Прекрасное личико Елены застыло в маске решимости, которая не позволяла закрасться и тени сомнения в серьезности угроз кнехта. В какой-то миг Сергею за хотелось, чтобы все кончилось хоть таким образом. На его лице, видимо, отобразились все его чувства, поскольку, взглянув на него, кнехт протестующе взвизгнул, а Радим успокаивающе положил руку на плечо:
   — Не надо, побратим.
   — Что тебе надо на этот раз? — спросил Сергей у Лены.
   Она посмотрела на него лучистым взором и кивнула на кнехта. Волков было испугался, что кивок может разрезать кожу на ее шее, но обошлось.
   — Познакомься, мой муж Монгрот.
   — Предпочел бы, чтобы твоим мужем был другой, — с горечью сказал Сергей.
   — Я знаю, кого бы ты предпочел, лжепророк, — хихикнул кнехт.
   Волков посмотрел на него, оглянулся на Доброслава, и тот кивнул.
   — Если вы не сдадитесь сейчас же, — процедил Сергей, — мы никого не пощадим.
   — Даже ее? — кивнул Прокуратор на Лену.
   — Даже ее, — подтвердил Волков.
   — Тогда мы согласны, — немедленно подтвердил Монгрот. — Нам нужно только сообщить всем о прекращении возможного сопротивления и убедить самых ретивых. Предлагаю вам, — он кивнул на Волкова, — сопровождать нас в качестве гаранта нашей безопасности. Вы должны будете подтвердить, что жизнь будет оставлена всем.
   — Нет, — сказал Доброслав. — Так не пойдет.
   — Как хотите, — пожал отвратительными плечами Монгрот, — но тогда процесс затянется. Впрочем, если вы опасаетесь… Можете спросить Елену, намерены ли мы обманывать вас.
   Все невольно посмотрели на нее. Лена энергично отрицала: нет, нет, не способны — она полагается на мужа.
   — Пойдем, Сережа. Надо покончить с этим кошмаром.
   — Хорошо, — внезапно согласился Волков, — я пойду.
   — Не надо, слишком рискованно, — вновь воспротивился воевода.
   — Они все равно в западне, — устало проговорил Волков.
   По веревочной лестнице Сергей с парламентерами взобрались на второй этаж. Лена уже не хваталась за кинжал, но, поднимаясь, уцепилась за руку кнехта.
   — Моя самая любимая жена! — с гордостью приговаривал Прокуратор, и Лена счастливо улыбнулась.
   Они, обнявшись, шли впереди. Удивительно, но мерзость самого кнехта и отвратительность ситуации незаметно добавили новые оттенки в отношение Сергея к Лене. Какие? Он не стал разбираться.
   Внезапно кнехт остановился посреди коридора и повернулся к нему. Впереди появилось несколько черных фигур. Монгрот спросил соплеменников:
   — Все готово?
   — Готово, Прокуратор, уже начали. Он повернулся к Сергею:
   — Должен сказать, уважаемый лжепророк, что мы вас обманули. Правда, Ленок?
   Ленок, сделав виноватую гримасу, кивнула.
   — Извини, Сереженька, но ты поставил меня перед сложным выбором. А я жизнь своего мужа ценю выше всего на свете. Даже собственной жизни.
   — Я тебе уже говорил в лагере, — не выдержал Сергей. — Эта обезьяна просто перестроила твою психику. Одумайся. Ты же человек!
   Кнехт с любопытством посмотрел на Лену. Ланская вспыхнула:
   — Не смей оскорблять моего супруга! Он лучше, он благороднее, он… А ты просто каторжник!
   Это был, конечно, фарс. Глупый, пошлый, смешной… Сергей приготовился убить Монгрота, они это поняли, и Лена вскрикнула. Прокуратор быстро коснулся стены, и в то же мгновение Волков уже летел вниз. Створки люка над ним быстро захлопнулись, но, прежде чем оказаться в темноте, он заметил что-то похожее на веревку… за которую благополучно и уцепился.
   Итак, теперь он висел в кромешной тьме в каком-то колодце. Тишину нарушало чье-то упорное шуршание кого-то или чего-то под Сергеем. И еще легкое поскрипывание веревки под его весом. К шуршащим звукам внизу добавилось мягкое царапанье, что насторожило Волкова. Рискуя оборвать веревку, он стал раскачиваться. Колодец был шире, чем Сергей успел определить в первые мгновения. Наконец он почти коснулся стены. Еще раз. Попытавшись зацепиться ступнями, он ударил по стене и пробил дыру. Из рваного пролома в фанере или картоне ударил яркий для здешней кромешной темноты свет. Следующим ударом он расширил дыру еще раз, еще… и отпустил руки. Несколько ссадин, парочка заноз в ладонях, но теперь он находился в относительной безопасности.
   В помещении, в котором Сергей оказался, он помещался с трудом. Свет здесь шел от маленького трехрожкового светильника. Перед Волковым высилась железная дверь с большим винтовым запором. Шуршанье за спиной усилилось. Он взял светильник с полочки у двери и заглянул в шахту. Буквально в полуметре, заполнив собой весь колодец, шевелилась какая-то масса. Внутренне похолодев, Волков опустил светильник ниже и… чуть не выронил его. Он разглядел тысячи, нет, миллионы огромных мохнатых пауков! Словом, не особенно изощряясь в фантазиях, кнехты пошли по проверенному пути, наверняка чтобы вызвать у жертв перед кончиной панический ужас.
   Ну уж нет. Он изо всех сил рванул колесо. Оно сорвалось с оси и оказалось в его руках. В панике Сергей оглянулся — первые, величиной с его кулак, плотоядные членистоногие уже переваливались через разлом фанеры, Он еще раз осмотрел вал… Боже мой! Он просто был не закреплен контргайкой. Волков быстро вставил колесо запора на место и стал его откручивать. Шуршащие звуки сзади усиливались. Ему пришлось прыгать на месте, чтобы хоть как-то оттянуть их ужин. Под ногами что-то хлюпало, дверь вдруг стала медленно открываться, и Сергей молниеносно выскочил в огромный зал.
   Здесь горели факелы, но нефтяной запах не мог забить кнехтовой вони. В другом конце помещения находилось нечто вроде ворот, достаточно широких, чтобы через них прошел человек. Или кнехт. Что уродливые обезьяны в настоящий момент и делали. Как раз туда и заходили, мгновенно исчезая, словно испаряясь. Сергей понял, что это устройство вроде пропускных ворот из Мечтограда сюда.
   Зал уже почти опустел, и последними были Лена и Монгрот.
   — Тебе везет, лжепророк, — крикнул Прокуратор, — Прощай!
   — Прощай! — добавила Лена и исчезла.
   — Жаль, что мы не успели всех эвакуировать. А впрочем, ерунда… — И Монгрот тоже испарился, после чего устройство рухнуло, рассыпавшись с металлическим лязгом.
   Ну а Сергей, найдя другой выход из зала, пошел бродить по этому дому.
   Подождав полчаса и не получив от Сергея известий, добровольцы рискнули влезть в здание. Осмотрев его, они пошли по следам Волкова, благо это было нетрудно сделать, потому что кнехтов после ухода Монгрота было в здании видимо-невидимо. Ну а после того, как здесь проходился Волков, пол домов становился устланным лишь трупами, трупами, трупами…
   Сергею их не было жаль!

Глава 29. УТРО ВЕЧЕРА МУДРЕНЕЕ

   Уже глубокой ночью, перед тем как отправиться спать, Сергей вместе с Радимом и Михайловым поехал к замку. Темная громада готического собора уходила ввысь. Сплошная стена, сходящаяся в заостренной башне высоко вверху. Строение было не менее трехсот метров в диаметре, то есть около километра по периметру. Кругом были разбиты сады, достаточно ухоженные аллеи, клумбы, беседки и что-то похожее на животных, проглядывавших в подстриженных кустах. Звезды обсыпали небо, светил месяц, деревья отбрасывали черные тени, и ведущая к единственной двери в каменной стене центральная аллея волшебным образом подействовала на Сергея.
   Только что он занимался кровавой работой — рассекал, кромсал, рубил… Нет, не работой, он испытывал острое, мрачное, жестокое удовольствие и даже сердился, видя возрастающее количество обров и людей внутри. А сейчас, словно выздоравливающий, он осматривался вокруг… Какая чудная ночь! Какой яркий месяц горит на небосклоне! Необъятный небесный свод раздался, раздвинулся еще шире, шире некуда. Все вокруг в серебряном свете, и чуден воздух, и душист, и полон неги, и движет океан ароматов. Божественная ночь! Ночь, когда они достигли замка Бога-Отца, Создателя Вселенной. В саду все спит. А вверху все дышит, все дивно и торжественно. На душе и необъятно, и чудно, и толпы серебряных видений стройно возникают в ее глубине. Сергей оглянулся на товарищей в безотчетной тревоге, чтобы они не догадались, о чем он думает… Нет. Радим продолжал зорко выискивать врагов по сторонам, Виктор тоже…
   — Такая красота! — вдруг сказал Виктор. — Божественная ночь!
   — Да, красиво, — подтвердил Радим.
   К этому времени подоспел Темер с факелом, и стали четче видны буквы на каменной плите, наглухо закрывающей вход в арку.
   — Здесь письмена, — сказал Темер. — Вы можете прочесть?
   — Да, — отозвался майор. — Здесь написано: «Входить можно только паломникам».
   — Значит, вам, — задумчиво сказал Радим.
   — Значит, и тебе, наш Пророк? — спросил Темер. — Как же!..
   Больше ничего не было сказано. Войти все же решили после рассвета. И, постояв еще немного, они отправились отдыхать.
   Утро вечера мудренее.

Часть третья
ПОЗНАНИЕ СЕБЯ

Глава 1. ПРИБЫТИЕ НА ПЛАНЕТОИД

   Конец лета. Листья дрожали от ветра мелкой дрожью. Утро набирало силу. Солнце слепящим шаром высвечивало небо, но дальше, не справляясь, пока лишь разливало синеву. На западе пышные хребты гор в сочных волнах зелени были испещрены тенями далеких облаков. Конец лета.
   Звенела степная песнь рога. Сергея переполняла печаль и дикая жажда освобождения: непостижимая загадка скрывалась за каменным арочным входом с неприметной надписью, соблазняя бесконечным соблазном. Это был конец, конец.
   Это было начало путешествия, поиск и разгадка новых тайн.
   Они вновь направлялись по аллее к замку Бога-Императора. Как ночью. Их провожали люди, обры, арланы-товарищи, с которыми было столько пережито за несколько последних месяцев.
   — Вы принесли нам удачу, — говорил Доброслав. — С вашим приходом изменился мир, он никогда не будет прежним. Мне жаль, что все вы уходите…
   Рядом с Сергеем, держа его за руку, шла Рона — его служанка и почитательница. Она не могла сдержать слез, и в глубине души он сам не знал, что делать — смеяться от этого или плакать?..
   Радим, Арсун, Сангор, Темер, каменная глыба Доброслава — все вдруг стали чужими, уже отрывались и падали в прошлое боевые побратимы вместе со всеми теми, о которых сердце уже болит, а язык повторяет: они были…
   Вот наглухо закрытая камнем арка входа, веками заманивающая паломников. Уходит ввысь, кажется, вот-вот рухнет громада замка. Волков слезает с коня, за ним спешиваются остальные. Подходят ко входу, который внезапно и без предупреждения стал приоткрываться, толстая плита, скрежеща неровностями граней, ползет в сторону, открывая глубокий туннель.
   Вот и настал день прощания, песни разноголосых птиц на деревьях, аллея, купающаяся в юном жемчужном свете утра. Ветер зашелестел в листве, и, пока они, повернувшись к тем, кого оставляли здесь, смотрели, все их друзья стали расплываться, прядью дыма растворяясь в заре…
   Сергей уходил последним. Когда он остановился на пороге, мир этот со сколотами, чешуйчатыми обрами, кентаврами, со смертью, победой и потерями уже окончательно казался далеким и утраченным. Сейчас паломники были как люди, которые стоят на холме над только что покинутым городом, но не говорят «город близко», а обращают взоры к далеким уходящим в небо горам…
   Плита медленно поползла назад…
   Спутники не остались в темноте. Длинный коридор освещался через отверстия-отдушины, и света было достаточно, чтобы разглядеть в десяти-двенадцати метрах отсюда арку, закрытую глухой черной мембраной. Все, как совсем недавно… и. как давно в Мечтограде. Так же, как тогда, Сергей шагнул первым…
   На этот раз переход был мгновенным — словно бы перешагнул порог и вновь стоял в коридоре, правда, несколько изменившемся — теперь вокруг был пластик, имитирующий грубо шлифованный камень, а дальше виднелся лифт, красная мембрана, тут же лопнувшая, когда он вошел. За ним остальные семь человек. Михайлов с Малининым несли Илью, обнимающего их за шеи.
   Кабина лифта внутри была покрыта красноватым металлопластиком. Внезапно воздух словно уплотнился, контуры людей дрогнули. Тут же, чмокнув, вновь исчезла мембрана — лифт остановился. Они вышли и оказались в большом овальном зале, перегороженном поперек пультом с множеством приборов. Перед пультом и по периметру стен располагались огромные экраны.
   — Я знаю, где мы, — быстро сказал Михайлов.
   — Да, мне это тоже знакомо, — подтвердил Малинин. Они подошли к пульту, поднеся Илью.
   — Кресло! — приказал Виктор, и, когда из пола выпрыгнуло кресло, они посадили на него Илью.
   — Так где мы, Витя? — нетерпеливо спросила Марго.
   — Разведбот дальнего радиуса действия.
   Пощелкивая, начали вдруг переливаться огоньки на пульте. Вспыхнув яркой точкой, по стенам прошлась электрическая волна, один за другим оживляя экраны.
   — Совершенно верно, господа! Поздравляю с окончанием путешествия. И прошу рассаживаться.
   На экране перед пультом возникло огромное, во всю стену, лицо Бога-Императора.
   Вот все и закончилось.
   Все рассаживались по креслам.
   — Теперь уже скоро, — успокоил их Создатель. — Хочу спросить вас, знает ли кто-нибудь о планетоидах серии К-15000?
   — Я слышал, — подтвердил Малинин.
   — И я, — отозвался Исаев. — Но разве они еще существуют?
   — Конечно, они ведь практически вечные. Но для тех, кто не знаком с этим, я скажу несколько слов. Итак, около двадцати тысяч лет назад цивилизация старой Земли создала несколько сот планетоидов с искусственным мозгом серии К-15000. Вначале станции предназначались для стабилизации времени и пространства тех обитаемых секторов Вселенной, где они были установлены. Все планетоиды, вернее, искусственные интеллекты планетоидов, до сих пор продолжают функционировать. Но после заката земной цивилизации и возникновения союзов миров приоритет задач, стоявших перед Мозгом любого планетоида, изменился. Мы сейчас отправимся к ближайшему планетоиду в седьмой сектор Альфа Водолея. Это и есть конечный пункт вашего путешествия.
   — Что с нами будет? — спросил Илья.
   — Все будет хорошо. Если вы все еще тревожитесь относительно своих ног, то уже не стоит. Будут вам ноги, а вам, — он посмотрел на Кочетова, — рука. Впрочем, это не важно, — неожиданно добавил он. — Прошу приготовиться. Полет продлится двадцать семь минут по бортовому времени. Счастливого пути.
   Мигнув, лицо Создателя исчезло. Вместо него возникла панорама окрестностей дворца Императора. Обры уже уходили прочь, за ними потянулись арланы. Несколько человек и арланов все еще стояли у входной арки. Сергею показалось, что он различил среди них Радима, рыжего Сангора… Скорее всего, показалось.
   Вдруг башня замка, расколовшись на лепестки, легла по сторонам. Они медленно всплывали вверх, все выше и выше. Точечки людей, обров и арланов не изменили размеренного движения, из чего Сергей заключил, что их не видят и не слышат.
   Сразу стало светлее — горизонт на обзорных экранах рухнул вниз. Всплыл и стал тонуть материк. Темные участки леса, желтая степь, тут и там сверкающие капли озер — все быстро отдалялось, уменьшалось, растворялось в общем цветном фоне. Планета, будто мячик, отпрянула, падала, открывая звезды, сначала бледные, потом ярче, пока экраны не засыпало искрящейся пылью.
   Звездная пыль, дрогнув, размазалась по экрану, словно провели огромной кистью — корабль прыгнул в межпространственный туннель, и в этом состоянии, которое и состоянием назвать было трудно, потому что там, где нет времени, не может быть ничего, в том числе и определенного состояния, они и летели. Метроном послушно отсчитывал бортовое время, что вообще-то было абсурдом, если учесть их настоящую скорость передвижения. Потом все пошло обратным порядком. Появился расколотый по дуге чернильной тенью ослепительный полумесяц планетоида. Горизонта еще не было видно — корабль летел слишком высоко. Как обычно в полете с включенным антиметеоритным полем возник и, по мере увеличения плотности поверхностных газов, все более усиливался едкий визг — все выше и противней — и вдруг исчез, перейдя границу слышимости. Какая-то атмосфера все же здесь была.
   Планета качнулась. Гладким мыльным пузырем внизу мутно засветился огромный купол. Возник и метнулся прямо в глаза отраженный мячик солнца. Внезапно, еще ярче буквально на долю секунды мелькнуло второе настоящее искусственное маленькое солнце. Оба огненных шара еще пылали на внутренностях век, а корабль уже занял круговую орбиту.
   Затем началось снижение. Сопротивление разряженной атмосферы больше никак не проявлялось. Поверхность планеты — огромный мутный бриллиант с гладким вздутием защитного купола — лежала внизу, слегка покачиваясь, словно гигантский плот. Дистанция по приборам была уже чуть меньше тысячи километров. Уже были видны отдельные кристаллы — многогранные, высокие, низкие, — дистанция скрадывала размеры.
   Еще ближе, и, словно песчаная рябь под водой, вся поверхность внизу покрылась сетью концентрических окружностей. Центр пестро переливающейся сети был где-то внизу, а по периметру огромного, более чем пятидесятикилометрового круга десятка два других, меньших, — будто кольца радуги с птичьего полета. Едко-зеленые, изумрудные по вершинам волны светились теплыми тонами спектра, но так же резко, с переливами — алые, оранжевые, желтые.
   — Как красиво! — вдруг сказала Катенька, и все посмотрели на нее.
   — Да, красиво, — подтвердил Малинин и взял жену за руку. Все зашевелились, возглас Катеньки разрядил напряжение и отвлек.
   А внизу в районе защитного поля, запульсировав, зеленые волны слились в огромный пузырь — дрожащий, переливающийся изумрудными оттенками. Такие же, однако меньшего размера пузыри выросли по периметру. Они увеличивались, местами перекрывая друг друга, и там, где пульсирующая зелень отдавала голубизной, вытягивались тонкие синие нити. Медленно переплетаясь, они вдруг рванулись вверх, образуя горловину, все расширяющимся раструбом охватившую их корабль.
   Место, куда они подлетали, было похоже на причальную мачту космопорта столицы, только здесь все выглядело грандиознее. Что устрашало.
   — Каждый раз здесь подобный катаклизм, или это в честь нашего прибытия? — иронично задал вопрос Исаев.
   — Дорогой, не отвлекайся, — сказала Марго. — Смотри, как красиво!
   Они погружались в принимавшее их поле. Вокруг было море огня, вулкан, фонтан ослепительных гейзеров, расцвеченный радужными сполохами. И все бурлило, шипело и разрывалось. Звездный катаклизм, ограниченный таинственным полем, сгорая сам в себе, не причинял им ни малейшего вреда.
   Вдруг свет померк, потемнели экраны, и тут же появилось строгое молодое, очень правильное и красивое лицо, в котором без труда можно было признать робота, тут же представившегося:
   — Меня зовут Персей. Я биоробот, управляющий станцией К-15575. Рад видеть вас нашими гостями.

Глава 2. ПРИОБЩЕНИЕ

   Вначале была тьма, ватная тишина, сырая рыхлость расползшегося сознания и полное равнодушие перед следующим мигом возможных трансформаций. Да, вероятно, их и не было, этих трансформаций, потому что сознание его еще не выделило себя в той бесконечности, что служила ему пристанищем. Он сам был этой бесконечностью, пугающей, словно пропасть, дно которой скрывается в глубинах бездны. Он разметался по Вселенной, заполняя пустоты тончайшей пленкой своего естества. Он был всем, и все было им: плавали, бились, дробились песчинки, кванты, атомы. Гигантская спираль времени вплеталась в него сотами ходов. И не было ничего конкретного, потому что не было ничего стоящего внимания. И негде было отыскать точку отсчета, потому что все было бесконечно, и все существовало всегда, и он сам, являясь частицей и сутью этой необъятной Вечности, растворяясь в безликой освобожденности. И в нем пульсировали галактики, звезды, планеты…
   То, что он был всем, а значит, ничем, очень смущало. Он попробовал собрать свое распыленное я. С большим трудом — звезда к звезде, планета к планете — он пытался упорядочить хаос, опутывая пустоты сетью своей воли. Капля по капле собирал он себя, вдохновляясь вновь обретаемой способностью мыслить. Его желание сконцентрироваться в как можно меньшем объеме оказалось столь велико, что в какой-то момент он действительно ощутил себя точкой. Но быть точкой оказалось еще более удивительно. Это было даже страшно.
   Он заметался по всей Вселенной, натыкаясь на спирали, шаровые скопления, туманности, беспрепятственно протыкая квазары, звезды, планеты. Неожиданно эти хаотичные метания дали результат: он перестал воспринимать окружающее как нечто чужеродное. Но ему хотелось знать наверняка, такова ли она всегда, эта Вселенная, вернее, таков ли он сам в образе бесконечности. А может, сейчас в нем иная, — хуже ли, лучше, — но иная, освобожденная, мятежная, необузданная Вселенная, сбросившая оковы размеренного порядка Пространства и Времени?
   Он медленно продвигался от простого к сложному, расчленяя стылую оболочку космической беспредельности. Звезды то бросались к нему искрящимся потоком острых искорок, то падали в бездну беспомощными блестками конфетти. Сложные раскачивания маятника, на конце которого приютился он сам, рассекали мир на сегменты, последовательно освобождая скелет мироздания от плоти последующих упрощений. В какой-то момент он присоединил и свой сахарно-сверкающий остов к огромному скелету Вселенной, стал частицей того, чем раньше ощущал себя.
   Смиренно пытался он отыскать свое место в этом безликом мире. Холодное голубое пламя прервало бесплодные попытки самопознания, пожирая одноцветную лестницу логики.
   Яркая звезда вспыхнула в недрах затухающего бирюзового марева, пронизываемого слабыми фиолетовыми отсветами. За ней тянулся шлейф нестерпимо сияющих шаров. Он сам был звездой и висел в центре огромной выгнутой чаши, боясь выпасть и вновь потерять свое место. И не было ни времени, ни страха, ни удивления— так же, как и настоящего прозрения.
   Но вдруг время возникло, и разум его оказался втиснут в прежнюю силовую клетку, и какой-то мир открылся в блеске и свете, раздробленном на цвета. Сильный свет лился со всех сторон. Воздух источал изысканный цветовой букет, столь ненавязчивый, что его палитра не различалась.
   Посреди необъятного зала плавно вращался огромный серебристый шар, словно маленькая планета плыл он в волнах силовых полей, спокойно обозревая и свой участок Космоса, и плазму, в глубине которой бесшумно работал гигантский механизм контроля за стабильностью Времени и Пространства. Человек четко осознавал, что является этим гигантским супермозгом, одним из тех нескольких сотен, что были гордостью старого человечества, памятником его гения и могущества. В то же время он оставался Сергеем Владимировичем Волковым и кем-то еще, еще, еще… Это противоречие, впрочем, нисколько его не волновало, а было просто любопытной загадкой, которой можно было бы заняться и сейчас, и потом, когда-нибудь в будущем.
   Внезапно в неслышном, еле ощутимом звуке будто лопнувшей в нем струны Сергей ощутил в себе знание, — словно кто-то оборвал контакт, который и сдерживал лавину прояснения. Он отдался новым ощущениям. Теперь у него не было сомнения, что он — Мозг серии К-15583, более двадцати пяти тысяч лет назад смонтированный в этом секторе Галактики. И здесь Сергея поджидала первая неожиданность. Он отлично помнил начало — день своего подключения, но в то же время был непоколебимо убежден в своем вечном существовании. Вечностью был он сам, и он был творцом Вечности. Тот мир, что создал его, сам был порождением его воли.
   Так же внезапно, как и раньше, в него влилось новое знание, потом еще раз, словно волна за волной. Снизойдя до следующего уровня, он осознал, что в этой системе координат является Сергеем Волковым, мятущимся человеком, проблемы которого сейчас казались ему просто смешными. Он заставил себя вспомнить о том, что является просто набором импульсов, навеки сохраненных ячейками памяти Мозга. Он забыл, что его нет, что на самом деле ничего не существует.
   — Ты ошибаешься, — услышал он спокойный голос. Перед ним, перед шаром Мозга, стоял робот Персей, управляющий станцией. — Ты ошибаешься, — повторил робот. — Мыслишь — значит существуешь. И мир, в котором ты существуешь, дается тебе в ощущениях, и так ли уж важен механизм восприятия этого твоего мира?
   Ты же сам только что был Мозгом, был Богом! Ты можешь вспомнить, каково это, быть Богом. И что это дает — какие эмоции и ощущения?..
   — Никаких…
   — Вспомни.
   — Покой, нирвана, отсутствие всего, ничто, равновесие…
   — Хватит, не перечисляй. В конце концов, одним их определений станет смерть, небытие.
   — Кто ты? — спросил Сергей.
   — Я Персей, биоробот. Но в данный момент с тобой говорю я, Мозг. Так удобнее. Персей — мои руки и ноги. Очень надежные.
   — Но где я?
   — Такие вопросы меня ставят в тупик. Сейчас ты часть меня, но живая часть, из плоти и крови, и в то же время набор импульсов.
   — Я не понимаю.
   — Не надо понимать. Человек рождается для жизни, а не для понимания. В понимании смерть, мы уже об этом договорились. Или небытие, как удобнее.
   — Да, оставим это. Но как же моя жизнь? Кто я, кто такой Сергей Волков?
   — Узнаешь. Вначале вернемся к бренному: я хочу раскрыть смысл самого института паломничества. Если хочешь.