Спенсер Лавирль. Колибри

   Как ей себя вести?
   Она долго называла его мистером Камероном и дорожным грабителем, так что ей было очень трудно сразу поменять свое отношение, которое – она теперь видела – было основано на предположении, что он виновен в том, в чем обвинялся. Но ведь сколько раз он сам намекал, что является преступником? Да вот только вчера он сказал, что надолго здесь не задержится, так что можно не беспокоиться, если она ему все расскажет о себе и... и о Ричарде. А теперь мисс Абигейл поняла, что он с ней заигрывал, намекая, что за ним приедет полиция, хотя все время знал, что это будет Джим Хадсон.
   С потерянным видом она перебрала в памяти все другие случаи– угрозы и поцелуи, борьбу за револьвер и ужасные издевательства. Был ли он прав, говоря, что она отбросила правила приличия, думая, что он дорожный грабитель, и свалила всю вину на него? Только он не был грабителем. Внезапно к мисс Абигейл вернулся здравый смысл, и она решила, что будет относиться к нему так же, как до визита Джеймса Хадсона. Джесси не был реабилитирован за все, через что он заставил пройти мисс Абигейл. Но она держала в неуверенной руке тысячу долларов, и сколько бы она ни отрицала, это действительно в какой-то степени реабилитировало его.
   Она подошла к его комнате, и сердце ее бешено колотилось. Джесси сидел на цветастых подушках на сиденье под окном и выглядел еще более мужественным в джинсах и расстегнутой рубашке на желтовато-зеленом фоне. Он смотрел в окно на Джима Хадсона и не заметил, как вошла мисс Абигейл. Она смотрела на него, с трудом переводя дыхание – он выглядел слишком привлекательно и миролюбиво, а она не хотела ни того ни другого. Он отпустил занавеску, рассеянно почесал обнаженную грудь, и глаза мисс Абигейл следили за его тонкими пальцами. Наконец она смогла откашляться.
   Джесси с удивлением поднял взгляд.
   – Здесь, наверное, нельзя сидеть? – Он хотел подняться.
   – Нет, можно. У окна прохладно, сидите. Он откинулся назад.
   – Ну, заходи. Может быть, теперь ты не боишься. – Он не собирался подшучивать над ней, и она внезапно почувствовала, как ей этого не хватает, чтобы ослабить восхищение, которое он начал у нее вызывать.
   – Я... я еще боюсь, – призналась она. Никто из них не улыбнулся.
   – Я хотела спросить: «Почему вы не сказали мне», но – это глупо – вы ведь говорили.
   Он великодушно не обратил на это внимание, хотя мисс Абигейл только этого и хотела, уж лучше чем натянутая серьезность. Он только сказал:
   – Я бы тоже выпил стаканчик лимонада, Эбби. Не могла бы ты мне принести, пожалуйста?
   – Как я могу не принести? В конце концов именно за этомне и заплатили.
   Она чувствовала на себе его взгляд, и ее руки задрожали, пока она наливала напиток. «Кто вы? – мысленно вопрошала она. – И зачем вы здесь?» Она была в полном расстройстве чувств из-за перемены, которую ощущала в Джесси после ухода Джима Хадсона. Он взял стакан, поблагодарил ее, сделал глоток и наклонился вперед, поставив локти на колени, молча глядя на мисс Абигейл.
   – Прежде всего, – нервно начала она, – я хочу дать ясно понять, что причинила вам боль на кухне не нарочно и... и причина, по которой я это говорю, не имеет ничего общего с тем, зарабатываете ли вы себе на жизнь, грабя поезда, или нет.
   – Приятно слышать. Я, конечно, тебе верю. Ты очень честная, Эбби.
   Глаза Джесси, казалось, прожгли ее насквозь.
   – А вы?
   – Садись, Эбби. Ради Бога... в то маленькое кресло-качалку, и я поговорю с тобой.
   Она замешкалась, потом села, но не расслабилась.
   – Все, что я рассказывал о себе, правда. Я никогда не врал тебе.
   – Джим Хадсон – это тот друг, о котором вы рассказывали? Тот, что покинул Новый Орлеан вместе с вами, когда вам было двадцать?
   Джесси кивнул, потом выглянул в окно, снова чувствуя, как волнует его эта женщина, хотя он и предпочел бы, чтобы этого не было.
   – Он очень привлекательный, – сказала Эбби, глядя вниз на свой стакан, а затем тихо добавила, – и очень богатый.
   Джесси посмотрел на мисс Абигейл карими в крапинку глазами и промолчал.
   – Я просто не могу принять тысячу долларов. Это слишком много.
   – Джим, кажется, так не думает.
   Мисс Абигейл посмотрела прямо в глаза Джесси.
   – Не думаю, что он это решает.
   – да? – уклончиво спросил Джесси. Он поднес стакан к губам, словно не придал этой реплике особого значения. Мисс Абигейл поймала себя на том, что смотрит на его полные губы, на черные усы, которые он пригладил указательным пальцем после того, как отпил лимонада.
   – Кто вы? – спросила она не в силах сдерживаться.
   – Джесси Дюфрейн, к вашим услугам, мадам, – ответил он и приподнял стакан, словно произнося тост.
   – Я не это имела в виду, вы знаете.
   – Знаю. – Он углубился в изучение стакана. – Но мне не хотелось бы, чтобы ты пересмотрела свое отношение ко мне, если я вдруг стану для тебя реальным.
   Она глубоко, неровно вздохнула.
   – Вы для меня и так реальный, вы знаете. Джесси продолжал поглощенно изучать стакан, покачивая его так, что жидкость завертелась в водовороте, оставляя на стенках прозрачные кусочки лимона.
   – Я не хочу быть реальным для тебя. Позволь мне остаться тем, что я есть.
   Когда он наконец поднял глаза и устремил их прямо на мисс Абигейл, в них светился вызов.
   – Ведь ты уже знаешь, кто я такой. Я фотограф, как я и сказал.
   – Нанятый Джеймсом Хадсоном?
   Он сделал большой глоток, поглядывая на Эбби поверх стакана, потом опустил глаза и произнес:
   – Почему железная дорога так волнуется о вас, если вы всего лишь делаете картинки?
   – Думаю, им они нравятся.
   – Наверно. Я очень хотела бы их увидеть, если можно. Ваши фотографии должны быть необычными.
   – Да нет. Они просто живописны, а необычны, может быть, потому, что на них изображена жизнь железной дороги такой, какая она есть.
   – Прошлой ночью вы говорили не это. Он в первый раз насмешливо улыбнулся.
   – Ну... это единственный раз, когда я немножко соврал. Но ты сама убедишься, когда увидишь их.
   – А я увижу? – посмела спросить мисс Абигейл, хотя сердце ее выскакивало из груди.
   – Трудно сказать. Мы с Джимом хотим завтра утрясти одно дельце. – Он положил загорелую руку на оконную раму и посмотрел на дорогу. – Потом я уеду из города.
   «Нет, еще нет!»– мысленно взмолилась мисс Абигейл. Зная, ч го это неизбежно, она уже ощущала пустоту, хотя и желала раньше, чтобы он уехал. Все еще глядя в окно, Джесси серьезно добавил:
   – Если у меня когда-нибудь появится возможность вернуться сюда и показать тебе самой фотографии, я непременно сделаю эго Она с горечью поняла, что этого никогда не произойдет.
   – Вы уверены, что уже поправились, чтобы путешествовать? – Он бросил взгляд в ее сторону.
   – Ну ты же хочешь, чтобы я убрался отсюда?
   – Да, хочу, – соврала она и закончила уже правдой: – Но чтобы вам не было хуже.
   Его глаза остановились на ее лице, и их выражение моментально потеплело.
   – Не забивай себе голову, Эбби. Ты уже достаточно беспокоилась обо мне.
   – Но вы заплатили мне слишком много, – возразила она.
   Он видел, как напряженно она сидела в кресле, руки мисс Абигейл сжимали стакан так, словно она все еще до смерти боялась Джесси. Он предположил, что она знала правду о нем, но уйти, не подтвердив ее, будет легче.
   – Тебе платит железная дорога, а не я или Джим, – сказал он убедительно.
   – Я знаю. Я имела в виду, что одна тысяча – это много.
   – Сколько, по-твоему, стоит моя жизнь? – спросил он, чтобы услышать, что она скажет, зная теперь, что она им в некотором смысле дорожит.
   Ее глаза полукругом обвели комнату и остановились на его руке со стаканом.
   – Больше, чем стакан лимонада... – Она полностью утратила самообладание. – Ох, я не знаю. – И вздохнула, опустила голову на руки, смотря на свои колени.
   – Сколько это все стоит – все, что ты сделала, спасая мою жизнь? Я никогда точно не знал, что ты для меня сделала. Кое-что из этого я узнал в ту ночь, когда я был с тобой...
   Его глаза скользнули на кровать, потом он резко отвел их к окну. Черт, что вытворяет эта женщина с его головой! Глядя невидящим взглядом на летний полдень, он хрипло сказал:
   – Эбби, я чертовски виноват.
   Она подняла голову и увидела профиль: он сглотнул, его кадык двигался, казалось, он поглощен милым двориком за окном. Лицо мисс Абигейл запылало, ее рот и глаза, казалось, внезапно наполнились соленой влагой.
   – Я... я тоже виновата, мистер Д... Дюфрейн, – выдавила она.
   Охватив ладонью раму, Джесси повернул голову и, положив ее на руку, молча смотрел на Эбби. Потом, наконец, из-за этой покрытой загаром руки, тихо донеслось:
   – Джесси... меня зовут Джесси.
   Ему почему-то захотелось услышать, как она произносит его имя, всего лишь раз, зная уже, что он не преступник.
   Она устремила глаза на его лицо, ища следы насмешки, но увидела лишь тихую сосредоточенность, которая грозила погубить мисс Абигейл. Имя повисло в воздухе, и мисс Абигейл хотелось повторить его, но они знали, что сделай она так, оба бы потеряли голову.
   Глаза мисс Абигейл остановились на мускулистой руке, из-за которой черным пятном выглядывали усы. Теперь только очень внимательный глаз мог определить, что они когда-то были сбриты: мистер Хадсон очень давно знал этого человека и поэтому заметил перемену. «Знал ли он так же хорошо душевные качества Джесси, на которые намекал?» – гадала Эбби.
   Наблюдая через дверной проем за Джесси, мисс Абигейл могла точно сказать, что, глядя на своего удаляющегося друга, он нестерпимо желал присоединиться к нему, чтобы вернуться к шумной, суровой жизни железной дороги, которую они делили многие годы. Она не имела никакого права мечтать, чтобы Джесси остался.
   Тишина затянулась и стала более напряженной. Наконец Джесси опустил руку с оконной рамы и оглядел комнату, словно осматривая ее в последний раз.
   – Я хочу поблагодарить тебя, Эбби, за эту комнату. Она прекрасна. Комната настоящей леди. Ты наверное с большой радостью вернешься сюда.
   – Мне вполне удобно и наверху, – тускло произнесла она.
   – В такие ночи там должно быть жарче, чем здесь. Прости, что выгнал тебя. – Он посмотрел на маленькую двойную овальную раму, потянулся и взял ее. – Это твои родители?
   – Да, – ответила Эбби. Он задумчиво постучал по рамке:
   – Ты больше похожа на него, а не на нее.
   – Люди всегда говорили, что я похожа на отца, а веду себя как мать. – Только произнеся это, она поняла, что сказала. Комната наполнилась тишиной. Джесси прочистил горло, рассмотрел изображение, взвесил его на ладони и словно забыл о нем, оставив качаться на пальцах: наклонившись и глядя в пол, он заговорил. В его голосе слышалось больше чувства, чем когда-либо.
   – Эбби, забудь, что я говорил о твоей матери. Что за черт, я ведь даже не знал ее.
   Она уставилась на рамку в знакомой руке.
   11 Комок застрял в горле, а на ресницах появились слезы.
   – Нет... вы знаете, мне кажется, вы знаете ее лучше меня.
   Он поднял на нее изумленный взгляд и, казалось, был готов броситься к ней, хотя даже и не шелохнулся. В какой-то момент мисс Абигейл была уверена, что он окажется рядом. Она чувствовала внутреннюю борьбу, происходящую в нем. Но он замер в нерешительности. Имя, которое он произносил так часто, чтобы уколоть ее, на этот раз прозвучало с резким чувством.
   – Эбби?
   Он произнес его так, что мисс Абигейл пожалела, что его невозможно изваять из камня и носить, может быть, в медальоне, или закладывать между страницами книжки сонетов. Ей следовало поправить Джесси, но дни, когда она бранила его, ушли в прошлое, а этот разговор тянулся много-много лет. Услышав свое имя, только что слетевшее с его губ, глядя в черные пронзительные глаза, в которых застыли немые вопросы, и на сосредоточенное лицо, мисс Абигейл не могла не предположить, что ему тоже было очень больно, и про себя умоляла его не смотреть на нее.
   – Эбби? – спросил он снова так же мягко, ласково, нежно.
   Мисс Абигейл содрогнулась и выговорила то, что надо было произнести уже давно:
   – Мне сегодня надо вас кормить еще дважды, мистер Дюфрейн, а в доме нет ничего, хотя бы отдаленно напоминающего еду. Лучше я схожу в город, пока не закрылись магазины. Что бы вы хотели?
   Его глаза внимательно изучали ее лицо, на его губах появилась усмешка.
   – С каких пор ты стала утруждать себя вопросами?
   – С тех пор, как у нас была пахта, – ответила она, выбрав самый подходящий момент.
   Он легко засмеялся тем смехом, который так нравился мисс Абигейл. Она очень мила, подумал он, глядя, как она поправляет свой тугой, высокий воротничок и собранные на затылке волосы. А она наслаждалась его смуглым привлекательным лицом и впечатляющей пропорциональностью развитых мышц.
   – Ах да, пахта, – радостно припомнил он. Оба прекрасно понимали, что пахта была переломным моментом.
   – А на ужин? – спросила она.
   Под очаровательным взглядом мисс Абигейл улыбка Джесси стала еще шире. Глаза его остановились на ее груди и снова поднялись.
   – Оставляю на твое усмотрение, – сказал он, совсем не походя на Джесси, к которому она привыкла.
   – Очень хорошо, – ответила Эбби, совсем в духе мисс Абигейл, к которой он привык.
   Поднявшись, она ощутила в коленях страшную слабость, как будто долго бежала. И все же она побежала опять, ее шаги были медленнее и размереннее, чем обычно. Она бежала от улыбки Джесси... к стойке с зонтиками, где надела отделанную маргаритками шляпку и перчатки, на которых сохранились грязные пятна от поводьев и земли с берега ручья.

ГЛАВА 14

   Город гудел от слухов. Мисс Абигейл знала это. Она чувствовала на себе пристальные взгляды из каждого окна, выходившего на тротуар, но шла гордо, не замечая любопытных глаз, по пути заскочила в мясную лавку.
   – О, мисс Абигейл, – бросился ей на– встречу Гейб Портер. – Оказывается, мужчина в вашем доме вовсе и не дорожный грабитель? Разве это не здорово? Весь город судачит об этом малом с железной дороги, который приехал сегодня, чтобы заплатить вам за пациентов. Что вы думаете об этом?!
   – Это меня не интересует, мистер Портер. Кто он такой, вовсе не связано с тем, как он себя чувствует. Он еще не полностью поправился и пробудет под моим присмотром еще один день, прежде чем покинет Разъезд Стюарта.
   – Вы имеет в виду, что будете держать его у себя, даже если он больше этого не захочет?
   Глаза мисс Абигейл сверкнули огнем, достаточным, чтобы подкоптить куски мяса, свисавшие на крючках с огромной резной железной реи на стене Гейба.
   – На что вы намекаете, мистер Портер? На то, что я была с ним в безопасности, когда его считали уголовником, а теперь, когда его считают фотографом, – нет?
   Это не очень-то прибавило благоразумия Гейбу Портеру.
   – Что вы, я не имел в виду ничего такого, мисс Абигейл. Я просто забочусь о благополучии незамужней женщины, вот и все.
   Гейб Портер не мог бы причинить ей боль, даже если бы отсек от нее своим здоровым ножом порядочный кусочек, но на лице мисс Абигейл не отразилось ничего, хотя его слова укололи ее в самое сердце.
   – О моем благополучии вы бы лучше позаботились, отрезав мне два самых толстых куска говядины, мистер Портер, – потребовала она. – Мясо – вот что укрепляет ослабленный организм. Мы обязаны дать этому человеку хорошего красного мяса, после того как он потерял сколько крови по воле несчастного случая, вы согласны?
   Гейб сделал, как было приказано, ни на минуту не забывая: Боне Бинли передал, что Джем Перкинс говорил, что мисс Абигейл ездила на прогулку на двухколесной коляске с фотографом на холмы, а после этого младший Роб Нельсон видел мужчину, расхаживавшего с важным видом по заднему двору мисс Абигейл, облаченного только в штаны от пижамы. Надо же! И с его слов, его попросили доставить мисс Абигейл подарки, прямо из Денвера. Это должно быть от него. Черт, она никого не знает в Денвере, кроме него!
   Но если все это Гейб Портер воспринял довольно спокойно, то последующее заставило его испытать настоящее потрясение. По дороге к себе Гейб услышал, что мисс Абигейл зашла в банк и положила чек на целую тысячу долларов, выписанный «Роки-Маунтин-Рэйлроад Компани», для которой, все в городе знали это, человек, поселившийся в доме мисс Абигейл, делал свои «картинки».
   Зайдя за угол, мисс Абигейл пришла в замешательство, увидев Джесси, дожидавшегося ее снова на качелях. Она еле сдержалась, чтобы не оглядеться по сторонам – не видел ли кто здесь Джесси. Ах, по крайней мере он в рубашке, подумала она, а подойдя поближе, мисс Абигейл заметила, что рубашка застегнула почти полностью, то есть с почти полным соблюдением приличий. Но, поднявшись по ступеням, увидела, что Джесси босой и задрал одну ногу на сиденье, согнув ее в колене.
   – Привет, – поприветствовал он, – что ты сделала?
   Припоминая обезумевшие глаза Блейр Симмонс, когда всего несколько минут назад она протягивала чек в его клетушку в банке, мисс Абигейл ответила:
   – Я сохранила деньги. Джесси в растерянности спросил:
   – Что?
   – Сохранила, – повторила она, – положила в банк. Спасибо.
   Он засмеялся и покачал головой.
   – Нет, я не о том. Я спрашивал, что ты сделала на ужин.
   Тысяча долларов, казалось, совсем его не беспокоила. Он больше не возвращался к мысли о деньгах, словно на самом деле думал, что это теперь забота мисс Абигейл, и все тут.
   – Бифштекс, – ответила она, обрадованная тем, что он спрашивает не о деньгах.
   – Тысяча чертей, отлично! – воскликнул он, хлопнув по животу, потер его, приведя в беспорядок рубашку, и потянулся.
   Мисс Абигейл вдруг поняла, что не может сердиться на его грубый язык, а еще труднее ей было удержаться от улыбки.
   – Вы неисправимы, сэр. Думаю, если бы вы остались здесь подольше, я бы подверглась опасности привыкнуть к вашей грубости.
   – Если бы я остался здесь подольше, я либо был бы направлен на путь истинный, либо вынужден был броситься под поезд– впрочем, возможно, вместе с вами. Я такой, какой я есть, мисс Абигейл, и бифштекс звучит чертовски заманчиво.
   – Если бы вы сказали это по-другому, я бы наверное вам не поверила, мистер Каме... мистер Дюфрейн.
   Ее широкая улыбка очаровала Джесси.
   Как просто было снова шутить с ним. Это, как она знала, гарантировало их безопасность на приближающий вечер. Он опустил ногу на пол, оперся на загорелые сильные ладони о край скамейки и со знакомой ухмылкой тихо сказал:
   – Иди жарить бифштекс, женщина.
   Она, конечно, не зарделась после всего, что между ними произошло.
   Пока жарился бифштекс, солнце село за горы, и на веранде, освещенной бледно-лиловыми тенями, стало прохладнее. Джесси Дюфрейн сидел и прислушивался к крикам детей, играющих в «беги, овца, беги», в сумерках. Сквозь пронзительный гомон он слышал отдельные выкрики: «Нет, он не делал!.. Нет, делал... Да он бы ни за что!..» Потом новая волна спора, пока перебранка не затихла, и овца не добежала куда надо. До Джесси доносился запах мяса, позвякивание металла и звон стеклянной посуды. Он лениво поднялся и захромал в дом, столкнувшись с мисс Абигейл. Она вышла из кладовой, неся кучу тарелок, стаканов и чашек, прижав их к животу. Блузка на ее груди натянулась. Джесси поднял восхищенные глаза и увидел, что мисс Абигейл не оглядеться по сторонам – не видел ли кто здесь Джесси. Ах, по крайней мере он в рубашке, подумала она, а подойдя поближе, мисс Абигейл заметила, что рубашка застегнула почти полностью, то есть спочти полным соблюдением приличий. Но, поднявшись по ступеням, увидела, что Джесси босой и задрал одну ногу на сиденье, согнув ее в колене.
   – Привет, – поприветствовал он, – что ты сделала?
   Припоминая обезумевшие глаза Блейр Симмонс, когда всего несколько минут назад она протягивала чек в его клетушку в банке, мисс Абигейл ответила:
   – Я сохранила деньги. Джесси в растерянности спросил:
   – Что?
   – Сохранила, – повторила она, – положила в банк. Спасибо.
   Он засмеялся и покачал головой.
   – Нет, я не о том. Я спрашивал, что ты сделала на ужин.
   Тысяча долларов, казалось, совсем его не беспокоила. Он больше не возвращался к мысли о деньгах, словно на самом деле думал, что это теперь забота мисс Абигейл, и все тут.
   – Бифштекс, – ответила она, обрадованная тем, что он спрашивает не о деньгах.
   – Тысяча чертей, отлично! – воскликнул он, хлопнув по животу, потер его, приведя в беспорядок рубашку, и потянулся.
   Мисс Абигейл вдруг поняла, что не может сердиться на его грубый язык, а еще труднее ей было удержаться от улыбки.
   – Вы неисправимы, сэр. Думаю, если бы вы остались здесь подольше, я бы подверглась опасности привыкнуть к вашей грубости.
   – Если бы я остался здесь подольше, я либо был бы направлен на путь истинный, либо вынужден был броситься под поезд– впрочем, возможно, вместе с вами. Я такой, какой я есть, мисс Абигейл, и бифштекс звучит чертовски заманчиво.
   – Если бы вы сказали это по-другому, я бы наверное вам не поверила, мистер Каме... мистер Дюфрейн.
   Ее широкая улыбка очаровала Джесси.
   Как просто было снова шутить с ним. Это, как она знала, гарантировало их безопасность на приближающий вечер. Он опустил ногу на пол, оперся на загорелые сильные ладони о край скамейки и со знакомой ухмылкой тихо сказал:
   – Иди жарить бифштекс, женщина.
   Она, конечно, не зарделась после всего, что между ними произошло.
   Пока жарился бифштекс, солнце село за горы, и на веранде, освещенной бледно-лиловыми тенями, стало прохладнее. Джесси Дюфрейн сидел и прислушивался к крикам детей, играющих в «беги, овца, беги», в сумерках. Сквозь пронзительный гомон он слышал отдельные выкрики: «Нет, он не делал!.. Нет, делал... Да он бы ни за что!..» Потом новая волна спора, пока перебранка не затихла, и овца не добежала куда надо. До Джесси доносился запах мяса, позвякивание металла и звон стеклянной посуды. Он лениво поднялся и захромал в дом, столкнувшись с мисс Абигейл. Она вышла из кладовой, неся кучу тарелок, стаканов и чашек, прижав их к животу. Блузка на ее груди натянулась. Джесси поднял восхищенные глаза и увидел, что мисс Абигейл поймала его взгляд. Он усмехнулся и пожал плечами.
   – Чем могу помочь?
   Сегодня вечером он полон сюрпризов, подумала она и протянула ему стопку блюдец. Когда он повернулся в сторону кухонного стола, она остановила его:
   – Нет, не здесь. Поставьте их в столовой. Тот стол давно не использовался. Я подумала, что мы можем сегодня сесть за ним.
   Его усы ощетинились.
   – Значит, будет маленькая прощальная вечеринка?
   – Скорее всего, да.
   – Как скажешь, Эбби. Он направился к столовой.
   – Одну минуту. Я постелю скатерть.
   – Для такого случая и скатерть?
   Она вошла с безупречно чистой, накрахмаленной скатертью и спросила:
   – Вы не могли бы поднять подсвечники?
   – Конечно.
   Он поднял со стола пару подсвечников, удерживая и остальную ношу, и стоял, пока мисс Абигейл одним взмахом расстелила скатерть точно так, как хотела.
   – Ух ты, это самая дьявольская вещь, какую я видел!
   – Что именно? – спросила она, нагнувшись, чтобы расправить и без того совершенно ровную поверхность материи.
   – Если бы я попробовал расстелить скатерть, она, возможно, полетела бы в противоположном направлении и потащила бы меня с собой.
   Он наклонил голову, оперев ее на стопку блюдец, и наблюдал за маленьким задом мисс Абигейл, когда она перегнулась через край стола, утюжа его ладонями. Когда она выпрямилась, он снова встал прямо.
   – Вы хотите продолжить или будете стоять так всю ночь?
   – Я бы хотел посмотреть, как ты делаешь это, еще раз, – сказал он.
   – Что?
   – Взмахиваешь этой штукой и сажаешь в аккурат по центру стола. Готов поспорить, что ты больше так не сможешь.
   – Сумасшедший. Вы перебьете все мои тарелки, если не поставите их сейчас же.
   – На что поспорим?
   – Теперь, так сказать в довершение всего сделанного, вы хотите вовлечь меня в азартные игры?
   – Перестань. Эбби, что тебе стоит? Один взмах скатертью.
   – Я вас терплю, и этого достаточно! – она очаровательно улыбнулась.
   – Как насчет одного фотографического портрета на фоне отменно приготовленной домашней еды? – предложил Джесси, думая, что это помогло бы ему под благовидным предлогом снова появиться на Разъезде Стюарта.
   Что, честное слово, нашло на Абигейл Маккензи, она не могла сказать, но только в следующий момент она взяла скатерть и опять высоко взмахнула ею. На этот раз ткань, конечно, легла криво... и в следующий... и оба уже смеялись как неотесанная деревенщина, хотя ничего особо веселого и не было.
   Блюдца стучали на груди у Джесси, когда он решил добродушно уколоть:
   – Вот видишь, я же говорил, ты больше не сможешь расстелить ее одним движением. Я выиграл.
   – Но в первый-то раз у меня получилось, так что это не считается. Это очень трудно сделать после того, как весь воздух взбаламучен. С чего это я начала размахивать скатертью как дурочка?
   – Чтоб мне провалиться, если я знаю, Эбби, – сострил он и наконец поставил свою стопку на стол.
   И впервые за свою жизнь Эбби подумала, чтоб мне провалиться, если я тоже знаю.
   – Пойду-ка я переверну бифштексы, – сказала она и ушла обратно на кухню.