Из показаний командующего Западным фронтом Д. Г. Павлова следует, что в
2 часа ночи 22 июня „Копец и его заместитель Таюрский доложили мне,
что авиация приведена в боевую готовность полностью и рассредоточена на
аэродромах в соответствии с приказом Наркома Обороны..." [67].
Этот доклад полностью подтверждается и воспоминаниями Белова:
„...около 2 часа ночи 22 июня даю сигнал „Боевая тревога".
Он передается по телефону, дублируется по радио (полное отсутствие средств
связи?). Через несколько минут получено подтверждение от трех полков о
получении сигнала и его исполнении. Из 74-го ШАП подтверждения получения
этого сигнала не было (ага! Вот они - диверсанты...) Полковник Бондаренко
вылетел в 74 ШАП на самолете По-2 (как можно „оставить без связи"
авиадивизию, самолеты которой сами по себе являются прекрасным средством
связи!) в 3 ч. ночи и по прибытии объявил боевую тревогу..."
Итак, все части дивизии приведены в состояние полной боевой готовности,
личный состав дежурит на аэродромах, самолеты рассредоточены и
замаскированы.
„Но если к нам нагрянет враг матерый, он будет бит - повсюду и
везде..."
Первым, в 4 часа 15 минут, удару врага подвергся 74 ШАП (62 устаревших
И-152/153 и 8 новейших Ил-2, 70 летчиков). Белов описывает это так:
„...10 „мессершмиттов" в течение нескольких минут
расстреливали самолеты (обычно, в книжках советских историков, налет на
„мирно спящий аэродром" продолжается пару часов, но Белов - летчик, и
так врать он не может, потому что знает, что боезапаса Bf-109F хватает на 50
секунд непрерывной стрельбы из пулеметов и 11 секунд - из пушки MG-151)... В
результате все пятнадцать И-152 и два Ил-2 были уничтожены".
Полковник Белов ушел из жизни в 1972 году. Спросить его - что значит
„все пятнадцать", если их всех было 62 - уже нельзя. Не у кого и
узнать, куда же делись шесть уцелевших Ил-2?
„...Оставшийся без самолетов (???) личный состав забрал
документы, знамя и под командованием начальника штаба майора Мищенко (а где
же командир полка? Когда и куда он „перебазировался"?) убыл на
восток..." Надо полагать - в Балбасово. На этом боевые действия 74 ШАП
закончились.
Здесь необходима еще одна справка. Штурмовик Ил-2 считался в ту пору
совершенно секретным вооружением Красной Армии. В. Б. Емельяненко в своих
мемуарах [48] пишет, как в середине июня 1941 г. его 4 ШАП перевооружался на
Ил-2. Сначала летчики изучали гидро- и электросхемы „самолета Н",
который им не показали даже на картинке. Когда из Воронежа пригнали
несколько первых Илов, то летчикам дали полюбоваться ими, а затем
„военные с красными петлицами" (т. е. НКВДэшники) зачехлили самолеты,
опечатали завязки чехлов и выставили свою (!) охрану.
Затем наступила очередь „перебазироваться" 39 БАПу. Перед войной
этот полк (43 СБ и 9 новейших Пе-2, 49 экипажей) базировался в Пинске, за
160 км от границы. В скобках заметим, что лишь очень немногие
бомбардировочные группы люфтваффе расположились так далеко от линии будущего
фронта. Боевые действия этого полка (как можно судить по статье полковника
Белова) продолжались 22 июня 1941 г. всего один час:
„...с аэродрома 39 БАП в 7 часов утра поднялась девятка под
командованием капитана Щербакова..., немцы приняли наши бомбардировщики за
свои. Девятка успешно выполнила поставленную задачу. Примерно через час (т.
е. в 8-9 часов утра) на Пинск налетели 25-30 вражеских бомбардировщиков. Но
на аэродроме были только поврежденные при первом налете машины (в тексте нет
ни одного слова про этот самый „первый налет"). Все исправные самолеты
уже перелетели на другой аэродром..." Какой именно аэродром - Белов не
сообщает. Странно. Трудно ли было написать одно слово, тем более, что
множество других аэродромов в тексте названы „поименно"?
Бывший начальник штаба 4-й Армии, в полосе которой и должна была бы
действовать 10 САД, генерал-полковник Л. Сандалов описывает эти же события
совсем по-другому:
„...около 10 часов утра последующими ударами немецкая авиация
разгромила и бомбардировочный полк 10 САД на аэродроме в Пинске, уничтожив
почти все самолеты, в том числе и новые бомбардировщики Пе-2, которые не
были даже заправлены горючим. В полку осталось только 10 самолетов СБ..."
[79].
Кому же верить, Дорогой читатель? Командир дивизии уверяет, что, самое
позднее, в 9 часов утра полк уже перебазировался из Пинска на „другой
аэродром". Начштаба армии уверяет, что в 10 утра как раз и произошло
уничтожение почти всех самолетов 39 БАП на аэродроме в Пинске. Белов
утверждает, что уже в 2 часа ночи 39 БАП получил сигнал боевой тревоги.
Сандалов объясняет потерю самолетов на аэродроме тем, что даже новейшие Пе-2
не были заправлены топливом.
И это через 8 часов после объявления боевой тревоги?!?
Некоторую ясность в вопрос о „другом аэродроме" вносят вот эти
свидетельства Сандалова: „командир 10-й авиадивизии со штабом и
остатками авиационных полков перешел 22 июня в Пинск, а 24 июня - в район
Гомеля".
Гомель - это 500 км на восток от Бреста. Немцы заняли район Гомеля
только 17-19 августа, почти через два месяца после начала войны. Таким
образом, „перебазирование" в Гомель очень надежно выводило остатки 10
САД „из под удара" и столь же гарантированно лишало остатки 4-й Армии
всякой поддержки с воздуха. Впрочем, это произошло даже не 24 июня, а еще
раньше. Все с тем же эпическим спокойствием Сандалов пишет:
„...во второй половине дня 22 июня командир 10 САД ... убыл со
своим штабом в Пинск. В дальнейшем штаб армии со штабом авиационной дивизии
связи не имел. Остатки этой дивизии совместных действий с войсками армии
больше не вели ... командующий Кобринским бригадным районом ПВО вместе с
подчиненными ему частями 23 июня перебазировался в Пинск, а позднее - в
тыл". Вот так, взял и „перебазировался в тыл". Перебазировался в то
самое время, когда немецкая авиация буквально свирепствовала над полями
боев. И что совсем уже странно, Сандалов утверждает, что все эти
удивительные „перебазирования" были произведены с санкции командования
Западного фронта?!
Из слов Сандалова как будто следует, что 23 июня штаб 10 САД еще был в
Пинске, т. е. в зоне боевых действий. Но это предположение противоречит
другим источникам. Так, Скрипко приводит такой текст донесения капитана М.
Ф. Савченко, сменившего на посту командира 123 ИАП майора Б. Н. Сурина,
погибшего 22 июня в воздушном бою:
„...штаб 10 САД эвакуировался не знаю куда. Сижу в Пинске,
возглавляю группу истребителей... Вчера, 22.06 провели восемь воздушных
боев, сбили 7 бомбардировщиков, 3 Ме-109 и 1 разведчик... Сегодня группа
сделала 3 боевых вылета, жду указаний, как быть дальше..." [50].
Приводит Сандалов (правда, в другой своей книге) и весьма странный
разговор, который состоялся у него 22 июня с командиром 10 САД полковником
Беловым:
„- С переходом дивизии в Пинск всякая связь с вами будет
потеряна,- заметил я.- А почему бы вам не перебазировать сохранившиеся
самолеты в район Барановичей или Слуцка?
- В Барановичах аэродром разрушен, а в Слуцке подготовленного аэродрома
и раньше не было,- возразил Белов.- Так что, кроме Пинска, деваться нам
некуда..." [82].
Самое странное здесь даже не очередное упоминание про
„разрушенный аэродром в Барановичах", а предложение Сандалова
перебазировать авиадивизию в Слуцк. Достоверной информации о состоянии
аэродрома в Барановичах оба полковника в тот момент могли и не иметь, но как
же Сандалов мог не знать, что Барановичи в полтора, а Слуцк - в два раза
дальше от Кобрина, нежели Пинск? Если в этом диалоге и мог быть хоть
какой-то смысл, то только в том случае, когда уже в 14 часов 22 июня речь
шла о „перебазировании" 10 САД вовсе не в Пинск, а в Гомель ...
Еще одним чрезвычайно показательным примером „достоверности"
общепринятой версии уничтожения авиации Западного фронта может служить
описание разгрома 33 ИАП (44 самолета И-16, 70 летчиков), данное в четырех
разных источниках.
Генерал-полковник Л. М. Сандалов, „Боевые действия войск 4-й
армии...":
„Одновременно с артиллерийской подготовкой (т. е. на рассвете 22
июня) немецкая авиация произвела ряд массированных ударов по аэродромам 10
САД. В результате этих ударов были сожжены ... 75% материальной части 33 ИАП
на аэродроме в Пружаны вместе со всем аэродромным оборудованием..."
75 процентов - это только на рассвете. Описывая события, происходившие
около 10 часов утра, Сандалов утверждает, что „истребительные полки
потеряли почти все самолеты и не могли выполнять боевых задач..."
Иную картину событий рисует бывший командир 10 САД полковник Белов:
„...на аэродром в Пружанах налетело 20 „хейнкелей". Они
действовали под прикрытием небольшой группы Ме-109. В это время на аэродроме
была только одна эскадрилья. Она поднялась навстречу и вступила в неравный
бой. Вскоре вернулись с задания остальные три эскадрильи (они прикрывали
район Брест- Кобрин) и также вступили в воздушный бой... Летчики рассеяли
немецких бомбардировщиков, и те беспорядочно сбросили бомбы, почти не
причинив вреда. В этом бою было сбито пять самолетов противника...
(единственной в этом бою потерей, о которой пишет Белов, была гибель
лейтенанта С. М. Гудимова, таранившего немецкий бомбардировщик), ...фашисты
нанесли по аэродрому еще один бомбовый удар двенадцатью „юнкерсами"
Ю-88, вскоре - штурмовой налет двенадцати Ме-109, минут через тридцать - еще
один. В полку не осталось ни одного самолета, способного подняться в
воздух..., я приказал всему личному составу 33 ИАП сосредоточиться на
аэродроме в Пинске (т. е. именно там, где капитан Савченко на следующий день
искал и не мог найти самого Белова) и ждать моих распоряжений. К 10 часам
фактически закончились боевые действия этого полка".
Из дальнейшего описания однозначно следует, что Белов имел в виду
именно 10 часов утра. Запомним это обстоятельство.
Будущий маршал авиации Скрипко в те дни находился в районе Смоленска,
за сотни километров от места гибели 33 ИАП. Тем не менее, в его
воспоминаниях появляется уже и „объективная причина" того, почему
последний налет „мессершмиттов" привел к таким огромным потерям:
„...в боевой готовности встретил войну 33 ИАП, базировавшийся в
75 км от государственной границы, в районе Пружан. Летчики авиачасти
неоднократно перехватывали большие группы фашистских бомбардировщиков Не-111
на дальних подступах к своему аэродрому... После одного из таких воздушных
боев наши летчики вернулись на аэродром почти с пустыми топливными баками...
В этот момент к аэродрому на малой высоте подошли не замеченные постом ВНОС
10 фашистских „мессеров". Они с ходу атаковали рулящие, заправлявшиеся
топливом истребители, расстреливая их огнем из пушек, пулеметов.
Противовоздушной обороны здесь не было, и нападение противника продолжалось
более часа".
На этой точке Скрипко заканчивает свой рассказ о боевых действиях 33
ИАП. Ни точного времени того рокового налета, ни конкретного числа
потерянных полком самолетов он не называет.
И вот, наконец, описание тех же событий, выполненное на основании
документов, составленных пунктуальными немцами:
„...в 21час 20 мин. четвертый штаффель (эскадрилья)
истребительной эскадры JG 51 в составе девяти Bf-109F под командованием
обер-лейтенанта Э. Хохагена атаковали стоянки самолетов 33 ИАП на аэродроме
Пружаны, затем в 21-31 и 21-38 подошли еще две группы „мессершмиттов".
По возвращении на базу немецкие летчики доложили об уничтожении на земле 17
советских самолетов..." [63].
Нужны ли комментарии? Потеря 75% матчасти после первого удара (версия
Сандалова), успешное отражением первого удара и полное уничтожением всех
самолетов полка последующими ударами противника к 10 часам утра (версия
Белова) и, наконец, потеря на земле всего лишь 17 самолетов (39% от
первоначальной численности) в 10 часов вечера.
Показания бывшего командира дивизии опровергают и „технически
грамотную" версию маршала Скрипко. Если (как пишет Белов) „всему
личному составу" полка в первой половине дня 22 июня было приказано
„перебазироваться" в Пинск, то в 21 час 20 мин. на аэродроме в
Пружанах уже никого не было. Никто никуда не „выруливал и не
заруливал", а немцы успешно штурмовали БРОШЕННЫЕ на земле самолеты.
Примечательно, что и в этом случае (опустевший аэродром, отсутствие всякого
противодействия) немцы отчитались всего лишь о 17 уничтоженных самолетах - а
вовсе не о „75% материальной части 33 ИАП вместе со всем аэродромным
оборудованием..."
Кстати об аэродромном оборудовании. Немцы тоже непрерывно
перебазировались. Уже к концу июня практически все истребительные и
штурмовые авиагруппы люфтваффе перелетели с аэродромов в Польше на аэродромы
бывшего ЗапОВО. Чуть позднее перебазировались на восток и бомбардировщики. 3
июля 1941 г. за подписью Г. К. Жукова вышла Директива Ставки о нанесении
массированного удара по аэродромам базирования немецкой авиации [5]. В
качестве таковых было названо десятка два аэродромов, причем не только
западных, но уже и восточных областей Белоруссии и Украины. В тот день,
когда Жуков подписал эту Директиву, истребительная эскадра Мельдерса
базировалась в районе Быхова на Днепре, в нескольких километрах от линии
фронта [63]. Именно с наших аэродромов (на которых, „как все знают",
ничего - взлетных полос, бензохранилищ, телефонных линий, подъездных дорог,
укрытий для личного состава - не было), на которых „в первый день
внезапным ударом" было уничтожено то немногое, что было, немецкая авиация и
действовала все лето 1941 года.
Ко всему сказанному выше осталось только добавить, что книга Сандалова
написана была не для пионервожатых и даже не для студентов-историков.
Воениздат выпустил ее в 1961 г. с грифом „секретно" в качестве
учебного пособия для слушателей военных академий. На ней воспитано два
поколения наших полководцев.
Чем быстрее и успешнее наступали вглубь советской территории танковые
корпуса вермахта, тем больший размах приобретало „перебазирование"
советской авиации. Уже вечером 24 июня Гальдер с чувством глубокого
удовлетворения записывает в своем дневнике:
„...авиация противника, понесшая очень тяжелые потери
(ориентировочно 2 000 самолетов), полностью перебазировалась в тыл..."
Самое примечательное в этой записи - цифра. Чем дальше от дня и часа
„внезапного нападения", тем больше становятся цифры потерь от удара по
„мирно спящим аэродромам". 2 000 - это только начало процесса. Еще
через несколько дней число уничтоженных 22 июня 41 г. советских самолетов
оценивается немцами в 1 811 (вместо 850!), причем 1 489 из них считаются
„уничтоженными на земле". Достижения 2-го Воздушного флота люфтваффе
вырастают к 28 июня в пять раз (1 570 против 300). Примечательно, что и эта
цифра близка к тем, что встречаются в докладах советских военачальников (1
163 самолета потеряно к 29 июня по отчету командующего ВВС Западного фронта
Науменко, 1 483 самолета - по докладу нового начштаба фронта генерала
Маландина) [40, с. 286].
Потери авиации Северо-Западного фронта за три первые дня войны
„вырастают" в 15 раз (1 500 против 100), причем 1 100 из них считаются
„уничтоженными на земле". Все это так удивило Геринга (толстый и
противный, но все-таки военный летчик Первой мировой), что он прислал
специальную комиссию для проверки этих отчетов. Комиссия проехалась по
захваченным аэродромам и обнаружила на них более двух тысяч советских
самолетов. Задним числом всю эту массу брошеной при паническом бегстве
техники записали в число „уничтоженных внезапным ударом по
аэродромам".
С этим никто не стал спорить - ни немецкие летчики (что понятно), ни
советские „историки" (что еще понятнее)...
Теперь вернемся к тому вопросу, который мы поставили в предыдущей
главе: чем можно объяснить огромную разницу в числе потерянных на аэродромах
самолетов в разных частях ВВС Красной Армии? Ответ предельно прост. Так как
главным „истребителем" был немецкий фельдфебель с зажигалкой, то и
количество сожженных им самолетов прямо зависело от темпов наступления
вермахта на разных участках советско-германского фронта.
Как известно, самый крупный успех в первые дни войны был одержан
немцами в Белоруссии - там мы и обнаруживаем две трети всех уничтоженных на
земле самолетов.
В Молдавии темпы продвижения противника были нулевыми (наступление
румынских и немецких войск началось там только 2 июля), никакого
„перебазирования" ВВС Южного фронта в июне 1941 г. просто не было - в
результате и потери авиации были минимальными. Атаковав 22 июня 1941 г. 6
советских аэродромов, летчики 4-го авиакорпуса люфтваффе уничтожили в
воздухе и на земле (по разным источникам) 23-40 наших самолетов, потеряв,
судя по отчетам советских летчиков, более 40 своих [58].
Истребительные полки ВВС Южного фронта потеряли в первый день войны
всего по 2-3 самолета, а 69 ИАП не потерял ни одного. В дальнейшем этот полк
под командованием выдающегося советского летчика и командира Л. Л.
Шестакова, никуда не „перебазируясь", провоевал 115 суток в небе над
Кишеневом и Одессой. Провоевал на тех самых „безнадежно устаревших"
истребителях И-16, с которыми полк и вступил в войну. Только в воздушных
боях пилоты 69 ИАП сбили за этот период 94 немецких и румынских самолета,
только 22 сентября ударом по двум аэродромам в оккупированной к тому времени
Молдавии был уничтожен 21 самолет противника [25, 91].
Контраст с разгромом ВВС Западного фронта настолько разителен, что
советским историкам было поручено как-то на него прореагировать. Ну, если
партия скажет „надо"...
Задним числом была разработана такая „легенда": командование
Одесского ВО якобы не побоялось нарушить мифический „запрет Сталина",
привело авиацию округа в боевую готовность, рассредоточилось и
замаскировалось. Вот поэтому и потери от первого удара по аэродромам были
минимальными.
Увы, эта „версия" с одной стороны лжива, с другой - ошибочна.
Лжива она в том смысле, что „сталин" (т. е. военно-политическое
руководство СССР) в последние дни перед началом войны отправляло директивы о
повышении боевой готовности, о маскировке и рассредоточении авиации во все
без исключения округа, и все командующие ВВС - в том числе и командующий ВВС
Западного фронта Копец - не только получили эти шифровки, но и отчитались о
выполнении.
Представление же о том, что в Одесском округе приказы выполнялись
лучше, чем где бы то ни было, просто ошибочно.
„Несмотря на достаточное количество времени с момента объявления
тревоги до налета противника, части все же не смогли уйти из-под удара с
наименьшими потерями ... благодаря преступной халатности и
неорганизованности... Рассредоточение материальной части было
неудовлетворительным во всех полках... Маскировки, можно считать, нет, особо
плохо в 55-м ИАП..." [56].
Это строки из приказа, в котором командир 20 САД, генерал-майор
Осипенко подвел итоги первого дня войны. 20 САД - это самая крупная
авиадивизия Одесского округа (325 самолетов по состоянию на 1 июня 1941 г.)
и лучше всех вооруженная (122 новейших МиГа в двух истребительных полках), а
55 ИАП, в котором, по оценке командира дивизии, не было никакой маскировки,
во всех статьях о начале войны упоминается как один из самых результативных
(именно в этом полку начал свой боевой путь наш лучший ас, трижды Герой
Советского Союза А. И. Покрышкин). Еще одним штрихом к картине
„необычайной организованности" в ВВС Одесского округа может служить
советский самолет Су-2, сбитый Покрышкиным в первый день войны. Самолет
принадлежал 211 БАПу той же самой 20 САД, но „конспирация" дошла до
того, что летчикам-истребителям никто не показал этот новый для советской
авиации бомбардировщик даже на картинке.
Никуда не „перебазировалась" в первые недели войны и авиация
Ленинградского ВО, Балтийского и Северного флотов. В результате немцы на
этом участке фронта почему-то ни разу не смогли прибегнуть к своему
„чудодейственному" приему - удару по аэродромам.
Приведем только один, чрезвычайно показательный, пример. 13 ИАП из
состава ВВС Балтфлота базировался... в Финляндии, на полуострове Ханко. С
началом второй финской войны (25 июня 1941 г.) аэродром, на котором
базировались истребители, оказался в зоне действия финской артиллерии и
постоянно обстреливался. По той „логике", в которой у нас принято
описывать разгром авиации Западного фронта 13 ИАП должен был быть уничтожен
за несколько часов. Как, например, 74 ШАП из дивизии Белова. Фактически же,
13 ИАП провоевал на Ханко до осени 1941 года. За это время летчики полка,
ветераны Халхин-Гола, А. Антоненко и П. Бринько сбили 11 и 15 вражеских
самолетов. В марте 1942 г. полк был переименован в 4-й Гвардейский. Более
полутора лет (до января 1943 г.) полк успешно воевал на „устаревших,
не идущих ни в какое сравнение с немецкими самолетами" истребителях И-16.
Только за один месяц, с 12 марта по 13 апреля 1942 г., 4 ГИАП сбил 54
немецких самолета, потеряв лишь два И-16. Будущий командир этого полка,
будущий Герой Советского Союза В. Ф. Голубев, пилотируя И-16, сбил 27
самолетов, в том числе - два новейших немецких FW-190 [25, 91].
Что к этому можно добавить? Только и остается, что в очередной раз
повторить прописную истину: воюют не танки, а танкисты, не самолеты, а
летчики...
Если и нужны еще какие-то доказательства того, что главной причиной
разгрома первого эшелона ВВС Западного фронта было поспешное и хаотичное
„перебазирование" личного состава, то таким доказательством является
дальнейшая - после 22 июня - судьба 11, 9 и 10 САД.
„На второй день войны эти три авиационные дивизии, находившиеся в
первом эшелоне, оказались небоеспособными и были выведены на
переформирование",- так пишет в своей монографии Кожевников. Это
совершеннейшая правда, подтверждаемая всеми прочими свидетельствами.
Но что тут было причиной, а что - следствием?
Даже если руководствоваться общепринятыми цифрами потерь этих дивизий,
к утру 23 июня на их вооружении должно было оставаться, соответственно, 72,
62 и 51 самолет. Что, авиадивизия, в которой осталось 72 самолета, должна
считаться „небоеспособной"???
Все познается в сравнении. В соседней с 11 САД полосе Северо-Западного
фронта действовала немецкая бомбардировочная эскадра (аналог нашей
авиадивизии) KG 77. К утру 24 июня в составе трех групп (полков) этой
эскадры было 67 исправных „Юнкерсов". И эта эскадра не была
исключением. „Хейнкели", с которыми сражались летчики 123 ИАП в небе
над Брестом и Кобрином, были из состава эскадры KG 53. К утру 24 июня в
составе трех ее групп было 18, 10 и 22 исправных бомбардировщика. И это при
штатной численности 40 самолетов в группе! Всего 69 исправных
„Юнкерсов" оставалось в трех группах эскадры KG 76, 73
„Хейнкеля" в составе KG 27...
Два десятка самолетов в авиагруппе - это еще много. 30 августа 1941 г.
в действующей в составе 4-го ВФ над Украиной истребительной группе III/JG3
был один исправный „мессер". Что же сделали немцы с этой группой?
Вывели ее на переформирование? Нет. Ко 2 сентября починили 10 поврежденных
машин, и в таком составе (11 самолетов) группа III/JG3 под командованием
одного из лучших асов люфтваффе В. Оезау (125 лично сбитых самолетов),
прикрывала приезд Гитлера и Муссолини в Умань.
Так стоит ли считать естественным и понятным тот факт, что три дивизии
первого эшелона авиации Западного фронта, в каждой из которых оставалось
более полусотни самолетов, на второй день войны просто исчезли?
Всякое сравнение хромает. Сравнивая советские авиадивизии с эскадрами
люфтваффе по числу оставшихся в строю самолетов, мы допускаем грубую
методологическую ошибку. Численность авиационной части - это прежде всего и
главным образом число экипажей. Самолет в военной авиации - это расходный
материал. Причем быстро расходуемый материал. После нескольких десятков
вылетов самолет - независимо от противодействия противника - приходится
выводить из строя просто по причине выработки моторесурса двигателей.
Приведем только один характерный пример. В 1944 году наша истребительная
авиация потеряла:
- в воздушных боях - 508 самолетов;
- на аэродромах - 55 самолетов (55 за весь год!);
- списано по износу - 4452 самолета [52].
Поэтому, говоря о численности, например, 9 САД, мы должны прежде всего
иметь в виду не те 62 самолета, что остались в строю к 23 июня, а 206
летчиков-истребителей и 45 экипажей бомбардировщиков, которые были в этой
дивизии к началу боевых действий. Так как в первый день войны потери в
летном составе этой дивизии составили несколько человек на полк, то дивизия
могла и должна была считаться вполне боеспособной.
На чем же летать? Было на чем летать...
„Утром 22 июня 1941 г. в адрес командующего ВВС Западного особого
военного округа за подписью генерала П. Ф. Жигарева было направлено
2 часа ночи 22 июня „Копец и его заместитель Таюрский доложили мне,
что авиация приведена в боевую готовность полностью и рассредоточена на
аэродромах в соответствии с приказом Наркома Обороны..." [67].
Этот доклад полностью подтверждается и воспоминаниями Белова:
„...около 2 часа ночи 22 июня даю сигнал „Боевая тревога".
Он передается по телефону, дублируется по радио (полное отсутствие средств
связи?). Через несколько минут получено подтверждение от трех полков о
получении сигнала и его исполнении. Из 74-го ШАП подтверждения получения
этого сигнала не было (ага! Вот они - диверсанты...) Полковник Бондаренко
вылетел в 74 ШАП на самолете По-2 (как можно „оставить без связи"
авиадивизию, самолеты которой сами по себе являются прекрасным средством
связи!) в 3 ч. ночи и по прибытии объявил боевую тревогу..."
Итак, все части дивизии приведены в состояние полной боевой готовности,
личный состав дежурит на аэродромах, самолеты рассредоточены и
замаскированы.
„Но если к нам нагрянет враг матерый, он будет бит - повсюду и
везде..."
Первым, в 4 часа 15 минут, удару врага подвергся 74 ШАП (62 устаревших
И-152/153 и 8 новейших Ил-2, 70 летчиков). Белов описывает это так:
„...10 „мессершмиттов" в течение нескольких минут
расстреливали самолеты (обычно, в книжках советских историков, налет на
„мирно спящий аэродром" продолжается пару часов, но Белов - летчик, и
так врать он не может, потому что знает, что боезапаса Bf-109F хватает на 50
секунд непрерывной стрельбы из пулеметов и 11 секунд - из пушки MG-151)... В
результате все пятнадцать И-152 и два Ил-2 были уничтожены".
Полковник Белов ушел из жизни в 1972 году. Спросить его - что значит
„все пятнадцать", если их всех было 62 - уже нельзя. Не у кого и
узнать, куда же делись шесть уцелевших Ил-2?
„...Оставшийся без самолетов (???) личный состав забрал
документы, знамя и под командованием начальника штаба майора Мищенко (а где
же командир полка? Когда и куда он „перебазировался"?) убыл на
восток..." Надо полагать - в Балбасово. На этом боевые действия 74 ШАП
закончились.
Здесь необходима еще одна справка. Штурмовик Ил-2 считался в ту пору
совершенно секретным вооружением Красной Армии. В. Б. Емельяненко в своих
мемуарах [48] пишет, как в середине июня 1941 г. его 4 ШАП перевооружался на
Ил-2. Сначала летчики изучали гидро- и электросхемы „самолета Н",
который им не показали даже на картинке. Когда из Воронежа пригнали
несколько первых Илов, то летчикам дали полюбоваться ими, а затем
„военные с красными петлицами" (т. е. НКВДэшники) зачехлили самолеты,
опечатали завязки чехлов и выставили свою (!) охрану.
Затем наступила очередь „перебазироваться" 39 БАПу. Перед войной
этот полк (43 СБ и 9 новейших Пе-2, 49 экипажей) базировался в Пинске, за
160 км от границы. В скобках заметим, что лишь очень немногие
бомбардировочные группы люфтваффе расположились так далеко от линии будущего
фронта. Боевые действия этого полка (как можно судить по статье полковника
Белова) продолжались 22 июня 1941 г. всего один час:
„...с аэродрома 39 БАП в 7 часов утра поднялась девятка под
командованием капитана Щербакова..., немцы приняли наши бомбардировщики за
свои. Девятка успешно выполнила поставленную задачу. Примерно через час (т.
е. в 8-9 часов утра) на Пинск налетели 25-30 вражеских бомбардировщиков. Но
на аэродроме были только поврежденные при первом налете машины (в тексте нет
ни одного слова про этот самый „первый налет"). Все исправные самолеты
уже перелетели на другой аэродром..." Какой именно аэродром - Белов не
сообщает. Странно. Трудно ли было написать одно слово, тем более, что
множество других аэродромов в тексте названы „поименно"?
Бывший начальник штаба 4-й Армии, в полосе которой и должна была бы
действовать 10 САД, генерал-полковник Л. Сандалов описывает эти же события
совсем по-другому:
„...около 10 часов утра последующими ударами немецкая авиация
разгромила и бомбардировочный полк 10 САД на аэродроме в Пинске, уничтожив
почти все самолеты, в том числе и новые бомбардировщики Пе-2, которые не
были даже заправлены горючим. В полку осталось только 10 самолетов СБ..."
[79].
Кому же верить, Дорогой читатель? Командир дивизии уверяет, что, самое
позднее, в 9 часов утра полк уже перебазировался из Пинска на „другой
аэродром". Начштаба армии уверяет, что в 10 утра как раз и произошло
уничтожение почти всех самолетов 39 БАП на аэродроме в Пинске. Белов
утверждает, что уже в 2 часа ночи 39 БАП получил сигнал боевой тревоги.
Сандалов объясняет потерю самолетов на аэродроме тем, что даже новейшие Пе-2
не были заправлены топливом.
И это через 8 часов после объявления боевой тревоги?!?
Некоторую ясность в вопрос о „другом аэродроме" вносят вот эти
свидетельства Сандалова: „командир 10-й авиадивизии со штабом и
остатками авиационных полков перешел 22 июня в Пинск, а 24 июня - в район
Гомеля".
Гомель - это 500 км на восток от Бреста. Немцы заняли район Гомеля
только 17-19 августа, почти через два месяца после начала войны. Таким
образом, „перебазирование" в Гомель очень надежно выводило остатки 10
САД „из под удара" и столь же гарантированно лишало остатки 4-й Армии
всякой поддержки с воздуха. Впрочем, это произошло даже не 24 июня, а еще
раньше. Все с тем же эпическим спокойствием Сандалов пишет:
„...во второй половине дня 22 июня командир 10 САД ... убыл со
своим штабом в Пинск. В дальнейшем штаб армии со штабом авиационной дивизии
связи не имел. Остатки этой дивизии совместных действий с войсками армии
больше не вели ... командующий Кобринским бригадным районом ПВО вместе с
подчиненными ему частями 23 июня перебазировался в Пинск, а позднее - в
тыл". Вот так, взял и „перебазировался в тыл". Перебазировался в то
самое время, когда немецкая авиация буквально свирепствовала над полями
боев. И что совсем уже странно, Сандалов утверждает, что все эти
удивительные „перебазирования" были произведены с санкции командования
Западного фронта?!
Из слов Сандалова как будто следует, что 23 июня штаб 10 САД еще был в
Пинске, т. е. в зоне боевых действий. Но это предположение противоречит
другим источникам. Так, Скрипко приводит такой текст донесения капитана М.
Ф. Савченко, сменившего на посту командира 123 ИАП майора Б. Н. Сурина,
погибшего 22 июня в воздушном бою:
„...штаб 10 САД эвакуировался не знаю куда. Сижу в Пинске,
возглавляю группу истребителей... Вчера, 22.06 провели восемь воздушных
боев, сбили 7 бомбардировщиков, 3 Ме-109 и 1 разведчик... Сегодня группа
сделала 3 боевых вылета, жду указаний, как быть дальше..." [50].
Приводит Сандалов (правда, в другой своей книге) и весьма странный
разговор, который состоялся у него 22 июня с командиром 10 САД полковником
Беловым:
„- С переходом дивизии в Пинск всякая связь с вами будет
потеряна,- заметил я.- А почему бы вам не перебазировать сохранившиеся
самолеты в район Барановичей или Слуцка?
- В Барановичах аэродром разрушен, а в Слуцке подготовленного аэродрома
и раньше не было,- возразил Белов.- Так что, кроме Пинска, деваться нам
некуда..." [82].
Самое странное здесь даже не очередное упоминание про
„разрушенный аэродром в Барановичах", а предложение Сандалова
перебазировать авиадивизию в Слуцк. Достоверной информации о состоянии
аэродрома в Барановичах оба полковника в тот момент могли и не иметь, но как
же Сандалов мог не знать, что Барановичи в полтора, а Слуцк - в два раза
дальше от Кобрина, нежели Пинск? Если в этом диалоге и мог быть хоть
какой-то смысл, то только в том случае, когда уже в 14 часов 22 июня речь
шла о „перебазировании" 10 САД вовсе не в Пинск, а в Гомель ...
Еще одним чрезвычайно показательным примером „достоверности"
общепринятой версии уничтожения авиации Западного фронта может служить
описание разгрома 33 ИАП (44 самолета И-16, 70 летчиков), данное в четырех
разных источниках.
Генерал-полковник Л. М. Сандалов, „Боевые действия войск 4-й
армии...":
„Одновременно с артиллерийской подготовкой (т. е. на рассвете 22
июня) немецкая авиация произвела ряд массированных ударов по аэродромам 10
САД. В результате этих ударов были сожжены ... 75% материальной части 33 ИАП
на аэродроме в Пружаны вместе со всем аэродромным оборудованием..."
75 процентов - это только на рассвете. Описывая события, происходившие
около 10 часов утра, Сандалов утверждает, что „истребительные полки
потеряли почти все самолеты и не могли выполнять боевых задач..."
Иную картину событий рисует бывший командир 10 САД полковник Белов:
„...на аэродром в Пружанах налетело 20 „хейнкелей". Они
действовали под прикрытием небольшой группы Ме-109. В это время на аэродроме
была только одна эскадрилья. Она поднялась навстречу и вступила в неравный
бой. Вскоре вернулись с задания остальные три эскадрильи (они прикрывали
район Брест- Кобрин) и также вступили в воздушный бой... Летчики рассеяли
немецких бомбардировщиков, и те беспорядочно сбросили бомбы, почти не
причинив вреда. В этом бою было сбито пять самолетов противника...
(единственной в этом бою потерей, о которой пишет Белов, была гибель
лейтенанта С. М. Гудимова, таранившего немецкий бомбардировщик), ...фашисты
нанесли по аэродрому еще один бомбовый удар двенадцатью „юнкерсами"
Ю-88, вскоре - штурмовой налет двенадцати Ме-109, минут через тридцать - еще
один. В полку не осталось ни одного самолета, способного подняться в
воздух..., я приказал всему личному составу 33 ИАП сосредоточиться на
аэродроме в Пинске (т. е. именно там, где капитан Савченко на следующий день
искал и не мог найти самого Белова) и ждать моих распоряжений. К 10 часам
фактически закончились боевые действия этого полка".
Из дальнейшего описания однозначно следует, что Белов имел в виду
именно 10 часов утра. Запомним это обстоятельство.
Будущий маршал авиации Скрипко в те дни находился в районе Смоленска,
за сотни километров от места гибели 33 ИАП. Тем не менее, в его
воспоминаниях появляется уже и „объективная причина" того, почему
последний налет „мессершмиттов" привел к таким огромным потерям:
„...в боевой готовности встретил войну 33 ИАП, базировавшийся в
75 км от государственной границы, в районе Пружан. Летчики авиачасти
неоднократно перехватывали большие группы фашистских бомбардировщиков Не-111
на дальних подступах к своему аэродрому... После одного из таких воздушных
боев наши летчики вернулись на аэродром почти с пустыми топливными баками...
В этот момент к аэродрому на малой высоте подошли не замеченные постом ВНОС
10 фашистских „мессеров". Они с ходу атаковали рулящие, заправлявшиеся
топливом истребители, расстреливая их огнем из пушек, пулеметов.
Противовоздушной обороны здесь не было, и нападение противника продолжалось
более часа".
На этой точке Скрипко заканчивает свой рассказ о боевых действиях 33
ИАП. Ни точного времени того рокового налета, ни конкретного числа
потерянных полком самолетов он не называет.
И вот, наконец, описание тех же событий, выполненное на основании
документов, составленных пунктуальными немцами:
„...в 21час 20 мин. четвертый штаффель (эскадрилья)
истребительной эскадры JG 51 в составе девяти Bf-109F под командованием
обер-лейтенанта Э. Хохагена атаковали стоянки самолетов 33 ИАП на аэродроме
Пружаны, затем в 21-31 и 21-38 подошли еще две группы „мессершмиттов".
По возвращении на базу немецкие летчики доложили об уничтожении на земле 17
советских самолетов..." [63].
Нужны ли комментарии? Потеря 75% матчасти после первого удара (версия
Сандалова), успешное отражением первого удара и полное уничтожением всех
самолетов полка последующими ударами противника к 10 часам утра (версия
Белова) и, наконец, потеря на земле всего лишь 17 самолетов (39% от
первоначальной численности) в 10 часов вечера.
Показания бывшего командира дивизии опровергают и „технически
грамотную" версию маршала Скрипко. Если (как пишет Белов) „всему
личному составу" полка в первой половине дня 22 июня было приказано
„перебазироваться" в Пинск, то в 21 час 20 мин. на аэродроме в
Пружанах уже никого не было. Никто никуда не „выруливал и не
заруливал", а немцы успешно штурмовали БРОШЕННЫЕ на земле самолеты.
Примечательно, что и в этом случае (опустевший аэродром, отсутствие всякого
противодействия) немцы отчитались всего лишь о 17 уничтоженных самолетах - а
вовсе не о „75% материальной части 33 ИАП вместе со всем аэродромным
оборудованием..."
Кстати об аэродромном оборудовании. Немцы тоже непрерывно
перебазировались. Уже к концу июня практически все истребительные и
штурмовые авиагруппы люфтваффе перелетели с аэродромов в Польше на аэродромы
бывшего ЗапОВО. Чуть позднее перебазировались на восток и бомбардировщики. 3
июля 1941 г. за подписью Г. К. Жукова вышла Директива Ставки о нанесении
массированного удара по аэродромам базирования немецкой авиации [5]. В
качестве таковых было названо десятка два аэродромов, причем не только
западных, но уже и восточных областей Белоруссии и Украины. В тот день,
когда Жуков подписал эту Директиву, истребительная эскадра Мельдерса
базировалась в районе Быхова на Днепре, в нескольких километрах от линии
фронта [63]. Именно с наших аэродромов (на которых, „как все знают",
ничего - взлетных полос, бензохранилищ, телефонных линий, подъездных дорог,
укрытий для личного состава - не было), на которых „в первый день
внезапным ударом" было уничтожено то немногое, что было, немецкая авиация и
действовала все лето 1941 года.
Ко всему сказанному выше осталось только добавить, что книга Сандалова
написана была не для пионервожатых и даже не для студентов-историков.
Воениздат выпустил ее в 1961 г. с грифом „секретно" в качестве
учебного пособия для слушателей военных академий. На ней воспитано два
поколения наших полководцев.
Чем быстрее и успешнее наступали вглубь советской территории танковые
корпуса вермахта, тем больший размах приобретало „перебазирование"
советской авиации. Уже вечером 24 июня Гальдер с чувством глубокого
удовлетворения записывает в своем дневнике:
„...авиация противника, понесшая очень тяжелые потери
(ориентировочно 2 000 самолетов), полностью перебазировалась в тыл..."
Самое примечательное в этой записи - цифра. Чем дальше от дня и часа
„внезапного нападения", тем больше становятся цифры потерь от удара по
„мирно спящим аэродромам". 2 000 - это только начало процесса. Еще
через несколько дней число уничтоженных 22 июня 41 г. советских самолетов
оценивается немцами в 1 811 (вместо 850!), причем 1 489 из них считаются
„уничтоженными на земле". Достижения 2-го Воздушного флота люфтваффе
вырастают к 28 июня в пять раз (1 570 против 300). Примечательно, что и эта
цифра близка к тем, что встречаются в докладах советских военачальников (1
163 самолета потеряно к 29 июня по отчету командующего ВВС Западного фронта
Науменко, 1 483 самолета - по докладу нового начштаба фронта генерала
Маландина) [40, с. 286].
Потери авиации Северо-Западного фронта за три первые дня войны
„вырастают" в 15 раз (1 500 против 100), причем 1 100 из них считаются
„уничтоженными на земле". Все это так удивило Геринга (толстый и
противный, но все-таки военный летчик Первой мировой), что он прислал
специальную комиссию для проверки этих отчетов. Комиссия проехалась по
захваченным аэродромам и обнаружила на них более двух тысяч советских
самолетов. Задним числом всю эту массу брошеной при паническом бегстве
техники записали в число „уничтоженных внезапным ударом по
аэродромам".
С этим никто не стал спорить - ни немецкие летчики (что понятно), ни
советские „историки" (что еще понятнее)...
Теперь вернемся к тому вопросу, который мы поставили в предыдущей
главе: чем можно объяснить огромную разницу в числе потерянных на аэродромах
самолетов в разных частях ВВС Красной Армии? Ответ предельно прост. Так как
главным „истребителем" был немецкий фельдфебель с зажигалкой, то и
количество сожженных им самолетов прямо зависело от темпов наступления
вермахта на разных участках советско-германского фронта.
Как известно, самый крупный успех в первые дни войны был одержан
немцами в Белоруссии - там мы и обнаруживаем две трети всех уничтоженных на
земле самолетов.
В Молдавии темпы продвижения противника были нулевыми (наступление
румынских и немецких войск началось там только 2 июля), никакого
„перебазирования" ВВС Южного фронта в июне 1941 г. просто не было - в
результате и потери авиации были минимальными. Атаковав 22 июня 1941 г. 6
советских аэродромов, летчики 4-го авиакорпуса люфтваффе уничтожили в
воздухе и на земле (по разным источникам) 23-40 наших самолетов, потеряв,
судя по отчетам советских летчиков, более 40 своих [58].
Истребительные полки ВВС Южного фронта потеряли в первый день войны
всего по 2-3 самолета, а 69 ИАП не потерял ни одного. В дальнейшем этот полк
под командованием выдающегося советского летчика и командира Л. Л.
Шестакова, никуда не „перебазируясь", провоевал 115 суток в небе над
Кишеневом и Одессой. Провоевал на тех самых „безнадежно устаревших"
истребителях И-16, с которыми полк и вступил в войну. Только в воздушных
боях пилоты 69 ИАП сбили за этот период 94 немецких и румынских самолета,
только 22 сентября ударом по двум аэродромам в оккупированной к тому времени
Молдавии был уничтожен 21 самолет противника [25, 91].
Контраст с разгромом ВВС Западного фронта настолько разителен, что
советским историкам было поручено как-то на него прореагировать. Ну, если
партия скажет „надо"...
Задним числом была разработана такая „легенда": командование
Одесского ВО якобы не побоялось нарушить мифический „запрет Сталина",
привело авиацию округа в боевую готовность, рассредоточилось и
замаскировалось. Вот поэтому и потери от первого удара по аэродромам были
минимальными.
Увы, эта „версия" с одной стороны лжива, с другой - ошибочна.
Лжива она в том смысле, что „сталин" (т. е. военно-политическое
руководство СССР) в последние дни перед началом войны отправляло директивы о
повышении боевой готовности, о маскировке и рассредоточении авиации во все
без исключения округа, и все командующие ВВС - в том числе и командующий ВВС
Западного фронта Копец - не только получили эти шифровки, но и отчитались о
выполнении.
Представление же о том, что в Одесском округе приказы выполнялись
лучше, чем где бы то ни было, просто ошибочно.
„Несмотря на достаточное количество времени с момента объявления
тревоги до налета противника, части все же не смогли уйти из-под удара с
наименьшими потерями ... благодаря преступной халатности и
неорганизованности... Рассредоточение материальной части было
неудовлетворительным во всех полках... Маскировки, можно считать, нет, особо
плохо в 55-м ИАП..." [56].
Это строки из приказа, в котором командир 20 САД, генерал-майор
Осипенко подвел итоги первого дня войны. 20 САД - это самая крупная
авиадивизия Одесского округа (325 самолетов по состоянию на 1 июня 1941 г.)
и лучше всех вооруженная (122 новейших МиГа в двух истребительных полках), а
55 ИАП, в котором, по оценке командира дивизии, не было никакой маскировки,
во всех статьях о начале войны упоминается как один из самых результативных
(именно в этом полку начал свой боевой путь наш лучший ас, трижды Герой
Советского Союза А. И. Покрышкин). Еще одним штрихом к картине
„необычайной организованности" в ВВС Одесского округа может служить
советский самолет Су-2, сбитый Покрышкиным в первый день войны. Самолет
принадлежал 211 БАПу той же самой 20 САД, но „конспирация" дошла до
того, что летчикам-истребителям никто не показал этот новый для советской
авиации бомбардировщик даже на картинке.
Никуда не „перебазировалась" в первые недели войны и авиация
Ленинградского ВО, Балтийского и Северного флотов. В результате немцы на
этом участке фронта почему-то ни разу не смогли прибегнуть к своему
„чудодейственному" приему - удару по аэродромам.
Приведем только один, чрезвычайно показательный, пример. 13 ИАП из
состава ВВС Балтфлота базировался... в Финляндии, на полуострове Ханко. С
началом второй финской войны (25 июня 1941 г.) аэродром, на котором
базировались истребители, оказался в зоне действия финской артиллерии и
постоянно обстреливался. По той „логике", в которой у нас принято
описывать разгром авиации Западного фронта 13 ИАП должен был быть уничтожен
за несколько часов. Как, например, 74 ШАП из дивизии Белова. Фактически же,
13 ИАП провоевал на Ханко до осени 1941 года. За это время летчики полка,
ветераны Халхин-Гола, А. Антоненко и П. Бринько сбили 11 и 15 вражеских
самолетов. В марте 1942 г. полк был переименован в 4-й Гвардейский. Более
полутора лет (до января 1943 г.) полк успешно воевал на „устаревших,
не идущих ни в какое сравнение с немецкими самолетами" истребителях И-16.
Только за один месяц, с 12 марта по 13 апреля 1942 г., 4 ГИАП сбил 54
немецких самолета, потеряв лишь два И-16. Будущий командир этого полка,
будущий Герой Советского Союза В. Ф. Голубев, пилотируя И-16, сбил 27
самолетов, в том числе - два новейших немецких FW-190 [25, 91].
Что к этому можно добавить? Только и остается, что в очередной раз
повторить прописную истину: воюют не танки, а танкисты, не самолеты, а
летчики...
Если и нужны еще какие-то доказательства того, что главной причиной
разгрома первого эшелона ВВС Западного фронта было поспешное и хаотичное
„перебазирование" личного состава, то таким доказательством является
дальнейшая - после 22 июня - судьба 11, 9 и 10 САД.
„На второй день войны эти три авиационные дивизии, находившиеся в
первом эшелоне, оказались небоеспособными и были выведены на
переформирование",- так пишет в своей монографии Кожевников. Это
совершеннейшая правда, подтверждаемая всеми прочими свидетельствами.
Но что тут было причиной, а что - следствием?
Даже если руководствоваться общепринятыми цифрами потерь этих дивизий,
к утру 23 июня на их вооружении должно было оставаться, соответственно, 72,
62 и 51 самолет. Что, авиадивизия, в которой осталось 72 самолета, должна
считаться „небоеспособной"???
Все познается в сравнении. В соседней с 11 САД полосе Северо-Западного
фронта действовала немецкая бомбардировочная эскадра (аналог нашей
авиадивизии) KG 77. К утру 24 июня в составе трех групп (полков) этой
эскадры было 67 исправных „Юнкерсов". И эта эскадра не была
исключением. „Хейнкели", с которыми сражались летчики 123 ИАП в небе
над Брестом и Кобрином, были из состава эскадры KG 53. К утру 24 июня в
составе трех ее групп было 18, 10 и 22 исправных бомбардировщика. И это при
штатной численности 40 самолетов в группе! Всего 69 исправных
„Юнкерсов" оставалось в трех группах эскадры KG 76, 73
„Хейнкеля" в составе KG 27...
Два десятка самолетов в авиагруппе - это еще много. 30 августа 1941 г.
в действующей в составе 4-го ВФ над Украиной истребительной группе III/JG3
был один исправный „мессер". Что же сделали немцы с этой группой?
Вывели ее на переформирование? Нет. Ко 2 сентября починили 10 поврежденных
машин, и в таком составе (11 самолетов) группа III/JG3 под командованием
одного из лучших асов люфтваффе В. Оезау (125 лично сбитых самолетов),
прикрывала приезд Гитлера и Муссолини в Умань.
Так стоит ли считать естественным и понятным тот факт, что три дивизии
первого эшелона авиации Западного фронта, в каждой из которых оставалось
более полусотни самолетов, на второй день войны просто исчезли?
Всякое сравнение хромает. Сравнивая советские авиадивизии с эскадрами
люфтваффе по числу оставшихся в строю самолетов, мы допускаем грубую
методологическую ошибку. Численность авиационной части - это прежде всего и
главным образом число экипажей. Самолет в военной авиации - это расходный
материал. Причем быстро расходуемый материал. После нескольких десятков
вылетов самолет - независимо от противодействия противника - приходится
выводить из строя просто по причине выработки моторесурса двигателей.
Приведем только один характерный пример. В 1944 году наша истребительная
авиация потеряла:
- в воздушных боях - 508 самолетов;
- на аэродромах - 55 самолетов (55 за весь год!);
- списано по износу - 4452 самолета [52].
Поэтому, говоря о численности, например, 9 САД, мы должны прежде всего
иметь в виду не те 62 самолета, что остались в строю к 23 июня, а 206
летчиков-истребителей и 45 экипажей бомбардировщиков, которые были в этой
дивизии к началу боевых действий. Так как в первый день войны потери в
летном составе этой дивизии составили несколько человек на полк, то дивизия
могла и должна была считаться вполне боеспособной.
На чем же летать? Было на чем летать...
„Утром 22 июня 1941 г. в адрес командующего ВВС Западного особого
военного округа за подписью генерала П. Ф. Жигарева было направлено