Страница:
– Здесь нет никакой тайны, – ответил Сэм. – Вероятно, вам известно, что Джек – один из подрядчиков на строительстве канала и моста Саммит-Бридж. Он хочет устроить последнюю проверку перед официальным открытием. Если возникнут какие-нибудь проблемы, еще будет время все исправить. Что же касается Филадельфии… как я понимаю, он владеет немалым числом акций компании, которая строит канал. Как подрядчик, он входит в расширенный совет директоров и, кроме того, должен участвовать в собраниях акционеров. Из того, что он мне рассказывал, я заключил, что его поездка в Филадельфию на этой неделе имеет прямое отношение к открытию канала в следующем месяце и к завершающим работам. Должен вам сказать, что далеко не все закончено и многое придется доделывать после торжеств.
– Почему он сам не объяснил мне это? – обиженно спросила Клари.
– Неужели не объяснил?
Сэм устремил на нее проницательный взор, и Клари поняла, что он догадался обо всех ее уловках. Теперь можно было не притворяться и, воспользовавшись случаем, выведать как можно больше о Джеке. Отбросив светский тон вежливой беседы, она задала вопрос, который волновал ее больше всего.
– Что за встречу Джек назначил в Уилмингтоне?
– Не знаю.
Склонившись над тарелкой, Сэм старательно резал кусок ветчины.
– Вы должны знать, – настаивала Клари, – вы его друг.
– Поэтому я и не лезу в дела, которые меня не касаются.
– Иными словами, вы предлагаете мне заткнуться?
– Прошу что сделать?
Подняв вилку, Сэм озадаченно воззрился на нее, откровенно изумленный этим словечком из двадцатого века.
– Господи, сколько времени прошло, а порой все-таки выскакивает что-нибудь такое!
Тут ей стало ясно, что она говорит ерунду – он все равно не поймет ее, поскольку не знает, что она явилась из будущего.
– Простите меня, Сэм. Я родом из гех мест, где женщины не стесняются задавать вопросы и порой произносят неподобающие слова. Я понимаю, что у меня нет права выспрашивать вас о Джеке. Просто он редко говорит со мной о серьезных вещах, и я почти ничего не знаю о его прошлой жизни… до того, как мы встретились.
– Я познакомился с Джеком Мартином больше пяти лет тому назад, – сказал Сэм. – Мы вместе работали, ели за одним столом, а иногда крепко выпивали вместе. Несколько раз мы совершали вдвоем долгие путешествия. Я считаю его своим лучшим другом и уверен, что он так же думает обо мне. Но какая-то часть его жизни всегда оставалась скрытой. Мой опыт подсказывает, что не следует вторгаться в некоторые области частной жизни своих друзей, если они этого не желают. Но женщины слишком любопытны. Женщины хотят знать о мужчине все и порой используют эти сведения против него. Поэтому мужчине надо хорошо подумать, прежде чем что-нибудь открыть.
– Вы говорите об изменницах, – сказала Клари. – Я никогда не предам его.
– Возможно. Но он знает вас не слишком давно, так что, может быть, еще не вполне в вас уверен. Дайте ему время. Он ведь предложил вам жить на Эфон-Фарм, правда? Значит, он хочет, чтобы вы были здесь. Судя по тому, как он вел себя сегодня днем, вы ему отнюдь не безразличны.
Клари видела, как Сэму неловко так откровенно разговаривать о своем лучшем друге с женщиной, которую он видит во второй раз в жизни. Решив сменить тему, она спросила с лукавым смешком:
– А вы, Сэм? Есть ли у вас глубокие, бездонные тайны?
Целая дюжина, – засмеялся в ответ Сэм. – Одну я вам открою. Я хочу купить корабль, который будет перевозить грузы из Балтимора по каналу до Уилмингтона и дальше, до Филадельфии или даже до Трентона. В душе я настоящий морской волк, но пока жизнь моя складывается так, что я плаваю по мелководью.
– Джек упоминал об этом, – сказала Клари, надеясь вновь перевести разговор на любимого человека.
– Мы обсуждали с ним это дело. Хотим купить корабль в складчину, но пока я не нашел того, что нам подходит, – объяснил Сэм.
– Если вы будете регулярно плавать по каналу, то сможете часто видеться с мадам Розой, – заметила К лари.
– Роза, да, да. Я боюсь за нее, знаете ли, Богемия-вилидж быстро меняется. Землекопы с канала уже начинают уезжать на новые стройки, в город скоро приедут солидные деловые люди, привезут с собой семьи. Разумеется, в скором времени здесь построят церковь, а пасторы вряд ли отнесутся одобрительно к ее заведению. Равно как и жены солидных деловых людей. Вероятно, Роза скоро поймет, что ей нет места в Богемия-вилидж. Нападки Иезекии Бартрема – это только начало. Боюсь, дело дойдет до жестоких преследований, – Не могу сказать, что меня сильно расстраивает подобная перспектива, – отозвалась Клари. – Но мадам Роза была добра ко мне, и, должна сказать вам, Сэм, я восхищаюсь ею – она сумела справиться с тяжким ударом, ведь ей очень несладко пришлось в Нью-Джерси. Она выстояла, приехала сюда и начала новое дело. Конечно, это не тот бизнес, которому я могла бы позавидовать, но она ведет дело очень успешно.
– Вы первая женщина, которая ее защищает, – сказал Сэм. – Да и среди мужчин немногие заступились бы за нее. Они приходят в ее дом с наступлением темноты, а при свете дня обычно притворяются, будто они выше того, чтобы развлекаться с публичными девками.
– Но вы-то за нее вступитесь? – спросила Клари. – И это вторая ваша тайна, не так ли, Сэм? Вы много думаете о ней. Там, откуда я родом, сказали бы, что вы влюблены в нее.
– Ах, девонька, пусть эта тайна останется строго между нами, ладно?
– У меня рот будет на замке, – пообещала Клари. – Но, мне кажется, мадам Роза уже знает эту вашу страшную тайну. И я не удивлюсь, если половина Богемия-вилидж и большинство рабочих с канала тоже ее знают.
Сэм уехал рано утром, и Клари вернулась к привычным ежедневным занятиям: помогала Саре по дому и на кухне, работала в поле, если было нужно. Джек должен был вернуться только через две недели, и она старалась занять себя чем-нибудь в надежде, что время пойдет быстрее. Она поставила себе задачу на осень и зиму – научить Люка читать и писать. Но прежде решила переговорить с Сарой. К ее Удивлению, негритянка отнеслась к этой мысли без всякого энтузиазма, считая, что им и без того сильно повезло в жизни – ведь Джек выкупил их из рабства и они стали его вольными работниками.
– Мы имеем сейчас на ферме гораздо больше того, чем я могла мечтать, – сказала Сара. – Конечно, я хочу, чтобы Люк имел еще больше. Но при этом не желаю подвергать его опасности. Положим, он сумеет выбиться в люди… А как здешний народ отнесется к тому, что черный парень получил лучшее образование, чем их дети?
– Я понимаю, – ответила Клари. – Эта непростая проблема даже в тех местах, откуда я приехала, Сара, хотя у нас многие думают, будто мы гораздо просвещеннее вас. Но Люк страстно хочет учиться, и мы не должны лишить его такой возможности, хотя порыв его может угаснуть, как только он поймет, что это очень трудно. Я постараюсь научить его читать, писать и считать. Посмотрим, как у него пойдет. По крайней мере, если он научится читать, это ему всегда пригодится в жизни… и всегда будет доставлять удовольствие.
– Я бы хотела научиться читать, – сказала Сара. – В детстве я выучила наизусть несколько псалмов, потому что хозяин в доме, где я жила, обычно читал их своей семье и домашним рабам каждый вечер. Я снова и снова их повторяю каждое воскресенье, но прочесть их… я о таком и не мечтала!
– Я могу научить и тебя тоже, – предложила Клари.
– Меня не надо, я уже стара для учения, – сказала Сара не допускающим возражений тоном. – А с Люком попробуйте, я вам разрешаю. Я знаю, Мозес тоже не будет возражать. Тогда Люк сможет читать нам по воскресеньям новые псалмы.
Клари начала учить Люка в тот же вечер, когда с дневной работой было закончено. Сначала мальчику не хватало усидчивости – он был нетерпелив, как все подростки, считающие, что их учат слишком простым вещам, словно они дети малые. Но она постоянно напоминала ему, что без этих азов невозможно стать врачом, и постепенно Люк приобрел навык методичной работы.
Один за другим бежали золотые сентябрьские дни, и Клари была очень довольна собой – ей удалось справиться с одиночеством, вызванным отсутствием Джека.
Он вернулся домой на день раньше, в воскресенье вечером. Мозес, Сара и Люк отдыхали в своем коттедже после тяжелой рабочей недели. Клари чувствовала какое-то неясное томление, словно что-то должно было перемениться в ее жизни. День был теплый и солнечный, и она пошла на песчаный берег реки, над которой стлался легкий туман – предвестник уже очень близких холодных осенних дней. Едва оказавшись на пляже, Клари сбросила рабочую одежду и осталась в одном белье. Под комбинезон она всегда надевала лифчик и трусики. С платьем белье девятнадцатого века еще можно было носить, но для работы оно никак не годилось. Каждый вечер Клари стирала лифчик и трусики, а затем сушила на полотенце, висевшем в ее комнате. Обе вещички слегка поизносились, но еще вполне могли служить в качестве импровизированного купального костюма. В конце концов, никто ее здесь не увидит. Люк при каждом удобном случае бегал на реку, но Сара не разрешала ему ловить рыбу по воскресеньям. На противоположном берегу реки Виднелись какие-то фермы, но так далеко, что Клари могла не опасаться нескромных взглядов, даже если бы кому-то из тамошних обитателей и вздумалось следить за ней.
Она осторожно шла по песку, обходя колючие семена, которые падали с деревьев, окружавших пляж. Маленькие коричневые шарики были покрыты острыми шипами, и Клари уже знала, как больно бывает, когда они впиваются в кожу.
Она вошла в воду, и пальцы ног сразу же погрузились в мягкий ил. Метнулась прочь маленькая серебристая рыбка. Река была неглубокая, и она долго брела по мелководью, пока не зашла достаточно глубоко, чтобы можно было плыть. Когда прибрежный ил остался позади, вода стала совершенно прозрачной и чистой. Клари долго нежилась в теплых волнах, ощущая порой первые дуновения осенней прохлады.
Устав плавать, она решила, что пора выходить из воды, но тут из-за деревьев показался Джек. Он снял сюртук с галстуком и был одет точно так же, как при первой их встрече: на нем были белые рубашка с распахнутым воротом широкий кожаный пояс, бежевые бриджи и высокие черные сапоги. Тогда волосы у него ниспадали до плеч, а сейчас были чуть короче – вероятно, он зашел к парикмахеру в Филадельфии или в Уилмингтоне.
Высунувшись из воды, Клари помахала ем; и направилась к берегу. Он явно увидел ее, но не помахал в ответ. Когда она подплыла к берегу настолько близко, что можно было встать на ноги и идти, ей бросилось в глаза лицо Джека – на нем было написано величайшее изумление. Впившись в нее глазами, он, казалось, изучал каждую клеточку ее полуобнаженного тела.
– Боже мой, Клари, что ты делаешь? – спросил он. – И почему ты голая?
– Я плавала. И я вовсе не голая, я в купальнике. Это бикини. – Наслаждаясь выражением ужаса и страсти, отразившимся на его лице, она стала медленно поворачиваться кругом, чтобы он мог лучше ее рассмотреть. – На самом деле я выгляжу гораздо скромнее, чем некоторые женщины, которых я видела на берегу моря.
– Это еще хуже, чем не надеть ничего! – заявил он.
– Ну, мистер Мартин, мне остается только сожалеть, что человека с вашим богатейшим опытом может шокировать обыкновенный купальный костюм.
Она вышла из воды и встала перед ним, глядя прямо в его обычно непроницаемые серые глаза. Но сейчас было легко угадать, о чем он думает – взор его дышал страстью.
Клари переживала момент захватывающего триумфа. Неважно, с кем он встречался и что делал во время своего отсутствия. Сейчас он жаждал ее. И она была счастлива видеть его. Она забыла, как на него сердилась, забыла, что обиделась, когда он отказался взять ее с собой. В это мгновение, когда они стояли почти вплотную, глядя друг другу в глаза, Клари хотелось лишь одного – оказаться в объятиях Джека. И когда его рука, скользнув по ее щеке, стала гладить ей волосы, она затаила дыхание в ожидании того, что непременно I должно было за этим последовать. – С хриплым стоном он привлек ее к себе и стиснул так крепко, что пряжка ремня врезалась в ее нежную кожу. Но она не чувствовала боли, ощущая только тепло его губ на своих губах. Поглаживая его короткие кудри, она приникла к нему в жажде слиться с ним до конца.
Его обуревало точно такое же желание. Он разомкнул объятия лишь на миг – чтобы расстегнуть пояс и стянуть с себя бриджи, а затем они легли на песок, и он стал снимать с нее заношенное белье.
– Осторожно, – выдохнула Клари, из последних сил стараясь не потерять головы, – если ты их разорвешь, других я уже не достану. Вот тогда мне действительно придется купаться голой.
– Только при условии, что я поплыву рядом.
Его руки ласкали ее обнаженную грудь, и в какой-то момент она вскрикнула от наслаждения. Ей удалось расстегнуть ему рубашку, и она тоже гладила его широкую грудь, но раздевать его дальше уже не было времени – они слишком стремились друг к другу, чтобы думать о подобных мелочах.
– Я ревновал к той рыбке, что плавала меж твоих прекрасных ног, – пробормотал он, поглаживая кончиками пальцев ее бедра.
Это напомнило ей плавнички той самой рыбки. Пальцы его скользили все выше и выше, достигнув наконец самого чувствительного места.
– О, Джек! – закричала она. – Еще, еще! Не медли!
– Ты меня хочешь, Клари?
Он встал на колени меж ее раздвинутых ног, и, увидев его потемневшее, налившееся кровью лицо, она поняла, как трудно ему сдерживать желание.
– Да!
Она приподнялась ему навстречу и, когда он проник в нее, застонала от наслаждения.
– Я скучал без тебя. – Он замер, его лицо искажала страсть, губы были плотно сжаты от напряжения. – Как ты прекрасна! Ты снилась мне каждую ночь. Не делай так, Клари, иначе я не выдержу!
– Еще, еще, умоляю тебя!
Она притянула к себе его голову и крепко поцеловала, продолжая извиваться, несмотря на его протесты, потому что понимала, что на самом деле ему это нравится. И тогда он навалился на нее, проникая все глубже мощными, почти яростными толчками, которые сказали ей гораздо яснее, чем слова, как он скучал по ней и как страстно ее желал. И она ответила на его страсть, они растворились друг в друге, слившись воедино в радостном порыве. И в крике его удовлетворенной страсти она услышала эхо своего долгого стона.
Когда все кончилось, она продолжала обнимать его, лежа неподвижно и стараясь оттянуть момент, когда придется от него оторваться. Только теперь она заметила, что два колючих шарика впились ей в спину. И лишь сейчас осознала, как сильно его любит. Джек Мартин наполнил ее сердце горячей, бурной страстью – так же как и тело. Внезапно это открытие привело ее в ужас – ведь она не знала его истинных чувств к ней. Она должна выяснить, любит ли он ее – или она всего лишь временное явление в его жизни, и какая-нибудь другая женщина значит для него гораздо больше.
На пляже они оставались недолго: подул вечерний ветерок, вызвав рябь на воде и заставив Клари вздрогнуть от холода. Вернувшись в дом, она выжала волосы и стряхнула песок со спины и с ног. Тем временем Джек сходил в столовую и вернулся в свою спальню с подносом.
– Иди ко мне, – сказал он, когда Клари появилась в дверном проеме в одной только батистовой ночной рубашке с оборками. – Приятно видеть, мадам, что вы оделись подобающим для такого случая образом.
– Как и вы, сэр, – ответила Клари, глядя на его синий халат и босые ноги.
Поднос с едой был установлен в самой середине кровати. Расположившись в головах и опираясь на резную спинку, Клари потянулась к кусочку ветчины, но Джек шутливо шлепнул ее по пальцам.
– Я буду сам кормить вас, мадам, а когда вы насытитесь, мы с вами снова займемся любовью… но на сей раз не спеша.
– Вы обещаете?
Клари приоткрыла губы, и он вложил ей в рот ломтик ветчины.
– Будьте уверены.
Джек вонзил зубы в ломтик с другой стороны, и их губы соприкоснулись. Клари испуганно отпрянула.
– Что ты делаешь?
– Ты еще многому должна научиться, – проворковал он, ничуть не смутившись ее реакцией. – Во многих вещах ты удивительно невежественна, радость моя.
– Возможно, ведь ты сам держишь меня в неведении, – ответила она, ухватившись за возможность начать этот долгожданный разговор.
– Для меня будет величайшим наслаждением просвещать тебя, Клари.
– Правда? – Она посмотрела на него, слегка прищурившись. – Займись этим прямо сейчас, Джек. Расскажи, как ты съездил, чем занимался…
– Я имел в виду вовсе не это, – с нежной улыбкой отозвался он.
– Какая погода была в Филадельфии? – продолжала она. – О чем говорилось на встрече совета директоров? Какие торжества намечаются в день открытия канала?
– Я надеялся, что наша беседа будет более интимной.
Он стал чистить яблоко. Глядя на быстрые и красивые движения его длинных пальцев, Клари вспомнила, как они гладили ее бедра, ее грудь… Она закрыла глаза, стараясь думать 0 серьезных вещах. Нельзя упустить этот шанс!
Снова открыв глаза, она встретила вопросительный взгляд Джека.
– Почему ты ничего не рассказываешь мне о своей жизни за пределами Эфон-Фарм? – выкрикнула она.
– Я ведь не выспрашиваю у тебя каждую подробность твоей прежней жизни, Клари.
– Если бы ты действительно меня любил, ты рассказал бы мне все. – Я рассказал тебе очень многое.
– А на самом деле ничего!
– Клари, как ты не можешь понять, что я вынужден умалчивать о некоторых вещах, поскольку эти тайны мне не принадлежат.
– Что это значит, черт побери?
– Прежняя Клари! – улыбнулся Джек. – Как давно я не слыхал твоей ругани! Я даже соскучился по этим твоим словечкам. Они звучат в моих ушах сладкой музыкой.
И, вновь обретя серьезный тон, добавил:
– Не будем говорить об этом, Клари. Есть вещи, которых я никогда тебе не расскажу.
– И ты хочешь, чтобы я тебе верила? Я хочу верить тебе, Джек, но ты сам делаешь это невозможным.
– Почему, Клари? Чем я заслужил недоверие? В этом веке никто не может упрекнуть меня в том, что я нарушил данное слово. Милая, я тебя очень люблю, и теперь ты это знаешь, но на мне лежат определенные обязательства… и я обязан их исполнять. Я не способен изменить клятве, и одного этого достаточно, чтобы ты считала меня честным человеком. Если тебе мало этого, то я могу только выразить тебе свои сожаления.
Он потянулся к ней, и, не в силах сопротивляться страстному желанию, Клари пылко приникла к нему.
– Скажи, что ты мне веришь, – зашептал он ей прямо в рот. – Скажи, что ты веришь мне. Скажи, что ты любишь меня, как люблю тебя я.
– Я люблю тебя, Джек.
В его объятиях она ощущала себя как дома – в покое и безопасности. И никогда еще не чувствовала такого горячего, сумасшедшего желания.
Разве могла бы она питать такие чувства к тому, кто не достоин доверия? Если она так сильно любит Джека, как может не верить ему? И когда его губы обожгли ее своим прикосновением, она поняла, что ей все равно, правду он говорит или нет. Даже если он лжет ей каждым своим словом, она не желает знать об этом. Она хочет только любить его – любить и надеяться, что когда-нибудь он тоже ее полюбит.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
– Почему он сам не объяснил мне это? – обиженно спросила Клари.
– Неужели не объяснил?
Сэм устремил на нее проницательный взор, и Клари поняла, что он догадался обо всех ее уловках. Теперь можно было не притворяться и, воспользовавшись случаем, выведать как можно больше о Джеке. Отбросив светский тон вежливой беседы, она задала вопрос, который волновал ее больше всего.
– Что за встречу Джек назначил в Уилмингтоне?
– Не знаю.
Склонившись над тарелкой, Сэм старательно резал кусок ветчины.
– Вы должны знать, – настаивала Клари, – вы его друг.
– Поэтому я и не лезу в дела, которые меня не касаются.
– Иными словами, вы предлагаете мне заткнуться?
– Прошу что сделать?
Подняв вилку, Сэм озадаченно воззрился на нее, откровенно изумленный этим словечком из двадцатого века.
– Господи, сколько времени прошло, а порой все-таки выскакивает что-нибудь такое!
Тут ей стало ясно, что она говорит ерунду – он все равно не поймет ее, поскольку не знает, что она явилась из будущего.
– Простите меня, Сэм. Я родом из гех мест, где женщины не стесняются задавать вопросы и порой произносят неподобающие слова. Я понимаю, что у меня нет права выспрашивать вас о Джеке. Просто он редко говорит со мной о серьезных вещах, и я почти ничего не знаю о его прошлой жизни… до того, как мы встретились.
– Я познакомился с Джеком Мартином больше пяти лет тому назад, – сказал Сэм. – Мы вместе работали, ели за одним столом, а иногда крепко выпивали вместе. Несколько раз мы совершали вдвоем долгие путешествия. Я считаю его своим лучшим другом и уверен, что он так же думает обо мне. Но какая-то часть его жизни всегда оставалась скрытой. Мой опыт подсказывает, что не следует вторгаться в некоторые области частной жизни своих друзей, если они этого не желают. Но женщины слишком любопытны. Женщины хотят знать о мужчине все и порой используют эти сведения против него. Поэтому мужчине надо хорошо подумать, прежде чем что-нибудь открыть.
– Вы говорите об изменницах, – сказала Клари. – Я никогда не предам его.
– Возможно. Но он знает вас не слишком давно, так что, может быть, еще не вполне в вас уверен. Дайте ему время. Он ведь предложил вам жить на Эфон-Фарм, правда? Значит, он хочет, чтобы вы были здесь. Судя по тому, как он вел себя сегодня днем, вы ему отнюдь не безразличны.
Клари видела, как Сэму неловко так откровенно разговаривать о своем лучшем друге с женщиной, которую он видит во второй раз в жизни. Решив сменить тему, она спросила с лукавым смешком:
– А вы, Сэм? Есть ли у вас глубокие, бездонные тайны?
Целая дюжина, – засмеялся в ответ Сэм. – Одну я вам открою. Я хочу купить корабль, который будет перевозить грузы из Балтимора по каналу до Уилмингтона и дальше, до Филадельфии или даже до Трентона. В душе я настоящий морской волк, но пока жизнь моя складывается так, что я плаваю по мелководью.
– Джек упоминал об этом, – сказала Клари, надеясь вновь перевести разговор на любимого человека.
– Мы обсуждали с ним это дело. Хотим купить корабль в складчину, но пока я не нашел того, что нам подходит, – объяснил Сэм.
– Если вы будете регулярно плавать по каналу, то сможете часто видеться с мадам Розой, – заметила К лари.
– Роза, да, да. Я боюсь за нее, знаете ли, Богемия-вилидж быстро меняется. Землекопы с канала уже начинают уезжать на новые стройки, в город скоро приедут солидные деловые люди, привезут с собой семьи. Разумеется, в скором времени здесь построят церковь, а пасторы вряд ли отнесутся одобрительно к ее заведению. Равно как и жены солидных деловых людей. Вероятно, Роза скоро поймет, что ей нет места в Богемия-вилидж. Нападки Иезекии Бартрема – это только начало. Боюсь, дело дойдет до жестоких преследований, – Не могу сказать, что меня сильно расстраивает подобная перспектива, – отозвалась Клари. – Но мадам Роза была добра ко мне, и, должна сказать вам, Сэм, я восхищаюсь ею – она сумела справиться с тяжким ударом, ведь ей очень несладко пришлось в Нью-Джерси. Она выстояла, приехала сюда и начала новое дело. Конечно, это не тот бизнес, которому я могла бы позавидовать, но она ведет дело очень успешно.
– Вы первая женщина, которая ее защищает, – сказал Сэм. – Да и среди мужчин немногие заступились бы за нее. Они приходят в ее дом с наступлением темноты, а при свете дня обычно притворяются, будто они выше того, чтобы развлекаться с публичными девками.
– Но вы-то за нее вступитесь? – спросила Клари. – И это вторая ваша тайна, не так ли, Сэм? Вы много думаете о ней. Там, откуда я родом, сказали бы, что вы влюблены в нее.
– Ах, девонька, пусть эта тайна останется строго между нами, ладно?
– У меня рот будет на замке, – пообещала Клари. – Но, мне кажется, мадам Роза уже знает эту вашу страшную тайну. И я не удивлюсь, если половина Богемия-вилидж и большинство рабочих с канала тоже ее знают.
Сэм уехал рано утром, и Клари вернулась к привычным ежедневным занятиям: помогала Саре по дому и на кухне, работала в поле, если было нужно. Джек должен был вернуться только через две недели, и она старалась занять себя чем-нибудь в надежде, что время пойдет быстрее. Она поставила себе задачу на осень и зиму – научить Люка читать и писать. Но прежде решила переговорить с Сарой. К ее Удивлению, негритянка отнеслась к этой мысли без всякого энтузиазма, считая, что им и без того сильно повезло в жизни – ведь Джек выкупил их из рабства и они стали его вольными работниками.
– Мы имеем сейчас на ферме гораздо больше того, чем я могла мечтать, – сказала Сара. – Конечно, я хочу, чтобы Люк имел еще больше. Но при этом не желаю подвергать его опасности. Положим, он сумеет выбиться в люди… А как здешний народ отнесется к тому, что черный парень получил лучшее образование, чем их дети?
– Я понимаю, – ответила Клари. – Эта непростая проблема даже в тех местах, откуда я приехала, Сара, хотя у нас многие думают, будто мы гораздо просвещеннее вас. Но Люк страстно хочет учиться, и мы не должны лишить его такой возможности, хотя порыв его может угаснуть, как только он поймет, что это очень трудно. Я постараюсь научить его читать, писать и считать. Посмотрим, как у него пойдет. По крайней мере, если он научится читать, это ему всегда пригодится в жизни… и всегда будет доставлять удовольствие.
– Я бы хотела научиться читать, – сказала Сара. – В детстве я выучила наизусть несколько псалмов, потому что хозяин в доме, где я жила, обычно читал их своей семье и домашним рабам каждый вечер. Я снова и снова их повторяю каждое воскресенье, но прочесть их… я о таком и не мечтала!
– Я могу научить и тебя тоже, – предложила Клари.
– Меня не надо, я уже стара для учения, – сказала Сара не допускающим возражений тоном. – А с Люком попробуйте, я вам разрешаю. Я знаю, Мозес тоже не будет возражать. Тогда Люк сможет читать нам по воскресеньям новые псалмы.
Клари начала учить Люка в тот же вечер, когда с дневной работой было закончено. Сначала мальчику не хватало усидчивости – он был нетерпелив, как все подростки, считающие, что их учат слишком простым вещам, словно они дети малые. Но она постоянно напоминала ему, что без этих азов невозможно стать врачом, и постепенно Люк приобрел навык методичной работы.
Один за другим бежали золотые сентябрьские дни, и Клари была очень довольна собой – ей удалось справиться с одиночеством, вызванным отсутствием Джека.
Он вернулся домой на день раньше, в воскресенье вечером. Мозес, Сара и Люк отдыхали в своем коттедже после тяжелой рабочей недели. Клари чувствовала какое-то неясное томление, словно что-то должно было перемениться в ее жизни. День был теплый и солнечный, и она пошла на песчаный берег реки, над которой стлался легкий туман – предвестник уже очень близких холодных осенних дней. Едва оказавшись на пляже, Клари сбросила рабочую одежду и осталась в одном белье. Под комбинезон она всегда надевала лифчик и трусики. С платьем белье девятнадцатого века еще можно было носить, но для работы оно никак не годилось. Каждый вечер Клари стирала лифчик и трусики, а затем сушила на полотенце, висевшем в ее комнате. Обе вещички слегка поизносились, но еще вполне могли служить в качестве импровизированного купального костюма. В конце концов, никто ее здесь не увидит. Люк при каждом удобном случае бегал на реку, но Сара не разрешала ему ловить рыбу по воскресеньям. На противоположном берегу реки Виднелись какие-то фермы, но так далеко, что Клари могла не опасаться нескромных взглядов, даже если бы кому-то из тамошних обитателей и вздумалось следить за ней.
Она осторожно шла по песку, обходя колючие семена, которые падали с деревьев, окружавших пляж. Маленькие коричневые шарики были покрыты острыми шипами, и Клари уже знала, как больно бывает, когда они впиваются в кожу.
Она вошла в воду, и пальцы ног сразу же погрузились в мягкий ил. Метнулась прочь маленькая серебристая рыбка. Река была неглубокая, и она долго брела по мелководью, пока не зашла достаточно глубоко, чтобы можно было плыть. Когда прибрежный ил остался позади, вода стала совершенно прозрачной и чистой. Клари долго нежилась в теплых волнах, ощущая порой первые дуновения осенней прохлады.
Устав плавать, она решила, что пора выходить из воды, но тут из-за деревьев показался Джек. Он снял сюртук с галстуком и был одет точно так же, как при первой их встрече: на нем были белые рубашка с распахнутым воротом широкий кожаный пояс, бежевые бриджи и высокие черные сапоги. Тогда волосы у него ниспадали до плеч, а сейчас были чуть короче – вероятно, он зашел к парикмахеру в Филадельфии или в Уилмингтоне.
Высунувшись из воды, Клари помахала ем; и направилась к берегу. Он явно увидел ее, но не помахал в ответ. Когда она подплыла к берегу настолько близко, что можно было встать на ноги и идти, ей бросилось в глаза лицо Джека – на нем было написано величайшее изумление. Впившись в нее глазами, он, казалось, изучал каждую клеточку ее полуобнаженного тела.
– Боже мой, Клари, что ты делаешь? – спросил он. – И почему ты голая?
– Я плавала. И я вовсе не голая, я в купальнике. Это бикини. – Наслаждаясь выражением ужаса и страсти, отразившимся на его лице, она стала медленно поворачиваться кругом, чтобы он мог лучше ее рассмотреть. – На самом деле я выгляжу гораздо скромнее, чем некоторые женщины, которых я видела на берегу моря.
– Это еще хуже, чем не надеть ничего! – заявил он.
– Ну, мистер Мартин, мне остается только сожалеть, что человека с вашим богатейшим опытом может шокировать обыкновенный купальный костюм.
Она вышла из воды и встала перед ним, глядя прямо в его обычно непроницаемые серые глаза. Но сейчас было легко угадать, о чем он думает – взор его дышал страстью.
Клари переживала момент захватывающего триумфа. Неважно, с кем он встречался и что делал во время своего отсутствия. Сейчас он жаждал ее. И она была счастлива видеть его. Она забыла, как на него сердилась, забыла, что обиделась, когда он отказался взять ее с собой. В это мгновение, когда они стояли почти вплотную, глядя друг другу в глаза, Клари хотелось лишь одного – оказаться в объятиях Джека. И когда его рука, скользнув по ее щеке, стала гладить ей волосы, она затаила дыхание в ожидании того, что непременно I должно было за этим последовать. – С хриплым стоном он привлек ее к себе и стиснул так крепко, что пряжка ремня врезалась в ее нежную кожу. Но она не чувствовала боли, ощущая только тепло его губ на своих губах. Поглаживая его короткие кудри, она приникла к нему в жажде слиться с ним до конца.
Его обуревало точно такое же желание. Он разомкнул объятия лишь на миг – чтобы расстегнуть пояс и стянуть с себя бриджи, а затем они легли на песок, и он стал снимать с нее заношенное белье.
– Осторожно, – выдохнула Клари, из последних сил стараясь не потерять головы, – если ты их разорвешь, других я уже не достану. Вот тогда мне действительно придется купаться голой.
– Только при условии, что я поплыву рядом.
Его руки ласкали ее обнаженную грудь, и в какой-то момент она вскрикнула от наслаждения. Ей удалось расстегнуть ему рубашку, и она тоже гладила его широкую грудь, но раздевать его дальше уже не было времени – они слишком стремились друг к другу, чтобы думать о подобных мелочах.
– Я ревновал к той рыбке, что плавала меж твоих прекрасных ног, – пробормотал он, поглаживая кончиками пальцев ее бедра.
Это напомнило ей плавнички той самой рыбки. Пальцы его скользили все выше и выше, достигнув наконец самого чувствительного места.
– О, Джек! – закричала она. – Еще, еще! Не медли!
– Ты меня хочешь, Клари?
Он встал на колени меж ее раздвинутых ног, и, увидев его потемневшее, налившееся кровью лицо, она поняла, как трудно ему сдерживать желание.
– Да!
Она приподнялась ему навстречу и, когда он проник в нее, застонала от наслаждения.
– Я скучал без тебя. – Он замер, его лицо искажала страсть, губы были плотно сжаты от напряжения. – Как ты прекрасна! Ты снилась мне каждую ночь. Не делай так, Клари, иначе я не выдержу!
– Еще, еще, умоляю тебя!
Она притянула к себе его голову и крепко поцеловала, продолжая извиваться, несмотря на его протесты, потому что понимала, что на самом деле ему это нравится. И тогда он навалился на нее, проникая все глубже мощными, почти яростными толчками, которые сказали ей гораздо яснее, чем слова, как он скучал по ней и как страстно ее желал. И она ответила на его страсть, они растворились друг в друге, слившись воедино в радостном порыве. И в крике его удовлетворенной страсти она услышала эхо своего долгого стона.
Когда все кончилось, она продолжала обнимать его, лежа неподвижно и стараясь оттянуть момент, когда придется от него оторваться. Только теперь она заметила, что два колючих шарика впились ей в спину. И лишь сейчас осознала, как сильно его любит. Джек Мартин наполнил ее сердце горячей, бурной страстью – так же как и тело. Внезапно это открытие привело ее в ужас – ведь она не знала его истинных чувств к ней. Она должна выяснить, любит ли он ее – или она всего лишь временное явление в его жизни, и какая-нибудь другая женщина значит для него гораздо больше.
На пляже они оставались недолго: подул вечерний ветерок, вызвав рябь на воде и заставив Клари вздрогнуть от холода. Вернувшись в дом, она выжала волосы и стряхнула песок со спины и с ног. Тем временем Джек сходил в столовую и вернулся в свою спальню с подносом.
– Иди ко мне, – сказал он, когда Клари появилась в дверном проеме в одной только батистовой ночной рубашке с оборками. – Приятно видеть, мадам, что вы оделись подобающим для такого случая образом.
– Как и вы, сэр, – ответила Клари, глядя на его синий халат и босые ноги.
Поднос с едой был установлен в самой середине кровати. Расположившись в головах и опираясь на резную спинку, Клари потянулась к кусочку ветчины, но Джек шутливо шлепнул ее по пальцам.
– Я буду сам кормить вас, мадам, а когда вы насытитесь, мы с вами снова займемся любовью… но на сей раз не спеша.
– Вы обещаете?
Клари приоткрыла губы, и он вложил ей в рот ломтик ветчины.
– Будьте уверены.
Джек вонзил зубы в ломтик с другой стороны, и их губы соприкоснулись. Клари испуганно отпрянула.
– Что ты делаешь?
– Ты еще многому должна научиться, – проворковал он, ничуть не смутившись ее реакцией. – Во многих вещах ты удивительно невежественна, радость моя.
– Возможно, ведь ты сам держишь меня в неведении, – ответила она, ухватившись за возможность начать этот долгожданный разговор.
– Для меня будет величайшим наслаждением просвещать тебя, Клари.
– Правда? – Она посмотрела на него, слегка прищурившись. – Займись этим прямо сейчас, Джек. Расскажи, как ты съездил, чем занимался…
– Я имел в виду вовсе не это, – с нежной улыбкой отозвался он.
– Какая погода была в Филадельфии? – продолжала она. – О чем говорилось на встрече совета директоров? Какие торжества намечаются в день открытия канала?
– Я надеялся, что наша беседа будет более интимной.
Он стал чистить яблоко. Глядя на быстрые и красивые движения его длинных пальцев, Клари вспомнила, как они гладили ее бедра, ее грудь… Она закрыла глаза, стараясь думать 0 серьезных вещах. Нельзя упустить этот шанс!
Снова открыв глаза, она встретила вопросительный взгляд Джека.
– Почему ты ничего не рассказываешь мне о своей жизни за пределами Эфон-Фарм? – выкрикнула она.
– Я ведь не выспрашиваю у тебя каждую подробность твоей прежней жизни, Клари.
– Если бы ты действительно меня любил, ты рассказал бы мне все. – Я рассказал тебе очень многое.
– А на самом деле ничего!
– Клари, как ты не можешь понять, что я вынужден умалчивать о некоторых вещах, поскольку эти тайны мне не принадлежат.
– Что это значит, черт побери?
– Прежняя Клари! – улыбнулся Джек. – Как давно я не слыхал твоей ругани! Я даже соскучился по этим твоим словечкам. Они звучат в моих ушах сладкой музыкой.
И, вновь обретя серьезный тон, добавил:
– Не будем говорить об этом, Клари. Есть вещи, которых я никогда тебе не расскажу.
– И ты хочешь, чтобы я тебе верила? Я хочу верить тебе, Джек, но ты сам делаешь это невозможным.
– Почему, Клари? Чем я заслужил недоверие? В этом веке никто не может упрекнуть меня в том, что я нарушил данное слово. Милая, я тебя очень люблю, и теперь ты это знаешь, но на мне лежат определенные обязательства… и я обязан их исполнять. Я не способен изменить клятве, и одного этого достаточно, чтобы ты считала меня честным человеком. Если тебе мало этого, то я могу только выразить тебе свои сожаления.
Он потянулся к ней, и, не в силах сопротивляться страстному желанию, Клари пылко приникла к нему.
– Скажи, что ты мне веришь, – зашептал он ей прямо в рот. – Скажи, что ты веришь мне. Скажи, что ты любишь меня, как люблю тебя я.
– Я люблю тебя, Джек.
В его объятиях она ощущала себя как дома – в покое и безопасности. И никогда еще не чувствовала такого горячего, сумасшедшего желания.
Разве могла бы она питать такие чувства к тому, кто не достоин доверия? Если она так сильно любит Джека, как может не верить ему? И когда его губы обожгли ее своим прикосновением, она поняла, что ей все равно, правду он говорит или нет. Даже если он лжет ей каждым своим словом, она не желает знать об этом. Она хочет только любить его – любить и надеяться, что когда-нибудь он тоже ее полюбит.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
– В этом году у нас все получалось просто замечательно.
Джек сидел за обеденным столом, раскрыв свою конторскую книгу и выложив на полированную поверхность монеты в четыре столбика разной высоты.
– С урожаем мы еще не закончили, – заметил Мозес.
– Тем не менее, – сказал Джек, поочередно взглянув на Мозеса, Сару, Люка и Клари, – я решил сделать выплату заранее. Праздничные торжества по поводу официального открытия канала наступят совсем скоро, и вам, наверное, захочется купить себе что-нибудь. В конце года мы произведем окончательный расчет, и каждый получит свою долю полностью.
– Я бы не отказалась от новой шляпки, – сказала Сара. – Мозес говорит, что в Богемия-вилидж есть женщина, которая продает шляпки и шали. Он видел ее, когда последний раз был в городе. А Мозесу нужна праздничная рубаха. В общем, я поеду с ним, когда он отправится торговать нашими овощами и фруктами.
– Вот, это ваше. – Джек подвинул один из столбиков Мозесу, второй Саре, третий Люку, а затем сгреб четвертый, совсем небольшой в сравнении с другими. – Клари, ты не очень долго живешь на Эфон-Фарм, но эти деньги, несомненно, заработала.
Клари настолько удивилась, что без возражения взяла протянутые им монетки. Продолжая сидеть на своем месте, она молчала, пока Сара, Мозес и Люк не ушли.
– Я не могу это взять, – произнесла она, оставшись наедине с Джеком.
И выложила монеты на стол. Поднявшись со стула, он накрыл ее руки ладонями со словами:
– Ты честно заработала каждый пенни.
– Заработала чем? – воскликнула она и тут же залилась краской под его нежным добрым взглядом.
– На этой ферме всем известно, как много ты сделала, – сказал он. – Это справедливая плата за твои труды. Почему ты упрямишься, Клари? Я плачу Саре за работу, и она не видит в том ничего дурного.
– Сара же не спит с тобой, – пробормотала она.
– Я хочу, чтобы у тебя были собственные деньги. Я заплатил тебе лишь за работу в поле и по хозяйству. Что касается прочего, это остается строго между нами, и я никогда не смог бы вознаградить тебя за то, что ты делаешь лично для меня. Разумеется, я вовсе не собираюсь расплачиваться деньгами за самые лучшие, самые сладкие часы моей жизни. – Он крепко сжал ее руки. – Думаю, ты не вполне понимаешь, как много значишь для меня. Ты поразительно быстро вошла в мое сердце, избавив меня от ужасного одиночества. Клари, я возношу молитву, чтобы ты не возвращалась в свой мир, потому что не смогу без тебя существовать.
Она смотрела на него сквозь пелену внезапно пролившихся слез. Никогда еще не был он так близок к признанию в любви. Губы ее приоткрылись, молчаливо приглашая его к поцелуям, но он покачал головой.
– Я не буду целовать и обнимать тебя, пока не разрешится это недоразумение. Перед тобой лежат деньги, которые ты заработала честным трудом. А сладкие мгновения нашей близости не имеют никакого отношения к повседневной рутине. Да, не имеют никакого отношения, – повторил он словно бы для самого себя, – но именно в них заключена вся моя жизнь, Клари. Я хочу сказать тебе… – Запнувшись, он покачал головой. – Нет, пока я ничего не могу сказать.
Она поняла, что эта заминка каким-то образом связана с его таинственным прошлым и с клятвой, данной людям, с которыми ей, возможно, так и не доведется встретиться. Но она ни на секунду не усомнилась в искренности его чувств и ответила ему тем же, стараясь, по его примеру, не говорить лишних слов о любви.
– Я не хочу возвращаться в двадцатый век, Джек. В том времени у меня никого нет. Все, кто мне дорог, находятся здесь.
Голос ее дрогнул от волнения.
– Благодарю тебя, дорогая.
Она подумала, что ему стоит немалых сил сдержать свою страсть. И была за это благодарна. Если бы он сейчас повлек ее в постель, чтобы заниматься любовью, она продолжала бы спрашивать себя, сколько ей уплачено за работу и сколько за те вещи, которые они делали вдвоем по ночам. В глубине души она ругала себя за неспособность довериться мужчине. Не будь у нее такого несчастного прошлого, она навеки похоронила бы все свои сомнения.
Когда Джек отпустил ее руки и углубился в конторскую книгу, она вышла из столовой, чтобы спрятать заработанные деньги в верхний ящик комода. Пока ей не приходило в голову, на что можно их потратить – даже новые наряды в связи с официальным открытием канала ее совершенно не привлекали. Джек привез ей из Филадельфии соломенную шляпку – взамен той, что так сильно пострадала во время столкновения с Иезекией Бартремом. У новой шляпки были широкие поля, вся она была украшена цветами и расшитыми бантиками. Кроме того, он преподнес Клари серые кожаные перчатки и крохотный кошелек на цепочке: она намеревалась обновить их в день праздничных торжеств – так же, как синее платье, но, разумеется, без кружевной косынки. Если будет холодно, она накинет на плечи шерстяную шаль – первый подарок Джека.
Вспомнив, как ломился от вещей ее гардероб как раз перед свадьбой с Ричем, она лишь в изумлении покачала головой. Серое хлопчатобумажное платье удалось отстирать от следов пороха – спасибо Саре! Теперь его снова можно было носить, так что в будние дни Клари была вполне обеспечена одеждой. Для очень грязной работы она надевала комбинезон с ковбойкой, для приема редких гостей – чистенькое зелено-белое платье, а новое синее будет праздничным, выходным. Что еще надо женщине? Нет, она ни в чем не нуждалась – по крайней мере пока.
– Вот от нижнего белья двадцатого века я бы не отказалась, – вздохнула она, разглядывая оборки на шляпке. – Было бы здорово купить дюжину трусиков. Но если я действительно их хочу, придется шить самой. И использовать веревочку вместо резинки, которой еще не существует.
Подумав, что резинка является совсем незначительной платой за теперешнюю спокойную жизнь и радость близости с Джеком каждую ночь, Клари сложила в коробку шляпку, а вместе с ней и недостойные сомнения – нельзя было не верить любимому. И отправилась на кухню, чтобы помочь Саре приготовить ужин.
Семнадцатого октября, в день официального открытия канала Чизепик-Делавэр, погода стояла прекрасная – солнце ярко светило на безоблачном небе. Обитатели Эфон-Фарм с рассветом выехали на двух повозках – одной правил Мозес, а Люк, сидя рядом с матерью, придерживал корзинку с едой. Вторая корзинка была уложена в повозку, которой правил Джек.
Джек сидел за обеденным столом, раскрыв свою конторскую книгу и выложив на полированную поверхность монеты в четыре столбика разной высоты.
– С урожаем мы еще не закончили, – заметил Мозес.
– Тем не менее, – сказал Джек, поочередно взглянув на Мозеса, Сару, Люка и Клари, – я решил сделать выплату заранее. Праздничные торжества по поводу официального открытия канала наступят совсем скоро, и вам, наверное, захочется купить себе что-нибудь. В конце года мы произведем окончательный расчет, и каждый получит свою долю полностью.
– Я бы не отказалась от новой шляпки, – сказала Сара. – Мозес говорит, что в Богемия-вилидж есть женщина, которая продает шляпки и шали. Он видел ее, когда последний раз был в городе. А Мозесу нужна праздничная рубаха. В общем, я поеду с ним, когда он отправится торговать нашими овощами и фруктами.
– Вот, это ваше. – Джек подвинул один из столбиков Мозесу, второй Саре, третий Люку, а затем сгреб четвертый, совсем небольшой в сравнении с другими. – Клари, ты не очень долго живешь на Эфон-Фарм, но эти деньги, несомненно, заработала.
Клари настолько удивилась, что без возражения взяла протянутые им монетки. Продолжая сидеть на своем месте, она молчала, пока Сара, Мозес и Люк не ушли.
– Я не могу это взять, – произнесла она, оставшись наедине с Джеком.
И выложила монеты на стол. Поднявшись со стула, он накрыл ее руки ладонями со словами:
– Ты честно заработала каждый пенни.
– Заработала чем? – воскликнула она и тут же залилась краской под его нежным добрым взглядом.
– На этой ферме всем известно, как много ты сделала, – сказал он. – Это справедливая плата за твои труды. Почему ты упрямишься, Клари? Я плачу Саре за работу, и она не видит в том ничего дурного.
– Сара же не спит с тобой, – пробормотала она.
– Я хочу, чтобы у тебя были собственные деньги. Я заплатил тебе лишь за работу в поле и по хозяйству. Что касается прочего, это остается строго между нами, и я никогда не смог бы вознаградить тебя за то, что ты делаешь лично для меня. Разумеется, я вовсе не собираюсь расплачиваться деньгами за самые лучшие, самые сладкие часы моей жизни. – Он крепко сжал ее руки. – Думаю, ты не вполне понимаешь, как много значишь для меня. Ты поразительно быстро вошла в мое сердце, избавив меня от ужасного одиночества. Клари, я возношу молитву, чтобы ты не возвращалась в свой мир, потому что не смогу без тебя существовать.
Она смотрела на него сквозь пелену внезапно пролившихся слез. Никогда еще не был он так близок к признанию в любви. Губы ее приоткрылись, молчаливо приглашая его к поцелуям, но он покачал головой.
– Я не буду целовать и обнимать тебя, пока не разрешится это недоразумение. Перед тобой лежат деньги, которые ты заработала честным трудом. А сладкие мгновения нашей близости не имеют никакого отношения к повседневной рутине. Да, не имеют никакого отношения, – повторил он словно бы для самого себя, – но именно в них заключена вся моя жизнь, Клари. Я хочу сказать тебе… – Запнувшись, он покачал головой. – Нет, пока я ничего не могу сказать.
Она поняла, что эта заминка каким-то образом связана с его таинственным прошлым и с клятвой, данной людям, с которыми ей, возможно, так и не доведется встретиться. Но она ни на секунду не усомнилась в искренности его чувств и ответила ему тем же, стараясь, по его примеру, не говорить лишних слов о любви.
– Я не хочу возвращаться в двадцатый век, Джек. В том времени у меня никого нет. Все, кто мне дорог, находятся здесь.
Голос ее дрогнул от волнения.
– Благодарю тебя, дорогая.
Она подумала, что ему стоит немалых сил сдержать свою страсть. И была за это благодарна. Если бы он сейчас повлек ее в постель, чтобы заниматься любовью, она продолжала бы спрашивать себя, сколько ей уплачено за работу и сколько за те вещи, которые они делали вдвоем по ночам. В глубине души она ругала себя за неспособность довериться мужчине. Не будь у нее такого несчастного прошлого, она навеки похоронила бы все свои сомнения.
Когда Джек отпустил ее руки и углубился в конторскую книгу, она вышла из столовой, чтобы спрятать заработанные деньги в верхний ящик комода. Пока ей не приходило в голову, на что можно их потратить – даже новые наряды в связи с официальным открытием канала ее совершенно не привлекали. Джек привез ей из Филадельфии соломенную шляпку – взамен той, что так сильно пострадала во время столкновения с Иезекией Бартремом. У новой шляпки были широкие поля, вся она была украшена цветами и расшитыми бантиками. Кроме того, он преподнес Клари серые кожаные перчатки и крохотный кошелек на цепочке: она намеревалась обновить их в день праздничных торжеств – так же, как синее платье, но, разумеется, без кружевной косынки. Если будет холодно, она накинет на плечи шерстяную шаль – первый подарок Джека.
Вспомнив, как ломился от вещей ее гардероб как раз перед свадьбой с Ричем, она лишь в изумлении покачала головой. Серое хлопчатобумажное платье удалось отстирать от следов пороха – спасибо Саре! Теперь его снова можно было носить, так что в будние дни Клари была вполне обеспечена одеждой. Для очень грязной работы она надевала комбинезон с ковбойкой, для приема редких гостей – чистенькое зелено-белое платье, а новое синее будет праздничным, выходным. Что еще надо женщине? Нет, она ни в чем не нуждалась – по крайней мере пока.
– Вот от нижнего белья двадцатого века я бы не отказалась, – вздохнула она, разглядывая оборки на шляпке. – Было бы здорово купить дюжину трусиков. Но если я действительно их хочу, придется шить самой. И использовать веревочку вместо резинки, которой еще не существует.
Подумав, что резинка является совсем незначительной платой за теперешнюю спокойную жизнь и радость близости с Джеком каждую ночь, Клари сложила в коробку шляпку, а вместе с ней и недостойные сомнения – нельзя было не верить любимому. И отправилась на кухню, чтобы помочь Саре приготовить ужин.
Семнадцатого октября, в день официального открытия канала Чизепик-Делавэр, погода стояла прекрасная – солнце ярко светило на безоблачном небе. Обитатели Эфон-Фарм с рассветом выехали на двух повозках – одной правил Мозес, а Люк, сидя рядом с матерью, придерживал корзинку с едой. Вторая корзинка была уложена в повозку, которой правил Джек.