Страница:
Фабричная промышленность усиливалась, но не так, как бы хотелось Петру, который в указе 1723 года так объяснял причины неуспеха: «Или не крепко смотрят и исполняют указы, или охотников мало; также фабриканты разоряются от привозимых из-за границы товаров, например один мужик открыл краску бакан, я велел испробовать ее живописцам, а те сказали, что она уступит одной венецианской, а с немецкою равна, а иной и лучше, наделали ее много — и никто не покупает за множеством привезенной из-за границы; жалуются и другие фабриканты, и за этим надобно крепко смотреть и сноситься с Коммерц-коллегиею, а если она не будет смотреть, то Сенату протестовать и нам объявить, ибо фабрикам нашим прочие народы сильно завидуют и всеми способами стараются их уничтожить подкупами, как много опытов было. Что мало охотников, и то правда, понеже наш народ, яко дети, не учения ради, которые никогда за азбуку не примутся, когда от мастера не приневолены бывают, которым сперва досадно кажется, но, когда выучатся, потом благодарят, что явно из всех нынешних дел; не все ль неволею сделано? И уже за многое благодарение слышится, от чего уже плод произошел. Так и в мануфактурных делах не предложением одним (как то чинится там, где уже и обыкло, а не так, как ныне делается: заведя, да не основав, оставят, как недавно каламинковый завод за одною машиною совершенства своего достигнуть не может) делать, но и принуждать, и вспомогать наставлением, машинами и всякими способами, и, яко добрым экономам быть, принуждением отчасти; например, предлагается: где валяют полсти тонкие, там принудить шляпы делать (дать мастеров), как чтоб невольно было ему полстей продавать, ежели положенной части шляп притом не будет; где делают юфть, там кожи на лосинное дело и прочее, что из кож; а когда уже заведется, тогда можно и без надсмотрителей быть, а именно вручить надсмотр бургомистрам того города, дав им пробы за печатьми коллегии, и таковы ж у себя оставить и осмотреть потом, в рядах таковы ль продают, и, буде будут хуже делать, править штрафы. Которые мастера вывезены будут из других государств, освидетельствовать немедленно, знают ли они свое дело, и, буде не знают, тотчас и отпустить безо всякого озлобления; буде же годны, содержать во всяком довольстве; а ежели и контракт выйдет, и свои уже обучатся, а он не похочет ехать, таких отнюдь не отпускать. А буде который сам похочет, такого прежде отпуску объявить в коллегии и допросить, волею ль он отъезжает и нет ли, или не было ль ему какой тесноты, и доволен ли отъезжает, и буде скажет доволен, и оного отпустить; буде скажет, что какую противность или недовольство, или хотя не скажет, но вид даст недовольства, о том коллегии накрепко розыскать, и жестоко наказать, и тщиться его где употребить, а не отпускать. Буде же весьма не захочет жить, то отпустить с совершенным удовольством, дабы, приехав, жалобы не имел, что их худо трактуют, и там бы впредь вывоз мастеров не пресечен был. Которые фабрики и мануфактуры у нас уже заведены, то надлежит на привозные такие вещи накладывать пошлину на все, кроме сукон. Краски и прочие материалы, которые к фабрикам вывозят из чужих государств, таких материалов иметь у себя по нескольку при коллегии, и из них посылать виды в государство, не сыщутся ль такие материалы, обещая довольную дачу по дороговизне оных». Разумеется, и относительно фабрик существовали те же неблагоприятные условия, как и в торговле: фабрики, принадлежавшие сильным вельможам, были обеспеченнее фабрик, принадлежавших купцам. Правительство по крайней мере делало все, чтоб поощрять к устроению фабрик и заводов: первый, кто устроит завод, освобождался от службы; также освобождались от службы товарищи его, которые вступят в товарищество не позднее полутора лет от основания завода. В описываемое время упоминаются фабрики: шелковые, принадлежавшие компании, в Москве и Петербурге, истопника Милютина в Москве, ямщиков Суханова с товарищи в Казани и Астрахани, шелковый завод армянина Сафара Васильева в двух днях езды от Терека. Позументного дела фабрики в Москве и Петербурге Карчагина. Игольная фабрика Томилина в уезде Переяславля-Рязанского. Парусные фабрики: князя Меншикова в Московском уезде на Клязьме, Филатова в Малоярославце, Плавильщикова в Московском уезде на Клязьме, Хвастливого с товарищи в Орле и Рязанском уезде. Полотняный и крахмальный заводы императрицы в Екатерингофе; полотняная фабрика Тамеса, или Тамсена, и товарищей в Москве. Суконные фабрики: Щеголина с товарищи, Собольникова, Воронина, Александрова, Прана, Фибика в Москве, казенная в Казанской и две в Воронежской губернии. Коломиночная казенная в Петербурге, Волкова в Москве. Шпалерная казенная в Петербурге, шпалерная тисненая — там же. Кожевенные: Исаева в Петербурге, Истомина в Нарве, Жукова в Московском уезде. Лосинная Петрова там же, казенная лосинная в Воронежской губернии. Казенные восковые заводы в Петербурге. Волосяная фабрика Кобылякова в Москве. Шляпные и чулочные заводы в Воронежской губернии, чулочная фабрика Момбриона в Москве. Казенная бумажная мельница в Московском уезде, бумажная и карточная мельница Багарета в Петербургском уезде. Сахарный завод в Петербурге иноземца Вестова с товарищи.
Благодаря посещению герцогом голштинским фабрики Тамеса, или Тамсена, в Москве мы знаем об ней замечательные подробности, сохранившиеся в дневнике камер-юнкера герцогова Берхгольца. Все сидевшие за станком работники были русские, были и русские мастера, и Тамес надеялся, что они скоро заменят ему иностранцев. На фабрике было 150 ткацких станков и приготовлялись все сорта полотна, от грубого до самого тонкого, прекрасные скатерти и салфетки, тонкий и толстый тик, тонкие канифасы для камзолов, цветные носовые платки. Содержание фабрики обходилось до 400 рублей в месяц. Благодаря тому же Берхгольцу мы знаем подробности о знаменитом золотошвейном заведении барона Строганова, находившемся в его доме в Москве: здесь работало около 100 девиц. Писчебумажные фабрики шли успешно, так что в 1723 году велено было во всех коллегиях и канцеляриях употреблять бумагу российского дела.
В числе казенных фабрик была коломиночная в Петербурге, но оказалось, что произведения ее не раскупаются, потому что цена была положена почти такая же, как и привозным из-за моря коломинкам, которые были гораздо лучше и шире русских. Тогда Петр приказал продавать произведения русских фабрик дешевле, именно полотна и коломинки, почем в деле стали, кроме жалованья мастеровым, притом велел принимать полотно в Штатс-контору для раздачи вместо жалованья. Но Мануфактур-коллегия доносила, что хотя цена и сбавлена по пяти копеек с аршина, однако нет надежды, чтоб и по такой цене покупали; присланные из магистрата ценовщики оценили очень дешево, от трех до десяти копеек, тогда как на фабрике аршин коломинки обходится по 14 копеек с половиною, и так как за неимением никаких денег коломиночная мануфактура остановилась, то Мануфактур-коллегия просит, чтоб от кабинета эти коломинки велено было взять в Штатс-контору и употребить на жалованье или принять в Военную коллегию на матросский мундир, а за них прислать деньги в Мануфактур-коллегию.
Сильная заводская деятельность шла в странах приуральских, где в 1723 году в честь императрицы основан был город Екатеринбург и куда был перемещен Геннин, показавший свои способности на Олонецких заводах. В сентябре 1723 года он писал Петру: «Хотя я в трудах разорвуся, однако заводы новые, железные и медные, не могу скорее строить и умножить; остановка истинно не от меня, то ты поверь мне, но остановка есть, что у меня немного искусных людей в горном и заводском деле, а везде сам для дальнего расстояния быть и указать не могу, и плотники здесь не так, как олонецкие, но пачкуны; того ради понуждай Берг-коллегию, чтоб она штейгеров побольше прислала для сыску и копания медных и прочих руд». Не можем не привести и другого любопытного письма от 4 апреля 1724 года: «Екатеринбургские заводы и все фабрики в действе. В Екатеринбургской крепости и на Уктусе уже выплавлено 1500 пуд чистой меди и отправлено к пристани для отсылки к Москве; и медной руды ко оным заводам на Полевой уже на целый год добыто, и то в короткое время с малым убытком, и должен я благодарить бога о моем счастии, что я такое богатое рудяное место обложил. Еще ныне лучше является на Полевой, и надеюсь, что в малых летах тот убыток, во что заводы Екатеринбургские стали, все заплатится и потом великая прибыль пойдет. Прочие железные твои заводы исправлены и в Катеринбурхе, та-кож на Уктусских, Каменских и Алапаевских заводах руды, уголья и дров на уголье на целый год изготовлено. И где такая богатая железная руда есть, что на Алапаевских заводах? Половина железа из нее выходит, а на Олонце пятая доля выходит, то великая разность! Ныне на Каменских заводах льют пушки на артиллерию. Который завод при Пыскоре капитан Татищев и сержант Украинцев строили по моему приказу, ныне зачнет плавить руду. Строгановым, видя ныне, что бог открыл много руды, а прежде сего жили они, как Танталус, весь в золоте и огорожен золотом, а не могли достать в таком образе, что жили они в меди, а голодны. И ныне просили меня, чтоб я с ними товарищ был и указал им, как плавить и строить, також на их кош завод отмежевать и при Яйве три места рудных, то я с радостию рад и сделаю, а ваши места не отдам, понеже надобно прежде твой убыток, во что заводы стали, возвратить, такожде и что Берг-коллегия берет жалованье. И они могут, ежели охотники, такожде довольно руды добывать; кроме твоего богатого места других тамо мест довольно. И покамест не приведу в действо нынешний завод при Пыскоре, не пойду без твоего указа, покамест могута моя есть, я рад трудиться, токмо были б приятели заочно, кому хвалить мой труд, без того не так. Пожалуй, послушай меня и не реши в горных здешних делах и положи на меня, как я прикажу. Я тебе желаю добра, а не себе и хочу прежде все убытки тебе возвратить, что в 25 лет издержано на горное дело. И ты ныне не отдавай тех шахт и штолат при Полевой и при Яйве-реке, где я на тебя добываю руду, для того что очень богато и без труда добываем, а возле тех мест есть довольно и других таких рудных мест, где мы, компанейщики, можем добывать руды; я бы сам себе худа не желал и те места на себя взял, только не хочу, а тебе желаю добра; а коли положишь сие дело на Берг-коллегию рассмотреть, то они истинно здешнего дела не знают каково, и никто, кроме самовидца и кто трудится здесь. Я ныне на истинном пути в горных делах, и дай мне волю, а когда других слушаешь, которые мне поперек, то ты век в своем желании не прийдешь в конец, хотя и радеешь».
Геннин упоминает о капитане Татищеве как строителе Пыскорского завода. Знаменитый впоследствии Василий Никитич Татищев здесь начал свое поприще как горный чиновник и прежде всего столкнулся с Демидовыми, те жаловались государю, и Петр велел исследовать дело Геннину, который таким образом донес об нем: «1) когда Татищев здешние заводы и дистрикты не ведал и о заставах не доносил, то свободно было тайными дорогами с заповедными товары и с прочими съестными припасы без выписей и не заплатя пошлин на Демидовы заводы приезжать, как и ныне явилось; а как пресеклось, то стало тем мужикам досадно, и жаловались Демидову, иное вправде, а более лгали, чтоб таким крепким заставам не быть; а Демидов — мужик упрям, видя, что ему другие стали в карты смотреть, не справясь, поверя мужицкой злобе, жаловался для того; до сего времени никто не смел ему, бояся его, слова выговорить, и он здесь поворачивал, как хотел. 2) Ему не очень мило, что вашего величества заводы станут здесь цвесть, для того что он мог больше своего железа продавать и цену наложить, как хотел, и работники б вольные все к нему на заводы шли, а не на ваши; а понеже Татищев по приезде своем начал прибавливать или стараться, чтоб вновь строить вашего величества заводы, и хотел по горной привилегии поступать о рубке лесов и обмежевать рудные места порядочно, и то ему також было досадно и не хотел того видеть, кто б ему о том указал. 3) И хотя прежь сего до Татищева вашего величества заводы были, но комиссары, которые оные ведали, бездельничали много и от заводов плода, почитай, не было; а мужики от забалованных гагаринских комиссаров разорились, и Демидову от них помешательства не было, и противиться ему не могли, а Демидов делал, что он желал, и, чаю, ему любо было, что на заводах вашего величества мало работы было и опустели. 4) Наипаче Татищев показался ему горд, то старик не залюбил с таким соседом жить и искал, как бы его от своего рубежа выжить, понеже и деньгами он не мог Татищева укупить, чтоб вашего величества заводам не быть. 5) Ему ж досадно было, что Татищев стал с него спрашивать от железа десятую долю. Ваше величество изволили мне дать от гвардии сержанта Украинцева, чтоб без бытности моей быть ему над всеми заводами директором, и хотя он человек добрый, но не смыслит сего дела, и десятеро в Украинцеву меру не смыслят. Того ради вашему величеству от радетельного и верного моего сердца, как отцу своему, объявляю: к тому делу лучше не сыскать, как капитана Татищева, и надеюся, что, ваше величество, изволите мне в том поверить, что я оного Татищева представляю без пристрастия, не из любви, или какой интриги, или б чьей ради просьбы; я и сам его рожи калмыцкой не люблю, но видя его в деле весьма права и к строению заводов смысленна, рассудительна и прилежна; и хотя я ему о том представлял, но он мне отговаривается, что ему у того дела быть нельзя: первое, что ваше величество имеет на него гнев и подозрение, которого опасаясь смело, как надлежит,[2] не посмеет и чрез то дело исправно не будет; також ежели он не увидит вашей к себе милости, то нет надежды уповать за труд награждения, и особливо в таком отдалении, где и великого труда видать не можно, ежели не чрез предстательство других получить. Третие, ежели на Демидова управы учинено за оболгание не будет и убытки его награждены не будут, то он и впредь с ним будет во вражде и беспокойстве, чрез что пользе вашего величества не без вреда быть может, и сих ради причин он, Татищев, здесь быть охоты не имеет. Пожалуй, не имей на него, Татищева, гневу и выведи его из печали, и прикажи ему здесь быть обер-директором или обер-советником».
На северо-востоке Строгановы увидали выгоду от рудных промыслов и сами просили знающего человека помочь им в начинании дела; на юге силою нужно было заставлять землевладельцев заниматься улучшенным овцеводством. В 1722 году в Сенате было определено: овец, которые содержатся на овчарных заводах, раздать в тамошних местах, расположа по числу деревень на многовотчинных людей, хотя бы кто и принять не захотел; овец этих и при них овчаров содержать точно так, как их содержали на заводах; приплод от овец получать им себе, а шерсть продавать на суконные заводы, которую покупать у них по определенной достойной цене. В Малороссию был отправлен в 1724 году такой указ: «Объявляем верным нашим подданным, малороссийским жителям всякого чина и достоинства, что мы для пользы всего нашего государства учинили суконные фабрики, на которые потребно много овечьей шерсти, а так как Малую Россию бог благословил больше других краев нашего государства способным воздухом к размножению овец и доброй шерсти, но малороссияне, не имея искусства в содержании овец, шерсть, к суконному делу негодную (хотя и множество ее имеют), за бесценок продают; для этого мы в 1722 году в Москве говорили с гетманом Скоропадским; также указом нашим писано из Мануфактур-коллегии к гетману и генеральному писарю Савичу и полковнику Полуботку, чтоб в Малороссии господари овец своих содержали по шленскому обыкновению, и правила, как овец содержать, к ним посланы; но до сих пор никакого успеха в том деле в Малороссии нет, ибо гетман Скоропадский вскоре потом умер, а Полуботок и Савич, как недоброжелатели своему отечеству и нам (в чем уже и обличились), не хотели видеть в действии повеления нашего и утаили его и никому присланных правил не объявили; а между тем уже некоторые великороссийские помещики, также и в слободских полках начали по тем правилам содержать овец и оттого прибыль великую против прежнего получают, так что продают шерсть по два рубля по две гривны и больше, а по прежнему содержанию овец только по полтине и по 20 алтын пуд в продажу идет. Мы опять теперь повелеваем малороссийским жителям овец своих содержать по правилам и шерсть продавать на наши суконные фабрики, а мастеров, которые будут каждого наставлять в содержании овец, велели мы содержать на нашем жалованье». Несмотря на все препятствия, число фабрик и заводов в конце царствования Петра простиралось до 233.
В 1722, 1723 и 1724 годах приехали из Англии, Голландии и Франции русские мастеровые, учившиеся там: столяры домового убора — трое, столяры кабинетного дела — четверо, столяры, которые делают кровати, стулья и столы, — двое, замочного медного дела — четверо, медного литейного дела — двое, грыдоровального — один, инструментов математических — один. Петр велел построить им дворы и давать жалованье два года, а потом дать каждому на завод денег с довольством, дабы кормились своею работою, и о том им объявить, чтоб заводились и учеников учили, а на жалованье бы впредь не надеялись.
На Западе ремесла имели цеховое устройство, сочли нужным ввести это устройство и в России. Устройство цехов вместе с образованием образцового магистрата в Петербурге император поручил Главному магистрату, но тот медлил, и Петр 19 января 1722 года дал такой указ обер-президенту магистрата: «Понеже давно имеется указ и регламент о исправлении дела, вам врученного, а именно о учинении перво магистрата правильного и цехов в Петербурге в пример другим городам, а потом в Москве и тако в протчих, но по се время никакого успеху в том не делается; того ради сим определяем, что ежели в Питербурхе сих двух дел, т.е. магистрата и цехов, не учините в пять месяцев или полгода, то ты и товарищ твой Исаев будете в работу каторжную посланы». В апреле 1722 года по выходе из Сената велено Дмитрию Соловьеву «учинить с иностранных учреждений о цехах известие и внесть в Сенат». Соловьев обещал сделать это к завтрашнему утру. Такая досужливость не могла позволить держать знаменитых братьев в долгой опале, когда знающие и смышленые люди были так нужны; другой брат. Осип, уже был асессором в Коммерц-коллегии. Только в конце 1724 года выработана была инструкция магистратам, посредством которых преобразователь хотел «всего российского купечества рассыпанную храмину паки собирать». Магистраты должны были состоять из президента, двоих бургомистров и четырех ратманов. Собирание рассыпанной храмины должно было начаться тем, что магистраты собирали изо всех мест и записывали в посад и в тягло всех купеческих и ремесленных людей, которые, не желая с посадскими служить и податей платить, вышли из слобод каким-нибудь образом и подлогом в разные чины, в крестьянство и в закладчики, как будто за долги отданы. Таким образом, новое учреждение должно было начинать борьбою с явлением, которого не могла побороть древняя Россия. Потом магистраты должны были заботиться о безопасности городов от пожара, иметь достаточное число нужных для того инструментов и распоряжаться вместе с гражданскими квартирмистрами и другими лицами, которых магистрат определит к тому из граждан. Магистраты должны были переписать всех граждан мужского и женского пола с их детьми, братьями, зятьями и племянниками, внучатами, приемышами, служителями, работниками и захребетниками; должны знать, когда кто родится или умрет (известия об этом можно получать от приходских священников), и присылать ежегодно в Главный магистрат ведомости о числе родившихся и умерших. Граждане должны быть разделены на три части, не включая гостей и гостиную сотню. В первом отделе, называемом первою гильдиею, находятся знатные купцы, городовые доктора, аптекари, лекари, судовые промышленники. Ко второй гильдии принадлежат торгующие мелочными товарами и всякими харчевыми припасами и ремесленные люди; остальные же, а именно все подлые люди, находящиеся в наймах, в черных работах и т.п., хотя суть и граждане и в гражданстве числятся, только к знатным и регулярным гражданам не принадлежат. Из каждой гильдии должно выбирать из первостатейных по нескольку человек в старшины, которые, особенно первой гильдии, во всех гражданских советах должны помогать магистрату; из этих старшин один избирается в старосты и один — к нему в товарищи, которые имеют попечение обо всем, что надлежит к гражданской пользе, и предлагают об этом магистрату; магистрат в важных делах должен старост и старшин призывать и с ними советоваться. В третьем разряде, между подлыми людьми, должны быть выборные старосты и десятские, которые доносят магистрату о всяких их нуждах. Старосты и старшины с согласия всех граждан делают уравнение в подушном сборе, смотря по состоянию каждого гражданина, чтоб достаточные и несемейные облегчены, а средние, бедные и семьянистые отягчены не были. Магистраты должны стараться о размножении мануфактур или. рукоделий, особенно таких, которых прежде не бывало; ленивых и гуляк понуждать работать; стараться, чтоб дети не только зажиточных, но и бедных людей учились читать, писать и арифметике, и для того при церквах или где пристойно учредить школы; стараться, чтоб обедневшие, особенно престарелые и дряхлые, граждане мужского и женского пола в богадельни были пристроены, а посторонних, кроме граждан, в городовые богадельни не принимать. Где возможно, стараться учредить ярмарки. Смотреть, чтоб гражданам от посторонних разных чинов и от приезжих купецких людей в их торгах и ремеслах помешательства, также и приезжим купецким и уездным людям от граждан в ценах и проволочке времени утеснения и принуждения не было. Во всякие городовые и купечеству приличные службы употреблять из подлых или обедневших граждан, чтоб от того могли себе пропитание иметь и положенную подать платить. Если по смерти гражданина останутся малолетние дети, то магистрат должен смотреть, чтоб душеприказчики, назначенные родителями, имели малолетних сирот в добром призрении и воспитании, а имение их в добром хранении; если же родители сами не назначат душеприказчиков, то магистрат обязан выбрать людей добрых, кому во всем верить можно.
«Магистрат, — говорилось в инструкции, — имеет правдиво, честно и чинно себя держать, дабы в такой знатности и почтении были, как и в других государствах, и чтоб, яко действительные начальники, от граждан почитаны и от его императорского величества рангом удостоены быть могли».
Нерадения и беспорядки, господствовавшие в прежних ратушах при переменных по выборам бургомистрах, понудили Петра учредить для городового управления коллегию из постоянных членов, которых граждане должны были почитать как действительных начальников, но горожане посредством своих старост и старшин должны были принимать постоянное участие в делах городского управления.
Самый многочисленный класс первоначальных промышленников — хлебопашцы продолжали заявлять о своем незавидном положении побегами. Правительство не могло улучшить их быт освобождением от крепостной зависимости, повторяло указы об отдаче беглых людей и крестьян прежним помещиками с женами и детьми и со всеми их пожитками, о наказании старост и приказчиков за содержание беглых, о взыскании с владельцев деревень за позволение принимать беглых людей и за водворение их. Землевладельцы хотели было порешить и с половниками, но правительство удержалось от этой меры. В 1723 году император предписал переписчикам согласиться с землевладельцами северных областей (поморских городов) насчет половников, переходящих с одной земли на другую, и прислать в Сенат мнения, какой придумать способ, чтоб половники, переходя с места на место, не избывали подушного сбора. Переписчик бригадир Фамендин прислал мнение, чтобы половников в другие места не переводить и запретить им переход указами; такое же мнение прислал и полковник Солнцев, но генерал-майор Чекин писал, что хотя, по мнению землевладельцев, должно укрепить половников за ними как за помещиками, однако, по его мнению, половников укреплять в крестьянство не следует. Сенат в январе 1725 года согласился с Чекиным, позволил половникам вольный переход как с частных земель на казенные, так и наоборот, только каждому половнику позволено было переходить в одном своем уезде. Для облегчения участи крестьян у правительства осталось два средства: отстранять помещиков, могших употреблять во зло свое право, от управления крестьянами и при особенных неблагоприятных обстоятельствах для сельского хозяйства уменьшать крестьянские повинности. В первом отношении замечателен указ: «Понеже как после вышних, так и нижних чинов людей движимое и недвижимое имение дают в наследие детям их, таковым дуракам, что ни в какую науку и службу не годятся, а другие, несмотря на их дурачество, для богатства отдают за них дочерей своих и свойственниц замуж, от которых доброго наследия к государственной пользе надеяться не можно, к тому ж и оное имение, получа, беспутно расточают, а подданных бьют и мучат, и смертные убийства чинят, и недвижимое в пустоту приводят: того ради повелеваем как вышних, так и нижних чинов людям, и ежели у кого в фамилии ныне есть или впредь будут таковые, подавать о них известие в Сенат, а в Сенате свидетельствовать, и буде по свидетельству явятся таковые, которые ни в науку, ни в службу не годились и впредь не годятся, отнюдь жениться и замуж идтить не допускать и венечных памятей не давать, и деревень наследственных и никаких за ними не справливать, а велеть ведать такие деревни по приказной записке и их, негодных, с тех деревень кормить и снабдить ближним их родственникам, а буде родственников не будет, то ближним же их свойственникам». Летом 1723 года Сенат получил доношения из Московской губернии и других провинций, что вследствие неурожая, бывшего два года сряду, крестьяне находятся в самом бедственном положении, едят Льняное семя и дубовые желуди, мешая с мякиною, бывают по нескольку дней без пищи, многие от этого пухнут и умирают, иные села и деревни стоят пусты: крестьяне вышли в разные места для прокормления. А между тем, кроме денежных сборов, в одной Московской губернии показано провиантской недоимки 472832 четверти, и из Камер-коллегии для правежу этой недоимки посланы такие жестокие указы, что велено продавать пожитки и неплатящих ссылать в галерную работу, вследствие чего бедные крестьяне принуждены сами проситься в галерную работу. Сенат определил для таких нужд удержать правеж до 1 сентября нынешнего года и на 723 год провиантские положенные сборы сбирать в августе-месяце, как новый хлеб поспеет. Подушная перепись крестьян происходила с затруднением: в селе Лопатках Воронежского уезда поп Герасим возмущал жителей и приводил к кресту и евангелию, чтоб они людей и крестьян от. свидетельства утаивали и друг на друга в том не доносили; однодворцы Куркины по согласию с попом утаили крестьян и дали присягу. Виновные были казнены смертию. В апреле 1723 года в Петербургской губернии, в провинциях и в Олонецком уезде сверх прежде поданных сказок явилось прописных мужского пола душ 70492 человека.
Благодаря посещению герцогом голштинским фабрики Тамеса, или Тамсена, в Москве мы знаем об ней замечательные подробности, сохранившиеся в дневнике камер-юнкера герцогова Берхгольца. Все сидевшие за станком работники были русские, были и русские мастера, и Тамес надеялся, что они скоро заменят ему иностранцев. На фабрике было 150 ткацких станков и приготовлялись все сорта полотна, от грубого до самого тонкого, прекрасные скатерти и салфетки, тонкий и толстый тик, тонкие канифасы для камзолов, цветные носовые платки. Содержание фабрики обходилось до 400 рублей в месяц. Благодаря тому же Берхгольцу мы знаем подробности о знаменитом золотошвейном заведении барона Строганова, находившемся в его доме в Москве: здесь работало около 100 девиц. Писчебумажные фабрики шли успешно, так что в 1723 году велено было во всех коллегиях и канцеляриях употреблять бумагу российского дела.
В числе казенных фабрик была коломиночная в Петербурге, но оказалось, что произведения ее не раскупаются, потому что цена была положена почти такая же, как и привозным из-за моря коломинкам, которые были гораздо лучше и шире русских. Тогда Петр приказал продавать произведения русских фабрик дешевле, именно полотна и коломинки, почем в деле стали, кроме жалованья мастеровым, притом велел принимать полотно в Штатс-контору для раздачи вместо жалованья. Но Мануфактур-коллегия доносила, что хотя цена и сбавлена по пяти копеек с аршина, однако нет надежды, чтоб и по такой цене покупали; присланные из магистрата ценовщики оценили очень дешево, от трех до десяти копеек, тогда как на фабрике аршин коломинки обходится по 14 копеек с половиною, и так как за неимением никаких денег коломиночная мануфактура остановилась, то Мануфактур-коллегия просит, чтоб от кабинета эти коломинки велено было взять в Штатс-контору и употребить на жалованье или принять в Военную коллегию на матросский мундир, а за них прислать деньги в Мануфактур-коллегию.
Сильная заводская деятельность шла в странах приуральских, где в 1723 году в честь императрицы основан был город Екатеринбург и куда был перемещен Геннин, показавший свои способности на Олонецких заводах. В сентябре 1723 года он писал Петру: «Хотя я в трудах разорвуся, однако заводы новые, железные и медные, не могу скорее строить и умножить; остановка истинно не от меня, то ты поверь мне, но остановка есть, что у меня немного искусных людей в горном и заводском деле, а везде сам для дальнего расстояния быть и указать не могу, и плотники здесь не так, как олонецкие, но пачкуны; того ради понуждай Берг-коллегию, чтоб она штейгеров побольше прислала для сыску и копания медных и прочих руд». Не можем не привести и другого любопытного письма от 4 апреля 1724 года: «Екатеринбургские заводы и все фабрики в действе. В Екатеринбургской крепости и на Уктусе уже выплавлено 1500 пуд чистой меди и отправлено к пристани для отсылки к Москве; и медной руды ко оным заводам на Полевой уже на целый год добыто, и то в короткое время с малым убытком, и должен я благодарить бога о моем счастии, что я такое богатое рудяное место обложил. Еще ныне лучше является на Полевой, и надеюсь, что в малых летах тот убыток, во что заводы Екатеринбургские стали, все заплатится и потом великая прибыль пойдет. Прочие железные твои заводы исправлены и в Катеринбурхе, та-кож на Уктусских, Каменских и Алапаевских заводах руды, уголья и дров на уголье на целый год изготовлено. И где такая богатая железная руда есть, что на Алапаевских заводах? Половина железа из нее выходит, а на Олонце пятая доля выходит, то великая разность! Ныне на Каменских заводах льют пушки на артиллерию. Который завод при Пыскоре капитан Татищев и сержант Украинцев строили по моему приказу, ныне зачнет плавить руду. Строгановым, видя ныне, что бог открыл много руды, а прежде сего жили они, как Танталус, весь в золоте и огорожен золотом, а не могли достать в таком образе, что жили они в меди, а голодны. И ныне просили меня, чтоб я с ними товарищ был и указал им, как плавить и строить, також на их кош завод отмежевать и при Яйве три места рудных, то я с радостию рад и сделаю, а ваши места не отдам, понеже надобно прежде твой убыток, во что заводы стали, возвратить, такожде и что Берг-коллегия берет жалованье. И они могут, ежели охотники, такожде довольно руды добывать; кроме твоего богатого места других тамо мест довольно. И покамест не приведу в действо нынешний завод при Пыскоре, не пойду без твоего указа, покамест могута моя есть, я рад трудиться, токмо были б приятели заочно, кому хвалить мой труд, без того не так. Пожалуй, послушай меня и не реши в горных здешних делах и положи на меня, как я прикажу. Я тебе желаю добра, а не себе и хочу прежде все убытки тебе возвратить, что в 25 лет издержано на горное дело. И ты ныне не отдавай тех шахт и штолат при Полевой и при Яйве-реке, где я на тебя добываю руду, для того что очень богато и без труда добываем, а возле тех мест есть довольно и других таких рудных мест, где мы, компанейщики, можем добывать руды; я бы сам себе худа не желал и те места на себя взял, только не хочу, а тебе желаю добра; а коли положишь сие дело на Берг-коллегию рассмотреть, то они истинно здешнего дела не знают каково, и никто, кроме самовидца и кто трудится здесь. Я ныне на истинном пути в горных делах, и дай мне волю, а когда других слушаешь, которые мне поперек, то ты век в своем желании не прийдешь в конец, хотя и радеешь».
Геннин упоминает о капитане Татищеве как строителе Пыскорского завода. Знаменитый впоследствии Василий Никитич Татищев здесь начал свое поприще как горный чиновник и прежде всего столкнулся с Демидовыми, те жаловались государю, и Петр велел исследовать дело Геннину, который таким образом донес об нем: «1) когда Татищев здешние заводы и дистрикты не ведал и о заставах не доносил, то свободно было тайными дорогами с заповедными товары и с прочими съестными припасы без выписей и не заплатя пошлин на Демидовы заводы приезжать, как и ныне явилось; а как пресеклось, то стало тем мужикам досадно, и жаловались Демидову, иное вправде, а более лгали, чтоб таким крепким заставам не быть; а Демидов — мужик упрям, видя, что ему другие стали в карты смотреть, не справясь, поверя мужицкой злобе, жаловался для того; до сего времени никто не смел ему, бояся его, слова выговорить, и он здесь поворачивал, как хотел. 2) Ему не очень мило, что вашего величества заводы станут здесь цвесть, для того что он мог больше своего железа продавать и цену наложить, как хотел, и работники б вольные все к нему на заводы шли, а не на ваши; а понеже Татищев по приезде своем начал прибавливать или стараться, чтоб вновь строить вашего величества заводы, и хотел по горной привилегии поступать о рубке лесов и обмежевать рудные места порядочно, и то ему також было досадно и не хотел того видеть, кто б ему о том указал. 3) И хотя прежь сего до Татищева вашего величества заводы были, но комиссары, которые оные ведали, бездельничали много и от заводов плода, почитай, не было; а мужики от забалованных гагаринских комиссаров разорились, и Демидову от них помешательства не было, и противиться ему не могли, а Демидов делал, что он желал, и, чаю, ему любо было, что на заводах вашего величества мало работы было и опустели. 4) Наипаче Татищев показался ему горд, то старик не залюбил с таким соседом жить и искал, как бы его от своего рубежа выжить, понеже и деньгами он не мог Татищева укупить, чтоб вашего величества заводам не быть. 5) Ему ж досадно было, что Татищев стал с него спрашивать от железа десятую долю. Ваше величество изволили мне дать от гвардии сержанта Украинцева, чтоб без бытности моей быть ему над всеми заводами директором, и хотя он человек добрый, но не смыслит сего дела, и десятеро в Украинцеву меру не смыслят. Того ради вашему величеству от радетельного и верного моего сердца, как отцу своему, объявляю: к тому делу лучше не сыскать, как капитана Татищева, и надеюся, что, ваше величество, изволите мне в том поверить, что я оного Татищева представляю без пристрастия, не из любви, или какой интриги, или б чьей ради просьбы; я и сам его рожи калмыцкой не люблю, но видя его в деле весьма права и к строению заводов смысленна, рассудительна и прилежна; и хотя я ему о том представлял, но он мне отговаривается, что ему у того дела быть нельзя: первое, что ваше величество имеет на него гнев и подозрение, которого опасаясь смело, как надлежит,[2] не посмеет и чрез то дело исправно не будет; також ежели он не увидит вашей к себе милости, то нет надежды уповать за труд награждения, и особливо в таком отдалении, где и великого труда видать не можно, ежели не чрез предстательство других получить. Третие, ежели на Демидова управы учинено за оболгание не будет и убытки его награждены не будут, то он и впредь с ним будет во вражде и беспокойстве, чрез что пользе вашего величества не без вреда быть может, и сих ради причин он, Татищев, здесь быть охоты не имеет. Пожалуй, не имей на него, Татищева, гневу и выведи его из печали, и прикажи ему здесь быть обер-директором или обер-советником».
На северо-востоке Строгановы увидали выгоду от рудных промыслов и сами просили знающего человека помочь им в начинании дела; на юге силою нужно было заставлять землевладельцев заниматься улучшенным овцеводством. В 1722 году в Сенате было определено: овец, которые содержатся на овчарных заводах, раздать в тамошних местах, расположа по числу деревень на многовотчинных людей, хотя бы кто и принять не захотел; овец этих и при них овчаров содержать точно так, как их содержали на заводах; приплод от овец получать им себе, а шерсть продавать на суконные заводы, которую покупать у них по определенной достойной цене. В Малороссию был отправлен в 1724 году такой указ: «Объявляем верным нашим подданным, малороссийским жителям всякого чина и достоинства, что мы для пользы всего нашего государства учинили суконные фабрики, на которые потребно много овечьей шерсти, а так как Малую Россию бог благословил больше других краев нашего государства способным воздухом к размножению овец и доброй шерсти, но малороссияне, не имея искусства в содержании овец, шерсть, к суконному делу негодную (хотя и множество ее имеют), за бесценок продают; для этого мы в 1722 году в Москве говорили с гетманом Скоропадским; также указом нашим писано из Мануфактур-коллегии к гетману и генеральному писарю Савичу и полковнику Полуботку, чтоб в Малороссии господари овец своих содержали по шленскому обыкновению, и правила, как овец содержать, к ним посланы; но до сих пор никакого успеха в том деле в Малороссии нет, ибо гетман Скоропадский вскоре потом умер, а Полуботок и Савич, как недоброжелатели своему отечеству и нам (в чем уже и обличились), не хотели видеть в действии повеления нашего и утаили его и никому присланных правил не объявили; а между тем уже некоторые великороссийские помещики, также и в слободских полках начали по тем правилам содержать овец и оттого прибыль великую против прежнего получают, так что продают шерсть по два рубля по две гривны и больше, а по прежнему содержанию овец только по полтине и по 20 алтын пуд в продажу идет. Мы опять теперь повелеваем малороссийским жителям овец своих содержать по правилам и шерсть продавать на наши суконные фабрики, а мастеров, которые будут каждого наставлять в содержании овец, велели мы содержать на нашем жалованье». Несмотря на все препятствия, число фабрик и заводов в конце царствования Петра простиралось до 233.
В 1722, 1723 и 1724 годах приехали из Англии, Голландии и Франции русские мастеровые, учившиеся там: столяры домового убора — трое, столяры кабинетного дела — четверо, столяры, которые делают кровати, стулья и столы, — двое, замочного медного дела — четверо, медного литейного дела — двое, грыдоровального — один, инструментов математических — один. Петр велел построить им дворы и давать жалованье два года, а потом дать каждому на завод денег с довольством, дабы кормились своею работою, и о том им объявить, чтоб заводились и учеников учили, а на жалованье бы впредь не надеялись.
На Западе ремесла имели цеховое устройство, сочли нужным ввести это устройство и в России. Устройство цехов вместе с образованием образцового магистрата в Петербурге император поручил Главному магистрату, но тот медлил, и Петр 19 января 1722 года дал такой указ обер-президенту магистрата: «Понеже давно имеется указ и регламент о исправлении дела, вам врученного, а именно о учинении перво магистрата правильного и цехов в Петербурге в пример другим городам, а потом в Москве и тако в протчих, но по се время никакого успеху в том не делается; того ради сим определяем, что ежели в Питербурхе сих двух дел, т.е. магистрата и цехов, не учините в пять месяцев или полгода, то ты и товарищ твой Исаев будете в работу каторжную посланы». В апреле 1722 года по выходе из Сената велено Дмитрию Соловьеву «учинить с иностранных учреждений о цехах известие и внесть в Сенат». Соловьев обещал сделать это к завтрашнему утру. Такая досужливость не могла позволить держать знаменитых братьев в долгой опале, когда знающие и смышленые люди были так нужны; другой брат. Осип, уже был асессором в Коммерц-коллегии. Только в конце 1724 года выработана была инструкция магистратам, посредством которых преобразователь хотел «всего российского купечества рассыпанную храмину паки собирать». Магистраты должны были состоять из президента, двоих бургомистров и четырех ратманов. Собирание рассыпанной храмины должно было начаться тем, что магистраты собирали изо всех мест и записывали в посад и в тягло всех купеческих и ремесленных людей, которые, не желая с посадскими служить и податей платить, вышли из слобод каким-нибудь образом и подлогом в разные чины, в крестьянство и в закладчики, как будто за долги отданы. Таким образом, новое учреждение должно было начинать борьбою с явлением, которого не могла побороть древняя Россия. Потом магистраты должны были заботиться о безопасности городов от пожара, иметь достаточное число нужных для того инструментов и распоряжаться вместе с гражданскими квартирмистрами и другими лицами, которых магистрат определит к тому из граждан. Магистраты должны были переписать всех граждан мужского и женского пола с их детьми, братьями, зятьями и племянниками, внучатами, приемышами, служителями, работниками и захребетниками; должны знать, когда кто родится или умрет (известия об этом можно получать от приходских священников), и присылать ежегодно в Главный магистрат ведомости о числе родившихся и умерших. Граждане должны быть разделены на три части, не включая гостей и гостиную сотню. В первом отделе, называемом первою гильдиею, находятся знатные купцы, городовые доктора, аптекари, лекари, судовые промышленники. Ко второй гильдии принадлежат торгующие мелочными товарами и всякими харчевыми припасами и ремесленные люди; остальные же, а именно все подлые люди, находящиеся в наймах, в черных работах и т.п., хотя суть и граждане и в гражданстве числятся, только к знатным и регулярным гражданам не принадлежат. Из каждой гильдии должно выбирать из первостатейных по нескольку человек в старшины, которые, особенно первой гильдии, во всех гражданских советах должны помогать магистрату; из этих старшин один избирается в старосты и один — к нему в товарищи, которые имеют попечение обо всем, что надлежит к гражданской пользе, и предлагают об этом магистрату; магистрат в важных делах должен старост и старшин призывать и с ними советоваться. В третьем разряде, между подлыми людьми, должны быть выборные старосты и десятские, которые доносят магистрату о всяких их нуждах. Старосты и старшины с согласия всех граждан делают уравнение в подушном сборе, смотря по состоянию каждого гражданина, чтоб достаточные и несемейные облегчены, а средние, бедные и семьянистые отягчены не были. Магистраты должны стараться о размножении мануфактур или. рукоделий, особенно таких, которых прежде не бывало; ленивых и гуляк понуждать работать; стараться, чтоб дети не только зажиточных, но и бедных людей учились читать, писать и арифметике, и для того при церквах или где пристойно учредить школы; стараться, чтоб обедневшие, особенно престарелые и дряхлые, граждане мужского и женского пола в богадельни были пристроены, а посторонних, кроме граждан, в городовые богадельни не принимать. Где возможно, стараться учредить ярмарки. Смотреть, чтоб гражданам от посторонних разных чинов и от приезжих купецких людей в их торгах и ремеслах помешательства, также и приезжим купецким и уездным людям от граждан в ценах и проволочке времени утеснения и принуждения не было. Во всякие городовые и купечеству приличные службы употреблять из подлых или обедневших граждан, чтоб от того могли себе пропитание иметь и положенную подать платить. Если по смерти гражданина останутся малолетние дети, то магистрат должен смотреть, чтоб душеприказчики, назначенные родителями, имели малолетних сирот в добром призрении и воспитании, а имение их в добром хранении; если же родители сами не назначат душеприказчиков, то магистрат обязан выбрать людей добрых, кому во всем верить можно.
«Магистрат, — говорилось в инструкции, — имеет правдиво, честно и чинно себя держать, дабы в такой знатности и почтении были, как и в других государствах, и чтоб, яко действительные начальники, от граждан почитаны и от его императорского величества рангом удостоены быть могли».
Нерадения и беспорядки, господствовавшие в прежних ратушах при переменных по выборам бургомистрах, понудили Петра учредить для городового управления коллегию из постоянных членов, которых граждане должны были почитать как действительных начальников, но горожане посредством своих старост и старшин должны были принимать постоянное участие в делах городского управления.
Самый многочисленный класс первоначальных промышленников — хлебопашцы продолжали заявлять о своем незавидном положении побегами. Правительство не могло улучшить их быт освобождением от крепостной зависимости, повторяло указы об отдаче беглых людей и крестьян прежним помещиками с женами и детьми и со всеми их пожитками, о наказании старост и приказчиков за содержание беглых, о взыскании с владельцев деревень за позволение принимать беглых людей и за водворение их. Землевладельцы хотели было порешить и с половниками, но правительство удержалось от этой меры. В 1723 году император предписал переписчикам согласиться с землевладельцами северных областей (поморских городов) насчет половников, переходящих с одной земли на другую, и прислать в Сенат мнения, какой придумать способ, чтоб половники, переходя с места на место, не избывали подушного сбора. Переписчик бригадир Фамендин прислал мнение, чтобы половников в другие места не переводить и запретить им переход указами; такое же мнение прислал и полковник Солнцев, но генерал-майор Чекин писал, что хотя, по мнению землевладельцев, должно укрепить половников за ними как за помещиками, однако, по его мнению, половников укреплять в крестьянство не следует. Сенат в январе 1725 года согласился с Чекиным, позволил половникам вольный переход как с частных земель на казенные, так и наоборот, только каждому половнику позволено было переходить в одном своем уезде. Для облегчения участи крестьян у правительства осталось два средства: отстранять помещиков, могших употреблять во зло свое право, от управления крестьянами и при особенных неблагоприятных обстоятельствах для сельского хозяйства уменьшать крестьянские повинности. В первом отношении замечателен указ: «Понеже как после вышних, так и нижних чинов людей движимое и недвижимое имение дают в наследие детям их, таковым дуракам, что ни в какую науку и службу не годятся, а другие, несмотря на их дурачество, для богатства отдают за них дочерей своих и свойственниц замуж, от которых доброго наследия к государственной пользе надеяться не можно, к тому ж и оное имение, получа, беспутно расточают, а подданных бьют и мучат, и смертные убийства чинят, и недвижимое в пустоту приводят: того ради повелеваем как вышних, так и нижних чинов людям, и ежели у кого в фамилии ныне есть или впредь будут таковые, подавать о них известие в Сенат, а в Сенате свидетельствовать, и буде по свидетельству явятся таковые, которые ни в науку, ни в службу не годились и впредь не годятся, отнюдь жениться и замуж идтить не допускать и венечных памятей не давать, и деревень наследственных и никаких за ними не справливать, а велеть ведать такие деревни по приказной записке и их, негодных, с тех деревень кормить и снабдить ближним их родственникам, а буде родственников не будет, то ближним же их свойственникам». Летом 1723 года Сенат получил доношения из Московской губернии и других провинций, что вследствие неурожая, бывшего два года сряду, крестьяне находятся в самом бедственном положении, едят Льняное семя и дубовые желуди, мешая с мякиною, бывают по нескольку дней без пищи, многие от этого пухнут и умирают, иные села и деревни стоят пусты: крестьяне вышли в разные места для прокормления. А между тем, кроме денежных сборов, в одной Московской губернии показано провиантской недоимки 472832 четверти, и из Камер-коллегии для правежу этой недоимки посланы такие жестокие указы, что велено продавать пожитки и неплатящих ссылать в галерную работу, вследствие чего бедные крестьяне принуждены сами проситься в галерную работу. Сенат определил для таких нужд удержать правеж до 1 сентября нынешнего года и на 723 год провиантские положенные сборы сбирать в августе-месяце, как новый хлеб поспеет. Подушная перепись крестьян происходила с затруднением: в селе Лопатках Воронежского уезда поп Герасим возмущал жителей и приводил к кресту и евангелию, чтоб они людей и крестьян от. свидетельства утаивали и друг на друга в том не доносили; однодворцы Куркины по согласию с попом утаили крестьян и дали присягу. Виновные были казнены смертию. В апреле 1723 года в Петербургской губернии, в провинциях и в Олонецком уезде сверх прежде поданных сказок явилось прописных мужского пола душ 70492 человека.