24 средних Т-34 и 3 тяжелых КВ. К тому же „до 10-15% танков в поход не
были взяты, так как они находились в ремонте".
Итого: порядка 280 боеготовых танков, из них почти все - легкие и
устаревшие.
Может ли воевать танковое соединение, вооруженное таким „хламом"?
Генерал Болдин в своих мемуарах отвечает на этот вопрос как всегда
ярко, коротко и образно: „Да и что можно требовать от Т-26? По
воробьям из них стрелять..." [80].
Имеем ли мы право не верить генералу, герою войны? Нет, не имеем. Мы
видели Т-26 на картинке в журнале, а Болдин его видел на поле боя. Поэтому
не будем (пока) умничать, а лучше продолжим чтение его (Болдина) мемуаров:
„...к вечеру 27 июня вышли на опушку леса. Видим недалеко три
танка БТ-7... Увидев нас, танкисты поднялись. Старший доложил, что
боеприпасов у каждой машины по комплекту, а горючего нет..."
И вот в этот самый момент:
„...проселочная дорога закурилась пылью, и на ней показалась
вражеская колонна из 28 танков. Каждая минута дорога. Приказал танкистам
открыть огонь. Наш удар оказался для гитлеровцев настолько неожиданным, что,
пока они пришли в себя и открыли ответный огонь, мы уничтожили двенадцать
(!!!) вражеских машин..."
Бдительный читатель, надеюсь, уже заметил подвох: БТ-7 это совсем не
Т-26.
Да, танки разные, но пушка - одна и та же. И танк Т-26, и танки
БТ-5/БТ-7, и пушечные бронеавтомобили БА-10/БА-20 были вооружены одной и той
же пушкой калибра 45 мм (в танковом варианте она называлась „20К
образца 1932/38 года"). Более того, когда в 1933 году на Харьковском заводе
No 183 им. Коминтерна (именно так назывался самый мощный танковый завод
мира!) под пушку 20К разработали удачную конструкцию цилиндрической башни,
то такой же башней в Ленинграде, на заводе No 174, стали комплектовать самую
массовую модификацию танков Т-26.
Можно ли верить Болдину, который рассказывает об уничтожении 12-ти
немецких танков за несколько минут огнем „антиворобьиных" пушек 20К?
Безусловно, можно.
Во-первых, потому что он видел это своими глазами.
Во-вторых, потому что это вполне соответствует тактико-техническим
характеристикам наших пушек.
От „опушки леса" до „проселочной дороги" в лесных районах
западной Белоруссии едва ли было более 500 метров. На такой дистанции
стандартный бронебойный снаряд БР-240, выпущенный из пушки 20К, пробивал с
вероятностью 80% броневой лист толщиной в 38 мм [93]. В июне 1941 года НИ
ОДИН немецкий танк (включая так называемый „тяжелый танк" Pz.IV самой
последней серии F) не имел бортовой брони толще 30 мм, и, таким образом,
фланговый огонь советских „сорокапяток" был губителен для любого
немецкого танка. Большую же часть танков вермахта - в общей сложности 65%
состава четырех танковых групп - составляли Pz.I, Pz.II, Pz.38 (t) и Pz.III
первых серий, имевшие лобовую броню не толще 30 мм, а бортовую - 15/20 мм.
Такие танки наша 20 К могла бить и в лоб и в борт, „и в хвост и в
гриву", почти как воробьев...
Все познается в сравнении. Ума не приложу, почему советские
„историки" столько лет игнорировали это простейшее, очевидное правило?
Разумеется, 11 МК был слабым и „недоделанным" - по сравнению,
например, с 6-м мехкорпусом, в котором было 352 новейших КВ и Т-34, сотни БТ
последней модификации и шесть тысяч автомашин.
Но воевать-то предстояло с немцами, а не со своими соседями по округу!
Вот с немцами, с их оснащенностью, с их вооружением, с их возможностями и
надо сравнивать боевую мощь 11-го мехкорпуса.
В составе войск пяти западных военных округов было 20 мехкорпусов. Если
исключить из этого перечня 17 МК и 20 МК, в которых было всего 63 и 94 танка
соответственно (в Красной Армии про 94 танка говорили: „всего 94"), то
остается 18 мехкорпусов.
В составе сил вторжения вермахта было 17 танковых дивизий. Вот с
ними-то можно и нужно сравнивать наши мехкорпуса, в частности - 11 МК.
Выше мы уже отмечали, что немецкие танковые дивизии и корпуса не имели
строго определенного состава. Поэтому возьмем для сравнения самую крупную
танковую дивизию вермахта, какая только была на всем Восточном фронте. Это
7-я танковая под командованием генерал-майора фон Функа. Такое сравнение тем
более уместно, что 7-я тд входила в состав той самой 3-й танковой группы
вермахта, во фланг и тыл которой должна была бы нанести удар КМГ Болдина.
Главное вооружение танковой дивизии - танки. Их в 7-й тд вермахта было
265 единиц.
А в нашем „неукомплектованном" 11 МК - 331 танк. Почему-то
принято (среди советских пропагандистов принято) считать, что у немцев
ничего никогда не ломалось, и число боеготовых танков всегда равнялось
общему их числу. Даже если принять это абсурдное допущение, то и тогда 11 МК
превосходил самую крупную танковую дивизию вермахта по количеству боеготовых
танков.
Теперь от количества перейдем к качеству. На вооружении 7-й тд вермахта
было:
- 53 танка Pz.II;
- 167 чешских танков Pz.38(t);
- 30 танков Pz.IV;
- 15 „командирских" танков с пулеметным вооружением, из них 7 на
базе Pz.38(t) [10].
Подробный сравнительный анализ тактико-технических характеристик
советских и немецких танков начала войны приведен в Части 3 (там, где речь
пойдет о встречном танковом сражении на Западной Украине). Пока же
ограничимся только кратким указанием на то, что так называемый
„тяжелый" немецкий танк Pz.IV воистину „не шел ни в какое
сравнение" с нашим Т-34 и уж тем более - с монстром КВ.
Что же касается Pz.II и Pz.38(t), то это такой же хлам, как и наш
устаревший Т-26. Маломощный бензиновый двигатель, узкие гусеницы, черепашья
скорость (максимальная скорость по пересеченной местности у Pz.38(t) - всего
15 км/час, у Т-26 чуть больше - 18 км/час), тонкая противопульная броня.
Разница только в том, что в отличие от сварных советских танков, броневые
листы башни чешского Pz.38(t) были собраны на заклепках, головки которых при
попадании вражеского снаряда отрывались и смертельно калечили экипаж. Именно
танки Pz.38(t) понесли в Восточном походе самые большие потери - до начала
1942 г. не „дотянул" ни один из тех 820 чешских танков, которые в июне
1941 г. перешли границу СССР.
Создается впечатление, что 11 МК и 7-я танковая дивизия вермахта
обладали примерно равными (если не принимать во внимание наличие в 11 МК
трех десятков новейших танков) боевыми возможностями. Нет, это поспешный и
ошибочный по сути своей вывод.
„Танк - это повозка для пушки". В этом афоризме, авторство
которого приписывается выдающемуся советскому конструктору артсистем
Грабину, есть, конечно, доля преувеличения. Но совсем небольшая. Все
параметры танка, какими бы важными они ни были сами по себе, вторичны по
отношению к главному - вооружению. Танк создан не для езды и не для укрытия,
а для уничтожения. Уничтожения огневых средств и живой силы, командных
пунктов и узлов связи в тылу противника, разгрома транспортных колон и
складов в оперативной глубине его обороны.
Так вот, для выполнения этих основных задач танковых войск 11 МК был
вооружен гораздо лучше, нежели 7-я тд вермахта. Под нашу танковую пушку 20К
был разработан осколочно-фугасный снаряд весом в 1,4 кг. Это, конечно, очень
легкий снарядик (в пять раз легче, чем у стандартной „трехдюймовки"),
но все же какие-то цели на поле боя (пулеметное гнездо, минометная батарея,
бревенчатый блиндаж) он мог поразить. А пушек 20К в составе 11-го мехкорпуса
было: 286 на танках БТ и Т-26 и еще 141 на пушечных бронеавтомобилях [78].
Всего 427 стволов.
А на вооружении танков 7-й немецкой тд всего 167 танковых пушек фирмы
„Шкода" А-7 (немецкое обозначение KwK-38). Это 37-мм пушка, и вес
немецкого 37-мм осколочного снаряда (610 г) был в два раза меньше, чем у
соответствующего снаряда советской 20К, что и обусловливало значительно
меньшее поражающее действие по пехоте и укрытиям противника.
Что же касается легких немецких танкеток Pz.II, то снарядик
установленной на них 20-мм пушки вообще не годился для борьбы с пехотой и
артиллерией. Такой калибр - это калибр авиационных и самых легких зенитных
орудий. Кстати, испытания советских авиапушек показали, что
осколочно-фугасное действие 20-мм снарядов столь мало, что поразить
незащищенную живую силу противника можно только при прямом попадании такого
„снаряда" в человека [84].
Разумеется, серьезная „работа" по огневому подавлению противника
должна была быть возложена не на легкие танки, а на входившую в состав
танковых частей артиллерию. И вот тут-то главным образом и проявляется
разница между советским мехКОРПУСОМ (пусть даже и недоукомплектованным) и
немецкой ДИВИЗИЕЙ.
На вооружении артиллерийских полков (множественное число) 11 МК, не
считая зенитной и противотанковой артиллерии, было:
- 16 гаубиц калибра 152-мм;
- 36 гаубиц калибра 122-мм ;
- 21 пушка калибра 76-мм [78].
А на вооружении одного-единственного артиллерийского полка немецкой
танковой дивизии, полностью укомплектованной по штату осени 1940 г., могло
быть только:
- 8 гаубиц калибра 150-мм;
- 24 гаубицы калибра 105-мм;
- 4 пушки калибра 105-мм.
Общий вывод очевиден: недоукомплектованный 11 МК по своей огневой мощи
значительно превосходил самую крупную танковую дивизию немцев.
Наконец, в составе любого советского мехкорпуса было больше людей,
нежели в любой немецкой танковой дивизии. Что и не удивительно: в корпусе
три дивизии и множество отдельных корпусных частей. Конкретнее, в 11-м
мехкорпусе по состоянию на 1 июня 1941 г. несло службу 21 605 человек
личного состава, а максимальная штатная численность немецкой танковой
дивизии была в полтора раза меньше. Причем, 21 605 человек было в 11 МК по
состоянию на 1 июня 1941 г.
К 22 июня людей могло стать больше, так как в стране полным ходом шла
скрытая мобилизация резервистов (всего на „большие учебные сборы" до
начала войны успели призвать 768 тыс. человек).
Единственное, в чем 11 МК уступал 7-й тд противника, так это в
количестве автомашин, т. е. в способности мотопехоты, артиллерии и тыловых
служб двигаться вслед за наступающим „танковым клином". 15% от штатной
численности - это „только" 775 автомашин. Не густо. В два раза меньше,
чем в полностью укомплектованной по штатным нормам танковой дивизии
вермахта. И если бы 11-й мехкорпус действительно перешел в наступление от
Гродно на Меркине-Алитус (70-90 км), как это было предписано приказом
Павлова, то не обеспеченная транспортом „мотопехота" неизбежно
отстала. Бы...
Но в действительности никакого „тактического прорыва и
превращение его в прорыв оперативный" не было и в помине, гнаться за немцами
не пришлось - они сами подошли к Гродно, и свой первый и последний бой 11 МК
принял практически в районе довоенной дислокации.
В такой ситуации нехватка автомашин не могла быть столь фатальной.
Более того, из вышеупомянутого „политдонесения" мы узнаем, что на
рассвете 22 июня командование корпуса приняло абсолютно верное решение:
„...по боевой тревоге все части вывели весь личный состав,
имеющий вооружение и могущий драться, что составило 50-60 проц. всего
состава, а остальной состав был оставлен в районе дислокации частей... Ввиду
необеспеченности автотранспортом 204 мсд 1-й эшелон из района Волковыск (82
км по шоссе до Гродно) перебросила на автомашинах, а последующие
перебрасывались комбинированным маршем. Через 7 часов (29-я тд через 3 часа
и 33 тд - через 4 часа) после объявления боевой тревоги части корпуса заняли
район сосредоточения..."
В дальнейшем мы увидим, что именно так - по принципу „лучше
меньше, да лучше" - действовали Рокоссовский (9 МК), Фекленко (19 МК),
Лелюшенко (21 МК), свернувшие свои неукомплектованные корпуса фактически в
одну полноценную танковую дивизию.
Таким образом, выясняется, что советские историки были совершенно
правы. Никакого „мехкорпуса" в районе Гродно не было. Под названием
„11-й мехкорпус" к 10 часам утра 22 июня 1941 г. южнее Гродно
сосредоточилась дивизия легких танков, по всем цифровым параметрам
превосходящая самую крупную танковую дивизию вермахта.
Самая крупная 7-я танковая дивизия вермахта наделала много бед. Очень
подробно, истинно „по-немецки" написанные мемуары командующего 3-й
танковой группы Г. Гота [13] позволяют в деталях проследить боевой путь 7-й
тд в первые дни и недели войны.
К полудню 22 июня захвачены мосты через Неман у Алитуса (45 км от
границы), рано утром 23 июня в „исключительно тяжелом танковом бою"
разгромлена подошедшая к Алитусу 5-я советская танковая дивизия (3-й
мехкорпус), в полдень 23 июня „танковый полк 7-й тд вышел на дорогу
Лида-Вильнюс (75 км восточнее Алитуса), колесные машины дивизии остались
далеко позади" (но что примечательно - автор мемуаров вовсе не делает из
этого вывод о том, что дивизия потеряла всякую боеспособность и пригодна
только для охоты на воробьев), рано утром 24 июня „7-я тд после
небольшого боя овладела городом Вильнюс..., танковый полк дивизии продолжал
продвигаться на Михалишки (Михалишки - это уже Белоруссия, и уже 180 км к
востоку от границы), далее „7-я тд, следовавшая в голове 39-го
корпуса... почти без боя вышла 26 июня к автостраде Минск-Москва в районе
Смолевичи" (это уже 30 км к востоку от Минска). Таким образом, за пять дней
дивизия прошла 350 км по лесным дорогам Литвы и Белоруссии.
Затем 7-я тд, потерпев неудачу при попытке форсировать Березину у
города Борисов, ушла на северо-восток, через Лепель к Витебску. 5 июля в
районе Бешенковичи (175 км от Минска) 7-я тд „наткнулась" на
подошедший из Московского военного округа полнокомплектный 7 МК (это тот
самый мехкорпус, в составе которого воевал и попал в плен сын Сталина).
Разгромив и отбросив к югу советский мехкорпус, 7-я и 20-я тд форсировали
Западную Двину между Бешенковичами и Уллой, к 10 июля полностью овладели
Витебском, после чего их дороги снова разошлись: 20-я тд ушла на
северо-восток, к Велижу, а 7-я тд через Демидов во второй раз вышла на
автостраду No 1, на этот раз в районе Ярцева (50 км восточнее Смоленска),
преодолев таким образом две трети расстояния от границы до Москвы.
Три месяца спустя, 6 октября 1941 г., именно 7-я танковая в районе
Вязьмы в третий раз вышла на автостраду No 1, замкнув таким образом кольцо
окружения самого большого за всю войну „вяземского котла". Затем, в
ходе кровопролитного московского сражения, 7-я тд прошла еще 245 км на
восток, до Яхромы (45 км к северу от МКАД). Только там, у канала
Волга-Москва она была (если верить знаменитому сообщению Совинформбюро от 13
декабря 1941 г.) разбита войсками 1-ой Ударной армии. Правда, по немецким
данным, 7-я танковая воевала на восточном и западном фронтах еще до 1943 г.
Вывод: дивизия легких танков, оказывается, может воевать, может
наступать, может вести успешный бой и с пехотой, и с танками противника,
может форсировать полноводные реки и брать штурмом большие города. Извините
за назойливость, но автор считает полезным еще раз напомнить, что весь этот
путь 7-я тд вермахта прошла на легких чешских танках и трофейных грузовиках,
которые на наших „дорогах" из средства передвижения мотопехоты
превращались в предмет для толкания.
Уже за первые три недели войны 7-я тд прошла 700 км (считая по прямой)
от границы до Ярцево, т. е. чуть больше расстояния от Гродно до Берлина.
Дошел ли до Берлина 11-й мехкорпус?
И ведь что странно - коммунистические историки неизменно считали
естественным, неизбежным и единственно возможным и то, и другое: и то, что
7-я немецкая танковая дивизия уже 15 июля была у Ярцево, и то, что
превосходящий ее по всем параметрам 11 МК закончил свое существование за три
дня боев у Гродно.
Уважаемый читатель, я полностью разделяю Ваше возмущение тем, как
написана эта глава. Длинное предисловие, длинный перечень танков и пушек,
пространные рассуждения...
Где же обещаное „детальное описание" контрударов?
Нету его. Одно из трех: или автор поленился хорошо поискать, или
документы не сохранились, или никакого контрудара 11-го мехкорпуса, по
большому счету, и не было. За неимением чего-то большего, вернемся к
„политдонесению политотдела". Весь ход боевых действий 11 МК описан в
нем дословно так:
„...с момента налета немецких самолетов на Волковыск в 4-00 22.06
связи со штабом 3-й армии и штабом округа не было, и части корпуса выступили
самостоятельно в район Гродно, Сокулка, Индур согласно разработанному плану
прикрытия... (Многоточием мы заменили частности, к боевым действиям корпуса
не относящиеся).
В связи с отходом стрелковых частей 4 ск вся тяжесть боевых действий
легла на части 11 мк как по прикрытию отхода частей 4 ск, так и задержке
продвижения немцев; мотострелковый полк 29 тд по приказу командарма-3
находился в его резерве по борьбе с авиадесантами в районе Гродно, и дивизия
вела бой без пехоты и артиллерии, неся особенно большие потери от
противотанковой артиллерии противника.
В течение 22 и 23.06 части корпуса вели бой на фронте Конюхи, Новый
Двор, Домброво. Под давлением противника к 24.06 части корпуса отошли на
фронт Гродно (Фолеш), Кузница, Сокулка, удерживая фронт западнее шоссе
Гродно и жд Гродно-Белосток (30-70 км от границы).
В связи с быстрым отходом на восток от Гродно частей, действовавших
севернее реки Неман, противник пытался форсировать реку Неман с выходом
частям корпуса в тыл. Но все попытки немцев форсировать реку Неман были
отбиты. Для удержания продвижения противника приказом армии было выброшено
26.06 два мотобатальона 204 мд через Лунно на рубеж реки Котры. 1-й
стрелковый батальон по приказу командира корпуса был выброшен для удержания
моста у Лунна (30 км к юго-востоку от Гродно).
Понесенные большие потери за время боев с 22 до 26.06 как личного
состава, так и матчасти делали корпус малобоеспособным. В танковых дивизиях
оставалось не более 300-400 человек (т. е. не более 5% от первоначальной
численности личного состава.- Прим. авт.), а в моторизованной дивизии - по
одному неполному батальону в полку, танков - до 30 шт. и до 20 бронемашин.
Все небольшие тылы дивизий были сожжены или расстреляны авиацией противника,
которая гонялась буквально за отдельными машинами.
Заместитель командира 11-го корпуса по политической части полковой
комиссар Андреев".
Вот и все, что смог рассказать про гибель корпуса комиссар Андреев.
Может быть, он и сам не все знал. Так, в мемуарах Г. Гота встречается
упоминание о том, что 25-28 июня немецкая 19-я тд в районе Вороново-Трабы
(120 км к северо-востоку от Гродно) „постоянно подвергалась атакам
противника при поддержке 50-тонных танков... до 28 июня она отражала атаки с
южного направления". Скорее всего, это были танки КВ из состава 29-й тд,
безвестные экипажи которых уже после разгрома 11-го мехкорпуса продолжали
свою войну...
Прежде всего, обратим внимание на то, чего в „политдонесении"
нет.
Во-первых, в нем нет даже малейшего подтверждения бредовых видений В.
Суворова о том, как „советских танкистов перестреляли еще до того, как
они добежали до своих танков, а танки сожгли или захватили без экипажей". В
момент пресловутого „внезапного нападения" командиры 11 МК, даже не
имея связи (!) с вышестоящими штабами, просто достали из сейфов
„красные пакеты" с планами прикрытия и, как можно судить по документу,
практически без потерь вышли в предназначенные им районы развертывания.
Во-вторых, в тексте нет никаких внятных сведений о противнике, в боях с
которым корпус за 4 дня потерял 9/10 личного состава и техники. Но и в этом
аспекте комиссар Андреев оказался гораздо порядочнее позднейших историков и
мемуаристов, которые наполнили свои макулатурные книжки описаниями каких-то
„встречных боев с тяжелыми немецкими танками", якобы имевшими место
быть у Гродно.
В-третьих, командование 11 МК, похоже, ничего не знало ни о
существовании КМГ Болдина, ни о том, что в нескольких десятках километров к
югу от Гродно должен был действовать огромный и могучий 6-й мехкорпус.
Теперь о том, что в „политдонесении" есть.
Плохо скрытые претензии к пехоте 4-го СК, которая открыла фронт и тем
самым вынудила 11-й мехкорпус заниматься несвойственным ему делом по
„прикрытию отхода" и „задержке продвижения немцев", скорее всего
справедливы. В протоколе допроса Павлова читаем:
„...во второй половине дня 22 июня Кузнецов (командующий 3-й
Армии) с дрожью в голосе заявил, что от 56-й стрелковой дивизии (одна из
трех дивизий 4 СК) остался только номер..." [67].
В донесении отдела разведки штаба 9-й немецкой армии (23 июня, 17 ч. 40
мин.) к числу „разбитых или не представляющих никакой боевой мощи
соединений" отнесены уже две из трех дивизий 4 СК: 56-я и 85-я [ВИЖ.- 1989.-
No 7].
Наконец, 29 июня 1941 г. сдался в плен и сам командир 4-го стрелкового
корпуса генерал-майор Егоров (в плену активно сотрудничал с немцами,
расстрелян по приговору Верховного суда 15 июня 1950 г., не реабилитирован
по сей день) [20, 124].
То, что 11-й мехкорпус понес „особенно большие потери от
противотанковой артиллерии противника", также подтверждается немецкими
документами. В вышеупомянутом донесении разведотдела штаба 9-й армии
вермахта читаем:
„...на участке Гродно контратаковали сильные танковые группы
(29-я танковая дивизия и другие части)... 22 июня подбито 180 танков, из них
только 8-я пехотная дивизия в боях за Гродно уничтожила 80 танков".
Так как ни одно соединение 6-го мехкорпуса в боях 22 июня не
участвовало, то это сообщение может относиться только к боевым действиям 11
МК. Теоретически такие потери возможны. 8-я пехотная - это кадровая дивизия
вермахта „первой волны", воевала она с первых дней Второй мировой, и
стоявшие на ее вооружении 37-мм противотанковые пушки могли пробивать броню
наших легких танков на дистанции в полтора километра. Теоретически.
Другое дело, всегда ли можно верить таким донесениям о потерях
противника?
Все познается в сравнении. Одним из самых ярких, навсегда вошедшим в
историю эпизодом сражения в Белоруссии, были бои на северных подступах к
Минску, где на пути 39-го танкового корпуса вермахта встали 100-я и 64-я
стрелковые дивизии 13-й Армии. Трое суток, в обстановке общего развала и
хаоса, они сдерживали натиск врага. За мужество и массовый героизм,
проявленные в этих боях, дивизии первыми в Красной Армии получили звание
гвардейских (они стали, соответственно, 1-й и 7-й гвардейскими дивизиями).
Так вот, в докладе о боевых действиях дивизии, который подписал 30 июня
командир 100-й сд генерал-майор Руссиянов, было сказано, что дивизия
уничтожила 101 (сто один) танк из состава 7-й немецкой танковой дивизии.
Да, той самой, которая по мнению Гота „почти без боя вышла 26
июня к автостраде Минск-Москва в районе Смолевичи". Скорее всего, Руссиянов
допустил неточность, а в действительности и его дивизия, и соседние 161-я и
64-я сд, вели бой с 20-й тд вермахта (про которую Гот пишет, что она
„была вынуждена с тяжелыми боями прорываться через линию укреплений".
Для справки: перед началом войны в 20-й тд числилось 229 танков, в том
числе 121 чешский Pz.38(t), 31 немецкий Pz.II и даже 44 допотопные танкетки
Pz.I с пулеметным вооружением и двигателем в 60 л. с. (вообще надо признать,
что в танковой группе Гота был собран отборный хлам).
Что было написано в докладах командиров 64-й и 161-й дивизий, автор, к
сожалению, не знает, но в мемуарах генерала армии С. П. Иванова (в те дни -
замначштаба 13-й Армии) упомянуты десятки немецких танков, якобы
уничтоженных бойцами 64-й дивизии [45]. Тем не менее, ни 20-я, ни 7-я тд
вермахта после июньских боев у Минска не исчезли, и говорить об их разгроме
было еще очень и очень рано. Вот почему автор считает, что и к донесениям
командиров немецких пехотных дивизий о том, как они за один день уничтожили
180 советских танков, надо подходить с разумным скептицизмом. Танки 11-го
мехкорпуса были, конечно, потеряны, но не факт, что немецкие артиллеристы
имеют право занести это на свой счет.
Завершая такое, очень невнятное, описание боевых действий 11-го
мехкорпуса, отметим только два бесспорных факта:
- противнику пришлось заметить удар 11 МК;
- попытка перейти в наступление закончилась полным разгромом корпуса,
потерей всей техники, большей части рядового и командного состава. 14 июля
41 г. южнее Бобруйска из окружения вышла лишь группа в несколько сот человек
во главе с командиром 11 МК генерал-майором Мостовенко.
К счастью для историков, чуть лучше освещен боевой путь 6-го
мехкорпуса. В недрах „архивного ГУЛАГа" сохранился доклад командира
7-й танковой дивизии (6 МК) генерал-майора С. В. Борзилова в Главное
автобронетанковое управление РККА от 4 августа 1941 г. [ВИЖ.- 1988.- No 11].
Об авторе этого документа необходимо сказать отдельно хотя бы несколько
слов. Семен Васильевич Борзилов к началу советско-германской войны мог по
праву считаться одним из наиболее опытных и прославленных танковых
командиров Красной Армии. Во время финской войны комбриг Борзилов командовал
той самой 20-й тяжелой танковой бригадой, которая прорвала „линию
Маннергейма" в районе „высоты 65,5" (см. Часть 1). Командование
Красной Армии высоко оценило роль 20-й танковой бригады и ее командира.
Звания Героя Советского Союза были удостоены 21 танкист, в том числе и сам
были взяты, так как они находились в ремонте".
Итого: порядка 280 боеготовых танков, из них почти все - легкие и
устаревшие.
Может ли воевать танковое соединение, вооруженное таким „хламом"?
Генерал Болдин в своих мемуарах отвечает на этот вопрос как всегда
ярко, коротко и образно: „Да и что можно требовать от Т-26? По
воробьям из них стрелять..." [80].
Имеем ли мы право не верить генералу, герою войны? Нет, не имеем. Мы
видели Т-26 на картинке в журнале, а Болдин его видел на поле боя. Поэтому
не будем (пока) умничать, а лучше продолжим чтение его (Болдина) мемуаров:
„...к вечеру 27 июня вышли на опушку леса. Видим недалеко три
танка БТ-7... Увидев нас, танкисты поднялись. Старший доложил, что
боеприпасов у каждой машины по комплекту, а горючего нет..."
И вот в этот самый момент:
„...проселочная дорога закурилась пылью, и на ней показалась
вражеская колонна из 28 танков. Каждая минута дорога. Приказал танкистам
открыть огонь. Наш удар оказался для гитлеровцев настолько неожиданным, что,
пока они пришли в себя и открыли ответный огонь, мы уничтожили двенадцать
(!!!) вражеских машин..."
Бдительный читатель, надеюсь, уже заметил подвох: БТ-7 это совсем не
Т-26.
Да, танки разные, но пушка - одна и та же. И танк Т-26, и танки
БТ-5/БТ-7, и пушечные бронеавтомобили БА-10/БА-20 были вооружены одной и той
же пушкой калибра 45 мм (в танковом варианте она называлась „20К
образца 1932/38 года"). Более того, когда в 1933 году на Харьковском заводе
No 183 им. Коминтерна (именно так назывался самый мощный танковый завод
мира!) под пушку 20К разработали удачную конструкцию цилиндрической башни,
то такой же башней в Ленинграде, на заводе No 174, стали комплектовать самую
массовую модификацию танков Т-26.
Можно ли верить Болдину, который рассказывает об уничтожении 12-ти
немецких танков за несколько минут огнем „антиворобьиных" пушек 20К?
Безусловно, можно.
Во-первых, потому что он видел это своими глазами.
Во-вторых, потому что это вполне соответствует тактико-техническим
характеристикам наших пушек.
От „опушки леса" до „проселочной дороги" в лесных районах
западной Белоруссии едва ли было более 500 метров. На такой дистанции
стандартный бронебойный снаряд БР-240, выпущенный из пушки 20К, пробивал с
вероятностью 80% броневой лист толщиной в 38 мм [93]. В июне 1941 года НИ
ОДИН немецкий танк (включая так называемый „тяжелый танк" Pz.IV самой
последней серии F) не имел бортовой брони толще 30 мм, и, таким образом,
фланговый огонь советских „сорокапяток" был губителен для любого
немецкого танка. Большую же часть танков вермахта - в общей сложности 65%
состава четырех танковых групп - составляли Pz.I, Pz.II, Pz.38 (t) и Pz.III
первых серий, имевшие лобовую броню не толще 30 мм, а бортовую - 15/20 мм.
Такие танки наша 20 К могла бить и в лоб и в борт, „и в хвост и в
гриву", почти как воробьев...
Все познается в сравнении. Ума не приложу, почему советские
„историки" столько лет игнорировали это простейшее, очевидное правило?
Разумеется, 11 МК был слабым и „недоделанным" - по сравнению,
например, с 6-м мехкорпусом, в котором было 352 новейших КВ и Т-34, сотни БТ
последней модификации и шесть тысяч автомашин.
Но воевать-то предстояло с немцами, а не со своими соседями по округу!
Вот с немцами, с их оснащенностью, с их вооружением, с их возможностями и
надо сравнивать боевую мощь 11-го мехкорпуса.
В составе войск пяти западных военных округов было 20 мехкорпусов. Если
исключить из этого перечня 17 МК и 20 МК, в которых было всего 63 и 94 танка
соответственно (в Красной Армии про 94 танка говорили: „всего 94"), то
остается 18 мехкорпусов.
В составе сил вторжения вермахта было 17 танковых дивизий. Вот с
ними-то можно и нужно сравнивать наши мехкорпуса, в частности - 11 МК.
Выше мы уже отмечали, что немецкие танковые дивизии и корпуса не имели
строго определенного состава. Поэтому возьмем для сравнения самую крупную
танковую дивизию вермахта, какая только была на всем Восточном фронте. Это
7-я танковая под командованием генерал-майора фон Функа. Такое сравнение тем
более уместно, что 7-я тд входила в состав той самой 3-й танковой группы
вермахта, во фланг и тыл которой должна была бы нанести удар КМГ Болдина.
Главное вооружение танковой дивизии - танки. Их в 7-й тд вермахта было
265 единиц.
А в нашем „неукомплектованном" 11 МК - 331 танк. Почему-то
принято (среди советских пропагандистов принято) считать, что у немцев
ничего никогда не ломалось, и число боеготовых танков всегда равнялось
общему их числу. Даже если принять это абсурдное допущение, то и тогда 11 МК
превосходил самую крупную танковую дивизию вермахта по количеству боеготовых
танков.
Теперь от количества перейдем к качеству. На вооружении 7-й тд вермахта
было:
- 53 танка Pz.II;
- 167 чешских танков Pz.38(t);
- 30 танков Pz.IV;
- 15 „командирских" танков с пулеметным вооружением, из них 7 на
базе Pz.38(t) [10].
Подробный сравнительный анализ тактико-технических характеристик
советских и немецких танков начала войны приведен в Части 3 (там, где речь
пойдет о встречном танковом сражении на Западной Украине). Пока же
ограничимся только кратким указанием на то, что так называемый
„тяжелый" немецкий танк Pz.IV воистину „не шел ни в какое
сравнение" с нашим Т-34 и уж тем более - с монстром КВ.
Что же касается Pz.II и Pz.38(t), то это такой же хлам, как и наш
устаревший Т-26. Маломощный бензиновый двигатель, узкие гусеницы, черепашья
скорость (максимальная скорость по пересеченной местности у Pz.38(t) - всего
15 км/час, у Т-26 чуть больше - 18 км/час), тонкая противопульная броня.
Разница только в том, что в отличие от сварных советских танков, броневые
листы башни чешского Pz.38(t) были собраны на заклепках, головки которых при
попадании вражеского снаряда отрывались и смертельно калечили экипаж. Именно
танки Pz.38(t) понесли в Восточном походе самые большие потери - до начала
1942 г. не „дотянул" ни один из тех 820 чешских танков, которые в июне
1941 г. перешли границу СССР.
Создается впечатление, что 11 МК и 7-я танковая дивизия вермахта
обладали примерно равными (если не принимать во внимание наличие в 11 МК
трех десятков новейших танков) боевыми возможностями. Нет, это поспешный и
ошибочный по сути своей вывод.
„Танк - это повозка для пушки". В этом афоризме, авторство
которого приписывается выдающемуся советскому конструктору артсистем
Грабину, есть, конечно, доля преувеличения. Но совсем небольшая. Все
параметры танка, какими бы важными они ни были сами по себе, вторичны по
отношению к главному - вооружению. Танк создан не для езды и не для укрытия,
а для уничтожения. Уничтожения огневых средств и живой силы, командных
пунктов и узлов связи в тылу противника, разгрома транспортных колон и
складов в оперативной глубине его обороны.
Так вот, для выполнения этих основных задач танковых войск 11 МК был
вооружен гораздо лучше, нежели 7-я тд вермахта. Под нашу танковую пушку 20К
был разработан осколочно-фугасный снаряд весом в 1,4 кг. Это, конечно, очень
легкий снарядик (в пять раз легче, чем у стандартной „трехдюймовки"),
но все же какие-то цели на поле боя (пулеметное гнездо, минометная батарея,
бревенчатый блиндаж) он мог поразить. А пушек 20К в составе 11-го мехкорпуса
было: 286 на танках БТ и Т-26 и еще 141 на пушечных бронеавтомобилях [78].
Всего 427 стволов.
А на вооружении танков 7-й немецкой тд всего 167 танковых пушек фирмы
„Шкода" А-7 (немецкое обозначение KwK-38). Это 37-мм пушка, и вес
немецкого 37-мм осколочного снаряда (610 г) был в два раза меньше, чем у
соответствующего снаряда советской 20К, что и обусловливало значительно
меньшее поражающее действие по пехоте и укрытиям противника.
Что же касается легких немецких танкеток Pz.II, то снарядик
установленной на них 20-мм пушки вообще не годился для борьбы с пехотой и
артиллерией. Такой калибр - это калибр авиационных и самых легких зенитных
орудий. Кстати, испытания советских авиапушек показали, что
осколочно-фугасное действие 20-мм снарядов столь мало, что поразить
незащищенную живую силу противника можно только при прямом попадании такого
„снаряда" в человека [84].
Разумеется, серьезная „работа" по огневому подавлению противника
должна была быть возложена не на легкие танки, а на входившую в состав
танковых частей артиллерию. И вот тут-то главным образом и проявляется
разница между советским мехКОРПУСОМ (пусть даже и недоукомплектованным) и
немецкой ДИВИЗИЕЙ.
На вооружении артиллерийских полков (множественное число) 11 МК, не
считая зенитной и противотанковой артиллерии, было:
- 16 гаубиц калибра 152-мм;
- 36 гаубиц калибра 122-мм ;
- 21 пушка калибра 76-мм [78].
А на вооружении одного-единственного артиллерийского полка немецкой
танковой дивизии, полностью укомплектованной по штату осени 1940 г., могло
быть только:
- 8 гаубиц калибра 150-мм;
- 24 гаубицы калибра 105-мм;
- 4 пушки калибра 105-мм.
Общий вывод очевиден: недоукомплектованный 11 МК по своей огневой мощи
значительно превосходил самую крупную танковую дивизию немцев.
Наконец, в составе любого советского мехкорпуса было больше людей,
нежели в любой немецкой танковой дивизии. Что и не удивительно: в корпусе
три дивизии и множество отдельных корпусных частей. Конкретнее, в 11-м
мехкорпусе по состоянию на 1 июня 1941 г. несло службу 21 605 человек
личного состава, а максимальная штатная численность немецкой танковой
дивизии была в полтора раза меньше. Причем, 21 605 человек было в 11 МК по
состоянию на 1 июня 1941 г.
К 22 июня людей могло стать больше, так как в стране полным ходом шла
скрытая мобилизация резервистов (всего на „большие учебные сборы" до
начала войны успели призвать 768 тыс. человек).
Единственное, в чем 11 МК уступал 7-й тд противника, так это в
количестве автомашин, т. е. в способности мотопехоты, артиллерии и тыловых
служб двигаться вслед за наступающим „танковым клином". 15% от штатной
численности - это „только" 775 автомашин. Не густо. В два раза меньше,
чем в полностью укомплектованной по штатным нормам танковой дивизии
вермахта. И если бы 11-й мехкорпус действительно перешел в наступление от
Гродно на Меркине-Алитус (70-90 км), как это было предписано приказом
Павлова, то не обеспеченная транспортом „мотопехота" неизбежно
отстала. Бы...
Но в действительности никакого „тактического прорыва и
превращение его в прорыв оперативный" не было и в помине, гнаться за немцами
не пришлось - они сами подошли к Гродно, и свой первый и последний бой 11 МК
принял практически в районе довоенной дислокации.
В такой ситуации нехватка автомашин не могла быть столь фатальной.
Более того, из вышеупомянутого „политдонесения" мы узнаем, что на
рассвете 22 июня командование корпуса приняло абсолютно верное решение:
„...по боевой тревоге все части вывели весь личный состав,
имеющий вооружение и могущий драться, что составило 50-60 проц. всего
состава, а остальной состав был оставлен в районе дислокации частей... Ввиду
необеспеченности автотранспортом 204 мсд 1-й эшелон из района Волковыск (82
км по шоссе до Гродно) перебросила на автомашинах, а последующие
перебрасывались комбинированным маршем. Через 7 часов (29-я тд через 3 часа
и 33 тд - через 4 часа) после объявления боевой тревоги части корпуса заняли
район сосредоточения..."
В дальнейшем мы увидим, что именно так - по принципу „лучше
меньше, да лучше" - действовали Рокоссовский (9 МК), Фекленко (19 МК),
Лелюшенко (21 МК), свернувшие свои неукомплектованные корпуса фактически в
одну полноценную танковую дивизию.
Таким образом, выясняется, что советские историки были совершенно
правы. Никакого „мехкорпуса" в районе Гродно не было. Под названием
„11-й мехкорпус" к 10 часам утра 22 июня 1941 г. южнее Гродно
сосредоточилась дивизия легких танков, по всем цифровым параметрам
превосходящая самую крупную танковую дивизию вермахта.
Самая крупная 7-я танковая дивизия вермахта наделала много бед. Очень
подробно, истинно „по-немецки" написанные мемуары командующего 3-й
танковой группы Г. Гота [13] позволяют в деталях проследить боевой путь 7-й
тд в первые дни и недели войны.
К полудню 22 июня захвачены мосты через Неман у Алитуса (45 км от
границы), рано утром 23 июня в „исключительно тяжелом танковом бою"
разгромлена подошедшая к Алитусу 5-я советская танковая дивизия (3-й
мехкорпус), в полдень 23 июня „танковый полк 7-й тд вышел на дорогу
Лида-Вильнюс (75 км восточнее Алитуса), колесные машины дивизии остались
далеко позади" (но что примечательно - автор мемуаров вовсе не делает из
этого вывод о том, что дивизия потеряла всякую боеспособность и пригодна
только для охоты на воробьев), рано утром 24 июня „7-я тд после
небольшого боя овладела городом Вильнюс..., танковый полк дивизии продолжал
продвигаться на Михалишки (Михалишки - это уже Белоруссия, и уже 180 км к
востоку от границы), далее „7-я тд, следовавшая в голове 39-го
корпуса... почти без боя вышла 26 июня к автостраде Минск-Москва в районе
Смолевичи" (это уже 30 км к востоку от Минска). Таким образом, за пять дней
дивизия прошла 350 км по лесным дорогам Литвы и Белоруссии.
Затем 7-я тд, потерпев неудачу при попытке форсировать Березину у
города Борисов, ушла на северо-восток, через Лепель к Витебску. 5 июля в
районе Бешенковичи (175 км от Минска) 7-я тд „наткнулась" на
подошедший из Московского военного округа полнокомплектный 7 МК (это тот
самый мехкорпус, в составе которого воевал и попал в плен сын Сталина).
Разгромив и отбросив к югу советский мехкорпус, 7-я и 20-я тд форсировали
Западную Двину между Бешенковичами и Уллой, к 10 июля полностью овладели
Витебском, после чего их дороги снова разошлись: 20-я тд ушла на
северо-восток, к Велижу, а 7-я тд через Демидов во второй раз вышла на
автостраду No 1, на этот раз в районе Ярцева (50 км восточнее Смоленска),
преодолев таким образом две трети расстояния от границы до Москвы.
Три месяца спустя, 6 октября 1941 г., именно 7-я танковая в районе
Вязьмы в третий раз вышла на автостраду No 1, замкнув таким образом кольцо
окружения самого большого за всю войну „вяземского котла". Затем, в
ходе кровопролитного московского сражения, 7-я тд прошла еще 245 км на
восток, до Яхромы (45 км к северу от МКАД). Только там, у канала
Волга-Москва она была (если верить знаменитому сообщению Совинформбюро от 13
декабря 1941 г.) разбита войсками 1-ой Ударной армии. Правда, по немецким
данным, 7-я танковая воевала на восточном и западном фронтах еще до 1943 г.
Вывод: дивизия легких танков, оказывается, может воевать, может
наступать, может вести успешный бой и с пехотой, и с танками противника,
может форсировать полноводные реки и брать штурмом большие города. Извините
за назойливость, но автор считает полезным еще раз напомнить, что весь этот
путь 7-я тд вермахта прошла на легких чешских танках и трофейных грузовиках,
которые на наших „дорогах" из средства передвижения мотопехоты
превращались в предмет для толкания.
Уже за первые три недели войны 7-я тд прошла 700 км (считая по прямой)
от границы до Ярцево, т. е. чуть больше расстояния от Гродно до Берлина.
Дошел ли до Берлина 11-й мехкорпус?
И ведь что странно - коммунистические историки неизменно считали
естественным, неизбежным и единственно возможным и то, и другое: и то, что
7-я немецкая танковая дивизия уже 15 июля была у Ярцево, и то, что
превосходящий ее по всем параметрам 11 МК закончил свое существование за три
дня боев у Гродно.
Уважаемый читатель, я полностью разделяю Ваше возмущение тем, как
написана эта глава. Длинное предисловие, длинный перечень танков и пушек,
пространные рассуждения...
Где же обещаное „детальное описание" контрударов?
Нету его. Одно из трех: или автор поленился хорошо поискать, или
документы не сохранились, или никакого контрудара 11-го мехкорпуса, по
большому счету, и не было. За неимением чего-то большего, вернемся к
„политдонесению политотдела". Весь ход боевых действий 11 МК описан в
нем дословно так:
„...с момента налета немецких самолетов на Волковыск в 4-00 22.06
связи со штабом 3-й армии и штабом округа не было, и части корпуса выступили
самостоятельно в район Гродно, Сокулка, Индур согласно разработанному плану
прикрытия... (Многоточием мы заменили частности, к боевым действиям корпуса
не относящиеся).
В связи с отходом стрелковых частей 4 ск вся тяжесть боевых действий
легла на части 11 мк как по прикрытию отхода частей 4 ск, так и задержке
продвижения немцев; мотострелковый полк 29 тд по приказу командарма-3
находился в его резерве по борьбе с авиадесантами в районе Гродно, и дивизия
вела бой без пехоты и артиллерии, неся особенно большие потери от
противотанковой артиллерии противника.
В течение 22 и 23.06 части корпуса вели бой на фронте Конюхи, Новый
Двор, Домброво. Под давлением противника к 24.06 части корпуса отошли на
фронт Гродно (Фолеш), Кузница, Сокулка, удерживая фронт западнее шоссе
Гродно и жд Гродно-Белосток (30-70 км от границы).
В связи с быстрым отходом на восток от Гродно частей, действовавших
севернее реки Неман, противник пытался форсировать реку Неман с выходом
частям корпуса в тыл. Но все попытки немцев форсировать реку Неман были
отбиты. Для удержания продвижения противника приказом армии было выброшено
26.06 два мотобатальона 204 мд через Лунно на рубеж реки Котры. 1-й
стрелковый батальон по приказу командира корпуса был выброшен для удержания
моста у Лунна (30 км к юго-востоку от Гродно).
Понесенные большие потери за время боев с 22 до 26.06 как личного
состава, так и матчасти делали корпус малобоеспособным. В танковых дивизиях
оставалось не более 300-400 человек (т. е. не более 5% от первоначальной
численности личного состава.- Прим. авт.), а в моторизованной дивизии - по
одному неполному батальону в полку, танков - до 30 шт. и до 20 бронемашин.
Все небольшие тылы дивизий были сожжены или расстреляны авиацией противника,
которая гонялась буквально за отдельными машинами.
Заместитель командира 11-го корпуса по политической части полковой
комиссар Андреев".
Вот и все, что смог рассказать про гибель корпуса комиссар Андреев.
Может быть, он и сам не все знал. Так, в мемуарах Г. Гота встречается
упоминание о том, что 25-28 июня немецкая 19-я тд в районе Вороново-Трабы
(120 км к северо-востоку от Гродно) „постоянно подвергалась атакам
противника при поддержке 50-тонных танков... до 28 июня она отражала атаки с
южного направления". Скорее всего, это были танки КВ из состава 29-й тд,
безвестные экипажи которых уже после разгрома 11-го мехкорпуса продолжали
свою войну...
Прежде всего, обратим внимание на то, чего в „политдонесении"
нет.
Во-первых, в нем нет даже малейшего подтверждения бредовых видений В.
Суворова о том, как „советских танкистов перестреляли еще до того, как
они добежали до своих танков, а танки сожгли или захватили без экипажей". В
момент пресловутого „внезапного нападения" командиры 11 МК, даже не
имея связи (!) с вышестоящими штабами, просто достали из сейфов
„красные пакеты" с планами прикрытия и, как можно судить по документу,
практически без потерь вышли в предназначенные им районы развертывания.
Во-вторых, в тексте нет никаких внятных сведений о противнике, в боях с
которым корпус за 4 дня потерял 9/10 личного состава и техники. Но и в этом
аспекте комиссар Андреев оказался гораздо порядочнее позднейших историков и
мемуаристов, которые наполнили свои макулатурные книжки описаниями каких-то
„встречных боев с тяжелыми немецкими танками", якобы имевшими место
быть у Гродно.
В-третьих, командование 11 МК, похоже, ничего не знало ни о
существовании КМГ Болдина, ни о том, что в нескольких десятках километров к
югу от Гродно должен был действовать огромный и могучий 6-й мехкорпус.
Теперь о том, что в „политдонесении" есть.
Плохо скрытые претензии к пехоте 4-го СК, которая открыла фронт и тем
самым вынудила 11-й мехкорпус заниматься несвойственным ему делом по
„прикрытию отхода" и „задержке продвижения немцев", скорее всего
справедливы. В протоколе допроса Павлова читаем:
„...во второй половине дня 22 июня Кузнецов (командующий 3-й
Армии) с дрожью в голосе заявил, что от 56-й стрелковой дивизии (одна из
трех дивизий 4 СК) остался только номер..." [67].
В донесении отдела разведки штаба 9-й немецкой армии (23 июня, 17 ч. 40
мин.) к числу „разбитых или не представляющих никакой боевой мощи
соединений" отнесены уже две из трех дивизий 4 СК: 56-я и 85-я [ВИЖ.- 1989.-
No 7].
Наконец, 29 июня 1941 г. сдался в плен и сам командир 4-го стрелкового
корпуса генерал-майор Егоров (в плену активно сотрудничал с немцами,
расстрелян по приговору Верховного суда 15 июня 1950 г., не реабилитирован
по сей день) [20, 124].
То, что 11-й мехкорпус понес „особенно большие потери от
противотанковой артиллерии противника", также подтверждается немецкими
документами. В вышеупомянутом донесении разведотдела штаба 9-й армии
вермахта читаем:
„...на участке Гродно контратаковали сильные танковые группы
(29-я танковая дивизия и другие части)... 22 июня подбито 180 танков, из них
только 8-я пехотная дивизия в боях за Гродно уничтожила 80 танков".
Так как ни одно соединение 6-го мехкорпуса в боях 22 июня не
участвовало, то это сообщение может относиться только к боевым действиям 11
МК. Теоретически такие потери возможны. 8-я пехотная - это кадровая дивизия
вермахта „первой волны", воевала она с первых дней Второй мировой, и
стоявшие на ее вооружении 37-мм противотанковые пушки могли пробивать броню
наших легких танков на дистанции в полтора километра. Теоретически.
Другое дело, всегда ли можно верить таким донесениям о потерях
противника?
Все познается в сравнении. Одним из самых ярких, навсегда вошедшим в
историю эпизодом сражения в Белоруссии, были бои на северных подступах к
Минску, где на пути 39-го танкового корпуса вермахта встали 100-я и 64-я
стрелковые дивизии 13-й Армии. Трое суток, в обстановке общего развала и
хаоса, они сдерживали натиск врага. За мужество и массовый героизм,
проявленные в этих боях, дивизии первыми в Красной Армии получили звание
гвардейских (они стали, соответственно, 1-й и 7-й гвардейскими дивизиями).
Так вот, в докладе о боевых действиях дивизии, который подписал 30 июня
командир 100-й сд генерал-майор Руссиянов, было сказано, что дивизия
уничтожила 101 (сто один) танк из состава 7-й немецкой танковой дивизии.
Да, той самой, которая по мнению Гота „почти без боя вышла 26
июня к автостраде Минск-Москва в районе Смолевичи". Скорее всего, Руссиянов
допустил неточность, а в действительности и его дивизия, и соседние 161-я и
64-я сд, вели бой с 20-й тд вермахта (про которую Гот пишет, что она
„была вынуждена с тяжелыми боями прорываться через линию укреплений".
Для справки: перед началом войны в 20-й тд числилось 229 танков, в том
числе 121 чешский Pz.38(t), 31 немецкий Pz.II и даже 44 допотопные танкетки
Pz.I с пулеметным вооружением и двигателем в 60 л. с. (вообще надо признать,
что в танковой группе Гота был собран отборный хлам).
Что было написано в докладах командиров 64-й и 161-й дивизий, автор, к
сожалению, не знает, но в мемуарах генерала армии С. П. Иванова (в те дни -
замначштаба 13-й Армии) упомянуты десятки немецких танков, якобы
уничтоженных бойцами 64-й дивизии [45]. Тем не менее, ни 20-я, ни 7-я тд
вермахта после июньских боев у Минска не исчезли, и говорить об их разгроме
было еще очень и очень рано. Вот почему автор считает, что и к донесениям
командиров немецких пехотных дивизий о том, как они за один день уничтожили
180 советских танков, надо подходить с разумным скептицизмом. Танки 11-го
мехкорпуса были, конечно, потеряны, но не факт, что немецкие артиллеристы
имеют право занести это на свой счет.
Завершая такое, очень невнятное, описание боевых действий 11-го
мехкорпуса, отметим только два бесспорных факта:
- противнику пришлось заметить удар 11 МК;
- попытка перейти в наступление закончилась полным разгромом корпуса,
потерей всей техники, большей части рядового и командного состава. 14 июля
41 г. южнее Бобруйска из окружения вышла лишь группа в несколько сот человек
во главе с командиром 11 МК генерал-майором Мостовенко.
К счастью для историков, чуть лучше освещен боевой путь 6-го
мехкорпуса. В недрах „архивного ГУЛАГа" сохранился доклад командира
7-й танковой дивизии (6 МК) генерал-майора С. В. Борзилова в Главное
автобронетанковое управление РККА от 4 августа 1941 г. [ВИЖ.- 1988.- No 11].
Об авторе этого документа необходимо сказать отдельно хотя бы несколько
слов. Семен Васильевич Борзилов к началу советско-германской войны мог по
праву считаться одним из наиболее опытных и прославленных танковых
командиров Красной Армии. Во время финской войны комбриг Борзилов командовал
той самой 20-й тяжелой танковой бригадой, которая прорвала „линию
Маннергейма" в районе „высоты 65,5" (см. Часть 1). Командование
Красной Армии высоко оценило роль 20-й танковой бригады и ее командира.
Звания Героя Советского Союза были удостоены 21 танкист, в том числе и сам