? Если мы атакуем первыми, то США несомненно вмешаются, и что ты будешь делать после этого? Ты хочешь воевать с США, или лучше принять первый удар?" Сидки сел на место со словами примирения: "Хорошо, хорошо..." Насер затем спросил генерала Сидки Махмуда: "Если бы Израиль ударил первым, как бы ты оценил наши потери?" Махмуд: "От 15 до 20 процентов".
Зная всю предшествующую историю египетско-израильского противостояния, можно только удивляться такому ответу и сделать следующие предположения:
- или Сидки Махмуд не мог даже и предположить силы грядущего удара - в таком случае куда смотрела их разведка? Но это хоть в какой-то степени извиняет его;
- или он просто хотел выглядеть "хорошим" в глазах насеровского руководства. В таком случае это напоминает слова другого командующего, Хайдара-паши, сказанные в 1948 году: "...а войны не будет. Будет наш триумфальный поход на Тель-Авив..."
В тот же день 2 июня Насер созвал еще одно совещание своих командиров, которое имело критический характер. Он заявил: "Сегодня я могу сказать вам, что есть 100-процентная уверенность в нападении Израиля на нас. Американский журналист только что сообщил мне, что Израиль собирается атаковать через 72 часа, то есть скорее всего 5 июня". Имя этого журналиста осталось неизвестным, так же как и откуда он узнал это, но информация оказалась абсолютно верной.
Заявление Насера не было принято серьезно, в частности Амером, командующим вооруженными силами и политическим противником Насера. Бывший начальник Генштаба Фавзи вспоминает: "На выходе я увидел Амера с командующим ВВС... Они направлялись в офис Амера. При этом командующий высмеивал заявление Насера и вообще выражался саркастически, говоря, что не верит в его утверждение об израильской атаке 5 июня".
* * *
Тем временем в Израиле наблюдалось приблизительно такое же смятение. В своем докладе после визита в Вашингтон Абба Эбан указал, хотя знал, что это совсем не так: "Президент Джонсон пообещал принять все меры, чтобы открыть Тиранский пролив для международного судоходства". Премьер-министр Эшкол, в свою очередь, направил Джонсону письмо с выражением благодарности за это обещание. Но американцы действовали быстро, и из Вашингтона поступило письмо с уточнением, что "Президент Джонсон не обещал принять все меры для открытия канала".
30 мая, спустя ровно неделю после визита Эбана, в Вашингтон вылетел Меир Амит с задачей точно выяснить, что происходит. Для начала он выяснил у директора ЦРУ Ричарда Хелмса, что относительно организации пресловутой "международной армады" так ничего и не было сделано.
Затем он настоял на встрече с министром обороны Робертом Макнамарой. Последний вспоминает, что Амит начал следующими словами: "Сейчас я сделаю ряд заявлений и расскажу вам о некоторых вещах, причем я не ожидаю, что вы мне дадите какие-то ответы".
Далее он продолжил: "Вы знаете наше положение. Я прибыл к вам с неофициальной миссией. Все, что мы хотим, - это три вещи: первое, чтобы вы пополнили наши арсеналы по завершении боевых действий. Второе, чтобы вы нас поддержали в ООН. Третье, чтобы вы изолировали русских на этой арене".
Макнамара ответил уставным выражением военного радиста армии США: "I read you loud and clear - Мне все понятно". Дальше, словно два конспиратора, они стали обмениваться неоконченными, но взаимно понятными фразами. Макнамара: "Сколько времени потребуется... (для разгрома египтян)?" Амит: "По моим оценкам - неделя". И чуть позже: "Я срочно собираюсь домой. Там я буду рекомендовать своим начать действовать. Как вы думаете, что я еще должен сделать здесь до отъезда?" Макнамара: "Вам уже нечего здесь делать. Ваше место там".
По завершении встречи Макнамара сразу отправился к Джонсону и проинформировал его: "Израильтяне намерены действовать".
Вернувшись в Тель-Авив, Амит сразу сообщил кабинету, что "армады не будет". Вновь назначенный военный министр М. Даян - как будто бы для него на перекрестке включили зеленый свет - немедленно потребовал развертывания боевых действий. Но были еще и колеблющиеся. Заседание, начавшееся в субботу 3 июня, закончилось около пяти утра в воскресенье. В этот момент Эшкол отправил всех спать. Совещание было возобновлено в 8.15 утра воскресенья 4.06.1967. На нем окончательно было принято решение наступать. До атаки оставались ровно сутки.
Все приготовления делались в рамках так называемого оперативного плана "Голубь", а атаке первого дня было присвоено название "Удар Сиона". Надо полагать, стратеги и планировщики израильского Генштаба были далеко не дилетантами в порученных им вопросах.
* * *
Вечером Мириам обратила внимание, что ее муж Леви Эшкол был в непривычно подавленном состоянии и при этом отбивал пальцами какой-то мотив. Она прислушалась и узнала - это была старая песня евреев-хасидов, гласившая: "Рабби приказал всем радоваться, потому что трудные дни еще только наступают". На ее вопрос, что случилось, он ответил: "Все начнется завтра. Появятся вдовы, сироты, безутешные родители, и все это будет на моей совести".
Чисто по-человечески чувства премьера можно понять, но его личное отношение к происходящему никак не отражалось на той кампании дезинформации, которая уже вовсю была запущена в израильских СМИ. В субботу 3 июня в газетах появились фотографии израильских солдат, безмятежно отдыхающих на пляжах, а министр Даян произнес блистательную речь, в которой выразил надежду, что войны, без сомнения, удастся избежать.
* * *
По данным "Харперской военной энциклопедии", в это же время на арабской стороне наблюдалось следующее:
16 мая. В Египте объявлено чрезвычайное положение.
17 мая. В Египте и Сирии объявлено состояние боевой готовности, а в Иордании - мобилизация.
20 мая. Израиль завершил частичную мобилизацию.
24 мая. Иордания завершила мобилизацию.
28 мая. Судан завершил мобилизацию.
29 мая. Алжирские воинские подразделения направились в Египет.
30 мая. Египет и Иордания подписали двусторонний договор о безопасности.
31 мая. Началась отправка иракских войск в Иорданию.
Дальше следует такая оценка международных авторов Эрнеста и Тревора Дюпюи: "Во многих отношениях израильская армия была гораздо более обученной и намного более гибкой по сравнению с армией любой из противостоящих стран. Израильская авиация первого эшелона имела более мощное вооружение, а выучка, квалификация и боевые качества летного состава и обслуживающего технического персонала израильских ВВС настолько превосходили по этим показателям арабских пилотов (которых к тому же катастрофически не хватало), что ВВС Израиля под командованием генерал-майора Мордехая Хода действовали, по крайней мере, в два или три раза эффективнее, чем объединенные военно-воздушные силы его арабских противников".
В таком же ключе пишут и наши военные авторы в книге "Локальные войны". И хотя их труд появился в 1981 году, то есть спустя 14 лет после описываемых событий, оценки наших теоретиков следует признать в основном верными:
"Вооруженные силы Египта и Сирии не уступали израильским в техническом отношении, так как были оснащены в основном первоклассным советским оружием. Однако по боевой выучке и боеспособности они были слабее. Сказывалась низкая общеобразовательная подготовка основной массы личного состава, затруднявшая освоение новой боевой техники". Что ж, по существу, на тот момент все верно.
Дальше авторы отмечают:
- костяк офицерского корпуса составляли выходцы из слоев буржуазии, недовольные внутренней политикой Насера, это предопределяло их пассивное отношение к обучению войск и воспитанию у них нужных качеств;
- слабая боеспособность египетских войск, хорошо известная израильской разведке, облегчила израильскому руководству принятие решения о развертывании боевых действий;
- планы будущей войны составлялись, но и много раз менялись в зависимости от различных обстоятельств, в результате войска перебрасывались из района в район неоднократно, изматывались, их боеготовность слабела;
- в типичной манере для арабов считалось, что одно лишь размещение крупных воинских формирований на границах Израиля заставит последнего отказаться от любых агрессивных намерений.
Возвращаемся в 1967 год.
* * *
Все началось в 07.10 утра, когда с авиабаз Израиля взлетела первая волна самолетов, поднятых для атаки. Соблюдая полное радиомолчание в полете, они устремились, но не на запад в Египет, а на север в сторону Средиземного моря. Счет пошел на минуты. В это же самое время на территорию Египта тремя клиньями вторглись колонны танков и мотопехоты под командованием все тех же Исраэля Таля, Авраама Иоффе и Ариэля Шарона. За десять лет до этого в званиях майоров и полковников они командовали батальонами и бригадами, теперь звания у них были генеральские, а командовали они усиленными дивизиями.
Теоретически штабы противостоящих им египетских подразделений уже могли бы сообщить о происходящем в Каир, но связь, как обычно, "не работала". Хуже того, одновременный взлет такой большой группы самолетов был засечен добросовестными иорданскими локаторщиками с авиабазы Аджлун. Об этом они сразу сообщили египетскому генералу Абдель Монейму Риаду, который в соответствии с упомянутым Договором прибыл к ним для координации действий. Генерал срочно отправил в Каир сообщение о подтвержденном вылете в неизвестном направлении сразу двухсот израильских самолетов. Оно было зашифровано в установленном порядке, но так как по закону подлости именно в этот день коды сменились, их расшифровать вовремя не успели и эта срочнейшая информация запоздала...
Как и намечалось и отрабатывалось заранее, чтобы избежать обнаружения радарами, истребители-бомбардировщики Хель-Хаавир прошли на минимальной высоте над Средиземным морем, затем повернули на юг, пролетели над песчаными дюнами Синая и полями феллахов дельты Нилы (один из пилотов свидетельствовал: мы летели очень низко, и я хорошо видел работавших крестьян, которые приветственно махали руками, очевидно решив, что увидели египетские самолеты) и вот уже обрушили свой бомбовый груз на военные аэродромы Египта в 07.45.
Многочисленные агенты и информаторы не подвели, также как и данные аэрофоторазведки и шпионские снимки, полученные с американских спутников из космоса. МИГ-15/17/19/21, ИЛ-28 и ТУ-16 стояли на бетонке именно в тех самых стройных рядах, как они были запечатлены за несколько дней до 5 июня. Никто не потрудился рассредоточить их, замаскировать, а еще лучше поставить в бетонированные противоосколочные укрытия. С воздуха "миражи", "вотуры" и "мистэры" стали расстреливать их, как жестяных уток в стрелковых тирах. Только ложные аэродромы с весьма достоверными макетами ИЛов и ТУ были не тронуты - они израильтян не интересовали.
Время атаки было подобрано исключительно верно (это ж сколько аналитиков поработало над данным вопросом?!). К 7.45 все дежурные звенья, находившиеся на патрулировании с ночи, возвращались на базы. В это же время шли утренние моленья и начинался завтрак. В итоге весь летный и технический состав был захвачен врасплох на земле, и многие из них пали тут же...
После первой волны атаковавших джет-файтеров (реактивных самолетов) грянула вторая, в итоге к 10.30, то есть через два часа после первого удара, ВВС Египта прекратили свое существование...
Когда Эбан ушел, Джонсон повернулся к Ростоу и приглашенному министру обороны Роберту Макнамаре и сказал: "Я потерпел неудачу. Они собираются воевать". Будто сговорившись, последние в унисон старались успокоить его: "Нет, нет, мистер Президент... он непременно доведет ваше послание, и израильский кабинет воспримет его очень серьезно".
Вернувшись в Тель-Авив, Эбан сразу проехал на заседание к ожидавшим его членам кабинета и изложил содержание своих бесед в Париже, Лондоне, Вашингтоне. При этом он не упомянул, что Джонсон не вызвался организовывать эту армаду и даже возложил эту задачу на еврейское государство.
В той дискуссии, что последовала, министр труда Игал Аллон - один из ведущих военачальников в войне 1948 года - немедленно бросил только два слова: "Действуем завтра". Министр Хаим Гивати: "Если мы не ударим первыми... то Насер покончит с нами". Генерал Хаим Вейцман, начальник оперативного управления Генштаба: "Война будет трудной, но у нас нет другого выхода, как сражаться. Мы их побьем, просто потому что мы лучше".
Даже премьер-министр Леви Эшкол, который до этого предпочитал все спустить на тормозах, теперь был в пользу войны. На него оказали влияние два фактора: немыслимое давление со стороны военных советников, которые требовали перехватить инициативу и перейти к действиям, и осознание того, что нация не может постоянно и бесконечно находиться в состоянии полной отмобилизованности, - это приведет только к разрушению израильской экономики.
Но общего мнения так и не было выработано. Умолчание Эбана о некоторых нюансах его встречи в Вашингтоне привело министров к мысли, что Джонсон все еще намерен организовать международную армаду и таким образом с кризисом будет покончено. Заседание закончилось где-то в пять часов утра. Перед этим было проведено голосование по итогам встречи. Голоса разделились поровну: девять, включая премьера, были "за" начало боевых действий, девять "против".
* * *
28 мая 1967 года израильский кабинет собрался на заседание в 10 утра. К этому времени Эшкол полностью изменил свою личную позицию по вопросу войны и мира. Своим озадаченным коллегам он заявил, что "нужно подождать еще неделю или две". В тот момент он разрывался под давлением своих советников - немедленно начать боевые действия - и международным давлением - ни в коем случае не ступать на тропу войны.
На него повлияли два события. Первым стало письмо президента Джонсона, полученное этим же утром. Там недвусмысленно говорилось, что Израиль должен проявить сдержанность и не наносить удар. Эшкол осознавал, что поддержка американцев критически важна для нейтрализации действий Советов, а затем для пополнения арсеналов Армии обороны Израиля.
И вторым случившемся событием был ночной визит Джона Хейдона, резидента ЦРУ, прямо к главе "Моссада" Меир Амиту. Хейдон говорил в непривычно резком тоне:
"Если вы нанесете удар, то США десантируют свои силы в Египет для защиты его.
Амит: А я вам не верю.
Хейдон: Для вас важно, чтобы Соединенные Штаты были на вашей стороне, а не на другой".
Амит сильно сомневался, что заявление резидента ЦРУ отражает официальную позицию администрации США, но о ночном визите он, естественно, Эшколу рассказал.
Вмешались и русские. Советский посол в Израиле Леонид Чувякин поднял помощника Эшкола посреди ночи и сказал, что ему нужно видеть премьера немедленно. Они встретились в 2.10 ночи, и Чувякин передал премьеру расшифрованную телеграмму, полученную от Косыгина. Там советский премьер говорил о необходимости снизить накал конфронтации. "Очень легко разжечь пожар, но загасить пламя будет не так просто", - предупреждал он.
Встреча между Эшколом и советским послом продолжалась целых два часа. Чувякин вспоминает: "Я просил Эшкола остановить эскалацию, прекратить концентрации и начать переговоры с арабскими государствами".
Это давление со всех сторон и особенно письмо Джонсона повлияло на Эшкола. Настало время напрямую обратиться к нации и к нетерпеливым военным командирам.
Эшкол направился в передающую студию радиостанции "Kol Israel". Страна затаила дыхание... Он в открытую сказал, что силы обороны Израиля находятся в состоянии боеготовности. Дальше он говорил о необходимости разблокирования Тиранского пролива и что правительство решило идти дипломатическим путем для решения этой задачи.
Содержание речи было для тех обстоятельств вполне ожидаемым, но ее презентация прошла ужасно. Генерал Шейке Гавиш вспоминал: "Вы получали впечатление, что человек, который ее произносил, был или не уверен в себе, или просто испуган. Это было удручающе".
Произошла абсолютно непредсказуемая вещь - Эшкол едва смог прочитать те несколько страниц, что помощники положили перед ним. Накануне текст составлялся в спешке, потом в него же советники внесли многочисленные изменения и исправления. Премьер только усугубил ситуацию. Незадолго до того ему сделали глазную операцию, глаза слезились, и, потерев их, он сместил одну глазную линзу и в результате едва мог разобрать этот текст. В добавление, ситуация усугубилась следующим: Эшкол свободно говорил на идиш (европейском еврейском яз.), но гораздо хуже знал современный иврит.
Одним из слов в тексте было "le hasig", по-английски "pull back" (отвод войск). Здесь он вообще запнулся - премьер не смог произнести этого слова, и он даже не был уверен, что оно означает.
Все это произвело шокирующее впечатление на публику, в том числе на его ближайшее окружение. Жена Мириам почти что кричала помощникам: "Вы что, не смогли распечатать это раньше и ознакомить его заранее?"
Но было уже поздно. Эшкол не смог успокоить своих сограждан.
Из радиостудии он срочно выехал в главный штаб. Кроме всех высших военачальников там присутствовали Игал Аллон и начальник Генштаба Ицхак Рабин. Он устроил эту встречу, так как считал, что именно премьер должен объяснить последние решения кабинета своим военным командирам. Они были в состоянии полного нетерпения и считали, что война стала неизбежной, а раз так, то надо немедленно атаковать.
Из-за провала своей речи Эшкол был не в настроении, а Рабин выглядел подавленным и уставшим. Он отсутствовал на рабочем месте предшествующие 24 часа, потому что находился в прединфарктном состоянии - из-за большого напряжения и многочисленных выкуренных сигарет. Также эмоций ему добавил бывший премьер Бен-Гурион. Последний, всегда будучи сторонником жесткой линии по отношению к арабам, считал, что в этом случае Израиль не обеспечил себе поддержки ни у одной из великих держав и поэтому не мог надеяться на победу в новой войне. В сложившейся ситуации он обвинял персонально Рабина и заявил ему об этом лично.
На совещании 28-го Бен-Гурион отсутствовал, зато говорили другие.
Вспоминает генерал Узи Наркисс, командующий Центральным сектором (можно сказать, Иерусалим был его военной специальностью): "Все беспрерывно курили. Эшкол был бледен. Говорил он долгое время и рассказал нам все, вплоть до ночного визита советского посла к нему".
Затем премьер предложил всем высказываться, причем открыто и откровенно. Начав с уже банального "Прекратите нас удерживать!", выступавшие набирали все более язвительную тональность. Генерал Маттияху Пелед (о нем вы еще услышите в пятой главе) бросил Эшколу в лицо: "Чего вы боитесь? Почему вы ждете? Мы готовы, и мы должны начать - сегодня!"
Дивизионный командир Ариэль Шарон: "Настало время действовать... Каждый лишний день ожидания потом приведет к более тяжелым потерям".
Эшкол был взволнован, однако все пытался их утихомирить, говоря, что "мы должны исчерпать все другие возможности, перед тем как перейти к войне". Но это только добавляло горючего в костер... Когда он вернулся домой, Мириам увидела, что ее муж был в очень удрученном состоянии. "Я знаю, они все нападали на него... безжалостно..." - сказала она.
На следующее утро 29 мая либеральная газета "Гааретц" в редакционной статье опубликовала резко критический материал о Эшколе: "У нас нет уверенности в способности г-на Эшкола вести наш государственный корабль в столь трудное время... Кажется, что все больше людей тоже теряют эту уверенность... и их число увеличилось после вчерашнего выступления на "Кол Исраэль". Он не создан быть премьером и министром обороны в текущей ситуации и должен уступить свой пост новому руководству. Времени мало".
В период самой опасной конфронтации Израиля со своими арабскими соседями в политических кругах этой страны начался опасный кризис. Нашлись люди, которые желали вернуть на этот пост отставника и пенсионера Бен-Гуриона, которому в то время уже исполнился 81 год. Но это было неприемлемо для правящей партии. В конце концов был найден устраивающий всех вариант - Эшкол сохраняет свой пост премьер-министра, а министерство обороны он со вздохом облегчения отдает 52-летнему Моше Даяну, бывшему начальнику Генерального штаба, который в то время входил в партию Бен-Гуриона "Рафи".
1 июня лимузин "Сааб" зеленого цвета доставил в министерство обороны его нового шефа - генерала Моше Даяна.
* * *
Спустя сутки после объявления о закрытии пролива президент Насер созвал очередное военное совещание. На нем он дал распоряжение своему военному министру Шамсу Бадрану, чтобы тот ехал в Москву для встречи с советским министром обороны и другими официальными лицами. "Это продемонстрирует высокую степень сотрудничества между СССР и Египтом". Бадран должен был получить согласие Москвы на удар Египта первым, потому что ударивший всегда получал преимущество. Но, как и для Абба Эбана на той стороне, ему также нужны были заверения о том, что русские сумеют нейтрализовать возможную интервенцию американцев и вновь пополнят их арсеналы.
25 мая Бадран уже был в Москве, и в тот же день делегация, которая включала высокопоставленных военных и дипломатов, была принята советским министром обороны, маршалом Андреем Гречко.
Гречко долго говорил об особых советско-египетских отношениях. Затем слово взял Бадран: "С 14 мая египетские войска переброшены на Синай для сдерживания противника, а в случае его атаки на Сирию мы объявим войну Израилю". Но русские, уже опасаясь, что теряют контроль над ситуацией, предпочли начать деэскалацию. Маршал заявил в ответ: "С сожалением констатируем, что между Советским Союзом и Египтом нет общей границы и мы не сможем поддержать вас в случае войны между вами и Израилем".
Бадран, все еще полный решимости получить одобрение русских, настоял на встрече с советским премьером Косыгиным. Борис Терентьевич Батцанов, работник аппарата Косыгина, свидетельствует, что военный министр открыто говорил о намерениях Египта предпринять военные действия против Израиля. "Но Косыгину эти планы совсем не понравились, и он прямо сказал об этом Бадрану".
Павел Семенович Акопов, советский дипломат и эксперт по Египту, присутствовал на этой встрече: "Алексей Николаевич, в своей обычном жестком стиле, без всяких дипломатических манер заявил: "Мы в Советском Союзе не можем дать согласие на ваш упреждающий удар против Израиля. Это было бы в противоречие всей нашей политике и позиции. Если вы атакуете первыми, то вы станете агрессорами, а мы против агрессии. Мы против решения спорных вопросов военной силой... В этом случае мы вас поддержать не сможем".
...Еще три дня пытался Бадран добиться своей цели в Москве, встречаясь с официальными лицами на разных уровнях. Косыгин, потеряв терпение, еще раз заявил ему в резком тоне: "Мы не можем поддержать агрессию и поддержать применение силы. Это противоречит нашей политике".
Признав, что Советы действительно настаивают на деэскалации конфликта, египетская делегация засобиралась домой. Но в аэропорту произошел инцидент, который спутал все. Бадран: "Когда я уже был готов идти к самолету, Гречко отвел меня в сторону и сказал: "Не волнуйтесь. Если американцы вмешаются, мы на все 100 процентов с вами. Если Соединенные Штаты вмешаются, мы придем к вам на помощь - придем для вашего спасения".
В Каире Бадран доложил президенту Насеру, что Советы не одобрят нанесение первого удара, и затем пересказал ему, что Гречко высказал в аэропорту. Но передал ли Бадран слова: Мы с вами, если американцы вмешаются?
Таким образом, Насеру стало ясно, что русские не будут упрекать его, если он не атакует первым. Но он и не приступил к деэскалации. Он просто решил позволить израильтянам атаковать первыми.
Итак, 2 июня Насер созвал совещание своих командиров, чтобы лично сказать им: Египет не может ударить по Израилю первым, потому что Москва не одобрит этого. Это означает, что в будущей войне они сначала должны абсорбировать первый израильский удар. Взволнованный Сидки Махмуд, командующий военно-воздушными силами, вскочил с места и заявил: "Но он нанесет нам огромный ущерб. Наши ВВС превратятся в инвалида... и вооруженные силы тоже".
Амер ответил: "Сидки, ты что, хочешь воевать с Соединенными Штатами? Если мы атакуем первыми, то США несомненно вмешаются, и что ты будешь делать после этого? Ты хочешь воевать с США, или лучше принять первый удар?" Сидки сел на место со словами примирения: "Хорошо, хорошо..." Насер затем спросил генерала Сидки Махмуда: "Если бы Израиль ударил первым, как бы ты оценил наши потери?" Махмуд: "От 15 до 20 процентов".
Зная всю предшествующую историю египетско-израильского противостояния, можно только удивляться такому ответу и сделать следующие предположения:
- или Сидки Махмуд не мог даже и предположить силы грядущего удара - в таком случае куда смотрела их разведка? Но это хоть в какой-то степени извиняет его;
- или он просто хотел выглядеть "хорошим" в глазах насеровского руководства. В таком случае это напоминает слова другого командующего, Хайдара-паши, сказанные в 1948 году: "...а войны не будет. Будет наш триумфальный поход на Тель-Авив..."
В тот же день 2 июня Насер созвал еще одно совещание своих командиров, которое имело критический характер. Он заявил: "Сегодня я могу сказать вам, что есть 100-процентная уверенность в нападении Израиля на нас. Американский журналист только что сообщил мне, что Израиль собирается атаковать через 72 часа, то есть скорее всего 5 июня". Имя этого журналиста осталось неизвестным, так же как и откуда он узнал это, но информация оказалась абсолютно верной.
Заявление Насера не было принято серьезно, в частности Амером, командующим вооруженными силами и политическим противником Насера. Бывший начальник Генштаба Фавзи вспоминает: "На выходе я увидел Амера с командующим ВВС... Они направлялись в офис Амера. При этом командующий высмеивал заявление Насера и вообще выражался саркастически, говоря, что не верит в его утверждение об израильской атаке 5 июня".
* * *
Тем временем в Израиле наблюдалось приблизительно такое же смятение. В своем докладе после визита в Вашингтон Абба Эбан указал, хотя знал, что это совсем не так: "Президент Джонсон пообещал принять все меры, чтобы открыть Тиранский пролив для международного судоходства". Премьер-министр Эшкол, в свою очередь, направил Джонсону письмо с выражением благодарности за это обещание. Но американцы действовали быстро, и из Вашингтона поступило письмо с уточнением, что "Президент Джонсон не обещал принять все меры для открытия канала".
30 мая, спустя ровно неделю после визита Эбана, в Вашингтон вылетел Меир Амит с задачей точно выяснить, что происходит. Для начала он выяснил у директора ЦРУ Ричарда Хелмса, что относительно организации пресловутой "международной армады" так ничего и не было сделано.
Затем он настоял на встрече с министром обороны Робертом Макнамарой. Последний вспоминает, что Амит начал следующими словами: "Сейчас я сделаю ряд заявлений и расскажу вам о некоторых вещах, причем я не ожидаю, что вы мне дадите какие-то ответы".
Далее он продолжил: "Вы знаете наше положение. Я прибыл к вам с неофициальной миссией. Все, что мы хотим, - это три вещи: первое, чтобы вы пополнили наши арсеналы по завершении боевых действий. Второе, чтобы вы нас поддержали в ООН. Третье, чтобы вы изолировали русских на этой арене".
Макнамара ответил уставным выражением военного радиста армии США: "I read you loud and clear - Мне все понятно". Дальше, словно два конспиратора, они стали обмениваться неоконченными, но взаимно понятными фразами. Макнамара: "Сколько времени потребуется... (для разгрома египтян)?" Амит: "По моим оценкам - неделя". И чуть позже: "Я срочно собираюсь домой. Там я буду рекомендовать своим начать действовать. Как вы думаете, что я еще должен сделать здесь до отъезда?" Макнамара: "Вам уже нечего здесь делать. Ваше место там".
По завершении встречи Макнамара сразу отправился к Джонсону и проинформировал его: "Израильтяне намерены действовать".
Вернувшись в Тель-Авив, Амит сразу сообщил кабинету, что "армады не будет". Вновь назначенный военный министр М. Даян - как будто бы для него на перекрестке включили зеленый свет - немедленно потребовал развертывания боевых действий. Но были еще и колеблющиеся. Заседание, начавшееся в субботу 3 июня, закончилось около пяти утра в воскресенье. В этот момент Эшкол отправил всех спать. Совещание было возобновлено в 8.15 утра воскресенья 4.06.1967. На нем окончательно было принято решение наступать. До атаки оставались ровно сутки.
Все приготовления делались в рамках так называемого оперативного плана "Голубь", а атаке первого дня было присвоено название "Удар Сиона". Надо полагать, стратеги и планировщики израильского Генштаба были далеко не дилетантами в порученных им вопросах.
* * *
Вечером Мириам обратила внимание, что ее муж Леви Эшкол был в непривычно подавленном состоянии и при этом отбивал пальцами какой-то мотив. Она прислушалась и узнала - это была старая песня евреев-хасидов, гласившая: "Рабби приказал всем радоваться, потому что трудные дни еще только наступают". На ее вопрос, что случилось, он ответил: "Все начнется завтра. Появятся вдовы, сироты, безутешные родители, и все это будет на моей совести".
Чисто по-человечески чувства премьера можно понять, но его личное отношение к происходящему никак не отражалось на той кампании дезинформации, которая уже вовсю была запущена в израильских СМИ. В субботу 3 июня в газетах появились фотографии израильских солдат, безмятежно отдыхающих на пляжах, а министр Даян произнес блистательную речь, в которой выразил надежду, что войны, без сомнения, удастся избежать.
* * *
По данным "Харперской военной энциклопедии", в это же время на арабской стороне наблюдалось следующее:
16 мая. В Египте объявлено чрезвычайное положение.
17 мая. В Египте и Сирии объявлено состояние боевой готовности, а в Иордании - мобилизация.
20 мая. Израиль завершил частичную мобилизацию.
24 мая. Иордания завершила мобилизацию.
28 мая. Судан завершил мобилизацию.
29 мая. Алжирские воинские подразделения направились в Египет.
30 мая. Египет и Иордания подписали двусторонний договор о безопасности.
31 мая. Началась отправка иракских войск в Иорданию.
Дальше следует такая оценка международных авторов Эрнеста и Тревора Дюпюи: "Во многих отношениях израильская армия была гораздо более обученной и намного более гибкой по сравнению с армией любой из противостоящих стран. Израильская авиация первого эшелона имела более мощное вооружение, а выучка, квалификация и боевые качества летного состава и обслуживающего технического персонала израильских ВВС настолько превосходили по этим показателям арабских пилотов (которых к тому же катастрофически не хватало), что ВВС Израиля под командованием генерал-майора Мордехая Хода действовали, по крайней мере, в два или три раза эффективнее, чем объединенные военно-воздушные силы его арабских противников".
В таком же ключе пишут и наши военные авторы в книге "Локальные войны". И хотя их труд появился в 1981 году, то есть спустя 14 лет после описываемых событий, оценки наших теоретиков следует признать в основном верными:
"Вооруженные силы Египта и Сирии не уступали израильским в техническом отношении, так как были оснащены в основном первоклассным советским оружием. Однако по боевой выучке и боеспособности они были слабее. Сказывалась низкая общеобразовательная подготовка основной массы личного состава, затруднявшая освоение новой боевой техники". Что ж, по существу, на тот момент все верно.
Дальше авторы отмечают:
- костяк офицерского корпуса составляли выходцы из слоев буржуазии, недовольные внутренней политикой Насера, это предопределяло их пассивное отношение к обучению войск и воспитанию у них нужных качеств;
- слабая боеспособность египетских войск, хорошо известная израильской разведке, облегчила израильскому руководству принятие решения о развертывании боевых действий;
- планы будущей войны составлялись, но и много раз менялись в зависимости от различных обстоятельств, в результате войска перебрасывались из района в район неоднократно, изматывались, их боеготовность слабела;
- в типичной манере для арабов считалось, что одно лишь размещение крупных воинских формирований на границах Израиля заставит последнего отказаться от любых агрессивных намерений.
Возвращаемся в 1967 год.
* * *
Все началось в 07.10 утра, когда с авиабаз Израиля взлетела первая волна самолетов, поднятых для атаки. Соблюдая полное радиомолчание в полете, они устремились, но не на запад в Египет, а на север в сторону Средиземного моря. Счет пошел на минуты. В это же самое время на территорию Египта тремя клиньями вторглись колонны танков и мотопехоты под командованием все тех же Исраэля Таля, Авраама Иоффе и Ариэля Шарона. За десять лет до этого в званиях майоров и полковников они командовали батальонами и бригадами, теперь звания у них были генеральские, а командовали они усиленными дивизиями.
Теоретически штабы противостоящих им египетских подразделений уже могли бы сообщить о происходящем в Каир, но связь, как обычно, "не работала". Хуже того, одновременный взлет такой большой группы самолетов был засечен добросовестными иорданскими локаторщиками с авиабазы Аджлун. Об этом они сразу сообщили египетскому генералу Абдель Монейму Риаду, который в соответствии с упомянутым Договором прибыл к ним для координации действий. Генерал срочно отправил в Каир сообщение о подтвержденном вылете в неизвестном направлении сразу двухсот израильских самолетов. Оно было зашифровано в установленном порядке, но так как по закону подлости именно в этот день коды сменились, их расшифровать вовремя не успели и эта срочнейшая информация запоздала...
Как и намечалось и отрабатывалось заранее, чтобы избежать обнаружения радарами, истребители-бомбардировщики Хель-Хаавир прошли на минимальной высоте над Средиземным морем, затем повернули на юг, пролетели над песчаными дюнами Синая и полями феллахов дельты Нилы (один из пилотов свидетельствовал: мы летели очень низко, и я хорошо видел работавших крестьян, которые приветственно махали руками, очевидно решив, что увидели египетские самолеты) и вот уже обрушили свой бомбовый груз на военные аэродромы Египта в 07.45.
Многочисленные агенты и информаторы не подвели, также как и данные аэрофоторазведки и шпионские снимки, полученные с американских спутников из космоса. МИГ-15/17/19/21, ИЛ-28 и ТУ-16 стояли на бетонке именно в тех самых стройных рядах, как они были запечатлены за несколько дней до 5 июня. Никто не потрудился рассредоточить их, замаскировать, а еще лучше поставить в бетонированные противоосколочные укрытия. С воздуха "миражи", "вотуры" и "мистэры" стали расстреливать их, как жестяных уток в стрелковых тирах. Только ложные аэродромы с весьма достоверными макетами ИЛов и ТУ были не тронуты - они израильтян не интересовали.
Время атаки было подобрано исключительно верно (это ж сколько аналитиков поработало над данным вопросом?!). К 7.45 все дежурные звенья, находившиеся на патрулировании с ночи, возвращались на базы. В это же время шли утренние моленья и начинался завтрак. В итоге весь летный и технический состав был захвачен врасплох на земле, и многие из них пали тут же...
После первой волны атаковавших джет-файтеров (реактивных самолетов) грянула вторая, в итоге к 10.30, то есть через два часа после первого удара, ВВС Египта прекратили свое существование...