— Конечно, хочу!
— Но я все же советовал бы в случае опасности призывать Бога, как ты это сделал в прошлую ночь. Это надежнее и, кстати, привычнее. Ты же православный. Сам я в опасности именно Бога призываю.
— Бога?
— Именно Бога. Вот тебе мой совет: никогда не увлекайся волшебными предметами и словами. Особенно остерегайся имен. Используя чье-либо имя, ты оказываешься в долгу. И это в любом случае нехорошо.љ
— А если Бога призываю?
— А у Бога мы так и так в долгу. Потому лучше призывай Бога. Но меня призывать я, конечно, тебе не запрещаю.
— А как же ограниченность? — сказал Митька, окончательно успокоившись.
— Что — ограниченность?
— Помните, Вы сказали, что во всемогуществе есть своя ограниченность.
— Помню.
— Я не понял, что там за ограниченность. Если Он все может — даже может создать камень, который нельзя поднять. Все может — какая ж тут ограниченность?
— Для Него — никакой. Все может. Тут для нас ограничение.
— Какое?
— В этом разобраться не так-то просто. Это трудная штука для человеческого ума. Хочешь, я сейчас покажу тебе феерию? Может, это поможет…
— Феерию? Хочу. Конечно, хочу. Прямо сейчас, во сне?
— Почему же нет? Феерия сродни сну, одно другому не мешает… Я покажу тебе феерию про Конституцию.
— Про Конституцию? — удивился Митька.
Волшебник кивнул.
— Конституция — это камень, который Король может сделать, но потом он уже не может его поднять.
И Митька увидел странный сон про одного совсем древнего Короля, который действительно владел тайной Истинного языка. Его подданные благоденствовали. Когда являлась какая-то нужда, народ шел на поклон к своему Королю — и дело скоро улаживалось. Король был для них действительно отцом и благодетелем.
Но люди любят свободу, дети постепенно взрослеют — и постепенно в народе зародилось недовольство.
В соседнем государстве была демократия — там были и трудности, и трагедии, но зато и люди там были горды и смелы. Они высоко держали свои головы и презирали тех, кто не умел жить своим умом, своими трудами и чуть что — љ бежал жаловаться своему Королю. Конечно, никто и не думал устраивать революций и свергать Короля-Волшебника. Все понимали, что благополучие Королевства зависит от Короля. Просто однажды народ собрался на огромной площади перед дворцом. Самый мудрый и самый старший из подданных приблизился к Его Величеству и просил своего Повелителя даровать им Конституцию, даровать Закон, Право, Разделение властей, Выборы и самоуправление. Верховная власть все равно осталась бы в руках Короля — Король имел право отменить Конституцию и вновь стать неограниченным монархом.
— Если это сделает вас счастливыми, то для чего отменять то, что сделано? А если это сделает вас несчастными, то для чего вам Конституция? — спросил мудрый Король.
— Мы хотим лучше понять самих себя, — ответил мудрый Старейшина.
— Поверьте мне, что это сделает вас несчастными, — сказал Король. — И вы сами же станете винить меня за то, что я послушался вас.
— Тогда мы исправим ошибку и будем жить по-старому!
— Я не хочу делать ошибок, — сказал Король.
— Но быть может, для народа это полезно, Ваше Величество? — заметил Старейшина.
— Может быть, — сказал Король. — Но я не хочу принимать в этом никакого участия. Вот мое решение: если вы захотите получить от меня право на ошибку, я отрекусь от престола.
— Не делайте этого, Ваше Величество, — попросил мудрый Старейшина. — Потому что народ будет Вас винить в своих несчастиях, Вас же и обвинит в этом отречении. Вы будете в их глазах причиной всех несчастий.
— Ну, так что ж? — заметил Король. — Зато я буду прав перед Всевышним.
Мудрый старейшина вернулся к народу и передал волю Короля. Народ, испугавшись возможности отречения, просил Короля не оставлять престола и не слагать с себя корону. Благополучная жизнь оказалась несовместима со свободой, потому что она требовала могущественного Короля. И все разошлись восвояси.
Узнав о происшедшем, вольнолюбивые соседи подняли насмех подданных Короля:
— Жалкие рабы, дети рабов и родители рабов! Вы — не люди, а муравьи, в вас нет человеческого достоинства.
Прошло несколько лет, и народ вновь явился ко Дворцу. На сей раз пришли без униженных прошений и прямо потребовали у Короля — свободы!
И Король, как обещал, отрекся от своего королевства. Он прошел сквозь собравшуюся на площади толпу и удалился. Что удивительно — вслед ему раздались насмешки и укоризны!..
И действительно, жить стало труднее. Все чувствовали себя как дети, вышедшие из-под отчего крова. Приходилось совмещать несовместимое. Но это была — свобода!.. А свобода и взрослая жизнь по-своему привлекательны, хотя и не столь сладки, как это кажется в детстве. Свобода оказалась сопряжена со страданиями. Но игра, наверное, стоила свеч! Первое время.
Но прошли годы, и гордые свободолюбивые соседи завоевали бывшее Королевство!
— Вы рабы, дети рабов и родители рабов, — сказали они. — Служить и угождать, молить и ждать решения — это ваш удел. Будете служить нам и ждать нашей милости.
И тогда-то, вместо желанной свободы обретя новое рабство, куда более тяжкое и обидное, народ опомнился и захотел вернуть прежние порядки. Удивительно, но многие винили Короля в своем несчастии.
— Для чего он послушался нас? Он — Король, и имел право поступить по-своему. Значит, его гордость для него выше народного блага…
Мудрого Старейшину, совсем уже дряхлого столетнего старца, послали разыскать ушедшего Короля.
— Ваше величество, — сказал Старейшина, — можем ли мы исправить ошибку?
— Можем, — сказал Король.
Старейшина вздохнул с облегчением.
— Я так боялся, что Вы скажете "нет".
— Можем, — повторил Король, — потому что это — ваша ошибка. А вот если бы я дал вам Конституцию — это была бы моя ошибка. И этого нельзя было бы исправить.
На этом Митька сон оборвался. В полусне, еще не опомнившись, Митька лежал и гадал над притчей: что бы это все значило?
На следующий день Митька, конечно, опять помчался к Волшебнику.
— Скажите, Вы правда приходили ко мне во сне или это просто сон?
— Правда. Я назвал тебя своим учеником. Но чтобы ты действительно стал моим учеником, необходимо согласие родителей. Необходимо.
— А надо им вообще говорить? — нахмурился Митька.
— Конечно. Это же не детское волшебство. Это — серьезное дело. Ты же не детскому волшебству хочешь обучаться, так ведь?
Митька усмехнулся. Но с сомнением покачал головой.
— А если они не согласятся?
— Тогда придется ждать, пока ты не станешь взрослым. Но, конечно, встречаться во сне никто нам не может запретить. Родители властны над твоим телом, потому что родили его. А сон есть сон, там свои законы. Правда, то, что усвоено во сне, очень трудно применить наяву. Во сне легко совершать чудеса. Слишком легко. Сон не годится для тренировки.
Митьке ужасно не хотелось ставить Папу в известность о своем новом знакомстве. Едва ли ему это понравится. Даже точно — совсем-совсем не понравится.
— А почему конституцию дать нельзя, а уйти с престола — можно? — спросил Митька.
— Это понятно, — заметил Волшебник. — Король вправе уйти и прийти. Если он не вправе уйти — то какой же он король? Он тогда — раб народа. Крепостной.
— А конституцию не может дать?
— Может, — сказал Волшебник. — Но не хочет. Народ будет несчастлив.
— А почему? — сказал Митька. — Разве нельзя сделать, чтобы народ был счастлив и так, с Конституцией? Может он так сделать?
— Почему нельзя? Можно. Но он этого не хочет.
— Почему?
— Потому, что это — необратимо. Это камень, который нельзя поднять.
— А чего же нельзя-то? Взять — и отменить.
— А кому это надо? — сказал Волшебник. — Если все счастливы.
— Я все равно не понял. А почему он не имеет права ошибаться?
— По идее феерии, этот Король всемогущ.
— Ну, и что?
— А всемогущий не может ошибиться. Ошибка ведь — от немощи. Чего-то не учел, что-то не вышло… Если ошибся — значит, не всемогущий.
— Не может ошибиться? Какой же он всемогущий, если — не может?
— Может — но не хочет. Никогда не ошибается, потому что не хочет ошибаться. И в этом смысле — не может ошибиться. Хотя, в принципе, может, но это — камень, который нельзя поднять.
— Давайте еще полетаем, — предложил Митька. Насчет Короля все равно оставалась неясность, но сейчас было не до тонкостей. Если эта встреча — последняя, то хоть налетаться всласть, смутно подумал он.
На сей раз он в присутствии Волшебника вел ковер уверенно и не сбивая дыхания. Учителю оставалось только одобрительно кивать головой.
— Но это только при Вас, — сказал Митька самокритично, посадив ковер на место.
— Увы, пока так. Пока что я пришелец в твоем мире. Это первая ступень ученичества. Ты живешь пока в своей старой реальности.
— А Вы где? — не понял Митька.
— А я в своей. Смысл обучения в том, чтобы ты переехал жить к мне. В мой мир.
— А мы что ли в разных?
— Ну, конечно! В моем мире все происходит так, как мне надо. В моем мире чудеса — это норма. А как там у тебя? — Волшебник приставил ладонь к уху, будто говорил по телефону.
— Нет, у меня не так, — признался Митька, — у меня — только когда Вы рядом.
— Сказка мне служит и сама делает все как надо, — продолжал Волшебник. — А как там у вас?…
— У нас хуже. Хочу жить у Вас!
— Переезжай ко мне! Хочешь?
— Хочу. Но Мама не отпустит.
Волшебник опустил руку и покачал головой.
— Нет, ты не понял. Я не говорю тебе переехать с места на место в твоем мире. Какая разница, где ты будешь жить — у родителей или у меня. Ты должен перебраться жить в мой мир. Не меняя места жительства.
— Тогда — Папа не отпустит, — сказал Митька.
Папе новое увлечение сына крайне не понравилось. Папа с ходу запретил Митьке даже и мечтать о том, чтобы стать учеником Волшебника. И ездить в Театр тоже запретил. С ходу. Папа был человеком православным, церковным. И к волшебству относился отрицательно.
— Ты все же посоветуйся о отцом Федором, — сказала Мама осторожно.
Но от совета Папы с отцом Федором Митьке не приходилось ждать ничего хорошего.
К Волшебнику Митька в тот день, конечно, не пошел. Папин запрет — это вам не шутка. Митька всплакнул.
љНочью Волшебник явился ему во сне и велел послушаться Папу.
— Не торопись отчаиваться, — сказал он.
— Я уже отчаялся, — пожаловался Митька.
— Ну и зря. Волшебник я или нет?
Митька повеселел.
— Подожди, может, Папа и передумает, — пообещал Волшебник. — А мы пока не будем терять время. Чудотворение пока оставим. Творить чудеса не так трудно, как это обычно думают. Гораздо труднее избежать связанных с чудесами опасностей. Ты должен понять, что жизнь волшебника — это невидимая война.
— Война?
— Именно война. Жизнь черного мага — это война с себе подобными. Там воюют все против всех. Но и жизнь белого мага — тоже война.
Митька кивнул. Он так и думал.
— Значит, Вы все-таки воюете с черными.
— Нет-нет. Совсем не так. Я изо всех сил сохраняю мир. Если бы я стал воевать с ними, я сам бы стал одним из них, вот и все. А пока я — в мире, в своем мире, они просто не имеют доступа ко мне. Не понимаешь?
— Не понимаю.
— Я как паук, сижу в своей паутине. Тут я сильнее всех, даже шершня. Но если бы я отправился на войну, меня сожрали бы и муравьи.
Митька отчаянно помотал головой. Нет, так нельзя. Либо он, Митька, неспособный ученик, либо…
— Я ни-че-го не понимаю.
— Все нормально. Это действительно трудно понять. Тем более, ты еще ребенок. А тут и взрослому нелегко разобраться. То, что я тебе объясняю, это мудрость. Тут все на парадоксах. На антиномиях. А по-другому — никак… А ты думал, это просто — стать белым магом? Это не каждому дается.
— А мне дастся?
— Надеюсь. Мы с тобой пойдем по порядку, не торопясь. Сейчас ты не понимаешь, как совместить: что у меня нет врагов, но я — воюю. Это несовместимо. Так?
— Наверное.
— У меня есть идейные враги. У меня с ними — идейная война.
— Идейные? Кто это?
— Невидимые разбойники, которые незаметно лишают людей веры. Веры в добро.
— Бесы, что ли?
— Конечно. Это от них исходит идея зла. И идея, будто зло имеет какую-то власть. Но это только идеи. Если ты не принимаешь их — они не имеют над тобой власти.
— Но с ними-то Вы воюете?
— Суть в том, что я уклоняюсь от борьбы. Я просто вменяю их идеи ни во что, не пытаясь спорить. Не придаю им важности.
В другом сне они стояли на небольшой полянке, на голой вершине лесистого холма. В этом мире кто-то жил: под ногами была тропинка. Она змеилась между деревьями, уходя в лес. Так у Митьки — вроде что-то понятно, а вообще — темный лес!
— Давай начнем сначала. С самого простого, — предложил Волшебник.
— Давайте, — обрадовался Митька.
— Начнем с того, что понятно. С детского волшебства. С переходов. Ты ведь гордишься тем, что у тебя переходы получаются легче, чем у других. И думаешь, что я появился в твоей жизни как бы в награду за это. Верно?
Митька наморщил лоб. Это было похоже на правду, но такая правда звучала не совсем приятно.
— Верно? — повторил Волшебник.
Митька неопределенно качнул головой.
— Н-наверное, все-таки, нет, — сказал он. — Тогда уж, скорее, Вы появились у меня в награду за пространственные переходы.
Волшебник кивнул.
— И это не совсем так, но ближе к истине.
— Все-таки, с места на место — это уже не детское волшебство! — приободрился Митька.
Учитель слегка подтолкнул его, и они двинулись вниз по склону холма. В чащу деревьев и мудрых мыслей.
— А вот и нет, — возразил Учитель. — Ты думаешь, самое ценное там было то, что ты переносился в пространстве?
— Ну, да… А что еще?
— Гораздо лучше было бы, если бы ты сумел сделать такой же переход, оставаясь при этом на месте.
— Как это?! — опешил Митька, остановившись.
— Иди, иди потихонечку. Не стой на месте. Ты переходишь в другой мир. Переходишь, не сходя с места. В мир, очень похожий внешне. Поначалу похожий. Но другой. И со временем это начинает проявляться. Уловил?
— Да, — сказал Митька.
Вот это было — да. Это была находка. Такие мысли Митька понимал и любил. Он знал по опыту, что любые серьезные перемены наступают исподволь, неприметно. Кто этого не понимает — как овладеет волшебством? Хочешь сильных эффектов — начинай с малого, едва заметного. Это Митька умел. Он знал, как дорого стоят, как сильно действуют и как мало ценятся такие идеи!
— Да, — сказал Митька. — Значит, я сижу на месте. И перехожу. Оставаясь на месте. В новый мир.
— И переходишь. А пространственный перенос — это просто внешний эффект для укрепления в вере. Чтобы ты заметил, что ПЕРЕШЕЛ. Это необязательно. Самое ценное там былољ вовсе не то, что ты улетел на Заречную. А то, что ты, совершив переход, так и остался ТАМ, в новом мире. Так и не вывалился назад, — сказал Волшебник и слегка подтолкнул остановившегося Митьку вперед.
Волшебник опять выразил словами то, что Митька лишь смутно чувствовал. В новом мире жил Юрка, а в старом он… неизвестно где был.
Митька как мог объяснил Волшебнику свои чувства.
— Н-нет… — Волшебник покачал головой, — Юрка запомнился тебе как знак нового мира, но по сути с него началось твое возвращение к старому. С него ведь?
Митька пожал плечами и кивнул.
— Не знаю. Наверное. Вам виднее. Я ведь так и не понял толком, что значит "новый мир", "старый мир". Вот Синее Море — ясное дело, другой мир. А Вы в каком смысле?
— Самое простое объяснение: я называю «миром» твое виденье мира. Изменение мира — изменение сознания.
— А-а… А я думал правда мир меняется.
— Правда меняется. Другое сознание — другая вера. А вера — это сила.
— Ладно. Понял.
— Еще не понял. В новом мире новые законы. То, что было важно в старом, теряет важность. Оно становится простым случаем. Одним из многих. А то, что было неважным, случайным — становится закономерным. В этом суть любой перемены.
— Например. Приведите пример.
— Два человека живут на одном этаже. Разбойник и ученый. Они не просто по-разному видят мир. С ними случаются разные события. Они действительно живут в разных мирах. И у каждого есть свои неопровержимие доказательства того, что мир на самом деле именно такой… Доказательства одного — не имеют смысла для другого. То, что для одного — маловажная случайность, для другого — существенный закон жизни. Подтверждаемый опытом! Превратить ученого в разбойника, или наоборот — это магия. Белая или черная. Понятно?
— Вроде, да. А про меня?
— Пример про тебя. Для тебя важен я. Я — знак нового мира. Сам ты пока в старом. Для тебя важно мое присутствие. А когда мир изменится, когда ты перейдешь, это станет неважным. Случаем. Со мной или без меня — у тебя будет получаться. Понял?
— Понял. Давайте еще пример.
— Заречный. Для тебя это знак нового мира. Юрка — с Заречного. В этом его ценность. И мой театр — на Заречном. И твой первый перенос был — с Туневки, где ты вырос, на Заречный. Но с тех пор как ты познакомился со мной, для тебя везде стал Заречный. Так?
Митька опять стал как вкопаный. "Для тебя везде стал Заречный," — это точно! Именно так и чувствовал себя Митька с тех пор, как появилась Шапочка. Но. Что ценность Юрки в том, что он — с Заречного, это звучало как приговор. Неужели это — правда? Да ведь и Заречный начался раньше Юрки, с Монаха. На Заречный Митьку привел Папа. Правда, потом увел…
Волшебник понял митькино молчанье.
— Не вообще ценность юркиной жизни, а ценность для тебя, для тебя лично. Почему ты его выделил среди других ребят.
Митька кивнул.
— Но в принципе — в принципе! в конце концов! — љ знак нового мира — он как мост, который надо сжечь, чтобы перейти окончательно. Когда ты перешел, мост теряет значение. То, что в старом мире необычно, что — знак нового, в новом вполне обыденно. Пока переходишь — теряет значение. Шаг за шагом.
Они спустились в лощину и стали подниматься на соседний холм. Идти стало труднее.
— По-моему, Юрка не потерял, — сказал Митька. — Хотя я с Вами познакомился, но он — не потерял. Почему-то. Меньше стал, но все равно важен. Притом, на Заречном я и раньше бывал. Только не на Перекатной.
Волшебник кивнул одобрительно.
— И хорошо. Значит, я чего-то не учитываю. Значит, ты еще не совсем перешел куда-то. И дело тут не во мне. Не только во мне.
— А в чем?
— А не знаю. Я же не Бог. Если бы я все знал, то зачем тогда жить? Это только Бог знает — как можно все знать, и все-таки жить. Это уже нечеловеческое. Нам не понять этого. Для нас интересно узнавать. Это — наша жизнь. Постепенно узнавать.
— А Бог как? Как можно все знать — и не скучать?
— Не знаю. Может, это мы тоже постепенно узнаем?
В другом сне они сидели на крыше какого-то высотного здания, откуда открывался величественный вид на огромный Город.
— Суть не в том, чтобы сбежать из своей реальности, а в том, чтобы увидеть ее другими глазами. Это и значит «переселиться». Что толку в переходах? Это как грезы — они рассеялись, и будто не бывало.
Митька вроде бы понимал.
— А почему Вы тогда появились? — напомнил он Волшебнику вопрос из другого сна.
— Я появился потому, что у тебя была уверенность, что мир НА САМОМ ДЕЛЕ не такой, каким он тебе представляется. Что ты ищешь не другого мира, а своего собственного. Кстати, какой он, твой мир, который ты ищешь?
— Добрый, — сказал Митька, не задумываясь. — Там нет зла.
Волшебник кивнул.
— А что там делать?
Митька пожал плечами.
— Просто жить. Узнавать мир. Жизнь узнавать.
— А когда узнаешь?
— Мне кажется, никогда до конца не узнаешь.
— А приключения ты не любишь?
— Только если хорошо кончаются… если наверняка хорошо кончаются.
— Бывает туго, но в конце концов всегда хорошо. Так?
Митька кивнул. Хорошо бы.
— Вот так и устроен мир идеального белого мага. Хочешь туда?
— Конечно. А Вы можете меня туда провести?
— Суть в том, что ты уже там.
Митька вскочил и начал озираться по сторонам. Город, видно, спал. Был рассвет.
— Нет, ты не понял. Я говорю не про этот сон. Настоящий маг так видит тот мир, в котором родился. Мир своих родителей. Свой родной мир видит так: для него нет там зла, а есть только приключения, но они наверняка хорошо кончаются.
Это было снова непонятно для Митьки. Мир его родителей ведь и был тем, от чего он бежал. Митька сел.
— Родной мир? Так я ж от него бегу.
— Тебя сбивают с толку.
— Кто?
— Наши враги, бесы. Это они учат тебя бежать от реальности. Твой родной мир — совсем не такой, как тебе кажется. Если бы он и правда был таким — все, конец. Тут ничего не попишешь.
— Почему?
— Потому что вывалишься. Любой путешественник рано или поздно вываливается в мир своих родителей. Пока он жив, пока он в теле. Тело-то — от родителей. Окончательно потерять мир родителей — это и есть смерть. Смерть — принципиальная штука. Это окончательный переход. Пока ты жив, пока ты в теле — ты возвращаешься туда, где родился. В мир родителей. После смерти туда нет возврата. Путешествие без конца.
— Мне он не нравится, — пожаловался Митька. — Я там все равно умру. Заберите меня к себе.
— Пойми, пойми. Суть в том, что ты уже там. Ты уже здесь, в моем мире. И родители твои, и вообще все. Тебя просто ввели в заблуждение.
Митька подумал и осторожно спросил:
— А почему в Вашем мире меня ввели в заблуждение? Как Вы допустили?
Вопрос был дурацкий. Но, общаясь с Волшебником, Митька постепенно убедился, что в разговоре с мудрецом главное — не бояться дурацких вопросов. В этом вся суть. На то он и мудрец. Вывалить на него — и пусть сам разбирается. Опыт, опыт подсказывал Митьке: чем глупее вопрос, тем мудрее будет ответ.
И Волшебник, конечно, ничуть не смутился, что Митька его обвиняет, а даже будто обрадовался. Но сказал несколько виновато:
— Прости Митька. Это приключение. Я люблю приключения. Главное приключение человека — это духовная война. Когда его дурят. А ты не давай себя обдурить. А если обдурили — не смущайся! На войне как на войне. Смысл в том, что ты встретился со мной, и теперь дело пойдет на поправку. Главное — верь, что все хорошо кончится. Нам, белым магам, все идет на пользу.
— А зачем нам вообще война?
— На пользу. Война — приключение. Но приключение серьезное. Если ты сохранишь веру в то, что оно наверняка хорошо кончится, то так и будет, и вера твоя укрепится.
— А если не сохранишь?
— Тогда окажется, что ты — черный маг.
Это звучало неприятно. Митька почесал затылок. Риск, понимаешь.
— А нельзя без приключений?…
— Не знаю, — сказал Волшебник. — Может быть, тут все дело в конституции? Помнишь — про камень, который нельзя поднять?
Третий сон был как будто в подвале того же высотного здания. Были какие-то дети. Похоже, беспризорники. Но они были поглощены разговором между собой и совсем не обращали внимания на Митьку и Волшебника. А может, имела место невидимость.
— Настоящих белых магов мало, — говорил Волшебник. — Зато они гораздо могущественнее. Стать одним из них очень трудно. А стать черным легко. Есть множество черных магов, которые искренне верят, что они — добрые волшебники. Они действительно стараются делать добро, помогать людям и животным. Мне нетрудно научить тебя творить чудеса и прочее. Но наша с тобой задача сложнее. Я должен попробовать обнаружить в тебе настоящего белого мага. Он где-то уже сидит в тебе, только пока трудно открыть.
— Вы уж постарайтесь, — попросил Митька.
— Постараюсь, — серьезно сказал Волшебник. — Но в худшем случае, уж не обессудь, выйдет из тебя добрый, но черный маг. Непросветленный. Черный, но добрый. Добрый, но черный. Таких много. Окружающие считают их добрыми волшебниками. А на самом деле они — черные маги.
— Не хочу, — сказал Митька.
— Я тоже не хочу. Но склонности такие у тебя — есть.
Теперь Митька карабкался по крутому голому склону. Волшебник, даром что старый на вид, ничуть не отставал.
— А как отличить настоящего белого от черного, но доброго?
— Бывает очень трудно отличить, даже мне. Если человек хотя бы чем-то недоволен, хотя бы с чем-то в жизни, в собственном прошлом не согласен, то он — служитель тьмы, хотя и считает себя добрым, и старается бороться со злом.
— А что плохого? Борется — и хорошо. Почему он злой-то?
— Он не злой. Пойми, он добрый. Просто — черный. Понимаешь, бороться со злом — это дело воина… врача… пожарника, наконец. Черный маг может быть хорошим врачем, воином… просто добрым человеком. Но как МАГ — он уже побежден злом. Он ПОВЕРИЛ в зло, что зло действительно имеет ВЛАСТЬ. Как маг — он уже никогда не сможет победить зло до конца, В ПРИНЦИПЕ. Потому что он ВЕРИТ в зло. Зло имеет корень в нем самом. Скажем так, один корешок из многих. Потому для бесов он неопасен. Они всегда найдут подход. Ему остается только без конца бороться со злом. Это — путь воина.
Митька подумал. Вообще-то, с одной стороны, путь воина — тоже интересный. А с другой стороны…
— А если я со всем согласен, если для меня нету зла, зачем мне вообще что-то делать?
— Но есть же дела, которые не являются борьбой со злом. Главное из них — упорно верить в иллюзорность зла. Что все, что кажется победой зла — это только приключение. Этим не кончается. Будет какое-то продолжение, будет непредсказуемый поворот — и все будет хорошо!
— Но я все же советовал бы в случае опасности призывать Бога, как ты это сделал в прошлую ночь. Это надежнее и, кстати, привычнее. Ты же православный. Сам я в опасности именно Бога призываю.
— Бога?
— Именно Бога. Вот тебе мой совет: никогда не увлекайся волшебными предметами и словами. Особенно остерегайся имен. Используя чье-либо имя, ты оказываешься в долгу. И это в любом случае нехорошо.љ
— А если Бога призываю?
— А у Бога мы так и так в долгу. Потому лучше призывай Бога. Но меня призывать я, конечно, тебе не запрещаю.
— А как же ограниченность? — сказал Митька, окончательно успокоившись.
— Что — ограниченность?
— Помните, Вы сказали, что во всемогуществе есть своя ограниченность.
— Помню.
— Я не понял, что там за ограниченность. Если Он все может — даже может создать камень, который нельзя поднять. Все может — какая ж тут ограниченность?
— Для Него — никакой. Все может. Тут для нас ограничение.
— Какое?
— В этом разобраться не так-то просто. Это трудная штука для человеческого ума. Хочешь, я сейчас покажу тебе феерию? Может, это поможет…
— Феерию? Хочу. Конечно, хочу. Прямо сейчас, во сне?
— Почему же нет? Феерия сродни сну, одно другому не мешает… Я покажу тебе феерию про Конституцию.
— Про Конституцию? — удивился Митька.
Волшебник кивнул.
— Конституция — это камень, который Король может сделать, но потом он уже не может его поднять.
И Митька увидел странный сон про одного совсем древнего Короля, который действительно владел тайной Истинного языка. Его подданные благоденствовали. Когда являлась какая-то нужда, народ шел на поклон к своему Королю — и дело скоро улаживалось. Король был для них действительно отцом и благодетелем.
Но люди любят свободу, дети постепенно взрослеют — и постепенно в народе зародилось недовольство.
В соседнем государстве была демократия — там были и трудности, и трагедии, но зато и люди там были горды и смелы. Они высоко держали свои головы и презирали тех, кто не умел жить своим умом, своими трудами и чуть что — љ бежал жаловаться своему Королю. Конечно, никто и не думал устраивать революций и свергать Короля-Волшебника. Все понимали, что благополучие Королевства зависит от Короля. Просто однажды народ собрался на огромной площади перед дворцом. Самый мудрый и самый старший из подданных приблизился к Его Величеству и просил своего Повелителя даровать им Конституцию, даровать Закон, Право, Разделение властей, Выборы и самоуправление. Верховная власть все равно осталась бы в руках Короля — Король имел право отменить Конституцию и вновь стать неограниченным монархом.
— Если это сделает вас счастливыми, то для чего отменять то, что сделано? А если это сделает вас несчастными, то для чего вам Конституция? — спросил мудрый Король.
— Мы хотим лучше понять самих себя, — ответил мудрый Старейшина.
— Поверьте мне, что это сделает вас несчастными, — сказал Король. — И вы сами же станете винить меня за то, что я послушался вас.
— Тогда мы исправим ошибку и будем жить по-старому!
— Я не хочу делать ошибок, — сказал Король.
— Но быть может, для народа это полезно, Ваше Величество? — заметил Старейшина.
— Может быть, — сказал Король. — Но я не хочу принимать в этом никакого участия. Вот мое решение: если вы захотите получить от меня право на ошибку, я отрекусь от престола.
— Не делайте этого, Ваше Величество, — попросил мудрый Старейшина. — Потому что народ будет Вас винить в своих несчастиях, Вас же и обвинит в этом отречении. Вы будете в их глазах причиной всех несчастий.
— Ну, так что ж? — заметил Король. — Зато я буду прав перед Всевышним.
Мудрый старейшина вернулся к народу и передал волю Короля. Народ, испугавшись возможности отречения, просил Короля не оставлять престола и не слагать с себя корону. Благополучная жизнь оказалась несовместима со свободой, потому что она требовала могущественного Короля. И все разошлись восвояси.
Узнав о происшедшем, вольнолюбивые соседи подняли насмех подданных Короля:
— Жалкие рабы, дети рабов и родители рабов! Вы — не люди, а муравьи, в вас нет человеческого достоинства.
Прошло несколько лет, и народ вновь явился ко Дворцу. На сей раз пришли без униженных прошений и прямо потребовали у Короля — свободы!
И Король, как обещал, отрекся от своего королевства. Он прошел сквозь собравшуюся на площади толпу и удалился. Что удивительно — вслед ему раздались насмешки и укоризны!..
И действительно, жить стало труднее. Все чувствовали себя как дети, вышедшие из-под отчего крова. Приходилось совмещать несовместимое. Но это была — свобода!.. А свобода и взрослая жизнь по-своему привлекательны, хотя и не столь сладки, как это кажется в детстве. Свобода оказалась сопряжена со страданиями. Но игра, наверное, стоила свеч! Первое время.
Но прошли годы, и гордые свободолюбивые соседи завоевали бывшее Королевство!
— Вы рабы, дети рабов и родители рабов, — сказали они. — Служить и угождать, молить и ждать решения — это ваш удел. Будете служить нам и ждать нашей милости.
И тогда-то, вместо желанной свободы обретя новое рабство, куда более тяжкое и обидное, народ опомнился и захотел вернуть прежние порядки. Удивительно, но многие винили Короля в своем несчастии.
— Для чего он послушался нас? Он — Король, и имел право поступить по-своему. Значит, его гордость для него выше народного блага…
Мудрого Старейшину, совсем уже дряхлого столетнего старца, послали разыскать ушедшего Короля.
— Ваше величество, — сказал Старейшина, — можем ли мы исправить ошибку?
— Можем, — сказал Король.
Старейшина вздохнул с облегчением.
— Я так боялся, что Вы скажете "нет".
— Можем, — повторил Король, — потому что это — ваша ошибка. А вот если бы я дал вам Конституцию — это была бы моя ошибка. И этого нельзя было бы исправить.
На этом Митька сон оборвался. В полусне, еще не опомнившись, Митька лежал и гадал над притчей: что бы это все значило?
На следующий день Митька, конечно, опять помчался к Волшебнику.
— Скажите, Вы правда приходили ко мне во сне или это просто сон?
— Правда. Я назвал тебя своим учеником. Но чтобы ты действительно стал моим учеником, необходимо согласие родителей. Необходимо.
— А надо им вообще говорить? — нахмурился Митька.
— Конечно. Это же не детское волшебство. Это — серьезное дело. Ты же не детскому волшебству хочешь обучаться, так ведь?
Митька усмехнулся. Но с сомнением покачал головой.
— А если они не согласятся?
— Тогда придется ждать, пока ты не станешь взрослым. Но, конечно, встречаться во сне никто нам не может запретить. Родители властны над твоим телом, потому что родили его. А сон есть сон, там свои законы. Правда, то, что усвоено во сне, очень трудно применить наяву. Во сне легко совершать чудеса. Слишком легко. Сон не годится для тренировки.
Митьке ужасно не хотелось ставить Папу в известность о своем новом знакомстве. Едва ли ему это понравится. Даже точно — совсем-совсем не понравится.
— А почему конституцию дать нельзя, а уйти с престола — можно? — спросил Митька.
— Это понятно, — заметил Волшебник. — Король вправе уйти и прийти. Если он не вправе уйти — то какой же он король? Он тогда — раб народа. Крепостной.
— А конституцию не может дать?
— Может, — сказал Волшебник. — Но не хочет. Народ будет несчастлив.
— А почему? — сказал Митька. — Разве нельзя сделать, чтобы народ был счастлив и так, с Конституцией? Может он так сделать?
— Почему нельзя? Можно. Но он этого не хочет.
— Почему?
— Потому, что это — необратимо. Это камень, который нельзя поднять.
— А чего же нельзя-то? Взять — и отменить.
— А кому это надо? — сказал Волшебник. — Если все счастливы.
— Я все равно не понял. А почему он не имеет права ошибаться?
— По идее феерии, этот Король всемогущ.
— Ну, и что?
— А всемогущий не может ошибиться. Ошибка ведь — от немощи. Чего-то не учел, что-то не вышло… Если ошибся — значит, не всемогущий.
— Не может ошибиться? Какой же он всемогущий, если — не может?
— Может — но не хочет. Никогда не ошибается, потому что не хочет ошибаться. И в этом смысле — не может ошибиться. Хотя, в принципе, может, но это — камень, который нельзя поднять.
— Давайте еще полетаем, — предложил Митька. Насчет Короля все равно оставалась неясность, но сейчас было не до тонкостей. Если эта встреча — последняя, то хоть налетаться всласть, смутно подумал он.
На сей раз он в присутствии Волшебника вел ковер уверенно и не сбивая дыхания. Учителю оставалось только одобрительно кивать головой.
— Но это только при Вас, — сказал Митька самокритично, посадив ковер на место.
— Увы, пока так. Пока что я пришелец в твоем мире. Это первая ступень ученичества. Ты живешь пока в своей старой реальности.
— А Вы где? — не понял Митька.
— А я в своей. Смысл обучения в том, чтобы ты переехал жить к мне. В мой мир.
— А мы что ли в разных?
— Ну, конечно! В моем мире все происходит так, как мне надо. В моем мире чудеса — это норма. А как там у тебя? — Волшебник приставил ладонь к уху, будто говорил по телефону.
— Нет, у меня не так, — признался Митька, — у меня — только когда Вы рядом.
— Сказка мне служит и сама делает все как надо, — продолжал Волшебник. — А как там у вас?…
— У нас хуже. Хочу жить у Вас!
— Переезжай ко мне! Хочешь?
— Хочу. Но Мама не отпустит.
Волшебник опустил руку и покачал головой.
— Нет, ты не понял. Я не говорю тебе переехать с места на место в твоем мире. Какая разница, где ты будешь жить — у родителей или у меня. Ты должен перебраться жить в мой мир. Не меняя места жительства.
— Тогда — Папа не отпустит, — сказал Митька.
Папе новое увлечение сына крайне не понравилось. Папа с ходу запретил Митьке даже и мечтать о том, чтобы стать учеником Волшебника. И ездить в Театр тоже запретил. С ходу. Папа был человеком православным, церковным. И к волшебству относился отрицательно.
— Ты все же посоветуйся о отцом Федором, — сказала Мама осторожно.
Но от совета Папы с отцом Федором Митьке не приходилось ждать ничего хорошего.
К Волшебнику Митька в тот день, конечно, не пошел. Папин запрет — это вам не шутка. Митька всплакнул.
љНочью Волшебник явился ему во сне и велел послушаться Папу.
— Не торопись отчаиваться, — сказал он.
— Я уже отчаялся, — пожаловался Митька.
— Ну и зря. Волшебник я или нет?
Митька повеселел.
— Подожди, может, Папа и передумает, — пообещал Волшебник. — А мы пока не будем терять время. Чудотворение пока оставим. Творить чудеса не так трудно, как это обычно думают. Гораздо труднее избежать связанных с чудесами опасностей. Ты должен понять, что жизнь волшебника — это невидимая война.
— Война?
— Именно война. Жизнь черного мага — это война с себе подобными. Там воюют все против всех. Но и жизнь белого мага — тоже война.
Митька кивнул. Он так и думал.
— Значит, Вы все-таки воюете с черными.
— Нет-нет. Совсем не так. Я изо всех сил сохраняю мир. Если бы я стал воевать с ними, я сам бы стал одним из них, вот и все. А пока я — в мире, в своем мире, они просто не имеют доступа ко мне. Не понимаешь?
— Не понимаю.
— Я как паук, сижу в своей паутине. Тут я сильнее всех, даже шершня. Но если бы я отправился на войну, меня сожрали бы и муравьи.
Митька отчаянно помотал головой. Нет, так нельзя. Либо он, Митька, неспособный ученик, либо…
— Я ни-че-го не понимаю.
— Все нормально. Это действительно трудно понять. Тем более, ты еще ребенок. А тут и взрослому нелегко разобраться. То, что я тебе объясняю, это мудрость. Тут все на парадоксах. На антиномиях. А по-другому — никак… А ты думал, это просто — стать белым магом? Это не каждому дается.
— А мне дастся?
— Надеюсь. Мы с тобой пойдем по порядку, не торопясь. Сейчас ты не понимаешь, как совместить: что у меня нет врагов, но я — воюю. Это несовместимо. Так?
— Наверное.
— У меня есть идейные враги. У меня с ними — идейная война.
— Идейные? Кто это?
— Невидимые разбойники, которые незаметно лишают людей веры. Веры в добро.
— Бесы, что ли?
— Конечно. Это от них исходит идея зла. И идея, будто зло имеет какую-то власть. Но это только идеи. Если ты не принимаешь их — они не имеют над тобой власти.
— Но с ними-то Вы воюете?
— Суть в том, что я уклоняюсь от борьбы. Я просто вменяю их идеи ни во что, не пытаясь спорить. Не придаю им важности.
В другом сне они стояли на небольшой полянке, на голой вершине лесистого холма. В этом мире кто-то жил: под ногами была тропинка. Она змеилась между деревьями, уходя в лес. Так у Митьки — вроде что-то понятно, а вообще — темный лес!
— Давай начнем сначала. С самого простого, — предложил Волшебник.
— Давайте, — обрадовался Митька.
— Начнем с того, что понятно. С детского волшебства. С переходов. Ты ведь гордишься тем, что у тебя переходы получаются легче, чем у других. И думаешь, что я появился в твоей жизни как бы в награду за это. Верно?
Митька наморщил лоб. Это было похоже на правду, но такая правда звучала не совсем приятно.
— Верно? — повторил Волшебник.
Митька неопределенно качнул головой.
— Н-наверное, все-таки, нет, — сказал он. — Тогда уж, скорее, Вы появились у меня в награду за пространственные переходы.
Волшебник кивнул.
— И это не совсем так, но ближе к истине.
— Все-таки, с места на место — это уже не детское волшебство! — приободрился Митька.
Учитель слегка подтолкнул его, и они двинулись вниз по склону холма. В чащу деревьев и мудрых мыслей.
— А вот и нет, — возразил Учитель. — Ты думаешь, самое ценное там было то, что ты переносился в пространстве?
— Ну, да… А что еще?
— Гораздо лучше было бы, если бы ты сумел сделать такой же переход, оставаясь при этом на месте.
— Как это?! — опешил Митька, остановившись.
— Иди, иди потихонечку. Не стой на месте. Ты переходишь в другой мир. Переходишь, не сходя с места. В мир, очень похожий внешне. Поначалу похожий. Но другой. И со временем это начинает проявляться. Уловил?
— Да, — сказал Митька.
Вот это было — да. Это была находка. Такие мысли Митька понимал и любил. Он знал по опыту, что любые серьезные перемены наступают исподволь, неприметно. Кто этого не понимает — как овладеет волшебством? Хочешь сильных эффектов — начинай с малого, едва заметного. Это Митька умел. Он знал, как дорого стоят, как сильно действуют и как мало ценятся такие идеи!
— Да, — сказал Митька. — Значит, я сижу на месте. И перехожу. Оставаясь на месте. В новый мир.
— И переходишь. А пространственный перенос — это просто внешний эффект для укрепления в вере. Чтобы ты заметил, что ПЕРЕШЕЛ. Это необязательно. Самое ценное там былољ вовсе не то, что ты улетел на Заречную. А то, что ты, совершив переход, так и остался ТАМ, в новом мире. Так и не вывалился назад, — сказал Волшебник и слегка подтолкнул остановившегося Митьку вперед.
Волшебник опять выразил словами то, что Митька лишь смутно чувствовал. В новом мире жил Юрка, а в старом он… неизвестно где был.
Митька как мог объяснил Волшебнику свои чувства.
— Н-нет… — Волшебник покачал головой, — Юрка запомнился тебе как знак нового мира, но по сути с него началось твое возвращение к старому. С него ведь?
Митька пожал плечами и кивнул.
— Не знаю. Наверное. Вам виднее. Я ведь так и не понял толком, что значит "новый мир", "старый мир". Вот Синее Море — ясное дело, другой мир. А Вы в каком смысле?
— Самое простое объяснение: я называю «миром» твое виденье мира. Изменение мира — изменение сознания.
— А-а… А я думал правда мир меняется.
— Правда меняется. Другое сознание — другая вера. А вера — это сила.
— Ладно. Понял.
— Еще не понял. В новом мире новые законы. То, что было важно в старом, теряет важность. Оно становится простым случаем. Одним из многих. А то, что было неважным, случайным — становится закономерным. В этом суть любой перемены.
— Например. Приведите пример.
— Два человека живут на одном этаже. Разбойник и ученый. Они не просто по-разному видят мир. С ними случаются разные события. Они действительно живут в разных мирах. И у каждого есть свои неопровержимие доказательства того, что мир на самом деле именно такой… Доказательства одного — не имеют смысла для другого. То, что для одного — маловажная случайность, для другого — существенный закон жизни. Подтверждаемый опытом! Превратить ученого в разбойника, или наоборот — это магия. Белая или черная. Понятно?
— Вроде, да. А про меня?
— Пример про тебя. Для тебя важен я. Я — знак нового мира. Сам ты пока в старом. Для тебя важно мое присутствие. А когда мир изменится, когда ты перейдешь, это станет неважным. Случаем. Со мной или без меня — у тебя будет получаться. Понял?
— Понял. Давайте еще пример.
— Заречный. Для тебя это знак нового мира. Юрка — с Заречного. В этом его ценность. И мой театр — на Заречном. И твой первый перенос был — с Туневки, где ты вырос, на Заречный. Но с тех пор как ты познакомился со мной, для тебя везде стал Заречный. Так?
Митька опять стал как вкопаный. "Для тебя везде стал Заречный," — это точно! Именно так и чувствовал себя Митька с тех пор, как появилась Шапочка. Но. Что ценность Юрки в том, что он — с Заречного, это звучало как приговор. Неужели это — правда? Да ведь и Заречный начался раньше Юрки, с Монаха. На Заречный Митьку привел Папа. Правда, потом увел…
Волшебник понял митькино молчанье.
— Не вообще ценность юркиной жизни, а ценность для тебя, для тебя лично. Почему ты его выделил среди других ребят.
Митька кивнул.
— Но в принципе — в принципе! в конце концов! — љ знак нового мира — он как мост, который надо сжечь, чтобы перейти окончательно. Когда ты перешел, мост теряет значение. То, что в старом мире необычно, что — знак нового, в новом вполне обыденно. Пока переходишь — теряет значение. Шаг за шагом.
Они спустились в лощину и стали подниматься на соседний холм. Идти стало труднее.
— По-моему, Юрка не потерял, — сказал Митька. — Хотя я с Вами познакомился, но он — не потерял. Почему-то. Меньше стал, но все равно важен. Притом, на Заречном я и раньше бывал. Только не на Перекатной.
Волшебник кивнул одобрительно.
— И хорошо. Значит, я чего-то не учитываю. Значит, ты еще не совсем перешел куда-то. И дело тут не во мне. Не только во мне.
— А в чем?
— А не знаю. Я же не Бог. Если бы я все знал, то зачем тогда жить? Это только Бог знает — как можно все знать, и все-таки жить. Это уже нечеловеческое. Нам не понять этого. Для нас интересно узнавать. Это — наша жизнь. Постепенно узнавать.
— А Бог как? Как можно все знать — и не скучать?
— Не знаю. Может, это мы тоже постепенно узнаем?
В другом сне они сидели на крыше какого-то высотного здания, откуда открывался величественный вид на огромный Город.
— Суть не в том, чтобы сбежать из своей реальности, а в том, чтобы увидеть ее другими глазами. Это и значит «переселиться». Что толку в переходах? Это как грезы — они рассеялись, и будто не бывало.
Митька вроде бы понимал.
— А почему Вы тогда появились? — напомнил он Волшебнику вопрос из другого сна.
— Я появился потому, что у тебя была уверенность, что мир НА САМОМ ДЕЛЕ не такой, каким он тебе представляется. Что ты ищешь не другого мира, а своего собственного. Кстати, какой он, твой мир, который ты ищешь?
— Добрый, — сказал Митька, не задумываясь. — Там нет зла.
Волшебник кивнул.
— А что там делать?
Митька пожал плечами.
— Просто жить. Узнавать мир. Жизнь узнавать.
— А когда узнаешь?
— Мне кажется, никогда до конца не узнаешь.
— А приключения ты не любишь?
— Только если хорошо кончаются… если наверняка хорошо кончаются.
— Бывает туго, но в конце концов всегда хорошо. Так?
Митька кивнул. Хорошо бы.
— Вот так и устроен мир идеального белого мага. Хочешь туда?
— Конечно. А Вы можете меня туда провести?
— Суть в том, что ты уже там.
Митька вскочил и начал озираться по сторонам. Город, видно, спал. Был рассвет.
— Нет, ты не понял. Я говорю не про этот сон. Настоящий маг так видит тот мир, в котором родился. Мир своих родителей. Свой родной мир видит так: для него нет там зла, а есть только приключения, но они наверняка хорошо кончаются.
Это было снова непонятно для Митьки. Мир его родителей ведь и был тем, от чего он бежал. Митька сел.
— Родной мир? Так я ж от него бегу.
— Тебя сбивают с толку.
— Кто?
— Наши враги, бесы. Это они учат тебя бежать от реальности. Твой родной мир — совсем не такой, как тебе кажется. Если бы он и правда был таким — все, конец. Тут ничего не попишешь.
— Почему?
— Потому что вывалишься. Любой путешественник рано или поздно вываливается в мир своих родителей. Пока он жив, пока он в теле. Тело-то — от родителей. Окончательно потерять мир родителей — это и есть смерть. Смерть — принципиальная штука. Это окончательный переход. Пока ты жив, пока ты в теле — ты возвращаешься туда, где родился. В мир родителей. После смерти туда нет возврата. Путешествие без конца.
— Мне он не нравится, — пожаловался Митька. — Я там все равно умру. Заберите меня к себе.
— Пойми, пойми. Суть в том, что ты уже там. Ты уже здесь, в моем мире. И родители твои, и вообще все. Тебя просто ввели в заблуждение.
Митька подумал и осторожно спросил:
— А почему в Вашем мире меня ввели в заблуждение? Как Вы допустили?
Вопрос был дурацкий. Но, общаясь с Волшебником, Митька постепенно убедился, что в разговоре с мудрецом главное — не бояться дурацких вопросов. В этом вся суть. На то он и мудрец. Вывалить на него — и пусть сам разбирается. Опыт, опыт подсказывал Митьке: чем глупее вопрос, тем мудрее будет ответ.
И Волшебник, конечно, ничуть не смутился, что Митька его обвиняет, а даже будто обрадовался. Но сказал несколько виновато:
— Прости Митька. Это приключение. Я люблю приключения. Главное приключение человека — это духовная война. Когда его дурят. А ты не давай себя обдурить. А если обдурили — не смущайся! На войне как на войне. Смысл в том, что ты встретился со мной, и теперь дело пойдет на поправку. Главное — верь, что все хорошо кончится. Нам, белым магам, все идет на пользу.
— А зачем нам вообще война?
— На пользу. Война — приключение. Но приключение серьезное. Если ты сохранишь веру в то, что оно наверняка хорошо кончится, то так и будет, и вера твоя укрепится.
— А если не сохранишь?
— Тогда окажется, что ты — черный маг.
Это звучало неприятно. Митька почесал затылок. Риск, понимаешь.
— А нельзя без приключений?…
— Не знаю, — сказал Волшебник. — Может быть, тут все дело в конституции? Помнишь — про камень, который нельзя поднять?
Третий сон был как будто в подвале того же высотного здания. Были какие-то дети. Похоже, беспризорники. Но они были поглощены разговором между собой и совсем не обращали внимания на Митьку и Волшебника. А может, имела место невидимость.
— Настоящих белых магов мало, — говорил Волшебник. — Зато они гораздо могущественнее. Стать одним из них очень трудно. А стать черным легко. Есть множество черных магов, которые искренне верят, что они — добрые волшебники. Они действительно стараются делать добро, помогать людям и животным. Мне нетрудно научить тебя творить чудеса и прочее. Но наша с тобой задача сложнее. Я должен попробовать обнаружить в тебе настоящего белого мага. Он где-то уже сидит в тебе, только пока трудно открыть.
— Вы уж постарайтесь, — попросил Митька.
— Постараюсь, — серьезно сказал Волшебник. — Но в худшем случае, уж не обессудь, выйдет из тебя добрый, но черный маг. Непросветленный. Черный, но добрый. Добрый, но черный. Таких много. Окружающие считают их добрыми волшебниками. А на самом деле они — черные маги.
— Не хочу, — сказал Митька.
— Я тоже не хочу. Но склонности такие у тебя — есть.
Теперь Митька карабкался по крутому голому склону. Волшебник, даром что старый на вид, ничуть не отставал.
— А как отличить настоящего белого от черного, но доброго?
— Бывает очень трудно отличить, даже мне. Если человек хотя бы чем-то недоволен, хотя бы с чем-то в жизни, в собственном прошлом не согласен, то он — служитель тьмы, хотя и считает себя добрым, и старается бороться со злом.
— А что плохого? Борется — и хорошо. Почему он злой-то?
— Он не злой. Пойми, он добрый. Просто — черный. Понимаешь, бороться со злом — это дело воина… врача… пожарника, наконец. Черный маг может быть хорошим врачем, воином… просто добрым человеком. Но как МАГ — он уже побежден злом. Он ПОВЕРИЛ в зло, что зло действительно имеет ВЛАСТЬ. Как маг — он уже никогда не сможет победить зло до конца, В ПРИНЦИПЕ. Потому что он ВЕРИТ в зло. Зло имеет корень в нем самом. Скажем так, один корешок из многих. Потому для бесов он неопасен. Они всегда найдут подход. Ему остается только без конца бороться со злом. Это — путь воина.
Митька подумал. Вообще-то, с одной стороны, путь воина — тоже интересный. А с другой стороны…
— А если я со всем согласен, если для меня нету зла, зачем мне вообще что-то делать?
— Но есть же дела, которые не являются борьбой со злом. Главное из них — упорно верить в иллюзорность зла. Что все, что кажется победой зла — это только приключение. Этим не кончается. Будет какое-то продолжение, будет непредсказуемый поворот — и все будет хорошо!