Как-то Малинин пришел к Доброславу с чертежом большого самострела-арбалета. Тут же набросал рисунок катапульты — можно бросать на врагов не только один большой камень, но несколько поменьше, чтобы поразить больше противников.
   Доброслав оценил, и умельцы быстро сладили несколько рамочных механизмов.
   Здесь не знали взрывчатых веществ. Почему? Во всем воля Бога-Отца.
   А Сергей злобился, потому что в близком соседстве на одной планете их общего мира и этого зоопарка видел лишь извращенное чудачество. И понимал Исаева — когда-нибудь и он доберется! И еще ему сейчас не хотелось вспоминать о Лене…
   Сергей расспрашивал об обрах. Кто такие? Почему? Все пожимали плечами: не люди, что с них, кроме жизней, возьмешь. Не ты, так они тебя убьют обязательно. Приходят на верховых лорках, но есть еще и тарканы — огромные ярко-зеленые животные с красным костяным гребнем на голове и шее. Эти волокут длинные телеги, поэтому их используют только в степи. Было известно, что обры, лорки и тарканы, как и все животные, используемые слугами тьмы, имеют холодную кровь. Они другие. Они от змей и гадов ползучих. И они, пока Бог-Император отсутствует, захватили власть в его дворце… Людям надо продержаться, пока Бог-Отец не возвратится и не наведет порядок.
   Сергей спросил у вождя, почему все уверены, что Бога-Императора нет во дворце, и тот оказался удивлен:
   — А как же иначе? Он разве смирился бы с существованием обров?
   Логика, конечно, была неотразимой, но Сергея это не убедило.
   Обрадовавшись его любопытству, подступил Малинин. Говорил об Олимпе, о богах, перессорившихся друг с другом, о Христе, пришедшем на смену племенным богам, когда кому-то (людям? Всевышнему?) понадобилось объединить разноплеменную массу под единое начало.
   — Бог есть, — говорил философ и писатель, — потому что разум появляется тогда, когда возникает религия, вера в высшие силы — атрибут разума. Но образы Богов— это образы и подобия общественного идеала данной среды. Поглядите на нашего Бога-Отца, — приглушал он свой голос, — это дикий свирепый боец, как и все здесь, готовый немедленно сражаться и умереть. И, конечно, победить. Кстати, если бы не наш светско-идиотско-спортивный тренинг, я не знаю, как бы мы вписались в здешнее воинство. Теперь я с благодарностью вспоминаю своих наставников по фехтованию, борьбе и верховой езде. Нас словно бы специально готовили к отправке сюда.
   Изредка шли слабые дожди. Облака, лениво плывущие по небу, вдруг грозно сгущались, темнел воздух без света, но раскаленная степь на лету испаряла влагу, отталкивая водяные тучи. Земля иссыхала, струйка ручья утончалась.
   Проходили дни, недели, и однажды к вечеру, когда солнце уже опускалось к горизонту, тоскливо завыл рог дневального на башне, ибо должен был извещать только об одном — о том, к чему все готовились, но о чем не хотелось и думать, — идут.
   Вскоре все увидели в степи то, что раньше углядел дозорный, — торопливо скачущего гонца. Все понимали без слов, что означает загнанный вид коня и то, что разведчик скакал один — второй пал в гонке со временем. Переглянувшись, тренировавшиеся бойцы стали собираться в городище. Сергей молча смотрел в степь сквозь дрожащий и мутноватый к концу дня воздух.
   — Вот и дождались… — тихо сказал кто-то рядом. Гонец сообщил, что обры затопили собой степь. Идет воевать не меньше двадцати тысяч воинов.
   Страшное дело! Обры пришли за окончательным расчетом.
   Доброслав стал собирать отряд охотников выехать навстречу врагу. Набрал сотню бойцов, большим числом воинов рисковать не стал. Отряд должен был просто прощупать пришедших врагов, оценить их силу, не вступая в серьезную схватку. Но риск погибнуть был уже здесь, поэтому воевода и послал так мало людей.
   С отрядом вызвались поехать Сергей и Михайлов. Пока все паломники держались вместе, не желая растворяться в реалиях этого мира, — все-таки основной их целью оставался дворец Бога-Императора, а не чужая война. Сергей продолжал чувствовать свою ответственность за них, он разрешил Виктору ехать, не подозревая о последствиях.
   А Доброславу было все равно, он был даже рад — своих двоих бойцов он тут же отозвал из отряда.
   Старшим у них был молодой воин по имени Радим, невысокий, но широкий и мощный телом. На коне он сидел как влитой, будто был со своим конем одним целым.
   Каждому из воинов выделили по запасному коню. Иначе в степь не ходили. Все ехали друг за другом. Старались прижиматься к опушкам рощ. В иных местах казалось, что леса больше, чем ровного места, а все же степь.
   Высоко, не шевелясь, висел над их головами орел-беркут, оглядывая землю и людей, одинаковых для него, как муравьи в траве.
   На каждом из бойцов были холщовые штаны, заправленные в кожаные сапоги на толстой подошве, рубахи, вышитые у ворота, на головах — плоские колпаки-подшлемники. Сзади к седлу приторочен плащ и безрукавка из козьей шкуры мехом наружу. Спереди — сумка с походной мелочью. Меч висел на левом боку, удерживаемый кожаной перевязью. Рукоять длинного ножа торчала за голенищем правого сапога. У каждого колчан с тремя десятками стрел, лук со спущенной тетивой, притороченный к седлу. Круглый деревянный щит, окантованный железом по краю и с железными бляхами по всему полю, висел на длинном ремне за спиной.
   По дороге встречалось много зверей, козы, свиньи, дикие лошади, антилопы, бизоны — все быстро или нехотя уступали дорогу. Однажды, на четвертый день пути, увидели пятерых огромных, зеленых, с красным гребнем, странно и вызывающе чуждых животных — тарканов. Радим долго всматривался, разглядывая зверей, мирно пережевывающих траву и лишь изредка, рывком передвигавших тело с места на место. Опасности не было. Радим махал рукой — в путь.
   Встретились и дикие лорки. Пронеслись вереницей, словно чудовищные страусы, и исчезли вдали.
   Еду с собой не взяли. Немного хлеба на первое время, щепотка соли. На ходу, не задерживаясь, били добычу. Кто-нибудь привязывал к седлу свинью, оленя или антилопу и спешил догнать товарищей. По степи вдаль и вширь катились травяные волны. Лес расступился по сторонам, спустился в балки, где еще журчали свободные воды ручьев.
   А врага все не было.
   На седьмой день встретили своих дозорных, неспешно отступающих перед чудовищной силой вражеского войска. Сергея поразили постаревшие лица разведчиков — в общем-то молодые воины, старшему не было и тридцати, увидев воочию силу, пришедшую уничтожить людей и их семьи, вмиг обрели зрелость. Все готовились к смерти: или врага, или своей.
   От обров уходили не спеша, враги все равно не могли догнать конных на своих лорках. Увидев войско врагов, уже не хотели терять его из вида. Боялись, что невидимый враг станет еще сильнее. Но и бодрились — дело сделано, свои к сечи готовы, а там — Бог-Отец поможет. Готовность увидеть рядом врагов переводила мысли на дом и грядущее сражение. Воины думали о семьях, о земле, о жизни… И страх за своих близких излечивал от страха за себя…

Глава 5. ЗАСАДА

   Шел уже третий день, как обры гнались за ними. Люди могли бы уйти, их кони резвее лорков, те берут выносливостью, но Радим готов к игре со смертью.
   За ними все время ехал отряд в несколько сот всадников. Основное войско, отягощенное обозом, не замечает маленькую горстку врагов. Следопыты-обры давно уже высчитали их количество, догадались, что это разведчики, и доложили вождям.
   Жара не спадала, короткие ночи были теплы, днем степь дышала зноем, как прогоревший костер — углями. Об ожидавшей впереди большой войне не думали ни люди, ни преследующий их отряд противника. В степи были они одни, их догоняла только смерть. А может, обров? Видеть друг друга привыкли обе стороны. Обманывая врага, забывали об опасности, привыкали дергать тигра за усы. В конце концов, и самый осторожный был готов проверить себя схваткой. Избиение разведчиков-обров несколько недель назад наполнило сердца верой в свои силы. Чтобы сейчас обмануть врага, делали вид, что не могут ускользнуть. Преследователи безжалостно погоняли своих лорков. Те бежали, от изнурения распахнув широкие клювы. Шла игра, где соревновались не только сила против силы, но и хитрость против хитрости.
   Наконец Радим решился. Выбрал время и указал место засады. За короткий поход привыкнув друг к другу, каждый без суеты выбирал себе место рядом с товарищем.
   А обры приближались. Сквозь просветы в ветвях Сергей видел вырастающих врагов. Нападающий страшен той быстротой, с которой настигает тебя. Волков оглядывается на Виктора. Тетива давит ему на нос, но Виктор этого не замечает, смотрит поверх стрелы.
   Лорки пожирают расстояние, бегут ровной рысью, плавно неся на спине раздувшихся от лат хозяев. Шеи лорков вытянуты вперед, клювы приоткрыты. Сергей же в эти мгновения думает о шерсти, покрывающей их тела и мосластые, не по-птичьи тяжелые кости, с которых сам срезал вареное мясо в урочище после боя.
   Обры, не видя людей, но чувствуя их близость, кричат, потрясая копьями, серо-зеленые морды и что-то ярко-розовое в открытых пастях: язык, небо?..
   Противники запнулись и внезапно стали стеной на поляне. Что-то задумали. Нет времени уточнять…
   Вдруг за спинами людей в лесу слышатся те же вопли, что и впереди, и до самых тугодумных доходит, что их обошли, что засады не получилось.
   Радим, не медля, командует сигнал к атаке, на ходу меняя план боя. Обры сзади еще не успели приблизиться, лоркам нужна степь, в лесу они передвигаются еще хуже. Время совсем остановилось. С момента обнаружения обров сзади прошло всего ничего — тетива продолжает раздавливать нос Михайлова, конь под соседним воином так и не дрогнул…
   Дико, сильно вопят зверолюди, уже торжествуя победу, и Радим гортанно выдыхает сигнал-крик вместе со стрелой… от которой не отвести взгляда, но, опомнившись, рука уже тянет-рвет тетиву. Не было отдельно ни людей, ни коней, ни стрел — был общий порыв ненависти, силы, боевого гнева, спаявший их в непобедимое целое.
   Выскочив из леса, еще раз приостановились. Снова разом пустили стрелы. Радим, оценивая отпущенное им время до прямого столкновения, позволил стрелять. Сергей смотрел, как наконечник ложился выше полированных лат, и стрела, взметнувшись вверх и сразу уменьшаясь, летит к обру, чтобы вонзиться в него занозой.
   Тетива звенела беспрестанно — никто не жалел стрел. Пущенная из тяжелого лука стрела на эти двести шагов пробивала латы обров и по самое оперение втыкалась в лорков.
   Время остановилось, только пели стрелы и падали, падали обры и лорки… Люди не мигая брали цель, высоко поднимаясь на стременах, и вместе со стрелами пели сердца…
   По команде все прекратили стрельбу. Опережая вырвавшихся из леса за спиной первых обров, рванули коней вперед. Сергей ударил каблуком по екнувшему брюху коня и, казалось, взвился над землей. Едва пустив коней вскачь, мигом пересекли ставшее непреодолимым для врагов расстояние.
   Из-за шеи умирающего лорка обр протянул руку с мечом. Легко угадав движение, Сергей отклонил лезвие и срубил звериную голову. Рядом с ним товарищи довершали побоище. Несколько человек стреляли в надвигавшихся со стороны леса нерасторопных обров. Откуда-то издали доносился зов сигнальных рогов и рев самих лорков.
   Люди хватали стрелы из колчанов мертвых врагов, зная, что теперь до самых селений может не выпасть случая пополнить запасы. Радим громко приказывал пересаживаться на свежих лошадей.
   Теперь не было нужды играть в кошки-мышки со смертью — всадники пускали коней во всю мочь, оставляя за спинами растерявшихся врагов. Теперь все верили в свои силы, все видели, что обров можно бить, и души их наполнялись надеждой.
   Мощно скакали их кони, Сергей упивался горьковатым ветром, остужающим тело, и вдыхал, вдыхал запах леса, степи, победы… Все были горды победой, с ними летела слава, они были счастливы!

Глава 6. БОГАМ ТОЖЕ НУЖНЫ ПОДПОРКИ

   Ночью Виктор отпросился у Радима отъехать к войску обров. Враги кажутся страшнее, когда их не знаешь. От такого множества своих сил они должны быть беззаботны. Михайлов хотел пощупать их ночную оборону.
   Радим подумал и отпустил, но приказал быть с первыми петухами в отряде.
   Виктор предложил Сергею ехать с ним. Радим и тут согласился, а Волков тем более не возражал.
   Они не хотели помощников, а Радим не предложил, видно полагая, что если пропадут охотники, то пусть менее опытные: не так тяжела потеря племени.
   По пути, знакомому днем и лишь узнаваемому сейчас ночью, они добрались до ближайшей рощи. Здесь ре шили привязать коней, а дальше идти пешком. Близость войска угадывалась низким гулом голосов людей и животных и заревом множества костров. Низко пригибаясь, чтобы их не было видно на фоне неба, они продвигались вперед.
   Звезды и вышедшая луна высветлили море травы до юрт, очерченных круглой тенью вдали, и вмиг сделали их затею бессмысленной. Слева — засадная роща, где они сегодня так удачно приняли бой, дальше еще один лесок — правее и ближе к лагерю врагов. Сильно звенели цикады, огромные летучие лисицы резали небо ломаными тенями, мягко мышковали совы. Скоро пора будет возвращаться обратно.
   Но вдруг, так же неожиданно, как и появилась, луна спряталась за облака. Сначала словно легкой кисеей завесило сверкающий диск, потом завеса становилась все гуще, и вот уже скрылось ночное светило, будто его и не было.
   Они шли, пригибаясь все сильнее, стараясь продвигаться без малейшего шума. Под легким низовым ветерком шумели волны ковыля. Рядом кто-то громко вздохнул и сочно зачавкал. Они упали в траву и метрах в двадцати увидели длинные шеи трех лорков и настороженно всматривающихся в степь крокодильи рыла обров.
   — Показалось, — послышался немного пришепетывающий голос. — Да и кому здесь быть, эти собаки давно уже драпают без оглядки.
   — Догоним, — высказался другой. — Догоним и всех прикончим. Давно я уже не пробовал сладкого мяса.
   — На этот раз сладкого будет много, — проговорил еще один собеседник.
   Голоса были вполне человеческими и казались странно несовместимыми с теми страшными силуэтами. Они с Виктором медленно, осторожно поползли вперед. Обры, как рассказывали им товарищи по оружию, не обладали хорошим обонянием. Лорки тоже.
   Сергей с Виктором приблизились вплотную, и здесь, в пяти метрах, видимые лишь как темные силуэты на фоне более светлого, чем земля, неба, обры перестали быть страшными. Сергей представил, что это люди, что их трое, и ему показались смешны их предосторожности.
   Он сжал локоть Виктора, подтянул его ухо к губам и прошептал, что начнет первым, а тот пусть только помогает. Потом медленно, чтобы не лязгнуть железом, вытащил меч и молча прыгнул вперед.
   Одну голову он срубил на лету. Второй обр вырос с приглушенным клекотом… который Сергей прервал, вонзив в горло лезвие, пока вытаскивал меч, мог слышать хрипенье, свистящий скрежет стали о хрящи, бульканье…
   Все произошло очень быстро. Заканчивая со вторым, Сергей видел метнувшегося Виктора, прыгнувшую ему навстречу рычащую тень, мгновенный, очень громкий лязг стали, всхлип рассекаемой плоти и, как завершение — возобновившееся в тишине чавканье не обративших на них никакого внимания лорков.
   — Уходить надо, — сказал Сергей. — Расплата близко — кто-то мог услышать звон железа.
   — Да, — ответил Виктор, но каким-то напряженным голосом, — расплата должна прийти.
   Сергей повернулся и успел лишь запечатлеть гаснущим сознанием мелькнувший топор, обухом которого паломник-побратим лишил его сознания. И Сергей подумал вмиг перед погружением во тьму, что это и есть конец.
   Оказалось, нет. Боль ли?.. Нет, очнулся, конечно, не из-за боли. Хотя он действительно чувствовал страшную тяжесть в затылке. И непонятное ощущение, грубое… Сергей только через несколько секунд понял, что его за связанные в запястьях руки волокут по жесткой траве, все-таки смягчающей удары о кочки, выбоины…
   Луна, словно прожектор в лагерной зоне, освещала все, и реальность, которую даже подобный способ транспортировки только подчеркивал, представлялась горше некуда.
   Его за веревку волок за собой верховой обр. Другие пять-шесть всадников скакали рядом. Сергей действовал бессознательно, давая свободу инстинкту: на ходу извернувшись вперед ногами, сумел подняться и побежать за лорком. Пришлось делать громадные прыжки и не забывать подтягивать веревку. Мозг, не поспевая за действием, лишь фиксировал — гигантский, совсем овечий огузок и мерно, поршнями работающие ноги оказались совсем рядом. Сергей дернул веревку на себя и прыгнул вперед. В тот момент, когда он уже сидел за спиной обра, один из всадников, вильнув, приблизился на ходу и ловко, но как-то буднично огрел его по голове чем-то жестким. Вновь теряя сознание, Сергей чувствовал, как его, не прекращая скачки, укладывают поперек седла, словно бы он оказал обрам услугу, взобравшись самостоятельно.
   Сергей и на этот раз пришел в себя довольно скоро. Наверное, при подходе к лагерю его вновь сбросили на землю, и последний отрезок пути он скользил и катился по траве вслед за лорками. Потом последовал еще один рывок — и кто-то остановил его безвольное тело ногой. Сергей прибыл.
   Некоторое время вокруг шумели. Кто-то кричал, всех перебивал рокочущий властный голос. На Сергея вылилось море воды, его вздернули за грудки, поставили на ноги и стали мерно бить по щекам чем-то шершавым — ладонями, конечно.
   Наконец пришел в себя. Волков стоял на импровизированной площади, окруженной горящими кострами. Здесь же находилась темная юрта. У входа в нее стояло несколько часовых, охранявших вождя или полководца. На шесте трепыхалось знамя. Предводитель в светлом полосатом халате был рядом. Властный голос принадлежал ему.
   — Что там с ним?
   . — Величайший, он уже пришел в себя, — доложил кто-то.
   — Кто ты? Сколько вас? Как хочешь умереть? — прогремел уже слышанный им начальственный рык.
   Сергей, собираясь с мыслями, посмотрел на вождя.
   — Ударьте его, а если не ответит и после этого, прикончите… — повелел Величайший.
   Волков немедленно получил по зубам и сплюнул кровь.
   — Кто ты?
   — Паломник к Богу-Императору, — ответил он.
   — Ты врешь!.. Когда ты пришел?
   — Несколько дней назад.
   — Сколько вас?
   — Восемь человек.
   — Все находитесь у собак-людей?
   — Да, среди людей.
   — Зачем ты напал на дозор?
   — Я человек.
   — Ты паломник, а мы — первые слуги Господа.
   Странно все это было. Странно выглядела сама ситуация, которая, впрочем, на самом деле была более чем обыденна: решалось жить или не жить смертному — банальнейшая вещь, множество раз происходящая в мире, но кто решал? за кого решали?..
   — Убрать его до рассвета. Утром придумаем, что с ним делать, — распорядился Величайший, и Сергея потащили куда-то, втолкнули в какую-то юрту, связали ноги, проверили крепость пут на руках, для профилактики дали еще раз по зубам и только после этого оставили в покое.
   Волков долго лежал без сна. Вход был завешен, но циновка сбоку прилегала неплотно, и сквозь образовавшуюся щель он видел клочок звездного неба, временами мутнеющий от пробегавшего облака. За войлочной стеной шуршали грызуны, все перекрывал серебряный звон цикад, и время от времени раздавались тихие шаги часовых, совершающих обход юрты.
   Как же болела голова! Вдруг Лена, словно живая, предстала перед ним. Сергей попытался отогнать неуместное воспоминание, только терзающее его, но это не удалось… И такая тоска! такая тоска!..
   Потом он уснул.
   Разбудил его пинок по ребрам. Не понимая, где находится, Сергей посмотрел вверх. К нему опускалась ярко-розовая пасть зверя, обрамленная мелкочешуйчатой броней.
   Волков взял себя в руки, оранжево-желтый, разделенный вертикальной черточкой зрачка глаз приблизился к нему.
   — Не сдох еще? — с какой-то добродушной интонацией сказал зверь, протягивая ему блюдо. — На, поешь, тебе понадобятся силы, прежде чем отправишься за новым телом.
   Руки у него были вполне человеческие, если не обращать внимания на чешую и буро-зеленый цвет. Ногти грубые, почти как когти, сходство усиливает то, что они тоже немного заострены.
   На плетеном блюде лежал большой кусок странно приготовленного мяса. Но очень вкусного. Внешне это напоминало ветчину или переваренный студень. Внутри Сергей нашел кость, мясо было не вареным, а приготовленным как-то иначе…
   Сергей отвлекался, стараясь не думать о том, что его ожидает. Голова почти не болела. Циновку, загораживающую вход, откинули. Ясно и чисто звенел жаворонок, пахнуло перегретыми на солнце травами. Часовой с копьем заглянул и приказал выходить. Сергей показал на связанные ноги.
   — Не можешь? — засмеялся тот.
   Странно было слышать такие человеческие звуки из пасти крокодила.
   Часовой разрезал веревки и подтолкнул к выходу.
   Перед входом в юрту предводителя этого звериного сброда Сергею приказали ждать. Он стоял и смотрел на часовых в латах и шлемах с длинными щитками, прикрывающими морды. Никто не двигался. Прошло не менее получаса, прежде чем все стронулось с места. А пока же Волков спокойно ждал.
   Приходилось признавать, что, если мысленно убрать их головы и кожу, они ничем не будут отличаться от людей. Одеты — так же, броня — та же, суетились, как люди, даже ругались и приказывали очень похоже…
   Некоторый шок Волков испытал, когда увидел женскую фигурку в человеческих сарафане, туфельках и с платком на плечах. Но выше!.. Зубастая, вполне, возможно, для кого-то милая пасть… И все равно Сергей не мог определиться., избавиться от чувства отстраненности, равнодушия зрителя, разглядывающего запись экзотической и не имеющей к нему ни малейшего отношения выдуманной жизни.
   Выдержав положенную паузу, вышел Величайший, сверкая начищенным серебряным доспехом с золотой узорной насечкой, на голове его был золотой шлем с острым гребнем. Несколько минут он внимательно разглядывал Сергея.
   — Вчера ты объявил себя паломником к Богу-Императору. Что ты скажешь сегодня?
   — То же самое. Что могло измениться за ночь?
   — Ты, собака, не имеешь права задавать вопросы. Если попробуешь еще сказать хоть слово без разрешения, тебя накажут.
   — А разве меня не накажут в любом случае? Вождь махнул рукой, и спину Сергея обжег резкий удар бича.
   — Если хочешь такой платы за вопросы, то задавай, — милостиво разрешил вождь. — Да, тебя обязательно накажут, потому что вряд ли ты пройдешь испытание. Впрочем, как и все остальные до тебя. Раньше, правда, Бог-Император прощал всех без разбора, но мы, его слуги, не можем позволить себе равняться с Богом. Не будем же терять время.
   Он помолчал и пожевал челюстями. Казалось, что он просто с чавканьем, ритмично открывает и закрывает пасть.
   — Бог-Император, отлучаясь последний раз, а случилось это несколько поколений назад, повелел нам, своим ближайшим и любимейшим слугам, задавать паломникам вопрос, на который ответит только посвященный. Задам тебе его и я, но только из уважения к памяти Бога. Итак, кто в молодости ходит на четырех ногах, в зрелости на двух, а в старости на трех? Бог-Император повелел спрашивать об этом только людей-паломников. Впрочем, только люди и совершают паломничество. Тебе понятен вопрос? Отвечай!
   Сергей увидел, как с неба, игнорируя суету вокруг, упал ястреб. Запищал застигнутый врасплох сурок. Не мешая охоте, обры обходили гордую птицу.
   В вопросе Бога, переданном через ящера-слугу, не было ничего сложного. Еще на заре человечества этот вопрос, по преданию, задавал людям Сфинкс. Лишь Сократ, древний философ, ответил: это человек. Человек во младенчестве ползает на четвереньках, в зрелом возрасте ходит на двух ногах, а в старости при ходьбе помогает себе палкой. Загадка давно стала общекультурной, и задавать ее было бессмысленно. Ответ знали. Мог, конечно, попасться невежественный паломник, но вряд ли — среднюю школу заканчивают все.
   Сергей вспомнил Малинина с его лекцией о Боге-Императоре и подумал, что он ничем не рискует. Если звери захотят его прикончить, то убьют в любом случае.
   — Ты готов отвечать? — пророкотал Величайший.
   — Готов.
   — Ну, так не заставляй нас ждать, собака!
   — Ответ прост: это Боги. Боги, как и люди, породившие их, стареют и нуждаются в подпорках. Вначале, когда человек был молод, его боги бегали на четвереньках, как зверобоги Древнего Египта и Индии. В зрелости Боги воплотились в образы Зевса, Вишну, Христа, Аллаха, Будды, а потом исчезли, потому что пережили себя. Сейчас, когда человек стал всемогущим, Богам необходимы подпорки.
   Вождь некоторое время молча разглядывал Сергея оранжевыми глазами, смотрел на набирающее высоту солнце, на суету за пределами площади, щелкал челюстями и, наконец, изрек:
   — Какой же ты паломник, если говоришь такое.
   Он повернулся и шагнул к входу в свою юрту, сверкающую в солнечных лучах золотым шитьем на зеленом блестящем шелке. Не успев зайти, он показался вновь.
   Сергей отметил в этой его суете признак волнения, если вообще эта ящерица могла волноваться.
   — Какой же ты паломник, если смеешь так оскорблять Богов? — загремел вождь. — Впрочем, ты единственный, кто ответил правильно. И это подозрительно, потому что Бог-Император, покидая нас, оставил нам эту загадку, скорее как пример парадокса, поэтому вряд ли он хотел бы услышать ответ. Тем более от тебя, от собаки!..