Сологуб Федор. Мелкий бес

   И принялась обтираться салфеткою. Передонов молчал. В последнее время он стал с Варварою грубее обыкновенного. Да и раньше он обходился с нею дурно. Ободренная его молчанием, она заговорила погромче:
   – Право, свинья. Прямо в морду попал.
   В передней послышался блеющий, словно бараний голос.
   – Не ори, – сказал Передонов, – гости.
   – Ну, это Павлушка, – ухмыляясь, отвечала Варвара.
   Вошел с радостным громким смехом Павел Васильевич Володин, молодой человек, весь, и лицом и ухватками, удивительно похожий на барашка: волосы, как у барашка, курчавые, глаза выпуклые и тупые, – все, как у веселого барашка, – глупый молодой человек. Он был столяр, обучался раньше в ремесленной школе, а теперь служил учителем ремесла в городском училище.
   – Ардальон Борисыч, дружище! – радостно закричал он: – ты дома, кофеек распиваешь, а вот и я, тут как тут.
   – Наташка, неси третью ложку! – крикнула Варвара.
   Слышно было из кухни, как Наталья звенела единственною оставшеюся чайною ложкою: остальные были спрятаны.
   – Ешь, Павлушка, – сказал Передонов, и видно было, что ему хочется накормить Володина. – А я, брат, уж теперь скоро в инспекторы пролезу, – Варе княгиня обещала.
   Володин заликовал и захохотал.
   – А, будущий инспектор кофеек распивает! – закричал он, хлопая Передонова по плечу.
   – А ты думаешь, легко в инспекторы вылезть ? Донесут – и крышка.
   – Да что доносить-то? – ухмыляясь, спросила Варвара.
   – Мало ли что. Скажут, что я Писарева читал, – и ау!
   – А вы, Ардальон Борисыч, этого Писарева на заднюю полочку, – посоветовал Володин, хихикая.
   Передонов опасливо глянул на Володина и сказал:
   – У меня, может быть, никогда и не было Писарева. Хочешь выпить, Павлушка?
   Володин выпятил нижнюю губу, сделал значительное лицо знающего себе цену человека и сказал, по-бараньи наклоняя голову:
   – Если за компанию, то я всегда готов выпить, а так – ни-ни.
   А Передонов тоже всегда готов был выпить. Выпили водки, закусили сладкими пирожками.
   Вдруг Передонов плеснул остаток кофе из стакана на обои. Володин вытаращил свои бараньи глазки и огляделся с удивлением. Обои были испачканы, изодраны. Володин спросил:
   – Что это у вас обои?
   Передонов и Варвара захохотали.
   – На зло хозяйке, – сказала Варвара. – Мы скоро выедем. Только вы не болтайте.
   – Отлично! – крикнул Володин и радостно захохотал.
   Передонов подошел к стене и принялся колотить по ней подошвами. Володин по его примеру тоже лягал стену. Передонов сказал:
   – Мы всегда, когда едим, пакостим стены, – пусть помнит.
   – Каких лепех насажал! – с восторгом восклицал Володин.
   – Иришка-то как обалдеет, – сказала Варвара с сухим и злым смехом.
   И все трое, стоя перед стеною, плевали на нее, рвали обои и колотили их сапогами. Потом, усталые и довольные, отошли.
   Передонов нагнулся и поднял кота. Кот был толстый, белый, некрасивый. Передонов теребил его, – дергал за уши, за хвост, тряс за шею. Володин радостно хохотал и подсказывал Передонову, что еще можно сделать.
   – Ардальон Борисыч, дунь ему в глаза! Погладь его против шерсти!
   Кот фыркал и старался вырваться, но не смел показать когтей, – за это его жестоко били. Наконец забава Передонову наскучила, и он бросил кота.
   – Слушай, Ардальон Борисыч, что я тебе хотел сказать, – заговорил Володин. – Всю дорогу думал, как бы не забыть, и чуть не забыл.
   – Ну? – угрюмо спросил Передонов.
   – Вот ты любишь сладкое, – радостно говорил Володин, – а я такое кушанье знаю, что ты пальчики оближешь.
   – Я сам все вкусные кушанья знаю, – сказал Передонов.
   Володин сделал обиженное лицо.
   – Может быть, – сказал он, – вы, Ардальон Борисыч, знаете все вкусные кушанья, которые делают у вас на родине, но как же вы можете знать все вкусные кушанья, которые делаются у меня на родине, если вы никогда на моей родине не были?
   И, довольный убедительностью своего возражения, Володин засмеялся, заблеял.
   – На твоей родине дохлых кошек жрут, – сердито сказал Передонов.
   – Позвольте, Ардальон Борисыч, – визгливым и смеющимся голосом говорил Володин, – это, может быть, на вашей родине изволят кушать дохлых кошек, этого мы не будем касаться, а только ерлов вы никогда не кушали.
   – Нет, не кушал, – признался Передонов.
   – Что же это за кушанье такое? – спросила Варвара.
   – А это вот что, – стал объяснять Володин, – знаете вы кутью?
   – Ну, кто кутьи не знает, – ухмыляясь, ответила Варвара.
   – Так вот, пшенная кутья, с изюмцем, с сахарцем, с миндалем, – это и есть ерлы.
   И Володин подробно рассказал, как варят на его родине ерлы. Передонов слушал тоскливо. Кутья, – что ж, его в покойники, что ли, хочет записать Павлушка?
   Володин предложил:
   – Если вы хотите, чтоб все было, как следует, вы дайте мне материал, а я вам и сварю.
   – Пусти козла в огород, – угрюмо сказал Передонов.
   “Еще подсыплет чего-нибудь”, – подумал он. Володин опять обиделся.
   – Если вы думаете, Ардальон Борисыч, что я у вас стяну сахарцу, так вы ошибаетесь, – мне вашего сахарцу не надо.
   – Ну, что там валять петрушку, – перебила Варвара. – Ведь вы знаете, у него все привереды. Приходите и варите.
   – Сам и есть будешь, – сказал Передонов.
   – Это почему же? – дребезжащим от обиды голосом спросил Володин.
   – Потому, что гадость.
   – Как вам угодно, Ардальон Борисыч, – пожимая плечами, сказал Володин, – а только я вам хотел угодить, а если вы не хотите, то как хотите.
   – А как тебя генерал-то отбрил? – спросил Передонов.
   – Какой генерал? – ответил вопросом Володин и покраснел и обиженно выпятил нижнюю губу.
   – Да слышали, слышали, – говорил Передонов.
   Варвара ухмылялась.
   – Позвольте, Ардальон Борисыч, – горячо заговорил Володин, – вы слышали, да, может быть, не дослышали. Я вам расскажу, как все это дело было.
   – Ну, рассказывай, – сказал Передонов.
   – Это было дело третьего дня, – рассказывал Володин, – об эту самую пору. У нас в училище, как вам известно, производится в мастерской ремонт. И вот, изволите видеть, приходит Верига с нашим инспектором осматривать, а мы работаем в задней комнате. Хорошо. Я не касаюсь, зачем Верига пришел, что ему надо, – это не мое дело. Положим, я знаю, что он – предводитель дворянства, а к нашему училищу касательства не имеет, – но я этого не трогаю. Приходит – и пусть, мы им не мешаем, работаем себе помаленьку, – вдруг они к нам входят, и Верига, изволите видеть, в шапке.
   – Это он тебе неуважение оказал, – угрюмо сказал Передонов.
   – Изволите видеть, – обрадованно подхватил Володин, – и у нас образ висит, и мы сами без шапок, а он вдруг является этаким мамелюком. Я ему и изволил сказать, тихо, благородно: ваше превосходительство, говорю, потрудитесь вашу шапочку снять, потому, говорю, как здесь образ. Правильно ли я сказал? – спросил Володин и вопросительно вытаращил глаза.
   – Ловко, Павлушка, – крикнул Передонов, – так ему и надо.
   – Конечно, что им спускать, – поддержала и Варвара. – Молодец, Павел Васильевич.
   Володин с видом напрасно обиженного человека продолжал:
   – А он вдруг изволил мне сказать: всякий сверчок знай свой шесток. Повернулся и вышел. Вот как все дело было, и больше никаких.
   Володин чувствовал себя все-таки героем. Передонов в утешение дал ему карамельку.
   Пришла и еще гостья, Софья Ефимовна Преполовенская, жена лесничего, полная, с добродушно-хитрым лицом и плавными движениями. Ее посадили завтракать. Она лукаво спросила Володина:
   – Что это вы, Павел Васильевич, так зачастили к Варваре Дмитриевне?
   – Я не к Варваре Дмитриевне изволил притти, – скромно ответил Володин, – а к Ардальону Борисычу.
   – Уж не влюбились ли вы в кого-нибудь? – посмеиваясь, спрашивала Преполовенская.
   Всем известно было, что Володин искал невесты с приданым, сватался ко многим и получал отказ. Шутка Преполовенской показалась ему неуместною. Дрожащим голосом, напоминая всею своею повадкою разобиженного баранчика, он сказал:
   – Если я влюбился, Софья Ефимовна, то это ни до кого не касается, кроме меня самого и той особы, а вы таким манером выходите в сторонке.
   Но Преполовенская не унималась.
   – Смотрите, – говорила она, – влюбите вы в себя Варвару Дмитриевну, кто тогда Ардалъону Борисычу сладкие пирожки станет печь?
   Володин выпятил губы, поднял брови и уже не знал, что сказать.
   – Да вы не робейте, Павел Васильевич, – продолжала Преполовенская, – чем вы не жених! И молоды, и красивы.
   – Может быть, Варвара Дмитриевна и не захотят, – сказал Володин, хихикая.
   – Ну, как не захотят, – ответила Преполовенская, – уж больно вы скромны некстати.
   – А, может быть, и я не захочу, – сказал Володин, ломаясь. – Я, может быть, я не хочу на чужих сестрицах жениться. У меня, может быть, на родине своя двоюродная племянница растет.
   Уже он начал верить, что Варвара не прочь за него выйти. Варвара сердилась. Она считала Володина дураком; да и получал он вчетверо меньше, чем Передонов. Преполовенской же хотелось женить Передонова на своей сестре, дебелой поповне. Поэтому она старалась поссорить Передонова с Варварою.
   – Что вы меня сватаете, – досадливо сказала Варвара, – вот вы лучше вашу меньшуху за Павла Васильевича сватайте.
   – Зачем же я стану его от вас отбивать! – шутливо возразила Преполовенская.
   Шутки Преполовенской дали новый оборот медленным мыслям Передонова; да и ерлы крепко засели в его голове. С чего это Володин выдумал такое кушанье? Передонов не любил размышлять. В первую минуту он всегда верил тому, что ему скажут. Так поверил он и влюбленности Володина в Варвару. Он думал: вот окрутят с Варварой, а там, как поедут на инспекторское место, отравят его в дороге ерлами и подменят Володиным: его похоронят как Володина, а Володин будет инспектором. Ловко придумали!
   Вдруг в передней послышался шум. Передонов и Варвара испугались: Передонов неподвижно уставил на дверь прищуренные глаза. Варвара подкралась к двери в залу, едва приоткрыла ее, заглянула, потом так же тихо, на цыпочках, балансируя руками и растерянно улыбаясь, вернулась к столу. Из передней доносились визгливые крики и шум, словно там боролись. Варвара шептала:
   – Ершиха – пьяная-распьяная, Наташка ее не пускает, а она в залу так и прет.
   – Как же быть? – испуганно спросил Передонов.
   – Надо перейти в залу, – решила Варвара, – чтоб она сюда не залезла.
   Пошли в залу, а двери за собой плотно закрыли. Варвара вышла в прихожую со слабою надеждою задержать хозяйку или посадить ее в кухню. Но нахальная баба ворвалась-таки в залу. Она, подбочась, остановилась у порога и сыпала ругательные слова в виде общего приветствия. Передонов и Варвара суетились около нее и старались усадить ее на стул поближе к прихожей да подальше от столовой. Варвара вынесла ей из кухни на подносе водки, пива, пирожков. Но хозяйка не садилась, ничего не брала и рвалась в столовую, да только никак не могла признать, где дверь. Она была красная, растрепанная, грязная, и от нее далеко пахло водкою. Она кричала:
   – Нет, ты меня за свой стол посади. Что ты мне выносишь на подносе! Я на скатертке хочу. Я – хозяйка, так ты меня почти. Ты не гляди, что я – пьяная. Зато я – честная, я – своему мужу жена.
   Варвара, трусливо и нагло ухмыляясь, сказала:
   – Да уж мы знаем.
   Ершова подмигнула Варваре, хрипло захохотала и ухарски щелкнула пальцами. Она становилась все более дерзкою.
   – Сестра! – кричала она, – знаем мы, какая ты есть сестра. А отчего к тебе директорша не ходит? а? что?
   – Да ты не кричи, – сказала Варвара. Но Ершова закричала еще громче:
   – Как ты можешь мне указывать! Я в своем дому, что хочу, то и делаю. Захочу – и сейчас вас выгоню вон, и чтобы духу вашего не пахло. Но только я к вам милостива. Живите, ничего, только чтоб не фордыбачить.
   Меж тем Володин и Преполовенская скромненько посиживали у окна да помалкивали. Преполовенская легонечко усмехалась, посматривала искоса на буянку, а сама притворялась, что глядит на улицу. Володин сидел с обиженно-значительным выражением на лице.
   Ершова на время пришла в благодушное настроение и дружелюбно сказала Варваре, пьяно и весело улыбаясь ей и похлопывая ее по плечу:
   – Нет, ты меня послушай-ка, что я тебе скажу, – ты меня за свой стол посади, да барского разговорцу мне поставь. Да поставь ты мне сладких жамочек, почти хозяйку домовую, так-то, милая ты моя девушка.
   – Вот тебе пирожки, – сказала Варвара.
   – Не хочу пирожков, хочу барских жамочек, – закричала Ершова, размахивая руками и блаженно улыбаясь, – скусные жамочки господа жрут, и-их скусные!
   – Нет у меня никаких тебе жамочек, – отвечала Варвара, делаясь смелее оттого, что хозяйка становилась веселее, – вот, дают тебе пирожки, так и жри.
   Вдруг Ершова разобрала, где дверь в столовую. Она неистово взревела:
   – Дай дорогу, ехидина!
   Оттолкнула Варвару и кинулась к двери. Ее не успели удержать. Наклонив голову, сжав кулаки, ворвалась она в столовую, с треском распахнув дверь. Там она остановилась близ порога, увидела испачканные обои и пронзительно засвистала. Она подбоченилась, лихо отставила ногу и неистово крикнула:
   – А, так вы и в самом деле хотите съезжать!
   – Что ты, Иринья Степановна, – дрожащим голосом говорила Варвара, – мы и не думаем, полно тебе петрушку валять.
   – Мы никуда не уедем, – подтверждал Передонов, – нам и здесь хорошо.
   Хозяйка не слушала, подступала к оторопелой Варваре и размахивала кулаками у ее лица. Передонов держался позади Варвары. Он бы и убежал, да любопытно было посмотреть, как хозяйка и Варвара подерутся.
   – На одну ногу стану, за другую дерну, пополам разорву! – свирепо кричала Ершова.
   – Да что ты, Иринья Степановна, – уговаривала Варвара, – перестань, у нас гости.
   – А подавай сюда гостей! – закричала Ершова, – гостей-то твоих мне и нужно!
   Ершова, шатаясь, ринулась в залу и, вдруг переменив совершенно и речь и все свое обращение, смиренно сказала Преполовенской, низко кланяясь ей, причем едва не свалилась на пол:
   – Барыня милая, Софья Ефимовна, простите вы меня, бабу пьяную. А только, что я вам скажу, послушайте-ка. Вот вы к ним ходите, а знаете, что она про вашу сестрицу говорит? И кому же? Мне, пьяной сапожнице! Зачем? Чтобы я всем рассказала, вот зачем!
   Варвара багрово покраснела и сказала:
   – Ничего я тебе не говорила.
   – Ты не говорила? Ты, касть поганая? – закричала Ершова, подступая к Варваре со сжатыми кулаками.
   – Ну, замолчи, – смущенно пробормотала Варвара.
   – Нет, не замолчу, – злорадно крикнула Ершова и опять обратилась к Преполовенской. – Что она с вашим мужем будто живет, ваша сестра, вот что она мне говорила, паскудная.
   Софья сверкнула сердитыми и хитрыми глазами на Варвару, встала и сказала с притворным смехом:
   – Благодарю покорно, не ожидала.
   – Врешь! – злобно взвизгнула на Ершову Варвара.
   Ершова сердито гукнула, топнула и махнула рукою на Варвару и сейчас же снова обратилась к Преполовенской:
   – Да и барин-то про вас, матушка-барыня, что говорит! Что вы будто раньше таскались, а потом замуж вышли! Вот они какие есть, самые мерзкие люди! Плюньте вы им в морды, барыня хорошая, ничем с такими расподлыми людишками возжаться.
   Преполовенская покраснела и молча пошла в прихожую. Передонов побежал за нею, оправдываясь.
   – Она врет, вы ей не верьте. Я только раз сказал при ней, что вы – дура, да и то со злости, а больше, ей-богу, ничего не говорил, – это она сама сочинила.
   Преполовенская спокойно отвечала:
   – Да что вы, Ардальон Борисыч! ведь я вижу, что она пьяная, сама не помнит, что мелет. Только зачем вы все это позволяете в своем доме?
   – Вот поди, знай, – ответил Передонов, – что с нею сделаешь!
   Преполовенская, смущенная и сердитая, надевала кофту. Передонов не догадался помочь ей. Еще он бормотал что-то, но уже она не слушала его. Тогда Передонов вернулся в залу. Ершова принялась крикливо упрекать его. Варвара выбежала на крыльцо и утешала Преполовенскую:
   – Ведь вы знаете, какой он дурак, – что говорит сам не знает.
   – Ну, полноте, что вы беспокоитесь, – отвечала ей Преполовенская. – Мало ли что пьяная баба сболтнет.
   Около дома, на дворе, куда выходило крыльцо, росла крапива, густая, высокая. Преполовенская слегка улыбнулась, и последняя тень недовольства сбежала с ее белого и полного лица. Она попрежнему стала приветлива и любезна с Варварою. Обида будет отомщена и без ссоры. Вместе пошли они в сад пережидать хозяйкино нашествие.
   Преполовенская все посматривала на крапиву, которая и в саду обильно росла вдоль заборов. Она сказала наконец:
   – Крапивы-то у вас сколько. Вам она не нужна?
   Варвара рассмеялась и ответила:
   – Ну вот, на что мне она!
   – Коли вам не жалко, надо у вас нарвать, а то у нас нету, – сказала Преполовенская.
   – Да на что она вам? – с удивлением спросила Варвара.
   – Да уж надо, – сказала Преполовенская, посмеиваясь.
   – Душечка, скажите, на что? – взмолилась любопытная Варвара.
   Преполовенская, наклонившись к Варварину уху, шепнула:
   – Крапивой натирать – с тела не спадешь. От крапивы-то и моя Геничка такая толстуха.
   Известно было, что Передонов отдает предпочтение жирным женщинам, а тощих порицает. Варвару сокрушало, что она тонка и все худеет. Как бы нагулять побольше жиру? – вот в чем была одна из главнейших ее забот. У всех спрашивала она: не знаете ли средства? Теперь Преполовенская была уверена, что Варвара по ее указанию будет усердно натираться крапивою, и так сама себя накажет.

III

   Передонов и Ершова вышли на двор. Он бормотал:
   – Вот поди ж ты.
   Она кричала во все горло и была веселая. Они собирались плясать. Преполовенская и Варвара пробрались через кухню в горницы и сели у окна смотреть, что будет на дворе.
   Передонов и Ершова обнялись и пустились в пляс по траве кругом груши. Лицо у Передонова попрежнему оставалось тупым и не выражало ничего. Механически, как на неживом, прыгали на его носу золотые очки и короткие волосы на его голове. Ершова повизгивала, покрикивала, помахивала руками и вся шаталась.
   Она крикнула Варваре в окно:
   – Эй, ты, фря, выходи плясать! Ай гнушаешься нашей компанией?
   Варвара отвернулась.
   – Чорт с тобой! Уморилась! – крикнула. Ершова, повалилась на траву и увлекла с собою Передонова.
   Они посидели обнявшись, потом опять заплясали. И так несколько раз повторялось: то попляшут, то отдохнут под грушею, на скамеечке или прямо на траве.
   Володин искpенно веселился, глядя из окна на пляшущих. Он хохотал, строил уморительные гримасы, корчился, сгибал колени вверх и вскрикивал:
   – Эк их разбирает! Потеха!
   – Стерва проклятая! – сердито сказала Варвара.
   – Стерва, – согласился Володин, хохоча, – погоди ж, хозяюшка любезная, я тебе удружу. Давайте пачкать и в зале. Теперь уже все равно сегодня не вернется, упаточится там на травке, пойдет спать.
   Он залился блеющим смехом и запрыгал бараном. Преполовенская подстрекала:
   – Конечно, пачкайте, Павел Васильевич, что ей в зубы смотреть. Если и придет, так ей можно будет сказать, что это она сама с пьяных глаз так отделала.
   Володин, прыгая и хохоча, побежал в залу и принялся шаркать подошвами по обоям.
   – Варвара Дмитриевна, дайте веревочку, – закричал он.
   Варвара, ковыляя, словно утка, пошла через залу в спальню и принесла оттуда конец веревки, измочаленный и узловатый. Володин сделал петлю, поставил среди залы стул и подвесил петлю на крюк для лампы.
   – Это для хозяйки! – кричал он – Чтоб было на чем повеситься со злости, когда вы уедете.
   Обе дамы визжали от хохота.
   – Дайте бумажки клочок, – кричал Володин, – и карандашик.
   Варвара порылась еще в спальне и вынесла оттуда обрывок бумажки и карандаш. Володин написал: “для хозяйки” и прицепил бумажку к петле. Все это делал он с потешными ужимками. Потом он снова принялся неистово прыгать вдоль стен, попирая их подошвами и весь сотрясаясь при этом. Визгом его и блеющим хохотом был наполнен весь дом. Белый кот, испуганно прижав уши, выглядывал из спальни и, невидимому, не знал, куда бы ему бежать.
   Передонов отвязался наконец от Ершовой и возвратился дамой один, – Ершова и точно утомилась и пошла домой спать. Володин встретил Передонова радостным хохотом и криком:
   – И в зале напачкали! Ура!
   – Ура! – закричал Передонов и захохотал громко и отрывисто, словно выпаливая свой смех.
   Закричали “ура” и дамы. Началось общее веселье. Передонов крикнул:
   – Павлушка, давай плясать!
   – Давай, Ардальоша, – глупо хихикая, ответил Володин.
   Они плясали под петлею, и оба нелепо вскидывали ноги. Пол вздрагивал под тяжкими стопами Передонова.
   – Расплясался Ардальон Борисыч, – заметила Преполовенская, легонечко улыбаясь.
   – Уж и не говорите, у него все причуды, – ворчливо ответила Варвара, любуясь однако Передоновым.
   Она искренно думала, что он – красавец и молодец. Самые глупые поступки его казались ей подобающими. Он не был ей ни смешон, ни противен.
   – Отпевайте хозяйку! – закричал Володин. – Давайте подушку!
   – Чего ни придумают! – смеясь говорила Варвара.
   Она выкинула из спальни подушку в грязной ситцевой наволочке. Подушку положили на пол за хозяйку, и стали ее отпевать дикими, визгливыми голосами. Потом позвали Наталью, заставили ее вертеть аристон, а сами, все четверо, танцовали кадриль, нелепо кривляясь и высоко вскидывая ноги.
   После пляски Передонов расщедрился. Одушевление, тусклое и угрюмое, светилось на его заплывшем лице. Им овладела решимость, почти механическая, – может быть, следствие усиленной мышечной деятельности. Он вытащил бумажник, отсчитал несколько кредиток и, с лицом, гордым и самохвальным, бросил их по направлению к Варваре.
   – Бери, Варвара! – крикнул он: – шей себе подвенечное платье.
   Кредитки разлетелись по полу. Варвара живо подобрала их. Она нисколько не обиделась на такой способ дарения. Преполовенская злобно думала: “Ну, мы еще посмотрим, чья возьмет”, – и ехидно улыбалась. Володин, конечна, не догадался помочь Варваре поднять деньги.
   Скоро Преполовенская ушла. В сенях она встретилась с новою гостьею, Грушиною.
   Марья Осиповна Грушина, молодая вдова, имела как-то преждевременно опустившуюся наружность. Она была тонка, и сухая кожа ее вся покрылась морщинками, мелкими и словно, запыленными. Лицо не лишенное приятности, – а зубы грязные и черные. Руки тонкие, пальцы длинные и цепкие, под ногтями грязь. На беглый взгляд она не то чтоб казалась очень грязною, а производила такое впечатление, словно она никогда не моется, а только выколачивается вместе со своими платьями. Думалось, что если ударить по ней несколько раз камышевкою, то поднимется до самого неба пыльный столб.
   Одежда на ней висела мятыми складками, словно сейчас только вынутая из туго завязанного узла, где долго лежала скомканная. Жила Грушина пенсиею, мелким комиссионерством и отдачею денег под залог недвижимостей. Разговоры вела попреимуществу нескромные и привязывалась к мужчинам, желая найти жениха. В ее доме постоянно занимал комнату кто-нибудь из холостых чиновников.
   Варвара встретила Грушину радостно: было до нее дело. Грушина и Варвара сейчас же принялись говорить о прислуге и зашептались. Любопытный Володин подсел к ним и слушал. Передонов угрюмо и одиноко сидел за столом и мял руками конец скатерти.
   Варвара жаловалась Грушиной на свою Наталью. Грушина указала ей новую прислугу, Клавдию, и расхвалила ее. Решили ехать за нею сейчас же, на Самородину-речку, где она жила пока у акцизного чиновника, на-днях получившего перевод в другой город. Варвару остановило только имя. Она с недоумением спросила:
   – Клавдия? А ейкать-то ее как же я стану? Клашка, что ли?
   Грушина посоветовала:
   – А вы ее зовите Клавдюшкой.
   Варваре это понравилось. Она повторяла:
   – Клавдюшка, дюшка.
   И смеялась скрипучим смехом. Надо заметить, что дюшками в нашем городе называют свиней. Володин захрюкал. Все захохотали.
   – Дюшка, дюшенька, – лепетал меж приступами смеха Володин, корча глупое лицо и выпячивая губы.
   И он хрюкал и дурачился до тех пор, пока ему не сказали, что он надоел. Тогда он отошел с обиженным лицом, сел рядом с Передоновым и, по-бараньи склонив свой крутой лоб, уставился на испачканную пятнами скатерть.
   Заодно по дороге на Самородину-речку Варвара решила купить и материю для подвенечного платья. Она всегда ходила по магазинам вместе с Грушиною: та помогала ей сделать выбор и сторговаться.
   Крадучись от Передонова, Варвара напихала Грушиной в глубокие карманы для ее детей разного кушанья, сладких пирожков, гостинцев. Грушина догадалась, что ее услуги сегодня на что-то очень понадобятся Варваре.
   Узкие башмаки и высокие каблуки не давали Варваре много ходить. Она скоро уставала. Поэтому она чаще ездила на извозчиках, хотя больших расстояний в нашем городе не было. В последнее время она зачастила к Грушиной. Извозчики уж заприметили это; их и всех-то было десятка два. Сажая Варвару, уж и не спрашивали, куда везти.
   Уселись на дрожки и поехали к господам, у которых жила Клавдия, осведомляться о ней. На улицах было почти везде грязно, хотя дождь прошел еще вчера вечером. Дрожки только изредка продребезжат по каменной настилке и опять вязнут в липкой грязи на немощенных улицах.