вздохнув, с навернувшимися на глаза слезами сказала: - Только не знаю,
попаду ли я сама обратно в Ленинград.
- Конечно попадешь, Зина, обязательно попадешь, - успокоил ее Женя. -
На фронте теперь дела налаживаются.
Она удивленно взглянула на него. Откуда ему это известно и почему так
уверенно говорит?
- Верь мне, Зина, мы победим.
- Я и так верю.
К ним подошел Володя, и тут затеялся совсем странный разговор.
- К вечеру заходи сегодня ко мне, - предложил Жене Володя.
- Думаешь, будет слышимость?
- Попробуем.
- Я приду обязательно. Еще кого-нибудь приглашаешь?
- Да... Есть тут свои...
Зина недоуменно поглядывала то на того, то на другого.
- Пригласил бы ты, Володя, и меня к себе! Дома такая скучища, -
попросила она двоюродного брата.
- А разве тебе кто запрещает приходить? - удивленно округлил Володя
глаза, но от Зины не укрылось, как многозначительно переглянулись они с
Женей.
Женя, пристально взглянув на Зину, предложил Володе:
- Пригласи и ее, девчонка стоящая.
Володя тоже пытливо, каким-то изучающим взором поглядел на сестру и
спросил Женю:
- Думаешь, можно?
- Полагаю, вполне. Поговори сам с ней... - И, попрощавшись, Женя
свернул к своему крыльцу.
- О чем же, Володя, твой приятель советует поговорить со мной? -
спросила Зина.
Володя огляделся по сторонам и, наклонившись к ней, прошептал:
- Хочешь радио наше, советское, слушать?
- Ой, хочу! - Зина просияла такой радостью, что Володя невольно
улыбнулся. - А когда можно?
- Даешь слово, что никому, ни одной живой душе, не проговоришься?
- Даю.
- Смотри держи язык за зубами, особенно со своими подружками.
- Не беспокойся, Володя, я умею молчать, да и подруг у меня здесь нет.
- Приходи сегодня вечером ко мне. Я попрошу Илью зайти за тобой.
"Если он посылает за мной Илью, значит, у Володи не впервые собираются
ребята", - размышляла Зина по дороге домой. О том, что Володя страстный
радиолюбитель, она знала и раньше, еще во время своих прежних приездов на
каникулы в деревню.
Над Володиной избой возвышалась антенна, из окоп гремела музыка. "Но
каким чудом ему удалось сохранить радиоприемник теперь? И где они слушают
передачи: ведь антенны над избой не видно".
Как было обещано, под вечер за ней зашел Илья. Он тщательно вытер ноги
у порога о половичок, поздоровался, передал Ефросинье Ивановне небольшой
узелок:
- Мать прислала.
- Спасибо, родимый... - отозвалась бабушка, принимая подарок.
- Собирайся! - грубовато буркнул он Зине.
- И когда ты, Илюша, со своей сестрой будешь более ласково и вежливо
разговаривать? - упрекнула Зина, мгновенно собравшись.
- Куда направляетесь? - поинтересовалась тетя Ира.
- Не бойтесь, тетя Ира. Приведу вам Зиночку обратно, - уклонился Илья
от прямого ответа.
Зина выскользнула вслед за Ильей. По дороге он рассказал, что Володя из
разных деталей собрал новый ламповый приемник.
- Работает. Изредка слушаем наши передачи, - добавил он.
С Ильей Зине всегда было легко. Простой, бесхитростный, покладистый.
Еще в раннем детстве, когда маленькая Зина появлялась вместе с матерью у
бабушки в деревне, Илья с удовольствием играл с ней, был верховой лошадью, а
она - наездницей. Все просьбы маленькой Зины он выполнял беспрекословно.
Калитка у Володиной избы оказалась незапертой.
- За мной... - прошептал Илья Зине.
Из полутемных сеней, шагая по скрипучим ступенькам, они осторожно
поднялись на чердак. Там было немного светлее. На ящиках уже сидело человек
пять ребят, своих, зуевских. Среди них знакомы Зине были Женька и Федя
Слышенков. Она робко присела на свободный ящик. С любопытством огляделась.
Под железной крышей был оборудован под мастерскую небольшой уголок. У окошка
- накрытый серой клеенкой стол со стопкой школьных тетрадей и книг. Над ним
- прибитая к обрешетке крыши длинная полка с множеством склянок и каких-то
пакетиков. Рядом, на ящике, - верстак с разными инструментами.
- Моя двоюродная сестренка! - отрекомендовал Зину Володя.
- Теперь все собрались. Начинай! - раздались голоса.
И Зина поняла, что все дожидались ее.
Из ниши, в углу, под застрехой, заложенной досками, Володя достал
небольшой самодельный приемник. Выставил в щель зашторенного окошка
небольшой стержень-антенну и включил приемник. Ребята подвинулись ближе,
жадно вслушиваясь в раздававшийся треск и шум. Звук появился не сразу.
Володя осторожно крутил рычажки.
- Сейчас, - взволнованно прошептал он, слабо уловив на одной волне
русскую речь.
И тут произошло чудо. Вдруг ясно и отчетливо Зина услышала:
- "Говорит Ленинград!.. Говорит Ленинград!.. - Последовала небольшая
пауза. И тот же мелодичный женский голос продолжал: - Рабочие и работницы
Нарвской заставы города Ленина... - (Сердце у Зины забилось так сильно, что
стало трудно дышать.), - отвечают труженикам Красной Пресни славной столицы
нашего государства Москвы. Мы выстоим, товарищи москвичи! Враг не возьмет
нас ни бомбами, ни блокадой! Ленинград борется..."
Все слушали затаив дыхание, а у Зины от волнения пробегала дрожь по
телу, горели щеки - ее родной Ленинград живет и борется! Она, прикрыв глаза,
мысленно видела Нарвскую заставу, знакомые родные места, где она выросла,
где остались мама и папа.
Когда передача прервалась, ребята заговорили не сразу.
- Искали Москву, а нашли Ленинград! - произнес Володя, словно извиняясь
перед ребятами.
- И очень хорошо! - горячо отозвалась Зина и тихо добавила: - Спасибо
тебе, Володя. Значит, неправда, что немцы взяли Ленинград.
- Вот бы переписать и расклеить это сообщение, - заметил кто-то из
ребят.
- А что, надо это дело наладить, - предложил Евгений и посмотрел на
Володю.
Но тот, деловито свертывая провод, словно не расслышал.
А ровно через неделю на немецких плакатах, расклеенных в поселке,
появились слова: "Смерть Гитлеру! Да здравствует Советская власть!"
- Очевидно, партизаны действуют, - высказал предположение дядя Ваня.
У Зины заблестели глаза:
- Партизаны!.. Кто же эти смельчаки? Хоть бы одним глазом взглянуть.
Но дядя Ваня ошибался. Авторами этих надписей были Володя и Евгений
Езовитовы.
Глава шестая
Уже стояла зрелая осень.
Желтели листья на березах, в багрянце были клены, а трава на луговине
темнела, теряя свою зеленую окраску, покрывалась после ночных заморозков
белым инеем. Надвигались зимние холода.
- Да-а... Жизнь становится день ото дня суровей... - вздыхал дядя Ваня.
- Ходим разутые, раздетые. Ничего теплого с собой не захватили, ни обуви, ни
одежды.
- Кто же мог подумать, что застрянем в деревне... - жалобно вторила
тетя Ира.
И невольно при этом разговоре Зина вспоминала, как права была мама,
когда настаивала, чтобы дочери захватили в деревню хотя бы теплые свитеры.
- Возьми. Вечера могут быть холодные, - уговаривала она Зину.
- Зачем? - удивлялась Зина. - Мы с Галькой закаленные, физкультурницы.
Не замерзнем.
Мама все же настояла на своем... Как теперь Зина была благодарна ей.
Тетя Ира принялась разбирать разные тряпки, хранившиеся в летней
горенке.
- Из этих лоскутов можно выкроить Гальке платье... - обещала племяннице
тетя Ира. - А из старой кофты, пожалуй, Нестерке рубашку сошью.
Нашлись лоскуты и для платьев Любочке.
На помощь ленинградцам пришли деревенские родственники. Мать Ильи
принесла им черную железнодорожную шинельку. Зина примерила ее, шинель
показалась неуклюжей, жесткой и длинной. Но в шинельке было гораздо теплее
ходить, чем в легоньком летнем плаще.
После того как дядя Ваня, обследовав в кладовке все продовольственные
запасы бабушки, сообщил тете Ире и Зине: "Скоро последние остатки муки
съедим", ленинградцы перешли на полуголодный паек.
- Что же делать? - растерянно спрашивала тетя Ира. - Неужели по миру
придется ходить?
А через несколько дней подавленный и мрачный дядя Ваня объявил:
- Устраиваюсь на работу... кладовщиком в продовольственный склад. Там
паек дают.
- К немцам?! - одновременно спросили тетя Ира и Зина.
Дядя Ваня с укоризной взглянул на них:
- Но что же делать? Выхода иного нет. Как иначе жить, объясните!
Вздыхать, охать, плакать и помирать с голоду - не выход. Да... придется
работать. Ты, Ирина, тоже подумай об устройстве...
- Идти помогать немцам убивать наших людей?! - загорелась гневом тетя
Ира. - Мне? Жене коммуниста? Как я потом мужу в глаза буду смотреть?.. - И
она разрыдалась.
Дядя Ваня, продолжая держать в зубах давно потухшую цигарку, с жалостью
глядел на сестру...
Поступив на работу, дядя Ваня больше общался с людьми и приносил домой
слухи о долах на фронте.
Теперь у него не было прежних радужных надежд, что к весне война
обязательно кончится.
- Конец войны не близок... - сказал как-то он. - Гитлеровцев не скоро
осилишь. Не на жизнь, а на смерть война идет. Или мы их, или они нас...
Однажды он пришел с работы поздно, уже в сумерках, и не один. Привел с
собой бородатого человека в ватнике, кирзовых сапогах, с приметной седой
прядкой в смоляных волосах.
- Мой друг... - кратко представил он гостя тете Ире и навестившей их
Солнышку.
Бабушка, очевидно, хорошо знала гостя.
- Где же ты, Михаил Иванович, теперь обретаешься-то? - поинтересовалась
она.
- В лесу... - просто ответил гость, заставив ребят сразу навострить
уши.
Дядя Ваня прервал дальнейшие бабушкины расспросы. Сразу же после ужина
увел гостя на сеновал. Немного погодя он пришел за Солнышком, которая в этот
вечер оставалась у бабушки ночевать.
- Нужно нам с тобой поговорить, - объяснил он и кратко бросил: - Ирина,
ты тоже нужна.
Когда они вернулись в избу, Зина не слышала - спала, а когда
проснулась, Михаила Ивановича в доме уже не было.
Наступила годовщина Великого Октября. По совету дяди Вани вся семья
принарядилась во все лучшее.
Зина вплела в свои косички красные ленточки. На голове у Гальки тоже
появился красный бант.
За обедом дядя Ваня поставил на стол бутылку, заткнутую самодельной
пробкой. У кого-то достал самогонки.
- За будущую нашу победу! - негромко произнес он, подняв стаканчик.
Вскоре к бабушке заглянула и Солнышко. Пришла она в своей будничной
одежде и сразу встретила осуждающий взгляд дяди Вани.
- Хотя бы для праздника принарядилась.
- Я в душе праздник отмечаю... - ответила она. - У нас праздник уже с
раннего утра начался: в поселке нашли расклеенные на заборах советские
листовки. - И пояснила: - Рукописные... Полицаи обыск производили,
допрашивали.
- О чем? - встревожился дядя Ваня.
- Все о том же... Как оказалась в Оболи? Откуда приехала?
- Вот что, надо вам с Ириной без промедления устраиваться на работу, -
сказал дядя Ваня.
- Я уже об этом думала. У нас рядом с бывшим торфяным заводом открывают
столовую для офицерского состава - курсанты, что ли, какие-то приехать
должны. Уже и мебель завезли. Надо попытаться устроиться туда официантками.
Дадут ли только справки в комендатуре?
- Постарайтесь получить эти справки. Сейчас очень важно, чтобы вы
сумели туда устроиться, - сказал дядя Ваня и, как показалось Зине, как-то
многозначительно посмотрел на Солнышко.
Зину удивило, что, побывав через несколько дней в комендатуре, тетя Ира
и Солнышко явились оттуда домой в хорошем настроении.
- Начальника полиции не было на месте. Принимал его заместитель, -
сообщила тетя Ира.
- Сразу стал за нами ухаживать... - засмеялась Солнышко.
- Ну, справки получили? - нетерпеливо перебил дядя Ваня.
- Мы, да не получим... Вот... - И Солнышко показала дяде Ване две
справки с круглыми печатями.
- О чем же вас спрашивал?
- О прежней нашей жизни... Так, отделались общими словами.
- Повезло вам!.. - обрадовался дядя Ваня. - Сам начальник полиции,
находись он на месте, всю душу из вас бы вытряс. Знаю по своему опыту.
Дотошный и злобный.
Столовая открылась в конце ноября.
В первый же день, вернувшись домой с работы, тетя Ира пожаловалась:
- Требуют, чтобы я поселилась в бараке, рядом со столовой, как и
Солнышко, - была бы на глазах у начальства.
Выслушав, дядя Ваня сказал:
- Что поделаешь, придется согласиться.
На семейном совете было решено, что вместе с сыновьями, Зиной и Галькой
тетя Ира переберется в поселок торфяного завода. С бабушкой останутся дядя
Ваня и Любаша.
Зина не возражала. Она как-то безразлично отнеслась к переселению. Ей
было все равно где жить, раз они не дома, в Ленинграде.
Для Зины с Галей нашлась в бараке небольшая комнатка, низкая, мрачная,
с одним окном, выходившим на пустырь, но теплая, если протопить печку в
общем коридоре, что стало обязанностью Зины и ребят. Тетя Ира с сыновьями
поселилась в комнате рядом.
Лучшую комнату в бараке занимала немка-переводчица, служившая в
комендатуре.
Зине она не понравилась. Толстая, рыжеволосая, глядевшая на всех
застывшим, стеклянным взором. В разговор она с жильцами не вступала, хотя
русский язык знала неплохо.
- "Баба-яга", - немедленно окрестила ее Галька, боявшаяся встречаться с
суровой, молчаливой немкой.
Первое время Галька тосковала, оказавшись вдали от бабушки, маленькой
Любаши и своего любимца, кота Ушастика. Она взбиралась на подоконник и,
прильнув носом к стеклу, тянула:
- Ску-ушно мне!.. Ску-ушно!..
- Ишь чего, веселья захотела!.. - возмущалась Зина. - Будь довольна,
что с голоду не умираем, в тепле живем.
Вскоре Галька немного успокоилась. Не чаявший в ней души Нестерка
принес от бабушки Ушастика, и кот, к радости Гальки, прижился на новом
месте.
Зина с головой погрузилась в разные хозяйственные заботы. Привела свою
комнату в порядок. На чисто вымытом окне уже висела белая занавеска. В углу
комнаты на железной кровати лежал набитый соломой тюфяк. Возле колченогого
стола стояли две табуретки. Правда, потолок закопченный и на стенах рваные,
с ржавыми пятнами, обои. Но ничего, жить можно.
Прежние жильцы барака успели эвакуироваться, оставив после себя разную
рухлядь. Зина озабоченно морщила лоб, примеряя то сестренке, то себе и
старое рваное платье, и стоптанные ботинки, и ветхую тужурку, соображая, как
залатать и приспособить к носке найденные вещи.
Зато теперь появилась новая и приятная забота - ходить к бабушке в
деревню за молоком. До деревни недалеко - двадцать минут ходьбы. Посидев у
бабушки, которая сразу же сажает их за стол, стремится чем-либо угостить,
сестры, захватив с собой маленький бидончик с молоком, возвращаются домой.
- Почему не остались, - сердится Галька, - у бабули так хорошо! - И
демонстративно отходит от сестры, не желая идти рядом. Но Зина не терпит
своеволия, снова берет ее за руку.
На хорошо укатанной дороге оживленно. Снуют штабные и интендантские
машины, попадаются навстречу вражеские солдаты и офицеры, надменные, гордые,
упоенные своими победами. Живут они в Оболи и в поселке, занимая лучшие
дома.
Сестры боязливо сторонятся, сходят, держась за руки, на обочину дороги.
Зина всегда помнит предостережение тети Иры: "Поменьше попадайся им на
глаза... Они все могут сделать". Нахмурившись и даже потемнев в лице, она
исподлобья окидывает взором немцев.
"Проклятые... Пришли на пашу землю и теперь торжествуете..."
Идут по заснеженной зимней дороге две девчонки, одетые в старое тряпье.
Одна круглолицая, ясноглазая, с ямочками на розовых от мороза щеках. Другая
совсем еще малышка, худенькая, голенастая, глазастая, с серьезным испуганным
взором, тащится за ней.
Немцы не обращают на них внимания.
- Ну, вот мы и дома... - говорит Зина, вернувшись к себе.
Дома дел у Зины много. В комнатах прибраться надо и печку истопить. Да
и день теперь короткий. Не успеешь оглянуться, уже сумерки. Если не
задержатся в столовой, скоро вернутся домой тетя Ира и Солнышко. Им будет
приятно, что все убрано.
- Давай мечтать!.. - предлагает Галька, присаживаясь к сестре и кладя
голову ей на колени. - Приедем в Ленинград, там мамочка нас встретит...
Спросит: "Где вы так долго пропадали?!" А мы скажем: "У бабушки... Немцы нам
дорогу преградили и не отпускали. Но мы - народ хитрый! Мы сели на поезд
тишком и уехали..." Нет, лучше: "Мы забрались в грузовик. Там много ящиков
было. Мы забрались в ящики. Так мы доехали..."
Галька умеет фантазировать. Получается у нее складно, интересно. "Вот
скрипнула калитка... Это калитка жалуется, что ей живется плохо. Шумит ветер
под крышей... Очевидно, ветер заблудился на чердаке". Увидела в окно
бродячую собаку, пугливо поджавшую хвост. "Это она уже который месяц ищет
свой дом и не может найти. Надо ей помочь". Галькины фантазии прерывает стук
входной двери. Это вернулись с работы тетя Ира и Солнышко. Они почти всегда
вместе приходят. Сами они теперь ужинают в столовой. Что-нибудь съестное
приносят ребятам. Всем поровну - таков непреложный закон тети Иры. Она не
делает различия между своими сыновьями и Зиной с Галькой.
Детям порой все же голодновато, но жить можно.
Переселившись в поселок торфяного завода, Зина реже видела деревенских
ребят. Слушать радио ее не приглашали. А ей так хотелось снова услышать
голос Большой земли! Встретив однажды Володю, узнала: радиоприемник у него
вышел из строя, передачи слушать не удастся, пока он его не починит. Володя
заспешил домой, а прощаясь, сказал Зине:
- Сходила бы в станционный поселок. Говорят, там на базарной площади
развешано много плакатов и листовок. Если узнаешь что-нибудь особенное, на
обратном пути зайди ко мне.
Поселок был заполнен солдатами. Все заборы и столбы на базарной площади
оклеены разными гитлеровскими плакатами, приказами, победными сводками с
фронтов военных действий. Всюду слышалась только немецкая речь. Лишь в одном
месте пожилой рябой полицай с белой повязкой на рукаве вслух читал по-русски
небольшой группе людей приказ:
"Кто укроет у себя красноармейца или партизана или снабдит продуктами,
укажет дорогу, чем-либо поможет, тот карается смертной казнью через
повешение..."
Зина кинулась прочь из поселка. Пошла домой не по дороге, а кратчайшим
путем - по проселку. У перекрестка, на телеграфном столбе, слегка
раскачиваясь, висел в одном исподнем белье бородатый мужчина. Испугавшись,
Зина побежала по тропинке. Навстречу попалась Нинка Азолина - нарядная, в
белой шерстяной косынке и длинном синем пальто. Она было приостановилась,
хотела что-то спросить у Зины, но та, опустив голову, вихрем проскочила
мимо. "Немецкая овчарка! Ишь расфрантилась!"
Возле барака Ленька и Нестерка очищали от снега дорожку. Полуодетые,
без варежек, трудились они так усердно, что от них валил пар.
- Комендант заставил... - пожаловались они. - Грозился выпороть, если
плохо расчистим.
Зина оправила у них пальтишки, застегнула, увела домой греться.
- Где была?.. Почему не сказалась? - строго встретила ее Галька.
- Чем допрашивать меня, ты бы лучше умылась... Сидишь грязнулей.
- Не буду я умываться. Назло тебе.
- Это еще что такое?.. - Зина рассердилась. - Так и знай, не будешь
слушаться, я уйду отсюда... Не нужна мне такая чумазая, непослушная.
Измучилась я с тобой.
- Я с тобой тоже измучилась! - огрызнулась Галька.
Скрипнув дверью, в комнату юркнул Ушастик. Приблизившись к Гальке,
прыгнул на колени, громко мурлыча и ласкаясь.
- Ты вот и Ушастика тоже обижаешь! - сердито попрекнула сестру Галька.
- Вчера веником его огрела, грозилась в болото занести.
- Тоже заступница... - изумилась Зина. - Твой Ушастик на столе слопал
все, что тетя Ира нам оставила, а ты его защищаешь!
Надувшись, Галька замолчала, но через полчаса не выдержала, подошла к
сестре и начала ласкаться:
- Никуда не уйдешь?
- Не уйду. Какая ты глупенькая.
- Даешь слово?
- Ну, даю.
- Какое - пионерское?
- Ну, хотя бы пионерское. Ладно, давай мириться!
Зина поцеловала сестренку в подставленную щеку. Присутствие Гальки,
непрестанная забота о ней как-то скрашивали тяжелую жизнь.
- А теперь пора заниматься. Будем учить буквы... Я тебе буду диктовать,
а ты пиши! - Зина, несмотря ни на что, старалась готовить Гальку к школе,
надеясь, когда вернутся в Ленинград, определить ее сразу во второй класс.
Галя знала уже все буквы, умела по складам читать.
Занимаясь с сестренкой, Зина горестно раздумывала, что живет она
нахлебницей у тети Иры и Солнышка, которым так трудно всех прокормить!
Может, попытаться и ей устроиться на работу в столовую? Но как противно
обслуживать фашистов, этих убийц!
Вечером, когда ложилась спать, перед глазами стоял повешенный, которого
она видела днем, - с неподвижными, стеклянными глазами, с раскрытым ртом..
Боясь закричать от страха, Зина с головой накрылась одеялом, но жуткое
видение не проходило. Зина встала, попила воды, но немного успокоиться
смогла, только когда перебралась на постель к Гальке. Обняв младшую
сестренку, она наконец уснула.
Глава седьмая
Володя вскоре выполнил свое обещание. Илья снова привел Зину слушать
советскую радиопередачу.
На этот раз на чердаке собралось гораздо больше новых ребят, и среди
них две девушки - года на три постарше Зины.
Одну из них - белозубую, бойкую на язык - звали Фрузой Зеньковой.
Другая, в светлом берете, - очевидно, ее подруга - красивая, черноволосая, с
приметной родинкой на лбу, была из соседней деревни Ушалы, звали ее Валей
Шашковой. Немного погодя подошли еще две девушки - Маша Дементьева и Маша
Лузгина, их обеих Зина хорошо знала.
- Уважаемые дамы и господа! - шутливо обратился к своим гостям Володя.
- Рассаживайтесь согласно своему общественному и социальному положению в
германском рейхе. Более знатные - впереди, менее знатные - позади.
Шутливый тон Володи как-то сгладил тревожную обстановку, которую
усугубляло зашторенное окошко, полумрак, нарушаемый только светом радиоламп.
Володя, управляя рычажками, долго ловил нужную волну. Ребята,
сгрудившись возле приемника, ждали. В этот зимний пасмурный день слышимость
была плохая.
И вдруг четко послышались русские слова. Все обрадовались. Но
оказалось, преждевременно: это был голос немецкой передачи на русском языке
- передавали сообщение о налете гитлеровской авиации на Москву.
Володя хотел перевести рычажок на другой диапазон, но сидевший рядом
Евгений попридержал его руку:
- Давай послушаем.
Не совсем твердый на ударениях голос диктора извещал:
"Сильные соединения немецкой авиации каждую ночь подвергают
уничтожающей бомбардировке Москву - этот важнейший индустриальный центр
страны. Заводы и фабрики, расположенные вокруг русской столицы, настолько
разрушены, что их вряд ли можно будет восстановить. Кремль и почти все
вокзалы в черте города превращены в груды развалин. Особенно сильно
пострадали промышленные районы Москвы, вступив в фазу уничтожения..."
- Будет! Враки все это... - Фруза решительно повернула рычажок. Ей не
сразу удалось поймать в хаосе звуков слова русские слова.
- Стой, не крути, - остановил ее Володя и стал настраивать громкость.
Передавали сводку Советского информбюро. Ребята слушали, застыв. Но
никаких особых новостей на этот раз в передаче не было. Сообщалось, что во
многих районах временно оккупированной немцами советской земли возникли
партизанские отряды и они наносят свои удары в тылу врага. И вдруг - в конце
сводки:
- "В Белоруссии неподалеку от Витебска, возле станции Оболь,
партизанский отряд под командованием товарища К. подорвал вражеский эшелон".
- У нас! - воскликнул кто-то в темноте.
Передача кончилась. Володя выключил и убрал радиоприемник. Ребята
обменивались впечатлениями.
- Кругом действуют партизаны... А мы долго так будем сидеть? - громко
воскликнул Федя Слышенков, коренастый, широкоплечий паренек со светлым
чубом.
Володя поспешно шагнул к Феде и приложил ладонь к его губам:
- Тише ты!
- А ты что предлагаешь? - осторожно спросил Евгений, сузив глаза.
- Ну, об этом не здесь разговор. Давайте пройдем вниз, ко мне в
комнату, - прервал его Володя и предупредил: - Только не всем скопом.
Выходите поодиночке. - И предложил Илье: - Проводи сестренку.
Зина с Ильей вышли на улицу. Уже совсем стемнело. Улица была пустынной.
И вдруг тишину прорезая окрик:
- Стой!..
Илья, остановившись, взял Зину под руку.
- Прохожие... гуляем, - пробормотал он, когда к ним подскочили два
полицая с пистолетами в руках.
- Не видали тут чужаков?
- Не-ет... - отрицательно замотал головой Илья.
- В соседние избы при вас никто не заходил?
- Нет.
Полицейские, не пряча оружия, свернули в сторону.
- Вот что, Зина, - тревожно зашептал Илья, когда они отошли немного, -
я вернусь предупрежу ребят. А то накроют их. Придется тебе одной шагать.
Побудь пока у бабушки. Видишь, как сегодня здесь неспокойно...
Когда Зина явилась домой, тетя Ира встретила ее в большой тревоге.
- Долго где-то ты пропадаешь, - упрекнула она. - Галька ждала-ждала и
заснула.
Зина растерянно оправдывалась:
- Задержалась я отсиживалась у бабушки. В деревне было тревожно.
Полицаи кого-то ловили...
Зина не лгала. Она и в самом деле, добравшись до избы бабушки,
некоторое время отсиживалась там и затем, несмотря на уговоры бабушки и дяди
Вани, замирая от страха, направилась домой.
Проснулась Галька, обрадованно посмотрела на сестру сонными глазами и
напомнила:
- Скоро день моего рождения! Что ты мне подаришь?
- Подарок, - машинально отозвалась Зина.
В то время, когда на деревенской улице рыскали полицейские, в избе
Володи Езовитова шел важный разговор.
- Вот что, ребята!.. - обратилась к оставшимся Фруза. - Вы слышали
сейчас сообщение о деятельности наших, витебских, партизан! Разве мы тоже не
смогли бы проявить себя в борьбе с врагом? Сколько можно сидеть сложа руки?
попаду ли я сама обратно в Ленинград.
- Конечно попадешь, Зина, обязательно попадешь, - успокоил ее Женя. -
На фронте теперь дела налаживаются.
Она удивленно взглянула на него. Откуда ему это известно и почему так
уверенно говорит?
- Верь мне, Зина, мы победим.
- Я и так верю.
К ним подошел Володя, и тут затеялся совсем странный разговор.
- К вечеру заходи сегодня ко мне, - предложил Жене Володя.
- Думаешь, будет слышимость?
- Попробуем.
- Я приду обязательно. Еще кого-нибудь приглашаешь?
- Да... Есть тут свои...
Зина недоуменно поглядывала то на того, то на другого.
- Пригласил бы ты, Володя, и меня к себе! Дома такая скучища, -
попросила она двоюродного брата.
- А разве тебе кто запрещает приходить? - удивленно округлил Володя
глаза, но от Зины не укрылось, как многозначительно переглянулись они с
Женей.
Женя, пристально взглянув на Зину, предложил Володе:
- Пригласи и ее, девчонка стоящая.
Володя тоже пытливо, каким-то изучающим взором поглядел на сестру и
спросил Женю:
- Думаешь, можно?
- Полагаю, вполне. Поговори сам с ней... - И, попрощавшись, Женя
свернул к своему крыльцу.
- О чем же, Володя, твой приятель советует поговорить со мной? -
спросила Зина.
Володя огляделся по сторонам и, наклонившись к ней, прошептал:
- Хочешь радио наше, советское, слушать?
- Ой, хочу! - Зина просияла такой радостью, что Володя невольно
улыбнулся. - А когда можно?
- Даешь слово, что никому, ни одной живой душе, не проговоришься?
- Даю.
- Смотри держи язык за зубами, особенно со своими подружками.
- Не беспокойся, Володя, я умею молчать, да и подруг у меня здесь нет.
- Приходи сегодня вечером ко мне. Я попрошу Илью зайти за тобой.
"Если он посылает за мной Илью, значит, у Володи не впервые собираются
ребята", - размышляла Зина по дороге домой. О том, что Володя страстный
радиолюбитель, она знала и раньше, еще во время своих прежних приездов на
каникулы в деревню.
Над Володиной избой возвышалась антенна, из окоп гремела музыка. "Но
каким чудом ему удалось сохранить радиоприемник теперь? И где они слушают
передачи: ведь антенны над избой не видно".
Как было обещано, под вечер за ней зашел Илья. Он тщательно вытер ноги
у порога о половичок, поздоровался, передал Ефросинье Ивановне небольшой
узелок:
- Мать прислала.
- Спасибо, родимый... - отозвалась бабушка, принимая подарок.
- Собирайся! - грубовато буркнул он Зине.
- И когда ты, Илюша, со своей сестрой будешь более ласково и вежливо
разговаривать? - упрекнула Зина, мгновенно собравшись.
- Куда направляетесь? - поинтересовалась тетя Ира.
- Не бойтесь, тетя Ира. Приведу вам Зиночку обратно, - уклонился Илья
от прямого ответа.
Зина выскользнула вслед за Ильей. По дороге он рассказал, что Володя из
разных деталей собрал новый ламповый приемник.
- Работает. Изредка слушаем наши передачи, - добавил он.
С Ильей Зине всегда было легко. Простой, бесхитростный, покладистый.
Еще в раннем детстве, когда маленькая Зина появлялась вместе с матерью у
бабушки в деревне, Илья с удовольствием играл с ней, был верховой лошадью, а
она - наездницей. Все просьбы маленькой Зины он выполнял беспрекословно.
Калитка у Володиной избы оказалась незапертой.
- За мной... - прошептал Илья Зине.
Из полутемных сеней, шагая по скрипучим ступенькам, они осторожно
поднялись на чердак. Там было немного светлее. На ящиках уже сидело человек
пять ребят, своих, зуевских. Среди них знакомы Зине были Женька и Федя
Слышенков. Она робко присела на свободный ящик. С любопытством огляделась.
Под железной крышей был оборудован под мастерскую небольшой уголок. У окошка
- накрытый серой клеенкой стол со стопкой школьных тетрадей и книг. Над ним
- прибитая к обрешетке крыши длинная полка с множеством склянок и каких-то
пакетиков. Рядом, на ящике, - верстак с разными инструментами.
- Моя двоюродная сестренка! - отрекомендовал Зину Володя.
- Теперь все собрались. Начинай! - раздались голоса.
И Зина поняла, что все дожидались ее.
Из ниши, в углу, под застрехой, заложенной досками, Володя достал
небольшой самодельный приемник. Выставил в щель зашторенного окошка
небольшой стержень-антенну и включил приемник. Ребята подвинулись ближе,
жадно вслушиваясь в раздававшийся треск и шум. Звук появился не сразу.
Володя осторожно крутил рычажки.
- Сейчас, - взволнованно прошептал он, слабо уловив на одной волне
русскую речь.
И тут произошло чудо. Вдруг ясно и отчетливо Зина услышала:
- "Говорит Ленинград!.. Говорит Ленинград!.. - Последовала небольшая
пауза. И тот же мелодичный женский голос продолжал: - Рабочие и работницы
Нарвской заставы города Ленина... - (Сердце у Зины забилось так сильно, что
стало трудно дышать.), - отвечают труженикам Красной Пресни славной столицы
нашего государства Москвы. Мы выстоим, товарищи москвичи! Враг не возьмет
нас ни бомбами, ни блокадой! Ленинград борется..."
Все слушали затаив дыхание, а у Зины от волнения пробегала дрожь по
телу, горели щеки - ее родной Ленинград живет и борется! Она, прикрыв глаза,
мысленно видела Нарвскую заставу, знакомые родные места, где она выросла,
где остались мама и папа.
Когда передача прервалась, ребята заговорили не сразу.
- Искали Москву, а нашли Ленинград! - произнес Володя, словно извиняясь
перед ребятами.
- И очень хорошо! - горячо отозвалась Зина и тихо добавила: - Спасибо
тебе, Володя. Значит, неправда, что немцы взяли Ленинград.
- Вот бы переписать и расклеить это сообщение, - заметил кто-то из
ребят.
- А что, надо это дело наладить, - предложил Евгений и посмотрел на
Володю.
Но тот, деловито свертывая провод, словно не расслышал.
А ровно через неделю на немецких плакатах, расклеенных в поселке,
появились слова: "Смерть Гитлеру! Да здравствует Советская власть!"
- Очевидно, партизаны действуют, - высказал предположение дядя Ваня.
У Зины заблестели глаза:
- Партизаны!.. Кто же эти смельчаки? Хоть бы одним глазом взглянуть.
Но дядя Ваня ошибался. Авторами этих надписей были Володя и Евгений
Езовитовы.
Глава шестая
Уже стояла зрелая осень.
Желтели листья на березах, в багрянце были клены, а трава на луговине
темнела, теряя свою зеленую окраску, покрывалась после ночных заморозков
белым инеем. Надвигались зимние холода.
- Да-а... Жизнь становится день ото дня суровей... - вздыхал дядя Ваня.
- Ходим разутые, раздетые. Ничего теплого с собой не захватили, ни обуви, ни
одежды.
- Кто же мог подумать, что застрянем в деревне... - жалобно вторила
тетя Ира.
И невольно при этом разговоре Зина вспоминала, как права была мама,
когда настаивала, чтобы дочери захватили в деревню хотя бы теплые свитеры.
- Возьми. Вечера могут быть холодные, - уговаривала она Зину.
- Зачем? - удивлялась Зина. - Мы с Галькой закаленные, физкультурницы.
Не замерзнем.
Мама все же настояла на своем... Как теперь Зина была благодарна ей.
Тетя Ира принялась разбирать разные тряпки, хранившиеся в летней
горенке.
- Из этих лоскутов можно выкроить Гальке платье... - обещала племяннице
тетя Ира. - А из старой кофты, пожалуй, Нестерке рубашку сошью.
Нашлись лоскуты и для платьев Любочке.
На помощь ленинградцам пришли деревенские родственники. Мать Ильи
принесла им черную железнодорожную шинельку. Зина примерила ее, шинель
показалась неуклюжей, жесткой и длинной. Но в шинельке было гораздо теплее
ходить, чем в легоньком летнем плаще.
После того как дядя Ваня, обследовав в кладовке все продовольственные
запасы бабушки, сообщил тете Ире и Зине: "Скоро последние остатки муки
съедим", ленинградцы перешли на полуголодный паек.
- Что же делать? - растерянно спрашивала тетя Ира. - Неужели по миру
придется ходить?
А через несколько дней подавленный и мрачный дядя Ваня объявил:
- Устраиваюсь на работу... кладовщиком в продовольственный склад. Там
паек дают.
- К немцам?! - одновременно спросили тетя Ира и Зина.
Дядя Ваня с укоризной взглянул на них:
- Но что же делать? Выхода иного нет. Как иначе жить, объясните!
Вздыхать, охать, плакать и помирать с голоду - не выход. Да... придется
работать. Ты, Ирина, тоже подумай об устройстве...
- Идти помогать немцам убивать наших людей?! - загорелась гневом тетя
Ира. - Мне? Жене коммуниста? Как я потом мужу в глаза буду смотреть?.. - И
она разрыдалась.
Дядя Ваня, продолжая держать в зубах давно потухшую цигарку, с жалостью
глядел на сестру...
Поступив на работу, дядя Ваня больше общался с людьми и приносил домой
слухи о долах на фронте.
Теперь у него не было прежних радужных надежд, что к весне война
обязательно кончится.
- Конец войны не близок... - сказал как-то он. - Гитлеровцев не скоро
осилишь. Не на жизнь, а на смерть война идет. Или мы их, или они нас...
Однажды он пришел с работы поздно, уже в сумерках, и не один. Привел с
собой бородатого человека в ватнике, кирзовых сапогах, с приметной седой
прядкой в смоляных волосах.
- Мой друг... - кратко представил он гостя тете Ире и навестившей их
Солнышку.
Бабушка, очевидно, хорошо знала гостя.
- Где же ты, Михаил Иванович, теперь обретаешься-то? - поинтересовалась
она.
- В лесу... - просто ответил гость, заставив ребят сразу навострить
уши.
Дядя Ваня прервал дальнейшие бабушкины расспросы. Сразу же после ужина
увел гостя на сеновал. Немного погодя он пришел за Солнышком, которая в этот
вечер оставалась у бабушки ночевать.
- Нужно нам с тобой поговорить, - объяснил он и кратко бросил: - Ирина,
ты тоже нужна.
Когда они вернулись в избу, Зина не слышала - спала, а когда
проснулась, Михаила Ивановича в доме уже не было.
Наступила годовщина Великого Октября. По совету дяди Вани вся семья
принарядилась во все лучшее.
Зина вплела в свои косички красные ленточки. На голове у Гальки тоже
появился красный бант.
За обедом дядя Ваня поставил на стол бутылку, заткнутую самодельной
пробкой. У кого-то достал самогонки.
- За будущую нашу победу! - негромко произнес он, подняв стаканчик.
Вскоре к бабушке заглянула и Солнышко. Пришла она в своей будничной
одежде и сразу встретила осуждающий взгляд дяди Вани.
- Хотя бы для праздника принарядилась.
- Я в душе праздник отмечаю... - ответила она. - У нас праздник уже с
раннего утра начался: в поселке нашли расклеенные на заборах советские
листовки. - И пояснила: - Рукописные... Полицаи обыск производили,
допрашивали.
- О чем? - встревожился дядя Ваня.
- Все о том же... Как оказалась в Оболи? Откуда приехала?
- Вот что, надо вам с Ириной без промедления устраиваться на работу, -
сказал дядя Ваня.
- Я уже об этом думала. У нас рядом с бывшим торфяным заводом открывают
столовую для офицерского состава - курсанты, что ли, какие-то приехать
должны. Уже и мебель завезли. Надо попытаться устроиться туда официантками.
Дадут ли только справки в комендатуре?
- Постарайтесь получить эти справки. Сейчас очень важно, чтобы вы
сумели туда устроиться, - сказал дядя Ваня и, как показалось Зине, как-то
многозначительно посмотрел на Солнышко.
Зину удивило, что, побывав через несколько дней в комендатуре, тетя Ира
и Солнышко явились оттуда домой в хорошем настроении.
- Начальника полиции не было на месте. Принимал его заместитель, -
сообщила тетя Ира.
- Сразу стал за нами ухаживать... - засмеялась Солнышко.
- Ну, справки получили? - нетерпеливо перебил дядя Ваня.
- Мы, да не получим... Вот... - И Солнышко показала дяде Ване две
справки с круглыми печатями.
- О чем же вас спрашивал?
- О прежней нашей жизни... Так, отделались общими словами.
- Повезло вам!.. - обрадовался дядя Ваня. - Сам начальник полиции,
находись он на месте, всю душу из вас бы вытряс. Знаю по своему опыту.
Дотошный и злобный.
Столовая открылась в конце ноября.
В первый же день, вернувшись домой с работы, тетя Ира пожаловалась:
- Требуют, чтобы я поселилась в бараке, рядом со столовой, как и
Солнышко, - была бы на глазах у начальства.
Выслушав, дядя Ваня сказал:
- Что поделаешь, придется согласиться.
На семейном совете было решено, что вместе с сыновьями, Зиной и Галькой
тетя Ира переберется в поселок торфяного завода. С бабушкой останутся дядя
Ваня и Любаша.
Зина не возражала. Она как-то безразлично отнеслась к переселению. Ей
было все равно где жить, раз они не дома, в Ленинграде.
Для Зины с Галей нашлась в бараке небольшая комнатка, низкая, мрачная,
с одним окном, выходившим на пустырь, но теплая, если протопить печку в
общем коридоре, что стало обязанностью Зины и ребят. Тетя Ира с сыновьями
поселилась в комнате рядом.
Лучшую комнату в бараке занимала немка-переводчица, служившая в
комендатуре.
Зине она не понравилась. Толстая, рыжеволосая, глядевшая на всех
застывшим, стеклянным взором. В разговор она с жильцами не вступала, хотя
русский язык знала неплохо.
- "Баба-яга", - немедленно окрестила ее Галька, боявшаяся встречаться с
суровой, молчаливой немкой.
Первое время Галька тосковала, оказавшись вдали от бабушки, маленькой
Любаши и своего любимца, кота Ушастика. Она взбиралась на подоконник и,
прильнув носом к стеклу, тянула:
- Ску-ушно мне!.. Ску-ушно!..
- Ишь чего, веселья захотела!.. - возмущалась Зина. - Будь довольна,
что с голоду не умираем, в тепле живем.
Вскоре Галька немного успокоилась. Не чаявший в ней души Нестерка
принес от бабушки Ушастика, и кот, к радости Гальки, прижился на новом
месте.
Зина с головой погрузилась в разные хозяйственные заботы. Привела свою
комнату в порядок. На чисто вымытом окне уже висела белая занавеска. В углу
комнаты на железной кровати лежал набитый соломой тюфяк. Возле колченогого
стола стояли две табуретки. Правда, потолок закопченный и на стенах рваные,
с ржавыми пятнами, обои. Но ничего, жить можно.
Прежние жильцы барака успели эвакуироваться, оставив после себя разную
рухлядь. Зина озабоченно морщила лоб, примеряя то сестренке, то себе и
старое рваное платье, и стоптанные ботинки, и ветхую тужурку, соображая, как
залатать и приспособить к носке найденные вещи.
Зато теперь появилась новая и приятная забота - ходить к бабушке в
деревню за молоком. До деревни недалеко - двадцать минут ходьбы. Посидев у
бабушки, которая сразу же сажает их за стол, стремится чем-либо угостить,
сестры, захватив с собой маленький бидончик с молоком, возвращаются домой.
- Почему не остались, - сердится Галька, - у бабули так хорошо! - И
демонстративно отходит от сестры, не желая идти рядом. Но Зина не терпит
своеволия, снова берет ее за руку.
На хорошо укатанной дороге оживленно. Снуют штабные и интендантские
машины, попадаются навстречу вражеские солдаты и офицеры, надменные, гордые,
упоенные своими победами. Живут они в Оболи и в поселке, занимая лучшие
дома.
Сестры боязливо сторонятся, сходят, держась за руки, на обочину дороги.
Зина всегда помнит предостережение тети Иры: "Поменьше попадайся им на
глаза... Они все могут сделать". Нахмурившись и даже потемнев в лице, она
исподлобья окидывает взором немцев.
"Проклятые... Пришли на пашу землю и теперь торжествуете..."
Идут по заснеженной зимней дороге две девчонки, одетые в старое тряпье.
Одна круглолицая, ясноглазая, с ямочками на розовых от мороза щеках. Другая
совсем еще малышка, худенькая, голенастая, глазастая, с серьезным испуганным
взором, тащится за ней.
Немцы не обращают на них внимания.
- Ну, вот мы и дома... - говорит Зина, вернувшись к себе.
Дома дел у Зины много. В комнатах прибраться надо и печку истопить. Да
и день теперь короткий. Не успеешь оглянуться, уже сумерки. Если не
задержатся в столовой, скоро вернутся домой тетя Ира и Солнышко. Им будет
приятно, что все убрано.
- Давай мечтать!.. - предлагает Галька, присаживаясь к сестре и кладя
голову ей на колени. - Приедем в Ленинград, там мамочка нас встретит...
Спросит: "Где вы так долго пропадали?!" А мы скажем: "У бабушки... Немцы нам
дорогу преградили и не отпускали. Но мы - народ хитрый! Мы сели на поезд
тишком и уехали..." Нет, лучше: "Мы забрались в грузовик. Там много ящиков
было. Мы забрались в ящики. Так мы доехали..."
Галька умеет фантазировать. Получается у нее складно, интересно. "Вот
скрипнула калитка... Это калитка жалуется, что ей живется плохо. Шумит ветер
под крышей... Очевидно, ветер заблудился на чердаке". Увидела в окно
бродячую собаку, пугливо поджавшую хвост. "Это она уже который месяц ищет
свой дом и не может найти. Надо ей помочь". Галькины фантазии прерывает стук
входной двери. Это вернулись с работы тетя Ира и Солнышко. Они почти всегда
вместе приходят. Сами они теперь ужинают в столовой. Что-нибудь съестное
приносят ребятам. Всем поровну - таков непреложный закон тети Иры. Она не
делает различия между своими сыновьями и Зиной с Галькой.
Детям порой все же голодновато, но жить можно.
Переселившись в поселок торфяного завода, Зина реже видела деревенских
ребят. Слушать радио ее не приглашали. А ей так хотелось снова услышать
голос Большой земли! Встретив однажды Володю, узнала: радиоприемник у него
вышел из строя, передачи слушать не удастся, пока он его не починит. Володя
заспешил домой, а прощаясь, сказал Зине:
- Сходила бы в станционный поселок. Говорят, там на базарной площади
развешано много плакатов и листовок. Если узнаешь что-нибудь особенное, на
обратном пути зайди ко мне.
Поселок был заполнен солдатами. Все заборы и столбы на базарной площади
оклеены разными гитлеровскими плакатами, приказами, победными сводками с
фронтов военных действий. Всюду слышалась только немецкая речь. Лишь в одном
месте пожилой рябой полицай с белой повязкой на рукаве вслух читал по-русски
небольшой группе людей приказ:
"Кто укроет у себя красноармейца или партизана или снабдит продуктами,
укажет дорогу, чем-либо поможет, тот карается смертной казнью через
повешение..."
Зина кинулась прочь из поселка. Пошла домой не по дороге, а кратчайшим
путем - по проселку. У перекрестка, на телеграфном столбе, слегка
раскачиваясь, висел в одном исподнем белье бородатый мужчина. Испугавшись,
Зина побежала по тропинке. Навстречу попалась Нинка Азолина - нарядная, в
белой шерстяной косынке и длинном синем пальто. Она было приостановилась,
хотела что-то спросить у Зины, но та, опустив голову, вихрем проскочила
мимо. "Немецкая овчарка! Ишь расфрантилась!"
Возле барака Ленька и Нестерка очищали от снега дорожку. Полуодетые,
без варежек, трудились они так усердно, что от них валил пар.
- Комендант заставил... - пожаловались они. - Грозился выпороть, если
плохо расчистим.
Зина оправила у них пальтишки, застегнула, увела домой греться.
- Где была?.. Почему не сказалась? - строго встретила ее Галька.
- Чем допрашивать меня, ты бы лучше умылась... Сидишь грязнулей.
- Не буду я умываться. Назло тебе.
- Это еще что такое?.. - Зина рассердилась. - Так и знай, не будешь
слушаться, я уйду отсюда... Не нужна мне такая чумазая, непослушная.
Измучилась я с тобой.
- Я с тобой тоже измучилась! - огрызнулась Галька.
Скрипнув дверью, в комнату юркнул Ушастик. Приблизившись к Гальке,
прыгнул на колени, громко мурлыча и ласкаясь.
- Ты вот и Ушастика тоже обижаешь! - сердито попрекнула сестру Галька.
- Вчера веником его огрела, грозилась в болото занести.
- Тоже заступница... - изумилась Зина. - Твой Ушастик на столе слопал
все, что тетя Ира нам оставила, а ты его защищаешь!
Надувшись, Галька замолчала, но через полчаса не выдержала, подошла к
сестре и начала ласкаться:
- Никуда не уйдешь?
- Не уйду. Какая ты глупенькая.
- Даешь слово?
- Ну, даю.
- Какое - пионерское?
- Ну, хотя бы пионерское. Ладно, давай мириться!
Зина поцеловала сестренку в подставленную щеку. Присутствие Гальки,
непрестанная забота о ней как-то скрашивали тяжелую жизнь.
- А теперь пора заниматься. Будем учить буквы... Я тебе буду диктовать,
а ты пиши! - Зина, несмотря ни на что, старалась готовить Гальку к школе,
надеясь, когда вернутся в Ленинград, определить ее сразу во второй класс.
Галя знала уже все буквы, умела по складам читать.
Занимаясь с сестренкой, Зина горестно раздумывала, что живет она
нахлебницей у тети Иры и Солнышка, которым так трудно всех прокормить!
Может, попытаться и ей устроиться на работу в столовую? Но как противно
обслуживать фашистов, этих убийц!
Вечером, когда ложилась спать, перед глазами стоял повешенный, которого
она видела днем, - с неподвижными, стеклянными глазами, с раскрытым ртом..
Боясь закричать от страха, Зина с головой накрылась одеялом, но жуткое
видение не проходило. Зина встала, попила воды, но немного успокоиться
смогла, только когда перебралась на постель к Гальке. Обняв младшую
сестренку, она наконец уснула.
Глава седьмая
Володя вскоре выполнил свое обещание. Илья снова привел Зину слушать
советскую радиопередачу.
На этот раз на чердаке собралось гораздо больше новых ребят, и среди
них две девушки - года на три постарше Зины.
Одну из них - белозубую, бойкую на язык - звали Фрузой Зеньковой.
Другая, в светлом берете, - очевидно, ее подруга - красивая, черноволосая, с
приметной родинкой на лбу, была из соседней деревни Ушалы, звали ее Валей
Шашковой. Немного погодя подошли еще две девушки - Маша Дементьева и Маша
Лузгина, их обеих Зина хорошо знала.
- Уважаемые дамы и господа! - шутливо обратился к своим гостям Володя.
- Рассаживайтесь согласно своему общественному и социальному положению в
германском рейхе. Более знатные - впереди, менее знатные - позади.
Шутливый тон Володи как-то сгладил тревожную обстановку, которую
усугубляло зашторенное окошко, полумрак, нарушаемый только светом радиоламп.
Володя, управляя рычажками, долго ловил нужную волну. Ребята,
сгрудившись возле приемника, ждали. В этот зимний пасмурный день слышимость
была плохая.
И вдруг четко послышались русские слова. Все обрадовались. Но
оказалось, преждевременно: это был голос немецкой передачи на русском языке
- передавали сообщение о налете гитлеровской авиации на Москву.
Володя хотел перевести рычажок на другой диапазон, но сидевший рядом
Евгений попридержал его руку:
- Давай послушаем.
Не совсем твердый на ударениях голос диктора извещал:
"Сильные соединения немецкой авиации каждую ночь подвергают
уничтожающей бомбардировке Москву - этот важнейший индустриальный центр
страны. Заводы и фабрики, расположенные вокруг русской столицы, настолько
разрушены, что их вряд ли можно будет восстановить. Кремль и почти все
вокзалы в черте города превращены в груды развалин. Особенно сильно
пострадали промышленные районы Москвы, вступив в фазу уничтожения..."
- Будет! Враки все это... - Фруза решительно повернула рычажок. Ей не
сразу удалось поймать в хаосе звуков слова русские слова.
- Стой, не крути, - остановил ее Володя и стал настраивать громкость.
Передавали сводку Советского информбюро. Ребята слушали, застыв. Но
никаких особых новостей на этот раз в передаче не было. Сообщалось, что во
многих районах временно оккупированной немцами советской земли возникли
партизанские отряды и они наносят свои удары в тылу врага. И вдруг - в конце
сводки:
- "В Белоруссии неподалеку от Витебска, возле станции Оболь,
партизанский отряд под командованием товарища К. подорвал вражеский эшелон".
- У нас! - воскликнул кто-то в темноте.
Передача кончилась. Володя выключил и убрал радиоприемник. Ребята
обменивались впечатлениями.
- Кругом действуют партизаны... А мы долго так будем сидеть? - громко
воскликнул Федя Слышенков, коренастый, широкоплечий паренек со светлым
чубом.
Володя поспешно шагнул к Феде и приложил ладонь к его губам:
- Тише ты!
- А ты что предлагаешь? - осторожно спросил Евгений, сузив глаза.
- Ну, об этом не здесь разговор. Давайте пройдем вниз, ко мне в
комнату, - прервал его Володя и предупредил: - Только не всем скопом.
Выходите поодиночке. - И предложил Илье: - Проводи сестренку.
Зина с Ильей вышли на улицу. Уже совсем стемнело. Улица была пустынной.
И вдруг тишину прорезая окрик:
- Стой!..
Илья, остановившись, взял Зину под руку.
- Прохожие... гуляем, - пробормотал он, когда к ним подскочили два
полицая с пистолетами в руках.
- Не видали тут чужаков?
- Не-ет... - отрицательно замотал головой Илья.
- В соседние избы при вас никто не заходил?
- Нет.
Полицейские, не пряча оружия, свернули в сторону.
- Вот что, Зина, - тревожно зашептал Илья, когда они отошли немного, -
я вернусь предупрежу ребят. А то накроют их. Придется тебе одной шагать.
Побудь пока у бабушки. Видишь, как сегодня здесь неспокойно...
Когда Зина явилась домой, тетя Ира встретила ее в большой тревоге.
- Долго где-то ты пропадаешь, - упрекнула она. - Галька ждала-ждала и
заснула.
Зина растерянно оправдывалась:
- Задержалась я отсиживалась у бабушки. В деревне было тревожно.
Полицаи кого-то ловили...
Зина не лгала. Она и в самом деле, добравшись до избы бабушки,
некоторое время отсиживалась там и затем, несмотря на уговоры бабушки и дяди
Вани, замирая от страха, направилась домой.
Проснулась Галька, обрадованно посмотрела на сестру сонными глазами и
напомнила:
- Скоро день моего рождения! Что ты мне подаришь?
- Подарок, - машинально отозвалась Зина.
В то время, когда на деревенской улице рыскали полицейские, в избе
Володи Езовитова шел важный разговор.
- Вот что, ребята!.. - обратилась к оставшимся Фруза. - Вы слышали
сейчас сообщение о деятельности наших, витебских, партизан! Разве мы тоже не
смогли бы проявить себя в борьбе с врагом? Сколько можно сидеть сложа руки?