перевести дух, как на дороге снова показались солдаты - другая партия.
Женщина испуганно затряслась:
- Иди скорей в землянку...
Зина, подхватив свой узелок, быстро спустилась по земляным ступенькам.
Оказавшись в сыром, темном помещении, обшитом изнутри досками, Зина
огляделась.
Застланная серой дерюгой койка, маленькая грубка с трубой и с чугунком
на конфорке, а под крошечным застекленным окошком - ящик, служивший, видимо,
столом. Зине сначала показалось, что в низкой, мрачной землянке никого нет.
Но, привыкнув к сумраку, она заметила в углу смуглую большеглазую девочку
лет пяти.
- Ты кто? - подала голос девочка.
- Беженка, - ответила Зина.
- А я - Юлька, - сообщила девочка, доверчиво глядя на Зину.
Опираясь тонкими ручонками на самодельный костылек, Юлька боком вылезла
из своего угла. Одной ножки у нее не было. Из-под короткого ветхого серого
сарафанчика высовывалась сине-багровая культя.
- Осколком мины у нее ножку оторвало, - пояснила, спускаясь вниз,
хозяйка землянки. - Мать немцы застрелили, а ее осколком...
Девочка пытливо глядела на Зину. Ее большие глаза в ореоле темных
ресниц смотрели диковато.
- Так вот и живем вдвоем с Юлькой, - сказала женщина, наливая в
консервную банку молока и ставя на ящик глиняную плошку со спелой лесной
малиной. - Ешьте, - предложила она Юльке и Зине. - Козочка у меня доится.
Сама дивлюсь, как это немцы ее не отобрали!
Выпив необыкновенно вкусного козьего молока со спелой малиной, Зина
поблагодарила хозяйку и отдала часть своего хлеба из узелка Юльке.
Кажется, теперь, когда опасность миновала, можно было уходить. Хозяйка,
осторожно выглянув из землянки, внимательно осмотрелась вокруг и неожиданно
сказала:
- Не позабудь, возьми, что спрятала в лопухах.
Зина невольно вздрогнула. Значит, женщина все заметила...
Сердечно поблагодарив и распрощавшись с Юлькой, Зина двинулась в путь.
Она прошла километра два.
В глухом, заваленном буреломом лесу часто попадались ржавые консервные
банки, винтовки с разбитыми прикладами, солдатские каски, пустые поломанные
ящики из-под снарядов. Вокруг было столько малины и грибов, словно сюда
никто не захаживал. Зина не сразу сообразила, что идет по заминированному
лесу. Круто свернув в сторону, она прошла заросшую орешником вырубку и
оказалась перед большим полем.
Время близилось к полудню. На поле работали люди. По проселочной дороге
пылила машина, за ней - другая... Пробираться по закрайкам стало опаснее,
чем идти открыто по дороге. Где-то совсем рядом загудел паровоз. До Оболи
оставалось совсем немного. Она увидела новую наблюдательную вышку с часовым
на косогоре, где весь кустарник был, видно, недавно вырублен. Зина немного
отдохнула, соображая, как безопаснее пробраться в деревню. По знакомой
тропинке пересекла поле желтеющей пшеницы. Все ближе и ближе она подходила к
деревне.
Вот и усадьба бабушки. Легко проскользнув под слегами изгороди, она
прокралась к старой липе. Положила записку в дупло и легла между грядками
картофеля, обратив внимание, как, словно хлопья сажи, с тревожным криком
кружились над усадьбой испуганные галки.
"Чего это они так раскричались?" - едва успела подумать Зина и тут же
услышала шум и немецкую речь. Немного приподняв голову, выглянула и замерла.
В закоулке между избами урчала грузовая машина, а из дома Азолиных полицаи
выводили родных Нины и заталкивали в грузовик. Двое эсэсовцев отдавали
приказания.
"Опоздала!" - со страхом подумала Зина. Остановившимися от ужаса
глазами она следила, как полицаи выводили теперь ее бабушку. Бабушка
семенила, согнувшись, на ходу повязывая платок. Из избы выбежала маленькая
шустрая Любаша в коротком ситцевом платьице.
- Бабуля! Бабуля! Куда же ты? Возьми и меня!
Машина, затарахтев, тронулась с места и, все ускоряя ход, покатила в
сторону Оболи.
Из закоулка выскочил в рваной ковбойке какой-то парнишка. "Нестерка!..
" - не сразу узнала его Зина.
Нестерка поднял с земли громко рыдавшую Любашу и понес на руках домой,
громко уговаривая:
- Не плачь! Не плачь! Успокойся!..
Через несколько минут Зина прокралась в избу.
- Зина! - в один голос изумленно произнесли ребята, не веря своим
глазам, и бросились к ней.
А Нестерка, плача, стал рассказывать:
- Бабушку полицаи забрали. Всех Азолиных и Слышенковых тоже забрали и
увезли в Оболь.
- Я все видела... Скорее собирайтесь? - Зина заметалась по избе,
поспешно хватая на ходу что попадало под руку из одежды. И спохватилась: - А
Ленька где? Мы сейчас уйдем.
- Не знаю, - испуганно сказал Нестерка. - Он с утра куда-то исчез.
- Где же он?.. Где?.. - плачущим голосом спрашивала Зина, не зная, что
делать.
Нестерка сбегал на улицу, но Леньку не обнаружил.
- Надо уходить, - не без колебания решила Зина. - Полицаи могут с
минуты на минуту снова нагрянуть в избу, и тогда всем нам - крышка.
Втроем, крадучись, они стали пробираться к лесу. А на бабушкиной
кровати в избе осталась лежать поспешно написанная Нестеркой записка:
"Ленька! Мы ушли с Зиной и Любочкой в лес. Бабушку немцы забрали".
Добравшись до леса, ребята прилегли в кустах. Сил идти у Зины уже не
было. Да и теплилась слабая надежда, что Ленька их догонит. Они ждали
довольно долго, но Ленька не пришел. Им предстоял длинный, утомительный путь
по лесным тропам. Выходить на дорогу, показываться на глаза людям Зина с
ребятами уже не решалась. Так они - где лесом, где опушкой, где оврагом -
брели долго. Недалеко от пограничной зоны решили немного отдохнуть и
подкрепиться перед опасным участком пути. Зина развязала свой узелок. Там
еще оставались кусок хлеба и несколько огурцов. Разделила на всех.
На лесной лужайке было тихо, спокойно. Краснели среди высокой травы
крупные спелые ягоды земляники, которые, ползая на коленях, принялась
собирать Любочка. Где-то в стороне негромко постукивал дятел, кружились в
воздухе разноцветные мотыльки...
Зина лежала на траве, мучительно размышляя о том, что произошло в
деревне. И вдруг рядом зашевелился можжевельник. Зина испуганно вскочила.
- Это же собака, - успокоил Зину тоже насторожившийся было Нестерка.
Из кустарника выглянула небольшая рыжая морда, а затем показалась и вся
собака. Она глядела на ребят большими влажными глазами и слегка виляла
хвостом.
- Есть хочешь, песик-барбосик? - Зина отломила от хлеба корочку.
Собака, осмелившись, приблизилась, с жадностью проглотила хлеб и снова
глядела на Зину, виляя хвостом.
- Больше ничего нет, - развела руки Зина. - Ну-у, до свидания, рыжий
песик! Как тебя зовут? Лисичка?
Она и в самом деле была похожа на лисичку, эта собака, - пушистый
хвост, острая мордочка, уши торчком.
Ребята снова отправились в путь. Нестерка нес Любочку на закорках.
Собака плелась за ними.
- Не ходи! - тихонько приказала Зина, взмахнув рукой и даже топнув.
Собака отбежала в сторону. Пройдя немного, Зина оглянулась - собака как
ни в чем не бывало трусила за ними. Шуметь, отгонять ее Зина не решилась.
- Что делать? - растерялась Зина. - Вдруг она залает? Выдаст нас!
Нестерка молчал. Ему так же, как и Зине, было жаль собаку. Идет за
ними... Хочет спастись. Очевидно, бездомная, бесприютная. Может быть, немцы
расстреляли или сожгли хозяев, а Лисичка уцелела.
Вскоре случилось то, чего они опасались. Собака, залаяв, выдала их...
Двое полицейских из сторожевой заставы задержали ребят.
- Кто такие?.. Куда идете?.. Почему лесом, а не по дороге?..
Любочку держал за руку Нестерка, а Зина отвечала, пытаясь разжалобить
полицейских, что родители у ней погибли, идет издалека с братишкой и
сестренкой в деревню, к родным. Зина наугад назвала деревню, находившуюся,
как она знала, на партизанской территории.
- Отпустите... - хныкал Нестерка, помогая сестре.
- А не врете? - подозрительно взглянул на них полицейский, злой и
нахмуренный.
Но другой небрежно отмахнулся:
- Пускай идут... Не тащиться же с ними в гарнизон.
На всякий случай обыскав ребят, они отпустили их.
Зина взяла на руки Любочку, и ребята поплелись дальше.
В сумерках они благополучно переправились на противоположный берег и
уже утром, измученные и усталые, предстали перед Аграфеной Кузьминичной,
хозяйкой избы, вместе с Лисичкой. Зина сразу же побежала к командиру,
рассказала, что происходит в Оболи.
- Я уже знаю... - печально отозвался он. - Опоздали мы...
Через несколько дней два партизана привели к Зине в избу оборванного,
босоногого долговязого парнишку. Это был Ленька. Судьба бабушки оставалась
неизвестной.
Глава шестая
Двадцать восьмого августа 1943 года гестапо в Оболи провело массовую
карательную операцию. Подготовка к разгрому молодежной подпольной
организации велась гитлеровцами чрезвычайно секретно.
Первой, как только явилась на работу в комендатуру, была арестована
Нина Азолина. В это же время наряды полиции и гитлеровцев появились в других
местах Оболи, Зуе, Ушалах, Мостище и в окрестных селениях.
Володю Езовитова взяли дома. Евгений Езовитов, предупрежденный старшим
братом, попытался скрыться, во по дороге был схвачен гитлеровцами. Федя
Слышенков, когда на усадьбе появились полицейские, выстрелом из нагана ранил
одного, но сам был схвачен.
Вслед за арестованными на машинах в гестапо стали отвозить и их
родственников. Всего в этот день было арестовано шестьдесят восемь человек.
На столбах и заборах станционного поселка появились расклеенные
объявления, гласившие, что "обезврежена большая группа советских бандитов".
Фрузы Зеньковой в это время не было дома. Она и прежде уже несколько
раз ездила в Полоцк по заданию подпольного райкома партии. Ездила под
предлогом обмена продуктов на необходимые семье вещи. Боевая, бойкая,
речистая, девятнадцатилетняя Фруза, умевшая не только толково поговорить, но
и с обаятельной улыбкой пошутить, обладала помимо личной храбрости также
умением вести торговые операции.
Только у нее одной из подпольщиков имелся пропуск на право поездки по
железной дороге. Был у нее и аусвайс, тоже выданный ей по делам общины.
В Полоцке Фруза бывала и до войны. Но при оккупантах город стал
неузнаваем. Полуразрушенный вокзал, всюду разбитые снарядами постройки. Не
было ни трамваев, ни автобусов. Самые лучшие уцелевшие дома заняты немцами.
На здании, где раньше был кинотеатр, надпись: "Только для граждан
германского рейха". На городской площади, среди разрушенных строений, висели
на телеграфных столбах два трупа: парень и девушка. "А это для нас,
белорусов", - с горечью подумала Фруза.
Сразу же за площадью ее остановил патруль. Сердце екнуло. Фруза вынула
свой аусвайс и пропуск. Патруль, проверив документы, даже откозырял ей и
удалился. Фруза прошла по главной улице через весь город и выбралась на
окраину.
Вот и знакомый одноэтажный с почерневшей драночной крышей домишко с
двумя окнами. Прошла по улице дальше - не следят ли? Вернулась. Негромко
постучала в калитку. Дверь открыла худощавая седая женщина, и, хотя они уже
знали друг друга, Фруза назвала пароль. Ей ответили... И она облегченно
вздохнула: можно входить.
Немного спустя Фруза вышла из дома на улицу. Внимательно осмотрелась по
сторонам. Улица безлюдная... Вокруг - руины, пепелища... заросшая травой
мостовая.
Главное сделано, от основной ноши в корзине она избавилась, теперь
можно и на базар.
... На базарной площади шла бойкая торговля. Все были покупатели и все
продавцы. На хлеб обменивали разные вещи, махорку, мыло, самогонку, соль.
Только и было слышно: "Меняю..." Фруза тоже теперь меняла захваченные с
собой продукты на соль и кремни для зажигалок, в которых особенно нуждались
партизаны.
Чтобы не вызвать подозрений, она старалась яростно торговаться. Ей
удалось обменять кусок свинины на отрез ситца, а потом этот ситец опять
сменять уже на соль.
В этот день она не смогла вернуться в Оболь. Поезд на Витебск уже ушел.
Фруза переночевала у подпольщиков и на следующий день, забрав с собой запалы
для мин, ушла на вокзал. В Оболи на станции ее должен был встретить Аркадий
Барбашов и забрать эти запалы.
Аркадий Барбашов пришел в поселок Оболь, не подозревая, что в
комендатуре гестапо имеется приказ о его аресте, что полицейские уже поехали
в деревню Ферма, где он жил.
Самое удивительное было то, что, явившись в поселок, он спокойно ходил
по улицам мимо гитлеровцев, коротая время до прихода поезда из Полоцка,
который, как обычно, запаздывал. И никто на него не обратил внимания.
День стоял солнечный, жаркий, но небо наливалось густой синевой,
обещавшей грозу. Аркадий спустился к реке, выкупался в залег в кустарнике
рядом с дорогой.
Мимо проезжали машины, подводы... проходили пешеходы. Все было обычным.
Но тут впереди запылил грузовик. Рядом с шофером сидел эсэсовец. Немного
приподнявшись, Аркадий увидел в кузове Зину Лузгину и ее родственников под
охраной полицейских. Сразу же показался другой грузовик. Там в кузове в
окружения полицаев находились Евгений и Володя. Аркадий сразу понял, что
ребята арестованы и везут их в Оболь.
И в это время на линии со стороны Полоцка загрохотал поезд.
Растерявшись, Аркадий не знал, что делать. Он выбрался на дорогу, но тут же
вернулся. Идти на станцию не имело смысла - там он будет на виду. Если Фрузу
не схватили, она пройдет здесь.
... Фруза в это время спокойно сошла с поезда. Она очень устала от
поездки, от нервного напряжения и, видимо, поэтому не обратила внимания на
усиленный наряд полицейских на перегоне.
На площади стоял грузовик кирпичного завода со знакомым ей шофером.
Пассажиры уже забирались через борта в кузов машины. Фруза, спросив у
водителя, куда он едет, тоже полезла в кузов, устроившись на борту.
Старенький, ветхий грузовик тронулся с места и, поскрипывая,
подпрыгивая на ухабах, покатил по дороге. Быстро миновав поселок, проехали
мост. И тут Фруза увидела Аркадия. Он стоял на обочине. Фруза махнула ему
рукой, давая понять, что все в порядке, что она заметила его. И вдруг
случилось непонятное, запрещенное правилами конспирации: Аркадий сорвался с
места, подбежал к грузовику, и она услышала:
- Слезай!.. Слезай, тебе говорю!.. Скорее слезай!
Аркадий бежал рядом, хватаясь за борт.
Крикнув водителю, чтобы тот остановил машину, Фруза, схватив свои вещи,
спрыгнула. К ней подскочил взволнованный, запыхавшийся Аркадий. На нем не
было лица.
- Наших забрали... Не езди домой... - сказал он торопливо, на ходу
принимая у нее вещи, и оба бросились к ближайшему лесу.
Не понимая толком, что же произошло, но не менее напуганная, чем
Аркадий, Фруза сразу никак не могла сообразить, что теперь делать.
Остановились на опушке. Немного отдышавшись, стали совещаться.
- Тебе опасно идти домой, - стоял на своем Аркадий. - Я же своими
глазами видел, наших ребят повезли... Нужно немедленно уходить.
Фруза колебалась. Как же она может уйти, не узнав, в чем дело, не
предупредив ребят. И, подумав, она решила дойти лесом до Ушал, пробраться к
себе в избу и через своих домашних попытаться что-либо выяснить.
Договорились, что Аркадий будет дожидаться ее в лесу, у сторожевой вышки.
Фруза налегке, без вещей, напрямик через лесное болото помчалась к себе
в деревню.
Когда показались впереди постройки, пошла медленным шагом, с трудом
переводя дух. Пот катился с нее градом. Оврагом пробралась к своей усадьбе.
Вот краснеет знакомая рябина на усадьбе. Развесистый тополь в пуху. Фруза
перелезла через плетень и увидела отца.
Заметив дочь, Савелий Михайлович бросился к ней. Бледное лицо его было
перекошено, губы тряслись.
- Уходи скорее! За тобой уже полицаи приходили! Они в деревне... Я тебя
здесь уже давно поджидаю... Мы с матерью тоже уйдем!
Отец побежал в избу, и через минуту оттуда на усадьбу выскочила мать,
подбежала к Фрузе:
- Кровинушка ты моя... За тобой приходили!
Лицо матери было в слезах, она еще что-то говорила, причитая, но Фруза
резко остановила ее.
- Возьмите с отцом что-нибудь самое необходимое и быстро сюда... Уйдем
в лес.
Фруза осталась ждать их у тополя. Прошло несколько минут, они
показались Фрузе вечностью. Наконец на огороде появился отец с узелком в
руках, за ним семенила мать, тоже с узлом... Но, очевидно про что-то
вспомнив, бросила узел на землю, метнулась обратно в избу.
- Скорее! Скорее! - мысленно торопила Фруза. И тут заметила за
изгородью на дороге солдат, полицейских. Они шли к избе.
- Скорее, скорее... - шептала Фруза.
Вот мелькнуло белое платье матери. Она уже спускается с крыльца с
узелком в руках...
- Стой!.. Куда?.. - раздался резкий окрик.
Перемахнув через изгородь, полицейский догнал мать, схватил за руку и
повел обратно в избу.
Фруза с отцом, видя, что дольше оставаться невозможно, спустились в
овраг и закрайками торопливо побежали к лесу.
Фруза с отцом и Аркадий пришли к партизанам раньше, чем явились туда
Зина с ребятами. Не ожидавшая встречи Зина кинулась к Фрузе:
- Таня... Что происходит в Оболи? Ты знаешь?.. - и заплакала.
Но Фруза и сама знала не больше Ромашки. Обычно румяное лицо Фрузы
теперь осунулось, потемнело, глаза опухли от слез. Ее угнетала не только
судьба подполья, но и свое личное горе - неизвестность о судьбе матери.
События в Оболи очень встревожили партизанское командование. Не было
сомнений - аресты подпольщиков не случайность. Об этом шел разговор на
совещании, где помимо уцелевших юных мстителей находились и секретари
подпольных райкомов партии и комсомола.
- Твое мнение? - обратился к Фрузе командир. - Почему так внезапно
начались аресты? Были ли до этого какие-либо признаки, что гестапо
догадывается о существовании подполья?
- Таких признаков никто из нас не замечал. Все надежды были на Василька
- думали, она внесет ясность, но, оказывается, и ее тоже забрали... - Голос
Фрузы сорвался от волнения.
- Просуществовали вы довольно долго. Шестьсот десять дней боролись с
гитлеровцами, активно нам помогали, - сказал секретарь райкома. - В конце
концов гестапо могло и само догадаться о подполье. Там сидят не дураки. Ни
одна из подпольных групп у нас так долго не продержалась, как ваша. Шестьсот
десять дней!.. - снова повторил секретарь. - Конечно, большую роль тут
играла помощь Нины Азолиной. Но и вы все действовали смело и, пожалуй,
слишком рискованно.
- Мы и теперь будем действовать! - подал реплику Илья, недавно чудом
спасшийся после диверсии.
- Разрешите мне вернуться в Оболь? - обратилась к командованию Фруза. -
Я все на месте узнаю...
- Нет, не разрешаю. Кстати, пойти в Оболь просились и Аркадий с Ильей.
Но теперь, когда полиция и гестапо разыскивают вас, было бы неразумно
появляться в Оболи, - сказал командир отряда в конце заседания.
Оставшись одни, ребята долго не расходились. Вопрос секретаря райкома о
причинах ареста подпольщиков заставил каждого задуматься. Кто-то снова
высказал мысль о предательстве. Но Фруза отвергла ее.
- В предательство я не верю, - сказала она, волнуясь. - Не было в рядах
юных мстителей предателей.
- Просто раньше все наши диверсии приписывали "людям из леса", - подала
голос Надя Дементьева. - Но когда мы по их прямому указанию почти в одно и
то же время взорвали водокачку, электростанцию, подорвали воинский эшелон в
пути, вывели из строя машины на торфяном и кирпичном заводах, подожгли лен
на складе... гестаповцы, очевидно, не поверили, что везде действуют "люди из
леса". Они поняли, что в Оболи существует подпольная организация... Начали
выслеживать...
- Я согласна с нею, - поддержала Надину версию секретарь райкома
Наташа. - Ходят слухи, весьма разноречивые и безрадостные. Фашисты
арестовывают в Оболи и окружающих деревнях очень многих, главным образом
молодежь, подростков. И уже стали отсеивать арестованных, оставляя тех,
против кого уже имелись какие-то подозрения... Полиция разыскивает теперь
зрелых людей, которые, по мнению гестапо, руководили на месте подпольем и
были связаны как с партизанами, так и с фронтовой разведкой.
Особое внимание гитлеровцы обратили на сарай усадьбы Хребтенко. Там на
воротах нарисован черт. Они, видимо, думают, что по этому знаку связные
партизан и фронтовой разведки легко разыскивали дом подпольщиков.
Теперь, когда на партизанской территории были двоюродные братья и
сестренка Любочка, Зина терзалась душой о бабушке. Особенно тоскливо ей
бывало по вечерам, В полутемной избушке едва тлела коптилка. Огонек метался
из стороны в сторону, причудливые тени плясали по бревенчатой стене. И
казалось Зине, что на лавке сидит бабушка, Ефросинья Ивановна, за широким
старинным пластичным гребнем и расчесывает льняную кудель.
- Бабушка!.. Милая, дорогая, где ты теперь?.. Что с тобой? - шептала
Зина, уткнувшись лицом в подушку, обливаясь слезами.
А вскоре свалилась новая беда: выяснилась наконец судьба долго не
возвращавшихся из разведки Ксении и Насти. Партизаны нашли трупы Ксении и
Насти вблизи своей зоны. Девушки нарвались на полицейскую заставу и были
расстреляны.
Со слезами на глазах стояла Зина на кладбище возле свежей могилы. В
сознании никак не укладывалось, что этих девушек, ставших за короткое время
ей такими близкими, уже нет в живых. Зина собрала на опушке ромашек,
васильков и поставила в жестяной банке на могилу. Глядя на васильки,
невольно вспомнила Нину Азолину. "Бедная, каково ей теперь там, в тюрьме? А
может, ее тоже нет в живых?.. "
Как всегда, в тяжелые минуты ее потянуло к самому родному человечку. И
Зина решила заглянуть в госпиталь. Остановилась в сенях. В раскрытую дверь
донесся тоненький, звонкий голосок Гальки:
- Хотите, я вам песенку спою?
- Спой, Галочка, спой, - отозвались раненые.
В своем белом халатике, без платка, рассыпав по плечам кудряшки, Галя
стояла в проходе и пела песню про юного барабанщика.
Когда Галя пропела последние слова песни:
Погиб наш юный барабанщик,
Но песня о нем не умрет! -
какое-то гнетущее, тяжелое предчувствие охватило Зину, и ее сознание
пронзила не по-детски скорбная мысль: "Галочка, моя дорогая! Если ты
выживешь и станешь большой, никогда не забывай того, что мы с тобой
испытали..."
Глава седьмая
До самой осени в партизанском отряде была неизвестна судьба
арестованных юных мстителей.
И вот однажды октябрьским утром отряд собрали в полном составе на
опушке леса, возле деревни. Зина, одевшись по-походному, с автоматом на
груди, стояла в одной шеренге рядом с Машей и Надей Дементьевыми, рядом с
Ильей, Аркадием и Фрузой.
"Будут зачитывать приказ!" - поняли партизаны, когда перед шеренгой
вышли и остановились командир и комиссар отряда.
День был солнечный, по-летнему теплый. На опушке желтели березы и
клены. Пестрела луговина, осыпанная опавшей листвой. Сверкала на ветвях
кустарника, смоченных недавним дождем, узорчатая паутина.
- Товарищи! - обратился к партизанам комиссар. - На днях в местечке
Боровуха-2 под Полоцком гитлеровцы расстреляли наших партизан, выполнявших
диверсионную работу в подполье. Расстреляли участников комсомольской
организации "Юные мстители". Вы должны знать их имена... Комиссар читал
приказ медленно, непривычно глухим голосом, делая большие паузы после каждой
фамилии:
- Азолина Нина... Алексеев Николай... Езовитов Владимир... Езовитов
Евгений... Лузгина Зинаида... Софончик Зоя... Слышенков Федор... Хребтенко
Дмитрий... Хребтенко Мария...
- Мы пока знаем еще не все имена, - каким-то чужим голосом продолжал
командир, - но нам известно, что погибшие держались в фашистском застенке
стойко. Никто из них не выдал своих товарищей, не оговорил других. Особенно
трудно было Нине Азолиной и Володе Езовитову. Их пытали больше всех...
Арестованы матери и отцы, братья и сестры юных мстителей. Может, к списку
расстрелянных прибавятся еще новые имена...
Скорбным молчанием, сняв шапки, склонив головы, партизаны почтили
память своих погибших товарищей. Долго не расходились.
- Давайте еще постоим! - предложила своим друзьям Фруза.
На опушке леса возле молоденьких березок стояли Зина, Илья, Аркадий и
другие юные мстители... Словно снова собрались они на свою подпольную
сходку. Из тридцати восьми осталось их совсем немного. Общее горе еще более
породнило, сблизило ребят. Вспомнили, что из Нины могла бы получиться
талантливая актриса. На школьных спектаклях она выделялась... Что Володя
умел очень хорошо играть в шахматы... Что лучше всех плясала "цыганочку"
Маша Хребтенко. Что Зоя Софончик обладала талантом певицы, особенно хорошо
она пела народные песни...
Слезы стояли на глазах девушек.
- Давайте лучше думать, как мы отомстим за них!.. - прервал тяжелое
молчание Илья.
Его поддержали Аркадий, Добрыня:
- Надо доказать фашистским гадам, что организация действует.
Вечером того же дня секретарь подпольного райкома комсомола собрала
всех оставшихся обольцев.
- Мы посовещались и решили вашу подпольную комсомольскую организацию
"Юные мстители" считать действующей, - сообщила она. - По-прежнему считаем
секретарем вашу Таню.
Посыпались предложения, как восстановить подполье в Оболи. Илья
предлагал отправиться в Оболь и привлечь там в организацию новых
подпольщиков.
- У нас же многие были подготовлены, - напомнил и Аркадий. - Некоторые
ребята сами догадывались о нашем существовании.
- Вот и плохо, что они догадывались, - остановила его Наташа. - В Оболь
сейчас идти нельзя. У вас и здесь есть неотложные комсомольские дела. В
Женщина испуганно затряслась:
- Иди скорей в землянку...
Зина, подхватив свой узелок, быстро спустилась по земляным ступенькам.
Оказавшись в сыром, темном помещении, обшитом изнутри досками, Зина
огляделась.
Застланная серой дерюгой койка, маленькая грубка с трубой и с чугунком
на конфорке, а под крошечным застекленным окошком - ящик, служивший, видимо,
столом. Зине сначала показалось, что в низкой, мрачной землянке никого нет.
Но, привыкнув к сумраку, она заметила в углу смуглую большеглазую девочку
лет пяти.
- Ты кто? - подала голос девочка.
- Беженка, - ответила Зина.
- А я - Юлька, - сообщила девочка, доверчиво глядя на Зину.
Опираясь тонкими ручонками на самодельный костылек, Юлька боком вылезла
из своего угла. Одной ножки у нее не было. Из-под короткого ветхого серого
сарафанчика высовывалась сине-багровая культя.
- Осколком мины у нее ножку оторвало, - пояснила, спускаясь вниз,
хозяйка землянки. - Мать немцы застрелили, а ее осколком...
Девочка пытливо глядела на Зину. Ее большие глаза в ореоле темных
ресниц смотрели диковато.
- Так вот и живем вдвоем с Юлькой, - сказала женщина, наливая в
консервную банку молока и ставя на ящик глиняную плошку со спелой лесной
малиной. - Ешьте, - предложила она Юльке и Зине. - Козочка у меня доится.
Сама дивлюсь, как это немцы ее не отобрали!
Выпив необыкновенно вкусного козьего молока со спелой малиной, Зина
поблагодарила хозяйку и отдала часть своего хлеба из узелка Юльке.
Кажется, теперь, когда опасность миновала, можно было уходить. Хозяйка,
осторожно выглянув из землянки, внимательно осмотрелась вокруг и неожиданно
сказала:
- Не позабудь, возьми, что спрятала в лопухах.
Зина невольно вздрогнула. Значит, женщина все заметила...
Сердечно поблагодарив и распрощавшись с Юлькой, Зина двинулась в путь.
Она прошла километра два.
В глухом, заваленном буреломом лесу часто попадались ржавые консервные
банки, винтовки с разбитыми прикладами, солдатские каски, пустые поломанные
ящики из-под снарядов. Вокруг было столько малины и грибов, словно сюда
никто не захаживал. Зина не сразу сообразила, что идет по заминированному
лесу. Круто свернув в сторону, она прошла заросшую орешником вырубку и
оказалась перед большим полем.
Время близилось к полудню. На поле работали люди. По проселочной дороге
пылила машина, за ней - другая... Пробираться по закрайкам стало опаснее,
чем идти открыто по дороге. Где-то совсем рядом загудел паровоз. До Оболи
оставалось совсем немного. Она увидела новую наблюдательную вышку с часовым
на косогоре, где весь кустарник был, видно, недавно вырублен. Зина немного
отдохнула, соображая, как безопаснее пробраться в деревню. По знакомой
тропинке пересекла поле желтеющей пшеницы. Все ближе и ближе она подходила к
деревне.
Вот и усадьба бабушки. Легко проскользнув под слегами изгороди, она
прокралась к старой липе. Положила записку в дупло и легла между грядками
картофеля, обратив внимание, как, словно хлопья сажи, с тревожным криком
кружились над усадьбой испуганные галки.
"Чего это они так раскричались?" - едва успела подумать Зина и тут же
услышала шум и немецкую речь. Немного приподняв голову, выглянула и замерла.
В закоулке между избами урчала грузовая машина, а из дома Азолиных полицаи
выводили родных Нины и заталкивали в грузовик. Двое эсэсовцев отдавали
приказания.
"Опоздала!" - со страхом подумала Зина. Остановившимися от ужаса
глазами она следила, как полицаи выводили теперь ее бабушку. Бабушка
семенила, согнувшись, на ходу повязывая платок. Из избы выбежала маленькая
шустрая Любаша в коротком ситцевом платьице.
- Бабуля! Бабуля! Куда же ты? Возьми и меня!
Машина, затарахтев, тронулась с места и, все ускоряя ход, покатила в
сторону Оболи.
Из закоулка выскочил в рваной ковбойке какой-то парнишка. "Нестерка!..
" - не сразу узнала его Зина.
Нестерка поднял с земли громко рыдавшую Любашу и понес на руках домой,
громко уговаривая:
- Не плачь! Не плачь! Успокойся!..
Через несколько минут Зина прокралась в избу.
- Зина! - в один голос изумленно произнесли ребята, не веря своим
глазам, и бросились к ней.
А Нестерка, плача, стал рассказывать:
- Бабушку полицаи забрали. Всех Азолиных и Слышенковых тоже забрали и
увезли в Оболь.
- Я все видела... Скорее собирайтесь? - Зина заметалась по избе,
поспешно хватая на ходу что попадало под руку из одежды. И спохватилась: - А
Ленька где? Мы сейчас уйдем.
- Не знаю, - испуганно сказал Нестерка. - Он с утра куда-то исчез.
- Где же он?.. Где?.. - плачущим голосом спрашивала Зина, не зная, что
делать.
Нестерка сбегал на улицу, но Леньку не обнаружил.
- Надо уходить, - не без колебания решила Зина. - Полицаи могут с
минуты на минуту снова нагрянуть в избу, и тогда всем нам - крышка.
Втроем, крадучись, они стали пробираться к лесу. А на бабушкиной
кровати в избе осталась лежать поспешно написанная Нестеркой записка:
"Ленька! Мы ушли с Зиной и Любочкой в лес. Бабушку немцы забрали".
Добравшись до леса, ребята прилегли в кустах. Сил идти у Зины уже не
было. Да и теплилась слабая надежда, что Ленька их догонит. Они ждали
довольно долго, но Ленька не пришел. Им предстоял длинный, утомительный путь
по лесным тропам. Выходить на дорогу, показываться на глаза людям Зина с
ребятами уже не решалась. Так они - где лесом, где опушкой, где оврагом -
брели долго. Недалеко от пограничной зоны решили немного отдохнуть и
подкрепиться перед опасным участком пути. Зина развязала свой узелок. Там
еще оставались кусок хлеба и несколько огурцов. Разделила на всех.
На лесной лужайке было тихо, спокойно. Краснели среди высокой травы
крупные спелые ягоды земляники, которые, ползая на коленях, принялась
собирать Любочка. Где-то в стороне негромко постукивал дятел, кружились в
воздухе разноцветные мотыльки...
Зина лежала на траве, мучительно размышляя о том, что произошло в
деревне. И вдруг рядом зашевелился можжевельник. Зина испуганно вскочила.
- Это же собака, - успокоил Зину тоже насторожившийся было Нестерка.
Из кустарника выглянула небольшая рыжая морда, а затем показалась и вся
собака. Она глядела на ребят большими влажными глазами и слегка виляла
хвостом.
- Есть хочешь, песик-барбосик? - Зина отломила от хлеба корочку.
Собака, осмелившись, приблизилась, с жадностью проглотила хлеб и снова
глядела на Зину, виляя хвостом.
- Больше ничего нет, - развела руки Зина. - Ну-у, до свидания, рыжий
песик! Как тебя зовут? Лисичка?
Она и в самом деле была похожа на лисичку, эта собака, - пушистый
хвост, острая мордочка, уши торчком.
Ребята снова отправились в путь. Нестерка нес Любочку на закорках.
Собака плелась за ними.
- Не ходи! - тихонько приказала Зина, взмахнув рукой и даже топнув.
Собака отбежала в сторону. Пройдя немного, Зина оглянулась - собака как
ни в чем не бывало трусила за ними. Шуметь, отгонять ее Зина не решилась.
- Что делать? - растерялась Зина. - Вдруг она залает? Выдаст нас!
Нестерка молчал. Ему так же, как и Зине, было жаль собаку. Идет за
ними... Хочет спастись. Очевидно, бездомная, бесприютная. Может быть, немцы
расстреляли или сожгли хозяев, а Лисичка уцелела.
Вскоре случилось то, чего они опасались. Собака, залаяв, выдала их...
Двое полицейских из сторожевой заставы задержали ребят.
- Кто такие?.. Куда идете?.. Почему лесом, а не по дороге?..
Любочку держал за руку Нестерка, а Зина отвечала, пытаясь разжалобить
полицейских, что родители у ней погибли, идет издалека с братишкой и
сестренкой в деревню, к родным. Зина наугад назвала деревню, находившуюся,
как она знала, на партизанской территории.
- Отпустите... - хныкал Нестерка, помогая сестре.
- А не врете? - подозрительно взглянул на них полицейский, злой и
нахмуренный.
Но другой небрежно отмахнулся:
- Пускай идут... Не тащиться же с ними в гарнизон.
На всякий случай обыскав ребят, они отпустили их.
Зина взяла на руки Любочку, и ребята поплелись дальше.
В сумерках они благополучно переправились на противоположный берег и
уже утром, измученные и усталые, предстали перед Аграфеной Кузьминичной,
хозяйкой избы, вместе с Лисичкой. Зина сразу же побежала к командиру,
рассказала, что происходит в Оболи.
- Я уже знаю... - печально отозвался он. - Опоздали мы...
Через несколько дней два партизана привели к Зине в избу оборванного,
босоногого долговязого парнишку. Это был Ленька. Судьба бабушки оставалась
неизвестной.
Глава шестая
Двадцать восьмого августа 1943 года гестапо в Оболи провело массовую
карательную операцию. Подготовка к разгрому молодежной подпольной
организации велась гитлеровцами чрезвычайно секретно.
Первой, как только явилась на работу в комендатуру, была арестована
Нина Азолина. В это же время наряды полиции и гитлеровцев появились в других
местах Оболи, Зуе, Ушалах, Мостище и в окрестных селениях.
Володю Езовитова взяли дома. Евгений Езовитов, предупрежденный старшим
братом, попытался скрыться, во по дороге был схвачен гитлеровцами. Федя
Слышенков, когда на усадьбе появились полицейские, выстрелом из нагана ранил
одного, но сам был схвачен.
Вслед за арестованными на машинах в гестапо стали отвозить и их
родственников. Всего в этот день было арестовано шестьдесят восемь человек.
На столбах и заборах станционного поселка появились расклеенные
объявления, гласившие, что "обезврежена большая группа советских бандитов".
Фрузы Зеньковой в это время не было дома. Она и прежде уже несколько
раз ездила в Полоцк по заданию подпольного райкома партии. Ездила под
предлогом обмена продуктов на необходимые семье вещи. Боевая, бойкая,
речистая, девятнадцатилетняя Фруза, умевшая не только толково поговорить, но
и с обаятельной улыбкой пошутить, обладала помимо личной храбрости также
умением вести торговые операции.
Только у нее одной из подпольщиков имелся пропуск на право поездки по
железной дороге. Был у нее и аусвайс, тоже выданный ей по делам общины.
В Полоцке Фруза бывала и до войны. Но при оккупантах город стал
неузнаваем. Полуразрушенный вокзал, всюду разбитые снарядами постройки. Не
было ни трамваев, ни автобусов. Самые лучшие уцелевшие дома заняты немцами.
На здании, где раньше был кинотеатр, надпись: "Только для граждан
германского рейха". На городской площади, среди разрушенных строений, висели
на телеграфных столбах два трупа: парень и девушка. "А это для нас,
белорусов", - с горечью подумала Фруза.
Сразу же за площадью ее остановил патруль. Сердце екнуло. Фруза вынула
свой аусвайс и пропуск. Патруль, проверив документы, даже откозырял ей и
удалился. Фруза прошла по главной улице через весь город и выбралась на
окраину.
Вот и знакомый одноэтажный с почерневшей драночной крышей домишко с
двумя окнами. Прошла по улице дальше - не следят ли? Вернулась. Негромко
постучала в калитку. Дверь открыла худощавая седая женщина, и, хотя они уже
знали друг друга, Фруза назвала пароль. Ей ответили... И она облегченно
вздохнула: можно входить.
Немного спустя Фруза вышла из дома на улицу. Внимательно осмотрелась по
сторонам. Улица безлюдная... Вокруг - руины, пепелища... заросшая травой
мостовая.
Главное сделано, от основной ноши в корзине она избавилась, теперь
можно и на базар.
... На базарной площади шла бойкая торговля. Все были покупатели и все
продавцы. На хлеб обменивали разные вещи, махорку, мыло, самогонку, соль.
Только и было слышно: "Меняю..." Фруза тоже теперь меняла захваченные с
собой продукты на соль и кремни для зажигалок, в которых особенно нуждались
партизаны.
Чтобы не вызвать подозрений, она старалась яростно торговаться. Ей
удалось обменять кусок свинины на отрез ситца, а потом этот ситец опять
сменять уже на соль.
В этот день она не смогла вернуться в Оболь. Поезд на Витебск уже ушел.
Фруза переночевала у подпольщиков и на следующий день, забрав с собой запалы
для мин, ушла на вокзал. В Оболи на станции ее должен был встретить Аркадий
Барбашов и забрать эти запалы.
Аркадий Барбашов пришел в поселок Оболь, не подозревая, что в
комендатуре гестапо имеется приказ о его аресте, что полицейские уже поехали
в деревню Ферма, где он жил.
Самое удивительное было то, что, явившись в поселок, он спокойно ходил
по улицам мимо гитлеровцев, коротая время до прихода поезда из Полоцка,
который, как обычно, запаздывал. И никто на него не обратил внимания.
День стоял солнечный, жаркий, но небо наливалось густой синевой,
обещавшей грозу. Аркадий спустился к реке, выкупался в залег в кустарнике
рядом с дорогой.
Мимо проезжали машины, подводы... проходили пешеходы. Все было обычным.
Но тут впереди запылил грузовик. Рядом с шофером сидел эсэсовец. Немного
приподнявшись, Аркадий увидел в кузове Зину Лузгину и ее родственников под
охраной полицейских. Сразу же показался другой грузовик. Там в кузове в
окружения полицаев находились Евгений и Володя. Аркадий сразу понял, что
ребята арестованы и везут их в Оболь.
И в это время на линии со стороны Полоцка загрохотал поезд.
Растерявшись, Аркадий не знал, что делать. Он выбрался на дорогу, но тут же
вернулся. Идти на станцию не имело смысла - там он будет на виду. Если Фрузу
не схватили, она пройдет здесь.
... Фруза в это время спокойно сошла с поезда. Она очень устала от
поездки, от нервного напряжения и, видимо, поэтому не обратила внимания на
усиленный наряд полицейских на перегоне.
На площади стоял грузовик кирпичного завода со знакомым ей шофером.
Пассажиры уже забирались через борта в кузов машины. Фруза, спросив у
водителя, куда он едет, тоже полезла в кузов, устроившись на борту.
Старенький, ветхий грузовик тронулся с места и, поскрипывая,
подпрыгивая на ухабах, покатил по дороге. Быстро миновав поселок, проехали
мост. И тут Фруза увидела Аркадия. Он стоял на обочине. Фруза махнула ему
рукой, давая понять, что все в порядке, что она заметила его. И вдруг
случилось непонятное, запрещенное правилами конспирации: Аркадий сорвался с
места, подбежал к грузовику, и она услышала:
- Слезай!.. Слезай, тебе говорю!.. Скорее слезай!
Аркадий бежал рядом, хватаясь за борт.
Крикнув водителю, чтобы тот остановил машину, Фруза, схватив свои вещи,
спрыгнула. К ней подскочил взволнованный, запыхавшийся Аркадий. На нем не
было лица.
- Наших забрали... Не езди домой... - сказал он торопливо, на ходу
принимая у нее вещи, и оба бросились к ближайшему лесу.
Не понимая толком, что же произошло, но не менее напуганная, чем
Аркадий, Фруза сразу никак не могла сообразить, что теперь делать.
Остановились на опушке. Немного отдышавшись, стали совещаться.
- Тебе опасно идти домой, - стоял на своем Аркадий. - Я же своими
глазами видел, наших ребят повезли... Нужно немедленно уходить.
Фруза колебалась. Как же она может уйти, не узнав, в чем дело, не
предупредив ребят. И, подумав, она решила дойти лесом до Ушал, пробраться к
себе в избу и через своих домашних попытаться что-либо выяснить.
Договорились, что Аркадий будет дожидаться ее в лесу, у сторожевой вышки.
Фруза налегке, без вещей, напрямик через лесное болото помчалась к себе
в деревню.
Когда показались впереди постройки, пошла медленным шагом, с трудом
переводя дух. Пот катился с нее градом. Оврагом пробралась к своей усадьбе.
Вот краснеет знакомая рябина на усадьбе. Развесистый тополь в пуху. Фруза
перелезла через плетень и увидела отца.
Заметив дочь, Савелий Михайлович бросился к ней. Бледное лицо его было
перекошено, губы тряслись.
- Уходи скорее! За тобой уже полицаи приходили! Они в деревне... Я тебя
здесь уже давно поджидаю... Мы с матерью тоже уйдем!
Отец побежал в избу, и через минуту оттуда на усадьбу выскочила мать,
подбежала к Фрузе:
- Кровинушка ты моя... За тобой приходили!
Лицо матери было в слезах, она еще что-то говорила, причитая, но Фруза
резко остановила ее.
- Возьмите с отцом что-нибудь самое необходимое и быстро сюда... Уйдем
в лес.
Фруза осталась ждать их у тополя. Прошло несколько минут, они
показались Фрузе вечностью. Наконец на огороде появился отец с узелком в
руках, за ним семенила мать, тоже с узлом... Но, очевидно про что-то
вспомнив, бросила узел на землю, метнулась обратно в избу.
- Скорее! Скорее! - мысленно торопила Фруза. И тут заметила за
изгородью на дороге солдат, полицейских. Они шли к избе.
- Скорее, скорее... - шептала Фруза.
Вот мелькнуло белое платье матери. Она уже спускается с крыльца с
узелком в руках...
- Стой!.. Куда?.. - раздался резкий окрик.
Перемахнув через изгородь, полицейский догнал мать, схватил за руку и
повел обратно в избу.
Фруза с отцом, видя, что дольше оставаться невозможно, спустились в
овраг и закрайками торопливо побежали к лесу.
Фруза с отцом и Аркадий пришли к партизанам раньше, чем явились туда
Зина с ребятами. Не ожидавшая встречи Зина кинулась к Фрузе:
- Таня... Что происходит в Оболи? Ты знаешь?.. - и заплакала.
Но Фруза и сама знала не больше Ромашки. Обычно румяное лицо Фрузы
теперь осунулось, потемнело, глаза опухли от слез. Ее угнетала не только
судьба подполья, но и свое личное горе - неизвестность о судьбе матери.
События в Оболи очень встревожили партизанское командование. Не было
сомнений - аресты подпольщиков не случайность. Об этом шел разговор на
совещании, где помимо уцелевших юных мстителей находились и секретари
подпольных райкомов партии и комсомола.
- Твое мнение? - обратился к Фрузе командир. - Почему так внезапно
начались аресты? Были ли до этого какие-либо признаки, что гестапо
догадывается о существовании подполья?
- Таких признаков никто из нас не замечал. Все надежды были на Василька
- думали, она внесет ясность, но, оказывается, и ее тоже забрали... - Голос
Фрузы сорвался от волнения.
- Просуществовали вы довольно долго. Шестьсот десять дней боролись с
гитлеровцами, активно нам помогали, - сказал секретарь райкома. - В конце
концов гестапо могло и само догадаться о подполье. Там сидят не дураки. Ни
одна из подпольных групп у нас так долго не продержалась, как ваша. Шестьсот
десять дней!.. - снова повторил секретарь. - Конечно, большую роль тут
играла помощь Нины Азолиной. Но и вы все действовали смело и, пожалуй,
слишком рискованно.
- Мы и теперь будем действовать! - подал реплику Илья, недавно чудом
спасшийся после диверсии.
- Разрешите мне вернуться в Оболь? - обратилась к командованию Фруза. -
Я все на месте узнаю...
- Нет, не разрешаю. Кстати, пойти в Оболь просились и Аркадий с Ильей.
Но теперь, когда полиция и гестапо разыскивают вас, было бы неразумно
появляться в Оболи, - сказал командир отряда в конце заседания.
Оставшись одни, ребята долго не расходились. Вопрос секретаря райкома о
причинах ареста подпольщиков заставил каждого задуматься. Кто-то снова
высказал мысль о предательстве. Но Фруза отвергла ее.
- В предательство я не верю, - сказала она, волнуясь. - Не было в рядах
юных мстителей предателей.
- Просто раньше все наши диверсии приписывали "людям из леса", - подала
голос Надя Дементьева. - Но когда мы по их прямому указанию почти в одно и
то же время взорвали водокачку, электростанцию, подорвали воинский эшелон в
пути, вывели из строя машины на торфяном и кирпичном заводах, подожгли лен
на складе... гестаповцы, очевидно, не поверили, что везде действуют "люди из
леса". Они поняли, что в Оболи существует подпольная организация... Начали
выслеживать...
- Я согласна с нею, - поддержала Надину версию секретарь райкома
Наташа. - Ходят слухи, весьма разноречивые и безрадостные. Фашисты
арестовывают в Оболи и окружающих деревнях очень многих, главным образом
молодежь, подростков. И уже стали отсеивать арестованных, оставляя тех,
против кого уже имелись какие-то подозрения... Полиция разыскивает теперь
зрелых людей, которые, по мнению гестапо, руководили на месте подпольем и
были связаны как с партизанами, так и с фронтовой разведкой.
Особое внимание гитлеровцы обратили на сарай усадьбы Хребтенко. Там на
воротах нарисован черт. Они, видимо, думают, что по этому знаку связные
партизан и фронтовой разведки легко разыскивали дом подпольщиков.
Теперь, когда на партизанской территории были двоюродные братья и
сестренка Любочка, Зина терзалась душой о бабушке. Особенно тоскливо ей
бывало по вечерам, В полутемной избушке едва тлела коптилка. Огонек метался
из стороны в сторону, причудливые тени плясали по бревенчатой стене. И
казалось Зине, что на лавке сидит бабушка, Ефросинья Ивановна, за широким
старинным пластичным гребнем и расчесывает льняную кудель.
- Бабушка!.. Милая, дорогая, где ты теперь?.. Что с тобой? - шептала
Зина, уткнувшись лицом в подушку, обливаясь слезами.
А вскоре свалилась новая беда: выяснилась наконец судьба долго не
возвращавшихся из разведки Ксении и Насти. Партизаны нашли трупы Ксении и
Насти вблизи своей зоны. Девушки нарвались на полицейскую заставу и были
расстреляны.
Со слезами на глазах стояла Зина на кладбище возле свежей могилы. В
сознании никак не укладывалось, что этих девушек, ставших за короткое время
ей такими близкими, уже нет в живых. Зина собрала на опушке ромашек,
васильков и поставила в жестяной банке на могилу. Глядя на васильки,
невольно вспомнила Нину Азолину. "Бедная, каково ей теперь там, в тюрьме? А
может, ее тоже нет в живых?.. "
Как всегда, в тяжелые минуты ее потянуло к самому родному человечку. И
Зина решила заглянуть в госпиталь. Остановилась в сенях. В раскрытую дверь
донесся тоненький, звонкий голосок Гальки:
- Хотите, я вам песенку спою?
- Спой, Галочка, спой, - отозвались раненые.
В своем белом халатике, без платка, рассыпав по плечам кудряшки, Галя
стояла в проходе и пела песню про юного барабанщика.
Когда Галя пропела последние слова песни:
Погиб наш юный барабанщик,
Но песня о нем не умрет! -
какое-то гнетущее, тяжелое предчувствие охватило Зину, и ее сознание
пронзила не по-детски скорбная мысль: "Галочка, моя дорогая! Если ты
выживешь и станешь большой, никогда не забывай того, что мы с тобой
испытали..."
Глава седьмая
До самой осени в партизанском отряде была неизвестна судьба
арестованных юных мстителей.
И вот однажды октябрьским утром отряд собрали в полном составе на
опушке леса, возле деревни. Зина, одевшись по-походному, с автоматом на
груди, стояла в одной шеренге рядом с Машей и Надей Дементьевыми, рядом с
Ильей, Аркадием и Фрузой.
"Будут зачитывать приказ!" - поняли партизаны, когда перед шеренгой
вышли и остановились командир и комиссар отряда.
День был солнечный, по-летнему теплый. На опушке желтели березы и
клены. Пестрела луговина, осыпанная опавшей листвой. Сверкала на ветвях
кустарника, смоченных недавним дождем, узорчатая паутина.
- Товарищи! - обратился к партизанам комиссар. - На днях в местечке
Боровуха-2 под Полоцком гитлеровцы расстреляли наших партизан, выполнявших
диверсионную работу в подполье. Расстреляли участников комсомольской
организации "Юные мстители". Вы должны знать их имена... Комиссар читал
приказ медленно, непривычно глухим голосом, делая большие паузы после каждой
фамилии:
- Азолина Нина... Алексеев Николай... Езовитов Владимир... Езовитов
Евгений... Лузгина Зинаида... Софончик Зоя... Слышенков Федор... Хребтенко
Дмитрий... Хребтенко Мария...
- Мы пока знаем еще не все имена, - каким-то чужим голосом продолжал
командир, - но нам известно, что погибшие держались в фашистском застенке
стойко. Никто из них не выдал своих товарищей, не оговорил других. Особенно
трудно было Нине Азолиной и Володе Езовитову. Их пытали больше всех...
Арестованы матери и отцы, братья и сестры юных мстителей. Может, к списку
расстрелянных прибавятся еще новые имена...
Скорбным молчанием, сняв шапки, склонив головы, партизаны почтили
память своих погибших товарищей. Долго не расходились.
- Давайте еще постоим! - предложила своим друзьям Фруза.
На опушке леса возле молоденьких березок стояли Зина, Илья, Аркадий и
другие юные мстители... Словно снова собрались они на свою подпольную
сходку. Из тридцати восьми осталось их совсем немного. Общее горе еще более
породнило, сблизило ребят. Вспомнили, что из Нины могла бы получиться
талантливая актриса. На школьных спектаклях она выделялась... Что Володя
умел очень хорошо играть в шахматы... Что лучше всех плясала "цыганочку"
Маша Хребтенко. Что Зоя Софончик обладала талантом певицы, особенно хорошо
она пела народные песни...
Слезы стояли на глазах девушек.
- Давайте лучше думать, как мы отомстим за них!.. - прервал тяжелое
молчание Илья.
Его поддержали Аркадий, Добрыня:
- Надо доказать фашистским гадам, что организация действует.
Вечером того же дня секретарь подпольного райкома комсомола собрала
всех оставшихся обольцев.
- Мы посовещались и решили вашу подпольную комсомольскую организацию
"Юные мстители" считать действующей, - сообщила она. - По-прежнему считаем
секретарем вашу Таню.
Посыпались предложения, как восстановить подполье в Оболи. Илья
предлагал отправиться в Оболь и привлечь там в организацию новых
подпольщиков.
- У нас же многие были подготовлены, - напомнил и Аркадий. - Некоторые
ребята сами догадывались о нашем существовании.
- Вот и плохо, что они догадывались, - остановила его Наташа. - В Оболь
сейчас идти нельзя. У вас и здесь есть неотложные комсомольские дела. В