Соколов Михаил. Гладиатор

Глава 21
НИНА ЖДАЛА ВЕСЬ ДЕНЬ

   Направляясь к водной станции, Николай какое-то время еще видел за кормой лодку старлея. Он и его крошка были в шоке от неожиданного подарка судьбы. Подумав о том, что выступил в роли благодетеля, Николай с трудом сдержал смех.
   Он подумал, что эти три дня совсем не скучал. И подивился собственной глупости: отдать первым встречным такую кучу денег! На самом деле он поступил благоразумно. Ибо, привыкнув к мысли о капитале и пересчитав пару раз перед сном все эти зеленые бумажки, он тоже вмиг мог уподобиться разной там истонченной плесени, подобной той, что маячит на телевизионных экранах.
   Николай ухмыльнулся. На самом деле каждый человек раб своих страстей. Один не может не копить деньги – и копит, другой не может жить без шлюх – и не живет. Антиквариат, дачи, машины, виллы, самолеты, яхты и бизнес-империи – все это наркотики, делающие их владельца рабом. Вот и он своего рода наркоман, без воли и даже без желания бороться с главным своим пороком: очертя голову бросаться в игры со смертью. Впрочем, не всели равно, вечно никто не живет.
   Так оптимистично подытожив рассуждение о смысле бессмысленности жизни, он вновь ухмыльнулся.
   Однако как бы не сладиться. Солнце. Солнце горит в выцветающем небе, а внизу сверкает на гребне каждой волны. Он заглянул в пустую сумку, где одиноко болтались пять банковских пачек, и пожалел, что не приказал Мэри оставить хотя бы банку с пепси.
   Вспомнив об этой влюбленной парочке, покачал головой. Удивительно ощущать себя добрым самаритянином. Жаль только, что все мимолетно и поддается немедленному разрушению: деньги, полученные столь чудесным образом, будут немедленно потрачены (благо в наше время есть на что потратить), а последующие трудности обязательно ударят по неокрепшему союзу милиционера и, возможно, несостоявшейся шлюхи… Николай покачал головой, весело недоумевая: уж не позавидовал ли он честному чувству двух молодых неопытных людей?..
   Водная станция приближалась. Уже был виден проход в бухту, защищенную волнорезом. "Хватит думать о чепухе, – решил он. – Надо подумать о том, что лично его ожидает". Объективно рассуждая, ничего хорошего. Он мясо, приготовленное на корм четвероногой и двуногой скотине. Одни будут есть, другие наблюдать. Мгновенно вспыхнула злость, постоянно плещущая где-то наготове. Легковоспламеняющаяся душа, пропитанная горючим эфиром… Ладно, будет вам забава.
   Значит, гости не собираются сегодня завтра Ждать эти важные персоны наверняка не станут, поэтому представление следует ожидать уже сегодня к вечеру.
   Нет, скорее всего завтра. Сегодня не все прибудут, надо дождаться всех. Доходы идут от тотализатора Немного наличных – он вспомнил атташе-кейс, набитый долларами! – гораздо больше безналичных И сегодня же надо ожидать прямого предложения принять участие в боях Непонятно, какова во всем этом роль Нины, любимой дочери Барона, всеобщего хозяина?
   Он завел лодку в бухту и мимо загорелых медлительных рыбаков проплыл к месту, откуда почти два с половиной часа назад отплывал и куда уже спешил шустрый моряк Валера.
   Валера оказался наблюдательным парнем Он сразу заметил, что акваланг другой, искоса бросил взгляд на Николая, тут же взглянул на сумку милиционера, которую тоже, вероятно, признал, открыл было рот и закрыл Он, оказывается, обладал целым букетом достоинств, к наблюдательности, например, прибавлялась сообразительность. Николай дал ему еще сотню, и на хитром лице морского волка теперь не отражалось ничего, кроме удовлетворения от хорошо прожитого утра.
   – Машина в целости и сохранности, – тут же сообщил он.
   – Это хорошо. Ты не мог бы принести мне и паспорт, чтобы не ходить к вашей Акуле?
   – Конечно Николай прошел к джипу, открыл дверцу, бросил сумку на сиденье, заглянул в проход за спиной между креслами (автомат мирно ожидал хозяина), закурил Напротив термометр на стене станции показывал тридцать семь градусов. Это в тени. То-то, одевшись, он почувствовал кожей ткань рубашки: немного обгорел, конечно. Мимо проходили люди, преимущественно голые. У женщин и девчонок тесемочки трусиков держались чуть ли не на талии, что доставляло удовольствие не только обладательницам голеньких попок, но и зрителям Неизвестно, кому больше.
   Прибежал взмыленный боцман с паспортом На этот раз ничего не получил, а все равно остался доволен.
   Николай включил мотор, отжал сцепление и отправился в дом отдыха Качаури.
   По дороге, однако, заехал в свой, снятый на месяц домик, где в саду вновь встретил хозяйку, Валентину Петровну, тут же запевшую:
   – Вот и хорошо, вот и отлично, а то я уж подумала, вы опять пропадете. Сегодня обязательно приезжайте ночевать У вас, наверное, друзей много?
   По голосу ее и по виду нетрудно было догадаться, что и отсутствие Николая не слишком ее опечалит.
   А там?.. Кто их знает, женщин.
   Николай, раскланиваясь, прошел в домишко, проверил свою сумку, вещи, нашел полиэтиленовый пакет, сунул в него паспорт и пачки долларов. Одну впихнул в карман Стоя посреди комнаты, внимательно огляделся.
   В углу, вместе с косами чеснока, висел капроновый чулок, набитый луком Он отодвинул овощи в сторону и подвесил пакет с паспортом и пачками долларов на один из гвоздиков. Потом вернул связки чеснока на место, прикрыв чулком с луком. Все как было, а пакета не видно.
   Вот и ладно Не прощаясь с Валентиной Петровной, вышел из дома, незамеченным прошел через сад, закрыл за собой калитку. Вытащил пачку сигарет из кармана, достал сигарету, прикурил. Рубашка прилипла к спине.
   На солнце градусов сорок пять. Он сел в душный салон и скоро уже был на набережной. В заднем кармане брюк туго сидела пачка валюты. На ходу извлек доллары и бросил рядом на сиденье.
   Возле магазина готовой одежды, класс которого подчеркивали белые заграничные двери с горящими на солнце почти золотыми ручками, он остановился Выйдя из машины, ступил на цветные плиты тротуара (словно попирая панцири стилизованных черепашек-ниндзя), окружавшие вход в магазин. Вошел.
   Здесь было прохладно. К нему ринулась было симпатичная цыпочка, но ей дали пощебетать ровно столько, сколько потребовалось, чтобы издали убедиться в платежеспособности посетителя. Николай и не скрывал этого, держа в руке прихваченную с сиденья джипа пачку долларов. Доллары и послужили доказательством серьезности его намерений.
   Ему быстро подобрали летний серо-голубой костюм, пару рубашек, туфли, два галстука: ярко-синий в черную полоску и такой же, только красный. Еще подобрали темные очки, все заставили примерить, долго восхищались его великолепным видом (цыпочка искренне) и огорчились неподдельно, когда он стал раздеваться, чтобы переодеться в дешевенькое собственное одеяние, в котором пришел сюда.
   Он заплатил семьсот двадцать условных единиц, получил большую, перевязанную голубенькой лентой коробку и теперь уже окончательно отбыл в заповедник.
   Николай приостановился на холме перед спуском к комплексу Барона. Внизу было заметно оживление.
   Возле ворот стояли два охранника в камуфляжных костюмах. С автоматами на плечах и потоками пота под одеждой. В этот момент как раз проверяли документы у белой, издали словно отлитой из полированного молочного стекла, видимо, японского происхождения машины. Тот охранник, что смотрел протянутые из окна документы, одновременно что-то диктовал в телефон, наверное, данные гостя. Послушал несколько секунд, возвратил, отступил, ворота распахнулись, и машина проехала.
   Возле главного входа уже стоял десяток других машин, некоторые отъезжали и исчезали в грузовом лифте, немедленно опускавшем за собой тяжелые двери. Суетились какие-то ребята в галстуках, выносившие из машины баулы, чемоданы и просто сумки: дом отдохновения активно встречал достойных гостей.
   Глядя на всю эту суету и понимая, что косвенным образом все это солнечное кипение внизу творится и за его счет, он злобно и мстительно стал приглядываться. Но отсюда, сверху, подробностей было не разглядеть, лица людей казались похожими, ни разу не виденными. А прибывшее количество голых в ярких купальниках людей на пляже и причале, вероятно, состояло из нетерпеливых любителей природы.
   Он услышал издали приближающийся шум мотора и решил поехать первым. Тронулся. Темный "Крайслер" величиной с дом пронзительным гудком сдул его с узкой дороги и прошелестел мимо. Николай уже готовился, поддав газу, следовать за гигантом, как вдруг его лобовое стекло взорвалось, он инстинктивно упал на сиденье рядом, прикрывая рукой лицо от осколков, мелкими градинками осыпавших его. И только через мгновение, когда услышал металлический удар по металлу кузова, а следом рассыпалось еще одно стекло, понял, что в него стреляют.
   Дальше все прошло очень быстро: он правой рукой с пола подхватил автомат, другой распахнул дверцу со стороны пассажирского сиденья и, отталкиваясь ногами и рукой, уже летел через дорогу в заповедные заросли. В зарослях прыгнул в сторону, попал в какую-то канаву, затих, попытался определить, откуда бьют, и не смог, потому что наступила тишина.
   Да, стекла не взрывались, кузов не дребезжал от тяжких огнестрельных ударов, и лишь отдалялись звуки двух работающих моторов: затихающий шепот мастодонта и более резкий, тающий в небе вертолетный.
   Почему-то он сразу уверился в том, что стреляли с вертолета. А когда вернулся к машине, окончательно убедился в правильности догадки, найдя пробоины в капоте и на крыше салона. Всего пробоин было пять, а с учетом двух разбитых стекол приходилось констатировать меткость стрелка: с движущегося вертолета и так относительно кучно!..
   Николай следил за вертолетом сколько мог. Мог недолго, потому что вертолет скоро скрыли холмы, когда, уже где-то за городом, тот пошел на снижение. "Ладно, даст бог выясню", – подумал он. Так или иначе, концентрация событий оставалась высокой.
   Мотор его машины продолжал тихо работать и, кажется, не был поврежден. Он открыл капот и бегло проверил. Ничего не обнаружив, сел в кабину и наконец тронулся вниз по петляющей между скал дороге.
   Оба охранника, еще незнакомые Николаю, молча оглядели повреждения, один зачем-то сунул палец в пробоину, покачал головой.
   – Где это тебя?
   – Здесь наверху. Какой-то вертолет. Вы не в курсе, что тут за боевые вертолеты летают?
   Теперь покачал головой другой охранник.
   – Мало ли летают…
   – Весело у вас, – резюмировал Николай и отъехал.
   Документы не проверили, значит, насчет его имеются особые инструкции. Какие только? Все позволялось, пока не придет час "X". И тогда его возьмут в оборот. В зеркале заднего вида он увидел, что охранник говорит по телефону, вероятно, докладывает о его прибытии.
   Николай поставил свой раненый джип рядом с обогнавшим его "Крайслером". Шофер, похожий на всех шоферов в мире, как раз открывал дверцу, откуда не вылезал, а почти выходил высокий видный мужчина в сером костюме неземного покроя. Не замечая шофера, он тем не менее что-то сказал неведомо кому, но так степенно-тихо, что относиться это должно было именно к тому. Впрочем, ни шофер, ни хозяин не замечали хамства, за годы перестройки прошедшего высокую школу эволюции и обретшего градационные различия.
   Серый господин бросил взгляд на Николая, взвесил его на социальных весах, чуть дольше смотрел на простреленный джип, бросил в воздух еще несколько тихих слов и пошел к входу, навстречу спешащему мальчику в галстуке.
   Николай взял коробку с одеждой, вспомнил о забытом всеми автомате, замялся было, но тут же нагло повесив его на плечо, двинулся вслед за все-таки очень знакомым ему серым господином.
   В вестибюле его ждали. Видимо, охранник у ворот сообщил. Но того, кто его ждал, он сейчас увидеть не предполагал.
   Почти пританцовывая от нетерпения и одновременно чудным образом сохраняя важность хозяйки, – странное сочетание, почти на грани возможного, подумал Николай, но тут же отвлекся, немедленно очарованный – к нему навстречу в красной, похожей на соломенную шляпке спешила Нина. Она была в очень легком темно-красном, почти лиловом платье с черной каймой. И радостно дрогнули, увидев его, ее необыкновенно мерцающие ресницы – дрожащий вспыхивающий блеск в глазах, улыбка счастья и возбуждения, невольно изгибающая ее губы, – Николай вдруг отчетливо осознал, как хотел увидеть Нину. Он стоял с костюмной коробкой, с автоматом на спине – и глупо билось сердце, лоб стянуло, а торжествующая Нина уже брала его под руку и вела за собой.
   Все прошло мгновенно, но какой оставило след!
   Николай шел рядом с Ниной в каком-то недоумении.
   Через ладонь чувствовал ее всю и не мог ничего понять: наваждение? гипноз? или только сейчас созревшее последствие тех поцелуев?..
   – Куда мы идем? – спросил он.
   – К тебе. Ты оставишь свою коробку и.., ты хочешь есть? Мы можем что-нибудь с собой взять на пляж.
   – Мы пойдем на пляж?
   – Да, я тебя ждала, ты весь день пропадал и вчера… – Облачко затмило ее ясный лик, но тут же вновь вернулось сияние.
   – Я бы не отказался перекусить. Завтракал часов в семь и ничего больше не ел.
   – Вот и хорошо.
   Они вошли в лифт, мигом доехали, потом по малахитовому коридору дошли до его номера. Щелкнув замком, открылась дверь. Нина сразу же прошла к телефону, подняла трубку и, приказав соединить с кухней, сразу стала обсуждать меню. Сообщив, куда принести заказ, повернулась к Николаю. Он тем временем прошел в спальню, убедился, что Лены нет, записку не оставила, и, сбросив коробку и автомат на кровать, вернулся в гостиную и уже стоял у открытой дверцы холодильника. Так хотелось пить!
   – Будешь что-нибудь? – спросил он ее.
   – Что и ты, – быстро ответила Нина.
   И это было приятно.
   Он взял три банки пива, одну отдал ей, а оставшиеся две тут же выпил. Оказывается, об этом он тоже подсознательно мечтал. Упал в кресло, вытянул ноги и закурил.
   Нина подошла, села на ручку кресла, взяла сигарету из его пальцев.
   – Пойду в душ, жара… – сказал он и поднялся.
   Нина, затягиваясь, смотрела на него, и молчаливый дрожащий блеск затененных ресницами волшебных глаз завораживал его.
   Когда Николай вышел из душа, на одном из столов были расставлены тарелки.
   – Я первое блюдо не взяла, мы же на пляж идем, лучше захватим фруктов. Я-то не голодна, а ты ешь.
   Нина взяла себе джин с тоником, Николай же предпочел водку. Выпив, стал с жадностью поглощать еду: салат из огурцов и помидоров, салат "рыбный с майонезом и зеленью, огромный кусок свиной отбивной с рисом и зеленым горошком, после взял заливную рыбу, что вконец развеселило молча наблюдавшую за ним Нину.
   – У меня появилось ощущение, что ты и меня можешь съесть, – пояснила она сквозь смех.
   – Конечно, – решительно подтвердил Николай, – маслом намажу и слопаю.
   Из солидарности он тоже выпил джина с тоником.
   Потом закурил. Настенные часы показывали половину второго, – Ну что, пойдем? – спросил он.
   – Пойдем.
   Нина положила в пакет яблоки, груши и мандарины, и они вышли.

Глава 22
НЕЛЮДИ

   На пляже Нина решительно потянула его прочь от причала.
   – Здесь много народа. Пойдем за ограду, я знаю совершенно безлюдную бухточку. Одна я не могу туда ходить, с большой компанией и охраной не так интересно. Ну а с тобой мне сам черт не страшен.
   И это тоже было приятно.
   В ограде была калитка, вернее, небольшие ворота, возле которых тоже дежурил охранник. Нину он узнал, но все равно позвонил кому-то. Потом выпустил их.
   – От кого вы так предохраняетесь? – спросил он ее.
   – От всех. Сейчас же нищих развелось!.. И наркоманов полно. Молодежь, здесь им раздолье, делают, что хотят. Ночью тут лучше не показываться. Запросто убьют. А женщин насилуют. Облавы устраивают, а толку-то. Каждый год этих наркоманов становится вдвое больше. Это же статистика, геометрическая прогрессия.
   Немного погодя насыпной пляж кончился; песок постепенно истончался, ближе подходя к кромке воды.
   Стали попадаться камни, крупные обломки, а скальные отвесы, служащие внутренней основой всех окружающих холмов, наклонялись все круче.
   Нина показывала дорогу. Идти пришлось довольно долго. Вначале поднялись по достаточно утоптанной дорожке на холм и вдоль обрывов над морем двинулись дальше. Потом пошли крутые каменистые тропинки сквозь мелкий смешанный лесок, с душистыми представителями южных хвойных, и, когда вновь внизу открылось море, спуститься было нельзя, да и пляжа как такового не было: скалы поднимались прямо из воды.
   Был самый разгар дня, все плавилось вокруг, ветерок почти не освежал, и только густел воздух от запахов земли, камней и горячей хвои, и только ритмично шуршали волны и резко отовсюду ругались чайки.
   А то и дело открывающееся море синело и больше кололо сплошными крупными серебряными звездами…
   Наконец Нина сбежала по тропинке к достаточно просторному заливчику, сбросила шляпу на песок, оглянулась. Николай, сошедший шагом, уже подходил.
   Он положил сумку рядом с ее шляпкой, а Нина уже расстилала что-то похожее на скатерть, на которую, едва разувшись, стала босыми ногами и тут же начала раздеваться.
   Николай снял туфли, рубашку, брюки, бросил все рядом на песок. Хотелось сразу окунуться. Он уже предчувствовал обжигающую прохладу, смывающую пот и усталость. Надо же, не накупался сегодня! Впрочем, юг – здесь можно купаться бесконечно. Нина повернулась к нему спиной, попросила расстегнуть длинную, почти до талии "молнию". Высвободила плечи, и платье легким холмиком легло вокруг щиколоток. Купальника под платьем не оказалось. Нина, не глядя на Николая, переступила платье и, вся коричневая от загара, сильная, тонкая, крепкая, пошла по песку к серо-зеленым волнам, невысоко вздымавшимся, прежде чем обрушить на берег пену на гребне.
   У воды Нина остановилась, сделала еще шаг – волна сразу рухнула ей на колени, – оглянулась, все еще щурясь от ослепительного солнца, улыбнулась и махнула Николаю рукой.
   – Пошли, вода совсем теплая.
   Нинины слова вывели из столбняка, в который ввергли его неожиданная нагота и совершенно невыразимая неземная ее прелесть. Впрочем, все было и так ясно: Николай поспешил к ней. Нина его дождалась, протянула руку.
   – Ты в плавках? – скользнула взглядом. – А я люблю без всего. Ну пойдем.
   Берег круто уходил в глубину, и метрах в трех от берега дно достать было трудно даже ему. Нина поплыла дальше, дальше, туда, где волны не так круто вздымались и где свободно трепетала колючим серебром равнина моря. Потом ныряли, плескались, пытались лежать на волнах, а устав, поплыли к берегу.
   Легли на псевдоскатерть и, как это обычно и бывает, почувствовали жажду. Взяли по банке пива, открыли и стали пить. Николай достал сигареты, предложил Нине. Она потянулась мокрыми пальчиками, осторожно, за фильтр, взяла сигарету. Он поднес ей огонь зажигалки, прикурил сам. Они сидели рядом.
   – Я еще с утра хотела на пляж сходить, но не нашла тебя.
   – Я был занят.
   Она, затягиваясь и изредка делая глоток из банки, стала глядеть вдаль, зарываясь ступнями с красными лакированными ноготками в песок; потом мельком взглянула на него, пригляделась и, усмехнувшись, сказала вдруг:
   – Вижу, я тебе нравлюсь.
   – Конечно, нравишься, котенок, – сказал Николай и лег на живот. – Еще бы не нравишься. У тебя фигурка загляденье, а ножки – прямо лестница на небо. А глазки!.. Я таких глазок еще не видел. Только ты сейчас… – он замолчал, подыскивая слова.
   – Что я?
   – От тебя сейчас холодком повеяло.
   – Ты наблюдательный. Это потому, что я вспомнила почему-то…
   Нина замолчала.
   – Что ты вспомнила, крошка?
   – Ты способен безумно полюбить женщину? – вдруг спросила она.
   Николай ухмыльнулся, но тут же согнал улыбку, боясь, что она заметит и обидится.
   – Конечно, котенок.
   Он взял Нину за руку, и она не отняла ее.
   – А почему ты спросила? Ты во мне сомневаешься? – он пододвинулся к ней.
   – Понимаешь, я до последнего времени думала, что уже никогда никого не смогу полюбить.
   – Я так понимаю, что у тебя была несчастная любовь. Хотя нет, беру свои слова обратно. Как же можно тебя не полюбить? Может, ты полюбила, а он оказался голубым? Сейчас, знаешь, такое повсеместно встречается. Так, что ли, крошка?
   – Да нет, понимаешь, совсем другое. Я еще не встречала человека, которого могла бы полюбить, – она бросила быстрый взгляд на Николая. – В общем, до последнего времени не встречала. И дело совсем не в том. Понимаешь, меня вырастил отец, мама умерла, когда я была маленькой. Папа стал для меня всем, он и маму заменил. А потом.., а потом…
   – Что потом? Ты выросла, он отдалился, наверное, уже не понимал тебя, и ты почувствовала себя покинутой и одинокой.
   – Не совсем так. Нет, совсем не так. Понимаешь, он действительно меня перестал понимать, но не в этом дело…
   – Так в чем же?
   – Когда я была еще совсем девчонкой, меня: изнасиловали.
   Николай молчал, ее ладонь безжизненно замерла в его руке.
   – Отец знал? – нарушил он наконец молчание.
   Нина кивнула.
   – И что?
   – Ничего. Я не могу тебе всего рассказать. Пока не могу.
   Солнечный жар тек все гуще, тела их давно обсохли. Николай сел, не выпуская ее пальцев, и другой рукой обнял за накаленные плечи.
   – Если тебе тяжело, лучше не вспоминай сейчас.
   Нина быстро-быстро закивала опущенной головой, и Николай испугался, что она сейчас заплачет.
   Он взял сумку с продуктами, выбрал два больших апельсина. Пошел к воде, где заблаговременно придавленный камнем был притоплен пакет с банками.
   Взял две банки джина с тоником, вернулся и предложил Нине. Они открыли банки и стали пить. Потом Николай сунул себе в губы две сигареты, прикурил и одну дал ей. Нина благодарно кивнула. Было приятно пить относительно прохладный напиток. Солнечный жар и разбавленный жар спиртного соединялись; конечно, Николай сочувствовал, что говорить. Он очистил апельсин и протянул Нине. Она взяла, стала отделять дольки и есть-.
   – Понимаешь, – сказала она, – после того случая, я как бы и жить перестала. У меня все внутри было выжжено. Весь мир превратился в головешки, все сгорело.
   Я всех возненавидела. Я не знала… Я ничего не знала, думала ничего подобного со мной не могло произойти. С любой другой девчонкой, но не со мной. А после пришла к выводу, что все мужчины, все люди такие… и решила мстить.
   – Кому?
   – Всем, – отрезала она. – Люди снаружи все гладкие, хорошие, добрые. А внутри черные, страшные, гадкие.
   – Сейчас же ты так не думаешь? – спросил он.
   – Думаю. Нет.., не обо всех.
   Николай вновь взял ее руку, поднес к губам, поцеловал.
   – Обо мне, крошка, ты надеюсь, так не думаешь?
   Она взглянула на него своими волшебными глазами с черными бабочками ресниц и вдруг засияла, осветилась улыбкой. Странно, он тоже как-то забыл, что она тут сидит совсем голенькая.
   Не совсем забыл. Обняв ее за плечи, наклонился и приник к жарким, влажным от джина с тоником губкам…
   – Вы только посмотрите на этих любовничков! – Резкий, визгливый голос совсем рядом вернул их к действительности. Он быстро оглянулся. По тропинке со скалы спускались подростки, человек десять. Худые, загорелые, грязные. Две девицы, а остальные… семь человек – парни лет по шестнадцати-восемнадцати. Сальные волосы у девушек беспорядочно свисали по плечам и лицу, отчего головы их время от времени привычно дергались, дабы расширить обзор. У парней волосы были стянуты сзади в хвосты. Джинсы и майки, маскируясь в окружающей среде, приобрели грязно-серый цвет: майки светлее, брюки – темнее.
   – Это наркоманы, – испуганно шепнула Нина.
   Николай поднялся. Нина торопливо надевала платье.
   – Ты, герла, не торопись. Ты нам такая больше нравишься. Мы сейчас с твоим чуваком разберемся, а потом и тебя ублажим. Ты не одевайся, зря силы тратишь, все равно щас разденем, – с надрывом говорил длинный худой парень, может, лет двадцати, видимо, главарь банды.
   Тем временем подтянулись и остальные. Пацаны несли велосипедные цепи, железные прутья. Только у главаря в руках ничего не было, такое оружие, видимо, ему по статусу, да и по наглой готовности к насилию не требовалось. Впрочем, он пребывал сейчас в нерешительности, что-то его смущало, может быть, отсутствие страха в лице этого бугая, очень здорового на вид, но что один может сделать против семерых?
   Он вдруг быстро завел руку назад, вытащил засунутый за брючный пояс пистолет и направил на Николая.
   – Оружие! И живо!
   Внезапно, только сейчас справившись с "молнией" на платье, вперед шагнула Нина. Голос ее дрожал от негодования:
   – Да вы хоть знаете, с кем разговариваете?! Я дочь Барона! Прикажу, и от вас всех тут мокрого места не останется!
   – О-о-о! – визгливо засмеялся главарь. – Какая птичка к нам пожаловала! Успокойся, баронесса, когда ты нам надоешь, мы, может быть, тебя отдадим за выкуп. Много просить не будем. Заплатит твой папочка миллион баксов или пожалеет за доченьку?
   Я слышал, он у тебя страшный богач.
   Было в их лицах нечто похожее, нечто роднившее всех – и парней, и девушек, – делавшее всех одним стадом. Ну конечно, взгляд. Расширенные зрачки, пелена, не дающая им четкого обзора из той наркотической реальности, в которой они все пребывали и по законам которой действовали и здесь. Они были насквозь пропитаны героином, марихуаной, кокаином, гашишем, в общем, всем тем, что так нетрудно стало доставать в наше свободное пореформенное время.