Смирнов Дмитрий. Записки чекиста

   Характеристику им дал сам шпион:
   — Не люди, а барсуки, отупевшие от страха. Ни опоры среди населения, ни цели в жизни.
   — Неужели ни одного порядочного не было? — спросил следователь.
   — Был один, — последовал ответ. — Денис Дубовик.
   — Чем же он от всех остальных отличался?
   Филистович злорадно ухмыльнулся:
   — Всем. Ни на кого не похож. Даже немцы его оценили, в офицеры произвели.
   — И где же он теперь?
   Лютая злоба взяла верх над собранностью, насторожённостью преступника.
   — Где? — переспросил он. — Откуда мне знать. В одном уверен — не нашли вы его, не найдёте и дальше.
   — Вы уверены в этом? — с трудом удержался от улыбки следователь.
   — Да! — Филистович вскинул голову. — Будь он в ваших руках, давно бы устроили мне с ним очную ставку.
   Разумеется, никто не пытался разубеждать его в этой уверенности. Если даже у прожжённого «представителя БНР» не возникло ни малейшего сомнения в истинной сущности «мстителя-одиночки», так нам и подавно такие сомнения не нужны. Кто может знать, не появится ли из-за кордона ещё один самолёт без опознавательных знаков…
   И такой самолёт появился.
   Он прошёл тёмной ночью на высоте около четырех тысяч метров от границы по направлению к городу Барановичи. Через некоторое время шум моторов был услышан юго-западнее Гродно, откуда до пограничной линии подать рукой.
   Через несколько часов после этого один из наших радиоцентров зафиксировал работу американской радиостанции во Франкфурте-на-Майне. Очевидно, условными позывными она вызывала своего агента. Тот немедленно откликнулся на вызов короткой зашифрованной радиограммой.
   Совпадение? Может быть. А если нет?..
   И ночной визит неизвестного самолёта, и двусторонние радиопереговоры наводили на мысль, что одно событие неразрывно связано с другим. Напрашивался вывод: в приграничном районе, скорее всего в Налибокской пуще, сброшен на парашюте один, а быть может и несколько вражеских лазутчиков.
   Надо было немедленно принимать меры к их розыску и обезвреживанию.
   Утро ещё только начиналось, а в Минске и Барановичах уже были скомплектованы оперативные группы чекистов.
   Едва они добрались до места, откуда было решено начинать поиски, как в одну из них поступило первое сообщение.
   На рассвете к небольшому лесопильному заводу, находящемуся на реке Каменка, что неподалёку от деревни Рудня, вышли из леса два молодых человека. Старик-сторож, в одиночестве коротавший ночь, даже обрадовался появлению незнакомцев — хоть поговорить будет с кем. Приветливо встретив парней, он пожелал им приятного аппетита, когда те решили перекусить. А потом вдруг, ни с того ни с сего, втемяшилось в голову: «Что за люди? Проверю-ка я у них документы».
   Сторож шагнул в сторонку, вскинул старенькое незаряжённое ружьё и скомандовал:
   — Руки вверх!
   Он и не ожидал, что получится из этой полушутливой затеи. Незнакомцы, будто их кипятком ошпарило, сорвались с места и во всю прыть кинулись к лесу. Перепрыгивая через изгородь, один из них зацепился лямкой заплечного мешка за сучок, тут же сбросил его и нырнул в кусты. Только треск по лесу пошёл.
   Постоял сторож, послушал: никого…
   Подошёл к мешку, развязал его и ахнул: поверх какой-то, поклажи блестит новёхонький автомат!..
   Чуть ли не весь день прочёсывали чекисты и многочисленные добровольцы-колхозники окрестные леса, но так ничего и не нашли. Не нашли и в последующие дни.
   Зато стало известно кое-что другое.
   В управление МГБ в Барановичах позвонил по телефону бухгалтер хлебозавода Иван Фёдорович Семененко и попросил принять его по очень важному делу. Оказалось, что за неделю до звонка Семененко встретился в одной из столовых с человеком, отрекомендовавшимся Михаилом Акимовичем Бобровничи, московским электросварщиком, решившим перебраться на работу в здешние, родные для него места. За работой дело не стало, сварщики везде нужны, но вот жить Михаилу Акимовичу негде. Может быть, Иван Фёдорович знает, кто в городе комнаты сдаёт? Ищешь, ищешь, — все бестолку…
   — А зачем вам искать? — предложил Семененко. — Идите ко мне. Живу один, без семьи, во всей квартире только глухая старушка. Веселее вдвоём будет.
   Бобровничи обрадовался, горячо поблагодарил. Тут же, прямо в столовой, и документы свои предъявил: паспорт, выданный в Москве, и справку о том, что работал на одном из заводов Главного управления шоссейных дорог.
   — В общем, так он и поселился у меня, — рассказывал Семененко чекистам. — Днём на стройке, а вечером из дома ни на шаг. Я тоже домосед. Подружились, повели разговоры о том, о сём. Иной раз вспоминали за рюмочкой, кто что делал во время войны. А когда я сказал, что служил в немецкой хозяйственной части, тут и пошло.
   — Значит, мы с вами одного поля ягоды? — рассмеялся Бобровничи. — Тогда слушайте: вовсе я не москвич, а прибыл из Западной Германии, где встречался с людьми, желающими счастья белорусскому народу.
   Очевидно, решив подавить хозяина квартиры этими сообщениями и окончательно подчинить себе, квартирант сыпал все новыми подробностями. За границей уже знают, у кого он живёт, и щедро отблагодарят Семененко. Бывший гитлеровский холуй не посмеет выдать чекистам закордонного гостя, а попробует выдать, получит из бесшумного пистолета пулю в лоб. Или после упекут в тюрьму за то, что приютил в своём доме шпиона. Пусть не думает, что Михаил Бобровничи прибыл из-за границы один. В Налибокской пуще сейчас таких, готовых на все, парней много.
   — А поэтому, — закончил квартирант, — вот что я тебе предлагаю: или будешь работать с нами, или считай, что ты уже покойник.
   «Или — или», извечная альтернатива, предоставляемая вербовщиками неустойчивым и слабовольным. Но Иван Фёдорович Семененко оказался не из таких. Он и в гитлеровскую хозяйственную часть пошёл лишь потому, что иначе пришлось бы умереть в концлагере с голоду. И недолгую, но позорную эту службу не скрывал от органов Советской власти. Теперь, когда свалилась новая беда, Иван Фёдорович только спросил:
   — Что же я должен буду делать для вас?
   — Подбирай людей, недовольных Советами. Или с рыльцем в пушку, таких же, как сам. Обеспечь встречи с ними. Остальное тебя не касается.
   Обо всем этом Семененко и рассказал в управлении МГБ. Когда закончил, здесь ещё раз повторил тот же вопрос:
   — Что я должен теперь делать?
   — Помогите нам выловить этих врагов.
   — А как помочь?
   — Бобровничи пускай живёт у вас и дальше. Относитесь к нему так же, как и прежде. Но каждое его слово и каждый шаг должны быть нам известны. Вы согласны?
   — Конечно.
   — Постарайтесь ничем не вызывать у него подозрений, будьте очень осторожны. Квартирант ваш действительно опасный, готовый на все человек. Если нужно будет ещё что-нибудь, мы вам сообщим.
   Успокоенный состоявшимся разговором, ободрённый оказанным ему доверием, Семененко ушёл.
   А чекисты принялись за работу.
   Стройплощадку, охотно принявшую «московского электросварщика», удалось разыскать быстро. Как и следовало ожидать, трудовая книжка Михаила Акимовича Бобровничи оказалась фальшивой. Очевидно, и паспорт такой же. Ничего, пускай пока работает, теперь ему из города не уйти. Те, что сбежали от сторожа лесопилки, все ещё где-то скрываются. Выходит, что трех человек перебросил в ту летнюю ночь самолёт через нашу западную границу?
   Бобровничи проболтался, что их «много». А сколько? И где они?
   Пригодилось «указание», полученное Семененко от шпиона: «Подбирай людей, недовольных Советами. Обеспечь встречи с ними…»
   Что ж, будем обеспечивать. Затягивать это дело нельзя.
   И опять пришлось двум чекистам, И.П.Костюкевичу и А.В.Покровскому, как в прошлый раз Дубовику, напяливать на себя обличье гитлеровских недобитков — «лесных братьев». Подобрали для них соответствующую одежду военной поры и оружие прошлых лет, привели в обжитой вид заброшенную землянку в лесной глуши. И когда наконец все было готово, И.Ф.Семененко, как и условились, привёл своего квартиранта на первую встречу с «единомышленниками».
   А какая встреча обходится без самогона? Кружка, другая, и пошли разговоры, откровенные признания.
   Да, Бобровничи прибыл из-за границы. Что, не верите? Вот вам подлинное удостоверение «БНР», подписанное самим «президентом» Абрамчиком! Сколько с ним, с Бобровничи, ещё человек перемахнуло через границу? Придёт время — узнаете. Пока что сюда должен вот-вот явиться один из них.
   Тот пришёл в разгар выпивки, назвался «Фином» и с жадностью потянулся к кружке с первачом.
   — Гляди, не перебарщивай, — начальническим тоном предупредил Бобровничи.
   Но Фин отмахнулся:
   — Брось, «Джо», у меня тоже есть голова на плечах.
   «Так, — мысленно отметил Покровский, снова наполняя кружки. — Фин и Джо — шпионские клички. За старшего у них Джо».
   А Бобровничи уже начал собираться в путь.
   — Фин останется с вами, — сказал он. — Дорогу я теперь знаю, когда нужно будет, приду.
   И в тот день, и в последующие Фин все чаще стал жаловаться на тоску по родным местам, по своим близким, живущим где-то здесь, в Белоруссии. Мол, считают его пропавшим во время войны без вести, а он жив-здоров, да только родне на глаза показываться не смеет. А потом начал говорить о приближающейся зиме, поругивать Джо, Рогулю с Абрамчиком и американцев. Оба «лесные брата», Костюкевич и Покровский, помалкивали. Только сочувственно кивали головами: проверяй, мы, голубчик, и не таких видывали.
   Однажды Покровский и сам решил проверить искренность Фина.
   — Что ты ноешь? — сердито спросил он. — Или мы тебя держим в лесу? Без тебя жили и дальше проживём.
   — Убирайся на все четыре стороны! — поддержал товарища Костюкевич. — Только как на это твой Джо посмотрит.
   — А на это нам с тобой наплевать, — хлопнул Покровский «брата» по плечу. — Они знают друг друга, одной верёвочкой связаны и пускай разбираются сами.
   — Да вы что? — выпучил Фин глаза. — Разбираться с этой скотиной? Он же сволочь последняя, прихвостень Рогули. Чуть что — сразу прикончит, а я ничего плохого не сделал и делать не буду. Не хотите совет дать — не надо. Сам уйду, а в этой берлоге больше не останусь.
   Голос и тон, весь вид молодого, затравленного постоянным страхом парня был искренним.
   И Покровский рискнул:
   — Ну какой мы тебе можем дать совет? Чем можем помочь, если сами, за прошлую службу в полиции, с петлёю на шее живём? Ночь наступит, и перед глазами — ров. А в нем женщины, дети расстрелянные. Разве такое простят?
   — Но ведь я никого не убивал! — с болью воскликнул Фин. — За что же меня?
   — А тебя и не тронут, если крови людской на руках нет, — спокойно вставил Костюкевич. — Говорят, будто есть такой закон для всех, кто является с повинной. Эх, — и «брат» тяжело вздохнул, — знать бы это раньше…
   Рано утром Фина не стало. Куда он ушёл? Если к Джо, так тому и придраться не к чему. Парень жаловался, ныл, ему отвечали. Впрочем, вряд ли Бобровничи-Джо решится полезть на двоих до зубов вооружённых «лесных братьев». Предпочтёт, скорее всего, переждать несколько дней.
   А тем временем…
   А тем временем из районного отделения МГБ поступило сообщение, что Фин явился туда с повинной. Он принёс с собой два пистолета, ампулу с ядом, паспорт, военный билет и трудовую книжку на имя Михаила Васильевича Дубровского.
   Сдавая все это чекистам, предупредил:
   — Документы липовые, у меня другая фамилия. И родился я здесь, в Белоруссии.
   Снова был услышан рассказ о пути, неизбежно ведущем в бездну.
   Белорусский юноша, почти подросток, попадает на каторгу в гитлеровскую Германию. За похлёбку из брюквы, за варево из полугнилой картошки работает на немецкого бауэра в деревне Оленберг, что над Рейном. Как великое счастье — победа над гитлеровцами, обернувшаяся приходом союзников-американцев. Но они и не думали о передаче на советскую Родину вчерашних немецких рабов. Вместо этого — уговаривания не возвращаться в Советский Союз. Беспрерывное, день за днём, запугивание ожидающими там репрессиями, неминуемой ссылкой в сибирские лагеря.
   Сильные духом люди шли на все, только бы возвратиться домой. Слабовольные оставались.
   Остался и этот парень.
   Голод, нищета, работа от случая к случаю. Был и в Западной Германии, и в Соединённых Штатах. Из Пенсильвании за бродяжничество выслали на Гудзоновы острова, в специальный лагерь для таких же бездомных бродяг. А оттуда опять в Западную Германию, в Гамбург, и ещё дальше, в город Вюрцбург. На этот раз в лагерь для так называемых перемещённых лиц. Из Германии наконец перебрался в Англию, где случайно встретил на улице такого же горемыку, вместе с которым довелось батрачить на немцев. Тот и свёл с бывшим майором гитлеровской армии, карателем и националистом Борисом Рогулей, выступавшим теперь в роли защитника «страдающего от большевистского ига» белорусского народа, а заодно занимавшимся вербовкой агентуры для империалистических разведок.
   Повторилась старая альтернатива: «или — или». Или делай, как тебе говорят, или можешь подыхать с голоду.
   Мюнхен. Номер в гостинице «Вюртембергский дворец». Здесь дождался ещё одного новичка, такого же выходца из Белоруссии, назвавшегося «Беном». Познакомился с Петром Сычом, сподвижником Бориса Рогули по вербовке. Пётр Сыч и взял на себя все дальнейшие «заботы» о новичках. Сам возил их на испытания «детектором лжи», сам же отвёз в школу американских шпионов и диверсантов, находящуюся в небольшом немецком городке Кауфбейрене. В этой школе Бен и Фин познакомились со своими будущими сообщниками — Карлом и Джо. А когда вся четвёрка прошла полный курс шпионской подготовки, наступила пора за него расплачиваться.
   Начались приготовления к переброске через советскую границу.
   На снабжение своих агентов американцы не поскупились. Дали каждому по автомату, по обычному и бесшумному пистолету, по набору для тайнописи. Снабдили всех портативными радиостанциями. Не забыли дать и карты района выброски, изрядные суммы денег. Обеспечили маленькими ампулами с мгновенно действующим ядом, чтобы эти отважные ребята не попали, храни их господь, живыми в руки чекистов.
   Очень торжественным, трогательным оказалось также и прощание с пассажирами самолёта без опознавательных знаков. Мягкосердечный, чувствительный Борис Рогуля, соизволивший самолично прибыть на аэродром, даже слезу пустил. А суровый и немногословный американец, начальник шпионской школы, посчитал необходимым ещё раз заверить парней, что, вернувшись с задания, они могут жить где угодно и будут всем обеспечены.
   Потом был прыжок в ночную тьму, приземление, слава богу, удачное. Быстро спрятали парашюты и запасную рацию. Шли всю ночь, а под утро Джо развернул антенну и передал шифровку о том, что все обстоит благополучно. Углубившись подальше в лес, под густой развесистой сосной вырыли яму и спрятали в ней все, что привезли с собой. Было тихо вокруг, и это шпионов успокоило. Но когда, дня через два, Фин и Карл отправились на разведку, нервы сдали и у одного, и у другого. Сдрейфили сразу же, как только услышали окрик сторожа лесопилки. Улепётывая от старика, Карл развил такую скорость, что и заплечный мешок с вещами бросил. А в мешке среди прочего — автомат…
   В общем, «храбрецам» не повезло.
   А вскоре один из них предпочёл явиться самолично.
   Фин подробно рассказал, где и когда он должен был встретиться с Джо и двумя другими агентами, показал и их базу-землянку в лесу. Было решено: в тот же день арестовать старшего группы Джо-Бобровничи. Но ни дома, у бухгалтера Семененко, ни на стройке его не оказалось. Очевидно, почуяв неладное, шпион предпочёл скрыться. По словам Фина, и Бен на время исчез из леса, отправившись проведать каких-то своих родственников, пообещав в ближайшие дни возвратиться в пущу. Сделать это он мог по единственной дороге, пролегающей через село Любчи. В пяти километрах от этого села находился деревянный мост через реку Куписк, давно нуждавшийся в ремонте. Вот на этом-то мосту и появилась бригада плотников, под руководством опытного бригадира занявшаяся ремонтом.
   Бригадир, бывший партизан, наш оперативный сотрудник Иван Васильевич Шукан, знал приметы Бена, подробно описанные его раскаявшимся сообщником: оттопыренные уши, большая родинка над левой бровью. И когда на третий день напряжённого ожидания, в дождливую погоду, на мосту появился похожий человек, подготовившиеся по сигналу Шукана «плотники» ловко схватили его.
   На шпионе были уже не синий костюм и жёлтые полуботинки, а армейского образца телогрейка, солдатские кирзовые сапоги и новенькая кепка довоенного фасона.
   Маскировка под демобилизованного воина не помогла. Из карманов были извлечены обычный и бесшумный пистолеты, охотничий нож, в брезентовом поясе оказались зашитыми тридцать тысяч рублей, а в воротнике гимнастёрки ампула с ядом. Пришлось Бену вести чекистов к шпионскому тайнику, где они после приземления спрятали мешки с запасным оружием и патронами, переносную радиостанцию и маскировочные плащ-палатки.
   Тут и взяли на следующее утро Карла, угодившего прямо в засаду.
   Оставался последний, Бобровничи-Джо.
   Во время допроса Бен тоже подтвердил, что именно Джо является старшим по группе. Арестованный подробно рассказал об этом близком дружке Бориса Рогули, гитлеровском карателе, загубившем во время войны десятки ни в чем не повинных советских людей.
   На явку этого человека с повинной рассчитывать не приходилось: предатель знает, что пощады ему не будет. Не могли помочь и засады на месте приземления шпионов, в их лесном лагере. Не пойдёт он и в землянку «лесных братьев», опустевшую после исчезновения Фина.
   Так где же его искать?
   Наш сотрудник Иван Васильевич Габа, руководивший окончанием этой операции, в сотый раз задавал себе один и тот же вопрос: «Где может скрываться Джо?..»
   Решил ещё раз, вещь за вещью, перебрать мешки со шпионским снаряжением. Долго копался в них и наконец обнаружил маленькую записку, написанную красным карандашом: «Будьте внимательны и осторожны. О нас уже знают. Встретимся на базе „Д“.
   Значит, вот где: на базе!
   Оставив на всякий случай людей в засаде, Иван Васильевич с двумя оперативными работниками отправился в глубину леса. Все трое были в пятнистых плащ-палатках, найденных в экипировке американских агентов.
   Шаг за шагом двигались они к базе, напряжённо вслушиваясь в лесную тишину, внимательно всматриваясь в каждый куст. Джо мог появиться в любую секунду, вполне мог и автоматной очередью полоснуть. Но ни шороха, ни треска — молчит лес. Так и добрались до нужного места. Подождали некоторое время, и вот наконец Габа разглядел в бинокль человека, появившегося между деревьями. С автоматом в руках, на ногах одни носки, чтобы легче и бесшумнее передвигаться по лесу: Джо!
   В лесу раздалось громкое кряканье утки. Это позывные Джо. Вот для чего предназначались манки, обнаруженные в шпионских мешках, — для подачи условных сигналов! Непростительная оплошность. Не придали им значения, а вернее забыли, не захватили с собой…
   Но рассуждать было некогда, надо было действовать.
   — Джо! — позвал приглушённым голосом, чуть высунувшись из-за укрытия, Иван Васильевич и помахал рукой. — Давай сюда!
   Шпион сделал несколько шагов по направлению к оперативной группе, держа автомат на изготовке. Ближе, ближе… Но вдруг, очевидно почувствовав опасность, бросился в сторону и огромными прыжками помчался назад.
   Выскакивая из землянки, Иван Васильевич пожалел, что заранее не снял сапоги.
   — Стой! — крикнул он вслед убегающему.
   В ответ ударила автоматная очередь, и Иван Васильевич, не замедляя бега, полоснул из автомата по ногам шпиона. Однако Джо продолжал бежать. Ещё немного, и скроется в чаще! И тогда ствол автомата Габы поднялся чуть выше… Последовала длинная очередь, лязгнул затвор, — диск пустой.
   Но больше патронов не понадобилось…
   Когда подбежавшие вместе с Иваном Васильевичем товарищи перевернули Джо на спину, он уже не дышал. В руке предателя была граната, которую он так и не успел бросить…
   Группе американских разведчиков, не сумевшей выполнить задание своих хозяев, пришёл конец.
   Это было далеко не первое дело, в котором активное участие принимал Иван Васильевич. Восемнадцатилетним парнем начал он свой боевой путь в отряде партизанского генерала В.3.Коржа.
   Прошло много лет, но бывший партизан остался в строю и после войны.
   Габа немногословен, скромен, любит людей. Бывали случаи, когда во имя этой любви Иван Васильевич рисковал собственной жизнью. Как-то вскоре после войны он принимал участие в ликвидации опасной бандитской группы. На предложение сдаться бандиты ответили стрельбой. А когда открыли огонь чекисты, в избе, где засела шайка, открылось окно, и в нем появилась девочка, дочь хозяйки — пособницы бандитов.
   Вести огонь по преступникам стало опасно: можно было убить ребёнка.
   Окольным путём Иван Васильевич подполз к хате, добрался до открытого окна и, выхватив из него ребёнка, скрылся за углом.
   Это произвело на бандитов столь ошеломляющее впечатление, что они на мгновение прекратили стрельбу. А когда оправились от замешательства, опять открыли сильный огонь. Пришлось пустить в ход гранаты — теперь уже ребёнку ничто не угрожало.
   В захвате агентов американской разведки активное участие принимал давно известный мне майор Алексей Петрович Колёсников. Его оперативная группа тихо взяла Карла. Будучи опытным чекистом, участником Великой Отечественной войны, Алексей Петрович умело организовал и провёл эту операцию.
   Используют в своих целях разведслужбы капиталистических стран и международный туризм. Один из таких «туристов» побывал и у нас в Белоруссии.
   Светло-малиновая легковая машина шла легко и ровно. Водитель, Антон Петровски, не упуская из виду дорогу, изредка посматривал на показания приборов. Две пожилые женщины на заднем сиденье о чем-то тихо беседовали между собой. Шоссе в этот предвечерний час было почти пусто.
   Пять дней назад Антон ехал по этой же дороге, только в другом направлении. Тогда в голове у него мелькали тревожные мысли, все время не давал покоя страх. Теперь можно себе признаться: мало ли как могло все обернуться.
   В действительности не так уже это и сложно.
   Прибытие в кемпинг совпало с окончанием туристского сезона. По-летнему ярко светило солнце, хотя уже были видны приметы осени. С каждым днём все тише становилось в окружающем лесу, в воздухе плавали серебристые нити паутины. На асфальтовых дорожках, у палаток и коттеджей ветер-озорник кружил хороводы пожухлых листьев.
   Но кемпинг продолжал жить своей жизнью. По вечерам группами и в одиночку приезжали иностранные туристы. Обслуживающий персонал относился к ним радушно, заботился об удобствах, стремился удовлетворить запросы. Антона и приехавшую с ним мать вместе с давней её подругой, тётушкой Банземир, тоже встретили гостеприимно.
   Встреча с братом Пранасом была тёплой и радостной для всех — долгая разлука успела обострить родственные чувства. Пранас был внимателен, записывал кое-что из сказанного Антоном. Вот только его жене, Пранцишке, не нравилось, что братья уединяются для каких-то секретных разговоров.
   А может быть её разочаровали подарки?
   Потом, конечно, все уладилось. Антон доставил брата с женой и дочерью на вокзал, где они нежно, как и подобает братьям, простились.
   В воспоминаниях и размышлениях незаметно летело время. Скоро и Антон завершит своё путешествие. Вот и последний рубеж. Светло-малиновый «Форд-Таунуз» под номером 592 останавливается перед полосатым пограничным шлагбаумом. И тут опять навалилось беспокойство, захотелось повернуть назад и умчаться прочь, подальше от этого опасного места.
   Нет, не зря волновался гражданин из ФРГ Антон Петровски, посетивший нашу страну под личиной туриста с официальной целью: встретиться с братом — советским гражданином Пранасом Петраускасом. Была у поездки другая, тайная цель. Антон Петровски являлся агентом западногерманской разведки под кличкой «Пальмер» и использовал пребывание в Советском Союзе для выполнения шпионских заданий.
   Направляя к нам своего лазутчика, вражеские спецслужбы старались учесть решительно все и до мельчайших подробностей разработали план шпионского турне.
   Несмотря на это, «туристический» вояж Петровски окончился провалом. Чекисты обезвредили шпиона.
   Кто же этот человек? Как он попал в сети разведки? Что делал, оказавшись в одной компании с «рыцарями плаща и кинжала»?
   Ответы на эти и другие вопросы нашли отражение в уголовном деле.
   Антон Петровски прибыл в нашу страну с матерью Анной и её подругой Банземир. Подругу пригласили, чтобы скрасить трудности дальней дороги. Что же касается Анны Петровски, то она, сама того не подозревая, сыграла роль организатора шпионской поездки.
   Вряд ли кто станет сомневаться в том, что для матери одинаково дороги все дети. Она всегда скучает о тех, кого нет с ней или кого долго не видит.
   В Западной Германии Анна Петровски жила с сыном Антоном, а в Литве остался второй сын, Пранас. От него, из Клайпеды, регулярно приходили письма, доставлявшие матери и радость, и печаль. Сын писал, что скучает по своим, мечтает увидеться с ними. Матери тоже хотелось побывать в Литве: уходят годы, незаметно подкрадывается старость и хорошо бы встретиться.
   Но как это сделать?..
   История этой семьи поучительна.