Экран на мостике яхты показывал только катер и часть корпуса линкора на фоне видимого с низкой орбиты диска планеты. Дальше виднелись только звезды - согласно договоренности "Цветок" находился с другой стороны линкора, откуда не мог обстрелять катер.
   Риоло нажал на клавишу, и на звездном поле позади катера возник прицельный крестик.
   - С минуты на минуту, - произнес барканец. Огни контрольных панелей отражались в его красных очках.
   Катер вдруг вильнул в сторону и, нацелив нос на светлую точку должарианский корабль, - начал набирать ход.
   - Они пытались войти в скачок, - доложил Риоло. - Программа включена.
   Хрим ухмыльнулся при виде вспыхнувшего на его пульте зеленого огонька: катер пытался выйти на связь. Он протянул руку и включил прием.
   - Что ты сделал? - крикнул Ферньяр Озман; за спиной его Хрим увидел штурмана, отчаянно пытавшегося справиться со своим пультом.
   - Ты же приносил присягу, - ответил Хрим. - Враги твоего сеньора твои враги, ты готов отдать жизнь за Тысячу Солнц, и так далее. - Он рассмеялся при виде лица эгиоса. - Прямо по курсу у вас корабль, полный должарианцев, злейших врагов твоего Панарха. Я всего лишь помогаю тебе исполнить клятву.
   Хрим помолчал, глядя на Риоло. Тот поднял вверх три пальца, потом два, потом один.
   - Прощай, Ферньяр Озман, - хихикнул рифтер.
   Катер исчез во вспышке - включилась скачковая система. Еще через четыре секунды далекая огненная точка расцвела в том месте, где пересеклись траектории "Карра-Рахим" и вышедшего из скачка катера.
   - Чисто сработано, - заметил Хрим, развалясь в кресле. - Что ж, пошли, поднимемся на борт.
   Плавно изогнутый силуэт линкора уплыл за край экрана, и теперь его заполняла только серебристая обшивка и надвигающийся темный зев причального дока. Хрим слышал неровное дыхание Норио над ухом и ухмылялся: он понимал, что его эмоции сейчас слишком сильны для темпата. Да и сам он с трудом справлялся с ними: такого острого счастья он не испытывал еще ни разу в жизни.
   На пульте снова загорелся зеленый огонек.
   - Ну?
   На экране появилось лицо Дясила.
   - Это Дясил, кэп. Эрби говорит, что с движками линкора что-то происходит, и это что-то ему не нравится.
   - Что? - зарычал Хрим. - Я думал, движки еще не отлажены!
   - Так-то так, кэп, - послышался голос Эрби; обычной для него ленцы как не бывало. В следующее мгновение его физиономия высунулась из-за плеча Дясила. - Чтобы раскочегарить движки нормально, нужно несколько часов, да только линкор, похоже, все же врубает их, и они идут вразнос. - Он ткнул пальцем в сторону линкора. - Нам бы лучше убраться отсюда.
   Прежде чем Хрим успел ответить, экран покрылся рябью, соткавшейся через пару секунд в незнакомое лицо. Темное, морщинистое, с высоким лбом и скривившимися в презрительной улыбке тонкими губами, оно смотрело на Хрима и других рифтеров.
   - Поздно, капитан, - произнес незнакомец с гортанным выговором, который Хрим мгновенно узнал. - Я хочу, чтобы ты совершил со мной последнее путешествие, палиах ку-аватари. - Он опустил взгляд, судя по всему, на дисплей вне поля зрения камеры. - Отмщение Аватара, как вы сказали бы на вашем жалком панархистском наречии.
   Изображение снова зарябило. Хрим ощутил, как волна гравитационной энергии стискивает его внутренности, и лицо должарианца на экране тоже исказилось от боли. Из последних сил сдерживая страх, Хрим ударил по клавишам управления в попытке увести яхту подальше от линкора. За спиной его выл от боли Норио.
   - ...и я унесу свое имя с собой в черноту, но вместе с ним и твои надежды на славу. Аттарх нигришун та неммир Хрим алла ни-тахха...
   Хрим рванул рычаг скачка, и проклятия должарианца стихли. Скачковые системы рыкнули и тут же осеклись.
   - ...сказали бы на вашем жалком панархистском наречии.
   Хрим одеревенелыми пальцами забарабанил по клавишам. Экран мигнул, и лицо должарианца сменилось на нем видом линкора с расстояния в несколько световых секунд. Изображение было нерезким: разрешающая способность датчиков заметно уступала тем, к которым Хрим привык на "Цветке". Зато на экране виднелся и сам висевший рядом с линкором эсминец Хрима. На глазах у него линкор тоже исчез в ослепительной вспышке, входя в скачок, - и сразу же вышел из него почти на том же месте.
   Эфир тем временем продолжал исправно доносить проклятия должарианского агента. Тот не успел перейти обратно на уни: голос его оборвался вдруг истошным воплем. Кормовая часть линкора вспухла, из трещин в обшивке брызнул во все стороны огонь, расшвырявший опутывавшие корабль леса. Потом, в зловещей полной тишине открытого космоса, огромный корабль лопнул как перезрелый огненный плод; сияние на месте, где он только что находился, продолжало разрастаться, пока на яхте не сработали системы защиты от перегрузки, выключившие экран.
   Хрим сидел молча. Норио с безумным лицом сжался в углу. Никто не шевелился; Хрим понимал, что все боятся его гнева.
   Все, кроме Риоло.
   Барканец встал со своего места и подошел к нему. Хрим видел свое искаженное отражение в стеклах огромных для такого маленького лица красных очков. Дыхание Риоло отдавало незнакомым сладким ароматом.
   - Я знаю, есть кое-что, в чем Эсабиан нуждается еще сильнее, чем в линкоре, - прошептал он. - И там нет ни одного должарианца - никогда не было, и никогда не будет.
   Хрим обдумал это, и гнев его уступил место любопытству.
   - Возьми меня с собой на Барку, - продолжал Риоло, - и я дам тебе армию такой мощи, что даже Шиидра бежала от нее в страхе.
   - Армию? - У Хрима даже перехватило голос от неожиданности.
   Риоло улыбнулся и поднял очки. В глазах его стояли слезы. Хрим вспомнил, как Норио говорил как-то: этот жест означает у барканцев предельную искренность.
   - Да, - кивнул Риоло. - Я дам тебе огров.
   27
   ГИПЕРПРОСТРАНСТВО:
   РИФТХАВЕН - ДЕЗРИЕН
   Осри Омилов отступил на шаг и снова полюбовался своим отражением в зеркале. Свежая стрижка, новенький мундир, а за спиной - привычный интерьер лейтенантского кубрика с койкой и пультом. Казалось, вселенная снова исправилась. Глядя на эту упоительно обыденную картину, так и хотелось верить, что последних недель не было вовсе.
   И все же они были, а жизнь за бортом корабля тоже была далека от нормальной. Где-то на этом же корабле сидели под замком рифтеры, эйя и большой черный кот, а где-то в другом углу его бесцельно слонялся по коридорам Брендон.
   А совсем рядом ждал Себастьян Омилов, его отец.
   Осри отвернулся от зеркала, подошел к столу и достал из ящика наградную ленту и монету. Прятать их больше не было смысла: все на борту, кого это могло интересовать, уже слышали про них. Осри вполне представлял себе, с какой сверхсветовой скоростью распространяются слухи на флоте, поэтому не удивился тому взгляду, которым наградил его морпех, возвращавший ему артефакты.
   Он испытывал какое-то извращенное удовольствие при мысли о том, что рифтеры, надежно запертые в корабельном карцере, так и не узнали, что эти предметы у него. В самом деле, откуда им знать? Впрочем, этого не знал и Брендон - да и отец тоже.
   Мысль об отце немного отрезвила Осри.
   Пора было зайти к нему: капитан пригласил их позавтракать с ним, причем не в офицерской кают-компании, а в шикарной каюте, которую выделили на двоих Себастьяну и Брендону. Осри не знал, почему отец настоял именно на этом, хотя тот ссылался на проблемы со здоровьем. Возможно, он просто проверял, насколько Флот готов пойти ему навстречу, а может, это просто был один из его дипломатических ходов.
   Во всяком случае, вчера, прежде чем уйти спать, Себастьян просил сына зайти за ним наутро перед завтраком.
   Осри провел пальцами по левому запястью, привычно пробежав по кнопкам выданного ему стандартного босуэлла. Он подавил в себе импульс записать все свои соображения; вместо этого он решительно сунул монету и ленту в карман.
   Выходя в коридор, он размышлял, не рассказать ли об артефактах отцу. Почему ему так не хочется этого делать?
   Возможно, за последние дни они провели друг с другом больше времени, чем за все годы, что прошли с тех пор, как Осри ходил в школу. Рифтеры дразнили его Школяром... Осри подумал, что за это время он начал лучше понимать отца и даже одобрительно относиться к его странностям.
   И все равно за всем этим лежала злость. Теперь, когда у Осри появилось время обдумать события последних недель, он обнаружил, что мысли его то и дело возвращаются к пятьдесят пятому году, к тому, что произошло тогда на Минерве. Он уже почти начал допускать, что все было не так просто, как он себе представлял раньше, и что Маркхем лит-Л'Ранджа и его отец, архон Лусора, пали жертвой каких-то политических махинации Эренарха Семиона.
   Что теперь бесило Осри - так это то, почему отец не открывал ему истинного положения вещей.
   И возможно, настало время обсудить это.
   Когда скользнул в сторону люк, отделявший его от наскоро переоборудованных грузовых отсеков, получивших теперь название "гражданской территории", Осри увидел отца с Брендоном, сидящих в низких креслах - стиль "ретрофутура" все еще не вышел из моды. Тианьги в просторной центральной комнате был настроен на стандартный режим "весенний ветерок" - в общем, все выдавало военное происхождение помещений, по необходимости выполнявших функции роскошных апартаментов для неизвестно откуда взявшихся Особо Важных Персон.
   При появлении Осри оба подняли взгляд. Правая рука Осри против воли скользнула в карман и сжала клочок шелка и металлический кругляш.
   - Доброе утро, сын, - кивнул ему Себастьян.
   - Доброе утро, - эхом отозвался Брендон.
   И прежде чем Осри успел сделать по комнате пару шагов, он заметил, как они переглянулись. Это был короткий, почти незаметный обмен взглядами, но он напомнил Осри его школьные годы и сводившую его тогда с ума мысль о том, что его отец и этот Крисарх с невозмутимым лицом-маской понимают друг друга без слов.
   И это заставило его отреагировать точно так же, как тогда: нелицеприятной правдой.
   - Я помешал вашей беседе? - И он сделал шаг назад, к двери.
   - Мы обсуждали наш маршрут, - ответил Себастьян тем же ровным, дружеским тоном, которым только что обращался к нему Брендон. Это прозвучало как отговорка. - Почему Нукиэль повел корабль не на Арес? Может, ты слышал от младших офицеров что-нибудь, способное пролить свет на эту загадку?
   Осри помедлил, вернулся и сел в свободное кресло.
   - Они не слишком откровенны в разговоре со мной, - сказал он. - Что вполне естественно, учитывая обстоятельства. Но я слышал все же кое-какие разговоры в штурманской, да и в кают-компании тоже. Похоже, они удивлены не меньше нашего. Нет, больше.
   - Нукиэль производит впечатление образцового службиста, - пробормотал Себастьян.
   - Он действительно не похож на того, кто, бросив все, летит в поисках озарения на ненормальную планету, полную самозваных пророков, - не без язвительности заметил Осри.
   Брендон встал и потянулся.
   - Что ж, попробуй разузнать, что сможешь. Я тоже попытаюсь вечером. Он посмотрел на Себастьяна и улыбнулся. - А пока, если я не сосну, им придется силой выдирать меня из постели, когда мы прилетим на Дезриен.
   Дверь в противоположной стене открылась, закрылась, и Брендон исчез.
   Осри увидел, как отец сосредоточенно щурит глаза - знакомый жест, означающий задумчивость.
   - И что мне с тобой теперь делать? - спросил он совершенно без злобы, но почему-то Осри предпочел бы сейчас материнскую язвительность.
   - Только не играй со мной в дипломатию, - торопливо сказал он, заметив, что отец обдумывает следующие слова. - Можем мы хоть раз поговорить прямо?
   Брови Себастьяна поползли вверх.
   - Ты можешь не бояться помешать какому-либо важному нашему с Брендоном разговору. - Он помолчал немного. - К моему глубокому сожалению.
   Острый край монеты больно врезался Осри в руку.
   - Это ты насчет того, что во всех его будущих ошибках обвинят меня?
   Себастьян раздраженно отмахнулся рукой.
   - При чем здесь обвинения или ошибки? Речь идет о том...
   - Речь идет о том, - перебил его Осри, - что я обвинил его в дезертирстве - что истинная правда. Я обвинял его в дезертирстве из трусости, что сейчас считаю не соответствующим истине. Но даже и так, как мог он бросить все, во что мы верим, все, что поклялись защищать? Он ведь собирался вступить в ту самую шайку рифтеров, которые сейчас сидят в карцере!
   - Он собирался найти Маркхема лит Л'Ранджа, - уточнил Себастьян.
   - Ты хочешь сказать, он не дезертировал ? В день собственной Энкаинации, когда половина правительства собралась во дворце на торжественную церемонию?
   - Я этого не отрицаю.
   - И все для того, чтобы найти Маркхема лит Л'Ранджа, человека, уже десять лет объявленного вне закона? - продолжал Осри. - Рифтера! Это так?
   - Так,
   - Тогда чем это отличается от дезертирства?
   - Разница в его намерениях, - медленно произнес Себастьян. - Жаль, что у нас мало времени... до того, как мы попадем на Арес. - Он нахмурился с отсутствующим видом, потом снова поднял взгляд. - Я не могу давать оценку мотивировкам и намерениям Брендона. Будем исходить из того, что он мне не до конца доверяет. Но из разговоров с Монтрозом, Ивардом и некоторыми другими я могу сделать вывод, что Маркхем никогда не нападал на панархистов, только на других рифтеров.
   - И это оправдывает дезертирство? Ничего себе! Крисарх из Дома Феникса, грабящий других воров? - Сарказм Осри достиг опасного предела, но одновременно с этим отец казался все больше погруженным в собственные мысли.
   - Мне кажется... мне кажется, целью его было добиться справедливости вне системы. - Взгляд Себастьяна переместился на лицо Осри, но прищуренные глаза, казалось, не видят его. - С точки зрения Брендона - согласись система действовала не лучшим образом.
   - Возможно, если бы он меньше пил, а больше старался, он бы... - Слова Осри казались жалкими и неубедительными даже ему самому. Он-то помнил - и не сомневался в том, что это помнит и Себастьян - свое потрясение, когда он узнал, что Брендона вышибли из Академии за попытку усложнить свою подготовку.
   "Семион хотел делать из Брендона марионетку для вращения в высшем свете, точно так же, как из Галена - семейного покровителя искусств", говорил ему Себастьян в один из первых их разговоров наедине на борту "Телварны". - "Геласаар сделал только одну ошибку: он доверил контроль за образованием младших братьев Семиону. Впрочем, откуда ему было знать, что он ошибается? Семион не уступал в дальновидности Геласаару, и все мы верили в искренность его намерений".
   - Я не верю, что Панарх не видел ничего этого, - буркнул он наконец.
   - Вот мы и добрались до несовершенства отдельно взятой личности, заметил Себастьян с тенью обычной своей иронии. - Или ты расцениваешь разговоры такого рода как государственную измену?
   Осри раскрыл было рот сказать, кто и как, по его мнению, совершает государственную измену, но так ничего и не сказал. Всего год назад - да какой там год, месяц - он бы точно сказал, кто прав, а кто виноват. Но не сейчас.
   - Ты считаешь, что Панарх...
   Себастьян быстро оборвал его движением головы.
   - Я считаю, что Геласаар, возможно, самый трудолюбивый, достойный и, несомненно, честнейший из известных мне людей, если не считать его жены при ее жизни. Но после ее смерти... Мне кажется, часть его ушла вместе с ней, так что он с облегчением передал часть дел Семиону, в том числе заботы об образовании Галена и Брендона.
   Осри почти не встречался с Кириархеей Иларой, но немногие воспоминания о ней были очень яркими. Ну, например, то, как она заражала весельем всех, даже детей, где бы они ни встретились. Или более личное воспоминание: ее серо-голубые глаза на склонившемся над ним круглом, улыбающемся лице. "И что ты сегодня выучил в школе?" - спрашивала она, но в отличие от любого другого взрослого ждала его ответа так, словно это для нее сейчас важнее всего. Он не помнил, что тогда рассказывал ей, помнил только ее неожиданно яркую улыбку, убеждавшую его в правильности ответа, и как счастлив он был целый день после этого...
   Вернее, до тех пор, пока не возвращался домой, где его не допрашивала мать.
   - Вот дура! - злобно фыркала она. - Неужели она не могла догадаться пригласить тебя к ним? Или ты сам ляпнул глупость, что она не сделала этого?
   Осри понимал, что его мать видит людей в одном цвете, в одном измерении. Они были плохие или хорошие, умные или глупые - исключительно в зависимости от того, насколько устраивали ее. Теперь, стоя перед ожидающим его ответа отцом, он понял, что унаследовал от матери эту ее привычку, и что все, что делал Себастьян, пытаясь освободить его из этих шор, так и не имело успеха.
   "Я слишком похож на мать, - с бледным подобием усмешки над собой подумал Осри. - Скор на гнев и на приговор".
   - Почему ты женился на маме? - спросил он, повинуясь внезапному импульсу.
   Этот вопрос поразил Себастьяна как кинжал - в самое сердце. Внешне это почти не проявилось - если бы Осри не смотрел на отца в упор, он мог бы и не заметить этого, - но зрачки у того сузились, и дыхание участилось.
   А потом Себастьян отвел взгляд, и лицо его спряталось под дулусской маской.
   - Тогда это казалось правильным шагом, - ответил он.
   - На чей взгляд?
   Взгляд отца уперся в стену.
   - Семье нужна была деловая связь с Геттериусами, а твоей матери связи при дворе. А уж насколько достойны эти цели - судить тебе самому.
   При том, что Осри слышал от матери упреки в адрес отца гак часто, что перестал обращать на них внимание, он ни разу еще не слышал ни одного дурного слова о леди Ризьене от отца.
   - Вернемся к бегству Брендона с Артелиона, - продолжал Себастьян. Мне кажется, он делал это с умыслом, от которого еще окончательно не отказался. - Он посмотрел на настенный хронометр, потом протянул руку и дотронулся до рукава Осри. - Они уже готовы, - вздохнул он, - и я надеялся обсудить там и другие важные вещи.
   Осри опустил взгляд на усохшую руку. Отец сильно постарел за прошедшие недели.
   - Мой рапорт. Ты хочешь, чтобы я забыл случившееся? Или солгал?
   Снова маска дулу.
   - Поступай, как считаешь нужным, - ответил Себастьян спокойным, дружеским голосом, ровным, как журчание воды по камням. - Только не забывай, что Нукиэль и Эфрик тоже думают завтрашним днем. Все, что они говорили или делали с момента захвата корабля Вийи, будет анализироваться начальством на Аресе. Они приложили все усилия, чтобы наши апартаменты были удобнее и чтобы нам казалось, что мы их гости, а наши встречи - приятные беседы. Но...
   - Эти беседы на деле - допросы, - констатировал Осри. - И все наши слова записываются. Я знаком с флотскими обычаями.
   Его отец вздохнул и провел рукой по лбу. Осри ощутил приступ вины, заметив, как дрожат его пальцы. Но тут дверь с шипением отворилась, и Себастьян выпрямился, опустив руки на подлокотники кресла. Он снова полностью владел собой.
   Вошли капитан и старший помощник, оба в сияющих белизной мундирах. Когда с обменом приветствиями было покончено, стюарды в белом расстелили на столе скатерть.
   Пока они переходили к столу, разговаривая о пустяках, Осри лихорадочно думал. Он знал, что проявления слабости не свойственны отцу; он всегда оставался дипломатом, но никогда не опускался до игры в поддавки. Уж не допустил ли он ту слабость намеренно?
   Или невольно? Он вспомнил реакцию отца на его вопрос насчет их с матерью брака. Эффект был просто жуткий, но почему?
   Осри занял место за столом, машинально отвечая на адресованные ему вопросы, но продолжая следить за Себастьяном. Разговор пока шел на безопасные темы: удобны ли новые апартаменты, все ли устраивает Эренарха (Нукиэль настаивал на том, чтобы наследник Трона Феникса занял его каюту; Брендон же добился, чтобы его оставили на гражданской территории. Решающий голос в решении этого вопроса остался за поддержавшим Эренарха Омиловым. Замысловатый ритуальный танец, как назвал это потом Омилов. Исход его был ясен с самого начала, но и обойтись без него было решительно невозможно).
   Пока трое остальных сочетали трапезу с беседой, Осри все возвращался мыслями к недавнему разговору с отцом. Говорили они о Брендоне, но то и дело поминали и других. Маркхема лит-Л'Ранджа... Геласаара... Леди Ризьену... нет, о ней он только думал.
   Кириархея.
   Осри словно стукнули по лбу.
   "Илара! А потом еще мой дурацкий вопрос: зачем ты женился на маме?"
   Он ощутил, как краска бросается ему в лицо, и пожалел, что сидит не у себя в кубрике, подальше от чужих глаз. Пальцы его ощупывали тетрадрахму в кармане, но и это мало успокаивало его.
   "Не заводи себе любовниц, - посоветовала ему как-то мать в редкий момент откровенности. - Они свяжут тебя по рукам и по ногам, да еще высосут все соки". В справедливости этого он мог убедиться не раз после ее впечатляющих ссор. Мать вообще отличалась умением делать неудачный выбор; Осри на дух не переносил всех ее любовников - единственное, в чем с ним были солидарны его младшие сестры.
   В сравнении с этим отцовский дом всегда выгодно контрастировал с этим: тихая, почти монастырская атмосфера, музыка, искусство, знания. Еще ребенком Осри привык к тому, что отец холодно относится к леди Ризьене. Подростком он заподозрил, что женщины отца вообще не интересуют; правда, мужского общества он тоже не искал. Позже он решил, что Себастьян избрал безбрачие для того, чтобы целиком посвятить себя работе.
   И все это время на рабочем столе Себастьяна стоял портрет Илары. Осри никогда не задавался вопросом, почему.
   И еще фраза из давнего разговора:
   "Он одно из редчайших явлений в нашей культуре, - говорил отец о Геласааре. - По-настоящему моногамная личность. Мне кажется, он понимает, что перегружать память случайными связями может оказаться невыносимо".
   Осри украдкой покосился на отца.
   Собственно, осознание места Илары в жизни отца ничего не меняло. Осри подозревал даже, что никогда не сможет заговорить с ним об этом. Но в очередной раз он ощутил себя так, словно вселенная перевернулась с ног на голову.
   Себастьян поднял взгляд и улыбнулся.
   - Мне кажется, я могу посвятить вас в тайну Глаза-Далекого-Спящего, джентльмены, - объявил он.
   Осри узнал эту едва заметную улыбку; он почти слышал голос отца, напоминавший ему: "Лучший способ удержать людей от разговоров на ненужную тебе тему - это посвятить их в еще больший секрет".
   - Позвольте рассказать вам то немногое, что мне известно про Сердце Хроноса...
   ОБЛАКО ООРТА;
   СИСТЕМА АРТЕЛИОНА
   Метеллиус Хайаси сделал медленный вдох и еще более медленный выдох.
   "Я не позволю себе злиться. Я даже не посмотрю на часы. Арменаут ждет от меня именно этого".
   Оперативное совещание командного состава было назначено на 12.00 стандартного времени. Хайяси с заместителями прибыл час назад, капитаны фрегатов - минут пятнадцать назад. Арменаут и КепСингх, капитаны "Фламмариона" и "Бабур-Хана", ждали до последнего момента. Следов "Жойе" курьеры найти так и не смогли. Уже одно это говорило о том, с чем столкнулся Флот, - впрочем, подумал Хайяси, Арменауту это все равно.
   (Шаттл), - доложил вахтенный офицер.
   Хайяси заложил руки за спину, принял по возможности невозмутимый вид и как мог сохранял его, спускаясь на лифте в причальную камеру носовой бета-секции. Марго просила его встретить капитанов.
   В ушах его снова звучал ее голос:
   "Не забывай, Метеллиус, Семион мертв. Отныне Арменаут и ему подобные могут добиться повышения только боевыми заслугами. Вспоминай это каждый раз, как видишь его лицо, и жалей его. Мне его жалко".
   Зашипев, выдвинулся и опустился с лязгом на металлический настил палубы трап шаттла. Из люка выпрыгнули и замерли по стойке "смирно" по обе стороны от трапа двое пехотинцев.
   Затем на верхней ступеньке трапа показались две фигуры; одна низкая и округлая, вторая высокая и властная. Начищенные звезды на погонах были видны даже от противоположной стены причального дока.
   Взгляд Метеллиуса против воли опустился на часы: ровно двенадцать.
   - У меня есть разрешение пройти к вам на борт. - Голос принадлежал Арменауту. КепСингх вдруг поднял взгляд, но ничего не сказал.
   Стараясь сохранять невозмутимое выражение лица, Метеллиус шагнул вперед, по уставу отдал честь и пригласил их следовать за собой.
   Входя в лифт, он дотронулся до своего босуэлла; (У них разрешение... и все в белом. КепСингх тоже...) Тут Метеллиус бросил взгляд на невысокого капитана и поразился тому, как тот глядит на его повседневный синий мундир; почти с ужасом.
   Пока лифт поднимался, никто не произнес ни слова; выходя, Метеллиус снова набрал личный код Марго: (КепСингх прилетел на шаттле Стигрида; блокады не было.) - Больше ничего передать он не успел.
   Это дало Марго несколько секунд приготовиться, пока они шли по коридору. Часовые у входа в штабную комнату вытянулись по стойке "смирно", пропуская их внутрь. Арменаут как старший по рангу вошел первым, за ним КепСингх и Метеллиус.
   Все остальные капитаны уже ждали их, разумеется, в синих мундирах включая Марго. Метеллиус заметил, как верхняя губа Арменаута слегка скривилась.
   - Садитесь, и мы начнем, - произнесла Нг. - Рада видеть тебя, Стигрид. Давненько мы не виделись - с самой Академии, так ведь?
   "А теперь я старше тебя по званию. Неплохой первый залп, Марго", одобрительно подумал Метеллиус.
   Арменаут пробормотал что-то в ответ, но даже обычная маска дулу не могла скрыть, что дружбой между ними никогда не пахло.