Спенсер Лавирль. Колибри

   – Я не пьяна, Джесси. Я... Я не пьяна. И я не хочу возвращаться наверх.
   – Это не нужно тебе в твоей жизни.
   – В какой жизни? – задыхаясь спросила она. Сердце Джесси сжалось от угрызений совести из-за того, что он лишил ее спокойствия, которое всегда у нее было.
   – Жизни, которой ты всегда гордилась, жизни, которую я не хочу разрушить.
   – Я так много раз думала, что знаю, что может разрушить мою жизнь. Моя мать всегда предупреждала меня, что ее могут разрушить мужчины вроде Ричарда. Когда она умерла, а он уехал, я гадала, как существовать изо дня в день посреди этой пустоты. Потом в мой дом пришел человек по имени Дэвид Мелчер, и я снова обрела надежду, но...
   – Эбби, я пытался извиниться за это. Я знаю, мне не следовало выгонять Мелчера. Прости.
   – Да, вам не следовало, но вы это уже сделали, и он уехал и никогда не вернется. И мне надо... я...
   Она стояла как манекен, лунный свет окрасил ее в цвет слоновой кости. Руки были прижаты к дрожащим губам.
   – Эбби, не говори так. Ты была права вечером за ужином. Я действительно ценю все твои старомодные моральные принципы, в противном случае я давно бы овладел тобой. Я не хочу стать тем человеком, который повергнет их в прах, поэтому возвращайся наверх, а завтра я уеду.
   – Неужели вы думаете, я не понимаю этого! – в отчаянии закричала она. – Вы единственный, кто заставил меня осознать правду о Ричарде и обо мне самой. Вы единственный обвинили меня в косности, так кто же может быть лучше, позвольте спросить? Не пытайтесь меня отговорить, Джесси, только не теперь, когда я зашла так далеко. Вы... вы мой последний шанс, Джесси. Я хочу познать то, что каждая женщина должна познать задолго до тридцати трех.
   Джесси вскочил с кровати, обмотался простыней и подсунул ее под мышки.
   – Черт побери, это не честно! Я не хочу быть единственным человеком, ответственным за твое падение! – Он со злобой потянул простыню, но она застряла под матрасом, удерживая его рядом с кроватью. – Я лежал здесь, думая о тебе часами, после того как отправился спать, и понял, чт о ты была на все сто процентов права по поводу мотива моих поступков. Не знаю, что именно в тебе заводит меня. Однажды я хотел совратить тебя, но в следующую минуту я проклинал весь белый свет, потому что ты ст оль ангельски чиста, что, совратив тебя, именно я был бы конченым человеком. Ты знаешь это и используешь против меня.
   Да. Она знала. Но переступила через свою гордость и заговорила напряженным шепотом.
   – Значит, вы отвергаете меня?
   О Боже, подумал Джесси. О Боже, Эбби, не делай этого со мной, когда я пытаюсь поступить благородно впервые за всю свою жизнь!
   – Эбби, после этого я не смогу жить в согласии сам с собой. Ты не какая-нибудь дешевая шлюшка, таскающаяся по железнодорожным лагерям.
   – А если бы я была ею, мне можно было остаться?
   Ее жалобная мольба отдавалась в Джесси болью желания. Какого черта я ее отталкиваю, начал он ругать себя, гадая как бы им выбраться из этой ситуации. Ее моральные устои и моральные устои ее матери перестали существовать, но – что за ирония – он теперь должен был сам выступить от имени матери, которую критиковал раньше.
   – Эбби, – начал он ее увещевать, – ты не можешь потому, что ты – не она. Ты понимаешь разницу? – Неужели она не понимает, что делает с ним, стоя здесь трепещущая, укутанная в лунный свет? – Ты возненавидишь меня потом, точно также, как ты возненавидела Ри– чарда. Потому что я уйду, Эбби. Я уйду, и ты знаешь это.
   – Разница в том, что теперь я знаю это заранее.
   На груди Джесси выступил пот, он натянул простыню, обернутую теперь вокруг бедер так, что она врезалась в кожу.
   – Но ты знаешь, кто я такой, Эбби.
   Она гордо подняла подбородок, хотя и дрожала всем телом.
   – Да, вы Джесси Дюфрейн, фотограф, повидавший жизнь в ее настоящем свете. Но сейчас именно вы пытаетесь убежать от реальности, а не я.
   – Ты чертовски права, я пытаюсь убежать. – Его дыхание было прерывистым, словно он действительно бежал. – Но причина в тебе. Завтра утром ты увидишь все в другом свете и возненавидишь меня.
   – А вас это заботит? – осмелилась спросить Эбби, оборонительно приподняв подбородок.
   – Да, чертовски заботит, в противном случае я бы не стоял сейчас, споря с тобой, обернутый в эти простыни, как застенчивый школьник!
   – Но вы знаете, что если отошлете меня обратно, я все равно возненавижу вас.
   Лунный свет искрился на их выхваченных из темноты фигурах, пока они пытались разглядеть лица друг друга. Джесси казалось, он чувствует запах роз, он различал плечи Абигейл, она выглядела маленькой, уязвимой и напуганной. Ее волосы свободно падали вниз и блестели в лунном свете, словно нимб, вокруг затемненного лица.
   – Эбби... – его голос дрогнул, – я не для тебя. У меня было чертовски много мимолетных знакомств.
   Но его непреклонность каким-то образом преобразовалась во влечение, и он сделал шаг к мисс Абигейл. Она тоже робко шагнула навстречу, потом еще раз, и Джесси уже мог различить, как вздымаются ее груди.
   – Все равно лучше, если в мой первый и единственный раз это будете вы, Джесси... вы такой опытный.
   Ее слова были мягкими, с придыханием, и на руках Джесси появились мурашки. Они стояли так близко, что тень от Джесси падала теперь на ее поднятое лицо. Они застыли в напряжении. В комнате слышался лишь шепот занавесок в ночном ветерке. Ноздри Джесси раздувались, он все крепче и крепче прижимал к телу простыню. Он думал о завтрашнем дне и понимал, что Эбби понятия не имеет, что Дэвид Мелчер вернется в город. Он должен был сказать ей об этом, и она послушно убежала бы наверх. Но мысль о том, чтобы оставить ее Милчеру наполнила его нестерпимой ревностью. Он мог взять ее сейчас, но как же она возненавидит его потом, когда узнает, что он все время знал о возвращении Мелчера.
   Джесси был уверен, она не подозревала, что он мог сделать с ней. И вот она стояла, умоляя его сделать то, о чем не ведала, – крошечная, маленькая колибри Эбби, которая спасла ему жизнь, вызвав на бой смерть. А за это она просила от него только одно, то, что он сам так сильно хотел дать, что даже ощущал физическую боль. Она стояла всего в четырех футах от него, ему оставалось сделать лишь один шаг. Джесси стоял не двигаясь, борясь с желанием, ощущая аромат роз, исходящий от Абигейл, и все больше терял от нее голову.
   – Эбби, – с напряжением выдавил он из себя имя, застревавшее где-то в горле, – ты такая маленькая.
   И простыня заколыхалась, словно струящееся молоко, когда Джесси наклонился вперед, чтобы прошептать в ухо Эбби:
   – Не возненавидь меня, Эбби, пообещай мне, что не будешь меня ненавидеть.
   Воздух от его хриплых слов пошевелил волосы возле уха Эбби. Ее сердце выскакивало из груди. Мускулистая рука протянулась сквозь поток лунного света и сомкнулась на руке Абигейл.
   Ее губы приоткрылись. Она подняла лицо, и ее нос уткнулся в упругое плечо Джесси. От его кожи исходил запах ночного тепла, сна, и чуть-чуть сырости, но это не было неприятно. Абигейл, колеблясь, подняла руку и дотронулась кончиками пальцев до него. Джесси был крепким и теплым, а Эбби чувствовала себя неуверенно. Джесси замер, его дыхание ударяло в ухо Абигейл. Она гадала, что же он будет с ней делать. Она знала очень мало, только то, что если целоваться так, как они целовались во дворе, ее тело словно превращалось в трепещущее желе. Поэтому она подняла губы, приблизив их к губам Джесси и попросила:
   – Поцелуйте меня, Джесси, так, как вы сделали это во дворе.
   Он больно сжал ее руку.
   – О Боже, Эбби, – застонал он, и простыня соскользнула вниз. Он обнял Абигейл и прижал к сердцу, бешено стучащему в его груди. Лицом он зарылся в волосы Эбби, сознавая, что не должен делать этого, но не имея сил больше противиться самому себе.
   Она потерлась виском о его губы, сгорая от желания встретиться с его губами. Медленно, робко, ее лицо приподнялось вверх в ожидании того незабываемого восторга.
   – Эбби, это неправильно, – последний раз повторил Джесси и безуспешно.
   – Только один раз, как во дворе, – прошептала она, – Джесс, пожалуйста... мне это так нравится.
   Благоразумие было отброшено. Ее детская мольба заставила сердце Джесси чуть не выпрыгнуть из груди. Он опустил открытые губы к ее теплым губам. Как только они соприкоснулись, руки мисс Абигейл обвили шею Джесси, и ее пальцы зарылись в его волосы. Его язык, вначале пересохший от желания, стал влажным и касался ее языка, жадно исследуя ее рот. Абигейл сперва почувствовала, как в ней нарастает удовольствие, и она стала действовать языком более смело. Вдруг Джесси отпустил ее, и она, скользнув вдоль его тела, встала на пол. Он обхватил ее своими сильными руками за талию, поднял ее необученное тело вверх и снова прижал к себе. Его губы настойчиво прижимались к ее губам, язык вонзался все глубже, лавируя, играя, растворяя ее изнутри словно леденец, пока Эбби не почувствовала глубоко в себе слабость, сладость и теплоту.
   Она прижалась к Джесси и почувствовала изумительные, в тысячу раз более приятные ощущения, чем во время ее первого поцелуя. Из горла Джесси доносилось слабое рычание. Он заключил лицо мисс Абигейл в ладони и осыпал его поцелуями. Казалось, он хотел съесть ее – это было восхитительно – он чуть прикусил подбородок, верхнюю губу, нос, брови, ухо, шею, вернулся к губам и начал тихонько покусывать ее язык, как будто он был для него самым вкусным. Она позабыла все на свете кроме медленного, сладкого томления внутри себя. Она отдалась этому томлению и удивлялась, как долго она боялась этого мужчины, которого теперь хотела так сильно, что желание это заглушало все мысли о том, что она поступает неправильно. Она не думала о том, что он умеет целоваться, а помнила только, что это прелюдия к тому, чему она хотела научиться от него, вместе с ним. Джесси зарылся лицом в ее шею. Его дыхание летним жаром обдавало ее.
   – Эбби, мне надо знать, чтобы не сделать тебе больно, – сказал он хриплым, незнакомым голосом, – вы с Ричардом когда-нибудь делали так?
   Ее руки безвольно упали на его шею.
   – Нет... нет! – ответила она прерывистым шепотом, внезапно напрягшись, отстраняясь. – Я говорила...
   Пристыженная, она хотела отвернуться, но Джесси взял ее за подбородок обеими теплыми руками, приподнял ее лицо, словно это была чаша, из которой он собирался отпить, и вынудил посмотреть себе в глаза.
   – Эбби, это не важно, – сказал он глухим голосом, легонько поглаживая большими пальцами по ее щекам. – Просто я не хочу сделать тебе больно, вот и все. Я должен был спросить.
   – Я... я не понимаю, – сказала она дрожащим голосом, открыв от страха губы. Ее глаза широко раскрылись.
   Она с трудом сглотнула. Джесси почувствовал это своими ладонями и подумал, о Боже, она такая маленькая, я убью ее. И все же он пробежал по ее щеке губами и начал успокаивать Эбби.
   – Ш-ш-ш... Все хорошо. – И снова, приподняв ее лицо, поцеловал, заставляя и себя, и ее забыться в чувстве, которое теперь вышло из-под контроля. Проникнув языком в ее рот, Джесси снова приподнял ее и отнес на край кровати, где, опустившись, усадил Абигейл к себе на колени. Он про себя поклялся, что будет все делать медленно, правильно, хорошо, и – чтобы было что вспомнить. Он поднял ее робкие руки и замкнул их у себя на шее. Она чувствовала тепло его обнаженного тела даже через халат и ночную рубашку.
   Его губы уткнулись в теплую ложбинку у ключицы:
   – Ты пахнешь розами... так хорошо. Эбби встряхнула волосами, потеревшись подбородком о висок Джесси. Он коснулся языком ее шеи, и она содрогнулась от нового, рокового желания.
   – Можно я сниму с тебя халат, Эбби? – спросил Джесси, осыпая короткими поцелуями нежную кожу под подбородком.
   – Так надо? – спросила она мечтательно.
   – Только если ты так хочешь.
   – Я хочу, – просто призналась она, и эти слова отдались барабанным боем в Джесси. Он нашел узел на поясе, развязал его и скинул одеяние, оставшееся лежать бесформенной кипой на его коленях.
   Джесси поцеловал Абигейл еще раз и прошептал ей в рот:
   – Эбби, я волнуюсь, как будто в первый раз.
   – Хорошо, – прошептала она. Да, подумал он, это хорошо. Потом она добавила: – Я тоже. – И он услышал в ее словах улыбку.
   Он тоже улыбнулся ей в щеку и легонько укусил за ухо.
   – Помнишь, как мы сидели на качелях? Тогда я хотел сделать именно это, но я боялся обнять тебя, потому что это было бы слишком внезапно.
   – Ты никогда ничего не боялся, я думаю. По крайней мере, не такого.
   Но все же Эбби было приятно услышать эти слова от него. Его рука скользнула по ее талии и спине, нежно лаская сквозь тонкую ночную рубашку.
   – Теперь я боюсь, Эб, боюсь, что эта ночь растворится под моими пальцами.
   Она задержала дыхание, горя желанием, пока, наконец, ладонь Джесси не охватила ее грудь, теплую, крепкую и остроконечную. Другой рукой он направлял ее и затылок, Абигейл подчинилась и снова подставила ему губы. На этот раз поцелуй его был не более, чем едва заметным касанием, мимолетным дыханием, но он заставил дрожать каждую клеточку ее тела. Ласки Джесси были любящими и нежными. Он взял твердый, ждущий сосок между большим пальцем и ребром ладони и сжимал его нежно, пока Эбби не застонала. Его руки обнимали ее плечи, ночная рубашка упала на бедра и сначала теплый ночной воздух, а потом и теплые пальцы Джесси прикоснулись к обнаженной Эбби... Наконец, его ладонь охватила, словно чаша, и ее грудь. Абигейл уткнула лоб ему в подбородок и растворилась в волшебстве прикосновения. Он мял возбужденный сосок тыльной стороной пальцев, а ослабевшие запястья мисс Абигейл лежали на его плечах. Охваченная чувством, она неосознанно откинулась, приглашая Джесси идти дальше. Вторая ее грудь тоже набухла, и Джесси выдавил из горла удовлетворенное восклицание:
   – Ах, они такие твердые, – сказал он глухим голосом.
   Она пробормотала что-то в ответ, паря на крыльях удовольствия и желая только, чтобы оно продолжалось. Она, казалось, зависла сама над собой и смотрела вниз на странную, счастливую женщину, получающую наслаждение в руках своего мужчины. Она раньше никогда не представляла себе, что люди могут говорить, когда занимаются такими вещами, но успокаивающий тон Джесси освободил ее о г скованности, и любовница, глазами которой она смотрела на него, ответила в унисон:
   – Иногда мне стоит лишь подумать о тебе, и они становятся твердыми. Однажды это даже случилось в церкви.
   Он мягко засмеялся ей в шею и собрал всю свою волю в кулак, чтобы не повернуть ее на спину и не овладеть ею глубоко, твердо, прямо сейчас. Он чувствовал себя так, словно взрывался внутри своей собственной кожи! Он хотел ее попробовать, ощутить ее запах, услышать стоны, почувствовать, как ее плоть окружает его. Но он остановил себя, зная, что для них обоих будет лучше все растянуть. Он осыпал ее новыми поцелуями, проводил рукой вверх и вниз по спине. Его пальцы охватили ее талию и приподняли обнаженные бедра, прижав плотно к возбужденному доказательству его желания и давая ей время познать мужскую новизну, показывая разницу между ними. Джесси положил руку на живот Эбби, другую – на поясницу и сел, держа ее между согнутыми руками. Потом его ладонь охватила ее грудь, и он стал наклоняться вместе с Абигейл все ниже и ниже, на измятые простыни. Она упала ему на грудь, но Джесси перевернул ее на спину и поцеловал плечо, ключицу, потом теплую выпуклость ниже. Абигейл чувствовала его мягкие усы и рисовала их в своем воображении, когда его горячий, влажный язык подбирался все ближе и ближе к соску, пока, наконец, не оказался над ним, поглаживая его кончик, заставив Абигейл охнуть, выгнуться и слепо потянуться, чтобы обнять Джесси. А он оттягивал и посасывал сосок, вызывая волны чувств, расходящиеся оттуда, где он учил ее кожу жаждать его любви. Один сосок уже был влажным, и Абигейл содрогнулась, когда он передвинулся к другому. Ее ладонь теперь направляла Джесси. От страстных поцелуев в мисс Абигейл проснулись к жизни все ее давным-давно забытые чувства и хлынули огромным потоком вниз. Ее соски сладко болели, прося еще ласки, но Джесси отстранился, подложил руку себе под голову и начал пальцем щекотать грудь Абигейл. По всему ее телу побежали мурашки, она по-девчоночьи рассмеялась и слегка повернулась, отталкивая его палец.
   – Я хочу коснуться тебя везде, – сказал он.
   Но, как ни странно, он совсем перестал прикасаться к Абигейл, заставив ее с жадностью желать его прикосновений. Долгую минуту они смотрели друг другу в глаза, ничего не говоря и не двигаясь. Не в силах выразить словами, она молча попросила его ласкать ее. Он медленно поднял руки, неподвижно лежавшие вдоль его бедер, и увидел, как задрожали веки Абигейл, как расширились ее глаза, когда он легонько дотронулся до ее живота кончиком указательного пальца, выводя вокруг ее пупка усики и лозы винограда, потом переместились вверх, к соскам, потом еще выше – ко рту. Одним пальцем он провел длинную линию, на которой сходились тонкие волоски со всего тела Эбби, словно стрелки, указывающие на место, где от желания начала выделяться влага. Джесси надавил на живот Абигейл и дотронулся пальцами до волос на лобке, задержав их там на какой-то миг. Дыхание ее перехватило, как только пальцы Джесси двинулись ниже, Абигейл отпрянула, инстинктивно защищаясь.
   Поняв, что она сделала, она почувствовала себя неуклюжей и глупой, но она внезапно испугалась. Несомненно, теперь Джесси будет негодовать и подумает, что она – абсолютный ребенок, и он только зря теряет с ней время.
   Но вместо этого он прошептал рядом с ее ухом:
   – Все хорошо, Эбби, все хорошо.
   Он обвил рукой ее талию и снова начал целовать – в спину, плечи и в твердые приподнятости в основании ее спины. Он поднял голову и взглянул в лицо Эбби.
   – Эбби, ты не передумала? – напряженно и сипло прошептал он.
   Ее широко раскрытые, робкие глаза взглянули на него, но она не могла говорить. Ощущая ее последний страх, Джесси успокаивал ее, лаская плечи и грудь.
   – Твоя кожа, Эб, я никогда не встречал такой кожи. Она словно из заварного крема... гладкая... мягкая... и сладкая.
   И словно в доказательство он склонился попробовать ее во внутренней части локтя, где пробивался пульс. Он нежно взял бархатистую кожу зубами, мягко покусывая ее, и потом зарылся лицом там, где кончался живот Абигейл. Ее спина напряглась, поэтому Джесси выпрямился и выдохнул Абигейл в рот:
   – Не бойся, Эбби.
   Потом нежно, настойчиво его теплая, неторопливая, но уверенная рука поползла вниз. Абигейл зажмурила глаза, глубоко вздохнула и задержала дыхание, представляя длину и силу его пальцев, а они искали, нашли и проникли.
   Сладострастие охватило ее, возбужденное тело было словно лоснящийся, влажный атлас. Джесси приподнялся на локте, чтобы лучше видеть ее. Он двигал пальцем и неотрывно смотрел на лицо Эбби: веки дрожали, губы открылись, щеки ввалились. Она изгибалась и стонала от того, что происходило внутри нее. Джесси довел ее до такого состояния, что она уже не сомневалась: она созрела. Он умело готовил ее, и она, в порыве, быстро, жарко, неистово задышав, обняла его за шею, спрятав глаза.
   Джесси улыбнулся, видя, какой она стала чувственной и напряженной.
   Его ласки прекратились.
   Она испуганно открыла глаза навстречу улыбающемуся лицу над ней.
   – Джесси... – задохнулась она, умирая от желания.
   – Ш-ш-ш... У нас есть вся ночь. Сильной рукой он повернул ее, и они теперь лежали на боку плотно прижавшись друг к другу. Его нога мягко скользнула между ног Эбби и поднялась вверх до того места, которое покинула его рука. Ступней Джесси ласкал икру Абигейл и мягкое углубление под коленом. Даже в этом слабом освещении Джесси различал страстное желание в глазах Эбби. Он иицеловал ее, чтобы еще больше усилить жар, потом положил ее на спину, прижав лопатками к простыне. С мучительной медлительностью Джесси провел рукой вдоль ее живо га, ребер, груди, подмышек, все выше и выше по длине ее безвольно повешенной руки, наконец добравшись до ладони и потянув ее вниз между их телами. Он чувствовал напряжение Абигейл, она поняла, куда он ведет ее руку.
   – Нет, – вырвалось у нее раньше, чем она успела себя остановить.
   Пальцы в его руке напряглись, заронив в нем сомнение, как ему поступить с Абигейл. В конце концов он положил руку ей на ребра, оставив за ней право выбора. Но чтобы подтолкнуть весы в свою сторону и искусить Эбби, шептал пламенные слова, приобщив их к вечному языку тела:
   – Дотронься до меня, Эбби, дотронься так же, как я только что дотрагивался до тебя.
   Его шепот ободрял, поцелуи оставляли пламенеющие следы на ее лице, его колени и бедра давали интимные обещания. Рука Джесси, трепеща, оставалась на ее ребрах, теплая и немного влажная.
   – Вот как это делается, Эбби, сперва мы касаемся друг друга. Тебе нравится, когда я касаюсь тебя? – Он услышал ее прерывистое дыхание. – Тебе это нравится, правда? Мужчинам это нравится так же, как и женщинам.
   Ужасная робость наполнила Абигейл, она не могла пошевелить рукой. Сделай это! Сделай это! – говорила она себе. Сердце прыгало и билось в груди. Она не была готова к этому. Она думала, что будет просто лежать и позволит Джесси делать все, что он пожелает. Сама мысль о том, чтобы ласкать его, наполняла ее ладонь жаром желания, но как только она протянула руку и чуть не дотронулась, дух ее матери каким-то образом узнал, что она делает.
   – Только дотронься, и ты узнаешь, что это такое.
   Джесси снова коснулся Эбби, думая разжечь огонь, и она подалась вперед, навстречу желанию. Но дразнящие пальцы Джесси оставили ее, и Абигейл пришла в смятение. Она сглотнула и заставила свою руку скользнуть вниз. Он сохранял полное спокойствие и ждал. Но когда, наконец, ее пальцы соприкоснулись с его возбужденной плотью, непроизвольно они быстро сжались: он был так неожиданно горяч!
   Джесси потерял всякое представление об осторожности, порывисто прижал ее еще крепче и зажал ее запястья между их животами.
   – Просто возьми его, Эб, просто дотронься, – умолял он отрывистым шепотом.
   Страх перехватил ей дыхание. Тыльная сторона руки теперь лежала возле мягко-твердого горячего тела, но робость не дала Абигейл сделать то, о чем просил Джесси. Она зажмурила глаза, и Джесси сомкнул ее пальцы вокруг его налившейся кровью плоти, показывая, как она могла бы доставить ему удовольствие. В ночи раздался наполненный мукой звук, и глаза мисс Абигейл мгновенно открылись: Джесси лежал на локте, его голова откинулась назад, рот открылся, словно в агонии. Он стонал, и Эбби виновато отдернула руку.
   – Что такое, Джесси? Я сделала больно? Он налетел на нее в грубом, стремительном порыве, прижав ее руку туда, где она была раньше.
   – О Боже... нет, нет, ты не сделала больно. Ты можешь делать все, что тебе хочется... Делай это... пожалуйста.
   Его губы стали душить ее, почти насильно, его язык и бедра задвигались ритмично, рука заскользила вниз по ее животу в неистовом, безумном поиске.
   Ее чувства разрывались между пульсирующей плотью, зажатой в ее руке, и теплой рукой, поглаживающей ее бедро. Слабая дрожь Джесси возбудила Эбби. Умелые пальцы Джесси ни разу не ошиблись. Женственность, вложенная в нее природой, оставалась не возделанной в течение тридцати трех лет, а сейчас поцелуи заставляли ее извергнуться и расцветать.
   Абигейл смутно показалось, что Джесси отдернул ее руку от своей плоти, но глаза больше не способны были открыться, так же как тело не способно было контролировать вулканический взрыв, до которого Джесси довел ее почти без усилий. Наклонившись на локте над ней, целуя ее глаза, поглаживая ее тело, он без конца повторял:
   – Пусть так будет, Эб... лети... лети. Эбби... лети со мной...
   Из ее рта, словно язык огня, пылавшего глубоко в ней, вырвалось его имя. Бедра приподнялись в томлении. Когда последний приступ страсти охватил Абигейл, она не была готова к его силе. Она никогда, никогда не предполагала... аххх, силу этого восторга... Джесси, подумала она, ах, Джесс, это так хорошо... Джесс... ты был прав... Мама, почему ты предупреждала меня не делать этого? Ногти Абигейл врезались в руку Джесси. С ее губ сорвался хриплый крик экстаза и застыл, содрогая ее тело, накрытое телом Джесси. Шелковые волосы с его груди прижимались к ее обнаженной груди, и он произносил ее имя. Его возбужденная плоть искала, блуждала и наконец нашла свой дом. Джесси обхватил ее узкие плечи и немного откинулся.
   – Эбби, сейчас будет больно, любимая, но только один раз, я обещаю тебе.
   В нее вошла горячая плоть, ее плоть сопротивлялась. Абигейл боролась, отталкивая Джесси в грудь.
   – Расслабься, Эбби, расслабься, и все будет хорошо. Не борись со мной, Эбби.
   Но ее кулачки застучали по нему. Джесси схватил их и прижал к матрасу.
   Я хочу сделать, как лучше для тебя, – произнес он, надавив на нее всем весом и погрузившись в нее.
   Из горла Абигейл вырвался душераздирающий крик, но Джесси остановил его поцелуем и повторял в извинении ее имя.
   Вместе с экстазом ее опалила боль. Абигейл пыталась приподняться на матрасе, но Джесси крепко держал и двигался внутри нее. Тонкая мембрана порвалась и отозвалась пронзительной болью во всех членах, совсем недавно испытывавших удовольствие. Абигейл безуспешно сопротивлялась, но каждое ее движение пресекалось Джесси, превосходящим ее силой. С каждым движением его дыхание становилось все более резким и хриплым, и Абигейл сдалась, отвернув лицо в сторону и пассивно терпя мучение до конца.
   Всплески острой боли пронзали и Джесси. Долго не использовавшиеся мышцы ноги горели так, словно в рану воткнули горячую кочергу. Он сжал зубы, его руки, словно когти, стиснули запястье Абигейл. Какая она маленькая, со страданием думал он и приподнимал свой корпус, чтобы не причинять ей боль. Он пытался получить удовольствие, и тем самым заглушить боль, но чем быстрее он двигался, тем больше была боль. Над бровями выступил пот, начинала болеть рука. Он опустил голову и был страшен в попытке достичь пика наслаждения. Наконец его руки содрогнулись, изнутри вырвался стон, белое горячее пламя запылало в нем. Он вздохнул, но это был вздох не удовольствия, а облегчения.