Страница:
Ему показалось – так было и на самом деле – светильники над головами вспыхивали ярче, заметно снижая накал после того, как проходили люди. Эффекты.
А скорее всего, просто экономия электричества. Подошли к большой двери, которая тяжело распахнулась передними. Огромный холл, сверху опоясанный галереей, где они и оказались, бледно-розовые диски ламп на потолке; в полупрозрачных сегментах стен – слегка искаженная панорама окрестностей: море, паруса, поросшие лесом прибрежные скалы, – и все чередуется витражными картинами, где центральное место занимает гигантское лицо Качаури, напротив – Нина, а вокруг множество мелких хищных зверей, носороги, римские воины в блестящих юбочках. – Они ступили на оранжевую дорожку, которая немедленно, но очень плавно дернулась под ногами; их понесло вперед. Надо же! Словно лента эскалатора в московском метро, но горизонтально направленная.
Впереди, метрах в десяти, раскрылись лепестки люка, куда лента, трансформировавшись в пологий эскалатор, не стала их опускать.
Серебристая лестница. Голубая анфилада. Какие-то коридоры. Николаю показалось, что они спустились уже не на один этаж, он посмотрел на Нину; она, задумавшись, не ответила на его взгляд. Вдруг лента горизонтально выпрямилась и плавно остановилась перед новой большой дверью. Они прошли через медленно открывшийся дверной проем и попали в еще один большой зал с беспорядочно расставленными столами, напоминавший ресторан.
– Наш главный ресторан, – сказала Нина. – Мы здесь едим, когда приезжают гости. – Она заглянула ему в глаза, отвернулась. – Завтра прибывают наши основные клиенты. Послезавтра начинается программа развлечений. Еще через день все разъедутся.
– Так быстро! – удивился Николай. – Каким же образом все это ваше великолепие окупается?
– О-о-о! – равнодушно и насмешливо воскликнула она. – Еще как окупается. Но об этом после, я думаю, тебе не мешает поесть. Как ты?
Он почувствовал голод. Ухмыльнулся.
– Мой принцип – никогда не отказываться от кормежки. Тем более твой папа обещался мне прилично заплатить.
– Еда бесплатно, – сказала Нина.
– Для всех?
– Да, для всех.
– Ничего не понимаю! Как же тогда все окупается?
Чем?
Нина не ответила. К ним шустро катился по сверкающему паркету толстый, веселый, похожий на конферансье мужик. Во фраке и с белой бабочкой.
– Нина Отариевна!..
– Миша! Накорми гостя. Да и мне дай чего-нибудь перекусить. В каком-нибудь люксовом зале.
– А где же еще?! – искренне удивился Миша, которому вполне можно было дать и сорок, и пятьдесят, и более лет.
Он шустро покатился перед ними, каким-то необъяснимым образом, несмотря на скорость передвижения, даже не опережая их. Николай подумал о высоком профессионализме. Впрочем, где же и быть профессионализму, как не в местах, где сам воздух пахнет долларами. А здесь этот запах источали и стены.
Зал, куда их привели, был не очень большой, почти круглый, метров двадцать в поперечнике, с единственным столом точно посередине, под огромной хрустальной люстрой, при их приближении немного опустившейся вниз и медленно начавшей заливать воздух жемчужно-розовым светом, который усиливался каким-то перламутрово-блестящим цветом стен. У Николая уже начинало рябить в глазах. С непривычки хотелось просто плюнуть на пол. Он ухмыльнулся и сел на предложенный мягкий стул с высокой средневекового образца спинкой.
Тут все разом заструилось вокруг вместе с негромкой музыкой, перед ним возникли разные блюда и блюдечки, бокалы и рюмки, приземлился румяный поросеночек с петрушкой во рту и жареной картошкой по бокам, вплыл небольшой осетр, что-то заливное, салаты, овощи-фрукты… Николай решительно опередил чью-то услужливую руку в белой перчатке, сам схватил графин с прозрачной жидкостью, оказавшейся, как он и надеялся, водкой, щедро плеснул в рюмку побольше, выпил залпом и посмотрел на Нину.
Она улыбалась.
– Ты поешь, – все еще усмехаясь, сказала девушка.
Николай принялся есть. Как и всегда, аппетит у него был превосходный, и все остальное функционировало прекрасно. Он еще пару раз отвлекался, дабы налить себе водки, на мгновение опережая услужливую перчатку. Наконец насытился.
– Хорошо! – сказал он и откинулся на высокую, не очень удобную спинку стула.
– Да, восхитительно! – согласилась Нина, ни к чему не притронувшаяся, кроме салата.
– Что восхитительно? – не понял Николай.
– Смотреть, как ты ешь, – улыбнулась она. – Словно стихия.
– А я и есть стихия, – скромно подтвердил он.
– Начинаю подозревать.
Тут – согласно сценарию ужинов, наверное – свет чуть померк, стал более розоватым, официанты исчезли вместе с недоеденным, возник дымящийся кофейник, чашки кофе, сигареты "Кэмел" перед ним и какие-то длинные коричневые – перед Ниной. Здесь же находилась и бутылка коньяка, который Николай (почему бы и нет?) подлил в кофе себе и – Нина опустила ресницы в знак согласия – ей тоже. Закурили каждый свое.
– Ты много пьешь, – вдруг, как и отец недавно, заметила Нина.
– Это плохо?
– Не знаю.
– Я пью, – с чувством сказал Николай, – потому что жизнь моя еще не обрела высокую цель, которой можно было бы посвятить всего себя, которая захватила бы все мои мысли и чувства!
– Браво! Браво! – Она слабо захлопала в ладоши. – Расскажи-ка лучше о себе.
– Не думаю, что это доставит мне удовольствие.
Даже ради такой кошечки, как ты.
– Знаешь на кого ты похож? – медленно спросила она, высунув кончик языка и тронув контур верхней губы.
– На кого?
– На большого и очень опасного зверя.
– А-а! – кивнул он. – Я злой и страшный серый волк…
– Нет, правда. Я видела, как ты расправился с ребятами.., получил от этого удовольствие… Да?
– Тебе понравилось?
– Может быть. Смотреть, как дерутся звери!.. – она затуманенно смотрела куда-то в прошлое. Передернула плечиком. – Ужас! И одновременно оторваться нельзя.
– Где же ты видела, как дерутся звери? – что-то заставило Николая насторожиться.
– Где? – Она посмотрела на него, рассмеялась. – Не все ли равно?
– Налей-ка мне коньяка, – попросила она.
Николай налил ей граммов тридцать. Она медленно выпила. Затянулась сигаретой. Выдохнула дым через ноздри.
– А ты когда-нибудь видел бой хищных зверей?
– Тебя так это развлекает?
– И все-таки.
– Да, – ответил Николай и заволновался, хотя воспоминание давно уже потускнело и не ранило, как прежде. – Я.., я однажды попал в переплет. Причем ты знаешь.., только без аналогий.
– Хорошо. Говори!
Глаза у нее были внимательные, блестящие.
– В общем, тогда я сразу после Чечни демобилизовался, стал работать в милиции, и меня внедрили к одному местному мафиози.
– Что, что? – наклонилась она над столом.
– В общем, мы с ним не сработались… Нет, он меня не раскрыл, меня просто мое начальство сдало. Ау этого сумасшедшего пахана был один бзик, так, хобби. Купил старый крематорий, переоборудовал в лабиринт-ловушку и стал запускать народ. С кем не уживется – туда. Ну и меня тоже. Вот и все.
Она смотрела на него молча. Губы ее шевельнулись, раскрылись, вновь сомкнулись. Что было в ее глазах?
Изумление? Восхищение? Страх?
– Почему ты молчишь? – спросил Николай.
– Так.., там тоже были дикие звери?
– Почему тоже?
– Ну.., мы говорили, ты сразу вспомнил о чем-то…
Он невольно усмехнулся; усмешка получилась горькая.
– Там на меня натравили львицу. Представляешь?
Выпустили голого, в чем мать родила, без оружия, вообще… И львицу.
Долгое молчание, и вдруг:
– Ты ее убил?
– Странно, почему ты об этом спросила? Вместо того, чтобы поинтересоваться, как удалось спастись?
– Убил.. – вдруг произнесла девушка совсем тихо, видимо, думая о чем-то другом. Ее руки с дотлевающей сигаретой медленно опустились, попали в пепельницу, смяли коричневый цилиндрик.
– Налей мне еще коньяку, – попросила она.
Выпила и вынула сигарету. Николай щелкнул зажигалкой. Она снова выдохнула дым из ноздрей.
– Как тебе это удалось?
– Ну, мне удалось прыгнуть ей на спину, и я коленями раздавил ей ребра.
– Раздавил…
– Ну да. Осколки костей и проткнули ей все.., легкие, сердце.., не так все было и трудно. Быстро.
– Должно быть, это жутко.., один на один, – содрогнувшись, проговорила она почти шепотом. И умолкла, задумавшись. Николай старался не смотреть на нее.
По периметру зала, погруженного в интимный полумрак, скользили бесплотные тени обслуги, заведенные ритмом незнакомого ему ритуала.
– Мне надо с тобой серьезно поговорить, – сказала Нина.
– Говори.
– Не сейчас. Позже. Я не знала…
Она вновь задумалась.
– Нет, ничего. Мне кажется, не так все и страшно.., даже более того… Может быть…
– Тю-тю-тю-тю! – насмешливо сказал он. – О чем ты, крошка? Страшно? Кто посмел вызвать у тебя страх?
Мы их!..
Он налил себе коньяка, выпил. Нина, словно очнувшись, внимательно разглядывала его. Он закурил.
Она не откликнулась на его тон, смотрела серьезно, оценивающе. Пришла к какому-то выводу.
– Время еще есть. Надо все продумать, чтобы не допустить ошибки.
Николай ничего не понял. Пожал плечами. Надо будет, расскажет.
Нина курила, не сводя с него глаз, словно продолжая оценивать его. Вообще, конец трапезы был как-то скомкан. Не то просто пошел по иному руслу; Николай не понимал. Чушь все!
– Я должна идти. Ты пока осмотрись. На пляже все тоже бесплатно. Насчет твоих служебных обязанностей.., нет у тебя никаких обязанностей. Об этом мы еще поговорим. С отцом не надо, только со мной, – сказала она деловито.
Они поднялись. Николай стоял, покачиваясь с пятки на носок, глыбой нависая над девушкой. Благодушие. Всеобщий кайф. Нина улыбалась:
– У тебя вид сытого зверя.
Николай снова закурил и тоже ухмыльнулся.
– Какого?
– Еще не определила…
– Медведя?
– Сейчас ты похож на кота.
– Хорошо, что не на болонку.
– Было бы неплохо, наверное.
– Для кого? – поинтересовался он, и оба рассмеялись.
– Пошли, – сказала она.
Николай выпустил струю дыма в потолок. Так и стоял бы. Или сидел. Или лежал. Подумав, широким махом руки захватил со стола початую бутылку коньяка. Подумать только! Такой коньяк он не пил несколько лет, а тут его море разливанное. Нина взглянула на бутылку, но ничего не сказала. Повернулась и пошла к двери. Николай за ней.
Вышли в холл вестибюля.
– Тебе туда, – махнула Нина рукой. – Лифт, третий этаж, седьмой номер.
– О'кей.
Она повернулась и исчезла за какой-то дверью. Куда идти? К себе в седьмой номер? Почему бы и нет?
Можно захватить что-нибудь из холодильника полегче, и на пляж. Николай подошел к лифту и нажал уже известный бугорок. Плита отошла, он зашел, посмотрел на пульт с рядом вертикальных кнопок, нашел цифру "три", нажал. Лифт немедленно взвился к солнцу.
Его лучи ослепили, но в следующий миг Николай уже открыл дверь в казавшийся сейчас полутемным коридор.
Открыть ее не составило труда. Он сунул стержень ключа в замочную скважину, и дверь, щелкнув, открылась. Не потребовалось даже поворачивать ключ.
Так, плавки на нем. Он их не снимал со вчерашнего вечера, когда его так долбанул покойник. Он ухмыльнулся. Затянулся было, но сигарета неожиданно стала окурком. Ладно. Пошел к холодильнику, открыл. Подумал и вытащил из хладного нутра несколько банок пива и две-три джина с тоником. Захватил еще какие-то орешки в пакетиках. На холодильнике лежали новые полиэтиленовые пакеты. Все здесь продуманно. Сунул банки и закусь в пакет. Бутылку коньяка тоже взял.
Огляделся. Делать здесь больше нечего. Да и эта девчонка советовала идти на пляж. Он вышел.
В лифте нажал самую нижнюю кнопку. Кабина стала падать. Сразу темно, только тускло рдеет сверху светильник и прыгают огоньки индикатора этажей.
Ему показалось, что для двух этажей лифт шел слишком долго. Наконец остановился. Дверь распахнулась.
Он вышел.
Вышел и уперся грудью в ствол "Калашникова".
– Ваш пропуск! – сухо сказал мужик в камуфляже.
Николай недоуменно огляделся. Узкий серый бетонный коридор. С одной стороны, метрах в десяти, железная дверь, с другой – коридор делал поворот.
Тоже метрах в десяти. Из-за угла появился еще один автоматчик.
– Пропуск! – потребовал первый охранник.
– Мужики, вы чего? – весело спросил Николай. – С какого фронта сбежали?
Вместо ответа громко лязгнул передернутый затвор. Судя по всему, здесь не любили шутить.
– Какой пропуск?! Я на пляж иду, а вы – пропуск!
Часовой присмотрелся. Может, почувствовал пары выпитого Николаем за день спиртного. Охранник чуть расслабился.
– Вы нажали не ту кнопку. Вам нужен первый этаж.
– Ну да!
– А это нижний подвальный. Сюда без спецпропуска прохода нет.
– А что здесь такое? – миролюбиво спросил Николай.
– В лифт! – решительно приказал охранник.
Второй тоже громко передернул затвор.
– Я вижу, вы ребята серьезные, – заметил Николай. – Ухожу, ухожу…
Он вошел в лифт. Физически ощущая нацеленный в область груди ствол, неторопливо оглядел панель управления в лифте. Действительно: цифры от восьми до нуля сверху, и еще две кнопки внизу. Очень интересно. Нулевой, это скорее всего тоже подвальный этаж.
– Мне на пляж…
– Цифра "один", – сказал суровый охранник.
Николай ухмыльнулся и нажал единицу. Кабина закрылась, лифт рванулся вверх. Еще раз ухмыльнувшись, Николай подумал, что его пребывание здесь становится все более интересным.
Глава 16
Глава 17
А скорее всего, просто экономия электричества. Подошли к большой двери, которая тяжело распахнулась передними. Огромный холл, сверху опоясанный галереей, где они и оказались, бледно-розовые диски ламп на потолке; в полупрозрачных сегментах стен – слегка искаженная панорама окрестностей: море, паруса, поросшие лесом прибрежные скалы, – и все чередуется витражными картинами, где центральное место занимает гигантское лицо Качаури, напротив – Нина, а вокруг множество мелких хищных зверей, носороги, римские воины в блестящих юбочках. – Они ступили на оранжевую дорожку, которая немедленно, но очень плавно дернулась под ногами; их понесло вперед. Надо же! Словно лента эскалатора в московском метро, но горизонтально направленная.
Впереди, метрах в десяти, раскрылись лепестки люка, куда лента, трансформировавшись в пологий эскалатор, не стала их опускать.
Серебристая лестница. Голубая анфилада. Какие-то коридоры. Николаю показалось, что они спустились уже не на один этаж, он посмотрел на Нину; она, задумавшись, не ответила на его взгляд. Вдруг лента горизонтально выпрямилась и плавно остановилась перед новой большой дверью. Они прошли через медленно открывшийся дверной проем и попали в еще один большой зал с беспорядочно расставленными столами, напоминавший ресторан.
– Наш главный ресторан, – сказала Нина. – Мы здесь едим, когда приезжают гости. – Она заглянула ему в глаза, отвернулась. – Завтра прибывают наши основные клиенты. Послезавтра начинается программа развлечений. Еще через день все разъедутся.
– Так быстро! – удивился Николай. – Каким же образом все это ваше великолепие окупается?
– О-о-о! – равнодушно и насмешливо воскликнула она. – Еще как окупается. Но об этом после, я думаю, тебе не мешает поесть. Как ты?
Он почувствовал голод. Ухмыльнулся.
– Мой принцип – никогда не отказываться от кормежки. Тем более твой папа обещался мне прилично заплатить.
– Еда бесплатно, – сказала Нина.
– Для всех?
– Да, для всех.
– Ничего не понимаю! Как же тогда все окупается?
Чем?
Нина не ответила. К ним шустро катился по сверкающему паркету толстый, веселый, похожий на конферансье мужик. Во фраке и с белой бабочкой.
– Нина Отариевна!..
– Миша! Накорми гостя. Да и мне дай чего-нибудь перекусить. В каком-нибудь люксовом зале.
– А где же еще?! – искренне удивился Миша, которому вполне можно было дать и сорок, и пятьдесят, и более лет.
Он шустро покатился перед ними, каким-то необъяснимым образом, несмотря на скорость передвижения, даже не опережая их. Николай подумал о высоком профессионализме. Впрочем, где же и быть профессионализму, как не в местах, где сам воздух пахнет долларами. А здесь этот запах источали и стены.
Зал, куда их привели, был не очень большой, почти круглый, метров двадцать в поперечнике, с единственным столом точно посередине, под огромной хрустальной люстрой, при их приближении немного опустившейся вниз и медленно начавшей заливать воздух жемчужно-розовым светом, который усиливался каким-то перламутрово-блестящим цветом стен. У Николая уже начинало рябить в глазах. С непривычки хотелось просто плюнуть на пол. Он ухмыльнулся и сел на предложенный мягкий стул с высокой средневекового образца спинкой.
Тут все разом заструилось вокруг вместе с негромкой музыкой, перед ним возникли разные блюда и блюдечки, бокалы и рюмки, приземлился румяный поросеночек с петрушкой во рту и жареной картошкой по бокам, вплыл небольшой осетр, что-то заливное, салаты, овощи-фрукты… Николай решительно опередил чью-то услужливую руку в белой перчатке, сам схватил графин с прозрачной жидкостью, оказавшейся, как он и надеялся, водкой, щедро плеснул в рюмку побольше, выпил залпом и посмотрел на Нину.
Она улыбалась.
– Ты поешь, – все еще усмехаясь, сказала девушка.
Николай принялся есть. Как и всегда, аппетит у него был превосходный, и все остальное функционировало прекрасно. Он еще пару раз отвлекался, дабы налить себе водки, на мгновение опережая услужливую перчатку. Наконец насытился.
– Хорошо! – сказал он и откинулся на высокую, не очень удобную спинку стула.
– Да, восхитительно! – согласилась Нина, ни к чему не притронувшаяся, кроме салата.
– Что восхитительно? – не понял Николай.
– Смотреть, как ты ешь, – улыбнулась она. – Словно стихия.
– А я и есть стихия, – скромно подтвердил он.
– Начинаю подозревать.
Тут – согласно сценарию ужинов, наверное – свет чуть померк, стал более розоватым, официанты исчезли вместе с недоеденным, возник дымящийся кофейник, чашки кофе, сигареты "Кэмел" перед ним и какие-то длинные коричневые – перед Ниной. Здесь же находилась и бутылка коньяка, который Николай (почему бы и нет?) подлил в кофе себе и – Нина опустила ресницы в знак согласия – ей тоже. Закурили каждый свое.
– Ты много пьешь, – вдруг, как и отец недавно, заметила Нина.
– Это плохо?
– Не знаю.
– Я пью, – с чувством сказал Николай, – потому что жизнь моя еще не обрела высокую цель, которой можно было бы посвятить всего себя, которая захватила бы все мои мысли и чувства!
– Браво! Браво! – Она слабо захлопала в ладоши. – Расскажи-ка лучше о себе.
– Не думаю, что это доставит мне удовольствие.
Даже ради такой кошечки, как ты.
– Знаешь на кого ты похож? – медленно спросила она, высунув кончик языка и тронув контур верхней губы.
– На кого?
– На большого и очень опасного зверя.
– А-а! – кивнул он. – Я злой и страшный серый волк…
– Нет, правда. Я видела, как ты расправился с ребятами.., получил от этого удовольствие… Да?
– Тебе понравилось?
– Может быть. Смотреть, как дерутся звери!.. – она затуманенно смотрела куда-то в прошлое. Передернула плечиком. – Ужас! И одновременно оторваться нельзя.
– Где же ты видела, как дерутся звери? – что-то заставило Николая насторожиться.
– Где? – Она посмотрела на него, рассмеялась. – Не все ли равно?
– Налей-ка мне коньяка, – попросила она.
Николай налил ей граммов тридцать. Она медленно выпила. Затянулась сигаретой. Выдохнула дым через ноздри.
– А ты когда-нибудь видел бой хищных зверей?
– Тебя так это развлекает?
– И все-таки.
– Да, – ответил Николай и заволновался, хотя воспоминание давно уже потускнело и не ранило, как прежде. – Я.., я однажды попал в переплет. Причем ты знаешь.., только без аналогий.
– Хорошо. Говори!
Глаза у нее были внимательные, блестящие.
– В общем, тогда я сразу после Чечни демобилизовался, стал работать в милиции, и меня внедрили к одному местному мафиози.
– Что, что? – наклонилась она над столом.
– В общем, мы с ним не сработались… Нет, он меня не раскрыл, меня просто мое начальство сдало. Ау этого сумасшедшего пахана был один бзик, так, хобби. Купил старый крематорий, переоборудовал в лабиринт-ловушку и стал запускать народ. С кем не уживется – туда. Ну и меня тоже. Вот и все.
Она смотрела на него молча. Губы ее шевельнулись, раскрылись, вновь сомкнулись. Что было в ее глазах?
Изумление? Восхищение? Страх?
– Почему ты молчишь? – спросил Николай.
– Так.., там тоже были дикие звери?
– Почему тоже?
– Ну.., мы говорили, ты сразу вспомнил о чем-то…
Он невольно усмехнулся; усмешка получилась горькая.
– Там на меня натравили львицу. Представляешь?
Выпустили голого, в чем мать родила, без оружия, вообще… И львицу.
Долгое молчание, и вдруг:
– Ты ее убил?
– Странно, почему ты об этом спросила? Вместо того, чтобы поинтересоваться, как удалось спастись?
– Убил.. – вдруг произнесла девушка совсем тихо, видимо, думая о чем-то другом. Ее руки с дотлевающей сигаретой медленно опустились, попали в пепельницу, смяли коричневый цилиндрик.
– Налей мне еще коньяку, – попросила она.
Выпила и вынула сигарету. Николай щелкнул зажигалкой. Она снова выдохнула дым из ноздрей.
– Как тебе это удалось?
– Ну, мне удалось прыгнуть ей на спину, и я коленями раздавил ей ребра.
– Раздавил…
– Ну да. Осколки костей и проткнули ей все.., легкие, сердце.., не так все было и трудно. Быстро.
– Должно быть, это жутко.., один на один, – содрогнувшись, проговорила она почти шепотом. И умолкла, задумавшись. Николай старался не смотреть на нее.
По периметру зала, погруженного в интимный полумрак, скользили бесплотные тени обслуги, заведенные ритмом незнакомого ему ритуала.
– Мне надо с тобой серьезно поговорить, – сказала Нина.
– Говори.
– Не сейчас. Позже. Я не знала…
Она вновь задумалась.
– Нет, ничего. Мне кажется, не так все и страшно.., даже более того… Может быть…
– Тю-тю-тю-тю! – насмешливо сказал он. – О чем ты, крошка? Страшно? Кто посмел вызвать у тебя страх?
Мы их!..
Он налил себе коньяка, выпил. Нина, словно очнувшись, внимательно разглядывала его. Он закурил.
Она не откликнулась на его тон, смотрела серьезно, оценивающе. Пришла к какому-то выводу.
– Время еще есть. Надо все продумать, чтобы не допустить ошибки.
Николай ничего не понял. Пожал плечами. Надо будет, расскажет.
Нина курила, не сводя с него глаз, словно продолжая оценивать его. Вообще, конец трапезы был как-то скомкан. Не то просто пошел по иному руслу; Николай не понимал. Чушь все!
– Я должна идти. Ты пока осмотрись. На пляже все тоже бесплатно. Насчет твоих служебных обязанностей.., нет у тебя никаких обязанностей. Об этом мы еще поговорим. С отцом не надо, только со мной, – сказала она деловито.
Они поднялись. Николай стоял, покачиваясь с пятки на носок, глыбой нависая над девушкой. Благодушие. Всеобщий кайф. Нина улыбалась:
– У тебя вид сытого зверя.
Николай снова закурил и тоже ухмыльнулся.
– Какого?
– Еще не определила…
– Медведя?
– Сейчас ты похож на кота.
– Хорошо, что не на болонку.
– Было бы неплохо, наверное.
– Для кого? – поинтересовался он, и оба рассмеялись.
– Пошли, – сказала она.
Николай выпустил струю дыма в потолок. Так и стоял бы. Или сидел. Или лежал. Подумав, широким махом руки захватил со стола початую бутылку коньяка. Подумать только! Такой коньяк он не пил несколько лет, а тут его море разливанное. Нина взглянула на бутылку, но ничего не сказала. Повернулась и пошла к двери. Николай за ней.
Вышли в холл вестибюля.
– Тебе туда, – махнула Нина рукой. – Лифт, третий этаж, седьмой номер.
– О'кей.
Она повернулась и исчезла за какой-то дверью. Куда идти? К себе в седьмой номер? Почему бы и нет?
Можно захватить что-нибудь из холодильника полегче, и на пляж. Николай подошел к лифту и нажал уже известный бугорок. Плита отошла, он зашел, посмотрел на пульт с рядом вертикальных кнопок, нашел цифру "три", нажал. Лифт немедленно взвился к солнцу.
Его лучи ослепили, но в следующий миг Николай уже открыл дверь в казавшийся сейчас полутемным коридор.
Открыть ее не составило труда. Он сунул стержень ключа в замочную скважину, и дверь, щелкнув, открылась. Не потребовалось даже поворачивать ключ.
Так, плавки на нем. Он их не снимал со вчерашнего вечера, когда его так долбанул покойник. Он ухмыльнулся. Затянулся было, но сигарета неожиданно стала окурком. Ладно. Пошел к холодильнику, открыл. Подумал и вытащил из хладного нутра несколько банок пива и две-три джина с тоником. Захватил еще какие-то орешки в пакетиках. На холодильнике лежали новые полиэтиленовые пакеты. Все здесь продуманно. Сунул банки и закусь в пакет. Бутылку коньяка тоже взял.
Огляделся. Делать здесь больше нечего. Да и эта девчонка советовала идти на пляж. Он вышел.
В лифте нажал самую нижнюю кнопку. Кабина стала падать. Сразу темно, только тускло рдеет сверху светильник и прыгают огоньки индикатора этажей.
Ему показалось, что для двух этажей лифт шел слишком долго. Наконец остановился. Дверь распахнулась.
Он вышел.
Вышел и уперся грудью в ствол "Калашникова".
– Ваш пропуск! – сухо сказал мужик в камуфляже.
Николай недоуменно огляделся. Узкий серый бетонный коридор. С одной стороны, метрах в десяти, железная дверь, с другой – коридор делал поворот.
Тоже метрах в десяти. Из-за угла появился еще один автоматчик.
– Пропуск! – потребовал первый охранник.
– Мужики, вы чего? – весело спросил Николай. – С какого фронта сбежали?
Вместо ответа громко лязгнул передернутый затвор. Судя по всему, здесь не любили шутить.
– Какой пропуск?! Я на пляж иду, а вы – пропуск!
Часовой присмотрелся. Может, почувствовал пары выпитого Николаем за день спиртного. Охранник чуть расслабился.
– Вы нажали не ту кнопку. Вам нужен первый этаж.
– Ну да!
– А это нижний подвальный. Сюда без спецпропуска прохода нет.
– А что здесь такое? – миролюбиво спросил Николай.
– В лифт! – решительно приказал охранник.
Второй тоже громко передернул затвор.
– Я вижу, вы ребята серьезные, – заметил Николай. – Ухожу, ухожу…
Он вошел в лифт. Физически ощущая нацеленный в область груди ствол, неторопливо оглядел панель управления в лифте. Действительно: цифры от восьми до нуля сверху, и еще две кнопки внизу. Очень интересно. Нулевой, это скорее всего тоже подвальный этаж.
– Мне на пляж…
– Цифра "один", – сказал суровый охранник.
Николай ухмыльнулся и нажал единицу. Кабина закрылась, лифт рванулся вверх. Еще раз ухмыльнувшись, Николай подумал, что его пребывание здесь становится все более интересным.
Глава 16
AX ТЫ, МЕРЗАВОЧКА
И тут, разом стряхнув недавнее прошлое, он вновь нашел себя на лежаке. Уже стемнело. Только что солнце поджигало море и низкие облака над собой, только что светло-вишневый раскаленный диск светила остужался в воде – и вдруг темень. Хорошо на юге! Как непохоже на нормальную жизнь. Здесь жизнь без полутонов, здесь яркий день и черная ночь без сумерек, и звезды крупнее, и луна туманно-золотистым столбом падает в зеркальную млечность моря с чисто айвазовским вызовом.
Приподнявшись, он вновь пошарил в пакете. Бутылка.., коньяк. На донышке еще сильно булькает.
Нет, не хочется. Поискал среди банок, легко читая при свете месяца. Еще один джин с тоником, остальное пиво. Вскрыл банку джина, выпил. Нашарил пачку сигарет, зажигалку, закурил. Откинувшись на лежаке, приготовился раствориться в этой мультипликационной ночи… Что-то горячее, обволакивающее рядом… и шепот:
– Красавчик! А мне сигаретку?
Что за черт! Он открыл глаза: рядом, всем телом прильнув к нему, лежала девушка. От неожиданности-" едва не смахнул ее с лежака.
– Ты кто такая, красавица?
– Не узнаешь? – послышался легкий смешок. – А я думала, ты меня навеки запомнил.
– Нет, крошка, не узнаю. Ну да ладно, какая разница! Возьми вот сигарету.
Он снизу поднес огонек зажигалки, загадочно выхватив черты ее лица из светлого мрака. Что-то действительно знакомое.., полные смеющиеся губки, тонкий носик… Ах ты!..
– Ах ты, мерзавочка! – покачал он головой. – Ах ты, кошка!..
– Узнал, – звонко рассмеялась Лена.
Да, это была вчерашняя бандитка, так ловко отвлекшая его внимание перед бутылочным ударом Вадима.
– Как же ты смеешь, предательница ты этакая, после всего еще и подходить ко мне?
– Ну котик!.. – поерзала она у Николая под боком. – Не сердись.
Впрочем, сердиться у него не получалось. Вся эта южная экзотика, весь этот лунно-звездный настрой!..
Он пытался взрастить в себе негодование…
– Предательница!
– Кого я предала? – неожиданно она села, видимо, для того, чтобы перейти в наступление. – Кого?
Тебя? Да я тебя только вчера увидела. Мне сказали, что я должна отвлечь чувака, чтобы было удобнее его трахнуть. Что у тебя в пакете? Пиво? Отлично.
– Это же нехорошо как-то…
– Еще чего! Я выполняла свою работу. И хорошо выполнила. Мне за это платят.
– А за что еще тебе платят?
– За все. Не думаешь же ты, что я здешняя наследница? – говорила Лена, рассматривая названия банок. – Вот! Немецкое пиво люблю.
Она повернулась к Николаю.
– Слушай, давай не будем. Сейчас же я не работаю.
Да и ты сейчас, я вижу, свободен. Два свободных человека встретились в пустынном мире!.. Я говорила, красавчик, что от тебя не отстану.
Он ухмыльнулся и тоже сел. Опять закурил. Лена схватила его за руку.
– Какие у тебя мышцы! Шварценеггер ты мой!
Николай не выдержал и захохотал.
Лена уселась поудобнее, одной рукой обнимая колени, другой поднося пиво ко рту. Контур ее обозначился на фоне снежно-серебряной плащаницы моря!..
Николай взял бутылку с остатками коньяка, отхлебнул из горлышка, протянул ей. Лена поставила банку рядом с собой, взяла бутылку, понюхала, тоже отхлебнула. Глядя на нее, Николай стал декламировать:
Сегодня я вижу, особенно весел твой взгляд,
И руки особенно тонки, колени обняв…
Лена повернулась к нему и, помахивая банкой в ритм слов, продолжила:
Послушай: далеко, далеко, на озере Чад,
Изысканный бродит жираф.
– Ничего себе, котенок, откуда ты знаешь Гумилева?
– Оттуда. Куда уж мне, я в колледжах ваших не училась, да?
Она засмеялась, отхлебывая пиво.
– На самом деле, я ученая девица, перешла на пятый курс философского факультета МГУ. А сюда, вишь, судьба занесла, подрабатываю. Прилично, надо сказать, платят. Но ты меня поразил! Откуда ты-то знаешь? Ты – бог войны, Марс! Рэмбо! Не знаю еще кто…
– А-а! Был у нас в отряде один, любил этот стишок.., все декламировал… – Облачко затмило его ясное настроение, он отогнал, не сейчас, что вспоминать?..
– И что же?
– Ничего.., так. Стишок я запомнил, что-то там… про эту ночь, луну…
Ему грациозная стройность и нега дана,
И шкуру его украшает волшебный узор,
С которым равняться осмелится только луна,
Дробясь и качаясь на влаге широких озер.
Николай покачал головой, вспоминая:
Вдали он подобен цветным парусам корабля,
И бег его плавен, как радостный птичий полет…
– Дальше не помню, – посетовал он, там еще черная дева, страсть молодого вождя…
– Боже мой! Как прекрасно! Знаешь, и жизнь поганая, и люди – хуже нет, а вот за такую ночь!., вот, тебя встретила, Самсона древнего, а ты Гумилева у моря читаешь!.. Дай еще твоего коньяка.
– Ты, дева, еще расплачешься. Вот, вспомнил:
И как я тебе расскажу про тропический сад,
Про стройные пальмы, про запах немыслимых трав…
Ты плачешь? Послушай.., далеко, на озере Чад,
Изысканный бродит жираф.
– Дай я тебя поцелую, котенок!
Она машинально подставила ему щечку, слегка оттолкнула.
– Ах! Какая во всем музыка! Как все звучит: и это море, и луна!..
– И ты, моя прелесть! У тебя так кожа блестит под луной, дай я тебя еще поцелую. Вот сюда и сюда… какие у тебя ножки!..
– Послушай… Изысканный бродит жираф…
Когда они уходили, месяц уже перешагнул к лесу, и море потемнело, слившись с мраком воздуха, и все вокруг, кроме бессонных цикад, озвучивающих высокую пляску летучих мышей, давно уже спало.
Приподнявшись, он вновь пошарил в пакете. Бутылка.., коньяк. На донышке еще сильно булькает.
Нет, не хочется. Поискал среди банок, легко читая при свете месяца. Еще один джин с тоником, остальное пиво. Вскрыл банку джина, выпил. Нашарил пачку сигарет, зажигалку, закурил. Откинувшись на лежаке, приготовился раствориться в этой мультипликационной ночи… Что-то горячее, обволакивающее рядом… и шепот:
– Красавчик! А мне сигаретку?
Что за черт! Он открыл глаза: рядом, всем телом прильнув к нему, лежала девушка. От неожиданности-" едва не смахнул ее с лежака.
– Ты кто такая, красавица?
– Не узнаешь? – послышался легкий смешок. – А я думала, ты меня навеки запомнил.
– Нет, крошка, не узнаю. Ну да ладно, какая разница! Возьми вот сигарету.
Он снизу поднес огонек зажигалки, загадочно выхватив черты ее лица из светлого мрака. Что-то действительно знакомое.., полные смеющиеся губки, тонкий носик… Ах ты!..
– Ах ты, мерзавочка! – покачал он головой. – Ах ты, кошка!..
– Узнал, – звонко рассмеялась Лена.
Да, это была вчерашняя бандитка, так ловко отвлекшая его внимание перед бутылочным ударом Вадима.
– Как же ты смеешь, предательница ты этакая, после всего еще и подходить ко мне?
– Ну котик!.. – поерзала она у Николая под боком. – Не сердись.
Впрочем, сердиться у него не получалось. Вся эта южная экзотика, весь этот лунно-звездный настрой!..
Он пытался взрастить в себе негодование…
– Предательница!
– Кого я предала? – неожиданно она села, видимо, для того, чтобы перейти в наступление. – Кого?
Тебя? Да я тебя только вчера увидела. Мне сказали, что я должна отвлечь чувака, чтобы было удобнее его трахнуть. Что у тебя в пакете? Пиво? Отлично.
– Это же нехорошо как-то…
– Еще чего! Я выполняла свою работу. И хорошо выполнила. Мне за это платят.
– А за что еще тебе платят?
– За все. Не думаешь же ты, что я здешняя наследница? – говорила Лена, рассматривая названия банок. – Вот! Немецкое пиво люблю.
Она повернулась к Николаю.
– Слушай, давай не будем. Сейчас же я не работаю.
Да и ты сейчас, я вижу, свободен. Два свободных человека встретились в пустынном мире!.. Я говорила, красавчик, что от тебя не отстану.
Он ухмыльнулся и тоже сел. Опять закурил. Лена схватила его за руку.
– Какие у тебя мышцы! Шварценеггер ты мой!
Николай не выдержал и захохотал.
Лена уселась поудобнее, одной рукой обнимая колени, другой поднося пиво ко рту. Контур ее обозначился на фоне снежно-серебряной плащаницы моря!..
Николай взял бутылку с остатками коньяка, отхлебнул из горлышка, протянул ей. Лена поставила банку рядом с собой, взяла бутылку, понюхала, тоже отхлебнула. Глядя на нее, Николай стал декламировать:
Сегодня я вижу, особенно весел твой взгляд,
И руки особенно тонки, колени обняв…
Лена повернулась к нему и, помахивая банкой в ритм слов, продолжила:
Послушай: далеко, далеко, на озере Чад,
Изысканный бродит жираф.
– Ничего себе, котенок, откуда ты знаешь Гумилева?
– Оттуда. Куда уж мне, я в колледжах ваших не училась, да?
Она засмеялась, отхлебывая пиво.
– На самом деле, я ученая девица, перешла на пятый курс философского факультета МГУ. А сюда, вишь, судьба занесла, подрабатываю. Прилично, надо сказать, платят. Но ты меня поразил! Откуда ты-то знаешь? Ты – бог войны, Марс! Рэмбо! Не знаю еще кто…
– А-а! Был у нас в отряде один, любил этот стишок.., все декламировал… – Облачко затмило его ясное настроение, он отогнал, не сейчас, что вспоминать?..
– И что же?
– Ничего.., так. Стишок я запомнил, что-то там… про эту ночь, луну…
Ему грациозная стройность и нега дана,
И шкуру его украшает волшебный узор,
С которым равняться осмелится только луна,
Дробясь и качаясь на влаге широких озер.
Николай покачал головой, вспоминая:
Вдали он подобен цветным парусам корабля,
И бег его плавен, как радостный птичий полет…
– Дальше не помню, – посетовал он, там еще черная дева, страсть молодого вождя…
– Боже мой! Как прекрасно! Знаешь, и жизнь поганая, и люди – хуже нет, а вот за такую ночь!., вот, тебя встретила, Самсона древнего, а ты Гумилева у моря читаешь!.. Дай еще твоего коньяка.
– Ты, дева, еще расплачешься. Вот, вспомнил:
И как я тебе расскажу про тропический сад,
Про стройные пальмы, про запах немыслимых трав…
Ты плачешь? Послушай.., далеко, на озере Чад,
Изысканный бродит жираф.
– Дай я тебя поцелую, котенок!
Она машинально подставила ему щечку, слегка оттолкнула.
– Ах! Какая во всем музыка! Как все звучит: и это море, и луна!..
– И ты, моя прелесть! У тебя так кожа блестит под луной, дай я тебя еще поцелую. Вот сюда и сюда… какие у тебя ножки!..
– Послушай… Изысканный бродит жираф…
Когда они уходили, месяц уже перешагнул к лесу, и море потемнело, слившись с мраком воздуха, и все вокруг, кроме бессонных цикад, озвучивающих высокую пляску летучих мышей, давно уже спало.
Глава 17
ВСЕ ТЕПЕРЬ ЗА ДЕНЬГИ
Он проснулся рано утром от яркого солнечного тепла на лице; открыл глаза – солнце немедленно прыгнуло в спальню и ослепило, но, когда вновь осторожно приоткрыл веки, чтобы взглянуть на часы, увидел, что еще рано: шесть двадцать. Да, рановато.
Николай сполз с кровати, огляделся: бирюзовые розы обоев, приоткрытая дверца полированного шкафа, распахнутая настежь дверь балкона. Увидел на спинке кресла пляжное полотенце, опоясал чресла и вышел на балкон.
Утро, однако, в разгаре. На пляже видны отдельные жаворонки, то бишь люди, коим недоступна сладость позднего сна: кто-то разминался, кто-то барахтался в воде… Впрочем, приятно, свежо дышалось. В стороне, ближе к стенам громадного комплекса – отделанный цветным кафелем бассейн, бодро сверкающий на солнце. Перед бассейном – травяная лужайка, выложенная шахматным образом квадратами тоже цветных плит. Там же – шезлонги с откидными спинками, подставки для ног, бело-голубые зонты.
Николай вошел в комнату; в большом зеркале напротив отразилась балконная дверь, взметнувшиеся голубенькие занавеси и бледноватый, еще совсем не загорелый громила – он сам. В постели продолжала по-детски посапывать коричневая Лена. "Надо же! – подумал он. – Первый раз спал с философом. Это если ей верить. А впрочем, почему не верить?.."
Прошел в ванную комнату, плотно прикрыл за собой дверь и, скинув полотенце с бедер, стал под душ.
Горячая вода скоро взбодрила, смыв субъективные следы ночных утех.
Выйдя из-под душа, вновь встретил свое отражение в зеркальной стене. Критически оглядел. Да, здоров мужик. Сухие узлы мышц. Хорошо еще, что мирная жизнь как-то разгладила все эти бугры; раньше и раздеться на пляже было бы неудобно. А впрочем, все ерунда.
В шкафчике для белья отыскал самый большой халат. Кроме того, обнаружилось отделение с набором почти безразмерных эластичных плавок. Натянул подходящие и мимо и не думающей пробуждаться Лены (какие волшебные сны ей снятся?!) прошел в гостиную, где сразу направил стопы к холодильнику. К приятному своему удивлению, убедился, что учиненное вчера опустошение ликвидировано и все свободные места вновь заняты. Взял бутылку пива, открыл и с наслаждением выпил.
Вернулся в спальню, оделся. На полу валялись невесомые лоскутки Лениных купальных трусиков и лифчика. Он вспомнил, что вчера ночью она так и пошла с пляжа, беззаботно прижимаясь к нему. И все сошло, хотя кто-то – очень смутный! – все же попадался на пути.
Он вышел, захлопнул за собой дверь номера и спустился в ресторан. На всякий случай. И угадал: дежурный во фраке (не Миша) проводил его к столику, предложил шикарно оформленное меню, что-то на ходу посоветовал, и тут же перед Николаем оказалась яичница с жареной ветчиной, какие-то бутерброды, салат, большой бокал пива, кофе (на всякий случай) и почему-то пачка сигарет "Кэмел". Что ж, неплохо.
Он поел, открыл предложенную пачку и закурил.
Дежурный во фраке вновь материализовался.
– Что-нибудь еще?
– Шеф! – лениво сказал Николай, и мужик мигнул обоими глазами, но на внимательной физиономии больше ничего не произошло. – Вчера я оставил перед главным входом машину, где бы мне ее сейчас отыскать?
– Очень просто. Если хотите, я вас провожу.
– Ну зачем же беспокоиться…
– Здесь нет никакого беспокойства. Могу послать человека вас проводить.
Человеком оказался паренек лет восемнадцати, который и довел Николая до железных ворот, наподобие тех, что вешают на свои гаражи обитатели собственных загородных коттеджей. Такие двери открываются по горизонтальной оси, но для громадного комплекса они маловаты. Паренек, впрочем, позвонил в соседнюю, обычную дверь, которая, вдруг щелкнув, спросила, что им надо?
– Пришли за машиной, – ответил малый и, кивнув Николаю, тут же удалился.
Дверь между тем, щелкнув уже по-другому, открылась. Николай вошел в коридор, по которому уже спешил навстречу одетый в темные брюки, белую рубашку и ярко-красный галстук представитель среднего класса лет двадцати пяти.
– Какая у вас машина?
– Джип "Чероки" – Николай показал ключи.
– А-а! Это на котором Лом ездил? – спросил было парень, но вдруг спохватился.
– Извините, – сказал он. – Вам сюда.
Николай проследовал в кабинку, оказавшуюся лифтом. Они спустились на этаж и попали в огромный подземный гараж с пустующими ячейками боксов вдоль проезжей части.
Служащий проследил за его удивленным взглядом, правильно истолковал и счел нужным пояснить:
– Сегодня к вечеру начнут заполняться. Завтра здесь уже будет все забито. То же самое и в другом крыле.
– Сколько же здесь машин помещается?
– Если под завязку, то около ста.
– Не так уж и много.
– Сюда на машинах приезжают только любители или особо важные персоны, которые могут и самолетом машину перевезти.
– Даже так! – удивился Николай. – Кто же это такие?
Представитель среднего класса, разговорившийся, вероятно, исключительно потому, что демократично-джинсовый вид Николая стирал всякую социальную грань, вздернул брови и, дабы сомнений не оставалось, многозначительно указал пальцем в потолок, не сказав больше ни слова. И так понятно.
Тут и дошли. Джип стоял в боксе, Николай его узнал, черненького.
– Вы первый раз? – спросил служащий.
– Что?
– Первый раз берете здесь машину?
– Да.
– Тогда я сяду за руль и покажу, как выезжать.
– О'кей.
– Николай отдал ключи и сел на место рядом с водителем. Парень выехал, свернул налево и, одолев длинный пролет, осторожно въехал в очень просторный бокс.., вернее, в то, что на первый взгляд показалось боксом. Сзади зашумело, Николай оглянулся и увидел опускающуюся стальную решетку. Потом пол под ними дрогнул и лифт (это был грузовой лифт) пополз вверх.
Поднимались недолго. Остановились. Впереди стала наклоняться в их сторону тяжелая железная дверь. Та самая, к которой снаружи подвел его посыльный. Оставалось только выехать. Что он и сделал.
Николай сполз с кровати, огляделся: бирюзовые розы обоев, приоткрытая дверца полированного шкафа, распахнутая настежь дверь балкона. Увидел на спинке кресла пляжное полотенце, опоясал чресла и вышел на балкон.
Утро, однако, в разгаре. На пляже видны отдельные жаворонки, то бишь люди, коим недоступна сладость позднего сна: кто-то разминался, кто-то барахтался в воде… Впрочем, приятно, свежо дышалось. В стороне, ближе к стенам громадного комплекса – отделанный цветным кафелем бассейн, бодро сверкающий на солнце. Перед бассейном – травяная лужайка, выложенная шахматным образом квадратами тоже цветных плит. Там же – шезлонги с откидными спинками, подставки для ног, бело-голубые зонты.
Николай вошел в комнату; в большом зеркале напротив отразилась балконная дверь, взметнувшиеся голубенькие занавеси и бледноватый, еще совсем не загорелый громила – он сам. В постели продолжала по-детски посапывать коричневая Лена. "Надо же! – подумал он. – Первый раз спал с философом. Это если ей верить. А впрочем, почему не верить?.."
Прошел в ванную комнату, плотно прикрыл за собой дверь и, скинув полотенце с бедер, стал под душ.
Горячая вода скоро взбодрила, смыв субъективные следы ночных утех.
Выйдя из-под душа, вновь встретил свое отражение в зеркальной стене. Критически оглядел. Да, здоров мужик. Сухие узлы мышц. Хорошо еще, что мирная жизнь как-то разгладила все эти бугры; раньше и раздеться на пляже было бы неудобно. А впрочем, все ерунда.
В шкафчике для белья отыскал самый большой халат. Кроме того, обнаружилось отделение с набором почти безразмерных эластичных плавок. Натянул подходящие и мимо и не думающей пробуждаться Лены (какие волшебные сны ей снятся?!) прошел в гостиную, где сразу направил стопы к холодильнику. К приятному своему удивлению, убедился, что учиненное вчера опустошение ликвидировано и все свободные места вновь заняты. Взял бутылку пива, открыл и с наслаждением выпил.
Вернулся в спальню, оделся. На полу валялись невесомые лоскутки Лениных купальных трусиков и лифчика. Он вспомнил, что вчера ночью она так и пошла с пляжа, беззаботно прижимаясь к нему. И все сошло, хотя кто-то – очень смутный! – все же попадался на пути.
Он вышел, захлопнул за собой дверь номера и спустился в ресторан. На всякий случай. И угадал: дежурный во фраке (не Миша) проводил его к столику, предложил шикарно оформленное меню, что-то на ходу посоветовал, и тут же перед Николаем оказалась яичница с жареной ветчиной, какие-то бутерброды, салат, большой бокал пива, кофе (на всякий случай) и почему-то пачка сигарет "Кэмел". Что ж, неплохо.
Он поел, открыл предложенную пачку и закурил.
Дежурный во фраке вновь материализовался.
– Что-нибудь еще?
– Шеф! – лениво сказал Николай, и мужик мигнул обоими глазами, но на внимательной физиономии больше ничего не произошло. – Вчера я оставил перед главным входом машину, где бы мне ее сейчас отыскать?
– Очень просто. Если хотите, я вас провожу.
– Ну зачем же беспокоиться…
– Здесь нет никакого беспокойства. Могу послать человека вас проводить.
Человеком оказался паренек лет восемнадцати, который и довел Николая до железных ворот, наподобие тех, что вешают на свои гаражи обитатели собственных загородных коттеджей. Такие двери открываются по горизонтальной оси, но для громадного комплекса они маловаты. Паренек, впрочем, позвонил в соседнюю, обычную дверь, которая, вдруг щелкнув, спросила, что им надо?
– Пришли за машиной, – ответил малый и, кивнув Николаю, тут же удалился.
Дверь между тем, щелкнув уже по-другому, открылась. Николай вошел в коридор, по которому уже спешил навстречу одетый в темные брюки, белую рубашку и ярко-красный галстук представитель среднего класса лет двадцати пяти.
– Какая у вас машина?
– Джип "Чероки" – Николай показал ключи.
– А-а! Это на котором Лом ездил? – спросил было парень, но вдруг спохватился.
– Извините, – сказал он. – Вам сюда.
Николай проследовал в кабинку, оказавшуюся лифтом. Они спустились на этаж и попали в огромный подземный гараж с пустующими ячейками боксов вдоль проезжей части.
Служащий проследил за его удивленным взглядом, правильно истолковал и счел нужным пояснить:
– Сегодня к вечеру начнут заполняться. Завтра здесь уже будет все забито. То же самое и в другом крыле.
– Сколько же здесь машин помещается?
– Если под завязку, то около ста.
– Не так уж и много.
– Сюда на машинах приезжают только любители или особо важные персоны, которые могут и самолетом машину перевезти.
– Даже так! – удивился Николай. – Кто же это такие?
Представитель среднего класса, разговорившийся, вероятно, исключительно потому, что демократично-джинсовый вид Николая стирал всякую социальную грань, вздернул брови и, дабы сомнений не оставалось, многозначительно указал пальцем в потолок, не сказав больше ни слова. И так понятно.
Тут и дошли. Джип стоял в боксе, Николай его узнал, черненького.
– Вы первый раз? – спросил служащий.
– Что?
– Первый раз берете здесь машину?
– Да.
– Тогда я сяду за руль и покажу, как выезжать.
– О'кей.
– Николай отдал ключи и сел на место рядом с водителем. Парень выехал, свернул налево и, одолев длинный пролет, осторожно въехал в очень просторный бокс.., вернее, в то, что на первый взгляд показалось боксом. Сзади зашумело, Николай оглянулся и увидел опускающуюся стальную решетку. Потом пол под ними дрогнул и лифт (это был грузовой лифт) пополз вверх.
Поднимались недолго. Остановились. Впереди стала наклоняться в их сторону тяжелая железная дверь. Та самая, к которой снаружи подвел его посыльный. Оставалось только выехать. Что он и сделал.