Смолл Бертрис. Мое сердце

   Поговаривали, что, хотя Елизавета была очень опечалена смертью графа Лестерского, больше это событие не взволновало никого. Двор был слишком озабочен горем своей повелительницы. Королева заперлась в своих комнатах на несколько дней, постоянно плакала, глаза ее опухли и почти не открывались. Еду ей приносили на подносе прямо в ее покои, а через некоторое время уносили назад почти не тронутой. Дежурные придворные дамы, фрейлины и королевские советники собирались кучками в дворцовых коридорах, тревожно перешептываясь между собой.
   Наконец, когда прошло уже несколько дней, а королева все еще была убита горем, опасения лорда Берли за здоровье королевы перевесили его уважение к желанию этой женщины побыть одной. Он служил ей более тридцати, лет и поэтому пошел на решительные действия. Барабаня в дверь ее спальни, он кричал:
   — Мадам, вы должны взять себя в руки! Я понимаю вашу печаль, но это не вернет милорда Лестерского к жизни, наоборот, он очень огорчился бы, узнав, что вы забросили из-за него все дела.
   — Он благословлял бы каждую минуту этой печали, — прошептал Рэлей.
   Лорд Берли бросил сэру Рэлею уничтожающий взгляд, заставив того замолчать.
   — Мадам, прошу вас, — продолжал Уильям Сесил. — Вам следует взять себя в руки. Вы нужны нам. Вы нужны Англии.
   Теперь из спальни королевы не доносилось ни звука, и, выждав несколько мгновений, лорд Берли взял на себя ответственность и приказал ломать дверь. Звук сокрушаемого дерева окончательно привел королеву в чувство. Встав с постели, она впустила в комнату своих придворных дам. Она — королева Англии, время, отведенное горестным чувствам, прошло. Остаток своих дней ей придется провести без своего милого Робина.
   Ее горе вспыхнуло, однако, с новой силой, когда через несколько недель было оглашено завещание графа Лестерского. В нем он писал:
   «Превыше всех и прежде всего я должен вспомнить мою дражайшую и добрейшую повелительницу, чьим преданным рабом, во славу Божью, я был и кто был мне самой щедрой и царственной госпожой…»
   После этого королеве была передана нитка из шести сотен жемчужин, с которой свисали три крупных зеленых изумруда с огромным алмазом посредине. Дадли оставил это ожерелье Елизавете как свой прощальный подарок. По щеке королевы успела скатиться одинокая слеза, прежде чем она смогла взять себя в руки.
   Когда вдова Лестера Леттис Кноллиз очень быстро вышла замуж за сэра Кристофера Блаунта, королева в судебном порядке отобрала у нее имение Дадли в счет тех тысяч фунтов стерлингов, которые он задолжал короне. Она простила бы долг, прояви ее кузина Леттис хоть каплю уважения к памяти Лестера. Теперь она бы скорее разорила Леттис, чем допустила, чтобы деньги ушли к Блаунтам.
   Роберт Деверекс, лорд Эссекский, тоже был подавлен таким явным отсутствием у его матери уважения к своему покойному супругу. «Временами, — думал он, — Леттис становится раздражающей помехой. Эта поспешная свадьба с человеком, — , который настолько моложе ее, что годится ей в сыновья…» Он — — даже стал любить своего покойного отчима.
   Он ворчливо поведал обо всем этом Велвет как-то в полдень, когда им удалось выкроить несколько свободных минут и они вместе сидели в уединенном алькове.
   — Блаунт, вы подумайте, Велвет! Что, во имя Господа, она нашла в нем?
   — Он очень красив, — рискнула вставить Велвет.
   — Красив! — Эссекс принужденно засмеялся. — Как раз такого рода ответа я и ждал от неопытной девушки.
   — Я вовсе не неопытная, — фыркнула Велвет. Эссекс рассмеялся и обнял ее за талию.
   — Конечно, вы неопытны, госпожа де Мариско, — весело поддразнил он ее и приник к ней в долгом поцелуе.
   — Фи, сэр, — выбранила она его, едва переводя дух и абсолютно не представляя, насколько хороша в этот момент — раскрасневшаяся, с ямочками на щеках, возбужденная его вниманием.
   Она радовалась бы еще больше, если бы знала, что в комнате напротив сидит не замеченный ими Александр Гордон, наливаясь бессильной яростью. Он не мог слышать, о чем они говорят, но это ничего не значило, ибо и так было ясно, что Велвет бесстыдно флиртует с графом Эссекским, а он, Алекс, ничего не может поделать.
   Этой осенью веселье покинуло двор. Королева не устраивала пиров, не позволяла устраивать никаких увеселений до официального благодарственного молебна по случаю победы над Армадой, который был назначен на семнадцатое ноября. Но дворцовая молодежь изловчалась бегать по пивным, театрам и осенним ярмаркам, выбирая для этих походов в основном послеобеденное время, когда королева отдыхала.
   Александр Гордон продолжал свои, казавшиеся со стороны столь пылкими, ухаживания за леди де Боулт. Как-то теплым осенним полднем Велвет набрела на парочку, сидевшую на поваленном дереве у реки. Вид его руки, запущенной за ее лиф, привел Велвет в ярость.
   — Развратник! — закричала она на него, в то время как Мэри де Боулт ничего не понимала, оказавшись меж двух огней. — Значит, вы ухаживали за ней только для того, чтобы вызвать во мне ревность! Таким путем вы хотели заставить меня вернуться, да? Лжец! Лжец! Лжец! Может быть, вы не знали, что я имею привычку гулять именно в этот час по этой тропинке? Вы воспользовались нашим разрывом как поводом для того, чтобы бегать за каждой сучкой, которая согласится поднять свой хвост для вас! — Она изо всей силы влепила ему пощечину и, повернувшись на каблуках, пошла прочь, донельзя сердитая.
   — Мадемуазель! — закричал он ей вслед и, видя, что она не собирается останавливаться, одним прыжком покрыл разделявшее их расстояние и, схватив ее за руку, повернул лицом к себе.
   — Уберите свои руки, развратник! — огрызнулась она. — Если не хотите, чтобы я рассказала королеве, как вы вели себя с этой женщиной. — Она попыталась вырваться, но его пальцы только сильнее впились ей в локоть.
   — Вы ревнуете, — сказал он спокойным тоном.
   — Никогда! — закричала она, отвергая ложное обвинение.
   — О да, вы ревнуете, Велвет, и я ревновал тоже каждый раз, когда видел, как вы обнимаетесь с милордом Эссексом. — Он немного ослабил хватку, подтянув ее ближе к себе, а другой рукой запрокинув ей голову. — Ну же, дорогая, хватит ссориться. Мы оба не правы. Давайте помиримся и начнем все сначала. Ваши родители весной уже будут дома, и мы сможем справить нашу свадьбу. Давайте проведем зиму как друзья, узнавая друг друга. — Он нагнулся, чтобы поцеловать ее, но Велвет отвернулась. К этому времени Мэри де Боулт оправилась от удивления и, глядя на них во все глаза, потребовала объяснений.
   —  — Вы собираетесь жениться на этой… Этом ребенке, милорд Гордон? Как же вы смели тогда завлекать меня?! Меня никогда в жизни так не оскорбляли!
   — Но никогда так щедро и не награждали за вашу супружескую неверность, — перебила ее Велвет. — Если вы считаете себя такой уж оскорбленной, миледи, пожалуйтесь мужу!
   — О-о-о! — Леди де Боулт являла собой образец праведного гнева. С бессильной яростью сказав: «Ну что же!»— она сердито взглянула на Алекса и вдруг, к его удивлению, тоже влепила ему пощечину и убежала в сторону дворца.
   С печальной улыбкой он потер свою дважды пострадавшую щеку.
   — У английских девушек очень тяжелая рука, — сказал он.
   — Подите к черту! — услышал он рассерженный ответ Велвет. — Если думаете, что я намерена расцеловаться и помириться, вы глубоко заблуждаетесь, милорд.
   Он нахмурился и сказал внешне спокойным голосом:
   — Я думаю, что вы испорченная, дерзкая девчонка. Признаю, что плохо поступал, не интересуясь вами все те годы, которые прошли между нашей помолвкой и сегодняшним днем, но, когда была достигнута эта договоренность между нашими родителями, вы были всего лишь ребенком, а я уже мужчиной.
   — Вы могли бы прислать ребенку куклу, милорд! Вы могли бы хотя бы изредка вспоминать о его существовании: в дни рождения, или в канун Крещения, или даже в годовщины нашей помолвки, но вы этого не делали! Вы забыли обо мне, пока ваш умирающий отец не напомнил о ваших обязанностях. Только тогда вы решили, что вам нужна жена, самка, которая бы продолжила род Брок-Кэрнских Гордонов. Отлично, милорд граф! Но я не племенная кобыла. Я решила, что никогда не выйду за вас замуж! Вы слишком непостоянны в своих привязанностях, это не устраивает меня!
   Алекса жестоко уязвила правда, заключавшаяся в ее словах. Но если она не хочет уступать, то он и подавно. Закон на его стороне, сказал он себе твердо.
   — Я собирался подождать до возвращения ваших родителей, Велвет, — сказал он зловеще. — Я играл, или пытался играть, все эти четыре месяца роль вашего преданного поклонника, но вы оказались невозможной маленькой склочницей! Больше я ждать не намерен! Ни приезда ваших родителей, ничего! Мне нужна жена сейчас, а вы отданы мне по законам как Божьим, так и человеческим! — Крепко ухватив ее за руку, он потащил ее за собой через дворцовый сад к реке.
   — Остановитесь! Куда вы меня тащите? — закричала Велвет.
   — В Шотландию, мадам! Чтобы сделать вас своей женой! Чтобы сделать вас матерью моих детей! К этому же временя в следующем году первый из наших мальчиков будет сосать вашу грудь, Велвет, а вся эта нынешняя ерунда останется в области преданий.
   — Никогда! — вскричала она. — Никогда! Я скорее умру! Не обращая ни малейшего внимания на ее крики и отчаянные попытки вырваться, он дотащил ее до причала и, окликнув лодочника, запихнул в утлую лодчонку, приказав править к Линмут-Хаусу. Заметив, что она опять собирается закричать, он нагнулся к ней и прошипел:
   — Одно слово, Велвет, и я швырну вас в реку. Клянусь! Она не могла не поверить ему, горько пожалев при этом, что сама же вынудила его зайти так далеко. Она виновата, что вела себя как ребенок, занималась собственной особой, ни секунды не думая о нем и его чувствах. Возможно, ей удастся уговорить его.
   — Милорд, — начала она мягко. — Пожалуйста, прошу вас, не делайте глупостей. Мы с вами так похожи, что из нас просто не получится счастливой пары. Не могу поверить, что не найдется девушки, которая почтет за честь стать вашей супругой.
   — Вы — моя нареченная супруга, — зарычал он на нее. — А теперь помолчите! Я не желаю, чтобы о наших проблемах узнал весь Лондон.
   Она открыла было рот, чтобы продолжить свои протесты, но тут же закрыла его. Лучше не сердить его. Они плывут в Линмут-Хаус, а там Робин и Эйнджел. Они помогут ей убедить его, и все разрешится само собой. Она кротко сложила руки на коленях и стала ждать.
   Графа и графини Линмутских, однако, дома не оказалось. Вечером предыдущего дня из Девона пришло сообщение, что маленькие дочери графа больны. Мажордом поведал, что ее милость поспешила в Линмут-Хаус нянчиться с падчерицами. Естественно, что его милость последовал за ней.
   Велвет пришла в ужас, поняв, что без Робина и Эйнджел, которые могли бы уладить конфликт, у нее нет никакой возможности воздействовать на Алекса. Повернувшись к нему, она прошептала:
   — Я не могу уехать, не повидавшись с братом, милорд.
   — Мы уезжаем через час, — ответил он холодно. — У нас около четырех часов светлого времени дня. Возьмите с собой только необходимое. Я позабочусь, чтобы остальные ваши вещи были пересланы позднее.
   — Я не могу покинуть королеву, милорд. Она никогда не простит мне, если я уеду, предварительно не поговорив с ней.
   — Когда мы окажемся в Шотландии, Велвет, Елизавета Тюдор больше не будет играть никакой роли в вашей жизни. Вместо нее у вас будет король Стюарт.
   — А как же Пэнси? Я не могу путешествовать без горничной.
   — Да, девчонка вам понадобится. Где она?
   — Там, во дворце.
   — Я пошлю за ней Дагалда. — Он опять схватил ее за руку и повел по лестницам Линмут-Хауса. — Я хочу, чтобы вы неотступно были при мне, мадам, ибо не желаю, чтобы вы забавляли слуг кошачьими концертами. — Они вошли в его комнаты. — Дагалд! Быстро отправляйся в Сент-Джеймский дворец и привези сюда Пэнси, камеристку госпожи де Мариско. Поторопись, приятель, сегодня мы уезжаем домой.
   Лицо Дагалда расплылось в широкой улыбке.
   — Слушаюсь, милорд! Я быстро обернусь с этой девчонкой. Как же здорово попасть домой! — И он выскочил из комнаты, даже не взглянув на Велвет, — Садитесь, — приказал Алекс, и, чтобы не злить его, она послушно села.
   Несколько минут они провели в молчании, потом Велвет просительно сказала:
   — Пожалуйста, милорд, вы не должны этого делать. Он холодно посмотрел на нее.
   — Я это уже делаю, Велвет, и если вы вздумаете оспорить мои действия в суде, я выиграю тяжбу. По закону вы моя нареченная жена, и, пока я или ваши родители не расторгнут договор, у вас нет и не будет другого выбора. Ваши родители далеко, а я намерен жениться на вас прямо сейчас. Ваш брат, как ваш опекун, был бы на моей стороне, будь он здесь. Вы знаете все это, так что примиритесь.
   — Подождите хотя бы, пока Робин вернется из Девона, милорд!
   — Нет, Велвет. Если даже я отправлю Робину послание, ответ мы получим в лучшем случае через несколько дней. На носу зима, а на севере она наступает еще быстрее, чем здесь, в относительно теплой Англии. Мы не можем ждать получения официального согласия Робина. Позднее мы не сможем добраться до Дан-Брока до первого снега. В пути нас захватят метели. У меня есть все права, Велвет, и мы отправимся в путь еще до захода солнца.
   Вновь в комнате повисло молчание. «Ну почему, — подумала Велвет, — почему я не повернулась и не ушла, когда увидела эту перезревшую де Боулт в его объятиях?» «Потому что ты любишь его», — сам собой возник у нее в голове ответ, и она громко крикнула:
   — Нет!
   — Нет? — переспросил он.
   — Это не вам, милорд. Просто пришла на ум мысль, которая огорчила меня.
   — Что за мысль?
   Она задумчиво покачала головой.
   — Что за мысль? — повторил он и, подойдя к ее креслу, опустился на колени. Затем посмотрел ей прямо в глаза. — Какая мысль так вас расстроила, Велвет, что вы отгоняли ее криком?
   — Почему я не предоставила вам возможности продолжать ухаживания за леди де Боулт, зачем вмешалась, — честно ответила она. — Не побеспокой я вас, ничего этого сейчас не было бы.
   — А зачем вы вмешались, дорогая? — Его голос стал ласковым, а в янтарных глазах неожиданно промелькнула нежность и заплясали веселые чертики.
   Она опять покачала головой. Если он надеется заморочить ей голову ласковыми словами, то он глубоко заблуждается.
   — О, Велвет, — тихонько сказал он, — ну почему вы не хотите признаться, что хоть чуть-чуть любите меня?
   — Нет! — Ее отказ прозвучал так поспешно, что она сама это почувствовала и покраснела.
   Он вздохнул:
   — Думаю, вы лжете, причем не только мне, но и себе тоже. Ну да ничего, мы еще сможем познакомиться заново в пути, где общаться будет не с кем, кроме как друг с другом. Хотя я и уверен, что вы уже и сейчас немного любите меня.
   — А вы, милорд? Вы меня любите, хотя бы чуть-чуть?
   — Да, дорогая, — ответил он без колебаний, донельзя напугав ее. — Я люблю вас.
   Велвет с трудом проглотила комок в горле, но от ответа воздержалась. Десять лет он не помнил о ее существовании, а потом, войдя в ее жизнь, постарался скрыть свое настоящее имя. Он предпочел ей другую женщину, и не важно, что это была только игра. Она подозревала, что делал он это с удовольствием. А этого она ему не простит!
   Молчание стало еще более глубоким. Лорд Гордон поднялся с колен и, подойдя к столу, налил себе вина из стоявшего там графина.
   — Вы не хотите пить? — спросил он ее, держа графин в руке. Она отрицательно покачала головой. Он выпил в одиночестве. Минуты медленно текли, и напряжение между ними стало почти осязаемым. Она боялась, что больше не вынесет, как вдруг дверь распахнулась и вошли Дагалд и Пэнси, которая тут же бросилась к своей хозяйке.
   — Этот бандит выволок меня прямо из комнаты фрейлин, где я дожидалась вас, госпожа. Он говорит, что мы едем в Шотландию. Это правда?
   Прежде чем Велвет собралась ответить, заговорил Алекс:
   — Мы выезжаем сразу после того, как ты соберешься, Пэнси. Поедем верхом. Никакого экипажа не будет. Слуги лорда Саутвуда потом соберут все вещи твоей хозяйки и отправят их ей морем, но самое необходимое надо взять сейчас. Надеюсь, ты умеешь ездить верхом?
   — Да, милорд.
   — Очень хорошо. Тогда начинай собираться, и побыстрее.
   — Мне надо пойти с ней, — сказала Велвет.
   — Зачем? — резко спросил он.
   — Милорд, у вас что, совсем нет чувства такта? Он покраснел.
   — Прошу прощения, Велвет. Конечно, вы можете идти вместе с вашей служанкой, но Дагалд пойдет с вами.
   — Как вам угодно, милорд, — холодно ответила она. Не обращая внимания на ухмыляющегося Дагалда, Велвет вышла из апартаментов Алекса и, сопровождаемая Пэнси, поспешила по коридорам к своим комнатам. Когда Дагалд попытался последовать за ними в ее спальню, Велвет твердо преградила ему путь.
   — Туда я пойду одна, — резко сказала она.
   — Граф велел, чтобы я оставался с вами, мадам.
   — Войти или выйти из спальни можно только через эту дверь, а мы на третьем этаже, — прервала его Велвет. — Ты останешься в холле, или я своим криком переполошу весь дом. Лорд Гордон не поблагодарит тебя, если я устрою скандал. — С этими словами она захлопнула дверь у него перед носом.
   — Что происходит? — не терпелось узнать Пэнси.
   — Это все моя вина, — ответила Велвет, обезумев от горя. — Сегодня около полудня я случайно набрела на графа и леди де Боулт. Он пылко ласкал это создание. Я так разозлилась, что не смогла сдержаться, Пэнси, и подняла страшный шум. Когда же я немного поостыла, разъярился граф. Он притащил меня сюда и требует, чтобы мы немедленно отправились в Шотландию и там обвенчались. Я надеялась застать здесь Робина и Эйнджел, которые вступились бы за меня, но они уехали в Девон. Что мне теперь делать?
   — Выходит так, госпожа, что не остается ничего другого, как ехать с графом, — ответила Пэнси. — Он ваш законный нареченный супруг. Не бойтесь, я ведь тоже еду с вами.
   — О нет, Пэнси! Ты должна поскакать в Девон и послать моего брата нам вдогонку. Это моя единственная надежда.
   — Я не буду делать ничего такого, госпожа Велвет. Что вы, моя матушка шкуру с меня спустит, если я вас сейчас брошу. Так она и сделает, факт! Всегда будь при своей госпоже, вечно твердила она мне. Она и сейчас была бы с госпожой Скай, если бы ее милость не запретила ей ехать в эту поездку. Но если вы напишете записку лорду Саутвуду, я уж найду способ доставить ее. Здесь в прислугах мой кузен Элви.
   — Сейчас напишу. — Велвет поспешила к столу.
   — А я пока соберусь, коль уж мы все равно едем в Шотландию, хотим того или нет, — ответила Пэнси, начиная упаковывать самые необходимые вещи.
   Пока Велвет поспешно нацарапывала записку брату с мольбой о помощи, Пэнси собрала небольшой портплед, содержащий несколько перемен льняного постельного и шелкового нижнего белья, теплую ночную рубашку, гребешок и щетку для волос для своей госпожи. Себе она приготовила такой же портплед, только поменьше. После чего подошла к двери и, открыв ее, сказала ожидавшему снаружи Дагалду:
   — Приведи домоправительницу, чтобы я могла объяснить ей, какие из вещей госпожи надо будет отправить потом на север.
   — Я не могу оставить ее милость одну, — ответил Дагалд. — Ты же слышала приказ графа.
   — Тогда ты не будешь возражать, если я поговорю с домоправительницей сама? — спросила Пэнси.
   — Не вижу в этом никакого вреда, дорогуша. Беги, но особо не копайся, его милость хочет выехать пораньше.
   — Я полечу, как будто у меня на ногах крылья, — бойко заверила его Пэнси. — Но подожди, раньше я должна предупредить госпожу. — Она вернулась в комнату, вновь плотно прикрыв за собой дверь. — Давайте скорее записку, госпожа, я тотчас же отдам ее Элви, а, когда вернусь, помогу вам переодеться.
   Велвет молча передала камеристке послание, которое та засунула за вырез лифа, после чего Пэнси выбежала из комнаты и поспешила вниз.
   Дагалд улыбнулся ей вслед и облизал губы. Он был не прочь отведать чего-нибудь английского. Может быть, по дороге на север у него и появится такая возможность. Девочка выглядит очень соблазнительно. Он любил маленьких и полногрудых, а у этой еще такие голубые глаза! Он никогда раньше таких не видел, прямо как колокольчики. Нравились ему и ее каштановые волосы, и ее веснушчатая мордашка. Словом, она выглядела женщиной, которая может хорошо согреть постель мужчины долгими зимними ночами.
   Пэнси, не подозревавшая о его мыслях, поспешила найти домоправительницу и объяснить ей, что госпожа Велвет вскорости отбывает на север. Важно, чтобы весь ее гардероб последовал за ней самое позднее через день-два. А так как она сама тоже уезжает с госпожой, то времени упаковать его у нее нет.
   Домоправительница кивала с понимающей улыбкой. Молодые влюбленные всегда так нетерпеливы, хотя милорд Саутвуд, конечно, расстроится, что его сестра не подождала со свадьбой до весны, когда вернутся ее родители.
   Пэнси не осмелилась ничего сказать. Вместо этого она поблагодарила домоправительницу за доброту и спросила, не знает ли добрая женщина, где она могла бы найти своего кузена Элви, чтобы попрощаться с ним.
   Элви оказался в буфетной, где чистил серебро. Он очень удивился, когда Пэнси рассказала ему, что она и госпожа Велвет сегодня после обеда уезжают в Шотландию.
   — Больно уж быстро они все это решили, а? — сказал он. — Она на сносях, что ли, что так торопятся со свадьбой?
   — Ничего подобного, болван! — сердито оборвала его Пэнси. — Он заставляет ее ехать с ним. — Она засунула руку за вырез лифа и протянула ему записку Велвет. — Доставь это милорду Саутвуду в Девон, да побыстрее, Элен. Дождись, пока мы уедем, а потом скачи как ветер. Если повезет, лорд Саутвуд догонит нас раньше, чем мы пересечем границу. Моя госпожа и граф ужасно поругались, Элви, и теперь разгневанный лорд Гордон настаивает на немедленной свадьбе. Миледи хотела дождаться возвращения своих родителей весной. И кому от этого было бы хуже, спрашиваю я тебя? Элви покачал головой:
   — Да никому, как я понимаю, Пэнси. Она хорошая девочка, госпожа Велвет то есть, и всегда так любила своих родителей. Но его не переубедишь, этого шотландца. Я все не могу взять в толк, почему лорд де Мариско обручил ее с каким-то иностранцем.
   — Что и почему — решают наши господа, и это не нашего ума дело, Элви. Просто свези записку милорду Саутвуду. А теперь мне лучше бежать назад, как бы они не уехали без меня. Не хочу, чтобы миледи скакала одна. — Она повернулась и понеслась по лестницам наверх.
   — Быстро ты управилась, — заметил Дагалд, когда Пэнси пробегала мимо него к двери спальни.
   — Ага, я вообще шустрая, — ответила Пэнси.
   — Точно, могу побиться об заклад, — рассмеялся он.
   — Веди себя прилично, ты, обезьяна! — рявкнула она и проскочила мимо него в комнаты Велвет. Закрыв за собой дверь, она поспешила успокоить измаявшуюся в ожидании Велвет:
   — Все устроено, и вам больше не надо волноваться. Лорд Саутвуд догонит нас где-нибудь недалеко от Лондона.
   Велвет кивнула:
   — Давай поторопимся, Пэнси. Я не хочу, чтобы меня опять куда-то потащили, прежде чем я переоденусь во что-либо более удобное.
   Женщины быстро облачились в дорожные костюмы. Они знали, что им придется ехать, сидя в седлах по-мужски, поэтому надели юбки-брюки, изобретенные матерью Велвет для себя еще много лет назад. Под них они поддели рубашки — Велвет шелковую, Пэнси полотняную, — а поверх теплые плащи. Обе были в сапожках: у Велвет из тонкой кожи, почти до колен, у Пэнси более грубые и только до щиколоток.
   Со вздохом Велвет последний раз взглянула на свою спальню и подумала, вернется ли она когда-нибудь сюда еще раз. О Господи, ну почему Робин оказался в отъезде, когда он ей так нужен?! И почему Александр Гордон не может примириться с тем, что она не хочет выходить за него замуж, по крайней мере сейчас? Вздохнув еще раз, она перекинула плащ через руку.
   — Пошли, Пэнси. Думаю, его милость уже весь извелся.
   — Да, — согласилась девушка, — но моя мать говорит, что иногда полезно заставить мужчину подождать, особенно когда он становится уж слишком самоуверенным. — Она ободряюще улыбнулась Велвет. — В это время года хорошо ехать на север, госпожа Велвет. Я ничуть не сомневаюсь, что лорд Саутвуд нагонит нас еще раньше, чем мы доедем до Бустера. Наденьте перчатки, а то испортите свои красивые ручки, — и она протянула госпоже пару мягких бежевых лайковых перчаток.
   Они вместе вышли из спальни. Пэнси тащила два портпледа, которые им предстояло засунуть в седельные сумки. Она не жалела, что уезжает из Лондона, и, если сказать правду, была даже рада тому, что ее госпожа наконец-то устроится. Пэнси росла, слушая рассказы своей матери о госпоже Скай, и уже давно решила, что она предпочла бы жить без этих вечных переездов, на одном постоянном месте, пусть даже и в Шотландии. «Я не создана для приключений», — подумала она.
   На подъездной дорожке у Линмут-Хауса их дожидались четыре лошади. У лорда Брок-Кэрнского был крупный серый жеребец, не менее восемнадцати ладоней ростом¹⁰, с черными гривой и хвостом. У Дагалда и Пэнси были менее рослые, но крепкие каурые мерины, а лошадью, предназначенной для Велвет, оказалась элегантная, крепкая в кости черная кобыла, нетерпеливо переступавшая с ноги на ногу в ожидании хозяйки.