командования утверждала, что летчики люфтваффе сбили в первый день войны 322
советских самолета. Наши же истребители сбили 22 июня порядка 250-300
немецких самолетов, еще около 50 машин было сбито средствами наземной ПВО.
По крайней мере, именно такие цифры гуляют по десяткам публикаций. Другими
словами, заявленные и той, и другой стороной цифры побед в воздухе были
примерно равны. Какими были реальные результаты? Скорее всего, также
одинаковыми, но раза в 2-3 меньшими.
Так, Д. Хазанов, со ссылкой на государственный архив ФРГ во Фрайбурге,
сообщает, что в первый день войны люфтваффе безвозвратно потеряло от
„воздействия противника" 57 самолетов, и еще 54 машины получили
повреждения. Не исключено, что эти числа все же следует увеличить, так, еще
6 самолетов было в тот день потеряно, а 50 получили повреждения различной
тяжести якобы „без воздействия противника" (в эту категорию немцы
заносили, например, всякий разбившийся при вынужденной посадке самолет).
Абсолютно точных цифр мы не узнаем никогда, но никакого „избиения
плохо обученных советских летчиков немецкими суперасами" и в помине не было.
Такой вывод подтверждается всеми известными ныне конкретными подробностями
того рокового дня.
Киевский историк И. А. Гуляс, добросовестно перелопатив гору
литературы, составил наиболее полный и подробный (из известных автору) обзор
событий первого дня войны в воздухе [58]. Из его работы вырисовывается
следующая картина событий.
123 ИАП (71 летчик, 53 исправных И-153, базировался в районе
Брест-Кобрин), сражаясь на устаревших „чайках" против истребителей
эскадры Мельдерса, сбил (как принято считать) более 20 немецких самолетов
разных типов, потеряв в воздушных боях только 9 своих самолетов.
И эти девять „чаек" были (как можно судить по исследованию И.
Гуляса) самыми большими боевыми потерями среди всех истребительных полков
ВВС западных округов.
Столь же ожесточенные - и в целом успешные - воздушные бои вели 127 ИАП
(53 летчика, 65 исправных И-153) и 122 ИАП (50 летчиков, 60 исправных И-16)
из состава 11 САД. Летчики этих полков доложили, соответственно, о 20 и 15
сбитых немецких самолетах. По крайней мере одна из этих побед оказалась для
немцев очень даже заметной: в небе над Гродно был сбит командир
истребительной эскадры JG 27, опытнейший немецкий ас, ветеран воздушных боев
в Испании, В. Шельманн. И это была не единственная потеря среди командиров
люфтваффе в тот день. Были сбиты и погибли: командир бомбардировочной группы
II/KG 51 Штадельмайер и командир истребительной группы II/JG 53,
награжденный „Рыцарским крестом" уже в октябре 1940 г., капитан
Бретнютц.
Оценим и персональные успехи истребителей. Лучший на тот момент ас
Германии, командир JG51 В. Мельдерс, заявил об одной сбитой „чайке"
(И-153 из состава 123 ИАП) и трех СБ (вероятно, из 13 БАД). А наш молодой
лейтенант Иван Николаевич Калабушкин, пилотируя тихоходный биплан И-153,
сбил 22 июня два новейших „Мессершмитта" Bf-109F из эскадры Мельдерса,
два „Юнкерса" и один „Хейнкель". Андрей Степанович Данилов из
127 ИАП на такой же „чайке" сбил 22 июня три Bf-110 и один
„Хейнкель". Четыре немецких самолета сбил, выполнив девять боевых
вылетов за первый день войны, командир эскадрильи того же 127 ИАП лейтенант
(будущий генерал) С. Я. Жуковский.
„...при малейшем организованном отпоре немцы атаку прекращают и
уходят..., в бой с нашими истребителями вступать избегают; при встрече
организованного отпора уходят даже при количественном превосходстве на их
стороне... на советские аэродромы, где базируются истребительные части,
ведущие активные действия и давшие хотя бы раз отпор немецко-фашистской
авиации, противник массовые налеты прекращал..." Это строки из доклада
„Выводы по боевому применению ВВС Западного фронта", подписанного 10
июля 1941 г. командующим авиацией фронта полковником Науменко [90].
Даже со всеми оговорками, относящимися к неизбежному завышению числа
сбитых вражеских самолетов, к неизбежной субъективности любых отчетов и
докладов, нельзя не признать, что советские „истребительные части,
ведущие активные действия", проявили в те дни не только огромное мужество и
героизм, но и высочайшее боевое мастерство.
Успехи самой крупной (и лучше всех вооруженной) 9 САД были в первый
день войны очень скромными, зато и потери, понесенные ею в воздухе, были
минимальными. Так, в частности:
- каких-либо упоминаний о боевых действиях и потерях в воздухе 41 ИАП
(63 летчика, 56 МиГов и 22 И-16) автору найти вообще не удалось;
- боевые действия 124 ИАП и 126 ИАП (103 летчика, 120 МиГов и 52 И-16)
нашли свое отражение в описании воздушных боев, которые ранним утром (с 4 до
9 часов утра) вели летчики Кругов, Кокарев (совершивший один из самых первых
воздушных таранов), Алаев, Ушаков, Панфилов (еще один таран), Журавлев.
Всего было сбито 8 вражеских самолетов и потеряно в воздушных боях 22 июня,
как можно судить по этому описанию, 3-4 своих.
Наиболее подробные крохи информации мы обнаруживаем в описании боевых
действий четвертого по счету истребительного полка 9 САД - 129 ИАП (40
летчиков, 61 МиГ и 57 И-153). Здесь в нашем распоряжении появляются и
послевоенные воспоминания бывшего комиссара полка В. П. Рулина.
На рассвете 22 июня 1941 г., в 4 часа 5 минут командир полка капитан Ю.
М. Беркаль объявил боевую тревогу и поднял все четыре эскадрильи в воздух.
Немецкие бомбардировщики пытались бомбить полевой аэродром полка в Тарново,
но атакованные нашими истребителями, беспорядочно сбросили бомбы и повернули
назад. В этом воздушном бою летчики Соколов, Кузнецов, Николаев сбили два
бомбардировщика Хе-111 и один прикрывавший их „Мессершмитт". Еще один
вражеский истребитель сбил в бою над Ломжей младший лейтенант Цебенко. Всего
утром 22 июня полк сбил 6 самолетов, потеряв один свой.
1 из 118.
Разве же такие потери могли привести к полному разгрому этих полков и
всей 9 САД?
Повторим еще раз: разгром трех авиадивизий (11, 9, 10) Западного фронта
мог произойти - и произошел в действительности - исключительно и только НА
ЗЕМЛЕ.
Вот и мы и подошли к тому моменту, когда надо уже объясниться: почему
автор с такой назойливой настойчивостью „ломится в открытую дверь" и
доказывает то, с чем никто из отечественных историков никогда и не спорил.
Проблема в том, что обстоятельства этого самого „уничтожения на
земле" могли быть самыми разными. Например, на захваченный несколько дней
(или недель) назад аэродром советских ВВС приезжает команда тыловой службы в
составе одного фельдфебеля и двух солдат. Фельдфебель старательно
пересчитывает „по хвостам" БРОШЕННЫЕ на летном поле самолеты, после
чего солдаты сливают бензин из баков на землю и щелкают зажигалкой...
Разве это не должно быть названо „уничтожением на земле"? Более
того, если фельдфебель был из наземных служб люфтваффе (а так оно, скорее
всего, и было), то и самолеты надо по праву считать „уничтоженными
немецкой авиацией"!
Разумеется, советские историки-пропагандисты имели в виду совсем другие
„картины".
Внезапное нападение, мирно спящие аэродромы, доверчивый Сталин, который
„запрещал сбивать немецкие самолеты". И ведь что интересно - благодаря
многократному вдалбливанию в мозги именно такая версия (версия очень спорная
и странная, противоречащая всему опыту применения боевой авиации в годы
Второй мировой войны) превратилась в не требующую никаких доказательств
аксиому.
Не пора ли уже спросить: а КТО ВИДЕЛ это самое „внезапное
нападение" и уничтоженные в первые утренние часы самолеты?
Территория „белостокского выступа", в котором были развернуты 11,
9 и 10 САДы, была покинута беспорядочно отступающей Красной Армией в первые
2-3 дня войны. За все это время ни Генеральный штаб в Москве, ни
командование фронта в Минске так и не смогли получить ни одного внятного
донесения о положении дел и местонахождении своих собственных частей.
Неужели же кто-то из участников того беспримерного „драп-марша" (в
ходе которого пропали десятки генералов и тысячи танков) мог составить
достоверный реестр самолетов, оставленных на аэродромах? С точным указанием
перечня повреждений, полученных этими самолетами во время налета вражеской
авиации. А если такой „реестр" существует, то почему же его так и не
опубликовали за истекшие шесть десятилетий? Откуда вообще взялись цифры
„уничтоженных на земле" самолетов?
В академически солидной монографии Кожевникова после строчки о потерях
авиации Западного фронта стоит ссылка. Знаете на что? На популярную книжку
„Авиация и космонавтика СССР". Это так же уместно, как, к примеру,
ссылка на роман Жюль Верна в монографии по проектированию подводных лодок. И
это при том, что в десятках других, гораздо менее значимых, случаев
Кожевников дает, как это и принято в историческом исследовании такого
масштаба, ссылку на архивные фонды. Едва ли это случайная небрежность.
Скорее всего, больше и ссылаться ему было не на что.
Самая крупная из разгромленных, понесшая наибольшие потери от
„внезапного удара по аэродромам" 9-я авиадивизия просто исчезла.
Никаких ее архивов не сохранилось [56]. Командир дивизии, герой Советского
Союза генерал-майор С. Черных арестован 26 июня 1941 г. и позднее
расстрелян. Арестован он был в... Брянске! В. Анфилов, первым опубликовавший
эту информацию [40 с. 111], прямо объясняет такое „перебазирование" за
тысячу верст от зоны боевых действий тем, что командир 9 САД „сбежал с
фронта".
Но, может быть, о своем небывалом успехе в уничтожении авиации
Западного фронта доложили немецкие летчики?
В 13 час. 30 мин. 22 июня 1941 г. Гальдер фиксирует в своем дневнике
поступившие в Генеральный штаб вермахта донесения о результатах первого
удара немецкой авиации: „...наши военно-воздушные силы уничтожили 800
самолетов противника (1-й Воздушный флот - 100 самолетов, 2-й Воздушный флот
- 300 самолетов (в Белоруссии: полоса наступления группы армий
„Центр"), 4-й Воздушный флот - 400)..."
К концу дня эти цифры почти не изменились:
„Командование люфтваффе сообщило, что за сегодняшний день
уничтожено 850 самолетов противника..." [12].
Командующий Западным фронтом генерал армии Д. Г. Павлов был арестован 4
июля и расстрелян 22 июля 1941 г. Военный дневник Гальдера он никогда не
читал. Протоколы допросов Павлова были впервые опубликованы в 1992 г. Ни сам
Гальдер, ни его издатели этих протоколов не читали. Тем не менее, Павлов
называет (протокол допроса от 7 июля) точно такую же цифру потерь авиации
фронта, что и Гальдер [67]:
„...всего за этот день (22 июня) выбито до 300 самолетов всех
систем, в том числе и учебных..."
Обратим внимание на то, как построена фраза: „до 300...",
„всех систем...", „и учебных..."
Проще говоря, Павлов знает, что потери боевых самолетов были
значительно меньше, но, как говорится, „положение обязывает" его
сгущать краски.
Преувеличивает - правда, по другой причине - масштаб потерь советской
авиации и Гальдер.
К счастью для историка, у нас есть возможность сравнить доклады
командиров люфтваффе с более достоверными свидетельствами.
21 августа 41 г. командующий ВВС Юго-Западного фронта генерал-лейтенант
Ф. А. Астахов (к слову сказать, старейший русский авиатор, командовавшего
авиацией 5-й армии еще в годы гражданской войны) подписал доклад о боевых
действиях авиации фронта в начале войны [90].
По поводу „внезапного удара по аэродромам" в этом докладе сказано
дословно следующее:
„...первые налеты противника на наши аэродромы прифронтовой
полосы значительных потерь нашим летным частям не нанесли (подчеркнуто
автором), но в результате слабого руководства со стороны командиров
авиационных дивизий и полков ... противник повторными ударами в течение
22.06.41 г. и в последующие два дня нанес нашим летным частям значительные
потери, уничтожив и повредив на наших аэродромах за 22, 23 и 24 июня 1941
года 237 самолетов..."
Цифра эта - 237 уничтоженных на земле (без уточнения о
„поврежденных"!) самолетов - долгие годы бродила по страницам книг
наших борзописцев, но при этом никто из них так и не признался, что это
потери за первые три дня, а вовсе не от первого налета немцев. Что совсем не
одно и тоже. К 24 июня про „внезапное" нападение знали уже оленеводы
Чукотки...
Генерал Астахов вступил в командование ВВС Ю.-З. фронта только 26 июня
1941 г. За потери первых дней войны он ответственности не несет (22 июня
Астахов еще командовал учебными заведениями ВВС Красной Армии). Если он и
был в чем-то лично заинтересован, так только в преувеличении размера потерь,
понесенных авиацией фронта при его предшественнике. Тем не менее, сравнение
его отчета с записями Гальдера показывает, что немецкие летчики строго
придерживались правила „три пишем, один - в уме".
Скорее всего, мы не сильно ошибемся, если оценим общие боевые потери
авиации Западного фронта за 22 июня 1941 г. в 100- 150 самолетов, в том
числе и несколько десятков самолетов, действительно сожженных немецкой
авиацией на приграничных аэродромах 11, 9 и 10 САД. Все остальные
„уничтоженные на земле" самолеты пропали, по нашему мнению, в ходе
мероприятия под безобидным названием „перебазирование".
В 129 ИАП (9 САД) это происходило следующим образом. В середине дня
этот полк (истребительный полк!) решено было „вывести из под удара".
Перелетели в Добженовку. Затем - на крупный аэродром в Кватеры (это уже
порядка 100 км от границы). Учитывая, что самолетов в полку было почти в три
раза больше, чем летчиков, можно предположить, что уже в ходе этого первого
этапа „перебазирования" десятки новехоньких МиГов были брошены на
земле и в дальнейшем украсили победные сводки люфтваффе. Вечером того же дня
22 июня аэродром в Кватерах подвергся 15-минутной штурмовке двумя
эскадрильями Ме-110. После этого, как пишет в своих воспоминаниях Рулин,
„остатки (?) полка перелетели в Барановичи". Последние пять МиГов были
брошены в Барановичах по причине разрушения взлетной полосы аэродрома в
результате немецких бомбежек. Днем 23 июня „командир приказал
оставшемуся личному составу собраться на аэродроме Балбасово - пункте сбора
летного и технического состава авиаполков округа" [66].
Балбасово - это под городом Орша. 550 км к востоку от границы. Лихо.
Если бы немецкие истребительные эскадры решили „выйти из под удара" с
подобным пространственным размахом, то они очутились бы на ближних подступах
к Берлину...
Сердитый читатель должен уже возмутиться: „А что же им еще
оставалось делать, если аэродром был разрушен! На себе самолеты тащить?"
Предположение верное. Именно так и положено обращаться с крайне
дорогостоящей военной техникой. Тащить на себе. Почитайте воспоминания
Покрышкина, он там очень подробно описывает, как спасал свой разбитый МиГ
после вынужденной посадки, как тащил его десятки километров по дорогам
отступления... Но к теме нашей дискуссии все это никакого отношения не
имеет. Аэродром в Барановичах был вполне пригоден для боевой работы.
В 6 часов утра 22 июня командующий ВВС Западного фронта И. Копец
приказал командиру 43 ИАД Г. Захарову прикрыть одним истребительным полком
город и крупный железнодорожный узел Барановичи. Во исполнение этого приказа
Г. Захаров, штаб дивизии которого находился именно в Балбасово,
перебазировал в Барановичи свой 162 ИАП (54 истребителя И-16).
„К девяти часам утра полк приземлился в Барановичах,- пишет в
своих мемуарах генерал Захаров,- после первых бомбардировочных ударов
гитлеровцев аэродром в Барановичах почти не пострадал..."
Ну это же после первых ударов... Может быть, его потом разрушили, как
раз тогда, когда в Барановичи перебазировались „остатки" 129 ИАП?
„В ночь на 23 июня немцы предприняли попытку бомбить аэродром, но
попытка была сорвана и отбомбились они неудачно... С утра 23 июня в течение
двух суток полк находился в непрерывных боях, и за это время летчики Пятин,
Овчаров, Бережной, другие открыли свой боевой счет... За первые три дня полк
не потерял в боях ни одного летчика..." [55].
Вот такая у нас была „странная война". Одни перебазируются с
запада на восток, другие - с востока на запад. Одни - в Балбасово, другие -
из Балбасово. Для одних аэродром пригоден для того, чтобы три дня на нем
воевать, не потеряв при этом ни одного летчика. Другие и взлететь с него не
могут, поэтому и бросают новейшие истребители...
В мемуарах Захарова есть и еще один, очень примечательный штрих:
„...приземлившись в Барановичах (ранним утром 22 июня), летчики
162-го полка увидели несколько бомбардировщиков Пе-2 и Су-2, несколько
истребителей МиГ-1, МиГ-3 и даже истребители Як-1. Это были экипажи из
разных авиационных полков и дивизий, которым в первые минуты войны удалось
взлететь под бомбами..."
Одним словом, некоторые летчики 9 САД (а только в ней и были МиГи)
начали „перебазирование" в порядке личной инициативы, не дожидаясь
никаких приказов, в первые же минуты войны. К вечеру перелетных
„соколов" стало гораздо больше. Захаров пишет, что на аэродроме Минска
он обнаружил „самолеты разных систем, абсолютно незамаскированные, все
было забито техникой".
Минск - это „всего лишь" 350 км от фронта. Нашлись и передовики
„перебазирования", которые смогли долететь в первые часы войны аж до
Смоленска!
„...В тревожное военное утро 22 июня 1941 года на аэродромы
нашего авиакорпуса стали производить посадку одиночные истребители полков
армейской авиации Западного фронта.
После напряженных воздушных боев многие из них уже не могли сесть на
свои поврежденные аэродромы, а некоторые сразу были перенацелены на запасные
аэродромы, в том числе и на наши..." [50]. Это - строки из воспоминаний
маршала авиации Скрипко. Его 3-й дальнебомбардировочный корпус (как об этом
уже говорилось выше) перед войной базировался в районе Смоленска (700 км от
тогдашней госграницы). Редкий истребитель долетит туда от Бреста или
Белостока, а уж о том, чтобы совершить такой перелет после
„напряженного воздушного боя", и речи быть не могло! Еще более странно
звучат слова о том, что уже УТРОМ первого дня войны кто-то и зачем-то
„перенацеливал" истребительную авиацию в глубочайший тыл. Неужели
истребительная авиация создавалась только для того, чтобы после первых же
выстрелов начать безостановочный „выход из под удара"?
Во второй половине дня 22 июня 1941 г. начатое „по инициативе
снизу" перебазирование приобрело характер массового бегства.
В. И. Олимпиев, 1922 года рождения, один из очень немногих призывников
1940 года, кому посчастливилось дожить до Победы. Интернет-сайт „Я
помню" опубликовал книгу его воспоминаний о войне, которую Всеволод Иванович
прошел от первого до последнего дня, от Белостока через Москву до Берлина. В
Белостоке сержант Олимпиев служил командиром отделения телефонистов штаба 9
САД. Вот почему, несмотря на столь скромное звание, видел и знал Всеволод
Иванович довольно много. Его мемуары стоят того, чтобы их подробно
процитировать, подчеркнув некоторые ключевые слова:
„...вернувшись с дежурства в казарму поздно вечером 21 июня 1941
г. с увольнительной на воскресенье в кармане, я уже задремал, когда сквозь
сон услышал громкую команду - „в ружье". Взглянул на часы - около двух
ночи. Боевая тревога нас не удивила, так как ожидались очередные войсковые
учения... Почти рассвело, когда наш спецгрузовик, предназначенный для
размотки и намотки кабеля, достиг военного аэродрома на окраине города. Все
было тихо. Бросились в глаза замаскированные в капонирах вдоль летного поля
37-мм зенитные орудия (а сколько было причитаний по поводу отсутствия
зенитного прикрытия на наших аэродромах!), вооруженные карабинами расчеты
которых были в касках...
...буквально за несколько минут до начала бомбардировки на летном поле,
как мы убедились сами, было тихо, не раздавался рев разогреваемых моторов, и
вообще ничто не говорило о готовности к взлету хотя бы дежурного звена (в
каждом полку в соответствии с Боевым Уставом БУИА-40 должно было быть по 2
звена в готовности к немедленному взлету). Похоже, летчиков даже не
оповестили о том, что воздушные эскадры противника уже пересекли нашу
границу. Такое трудно объяснить плохой работой связистов...
...первую половину дня я дежурил у телефона на ЗКП командира 9-й САД...
в конце дня 22 июня я получил по телефону приказ бросить все и как можно
быстрее вернуться в штаб дивизии... Все авиационные части получили приказ
немедленно покинуть город и уходить на Восток...
...поздним вечером 22 июня длинная колонна покинула Белосток и уже
ранним утром понедельника была далеко за городом... В машинах находились
только военные с голубыми петлицами...
...на рассвете 23 июня автоколонна авиационных частей двигалась по
шоссе на Барановичи (это уже 250 км к востоку от границы)..., днем 24 июня
мы продолжали движение на восток.
Этот вторник был фактически концом 9 САД... На рассвете 25 июня мы
увидели в низине затемненный город Оршу".
Ну вот мы и в Балбасово...
Практически так же и с теми же последствиями проходило
„перебазирование" 10 САД полковника Белова. В состав этой авиадивизии,
базировавшейся восточнее Бреста, в районе Кобрин-Пружаны, входили два
истребительных (123 ИАП и 33 ИАП), бомбардировочный (39БАП) и штурмовой (74
ШАП) полки.
Полковник Белов дожил до Победы (правда, встретил он ее все в том же
звании полковника - обстоятельство среди авиационных командиров уникальное).
В самые что ни на есть „застойные годы" (в 1977 г.) были опубликованы
его воспоминания о первом дне войны. Название очерка - „Горячие
сердца". Интонация повествования - соответствующая названию. Тем не менее,
на пяти страничках текста разбросаны алмазы ценнейшей информации [44]:
„...20 июня я получил телеграмму с приказом командующего ВВС
округа: привести части в боевую готовность, отпуска командному составу
запретить, находящихся в отпусках - отозвать в части...
...командиры полков получили и мой приказ: самолеты рассредоточить за
границы аэродрома, личный состав из расположения лагеря не отпускать..."
Здесь необходимо небольшое уточнение. Подобные приказы - о повышении
боеготовности, о рассредоточении и маскировке самолетов, о переводе личного
состава на казарменное положение - были отданы не только в 10 САД. Так,
бывший командир 43 ИАД Г. Захаров вспоминает:
„...все отпускники были отозваны и вернулись в части, увольнения
в субботу и воскресенье я отменил, было увеличено число дежурных звеньев,
эскадрилий..."
А вот строки из воспоминаний подполковника П. Цупко об обстановке в
13БАП (9 САД):
„...с рассвета дотемна эскадрильи замаскированных самолетов с
подвешенными бомбами и вооружением, с экипажами стояли наготове. Это было
очень утомительно..., но иного выхода не было. В полку было пять эскадрилий
по двенадцать экипажей в каждой. Дежурили обычно три из них, остальные
учились, летали. Через сутки эскадрильи сменялись..." [64].
Не были эти приказы и плодом местной инициативы командования ЗапОВО.
Г. Захаров вспоминает, как в конце 1940 г. он был участником совещания
у Сталина, по результатам которого был „издан специальный приказ ... о
необходимости перевода личного состава летных частей на казарменное
положение". А выдающийся ас - истребитель, Герой Советского Союза Ф. Ф.
Архипенко в своих мемуарах вспоминает и о личных переживаниях по этому
поводу:
„...вышел приказ No 0200 Наркома Обороны, согласно которому
командиры с выслугой в рядах РККА менее 4-х лет обязаны были жить в
общежитиях на казарменном положении..., что весьма расстраивало таких как я,
бравых и холостых..." [59].
Теперь к вопросу о самолетах, „которые стояли на аэродромах
рядами, крыло к крылу, выстроенные, как на параде".
19 июня 41 г. в округа поступил Приказ Наркома обороны No 0042, который
требовал:
„...категорически воспретить линейно и скученно располагать
самолеты..., имитировать всю аэродромную обстановку соответственно
окружающему фону..., проведенную маскировку аэродромов, складов, боевых и
транспортных машин проверить с воздуха наблюдением и фотосъемками..." [ВИЖ.-
1989.- No 5].
Полный текст этого важнейшего документа был опубликован недавно, но в
пересказе его упоминали в своих „доперестроечных" мемуарах А. М.
Василевский и М. В. Захаров. Да, с момента получения этого приказа до
нападения оставалось 2 дня. А сколько надо дней для того, чтобы откатить
И-16 (вес пустого полторы тонны) на край летного поля и наломать в июне
зеленых веток для маскировки?
20 июня вышел следующий Приказ Наркома No 0043 на ту же самую тему:
„3. К 1 июля произвести маскировку всех аэродромных сооружений
применительно к фону местности...
...
5. На лагерных аэродромах самолеты располагать рассредоточено под
естественными и искусственными укрытиями..." [6].
советских самолета. Наши же истребители сбили 22 июня порядка 250-300
немецких самолетов, еще около 50 машин было сбито средствами наземной ПВО.
По крайней мере, именно такие цифры гуляют по десяткам публикаций. Другими
словами, заявленные и той, и другой стороной цифры побед в воздухе были
примерно равны. Какими были реальные результаты? Скорее всего, также
одинаковыми, но раза в 2-3 меньшими.
Так, Д. Хазанов, со ссылкой на государственный архив ФРГ во Фрайбурге,
сообщает, что в первый день войны люфтваффе безвозвратно потеряло от
„воздействия противника" 57 самолетов, и еще 54 машины получили
повреждения. Не исключено, что эти числа все же следует увеличить, так, еще
6 самолетов было в тот день потеряно, а 50 получили повреждения различной
тяжести якобы „без воздействия противника" (в эту категорию немцы
заносили, например, всякий разбившийся при вынужденной посадке самолет).
Абсолютно точных цифр мы не узнаем никогда, но никакого „избиения
плохо обученных советских летчиков немецкими суперасами" и в помине не было.
Такой вывод подтверждается всеми известными ныне конкретными подробностями
того рокового дня.
Киевский историк И. А. Гуляс, добросовестно перелопатив гору
литературы, составил наиболее полный и подробный (из известных автору) обзор
событий первого дня войны в воздухе [58]. Из его работы вырисовывается
следующая картина событий.
123 ИАП (71 летчик, 53 исправных И-153, базировался в районе
Брест-Кобрин), сражаясь на устаревших „чайках" против истребителей
эскадры Мельдерса, сбил (как принято считать) более 20 немецких самолетов
разных типов, потеряв в воздушных боях только 9 своих самолетов.
И эти девять „чаек" были (как можно судить по исследованию И.
Гуляса) самыми большими боевыми потерями среди всех истребительных полков
ВВС западных округов.
Столь же ожесточенные - и в целом успешные - воздушные бои вели 127 ИАП
(53 летчика, 65 исправных И-153) и 122 ИАП (50 летчиков, 60 исправных И-16)
из состава 11 САД. Летчики этих полков доложили, соответственно, о 20 и 15
сбитых немецких самолетах. По крайней мере одна из этих побед оказалась для
немцев очень даже заметной: в небе над Гродно был сбит командир
истребительной эскадры JG 27, опытнейший немецкий ас, ветеран воздушных боев
в Испании, В. Шельманн. И это была не единственная потеря среди командиров
люфтваффе в тот день. Были сбиты и погибли: командир бомбардировочной группы
II/KG 51 Штадельмайер и командир истребительной группы II/JG 53,
награжденный „Рыцарским крестом" уже в октябре 1940 г., капитан
Бретнютц.
Оценим и персональные успехи истребителей. Лучший на тот момент ас
Германии, командир JG51 В. Мельдерс, заявил об одной сбитой „чайке"
(И-153 из состава 123 ИАП) и трех СБ (вероятно, из 13 БАД). А наш молодой
лейтенант Иван Николаевич Калабушкин, пилотируя тихоходный биплан И-153,
сбил 22 июня два новейших „Мессершмитта" Bf-109F из эскадры Мельдерса,
два „Юнкерса" и один „Хейнкель". Андрей Степанович Данилов из
127 ИАП на такой же „чайке" сбил 22 июня три Bf-110 и один
„Хейнкель". Четыре немецких самолета сбил, выполнив девять боевых
вылетов за первый день войны, командир эскадрильи того же 127 ИАП лейтенант
(будущий генерал) С. Я. Жуковский.
„...при малейшем организованном отпоре немцы атаку прекращают и
уходят..., в бой с нашими истребителями вступать избегают; при встрече
организованного отпора уходят даже при количественном превосходстве на их
стороне... на советские аэродромы, где базируются истребительные части,
ведущие активные действия и давшие хотя бы раз отпор немецко-фашистской
авиации, противник массовые налеты прекращал..." Это строки из доклада
„Выводы по боевому применению ВВС Западного фронта", подписанного 10
июля 1941 г. командующим авиацией фронта полковником Науменко [90].
Даже со всеми оговорками, относящимися к неизбежному завышению числа
сбитых вражеских самолетов, к неизбежной субъективности любых отчетов и
докладов, нельзя не признать, что советские „истребительные части,
ведущие активные действия", проявили в те дни не только огромное мужество и
героизм, но и высочайшее боевое мастерство.
Успехи самой крупной (и лучше всех вооруженной) 9 САД были в первый
день войны очень скромными, зато и потери, понесенные ею в воздухе, были
минимальными. Так, в частности:
- каких-либо упоминаний о боевых действиях и потерях в воздухе 41 ИАП
(63 летчика, 56 МиГов и 22 И-16) автору найти вообще не удалось;
- боевые действия 124 ИАП и 126 ИАП (103 летчика, 120 МиГов и 52 И-16)
нашли свое отражение в описании воздушных боев, которые ранним утром (с 4 до
9 часов утра) вели летчики Кругов, Кокарев (совершивший один из самых первых
воздушных таранов), Алаев, Ушаков, Панфилов (еще один таран), Журавлев.
Всего было сбито 8 вражеских самолетов и потеряно в воздушных боях 22 июня,
как можно судить по этому описанию, 3-4 своих.
Наиболее подробные крохи информации мы обнаруживаем в описании боевых
действий четвертого по счету истребительного полка 9 САД - 129 ИАП (40
летчиков, 61 МиГ и 57 И-153). Здесь в нашем распоряжении появляются и
послевоенные воспоминания бывшего комиссара полка В. П. Рулина.
На рассвете 22 июня 1941 г., в 4 часа 5 минут командир полка капитан Ю.
М. Беркаль объявил боевую тревогу и поднял все четыре эскадрильи в воздух.
Немецкие бомбардировщики пытались бомбить полевой аэродром полка в Тарново,
но атакованные нашими истребителями, беспорядочно сбросили бомбы и повернули
назад. В этом воздушном бою летчики Соколов, Кузнецов, Николаев сбили два
бомбардировщика Хе-111 и один прикрывавший их „Мессершмитт". Еще один
вражеский истребитель сбил в бою над Ломжей младший лейтенант Цебенко. Всего
утром 22 июня полк сбил 6 самолетов, потеряв один свой.
1 из 118.
Разве же такие потери могли привести к полному разгрому этих полков и
всей 9 САД?
Повторим еще раз: разгром трех авиадивизий (11, 9, 10) Западного фронта
мог произойти - и произошел в действительности - исключительно и только НА
ЗЕМЛЕ.
Вот и мы и подошли к тому моменту, когда надо уже объясниться: почему
автор с такой назойливой настойчивостью „ломится в открытую дверь" и
доказывает то, с чем никто из отечественных историков никогда и не спорил.
Проблема в том, что обстоятельства этого самого „уничтожения на
земле" могли быть самыми разными. Например, на захваченный несколько дней
(или недель) назад аэродром советских ВВС приезжает команда тыловой службы в
составе одного фельдфебеля и двух солдат. Фельдфебель старательно
пересчитывает „по хвостам" БРОШЕННЫЕ на летном поле самолеты, после
чего солдаты сливают бензин из баков на землю и щелкают зажигалкой...
Разве это не должно быть названо „уничтожением на земле"? Более
того, если фельдфебель был из наземных служб люфтваффе (а так оно, скорее
всего, и было), то и самолеты надо по праву считать „уничтоженными
немецкой авиацией"!
Разумеется, советские историки-пропагандисты имели в виду совсем другие
„картины".
Внезапное нападение, мирно спящие аэродромы, доверчивый Сталин, который
„запрещал сбивать немецкие самолеты". И ведь что интересно - благодаря
многократному вдалбливанию в мозги именно такая версия (версия очень спорная
и странная, противоречащая всему опыту применения боевой авиации в годы
Второй мировой войны) превратилась в не требующую никаких доказательств
аксиому.
Не пора ли уже спросить: а КТО ВИДЕЛ это самое „внезапное
нападение" и уничтоженные в первые утренние часы самолеты?
Территория „белостокского выступа", в котором были развернуты 11,
9 и 10 САДы, была покинута беспорядочно отступающей Красной Армией в первые
2-3 дня войны. За все это время ни Генеральный штаб в Москве, ни
командование фронта в Минске так и не смогли получить ни одного внятного
донесения о положении дел и местонахождении своих собственных частей.
Неужели же кто-то из участников того беспримерного „драп-марша" (в
ходе которого пропали десятки генералов и тысячи танков) мог составить
достоверный реестр самолетов, оставленных на аэродромах? С точным указанием
перечня повреждений, полученных этими самолетами во время налета вражеской
авиации. А если такой „реестр" существует, то почему же его так и не
опубликовали за истекшие шесть десятилетий? Откуда вообще взялись цифры
„уничтоженных на земле" самолетов?
В академически солидной монографии Кожевникова после строчки о потерях
авиации Западного фронта стоит ссылка. Знаете на что? На популярную книжку
„Авиация и космонавтика СССР". Это так же уместно, как, к примеру,
ссылка на роман Жюль Верна в монографии по проектированию подводных лодок. И
это при том, что в десятках других, гораздо менее значимых, случаев
Кожевников дает, как это и принято в историческом исследовании такого
масштаба, ссылку на архивные фонды. Едва ли это случайная небрежность.
Скорее всего, больше и ссылаться ему было не на что.
Самая крупная из разгромленных, понесшая наибольшие потери от
„внезапного удара по аэродромам" 9-я авиадивизия просто исчезла.
Никаких ее архивов не сохранилось [56]. Командир дивизии, герой Советского
Союза генерал-майор С. Черных арестован 26 июня 1941 г. и позднее
расстрелян. Арестован он был в... Брянске! В. Анфилов, первым опубликовавший
эту информацию [40 с. 111], прямо объясняет такое „перебазирование" за
тысячу верст от зоны боевых действий тем, что командир 9 САД „сбежал с
фронта".
Но, может быть, о своем небывалом успехе в уничтожении авиации
Западного фронта доложили немецкие летчики?
В 13 час. 30 мин. 22 июня 1941 г. Гальдер фиксирует в своем дневнике
поступившие в Генеральный штаб вермахта донесения о результатах первого
удара немецкой авиации: „...наши военно-воздушные силы уничтожили 800
самолетов противника (1-й Воздушный флот - 100 самолетов, 2-й Воздушный флот
- 300 самолетов (в Белоруссии: полоса наступления группы армий
„Центр"), 4-й Воздушный флот - 400)..."
К концу дня эти цифры почти не изменились:
„Командование люфтваффе сообщило, что за сегодняшний день
уничтожено 850 самолетов противника..." [12].
Командующий Западным фронтом генерал армии Д. Г. Павлов был арестован 4
июля и расстрелян 22 июля 1941 г. Военный дневник Гальдера он никогда не
читал. Протоколы допросов Павлова были впервые опубликованы в 1992 г. Ни сам
Гальдер, ни его издатели этих протоколов не читали. Тем не менее, Павлов
называет (протокол допроса от 7 июля) точно такую же цифру потерь авиации
фронта, что и Гальдер [67]:
„...всего за этот день (22 июня) выбито до 300 самолетов всех
систем, в том числе и учебных..."
Обратим внимание на то, как построена фраза: „до 300...",
„всех систем...", „и учебных..."
Проще говоря, Павлов знает, что потери боевых самолетов были
значительно меньше, но, как говорится, „положение обязывает" его
сгущать краски.
Преувеличивает - правда, по другой причине - масштаб потерь советской
авиации и Гальдер.
К счастью для историка, у нас есть возможность сравнить доклады
командиров люфтваффе с более достоверными свидетельствами.
21 августа 41 г. командующий ВВС Юго-Западного фронта генерал-лейтенант
Ф. А. Астахов (к слову сказать, старейший русский авиатор, командовавшего
авиацией 5-й армии еще в годы гражданской войны) подписал доклад о боевых
действиях авиации фронта в начале войны [90].
По поводу „внезапного удара по аэродромам" в этом докладе сказано
дословно следующее:
„...первые налеты противника на наши аэродромы прифронтовой
полосы значительных потерь нашим летным частям не нанесли (подчеркнуто
автором), но в результате слабого руководства со стороны командиров
авиационных дивизий и полков ... противник повторными ударами в течение
22.06.41 г. и в последующие два дня нанес нашим летным частям значительные
потери, уничтожив и повредив на наших аэродромах за 22, 23 и 24 июня 1941
года 237 самолетов..."
Цифра эта - 237 уничтоженных на земле (без уточнения о
„поврежденных"!) самолетов - долгие годы бродила по страницам книг
наших борзописцев, но при этом никто из них так и не признался, что это
потери за первые три дня, а вовсе не от первого налета немцев. Что совсем не
одно и тоже. К 24 июня про „внезапное" нападение знали уже оленеводы
Чукотки...
Генерал Астахов вступил в командование ВВС Ю.-З. фронта только 26 июня
1941 г. За потери первых дней войны он ответственности не несет (22 июня
Астахов еще командовал учебными заведениями ВВС Красной Армии). Если он и
был в чем-то лично заинтересован, так только в преувеличении размера потерь,
понесенных авиацией фронта при его предшественнике. Тем не менее, сравнение
его отчета с записями Гальдера показывает, что немецкие летчики строго
придерживались правила „три пишем, один - в уме".
Скорее всего, мы не сильно ошибемся, если оценим общие боевые потери
авиации Западного фронта за 22 июня 1941 г. в 100- 150 самолетов, в том
числе и несколько десятков самолетов, действительно сожженных немецкой
авиацией на приграничных аэродромах 11, 9 и 10 САД. Все остальные
„уничтоженные на земле" самолеты пропали, по нашему мнению, в ходе
мероприятия под безобидным названием „перебазирование".
В 129 ИАП (9 САД) это происходило следующим образом. В середине дня
этот полк (истребительный полк!) решено было „вывести из под удара".
Перелетели в Добженовку. Затем - на крупный аэродром в Кватеры (это уже
порядка 100 км от границы). Учитывая, что самолетов в полку было почти в три
раза больше, чем летчиков, можно предположить, что уже в ходе этого первого
этапа „перебазирования" десятки новехоньких МиГов были брошены на
земле и в дальнейшем украсили победные сводки люфтваффе. Вечером того же дня
22 июня аэродром в Кватерах подвергся 15-минутной штурмовке двумя
эскадрильями Ме-110. После этого, как пишет в своих воспоминаниях Рулин,
„остатки (?) полка перелетели в Барановичи". Последние пять МиГов были
брошены в Барановичах по причине разрушения взлетной полосы аэродрома в
результате немецких бомбежек. Днем 23 июня „командир приказал
оставшемуся личному составу собраться на аэродроме Балбасово - пункте сбора
летного и технического состава авиаполков округа" [66].
Балбасово - это под городом Орша. 550 км к востоку от границы. Лихо.
Если бы немецкие истребительные эскадры решили „выйти из под удара" с
подобным пространственным размахом, то они очутились бы на ближних подступах
к Берлину...
Сердитый читатель должен уже возмутиться: „А что же им еще
оставалось делать, если аэродром был разрушен! На себе самолеты тащить?"
Предположение верное. Именно так и положено обращаться с крайне
дорогостоящей военной техникой. Тащить на себе. Почитайте воспоминания
Покрышкина, он там очень подробно описывает, как спасал свой разбитый МиГ
после вынужденной посадки, как тащил его десятки километров по дорогам
отступления... Но к теме нашей дискуссии все это никакого отношения не
имеет. Аэродром в Барановичах был вполне пригоден для боевой работы.
В 6 часов утра 22 июня командующий ВВС Западного фронта И. Копец
приказал командиру 43 ИАД Г. Захарову прикрыть одним истребительным полком
город и крупный железнодорожный узел Барановичи. Во исполнение этого приказа
Г. Захаров, штаб дивизии которого находился именно в Балбасово,
перебазировал в Барановичи свой 162 ИАП (54 истребителя И-16).
„К девяти часам утра полк приземлился в Барановичах,- пишет в
своих мемуарах генерал Захаров,- после первых бомбардировочных ударов
гитлеровцев аэродром в Барановичах почти не пострадал..."
Ну это же после первых ударов... Может быть, его потом разрушили, как
раз тогда, когда в Барановичи перебазировались „остатки" 129 ИАП?
„В ночь на 23 июня немцы предприняли попытку бомбить аэродром, но
попытка была сорвана и отбомбились они неудачно... С утра 23 июня в течение
двух суток полк находился в непрерывных боях, и за это время летчики Пятин,
Овчаров, Бережной, другие открыли свой боевой счет... За первые три дня полк
не потерял в боях ни одного летчика..." [55].
Вот такая у нас была „странная война". Одни перебазируются с
запада на восток, другие - с востока на запад. Одни - в Балбасово, другие -
из Балбасово. Для одних аэродром пригоден для того, чтобы три дня на нем
воевать, не потеряв при этом ни одного летчика. Другие и взлететь с него не
могут, поэтому и бросают новейшие истребители...
В мемуарах Захарова есть и еще один, очень примечательный штрих:
„...приземлившись в Барановичах (ранним утром 22 июня), летчики
162-го полка увидели несколько бомбардировщиков Пе-2 и Су-2, несколько
истребителей МиГ-1, МиГ-3 и даже истребители Як-1. Это были экипажи из
разных авиационных полков и дивизий, которым в первые минуты войны удалось
взлететь под бомбами..."
Одним словом, некоторые летчики 9 САД (а только в ней и были МиГи)
начали „перебазирование" в порядке личной инициативы, не дожидаясь
никаких приказов, в первые же минуты войны. К вечеру перелетных
„соколов" стало гораздо больше. Захаров пишет, что на аэродроме Минска
он обнаружил „самолеты разных систем, абсолютно незамаскированные, все
было забито техникой".
Минск - это „всего лишь" 350 км от фронта. Нашлись и передовики
„перебазирования", которые смогли долететь в первые часы войны аж до
Смоленска!
„...В тревожное военное утро 22 июня 1941 года на аэродромы
нашего авиакорпуса стали производить посадку одиночные истребители полков
армейской авиации Западного фронта.
После напряженных воздушных боев многие из них уже не могли сесть на
свои поврежденные аэродромы, а некоторые сразу были перенацелены на запасные
аэродромы, в том числе и на наши..." [50]. Это - строки из воспоминаний
маршала авиации Скрипко. Его 3-й дальнебомбардировочный корпус (как об этом
уже говорилось выше) перед войной базировался в районе Смоленска (700 км от
тогдашней госграницы). Редкий истребитель долетит туда от Бреста или
Белостока, а уж о том, чтобы совершить такой перелет после
„напряженного воздушного боя", и речи быть не могло! Еще более странно
звучат слова о том, что уже УТРОМ первого дня войны кто-то и зачем-то
„перенацеливал" истребительную авиацию в глубочайший тыл. Неужели
истребительная авиация создавалась только для того, чтобы после первых же
выстрелов начать безостановочный „выход из под удара"?
Во второй половине дня 22 июня 1941 г. начатое „по инициативе
снизу" перебазирование приобрело характер массового бегства.
В. И. Олимпиев, 1922 года рождения, один из очень немногих призывников
1940 года, кому посчастливилось дожить до Победы. Интернет-сайт „Я
помню" опубликовал книгу его воспоминаний о войне, которую Всеволод Иванович
прошел от первого до последнего дня, от Белостока через Москву до Берлина. В
Белостоке сержант Олимпиев служил командиром отделения телефонистов штаба 9
САД. Вот почему, несмотря на столь скромное звание, видел и знал Всеволод
Иванович довольно много. Его мемуары стоят того, чтобы их подробно
процитировать, подчеркнув некоторые ключевые слова:
„...вернувшись с дежурства в казарму поздно вечером 21 июня 1941
г. с увольнительной на воскресенье в кармане, я уже задремал, когда сквозь
сон услышал громкую команду - „в ружье". Взглянул на часы - около двух
ночи. Боевая тревога нас не удивила, так как ожидались очередные войсковые
учения... Почти рассвело, когда наш спецгрузовик, предназначенный для
размотки и намотки кабеля, достиг военного аэродрома на окраине города. Все
было тихо. Бросились в глаза замаскированные в капонирах вдоль летного поля
37-мм зенитные орудия (а сколько было причитаний по поводу отсутствия
зенитного прикрытия на наших аэродромах!), вооруженные карабинами расчеты
которых были в касках...
...буквально за несколько минут до начала бомбардировки на летном поле,
как мы убедились сами, было тихо, не раздавался рев разогреваемых моторов, и
вообще ничто не говорило о готовности к взлету хотя бы дежурного звена (в
каждом полку в соответствии с Боевым Уставом БУИА-40 должно было быть по 2
звена в готовности к немедленному взлету). Похоже, летчиков даже не
оповестили о том, что воздушные эскадры противника уже пересекли нашу
границу. Такое трудно объяснить плохой работой связистов...
...первую половину дня я дежурил у телефона на ЗКП командира 9-й САД...
в конце дня 22 июня я получил по телефону приказ бросить все и как можно
быстрее вернуться в штаб дивизии... Все авиационные части получили приказ
немедленно покинуть город и уходить на Восток...
...поздним вечером 22 июня длинная колонна покинула Белосток и уже
ранним утром понедельника была далеко за городом... В машинах находились
только военные с голубыми петлицами...
...на рассвете 23 июня автоколонна авиационных частей двигалась по
шоссе на Барановичи (это уже 250 км к востоку от границы)..., днем 24 июня
мы продолжали движение на восток.
Этот вторник был фактически концом 9 САД... На рассвете 25 июня мы
увидели в низине затемненный город Оршу".
Ну вот мы и в Балбасово...
Практически так же и с теми же последствиями проходило
„перебазирование" 10 САД полковника Белова. В состав этой авиадивизии,
базировавшейся восточнее Бреста, в районе Кобрин-Пружаны, входили два
истребительных (123 ИАП и 33 ИАП), бомбардировочный (39БАП) и штурмовой (74
ШАП) полки.
Полковник Белов дожил до Победы (правда, встретил он ее все в том же
звании полковника - обстоятельство среди авиационных командиров уникальное).
В самые что ни на есть „застойные годы" (в 1977 г.) были опубликованы
его воспоминания о первом дне войны. Название очерка - „Горячие
сердца". Интонация повествования - соответствующая названию. Тем не менее,
на пяти страничках текста разбросаны алмазы ценнейшей информации [44]:
„...20 июня я получил телеграмму с приказом командующего ВВС
округа: привести части в боевую готовность, отпуска командному составу
запретить, находящихся в отпусках - отозвать в части...
...командиры полков получили и мой приказ: самолеты рассредоточить за
границы аэродрома, личный состав из расположения лагеря не отпускать..."
Здесь необходимо небольшое уточнение. Подобные приказы - о повышении
боеготовности, о рассредоточении и маскировке самолетов, о переводе личного
состава на казарменное положение - были отданы не только в 10 САД. Так,
бывший командир 43 ИАД Г. Захаров вспоминает:
„...все отпускники были отозваны и вернулись в части, увольнения
в субботу и воскресенье я отменил, было увеличено число дежурных звеньев,
эскадрилий..."
А вот строки из воспоминаний подполковника П. Цупко об обстановке в
13БАП (9 САД):
„...с рассвета дотемна эскадрильи замаскированных самолетов с
подвешенными бомбами и вооружением, с экипажами стояли наготове. Это было
очень утомительно..., но иного выхода не было. В полку было пять эскадрилий
по двенадцать экипажей в каждой. Дежурили обычно три из них, остальные
учились, летали. Через сутки эскадрильи сменялись..." [64].
Не были эти приказы и плодом местной инициативы командования ЗапОВО.
Г. Захаров вспоминает, как в конце 1940 г. он был участником совещания
у Сталина, по результатам которого был „издан специальный приказ ... о
необходимости перевода личного состава летных частей на казарменное
положение". А выдающийся ас - истребитель, Герой Советского Союза Ф. Ф.
Архипенко в своих мемуарах вспоминает и о личных переживаниях по этому
поводу:
„...вышел приказ No 0200 Наркома Обороны, согласно которому
командиры с выслугой в рядах РККА менее 4-х лет обязаны были жить в
общежитиях на казарменном положении..., что весьма расстраивало таких как я,
бравых и холостых..." [59].
Теперь к вопросу о самолетах, „которые стояли на аэродромах
рядами, крыло к крылу, выстроенные, как на параде".
19 июня 41 г. в округа поступил Приказ Наркома обороны No 0042, который
требовал:
„...категорически воспретить линейно и скученно располагать
самолеты..., имитировать всю аэродромную обстановку соответственно
окружающему фону..., проведенную маскировку аэродромов, складов, боевых и
транспортных машин проверить с воздуха наблюдением и фотосъемками..." [ВИЖ.-
1989.- No 5].
Полный текст этого важнейшего документа был опубликован недавно, но в
пересказе его упоминали в своих „доперестроечных" мемуарах А. М.
Василевский и М. В. Захаров. Да, с момента получения этого приказа до
нападения оставалось 2 дня. А сколько надо дней для того, чтобы откатить
И-16 (вес пустого полторы тонны) на край летного поля и наломать в июне
зеленых веток для маскировки?
20 июня вышел следующий Приказ Наркома No 0043 на ту же самую тему:
„3. К 1 июля произвести маскировку всех аэродромных сооружений
применительно к фону местности...
...
5. На лагерных аэродромах самолеты располагать рассредоточено под
естественными и искусственными укрытиями..." [6].