— Ужасно, — сказал Харри. Невозможно смутить этого маленького педанта, подумал он, с таким же успехом можно оскорблять эффективно работающую машину.
— Печально слышать. — Манфред достал платок и коснулся им лба и подбородка. — Я принес недельные отчеты.
Харри капитулировал и пошел к столу. Это дело. Он сел и стал быстро читать. Вопросы его были неожиданными и резкими, на все следовал немедленный ответ, но платок Манфреда теперь постоянно находился в работе. Дважды Манфред снимал очки и протирал стекла.
— Нельзя ли немного уменьшить температуру, дедушка?
— Только коснись, и я выпну тебя в зад, — не поднимая головы ответил Харри.
Прошло еще пять минут, и Манфред Стайнер неожиданно встал.
— Простите, дедушка. — Он пробежал по кабинету и исчез в примыкающей ванной. Харри наклонил голову, прислушиваясь. Услышав журчание воды, он счастливо улыбнулся. Кондиционер оказался единственным способом вывести Манфреда Стайнера из равновесия, а Харри за десять лет испытал самую разную технику.
— Не истрать все мыло, — радостно крикнул он. — Из-за тебя всегда больше всего расходов.
Харри не казалось нелепым, что один из богатейших и влиятельнейших людей Африки уделяет столько снимания купальным процедурам своего личного помощника.
В одиннадцать часов Манфред Стайнер собрал бумаги и начал аккуратно укладывать их в свой свиной кожи портфель с монограммой.
— Относительно назначения нового генерального управляющего в «Сондер Дитч» вместо мистера Леммера. Вы помните мою докладную о необходимости выдвижения более молодых людей…
— Никогда ничего подобного не читал, — солгал Харри. Оба знали, что он все читает и все помнит.
— Ну… — Манфред начал развивать свою мысль и спустя минуту закончил: — Ввиду всего этого мой отдел, и я сам поддерживаю это мнение, предлагает назначить Родни Барри Айронсайдза, нынешнего управляющего подземными работами, на эту должность. Надеюсь, вы подпишете эту рекомендацию, и мы сможем утвердить назначение на заседании в пятницу.
Манфред искусно положил перед Харри желтый листок, раскрыл ручку и протянул ему. Харри взял листок двумя пальцами, будто это чей-то грязный носовой платок, и бросил в корзину для бумаг.
— Хочешь, подробно объясню тебе, чем можете заняться ты с твоим отделом?
— Дедушка, — мягко упрекнул его Манфред, — вы не можете править компанией, будто вы разбойничий барон. Нельзя игнорировать команду высокообразованных советников.
— Я пятьдесят лет правил компанией. Покажи мне, кто собирается это изменить. — Харри удовлетворенно откинулся в кресле и извлек из внутреннего кармана огромную сигару.
— Дедушка, сигара! Врач говорит…
— А я говорю, что Фред Пламмер станет генеральным управляющим «Сондер Дитч».
— Ему через год на пенсию, — возразил Манфред Стайнер.
— Да, — Харри кивнул. — Но что это меняет?
— Он старый маразматик, — попробовал снова Манфред, в голосе его звучало отчаяние. Он не предвидел, что каприз старика так нарушит его планы.
— Он на двенадцать лет моложе меня, — зловеще прорычал Харри. — Кто это старый маразматик?
12
13
14
15
— Печально слышать. — Манфред достал платок и коснулся им лба и подбородка. — Я принес недельные отчеты.
Харри капитулировал и пошел к столу. Это дело. Он сел и стал быстро читать. Вопросы его были неожиданными и резкими, на все следовал немедленный ответ, но платок Манфреда теперь постоянно находился в работе. Дважды Манфред снимал очки и протирал стекла.
— Нельзя ли немного уменьшить температуру, дедушка?
— Только коснись, и я выпну тебя в зад, — не поднимая головы ответил Харри.
Прошло еще пять минут, и Манфред Стайнер неожиданно встал.
— Простите, дедушка. — Он пробежал по кабинету и исчез в примыкающей ванной. Харри наклонил голову, прислушиваясь. Услышав журчание воды, он счастливо улыбнулся. Кондиционер оказался единственным способом вывести Манфреда Стайнера из равновесия, а Харри за десять лет испытал самую разную технику.
— Не истрать все мыло, — радостно крикнул он. — Из-за тебя всегда больше всего расходов.
Харри не казалось нелепым, что один из богатейших и влиятельнейших людей Африки уделяет столько снимания купальным процедурам своего личного помощника.
В одиннадцать часов Манфред Стайнер собрал бумаги и начал аккуратно укладывать их в свой свиной кожи портфель с монограммой.
— Относительно назначения нового генерального управляющего в «Сондер Дитч» вместо мистера Леммера. Вы помните мою докладную о необходимости выдвижения более молодых людей…
— Никогда ничего подобного не читал, — солгал Харри. Оба знали, что он все читает и все помнит.
— Ну… — Манфред начал развивать свою мысль и спустя минуту закончил: — Ввиду всего этого мой отдел, и я сам поддерживаю это мнение, предлагает назначить Родни Барри Айронсайдза, нынешнего управляющего подземными работами, на эту должность. Надеюсь, вы подпишете эту рекомендацию, и мы сможем утвердить назначение на заседании в пятницу.
Манфред искусно положил перед Харри желтый листок, раскрыл ручку и протянул ему. Харри взял листок двумя пальцами, будто это чей-то грязный носовой платок, и бросил в корзину для бумаг.
— Хочешь, подробно объясню тебе, чем можете заняться ты с твоим отделом?
— Дедушка, — мягко упрекнул его Манфред, — вы не можете править компанией, будто вы разбойничий барон. Нельзя игнорировать команду высокообразованных советников.
— Я пятьдесят лет правил компанией. Покажи мне, кто собирается это изменить. — Харри удовлетворенно откинулся в кресле и извлек из внутреннего кармана огромную сигару.
— Дедушка, сигара! Врач говорит…
— А я говорю, что Фред Пламмер станет генеральным управляющим «Сондер Дитч».
— Ему через год на пенсию, — возразил Манфред Стайнер.
— Да, — Харри кивнул. — Но что это меняет?
— Он старый маразматик, — попробовал снова Манфред, в голосе его звучало отчаяние. Он не предвидел, что каприз старика так нарушит его планы.
— Он на двенадцать лет моложе меня, — зловеще прорычал Харри. — Кто это старый маразматик?
12
Теперь, когда уикэнд закончился, квартира угнетала Рода, и он хотел побыстрее выбраться из нее.
Он брился, стоя нагишом перед зеркалом, и вдыхал застоявшийся запах от пепельниц и полупустых стаканов в гостиной. Уборщица, придя позже, получит обычный понедельничный привет. На авеню Луиса Боты шум уличного движения становился все громче, Род взглянул на часы — шесть часов утра. Прекрасное время для ревизии своей души, решил он, и наклонился вперед, глядя в глаза своему отражению.
— Ты слишком стар для такого образа жизни, — серьезно сказал он себе.
— Ты уже четыре года так живешь, четыре года с развода, и достаточно. неплохо бы две ночи подряд лечь в постель с одной и той же женщиной.
Он очистил бритву и включил воду в душе.
— Может, даже и смогу этого добиться, если наш мальчик Манфред сдержит слово. — Род не позволял себе безоговорочно поверить в обещание Манфреда Стайнера; но в течение всех последних двух дней за его цинизмом скрывалось сдерживаемое возбуждение.
Он вошел в душ, намылился, потом включил холодную воду. Перехватило дыхание. Он выключил воду и взял полотенце. Все еще вытираясь, прошел в спальню и остановился в ногах постели; продолжая вытираться, рассматривал девушку, лежавшую на сбитых простынях.
Загорелая, коричневая, цвета шоколада, она, казалось, одета в прозрачный бюстгальтер и трусы — там, где солнце не коснулось ее кожи. Светло-золотые волосы растрепались на подушке, в странном противоречии с темным треугольником волос на теле. Розовые губы во сне слегка надуты, она кажется волнующе юной. Роду пришлось сделать сознательное усилие, чтобы вспомнить ее имя, это была не та девушка, с которой он собирался провести уикэнд.
— Люсиль, — сказал он, садясь рядом с ней. — Вставай. Пора выкатываться.
Она раскрыла глаза.
— Доброе утро, — сказал он и нежно поцеловал ее.
— Ммм. — Она моргнула. — Который час? Я не хочу, чтобы меня уволили.
— Шесть.
— Хорошо. Времени еще много. — И она снова попыталась укутаться в простыни.
— Ничего подобного. — Он слегка шлепнул ее по заду. — Двигайся, девушка. Готовить умеешь?
— Нет… — Она подняла голову. — Как тебя зовут?
— Род.
— А, верно, Род Поршень, — хихикнула она. — Какой прекрасный способ умереть! Ты уверен, что у тебя там нет парового двигателя?
— Сколько тебе лет? — спросил он.
— Девятнадцать. А тебе?
— Тридцать восемь.
— Папочка, какой ты старый, — горячо сказала она.
— Да, иногда я и сам это чувствую. — Он встал. — Пошли.
— Ты иди. Я закрою, уходя.
— Не выйдет, — сказал он. Предпоследнюю он оставил в квартире, и она всю ее очистила — посуду, напитки, полотенца, даже пепельницы. — Одеться за пять минут.
К счастью, она жила по пути. Показала ему жалкий квартал в районе шахтных отвалов Бойсенса.
— Я воспитываю трех слепых сестер, — сказала она, когда он остановил мазерати. — Не хочешь ли помочь?
— Конечно. — Он достал из бумажника пять рандов и протянул ей.
— Спасибо. — Она соскользнула с красного кожаного сидения, закрыла дверь и пошла. Не оглядываясь, исчезла за поворотом, и Род почувствовал, как его охватывает волна одиночества. Чувство было таким сильным, что он неподвижно сидел целую минуту, прежде чем отъехал от обочины.
— Моя маленькая пятирандовая подружка, — сказал он. — Как она заботлива.
Он ехал быстро, и, когда пересекал хребет Краалкоп, еще лежали длинные тени и серебряная роса на траве. Род остановил мазерати на обочине и вышел. Прислонившись к капоту, зажег сигарету, скривился от ее вкуса и посмотрел вниз, в долину.
На поверхности никаких указаний на огромную сокровищницу, расположенную внизу. Равнина ничем не отличается от бесконечных травянистых равнин Трансвааля. В центре город Китченервиль, названный так потому, что сто лет назад здесь провел одну ночь лорд Китченер, преследовавший злого бура: тогдашние три десятка домов каким-то чудом превратились в три тысячи вокруг великолепной ратуши и торгового центра. Город весь в парках и газонах, с широкими улицами, прекрасными новыми домами, и все это оплачено горнорудными компаниями, чьи территории сходились здесь.
В окружающем город мрачном вельде огромные подъемные механизмы шахт возвышаются как памятники золотой лихорадке человека. Вокруг теснятся фабрики и мастерские. В долине четырнадцать шахт. Вся долина разделена на пять частей, названных именами когда-то существовавших тут ферм, и принадлежит пяти различным компаниям: «Торнфонтейн», «Блааберг», «Твифонтейн», «Дип Левелз» и «Сондер Дитч».
Естественно, все внимание Рода устремлено к этой последней.
— Ты красавица, — прошептал он: гигантские отвалы голубого камня действительно были красивы. В сложном, но тщательно продуманном расположении производственных зданий, даже в зеленовато-желтых акрах наносных дамб была функциональная красота.
— Отдай мне ее, Манфред, — вслух сказал Род. — Я хочу ее. Очень хочу.
На двадцати восьми квадратных милях принадлежащей «Сондер Дитч» территории жило четырнадцать тысяч человек, двенадцать тысяч из них — банту, набранные со всей Южной Африки. Они жили в огороженных многоэтажных общежитиях вблизи шахт, каждый день спускались через два отверстия под землю на невероятную глубину и через те же два отверстия выходили. Двенадцать тысяч человек вниз, двенадцать тысяч вверх. И это еще не все — через те же два отверстия ежедневно поднимали десять тысяч тонн камня, а вниз опускали бревна, инструменты, трубы, взрывчатку — тонны и тонны материалов и оборудования. Это предприятие вызывало гордость за людей, создавших его.
Род посмотрел на часы: 7-35. Они уже внизу, все двенадцать тысяч. Начинают спуск в три-тридцать утра, и теперь он завершен. Смена началась. «Сондер Дитч» дробит камень и извлекает из него золото.
Род счастливо улыбнулся. Забыты в огромности этого зрелища охватившие его час назад одиночество и депрессия. Он смотрел, как поворачиваются огромные колеса подъемных механизмов, останавливаются на мгновение и снова начинают поворачиваться.
Каждый из стволов стоит пятьдесят миллионов рандов, наземные сооружения и фабрики — еще пятьдесят миллионов. «Сондер Дитч» представляет вложение размером в сто пятьдесят миллионов рандов, в двести двадцать миллионов долларов. Огромное предприятие, и оно будет принадлежать ему.
Род отбросил окурок сигареты. Спускаясь с хребта, он продолжал осматривать долину. Открытое пространство пересекала произвольно проведенная воображаемая линия в направлении с севера на юг; за этой линией исчезали все следы горнорудной работы. На поверхности не было никаких указаний на причину этого: причина находилась глубоко внизу.
Вдоль этой линии пролегало геологическое чудо — дамба, каменная стена из серпентина, названная «Большой Черпак». Она, как ударом топора, обрубала золотоносное поле, и за ней начиналась опасная порода. Золотая руда существовала и там, это было известно, но ни одна из пяти компаний не занималась ее добычей. Там были произведены пробные бурения и прекращены, все буровые скважины тут же затоплялись.
Значительная часть территории, на которую распространяется лицензия «Сондер Дитч», находится по ту сторону «Большого Черпака», сейчас там работает отряд разведчиков алмазов. Они уже пробурили пять скважин.
Род хорошо помнил результаты их работы:
Скважина «С.Д.» N1 Затоплена на глубине 4 000 футов.
N2 Оставлена на глубине 5 250 футов N3 Столкнулась с золотоносным пластом на глубине 6 600 футов Оценочная стоимость 27 323 пеннивейта Первое отклонение 6 212 пеннивейтов Второе отклонение 2 114 пеннивейтов N4 Затоплена артезианской водой на глубине 3 500 футов N5 562 пеннивейта Сейчас бурили отклонение на этой последней скважине.
Задача заключалась в том, чтобы по этим отрывочным данным нарисовать полную картину. Похоже на пропитанную водой породу, в которой кое-где встречается золотоносная руда, в одном месте процент золота высок, но в пятидесяти футах вдруг становится совсем низким.
Когда-нибудь и здесь начнется добыча, подумал Род, но надеюсь, тогда я буду уже на пенсии.
На расстоянии за намывной дамбой он видел паукообразную бурильную установку на фоне зеленой травы.
— Работайте, парни, — прошептал он. — Но меня ваши находки не интересуют.
Он через внушительные ворота проехал на территорию шахты, остановившись при сигнале на железнодорожном переезде и подняв два пальца в знак приветствия дорожному полицейскому.
Тот улыбнулся и махнул рукой, неделю назад этот же полицейский задержал тут Рода.
Род поехал к своему кабинету.
Он брился, стоя нагишом перед зеркалом, и вдыхал застоявшийся запах от пепельниц и полупустых стаканов в гостиной. Уборщица, придя позже, получит обычный понедельничный привет. На авеню Луиса Боты шум уличного движения становился все громче, Род взглянул на часы — шесть часов утра. Прекрасное время для ревизии своей души, решил он, и наклонился вперед, глядя в глаза своему отражению.
— Ты слишком стар для такого образа жизни, — серьезно сказал он себе.
— Ты уже четыре года так живешь, четыре года с развода, и достаточно. неплохо бы две ночи подряд лечь в постель с одной и той же женщиной.
Он очистил бритву и включил воду в душе.
— Может, даже и смогу этого добиться, если наш мальчик Манфред сдержит слово. — Род не позволял себе безоговорочно поверить в обещание Манфреда Стайнера; но в течение всех последних двух дней за его цинизмом скрывалось сдерживаемое возбуждение.
Он вошел в душ, намылился, потом включил холодную воду. Перехватило дыхание. Он выключил воду и взял полотенце. Все еще вытираясь, прошел в спальню и остановился в ногах постели; продолжая вытираться, рассматривал девушку, лежавшую на сбитых простынях.
Загорелая, коричневая, цвета шоколада, она, казалось, одета в прозрачный бюстгальтер и трусы — там, где солнце не коснулось ее кожи. Светло-золотые волосы растрепались на подушке, в странном противоречии с темным треугольником волос на теле. Розовые губы во сне слегка надуты, она кажется волнующе юной. Роду пришлось сделать сознательное усилие, чтобы вспомнить ее имя, это была не та девушка, с которой он собирался провести уикэнд.
— Люсиль, — сказал он, садясь рядом с ней. — Вставай. Пора выкатываться.
Она раскрыла глаза.
— Доброе утро, — сказал он и нежно поцеловал ее.
— Ммм. — Она моргнула. — Который час? Я не хочу, чтобы меня уволили.
— Шесть.
— Хорошо. Времени еще много. — И она снова попыталась укутаться в простыни.
— Ничего подобного. — Он слегка шлепнул ее по заду. — Двигайся, девушка. Готовить умеешь?
— Нет… — Она подняла голову. — Как тебя зовут?
— Род.
— А, верно, Род Поршень, — хихикнула она. — Какой прекрасный способ умереть! Ты уверен, что у тебя там нет парового двигателя?
— Сколько тебе лет? — спросил он.
— Девятнадцать. А тебе?
— Тридцать восемь.
— Папочка, какой ты старый, — горячо сказала она.
— Да, иногда я и сам это чувствую. — Он встал. — Пошли.
— Ты иди. Я закрою, уходя.
— Не выйдет, — сказал он. Предпоследнюю он оставил в квартире, и она всю ее очистила — посуду, напитки, полотенца, даже пепельницы. — Одеться за пять минут.
К счастью, она жила по пути. Показала ему жалкий квартал в районе шахтных отвалов Бойсенса.
— Я воспитываю трех слепых сестер, — сказала она, когда он остановил мазерати. — Не хочешь ли помочь?
— Конечно. — Он достал из бумажника пять рандов и протянул ей.
— Спасибо. — Она соскользнула с красного кожаного сидения, закрыла дверь и пошла. Не оглядываясь, исчезла за поворотом, и Род почувствовал, как его охватывает волна одиночества. Чувство было таким сильным, что он неподвижно сидел целую минуту, прежде чем отъехал от обочины.
— Моя маленькая пятирандовая подружка, — сказал он. — Как она заботлива.
Он ехал быстро, и, когда пересекал хребет Краалкоп, еще лежали длинные тени и серебряная роса на траве. Род остановил мазерати на обочине и вышел. Прислонившись к капоту, зажег сигарету, скривился от ее вкуса и посмотрел вниз, в долину.
На поверхности никаких указаний на огромную сокровищницу, расположенную внизу. Равнина ничем не отличается от бесконечных травянистых равнин Трансвааля. В центре город Китченервиль, названный так потому, что сто лет назад здесь провел одну ночь лорд Китченер, преследовавший злого бура: тогдашние три десятка домов каким-то чудом превратились в три тысячи вокруг великолепной ратуши и торгового центра. Город весь в парках и газонах, с широкими улицами, прекрасными новыми домами, и все это оплачено горнорудными компаниями, чьи территории сходились здесь.
В окружающем город мрачном вельде огромные подъемные механизмы шахт возвышаются как памятники золотой лихорадке человека. Вокруг теснятся фабрики и мастерские. В долине четырнадцать шахт. Вся долина разделена на пять частей, названных именами когда-то существовавших тут ферм, и принадлежит пяти различным компаниям: «Торнфонтейн», «Блааберг», «Твифонтейн», «Дип Левелз» и «Сондер Дитч».
Естественно, все внимание Рода устремлено к этой последней.
— Ты красавица, — прошептал он: гигантские отвалы голубого камня действительно были красивы. В сложном, но тщательно продуманном расположении производственных зданий, даже в зеленовато-желтых акрах наносных дамб была функциональная красота.
— Отдай мне ее, Манфред, — вслух сказал Род. — Я хочу ее. Очень хочу.
На двадцати восьми квадратных милях принадлежащей «Сондер Дитч» территории жило четырнадцать тысяч человек, двенадцать тысяч из них — банту, набранные со всей Южной Африки. Они жили в огороженных многоэтажных общежитиях вблизи шахт, каждый день спускались через два отверстия под землю на невероятную глубину и через те же два отверстия выходили. Двенадцать тысяч человек вниз, двенадцать тысяч вверх. И это еще не все — через те же два отверстия ежедневно поднимали десять тысяч тонн камня, а вниз опускали бревна, инструменты, трубы, взрывчатку — тонны и тонны материалов и оборудования. Это предприятие вызывало гордость за людей, создавших его.
Род посмотрел на часы: 7-35. Они уже внизу, все двенадцать тысяч. Начинают спуск в три-тридцать утра, и теперь он завершен. Смена началась. «Сондер Дитч» дробит камень и извлекает из него золото.
Род счастливо улыбнулся. Забыты в огромности этого зрелища охватившие его час назад одиночество и депрессия. Он смотрел, как поворачиваются огромные колеса подъемных механизмов, останавливаются на мгновение и снова начинают поворачиваться.
Каждый из стволов стоит пятьдесят миллионов рандов, наземные сооружения и фабрики — еще пятьдесят миллионов. «Сондер Дитч» представляет вложение размером в сто пятьдесят миллионов рандов, в двести двадцать миллионов долларов. Огромное предприятие, и оно будет принадлежать ему.
Род отбросил окурок сигареты. Спускаясь с хребта, он продолжал осматривать долину. Открытое пространство пересекала произвольно проведенная воображаемая линия в направлении с севера на юг; за этой линией исчезали все следы горнорудной работы. На поверхности не было никаких указаний на причину этого: причина находилась глубоко внизу.
Вдоль этой линии пролегало геологическое чудо — дамба, каменная стена из серпентина, названная «Большой Черпак». Она, как ударом топора, обрубала золотоносное поле, и за ней начиналась опасная порода. Золотая руда существовала и там, это было известно, но ни одна из пяти компаний не занималась ее добычей. Там были произведены пробные бурения и прекращены, все буровые скважины тут же затоплялись.
Значительная часть территории, на которую распространяется лицензия «Сондер Дитч», находится по ту сторону «Большого Черпака», сейчас там работает отряд разведчиков алмазов. Они уже пробурили пять скважин.
Род хорошо помнил результаты их работы:
Скважина «С.Д.» N1 Затоплена на глубине 4 000 футов.
N2 Оставлена на глубине 5 250 футов N3 Столкнулась с золотоносным пластом на глубине 6 600 футов Оценочная стоимость 27 323 пеннивейта Первое отклонение 6 212 пеннивейтов Второе отклонение 2 114 пеннивейтов N4 Затоплена артезианской водой на глубине 3 500 футов N5 562 пеннивейта Сейчас бурили отклонение на этой последней скважине.
Задача заключалась в том, чтобы по этим отрывочным данным нарисовать полную картину. Похоже на пропитанную водой породу, в которой кое-где встречается золотоносная руда, в одном месте процент золота высок, но в пятидесяти футах вдруг становится совсем низким.
Когда-нибудь и здесь начнется добыча, подумал Род, но надеюсь, тогда я буду уже на пенсии.
На расстоянии за намывной дамбой он видел паукообразную бурильную установку на фоне зеленой травы.
— Работайте, парни, — прошептал он. — Но меня ваши находки не интересуют.
Он через внушительные ворота проехал на территорию шахты, остановившись при сигнале на железнодорожном переезде и подняв два пальца в знак приветствия дорожному полицейскому.
Тот улыбнулся и махнул рукой, неделю назад этот же полицейский задержал тут Рода.
Род поехал к своему кабинету.
13
В это утро понедельника Аллен «Попи» Ворс готовился пробурить очередное отклонение на скважине N5. Аллен техасец, но не типичный. Его рост пять футов четыре дюйма, но он крепок, как стальной бур, с которым работает. Тридцать лет назад он начал изучать свое ремесло на нефтяных полях вокруг Одессы и изучил его хорошо.
Теперь он может начать с поверхности и пробурить четырехдюймовое отверстие в тринадцать тысяч футов сквозь земную кору, отверстие абсолютно вертикальное — почти невыполнимая задача, если учесть, каковы упругость и вращающий момент стального составного стержня такой длины.
Если, как иногда случалось, сталь лопалась на глубине в тысячи футов, Аллен мог прицепить специальный инструмент к концу стержня, терпеливо захватить обломок и вытащить его из скважины. Добравшись до жилы, он может оставить свой стержень и на протяжении сотен футов снова и снова пронзать жилу, беря образцы. Это и называется отклонением.
Аллен один из лучших бурильщиков. Он может требовать особую оплату и вести себя как примадонна, а боссы по-прежнему будут льстить ему, потому что он может проделывать с алмазным буром немыслимые вещи.
В данный момент он оценивает угол своего первого отклонения. Накануне он опустил в скважину длинный латунный сосуд и оставил на ночь. Сосуд наполовину заполнен концентрированной серной кислотой, которая разъедает его стены. Измеряя угол язв, Аллен определяет, насколько бур отклонился от вертикали.
В крошечном домике из дерева и железа возле буровой установки он закончил свои измерения и удовлетворенное хмыкнул.
Достал из кармана трубку и кисет. Когда он набил трубку табаком и закурил, стало ясно, откуда у него прозвище Попи: он оказался точной копией персонажа комиксов, с агрессивной челюстью, глазками-пуговками, изношенной морской шапочкой и прочим.
Он довольно пускал дым, наблюдая в маленькое оконце, как его команда занимается утомительным делом — опускает бур в скважину. Затем достал изо рта трубку, точно плюнул в окно и стал тщательно проверять свои измерения.
Прервал его десятник.
— На дне и готово к оборотам, босс.
— Ха! — Попи сверился с часами. — Два сорок, чтобы опустить бур, и ты считаешь, что все в порядке?
— Да ведь неплохо, — возразил десятник.
— И не хорошо! Ладно, кончай болтать, начинай обороты. — Он выскочил из строения и помчался к установке, бросая по сторонам быстрые птичьи взгляды. Установка представляет собой сорокафутовую башню из стальных балок, внутри проходит штанга и исчезает в устье скважины. Два двухсотсильных дизельных мотора выжидающе покашливали, их выхлопные дымки казались голубоватыми в лучах солнца. Рядом с установкой лежала гора буровых штанг, за ней десять тысячегалонных резервуаров, которые снабжали скважину водой. Вода постоянно накачивалась в скважину, чтобы охлаждать бур и смазывать его, когда он врубается в скалу.
— Подготовиться к оборотам! — крикнул Попи своей команде, и все заняли свои места. Одетые в синие комбинезоны, разноцветные фиберглассовые шлемы и кожаные рукавицы, они стояли в напряженном ожидании. Это решающий момент для всей команды: энергию нужно приложить к полуторамильному стержню с нежностью любовника, иначе стержень согнется под давлением и лопнет.
Попи проворно взобрался на кольцо скважины и оглянулся, чтобы убедиться, все ли готовы. Десятник стоял у управления, сосредоточенно глядя на Попи, рука его лежала на рычаге.
— Включай! — крикнул Попи и сделал круговое движение правой рукой. Дизели хрипло взревели, а Попи положил левую руку на штангу бура. Так он всегда поступал: голой рукой ощупывал стержень, к которому прилагалась энергия, оценивал напряжение осязанием, зрением, слухом.
Он сделал жест правой рукой, десятник осторожно перевел рычаг, стержень под рукой Попи двинулся; Попи сделал еще один жест, стержень начал медленно поворачиваться. Попи почувствовал, что стержень на грани слома и немедленно уменьшил напряжение, потом снова увеличил. Его правая рука двигалась выразительно, как у дирижера оркестра, и десятник, один из членов тщательно обученной группы, точно следовал ее указаниям.
Напряжение медленно спадало, скорость вращения увеличивалась, наконец Попи сделал жест кулаком — «все в порядке» — и спрыгнул с кольца. Все занялись своими обычными обязанностями, а Попи и десятник пошли к домику; штанга вращалась со скоростью четырехсот оборотов в минуту.
— У меня для тебя кое-что есть, — сказал десятник, когда они вошли.
— Что?
— Последний номер «Плейбоя»
— Ты шутишь! — деликатно обвинил его Попи, но десятник выудил из своего ящика для еды сложенный журнал.
— Эй, давай! — Попи выхватил у него журнал и немедленно раскрыл цветную вклейку.
— Вот это да! — присвистнул он. — Эта куколка могла бы работать на скотном дворе: своими титьками она наповал уложит быка!
Десятник присоединился к обсуждению анатомии молодой женщины, и поэтому никто из них не заметил изменения характера звука от бура. Попи первым услышал это сквозь эротическую дымку. Он отбросил журнал и с побледневшим лицом выбежал из домика.
До установки было пятьдесят ярдов, но даже на таком расстоянии Попи различал вибрацию стержня. Он слышал, как изменяется гул дизелей, усиливавших напряжение, и бежал, как фокстерьер, пытаясь добраться до управления и отключить моторы раньше, чем это произойдет.
Он знал, что случилось. Бур встретился с одной из многочисленных трещин, которые пересекали эту сбросовую породу. Вода из скважины вытекла, и теперь сухой бур врезался в скалу. Быстро возрастала температура от трения, потому что образовавшуюся пыль больше не уносила вода, и вследствие этого стержень заело. На одном конце его прочно держит, на другом два больших дизеля напрягают усилия, чтобы повернуть его. Еще несколько секунд, и он лопнет.
Именно на такой случай у контроля должен находиться оператор. Но его не было. В этот момент он как раз вышел из уборной в ста ярдах от установки. Он отчаянно старался подтянуть брюки, застегнуть пояс и бежать в одно и то же время.
— Ты, ночной горшок шлюхи! — взревел на бегу Попи. — Какого дьявола ты, тупица…
Слова застыли у него в горле: в тот момент как он добежал до установки, послышался звук, похожий на орудийный выстрел, и тут же заново заревели дизели, освободившись от перегрузки. На мгновение опоздав, Попи нажал кнопку, и дизели смолкли.
В тишине слышны были всхлипывания Попи — от напряжения, гнева и раздражения.
— Скручивание! Глубокое! О нет! Боже, нет! — Теперь потребуется две недели, чтобы извлечь сломанный стержень, закачать бетон в скважину, чтобы запечатать ее, и начать все снова.
Он снял с головы шапку и изо всех сил швырнул ее на пол. Потом прыгнул на нее обеими ногами. Такова была стандартная процедура. Не менее одного раза в неделю Попи прыгал на свою шапку, и десятник знал, что за этим последует: в гневе Попи набросится с кулаками на первого попавшегося.
Десятник быстро сел за колесо грузового форда, остальные члены команды забрались в кузов. Грузовик двинулся по ухабистой дороге. Дальше у шоссе придорожная закусочная, в такие минуты они там пьют кофе. Когда мозг Попи очистился от гневного тумана и он перестал искать кандидата для жертвоприношения, Попи с удивлением заметил, что вокруг странно тихо и безлюдно.
— Толпа глупых желтобрюхих бабуинов! — раздраженно крикнул он вслед грузовику и отправился звонить управляющему.
Этот джентльмен, сидевший в своем прохладном кабинете здания «Хай Дриллинг энд Сементейшн», высоко над Риссик Стрит в Йоханнесбурге, с удивлением узнал от Попи Ворса, что именно он, управляющий, непосредственно виноват в скручивании дорогостоящего бура на скважине «Сондер Дитч» N5.
— Если бы у вас был мозг, а не молочный крем, вы бы не стали заказывать скважины в этом дерьме! — кричал Попи в микрофон. — Я предпочел бы сунуть свой старый инструмент в мясорубку, чем бурить тут скважину. Говорю вам, тут несет вонью! Там внизу ад! Бог да поможет тому бедняге, который попробует тут добывать руду!
Он швырнул телефон и дрожащими пальцами набил трубку. Десять минут спустя дыхание у него стало нормальным, руки больше не дрожали. Он снова поднял телефон и набрал номер закусочной. Ответил владелец.
— Хосе, скажи моим парням, что все в порядке, они могут возвращаться,
— сказал Попи.
Теперь он может начать с поверхности и пробурить четырехдюймовое отверстие в тринадцать тысяч футов сквозь земную кору, отверстие абсолютно вертикальное — почти невыполнимая задача, если учесть, каковы упругость и вращающий момент стального составного стержня такой длины.
Если, как иногда случалось, сталь лопалась на глубине в тысячи футов, Аллен мог прицепить специальный инструмент к концу стержня, терпеливо захватить обломок и вытащить его из скважины. Добравшись до жилы, он может оставить свой стержень и на протяжении сотен футов снова и снова пронзать жилу, беря образцы. Это и называется отклонением.
Аллен один из лучших бурильщиков. Он может требовать особую оплату и вести себя как примадонна, а боссы по-прежнему будут льстить ему, потому что он может проделывать с алмазным буром немыслимые вещи.
В данный момент он оценивает угол своего первого отклонения. Накануне он опустил в скважину длинный латунный сосуд и оставил на ночь. Сосуд наполовину заполнен концентрированной серной кислотой, которая разъедает его стены. Измеряя угол язв, Аллен определяет, насколько бур отклонился от вертикали.
В крошечном домике из дерева и железа возле буровой установки он закончил свои измерения и удовлетворенное хмыкнул.
Достал из кармана трубку и кисет. Когда он набил трубку табаком и закурил, стало ясно, откуда у него прозвище Попи: он оказался точной копией персонажа комиксов, с агрессивной челюстью, глазками-пуговками, изношенной морской шапочкой и прочим.
Он довольно пускал дым, наблюдая в маленькое оконце, как его команда занимается утомительным делом — опускает бур в скважину. Затем достал изо рта трубку, точно плюнул в окно и стал тщательно проверять свои измерения.
Прервал его десятник.
— На дне и готово к оборотам, босс.
— Ха! — Попи сверился с часами. — Два сорок, чтобы опустить бур, и ты считаешь, что все в порядке?
— Да ведь неплохо, — возразил десятник.
— И не хорошо! Ладно, кончай болтать, начинай обороты. — Он выскочил из строения и помчался к установке, бросая по сторонам быстрые птичьи взгляды. Установка представляет собой сорокафутовую башню из стальных балок, внутри проходит штанга и исчезает в устье скважины. Два двухсотсильных дизельных мотора выжидающе покашливали, их выхлопные дымки казались голубоватыми в лучах солнца. Рядом с установкой лежала гора буровых штанг, за ней десять тысячегалонных резервуаров, которые снабжали скважину водой. Вода постоянно накачивалась в скважину, чтобы охлаждать бур и смазывать его, когда он врубается в скалу.
— Подготовиться к оборотам! — крикнул Попи своей команде, и все заняли свои места. Одетые в синие комбинезоны, разноцветные фиберглассовые шлемы и кожаные рукавицы, они стояли в напряженном ожидании. Это решающий момент для всей команды: энергию нужно приложить к полуторамильному стержню с нежностью любовника, иначе стержень согнется под давлением и лопнет.
Попи проворно взобрался на кольцо скважины и оглянулся, чтобы убедиться, все ли готовы. Десятник стоял у управления, сосредоточенно глядя на Попи, рука его лежала на рычаге.
— Включай! — крикнул Попи и сделал круговое движение правой рукой. Дизели хрипло взревели, а Попи положил левую руку на штангу бура. Так он всегда поступал: голой рукой ощупывал стержень, к которому прилагалась энергия, оценивал напряжение осязанием, зрением, слухом.
Он сделал жест правой рукой, десятник осторожно перевел рычаг, стержень под рукой Попи двинулся; Попи сделал еще один жест, стержень начал медленно поворачиваться. Попи почувствовал, что стержень на грани слома и немедленно уменьшил напряжение, потом снова увеличил. Его правая рука двигалась выразительно, как у дирижера оркестра, и десятник, один из членов тщательно обученной группы, точно следовал ее указаниям.
Напряжение медленно спадало, скорость вращения увеличивалась, наконец Попи сделал жест кулаком — «все в порядке» — и спрыгнул с кольца. Все занялись своими обычными обязанностями, а Попи и десятник пошли к домику; штанга вращалась со скоростью четырехсот оборотов в минуту.
— У меня для тебя кое-что есть, — сказал десятник, когда они вошли.
— Что?
— Последний номер «Плейбоя»
— Ты шутишь! — деликатно обвинил его Попи, но десятник выудил из своего ящика для еды сложенный журнал.
— Эй, давай! — Попи выхватил у него журнал и немедленно раскрыл цветную вклейку.
— Вот это да! — присвистнул он. — Эта куколка могла бы работать на скотном дворе: своими титьками она наповал уложит быка!
Десятник присоединился к обсуждению анатомии молодой женщины, и поэтому никто из них не заметил изменения характера звука от бура. Попи первым услышал это сквозь эротическую дымку. Он отбросил журнал и с побледневшим лицом выбежал из домика.
До установки было пятьдесят ярдов, но даже на таком расстоянии Попи различал вибрацию стержня. Он слышал, как изменяется гул дизелей, усиливавших напряжение, и бежал, как фокстерьер, пытаясь добраться до управления и отключить моторы раньше, чем это произойдет.
Он знал, что случилось. Бур встретился с одной из многочисленных трещин, которые пересекали эту сбросовую породу. Вода из скважины вытекла, и теперь сухой бур врезался в скалу. Быстро возрастала температура от трения, потому что образовавшуюся пыль больше не уносила вода, и вследствие этого стержень заело. На одном конце его прочно держит, на другом два больших дизеля напрягают усилия, чтобы повернуть его. Еще несколько секунд, и он лопнет.
Именно на такой случай у контроля должен находиться оператор. Но его не было. В этот момент он как раз вышел из уборной в ста ярдах от установки. Он отчаянно старался подтянуть брюки, застегнуть пояс и бежать в одно и то же время.
— Ты, ночной горшок шлюхи! — взревел на бегу Попи. — Какого дьявола ты, тупица…
Слова застыли у него в горле: в тот момент как он добежал до установки, послышался звук, похожий на орудийный выстрел, и тут же заново заревели дизели, освободившись от перегрузки. На мгновение опоздав, Попи нажал кнопку, и дизели смолкли.
В тишине слышны были всхлипывания Попи — от напряжения, гнева и раздражения.
— Скручивание! Глубокое! О нет! Боже, нет! — Теперь потребуется две недели, чтобы извлечь сломанный стержень, закачать бетон в скважину, чтобы запечатать ее, и начать все снова.
Он снял с головы шапку и изо всех сил швырнул ее на пол. Потом прыгнул на нее обеими ногами. Такова была стандартная процедура. Не менее одного раза в неделю Попи прыгал на свою шапку, и десятник знал, что за этим последует: в гневе Попи набросится с кулаками на первого попавшегося.
Десятник быстро сел за колесо грузового форда, остальные члены команды забрались в кузов. Грузовик двинулся по ухабистой дороге. Дальше у шоссе придорожная закусочная, в такие минуты они там пьют кофе. Когда мозг Попи очистился от гневного тумана и он перестал искать кандидата для жертвоприношения, Попи с удивлением заметил, что вокруг странно тихо и безлюдно.
— Толпа глупых желтобрюхих бабуинов! — раздраженно крикнул он вслед грузовику и отправился звонить управляющему.
Этот джентльмен, сидевший в своем прохладном кабинете здания «Хай Дриллинг энд Сементейшн», высоко над Риссик Стрит в Йоханнесбурге, с удивлением узнал от Попи Ворса, что именно он, управляющий, непосредственно виноват в скручивании дорогостоящего бура на скважине «Сондер Дитч» N5.
— Если бы у вас был мозг, а не молочный крем, вы бы не стали заказывать скважины в этом дерьме! — кричал Попи в микрофон. — Я предпочел бы сунуть свой старый инструмент в мясорубку, чем бурить тут скважину. Говорю вам, тут несет вонью! Там внизу ад! Бог да поможет тому бедняге, который попробует тут добывать руду!
Он швырнул телефон и дрожащими пальцами набил трубку. Десять минут спустя дыхание у него стало нормальным, руки больше не дрожали. Он снова поднял телефон и набрал номер закусочной. Ответил владелец.
— Хосе, скажи моим парням, что все в порядке, они могут возвращаться,
— сказал Попи.
14
Род Айронсайдз испытывал большее, чем обычно, возбуждение, вызывая подчиненных, решая десятки проблем, знакомясь с бумагами, которые приветствовали его возвращение в кабинет. Работая, он все время помнил об обещании Манфреда Стайнера. Он может это организовать, может.
«Сондер Дитч» скоро может принадлежать ему. Он расправился с последней проблемой и откинулся в своем вращающемся кресле. Мозг его окончательно очистился от последствий загула, и, как всегда, Род почувствовал себя освеженным и обновленным.
Если я ее получу, она станет звездой, с вожделением думал он; о «Сондер Дитч» будут говорить от Уоллстрит до Бурса note 2, о ней и о человеке, который ею управляет. Я знаю, как этого добиться. Я снижу стоимость продукции. Френк Леммер был хорошим человеком, он умел добывать золото из земли, но он позволил золоту овладеть собой. Сейчас обработка тонны породы стоит почти девять рандов.
Что ж, я буду добывать породу не хуже, зато дешевле. Темпы операции зависят от человека, который ее возглавляет. Френк Леммер время от времени говорил о необходимости снизить стоимость производства, но говорил несерьезно и сам понимал это. Мы стали расточительными, потому что работаем на богатой руде, мы слишком много тратим. Я снижу стоимость производства и спущу шкуру со всякого, кто подумает, что я шучу.
В прошлом году Гамильтон с «Вестерн Холдингз» добился стоимости обработки тонны руды в шесть с небольшим рандов. Я здесь добьюсь того же! Я увеличу прибыль на двенадцать миллионов рандов в год. Если только мне дадут эту работу, я заставлю говорить о «Сондер Дитч» на всех финансовых рынках мира.
Проблема, которую обдумывал Род, является кошмаром золотодобывающей промышленности. С 1930 года была установлена неизменная стоимость одной унции золота — 35 долларов. С тех пор стоимость добычи ежегодно возрастала. Тогда считалось, что руда может разрабатываться при содержании золота в четыре пеннивейта на тонну. Сейчас же предельно низкое содержание
— восемь пеннивейтов.
Поэтому миллионы тонн руды с содержанием золота ниже восьми пеннивейтов на тонну остаются вне досягаемости человека, пока не вырастет цена на золото.
Есть множество шахт, с миллионными запасами руды, но содержание золота в ней чуть ниже магического числа восемь. Эти шахты пустынны и заброшены, их подъемные механизмы ржавеют, обвисает проржавевшая крыша зданий. Рост стоимости добычи выпустил из них дух, они были обречены.
На «Сондер Дитч» содержание золота в породе от двадцати до двадцати пяти пеннивейтов на тонну. Богатая шахта, но может стать еще богаче, решил Род.
В дверь постучали.
— Входите! — сказал Род и посмотрел на часы. Уже девять часов. Время встречи с горными мастерами.
Они пришли поодиночке и парами, все двенадцать. Это были передовые работники Рода, его боевые офицеры. Ежедневно они спускаются вниз, каждый в свою секцию, и руководят всей добычей.
Они спокойно переговаривались, ожидая начала совещания. Род смотрел на них, вспоминая сказанные ему однажды Германом Кочем из «Англо-Американ» слова:
— Добыча руды — жестокая игра, и для нее требуются жесткие люди.
Да, это прочные люди, физически и духовно, и Род с удивлением осознал, что он один из них. Нет, больше. Он их руководитель, и со страстью и гордостью он начал совещание.
— Ну, послушаем ваше ворчание. Кто первым будет разбивать мне сердце?
Это все люди, умеющие контролировать других, добиваться от них наилучших результатов. И Род один из них. И дело не только в размерах его тела, повелительном тоне и сердечном смехе. Особый магнетизм, личная притягательность и способность точно рассчитать время. Под его руководством совещание иногда взрывалось, хлестали и щелкали голоса, но все сменялось смешками и кивками, когда начинал говорить Род.
Они знали, что он так же крепок, как и они, и уважали это. Знали, что то, о чем он говорит, имеет смысл, и потому слушали. Знали, что свои обещания он исполняет, и потому были спокойны. И знали, что, приняв решение, он действует в соответствии с ним, поэтому каждый понимал, что от него нужно.
Если бы их спросили, каждый из горных мастеров ворчливо согласился бы, что «Айронсайдз стоящий парень». Это соответствовало высшей президентской награде.
— Ну, хорошо, — закончил совещание Род. — Мы потратили два часа принадлежащего компании времени, работая языками. Теперь прошу вас оторвать задницы, спуститься вниз и начать поднимать руду.
«Сондер Дитч» скоро может принадлежать ему. Он расправился с последней проблемой и откинулся в своем вращающемся кресле. Мозг его окончательно очистился от последствий загула, и, как всегда, Род почувствовал себя освеженным и обновленным.
Если я ее получу, она станет звездой, с вожделением думал он; о «Сондер Дитч» будут говорить от Уоллстрит до Бурса note 2, о ней и о человеке, который ею управляет. Я знаю, как этого добиться. Я снижу стоимость продукции. Френк Леммер был хорошим человеком, он умел добывать золото из земли, но он позволил золоту овладеть собой. Сейчас обработка тонны породы стоит почти девять рандов.
Что ж, я буду добывать породу не хуже, зато дешевле. Темпы операции зависят от человека, который ее возглавляет. Френк Леммер время от времени говорил о необходимости снизить стоимость производства, но говорил несерьезно и сам понимал это. Мы стали расточительными, потому что работаем на богатой руде, мы слишком много тратим. Я снижу стоимость производства и спущу шкуру со всякого, кто подумает, что я шучу.
В прошлом году Гамильтон с «Вестерн Холдингз» добился стоимости обработки тонны руды в шесть с небольшим рандов. Я здесь добьюсь того же! Я увеличу прибыль на двенадцать миллионов рандов в год. Если только мне дадут эту работу, я заставлю говорить о «Сондер Дитч» на всех финансовых рынках мира.
Проблема, которую обдумывал Род, является кошмаром золотодобывающей промышленности. С 1930 года была установлена неизменная стоимость одной унции золота — 35 долларов. С тех пор стоимость добычи ежегодно возрастала. Тогда считалось, что руда может разрабатываться при содержании золота в четыре пеннивейта на тонну. Сейчас же предельно низкое содержание
— восемь пеннивейтов.
Поэтому миллионы тонн руды с содержанием золота ниже восьми пеннивейтов на тонну остаются вне досягаемости человека, пока не вырастет цена на золото.
Есть множество шахт, с миллионными запасами руды, но содержание золота в ней чуть ниже магического числа восемь. Эти шахты пустынны и заброшены, их подъемные механизмы ржавеют, обвисает проржавевшая крыша зданий. Рост стоимости добычи выпустил из них дух, они были обречены.
На «Сондер Дитч» содержание золота в породе от двадцати до двадцати пяти пеннивейтов на тонну. Богатая шахта, но может стать еще богаче, решил Род.
В дверь постучали.
— Входите! — сказал Род и посмотрел на часы. Уже девять часов. Время встречи с горными мастерами.
Они пришли поодиночке и парами, все двенадцать. Это были передовые работники Рода, его боевые офицеры. Ежедневно они спускаются вниз, каждый в свою секцию, и руководят всей добычей.
Они спокойно переговаривались, ожидая начала совещания. Род смотрел на них, вспоминая сказанные ему однажды Германом Кочем из «Англо-Американ» слова:
— Добыча руды — жестокая игра, и для нее требуются жесткие люди.
Да, это прочные люди, физически и духовно, и Род с удивлением осознал, что он один из них. Нет, больше. Он их руководитель, и со страстью и гордостью он начал совещание.
— Ну, послушаем ваше ворчание. Кто первым будет разбивать мне сердце?
Это все люди, умеющие контролировать других, добиваться от них наилучших результатов. И Род один из них. И дело не только в размерах его тела, повелительном тоне и сердечном смехе. Особый магнетизм, личная притягательность и способность точно рассчитать время. Под его руководством совещание иногда взрывалось, хлестали и щелкали голоса, но все сменялось смешками и кивками, когда начинал говорить Род.
Они знали, что он так же крепок, как и они, и уважали это. Знали, что то, о чем он говорит, имеет смысл, и потому слушали. Знали, что свои обещания он исполняет, и потому были спокойны. И знали, что, приняв решение, он действует в соответствии с ним, поэтому каждый понимал, что от него нужно.
Если бы их спросили, каждый из горных мастеров ворчливо согласился бы, что «Айронсайдз стоящий парень». Это соответствовало высшей президентской награде.
— Ну, хорошо, — закончил совещание Род. — Мы потратили два часа принадлежащего компании времени, работая языками. Теперь прошу вас оторвать задницы, спуститься вниз и начать поднимать руду.
15
Пока горные мастера планировали работу на неделю вперед, их люди под землей уже работали.
На 87 уровне Ковальский двигался по тускло освещенному штреку, как большой медведь. Он выключил фонарь у себя на шлеме и двигался беззвучно, поразительно легко для человека такого веса. Впереди в полутьме он услышал голоса и остановился, прислушиваясь. Звуков лопат, погружающихся в обломки, не было слышно, и неандертальское лицо Ковальского скорчилось в зловещей гримасе.
— Ублюдки! — негромко бормотал он. — Думают, я в забое? Думают, можно посидеть толстыми черными задницами и не шевелить руду?
На 87 уровне Ковальский двигался по тускло освещенному штреку, как большой медведь. Он выключил фонарь у себя на шлеме и двигался беззвучно, поразительно легко для человека такого веса. Впереди в полутьме он услышал голоса и остановился, прислушиваясь. Звуков лопат, погружающихся в обломки, не было слышно, и неандертальское лицо Ковальского скорчилось в зловещей гримасе.
— Ублюдки! — негромко бормотал он. — Думают, я в забое? Думают, можно посидеть толстыми черными задницами и не шевелить руду?