Страница:
— Дамы и господа! — зычно возвестил королевский мажордом. — Полночь. Праздник окончен, наступил Великий пост. Ее всемилостивейшее величество приглашает всех в часовню.
С почти явственно слышным вздохом двор покинул королевский танцевальный зал. Столы были почти опустошены, музыканты уже разошлись. Торжественность Великого поста легла на людей, как некий темный плащ, и всем хотелось поскорее попасть домой.
Церковная служба, к счастью, оказалась недолгой, и дети Скай О'Малли скоро уже спускались по ступеням к речному причалу, где их ждала яхта. Велвет настояла, чтобы Патрик остался с ними, так же как и Мурроу, на эту последнюю ночь перед отплытием. Места было более чем достаточно для всех, и подгоняемая приливом яхта весело бежала вверх по Темзе к Стрэнду. Яхты Линмута и Брок-Кэрна мчались наперегонки, каждая стараясь приплыть домой первой. Груз они несли почти одинаковый, потому что, если Велвет и Алекс забрали к себе двух братьев, Робин и Эйнджел везли Виллоу и Джеймса. Оба судна пришли вместе, что явилось большим разочарованием для их шкиперов, так как победителю был обещан приз. Однако оба графа в приливе щедрости наградили своих людей, несмотря на ничью. Затем, пожелав друг другу спокойной ночи, они разошлись вместе с гостями по своим домам.
Комнаты Мурроу уже ждали его, а для Бурка быстро приготовили спальню. Патрик, поцеловав сестру, прошептал ей:
— Не волнуйся, малышка, с Алексом ничего не случится, я обещаю. Кроме того, де Боулт, по слухам, далеко не самый лучший боец на мечах.
Велвет состроила гримасу.
— Все это сплошная глупость, а эта мерзкая потаскушка будет еще несколько недель хвастать, что из-за нее мужчины дерутся на дуэли. Слава Богу, хоть нас здесь не будет.
Мурроу спрятал улыбку. С каждым днем Велвет становилась все больше похожей на свою мать.
— Мне сейчас попрощаться с тобой, Велвет, — спросил он, — или ты выберешься из своей теплой кроватки пораньше, чтобы проводить меня утром?
— Когда ты уезжаешь? — Велвет, казалось, колеблется. — Я должен покинуть Гринвуд не позже половины восьмого. Отлив наберет силу к одиннадцати.
— А когда всходит солнце? — спросила она спокойно.
— В полседьмого. — Алекс ободряюще взял ее за руку.
— Я встану, Мурроу, и провожу тебя.
Он кивнул и, нагнувшись, поцеловал ее, пожелав ей спокойной ночи.
Когда Велвет и Алекс улеглись в постель, она спросила:
— Эта дуэль и правда необходима? Я понимаю, что с моей стороны глупо бояться, но ничего не могу с собой поделать. Никогда никто из моих знакомых не дрался на дуэли.
Он привлек ее к себе.
— Нет никакой опасности, Велвет, дорогая. А теперь будь хорошей девочкой и поцелуй меня, моя прелесть.
Их губы слились в страстном поцелуе, но, когда его руки начали сладострастно бродить по ее обнаженному, налитому телу, она сбросила их, сердито проговорив:
— Нет, милорд! Тебе надо поспать хоть немного. Сейчас уже больше двух, и через четыре часа тебе уже надо быть на этом дурацком поле чести!
Он сдавленно выругался, но потом улыбнулся:
— Очень хорошо, дорогая, но не жалей потом, что отвергла меня сегодня. Подумай, какого чудного ребенка мы могли бы сделать этой ночью.
— А потом я должна буду объяснять ему, что его отец потерял ухо на дуэли через несколько часов после его зачатия, потому что не смог сдержать своей похоти, как какой-нибудь жеребец, в то время как ему надо было спать.
Алекс расхохотался.
— Маленькая мегера! — выругался он. Потом, еще раз поцеловав ее в губы, прижал ее к себе и, положив руку на одну из ее мягких грудей, заснул.
Велвет улыбнулась в темноте и с довольным вздохом подумала, что теперь ей больше не надо пить снадобье, по крайней мере пока не родится их первенец. Она жалела, что не позволила ему заняться с ней любовью, но, несмотря на всеобщие уверения в безопасности дуэли, она боялась. Потом решила, что это глупо. Даже если они будут драться мечами без наконечников, Алекс, конечно же, победит. Де Боулт намного старше. Она расслабилась и плотнее прижалась к мужу.
Когда Велвет пробудилась, рассвет уже разбросал свои краски по горизонту. Она было потянулась к Алексу, но затем, нахмурившись, все вспомнила. Эта проклятая дуэль! Дверь в спальню открылась, и в комнату поспешно вошла Пэнси.
— Вы уже проснулись, миледи? Вы говорили, что хотите проводить капитана О'Флахерти, а сейчас уже почти семь часов. — Она подала своей госпоже стеганый зеленый халат.
Велвет спустила ноги с постели и надела комнатные туфли. Встав, она накинула халат.
— Когда уехала его милость?
— Почти полчаса назад. Здесь до Брайтуотора всего несколько минут езды, но джентльмены не любят опаздывать на дуэли. Это считается оскорблением.
Велвет заставила себя улыбнуться.
— Я не знала, что ты так хорошо знакома с правилами дуэлей, Пэнси.
— О, вы удивитесь, мадам, узнав, чего я только не наслушалась при дворе от других слуг. Поговорить они любят.
Велвет рассмеялась. Пэнси всегда удавалось привести ее в хорошее расположение духа.
— Капитан О'Флахерти уже завтракал?
— Нет, миледи.
— Тогда попроси его прийти в гостиную и проследи, чтобы быстро подали еду. Он говорил, что должен выехать в половине восьмого.
— Слушаюсь, миледи, — ответила Пэнси и поспешила из комнаты.
Через несколько минут появились и Мурроу, и завтрак. Мурроу уже был одет по-дорожному. Он недавно отпраздновал свое тридцатидвухлетие, у него была прекрасная фигура, он очень походил на свою мать темными волосами и голубыми глазами и только квадратную челюсть унаследовал от своего отца Дома О'Флахерти.
Улыбнувшись, Мурроу поцеловал свою младшую сестру, пожелал ей доброго утра и сел за стол.
— Никак не могу привыкнуть к тому, что ты стала замужней женщиной, — сказал он с веселой снисходительностью. — Не могу дождаться, чтобы посмотреть на лицо матери, когда скажу ей об этом, не говоря уж об Адаме.
— Не говори им, — попросила Велвет. — Я хочу сделать им сюрприз, встретив их с внуком. Ты можешь представить, как будет выглядеть папа, если я встречу его в доках с младенцем на руках?
Мурроу аж застонал от восторга, вообразив себе эту картину. Адам де Мариско до безумия любил дочь, своего единственного ребенка. Его ни капельки не волновало, что Алекс Гордон не интересовался Велвет со дня их обручения, ибо Адам предпочитал сам быть главным мужчиной в жизни дочери, ревнуя дочь даже к ее единоутробным братьям, которые также очень любили Велвет. Виллоу с детства была настоящей чопорной английской мисс, всегда опекавшей их, а Дейдра — застенчивой и неуверенной в себе маленькой мышкой. Чертенком в семье была Велвет.
Мурроу вытер глаза, насмеявшись до слез.
— Мне хотелось бы доставить тебе это удовольствие, крошка, но мать, которая все эти месяцы была фактически заперта в этом раскаленном городе, будет рада выйти в море и может ввязаться еще в какие-нибудь приключения. Но я предложу ей достаточно вескую причину для скорейшего возвращения домой — твое замужество. Держу пари, когда мать узнает, что ты уже мужняя жена и даже, может быть, с ребенком, она захочет, чтобы у кораблей выросли крылья. Ты ей очень дорога, Велвет.
— И она мне, Мурроу. Да, лучше сказать им. Тогда у папы будет время, чтобы утихомирить свой горячий нрав. Теперь вы вернетесь в Англию в лучшем случае следующей зимой, братец. И тут же пошлите к нам нарочного, дав ему лучших лошадей, хорошо? Я буду чувствовать себя гораздо спокойнее, узнав, что мама и папа наконец-то благополучно вернулись домой.
— Хорошо, дорогая, — ответил он и, перегнувшись через стол, погладил ей руку.
— Как там Джоан и дети? — спросила она, накладывая ему солидную порцию яиц, сваренных в марсале и сливках и положенных на толстый ломоть розовой ветчины. — Вчера я закрутилась и сразу не спросила тебя о них. — Она налила в высокую кружку крепкого темного эля и подала ему.
— У них все прекрасно, но Генри очень недоволен, что я на этот раз не взял его с собой. Джоан, наоборот, очень была этому рада. Мы обещали парню, что он пойдет в море этой весной с дядями О'Малли. Это его несколько утешило. Могу ручаться, что Испанская Индия не покажется ему самым скучным местом на свете, хотя, должен признать, в разговорах с Джоан я сделал ее несколько более безопасной, чем это есть на самом деле. Ну да О'Малли не допустят, чтобы с ним что-нибудь случилось, а если парень хочет сделать море своим домом, ему много чему еще надо научиться. Он, к сожалению, не такой любитель книжной грамоты, как наш братец Эван.
Велвет кивнула и с аппетитом принялась за еду. Несколько минут они ели в молчании — в семье О'Малли любили хорошо поесть. Вдруг дверь распахнулась настежь, и в комнату ввалился Патрик, белый как полотно и с искаженным лицом.
Велвет взглянула на лорда Бурка и, схватившись руками за горло, выдавила только одно слово:
— Алекс?
— Глупейшая случайность! — взорвался лорд Бурк. — О Господи! Это было ужасно.
Комната поплыла у нее перед глазами, но нечеловеческим усилием воли Велвет не позволила себе упасть в обморок. Голос ее, когда она вновь обрела его, дрожал от страха:
— Что случилось, Патрик? Во имя Господа, скажи нам! — Мы приехали в Брайтуотор почти одновременно с лордом де Боултом. Эссекс уже был там с королевским доктором. Королева велела ему, сказал доктор, этим утром ехать с Робертом Деверексом. Господи! Есть ли что-нибудь на свете, о чем она не знает?
Велвет не сводила с него испуганных глаз.
— Что случилось, Патрик? — повторил Мурроу настойчиво. — Давай же, рассказывай.
— Оба, и Алекс, и лорд де Боулт, согласились с предложением Эссекса, чтобы на кончики мечей надеть восковые шарики. Дуэль началась, и оба они бились хорошо, но скоро лорд де Боулт начал уставать. Вдруг восковой шарик соскочил с конца его меча, а он споткнулся. Алекс просто не успел увернуться. Это была случайность, но лезвие проткнуло его. О Господи! Я никогда не видел так много крови! Эссекс закричал: «Господи, приятель, да вы же убили его!» Пока они выносили его с поля, я поскакал сюда, чтобы сообщить тебе, Велвет. Я не мог позволить, чтобы его привезли домой просто так… не предупредив тебя заранее. — Он заплакал. — О Господи, малышка моя, мне так жаль!
Велвет сидела в кресле очень прямо, с ничего не выражавшим бледным лицом. Братья молчали, и единственным звуком, который она слышала в тишине комнаты, было медленное успокаивающее тиканье каминных часов. И вдруг она разрыдалась. Слезы текли по ее лицу быстрым потоком. Через несколько секунд глаза у нее заболели от неутолимой печали.
— Мама! — жалобно всхлипывала она. — Я хочу к маме! На какое-то мгновение Мурроу был потрясен. Неужели Велвет до сих пор осталась ребенком? Потом до него дошло. Она не ребенок, а взрослая женщина. Алекс мертв, и она с этим смирилась. Теперь она звала кого-нибудь, кого любила так же глубоко, кто мог бы утешить ее в непереносимом горе. Он подошел к ней, и она плакала, уткнувшись ему в плечо, пока он нежно нашептывал ей что-то на ухо, пытаясь успокоить.
Через несколько минут слезы иссякли, и, взглянув на него, она произнесла ломающимся голосом:
— Возьми меня с собой, Мурроу. Пожалуйста, возьми меня с собой!
— Велвет! — Патрик Бурк наконец-то пришел в себя. — У тебя нет никакого уважения к памяти Алекса? Ты должна похоронить своего мужа, Велвет. Ты не можешь покинуть его просто так!
Она обернулась, чтобы взглянуть на него, и в ее зеленых глазах он увидел безысходную тоску.
— Почему я не могу покинуть его, Патрик? — горько спросила она. — Он же покинул меня! Я умоляла его не ввязываться в эту бессмысленную дуэль с лордом де Боултом, но нет, честь превыше всего, чего я, по-видимому, не способна понять, будучи женщиной. — Ее голос дрожал от боли и скорби. — Но одно-то я прекрасно понимаю, Патрик. Я стала вдовой через три месяца после свадьбы. И из-за чего? Из-за того, что двое взрослых мужчин не смогли признаться ни самим себе, ни друг другу, что эта мерзкая шлюха лжет? — Она опять расплакалась.
— Ты должна похоронить его, Велвет, — беспомощно повторил Патрик. — Похоронить его? — Голос ее вдруг стал хриплым от ужаса. — Я не могу хоронить его, Патрик! Опустить его в темную, сырую могилу? Господи, нет! И, кроме того, он не захотел бы, чтобы его хоронили здесь, в Англии. Пусть его люди забирают тело домой, в Дан-Брок. Он — последний граф Брок-Кэрнский. У него нет прямых наследников, и в этом виновата я! — Она с отчаянием взглянула на Мурроу и опять взмолилась:
— Возьми меня с собой, брат! Я не поеду в такую даль в Шотландию, да и что мне там делать? Я не вынесу всех этих соболезнований от нашей семьи и от двора. Я наверняка сойду с ума! Если в тебе есть хоть капля доброты, Мурроу, возьми меня с собой. Я умру здесь одна. О, Алекс, ну почему? Почему? Я не понимаю и никогда не пойму! — Она опять расплакалась, упав в кресло, спрятав лицо в руках, тонкие плечи тряслись от разрывающих душу рыданий.
Мурроу посмотрел на нее и глубоко вздохнул. Он обязательно должен отплыть сегодня. И так уже он задержался на целую неделю. Он только-только успеет достичь Индийского океана, чтобы захватить попутные ветра, прежде чем они переменятся на противные, и тогда пересечь это огромное пространство воды будет очень трудно, если вообще возможно. И все-таки, как он может уехать от нее? Он попытался уговорить сестру:
— Велвет, я бы взял тебя с собой, малышка, но я должен отплыть прямо сейчас, сегодня. Жизнь нашей матери зависит от моего скорейшего возвращения. Если я задержусь хотя бы на день, я упущу благоприятную погоду, которая мне необходима, чтобы безопасно пересечь Индийский океан. Я не могу ждать тебя!
— Я могу поехать сейчас, сегодня, — сказала она — — Все мои вещи упакованы для поездки на север.
— Но тебе понадобятся в Индии совсем другие, более легкие платья, дорогая. Там ужасно жарко и влажно.
— Пэнси знает, где что лежит, — уверила она его. — Пожалуйста, Мурроу, прошу тебя! Не оставляй меня здесь.
Мне нужна мама!
Он взглянул на часы на каминной полке и решился. Это, конечно, сумасшествие, но оставлять ее в таком состоянии опасно. Он верил, что ей будет лучше с ним, вдали от Англии. Боль утраты не станет от этого меньше, но быстрее забудется в другой обстановке.
— Ты сможешь быть готовой через час?
Напряжение моментально спало с Велвет.
— Да, смогу, — сказала она.
— Вы оба сошли с ума! — вскричал Патрик, но Велвет уже выбежала из комнаты, громко зовя Пэнси. Мурроу безнадежно передернул плечами. — Как я могу оставить ее здесь при таких обстоятельствах? — спросил он младшего брата. — Ты не понимаешь ее, а я понимаю. В этом отношении она такая же, как мать, — все чувствует острее, чем остальные люди. Если она любит, то всем сердцем, а если ненавидит и страдает, то точно так же. Боль утраты и все эти воспоминания об Алексе изгложут ее, если она останется здесь. Если же вернется в Королевский Молверн, то наша дорогая леди Сесили, эта добрейшая особа, будет нянчиться с ней, как с малым дитем, пока не превратит нашу сестру в безнадежно больного человека. — Он вдруг остро взглянул на Патрика. — Ты уверен? — спросил он. — Ты абсолютно уверен, что Алекс получил смертельную рану, Патрик?
Патрик Бурк выглядел обиженным.
— Ну конечно же, уверен, — огрызнулся он. — Он был весь залит кровью, и Эссекс с полной определенностью заявил, что он мертв. Они перенесли его в какой-то рядом стоящий дом, чтобы доктор мог оказать помощь в более или менее комфортных условиях, так как на улице пошел снег. Мурроу обнял брата за плечи.
— Я не уверен, что ты был прав, поспешив сюда с этой новостью, но что сделано, то сделано, и я не вижу другого выхода, кроме как забрать Велвет с собой.
Вскоре после этого от маленькой пристани Гринвуда отчалила яхта и пошла вниз к лондонской гавани, где стоял корабль Мурроу «Морской сокол», дожидаясь отлива. Из окна на втором этаже Патрик Бурк наблюдал за их отплытием, и в его сердце поселилась глубокая печаль. Покои Велвет теперь стояли пустыми и молчаливыми. Потом что-то привлекло его внимание, и, наклонившись, он поднял изящную перчатку. Прижав ее к щеке, он вдохнул исходивший от нее слабый аромат левкоев, и слезы навернулись ему на глаза.
Медленно Патрик оторвал взгляд от реки и, подойдя к столу, налил себе бокал бургундского. Осушив его в три глотка, он налил себе еще один. Сидя перед тлеющим камином и придвинув к себе кувшин и чашу, он быстро напился и уснул, так как ночью выспаться толком не успел.
Проснувшись через некоторые время с сухостью во рту и бешеным пульсом, он взглянул на каминные часы — они показывали час пополудни. Поднявшись на ноги, он направился вниз. Тело Алекса, без сомнения, будет выставлено для прощания в главном зале.
Виллоу, конечно же, устроит ему хорошую головомойку за то, что он позволил Мурроу увезти Велвет, как будто бы он мог их остановить. Виллоу будет разгневана отсутствием у Велвет чувства такта и внешнего приличия, но они могут сказать всем, что вдова, убитая горем, просто не в состоянии присутствовать на похоронах, да и все равно тело отвезут в Шотландию. Это вполне удачное объяснение.
Спустившись, Патрик увидел Дагалда, слугу графа, входящего в дом, и поспешил навстречу ему.
— Вы уже привезли тело графа домой? — спросил он.
— Он слишком серьезно ранен, чтобы его можно было трогать, — ответил Дагалд, — но королевский врач сказал, что он еще проживет до глубокой старости.
Патрик Бурк вдруг почувствовал себя дурно. Он вспомнил требовательный голос старшего брата, спрашивающего у него: «Ты уверен?» Обретя вновь голос, он, задыхаясь, спросил:
— Алекс жив? Он не умер?
— Умер? — Дагалд казался удивленным. — С чего это вы взяли, милорд?
— Кровь, — беспомощно проговорил Патрик. — Это море крови, и Эссекс сказал, что де Боулт убил Алекса. Он так сказал.
— Эссекс! — пренебрежительно отозвался Дагалд. — Что, к чертям собачьим, понимает этот лощеный щеголь в смерти? Понадобится нечто большее, чем простой удар мечом, чтобы убить Гордона Брок-Кэрнского.
— Где Алекс?
— Они перенесли графа в ближайший дом, принадлежащий мистеру Уайту, серебряных дел мастеру. Дальше везти они не решились. Он останется там, пока рана не затянется достаточно хорошо. Мы подумали, что вы поскакали вперед, чтобы предупредить ее милость. Но она не приехала, и вот я здесь, чтобы успокоить ее и отвезти к мужу. Милорд выживет, хотя сейчас он и спит, наглотавшись лекарств, которые дал ему королевский врач.
— Боже! — простонал Патрик Бурк. — Что я наделал?! — Потом потребовал лошадь и вылетел в дверь, оставив слугу графа Брок-Кэрнского глядеть ему вслед с разинутым от удивления ртом.
Часть 3. АНГЛИЙСКАЯ РОЗА ВЕЛИКИХ МОГОЛОВ
Глава 8
С почти явственно слышным вздохом двор покинул королевский танцевальный зал. Столы были почти опустошены, музыканты уже разошлись. Торжественность Великого поста легла на людей, как некий темный плащ, и всем хотелось поскорее попасть домой.
Церковная служба, к счастью, оказалась недолгой, и дети Скай О'Малли скоро уже спускались по ступеням к речному причалу, где их ждала яхта. Велвет настояла, чтобы Патрик остался с ними, так же как и Мурроу, на эту последнюю ночь перед отплытием. Места было более чем достаточно для всех, и подгоняемая приливом яхта весело бежала вверх по Темзе к Стрэнду. Яхты Линмута и Брок-Кэрна мчались наперегонки, каждая стараясь приплыть домой первой. Груз они несли почти одинаковый, потому что, если Велвет и Алекс забрали к себе двух братьев, Робин и Эйнджел везли Виллоу и Джеймса. Оба судна пришли вместе, что явилось большим разочарованием для их шкиперов, так как победителю был обещан приз. Однако оба графа в приливе щедрости наградили своих людей, несмотря на ничью. Затем, пожелав друг другу спокойной ночи, они разошлись вместе с гостями по своим домам.
Комнаты Мурроу уже ждали его, а для Бурка быстро приготовили спальню. Патрик, поцеловав сестру, прошептал ей:
— Не волнуйся, малышка, с Алексом ничего не случится, я обещаю. Кроме того, де Боулт, по слухам, далеко не самый лучший боец на мечах.
Велвет состроила гримасу.
— Все это сплошная глупость, а эта мерзкая потаскушка будет еще несколько недель хвастать, что из-за нее мужчины дерутся на дуэли. Слава Богу, хоть нас здесь не будет.
Мурроу спрятал улыбку. С каждым днем Велвет становилась все больше похожей на свою мать.
— Мне сейчас попрощаться с тобой, Велвет, — спросил он, — или ты выберешься из своей теплой кроватки пораньше, чтобы проводить меня утром?
— Когда ты уезжаешь? — Велвет, казалось, колеблется. — Я должен покинуть Гринвуд не позже половины восьмого. Отлив наберет силу к одиннадцати.
— А когда всходит солнце? — спросила она спокойно.
— В полседьмого. — Алекс ободряюще взял ее за руку.
— Я встану, Мурроу, и провожу тебя.
Он кивнул и, нагнувшись, поцеловал ее, пожелав ей спокойной ночи.
Когда Велвет и Алекс улеглись в постель, она спросила:
— Эта дуэль и правда необходима? Я понимаю, что с моей стороны глупо бояться, но ничего не могу с собой поделать. Никогда никто из моих знакомых не дрался на дуэли.
Он привлек ее к себе.
— Нет никакой опасности, Велвет, дорогая. А теперь будь хорошей девочкой и поцелуй меня, моя прелесть.
Их губы слились в страстном поцелуе, но, когда его руки начали сладострастно бродить по ее обнаженному, налитому телу, она сбросила их, сердито проговорив:
— Нет, милорд! Тебе надо поспать хоть немного. Сейчас уже больше двух, и через четыре часа тебе уже надо быть на этом дурацком поле чести!
Он сдавленно выругался, но потом улыбнулся:
— Очень хорошо, дорогая, но не жалей потом, что отвергла меня сегодня. Подумай, какого чудного ребенка мы могли бы сделать этой ночью.
— А потом я должна буду объяснять ему, что его отец потерял ухо на дуэли через несколько часов после его зачатия, потому что не смог сдержать своей похоти, как какой-нибудь жеребец, в то время как ему надо было спать.
Алекс расхохотался.
— Маленькая мегера! — выругался он. Потом, еще раз поцеловав ее в губы, прижал ее к себе и, положив руку на одну из ее мягких грудей, заснул.
Велвет улыбнулась в темноте и с довольным вздохом подумала, что теперь ей больше не надо пить снадобье, по крайней мере пока не родится их первенец. Она жалела, что не позволила ему заняться с ней любовью, но, несмотря на всеобщие уверения в безопасности дуэли, она боялась. Потом решила, что это глупо. Даже если они будут драться мечами без наконечников, Алекс, конечно же, победит. Де Боулт намного старше. Она расслабилась и плотнее прижалась к мужу.
Когда Велвет пробудилась, рассвет уже разбросал свои краски по горизонту. Она было потянулась к Алексу, но затем, нахмурившись, все вспомнила. Эта проклятая дуэль! Дверь в спальню открылась, и в комнату поспешно вошла Пэнси.
— Вы уже проснулись, миледи? Вы говорили, что хотите проводить капитана О'Флахерти, а сейчас уже почти семь часов. — Она подала своей госпоже стеганый зеленый халат.
Велвет спустила ноги с постели и надела комнатные туфли. Встав, она накинула халат.
— Когда уехала его милость?
— Почти полчаса назад. Здесь до Брайтуотора всего несколько минут езды, но джентльмены не любят опаздывать на дуэли. Это считается оскорблением.
Велвет заставила себя улыбнуться.
— Я не знала, что ты так хорошо знакома с правилами дуэлей, Пэнси.
— О, вы удивитесь, мадам, узнав, чего я только не наслушалась при дворе от других слуг. Поговорить они любят.
Велвет рассмеялась. Пэнси всегда удавалось привести ее в хорошее расположение духа.
— Капитан О'Флахерти уже завтракал?
— Нет, миледи.
— Тогда попроси его прийти в гостиную и проследи, чтобы быстро подали еду. Он говорил, что должен выехать в половине восьмого.
— Слушаюсь, миледи, — ответила Пэнси и поспешила из комнаты.
Через несколько минут появились и Мурроу, и завтрак. Мурроу уже был одет по-дорожному. Он недавно отпраздновал свое тридцатидвухлетие, у него была прекрасная фигура, он очень походил на свою мать темными волосами и голубыми глазами и только квадратную челюсть унаследовал от своего отца Дома О'Флахерти.
Улыбнувшись, Мурроу поцеловал свою младшую сестру, пожелал ей доброго утра и сел за стол.
— Никак не могу привыкнуть к тому, что ты стала замужней женщиной, — сказал он с веселой снисходительностью. — Не могу дождаться, чтобы посмотреть на лицо матери, когда скажу ей об этом, не говоря уж об Адаме.
— Не говори им, — попросила Велвет. — Я хочу сделать им сюрприз, встретив их с внуком. Ты можешь представить, как будет выглядеть папа, если я встречу его в доках с младенцем на руках?
Мурроу аж застонал от восторга, вообразив себе эту картину. Адам де Мариско до безумия любил дочь, своего единственного ребенка. Его ни капельки не волновало, что Алекс Гордон не интересовался Велвет со дня их обручения, ибо Адам предпочитал сам быть главным мужчиной в жизни дочери, ревнуя дочь даже к ее единоутробным братьям, которые также очень любили Велвет. Виллоу с детства была настоящей чопорной английской мисс, всегда опекавшей их, а Дейдра — застенчивой и неуверенной в себе маленькой мышкой. Чертенком в семье была Велвет.
Мурроу вытер глаза, насмеявшись до слез.
— Мне хотелось бы доставить тебе это удовольствие, крошка, но мать, которая все эти месяцы была фактически заперта в этом раскаленном городе, будет рада выйти в море и может ввязаться еще в какие-нибудь приключения. Но я предложу ей достаточно вескую причину для скорейшего возвращения домой — твое замужество. Держу пари, когда мать узнает, что ты уже мужняя жена и даже, может быть, с ребенком, она захочет, чтобы у кораблей выросли крылья. Ты ей очень дорога, Велвет.
— И она мне, Мурроу. Да, лучше сказать им. Тогда у папы будет время, чтобы утихомирить свой горячий нрав. Теперь вы вернетесь в Англию в лучшем случае следующей зимой, братец. И тут же пошлите к нам нарочного, дав ему лучших лошадей, хорошо? Я буду чувствовать себя гораздо спокойнее, узнав, что мама и папа наконец-то благополучно вернулись домой.
— Хорошо, дорогая, — ответил он и, перегнувшись через стол, погладил ей руку.
— Как там Джоан и дети? — спросила она, накладывая ему солидную порцию яиц, сваренных в марсале и сливках и положенных на толстый ломоть розовой ветчины. — Вчера я закрутилась и сразу не спросила тебя о них. — Она налила в высокую кружку крепкого темного эля и подала ему.
— У них все прекрасно, но Генри очень недоволен, что я на этот раз не взял его с собой. Джоан, наоборот, очень была этому рада. Мы обещали парню, что он пойдет в море этой весной с дядями О'Малли. Это его несколько утешило. Могу ручаться, что Испанская Индия не покажется ему самым скучным местом на свете, хотя, должен признать, в разговорах с Джоан я сделал ее несколько более безопасной, чем это есть на самом деле. Ну да О'Малли не допустят, чтобы с ним что-нибудь случилось, а если парень хочет сделать море своим домом, ему много чему еще надо научиться. Он, к сожалению, не такой любитель книжной грамоты, как наш братец Эван.
Велвет кивнула и с аппетитом принялась за еду. Несколько минут они ели в молчании — в семье О'Малли любили хорошо поесть. Вдруг дверь распахнулась настежь, и в комнату ввалился Патрик, белый как полотно и с искаженным лицом.
Велвет взглянула на лорда Бурка и, схватившись руками за горло, выдавила только одно слово:
— Алекс?
— Глупейшая случайность! — взорвался лорд Бурк. — О Господи! Это было ужасно.
Комната поплыла у нее перед глазами, но нечеловеческим усилием воли Велвет не позволила себе упасть в обморок. Голос ее, когда она вновь обрела его, дрожал от страха:
— Что случилось, Патрик? Во имя Господа, скажи нам! — Мы приехали в Брайтуотор почти одновременно с лордом де Боултом. Эссекс уже был там с королевским доктором. Королева велела ему, сказал доктор, этим утром ехать с Робертом Деверексом. Господи! Есть ли что-нибудь на свете, о чем она не знает?
Велвет не сводила с него испуганных глаз.
— Что случилось, Патрик? — повторил Мурроу настойчиво. — Давай же, рассказывай.
— Оба, и Алекс, и лорд де Боулт, согласились с предложением Эссекса, чтобы на кончики мечей надеть восковые шарики. Дуэль началась, и оба они бились хорошо, но скоро лорд де Боулт начал уставать. Вдруг восковой шарик соскочил с конца его меча, а он споткнулся. Алекс просто не успел увернуться. Это была случайность, но лезвие проткнуло его. О Господи! Я никогда не видел так много крови! Эссекс закричал: «Господи, приятель, да вы же убили его!» Пока они выносили его с поля, я поскакал сюда, чтобы сообщить тебе, Велвет. Я не мог позволить, чтобы его привезли домой просто так… не предупредив тебя заранее. — Он заплакал. — О Господи, малышка моя, мне так жаль!
Велвет сидела в кресле очень прямо, с ничего не выражавшим бледным лицом. Братья молчали, и единственным звуком, который она слышала в тишине комнаты, было медленное успокаивающее тиканье каминных часов. И вдруг она разрыдалась. Слезы текли по ее лицу быстрым потоком. Через несколько секунд глаза у нее заболели от неутолимой печали.
— Мама! — жалобно всхлипывала она. — Я хочу к маме! На какое-то мгновение Мурроу был потрясен. Неужели Велвет до сих пор осталась ребенком? Потом до него дошло. Она не ребенок, а взрослая женщина. Алекс мертв, и она с этим смирилась. Теперь она звала кого-нибудь, кого любила так же глубоко, кто мог бы утешить ее в непереносимом горе. Он подошел к ней, и она плакала, уткнувшись ему в плечо, пока он нежно нашептывал ей что-то на ухо, пытаясь успокоить.
Через несколько минут слезы иссякли, и, взглянув на него, она произнесла ломающимся голосом:
— Возьми меня с собой, Мурроу. Пожалуйста, возьми меня с собой!
— Велвет! — Патрик Бурк наконец-то пришел в себя. — У тебя нет никакого уважения к памяти Алекса? Ты должна похоронить своего мужа, Велвет. Ты не можешь покинуть его просто так!
Она обернулась, чтобы взглянуть на него, и в ее зеленых глазах он увидел безысходную тоску.
— Почему я не могу покинуть его, Патрик? — горько спросила она. — Он же покинул меня! Я умоляла его не ввязываться в эту бессмысленную дуэль с лордом де Боултом, но нет, честь превыше всего, чего я, по-видимому, не способна понять, будучи женщиной. — Ее голос дрожал от боли и скорби. — Но одно-то я прекрасно понимаю, Патрик. Я стала вдовой через три месяца после свадьбы. И из-за чего? Из-за того, что двое взрослых мужчин не смогли признаться ни самим себе, ни друг другу, что эта мерзкая шлюха лжет? — Она опять расплакалась.
— Ты должна похоронить его, Велвет, — беспомощно повторил Патрик. — Похоронить его? — Голос ее вдруг стал хриплым от ужаса. — Я не могу хоронить его, Патрик! Опустить его в темную, сырую могилу? Господи, нет! И, кроме того, он не захотел бы, чтобы его хоронили здесь, в Англии. Пусть его люди забирают тело домой, в Дан-Брок. Он — последний граф Брок-Кэрнский. У него нет прямых наследников, и в этом виновата я! — Она с отчаянием взглянула на Мурроу и опять взмолилась:
— Возьми меня с собой, брат! Я не поеду в такую даль в Шотландию, да и что мне там делать? Я не вынесу всех этих соболезнований от нашей семьи и от двора. Я наверняка сойду с ума! Если в тебе есть хоть капля доброты, Мурроу, возьми меня с собой. Я умру здесь одна. О, Алекс, ну почему? Почему? Я не понимаю и никогда не пойму! — Она опять расплакалась, упав в кресло, спрятав лицо в руках, тонкие плечи тряслись от разрывающих душу рыданий.
Мурроу посмотрел на нее и глубоко вздохнул. Он обязательно должен отплыть сегодня. И так уже он задержался на целую неделю. Он только-только успеет достичь Индийского океана, чтобы захватить попутные ветра, прежде чем они переменятся на противные, и тогда пересечь это огромное пространство воды будет очень трудно, если вообще возможно. И все-таки, как он может уехать от нее? Он попытался уговорить сестру:
— Велвет, я бы взял тебя с собой, малышка, но я должен отплыть прямо сейчас, сегодня. Жизнь нашей матери зависит от моего скорейшего возвращения. Если я задержусь хотя бы на день, я упущу благоприятную погоду, которая мне необходима, чтобы безопасно пересечь Индийский океан. Я не могу ждать тебя!
— Я могу поехать сейчас, сегодня, — сказала она — — Все мои вещи упакованы для поездки на север.
— Но тебе понадобятся в Индии совсем другие, более легкие платья, дорогая. Там ужасно жарко и влажно.
— Пэнси знает, где что лежит, — уверила она его. — Пожалуйста, Мурроу, прошу тебя! Не оставляй меня здесь.
Мне нужна мама!
Он взглянул на часы на каминной полке и решился. Это, конечно, сумасшествие, но оставлять ее в таком состоянии опасно. Он верил, что ей будет лучше с ним, вдали от Англии. Боль утраты не станет от этого меньше, но быстрее забудется в другой обстановке.
— Ты сможешь быть готовой через час?
Напряжение моментально спало с Велвет.
— Да, смогу, — сказала она.
— Вы оба сошли с ума! — вскричал Патрик, но Велвет уже выбежала из комнаты, громко зовя Пэнси. Мурроу безнадежно передернул плечами. — Как я могу оставить ее здесь при таких обстоятельствах? — спросил он младшего брата. — Ты не понимаешь ее, а я понимаю. В этом отношении она такая же, как мать, — все чувствует острее, чем остальные люди. Если она любит, то всем сердцем, а если ненавидит и страдает, то точно так же. Боль утраты и все эти воспоминания об Алексе изгложут ее, если она останется здесь. Если же вернется в Королевский Молверн, то наша дорогая леди Сесили, эта добрейшая особа, будет нянчиться с ней, как с малым дитем, пока не превратит нашу сестру в безнадежно больного человека. — Он вдруг остро взглянул на Патрика. — Ты уверен? — спросил он. — Ты абсолютно уверен, что Алекс получил смертельную рану, Патрик?
Патрик Бурк выглядел обиженным.
— Ну конечно же, уверен, — огрызнулся он. — Он был весь залит кровью, и Эссекс с полной определенностью заявил, что он мертв. Они перенесли его в какой-то рядом стоящий дом, чтобы доктор мог оказать помощь в более или менее комфортных условиях, так как на улице пошел снег. Мурроу обнял брата за плечи.
— Я не уверен, что ты был прав, поспешив сюда с этой новостью, но что сделано, то сделано, и я не вижу другого выхода, кроме как забрать Велвет с собой.
Вскоре после этого от маленькой пристани Гринвуда отчалила яхта и пошла вниз к лондонской гавани, где стоял корабль Мурроу «Морской сокол», дожидаясь отлива. Из окна на втором этаже Патрик Бурк наблюдал за их отплытием, и в его сердце поселилась глубокая печаль. Покои Велвет теперь стояли пустыми и молчаливыми. Потом что-то привлекло его внимание, и, наклонившись, он поднял изящную перчатку. Прижав ее к щеке, он вдохнул исходивший от нее слабый аромат левкоев, и слезы навернулись ему на глаза.
Медленно Патрик оторвал взгляд от реки и, подойдя к столу, налил себе бокал бургундского. Осушив его в три глотка, он налил себе еще один. Сидя перед тлеющим камином и придвинув к себе кувшин и чашу, он быстро напился и уснул, так как ночью выспаться толком не успел.
Проснувшись через некоторые время с сухостью во рту и бешеным пульсом, он взглянул на каминные часы — они показывали час пополудни. Поднявшись на ноги, он направился вниз. Тело Алекса, без сомнения, будет выставлено для прощания в главном зале.
Виллоу, конечно же, устроит ему хорошую головомойку за то, что он позволил Мурроу увезти Велвет, как будто бы он мог их остановить. Виллоу будет разгневана отсутствием у Велвет чувства такта и внешнего приличия, но они могут сказать всем, что вдова, убитая горем, просто не в состоянии присутствовать на похоронах, да и все равно тело отвезут в Шотландию. Это вполне удачное объяснение.
Спустившись, Патрик увидел Дагалда, слугу графа, входящего в дом, и поспешил навстречу ему.
— Вы уже привезли тело графа домой? — спросил он.
— Он слишком серьезно ранен, чтобы его можно было трогать, — ответил Дагалд, — но королевский врач сказал, что он еще проживет до глубокой старости.
Патрик Бурк вдруг почувствовал себя дурно. Он вспомнил требовательный голос старшего брата, спрашивающего у него: «Ты уверен?» Обретя вновь голос, он, задыхаясь, спросил:
— Алекс жив? Он не умер?
— Умер? — Дагалд казался удивленным. — С чего это вы взяли, милорд?
— Кровь, — беспомощно проговорил Патрик. — Это море крови, и Эссекс сказал, что де Боулт убил Алекса. Он так сказал.
— Эссекс! — пренебрежительно отозвался Дагалд. — Что, к чертям собачьим, понимает этот лощеный щеголь в смерти? Понадобится нечто большее, чем простой удар мечом, чтобы убить Гордона Брок-Кэрнского.
— Где Алекс?
— Они перенесли графа в ближайший дом, принадлежащий мистеру Уайту, серебряных дел мастеру. Дальше везти они не решились. Он останется там, пока рана не затянется достаточно хорошо. Мы подумали, что вы поскакали вперед, чтобы предупредить ее милость. Но она не приехала, и вот я здесь, чтобы успокоить ее и отвезти к мужу. Милорд выживет, хотя сейчас он и спит, наглотавшись лекарств, которые дал ему королевский врач.
— Боже! — простонал Патрик Бурк. — Что я наделал?! — Потом потребовал лошадь и вылетел в дверь, оставив слугу графа Брок-Кэрнского глядеть ему вслед с разинутым от удивления ртом.
Часть 3. АНГЛИЙСКАЯ РОЗА ВЕЛИКИХ МОГОЛОВ
Сколь прелестный инструмент являет собой женщина, когда на нем играют умело;
Скаль способна она к самой изысканной гармонии
Или мастерскому исполнению самых сложных
Проявлений любви И награждению самыми божественными
Из эротических наслаждений.
Анаша Ранга
Глава 8
На улице стоял жаркий полдень, и Ялал-уд-Дин Мухаммад Акбар, властитель империи Великих Моголов, восседал на своем троне, верша дела своей страны. Он чувствовал себя усталым и раздраженным. Воздух в приемном зале дивана был тяжелым от влажности, а из туч над дворцом уже готов был обрушиться очередной ливень. Он вздохнул, когда из-под его маленького, плотно повязанного тюрбана, скроенного так, что он удовлетворял запросам и мусульманской, и индуистской моды, на лицо скатилась еще одна капля пота. Был сезон муссонов. Он чувствовал их влажное дыхание на своей коже цвета спелой пшеницы, несмотря на то что его переливчато-синие шелковые шаровары и золотистая блуза — кабайя — были легкими и свободными. Его личный раб-телохранитель нагнулся и вытер ему пот с лица. Властитель благодарно улыбнулся слуге, хотя больше всего мечтал о ванне и прохладном ветре.
— И теперь. Величайший, последний вопрос, — сказал Рамеш, хан-и-шаман его двора. — Сегодня прибыл новый караван с подарками от португальского губернатора в Бомбее. Они направлялись в твою столицу, в Лахор, но, узнав, что ты здесь, в Фатхнур-Сикри, прибыли прямо сюда.
Акбар поднял к небу выразительные темные глаза.
— Дай мне подумать, — сказал он, иронически улыбнувшись. — Десяток более или менее сносных лошадей, несколько второсортных боевых слонов, по меньшей мере пара заеденных москитами охотничьих кошек, еще один портрет какого-нибудь христианского святого или великомученика и кисет плохоньких драгоценных камней. — Он глубоко вздохнул. — Почему португальцы так упорно шлют мне никудышных боевых слонов и еще более никудышные драгоценности, Рамеш? Они абсолютно ничего не понимают ни в том, ни в другом. Разве я не прав, старый друг?
Рамеш, главный управляющий делами своего повелителя, любяще улыбнулся своему властелину.
— Ты прав, Величайший, но на этот раз португальцы добавили еще два подарка. Один тебе понравится, что же до другого… — Он пожал плечами.
— Что-то еще? — Акбар был удивлен, ибо щедрость португальцев всегда была весьма ограниченной. Они гораздо сильнее были заинтересованы в том, чтобы как можно больше взять из Индии, чем что-то дать ей. — Ну, Рамеш, — сказал он, — что же португальцы добавили к своему великолепному каравану на этот раз, чтобы порадовать и удивить короля варваров?
— Что тебе понравится. Величайший, так это осыпанные драгоценностями часы, отбивающие каждый час, — ответил главный управляющий.
Глаза Акбара загорелись от удовольствия, так как он очень любил всякие механические игрушки.
— И? — спросил он. Лицо Рамеша посерьезнело.
— Португальцы послали тебе женщину, Величайший.
— Женщину? — Властитель был удивлен. — Португальцы думают, что мой гарем еще недостаточно полон? — Потом ему стало любопытно. — Что за женщина, Рамеш? Какая-нибудь карлица, чтобы повеселить меня, или еще какой-нибудь уродец женского пола?
— Насколько я понимаю, она европейка. Величайший. И уж точно, что она не из наших краев или Китая, — ответил главный управляющий.
— Чем же она тебе не понравилась, Рамеш?
Главный управляющий секунду поколебался, потом ответил:
— Я полагаю, португальцы хотели доставить тебе удовольствие, но эта женщина, я убежден, просто буйнопомешанная. У меня есть опасения, что она прислана убить тебя, и я боюсь за твою безопасность.
Интерес Акбара все больше разгорался, и он вдруг обнаружил, что снедавшее его раздражение улетучилось. Весь день он просидел в удушающей духоте, терпеливо выслушивая разнообразные, иногда очень запутанные жалобы своих подданных и разрешая деликатные споры, постоянно возникавшие между религиозными и политическими группировками. Ему необходимо отвлечься, и, кажется, такая возможность представилась.
— Пусть женщину приведут ко мне, — приказал он. — Я хочу взглянуть на нее.
— Господин, — запротестовал Рамеш, — я боюсь за тебя и, кроме того, могу поклясться, что она, как эти драгоценные камни и слоны, не представляет собой ничего особенного. Кожа у нее очень белая, за исключением рук, лица и ног, загоревших по пути от побережья. Португальский губернатор не позаботился даже дать ей слона, или верблюда, или, на худой конец, простые носилки. Ничего не могу сказать о цвете ее волос, настолько они грязные и, подозреваю, кишат вшами и блохами. Глаза у нее, кажется, светлые. Никогда не видел ничего подобного. Очень уродливое существо. Позволь мне послать ее на кухню, может быть, там ей найдут применение. Акбар рассмеялся.
— Я не могу отправить подарок португальцев на кухню, — сказал он. — Я должен хотя бы взглянуть на нее, а потом ее можно будет отправить в гарем. А теперь перестань причитать, как старуха, Рамеш, и давай сюда женщину.
Хан-и-шаман сделал знак одному из своих подчиненных, который тут же поспешил выйти из приемной залы. Несколькими минутами позже нечеловеческий визг пронзил воздух, заставив вздрогнуть всех находившихся в раскаленной комнате. Они услышали женский голос, сердито что-то выкрикивающий, который становился все ближе и ближе, пока двойные двери, ведущие в приемную залу, не распахнулись и двое слуг не втащили в нее голое, отчаянно сопротивляющееся существо, которое визжало и вырывалось из их рук. Тяжелые гладкие волосы метались вокруг ее тела.
— Уберите свои грязные руки от меня, вы, бабуины! — сердито кричала она, но они точно так же не понимали ее протестов, как и она их приказов.
— На колени, женщина! Ты находишься в присутствии самого Властителя! — Они пытались силой поставить ее на колени, — но женщина каким-то непонятным образом вдруг вырвалась и, сорвав с одного из слуг, державших ее, накидку, попыталась прикрыть свою наготу. Потом голой ногой ударила другого, попав ему в самое уязвимое и нежное место.
— А-р-р-р! — прохрипел пострадавший, падая на пол и подтягивая колени к животу.
В общей неразберихе, последовавшей вслед за этим, женщина нагнулась и, быстро выхватив у своей жертвы кинжал, отбежала и забилась в угол, выставив перед собой оружие, угрожая своим мучителям.
— Только подойдите ко мне — и, клянусь, я убью любого, — пригрозила она.
— Ай-яй, — запричитал хан-и-шаман, качая головой из стороны в сторону, — я знал, что это существо принесет всем нам несчастье. У нее дьявольский глаз. Я уверен! Зовите стражу, пока она не причинила вреда Властелину!
— И теперь. Величайший, последний вопрос, — сказал Рамеш, хан-и-шаман его двора. — Сегодня прибыл новый караван с подарками от португальского губернатора в Бомбее. Они направлялись в твою столицу, в Лахор, но, узнав, что ты здесь, в Фатхнур-Сикри, прибыли прямо сюда.
Акбар поднял к небу выразительные темные глаза.
— Дай мне подумать, — сказал он, иронически улыбнувшись. — Десяток более или менее сносных лошадей, несколько второсортных боевых слонов, по меньшей мере пара заеденных москитами охотничьих кошек, еще один портрет какого-нибудь христианского святого или великомученика и кисет плохоньких драгоценных камней. — Он глубоко вздохнул. — Почему португальцы так упорно шлют мне никудышных боевых слонов и еще более никудышные драгоценности, Рамеш? Они абсолютно ничего не понимают ни в том, ни в другом. Разве я не прав, старый друг?
Рамеш, главный управляющий делами своего повелителя, любяще улыбнулся своему властелину.
— Ты прав, Величайший, но на этот раз португальцы добавили еще два подарка. Один тебе понравится, что же до другого… — Он пожал плечами.
— Что-то еще? — Акбар был удивлен, ибо щедрость португальцев всегда была весьма ограниченной. Они гораздо сильнее были заинтересованы в том, чтобы как можно больше взять из Индии, чем что-то дать ей. — Ну, Рамеш, — сказал он, — что же португальцы добавили к своему великолепному каравану на этот раз, чтобы порадовать и удивить короля варваров?
— Что тебе понравится. Величайший, так это осыпанные драгоценностями часы, отбивающие каждый час, — ответил главный управляющий.
Глаза Акбара загорелись от удовольствия, так как он очень любил всякие механические игрушки.
— И? — спросил он. Лицо Рамеша посерьезнело.
— Португальцы послали тебе женщину, Величайший.
— Женщину? — Властитель был удивлен. — Португальцы думают, что мой гарем еще недостаточно полон? — Потом ему стало любопытно. — Что за женщина, Рамеш? Какая-нибудь карлица, чтобы повеселить меня, или еще какой-нибудь уродец женского пола?
— Насколько я понимаю, она европейка. Величайший. И уж точно, что она не из наших краев или Китая, — ответил главный управляющий.
— Чем же она тебе не понравилась, Рамеш?
Главный управляющий секунду поколебался, потом ответил:
— Я полагаю, португальцы хотели доставить тебе удовольствие, но эта женщина, я убежден, просто буйнопомешанная. У меня есть опасения, что она прислана убить тебя, и я боюсь за твою безопасность.
Интерес Акбара все больше разгорался, и он вдруг обнаружил, что снедавшее его раздражение улетучилось. Весь день он просидел в удушающей духоте, терпеливо выслушивая разнообразные, иногда очень запутанные жалобы своих подданных и разрешая деликатные споры, постоянно возникавшие между религиозными и политическими группировками. Ему необходимо отвлечься, и, кажется, такая возможность представилась.
— Пусть женщину приведут ко мне, — приказал он. — Я хочу взглянуть на нее.
— Господин, — запротестовал Рамеш, — я боюсь за тебя и, кроме того, могу поклясться, что она, как эти драгоценные камни и слоны, не представляет собой ничего особенного. Кожа у нее очень белая, за исключением рук, лица и ног, загоревших по пути от побережья. Португальский губернатор не позаботился даже дать ей слона, или верблюда, или, на худой конец, простые носилки. Ничего не могу сказать о цвете ее волос, настолько они грязные и, подозреваю, кишат вшами и блохами. Глаза у нее, кажется, светлые. Никогда не видел ничего подобного. Очень уродливое существо. Позволь мне послать ее на кухню, может быть, там ей найдут применение. Акбар рассмеялся.
— Я не могу отправить подарок португальцев на кухню, — сказал он. — Я должен хотя бы взглянуть на нее, а потом ее можно будет отправить в гарем. А теперь перестань причитать, как старуха, Рамеш, и давай сюда женщину.
Хан-и-шаман сделал знак одному из своих подчиненных, который тут же поспешил выйти из приемной залы. Несколькими минутами позже нечеловеческий визг пронзил воздух, заставив вздрогнуть всех находившихся в раскаленной комнате. Они услышали женский голос, сердито что-то выкрикивающий, который становился все ближе и ближе, пока двойные двери, ведущие в приемную залу, не распахнулись и двое слуг не втащили в нее голое, отчаянно сопротивляющееся существо, которое визжало и вырывалось из их рук. Тяжелые гладкие волосы метались вокруг ее тела.
— Уберите свои грязные руки от меня, вы, бабуины! — сердито кричала она, но они точно так же не понимали ее протестов, как и она их приказов.
— На колени, женщина! Ты находишься в присутствии самого Властителя! — Они пытались силой поставить ее на колени, — но женщина каким-то непонятным образом вдруг вырвалась и, сорвав с одного из слуг, державших ее, накидку, попыталась прикрыть свою наготу. Потом голой ногой ударила другого, попав ему в самое уязвимое и нежное место.
— А-р-р-р! — прохрипел пострадавший, падая на пол и подтягивая колени к животу.
В общей неразберихе, последовавшей вслед за этим, женщина нагнулась и, быстро выхватив у своей жертвы кинжал, отбежала и забилась в угол, выставив перед собой оружие, угрожая своим мучителям.
— Только подойдите ко мне — и, клянусь, я убью любого, — пригрозила она.
— Ай-яй, — запричитал хан-и-шаман, качая головой из стороны в сторону, — я знал, что это существо принесет всем нам несчастье. У нее дьявольский глаз. Я уверен! Зовите стражу, пока она не причинила вреда Властелину!