Страница:
К ночи Невский опустел. Видна лишь полиция, разъезды жандармов, казаков, драгун.
Пишущему эти строки пришлось видеть в Петрограде, как протекали обе революции и я вспоминал 1905 год, вспоминал людей, которые спасли тогда Россию...
Перед завтраком на Невском я со своим спутником, полицейским чиновником с юга России, наблюдал "братание" казаков с толпой. - "Смотрите, князь, и учитесь, как не надо действовать" - сказал я ему. Придя в министерство, я высказал H. H. Боборыкину, что у нас началась революция, чем не мало удивил нового Таврического губернатора, генерала Бойсмана. Бойсман только что был принят в Царском Селе Императрицей и, вернувшись оттуда, приехал ко мне с поручением от Ее Величества.
Он был в самом радужном настроении, был уверен в незначительности беспорядков и передавал, что Государыня против каких-либо крутых мер и особенно против стрельбы по демонстрантам.
Я не был согласен с таким взглядом. Раз во время войны устраивайся политическая демонстрация и полиция и войсковой наряд видят плакаты и флаги с надписями: "Долой войну", "Долой Царя", "Да здравствует республика" - стрельба необходима. В таком положении стрельба понятна каждому простому солдату. Такой момент был потерян вчера, когда в одном месте была именно политическая демонстрация, были революционеры, а не просто толпа.
После завтрака мне был назначен прием у министра. Перед приемом пришлось переговорить с товарищем министра все о том же, чем мостить Ялтинскую мостовую - торцами или асфальтом. Ирония судьбы. Товарищ министра доложил, и меня попросили к министру. Протопопов был в веселом настроении и, как всегда, очарователен. Он наговорил мне много приятных вещей, просил не стесняться в Ялте приемами по представительству. Как раз в то время ему протелефонировали о демонстрации на Знаменской площади и об убийстве пристава Крылова казаком. Заговорили на эту тему. Я высказался за немедленное предание казака суду. Протопопов сказал, что теперь все зависит от Хабалова, что теперь беспорядки совершенно его не касаются.
Затрещал дворцовый телефон. Императрица вызывала министра. Протопопов начал говорить по-английски. Я вышел в соседнюю комнату.
Когда я вернулся, министр сказал, что Ее Величество спрашивала о положении дел и что он доложил об энергичном подавлении беспорядков войсками.
Уходя, я встретился с Директором Деп. Полиции Васильевым. Мы обменялись несколькими фразами. Он проговорил что-то мало понятное. Вид у него был довольно растерянный.
Уже второй день как дом Протопопова охранялся военным караулом под начальством офицера. В этот день начальником был Л.-гв. Павловского полка Грим. Он был приглашен к обеду министра. Протопопов спросил о беспорядках. Грим рассказал про их серьезный характер. Протопопов шутил, смеялся и высказал, что революцию надо было вызвать на улицу, чтобы раздавить, что теперь и выполняет Хабалов. Растерявшийся от подобного объяснения происходящих беспорядков офицер не знал что и ответить министру. Но слышанным от министра он был настолько поражен, что вечером же доложил о том по начальству. Речам министра удивлялись и офицеры, комментировали их не в пользу правительства.
Вечером Протопопов послал в Ставку Дворцовому Коменданту первую телеграмму о беспорядках. Объяснив, совершенно ошибочно, возникновение забастовки и беспорядков только недостатком хлеба, Протопопов довольно верно сообщил, как протекали беспорядки, но ни одним словом не указал на их политический характер и закончил телеграмму так: ,,Сегодня днем более серьезные беспорядки происходили около памятника Императора Александра III на Знаменской площади, где убит пристав Крылов. Движение носит неорганизованный стихийный характер, наряду с эксцессами противуправительственного свойства буйствующие местами приветствуют войска. Прекращению дальнейших беспорядков принимаются энергичные меры военным начальством. Москве спокойно. МВД. Протопопов. No 179. 25 февраля 1917 г.".
Так расписался Протопопов в своем политическом убожестве. Министр Внутренних Дел не понимал, что в России началась революция. Не понимал того и Директор деп. полиции, не понимал и Начальник Охранного Отделения. Последнее меня очень удивило в тот вечер, так как генерал Глобачев все последнее время ожидал революционного взрыва и предупреждал о том свое начальство.
25 февраля в 5 ч. 40 м. по полудни, генерал Хабалов послал генералу Алексееву первую телеграмму о беспорядках следующего содержания: - "Доношу, что 23 и 24 февраля, вследствие недостатка хлеба, на многих заводах возникла забастовка. 24 февраля бастовало около 200 тысяч рабочих, которые насильственно снимали работавших. Движение трамвая рабочими было прекращено. В средине дня 23 и 24 февраля часть рабочих прорвалась к Невскому, откуда была разогнана. Насильственные действия выразились разбитием стекол в нескольких лавках и трамваях. Оружие войсками не употреблялось, четыре чина полиции получили неопасные поранения. Сегодня, 25 февраля попытки рабочих проникнуть на Невский успешно парализуются. Прорвавшаяся часть разгоняется казаками. Утром полицмейстеру Выборгского района сломали руку и нанесли в голову рану тупым орудием. Около трех часов дня на Знаменской площади убит при рассеянии толпы пристав Крылов. Толпа рассеяна. В подавлении беспорядков, кроме Петроградского гарнизона, принимают участие пять эскадронов 9 Запасного Кавалерийского полка из Красного Села, сотня лейб-гвардии сводно-казачьего полка из Павловска и вызвано в Петроград пять эскадронов гвардейского запасного кавалерийского полка. No 486. Ген. Хабалов".
Подобно Протопопову, и Хабалов исказил истину. Кроме того, он не посмел сообщить правду про убийство пристава казаком. Все обстоятельства того убийства были доложены ему жандармским офицером с места происшествия. Было доложено и о том, как толпа качала казака убийцу. Так лгал растерявшийся генерал Хабалов, опять-таки, подобно Протопопову, скрывая политический характер происходящего.
В 9 ч. вечера Хабалов получил личную телеграмму от Государя: - "Повелеваю завтра же прекратить в столице беспорядки, недопустимые в тяжелое время войны с Германией и Австрией.
НИКОЛАЙ".
Распоряжение неправильное. В каждом данном случае об огне должен решать начальник на месте. Вот почему должны быть полицейские начальники!
Вопрос сразу свелся к тому - следует ли распускать Гос. Думу. Министры Покровский, Риттих, Войновский-Кригер говорили за необходимость работы согласно с Г. Думой. Они находили, однако, что необходимо несколько изменить состав министров. Все понимали намек на уход Протопопова. Сам Протопопов весьма сбивчиво говорил о том, что происходит в столице. Он много путал, но высказывался за роспуск Думы и за подавление беспорядков вооруженною силою. За роспуск Думы высказывались также Добровольский и Раев. Вызвали генерала Хабалова. Он произвел впечатление человека растерянного, испуганного. Его доклад был сумбурный. Он даже забыл доложить о полученной от Государя телеграмме.
Для пояснения положения вызвали Директора Департамента полиции и Начальника Охр. Отделения. После доклада последнего министры стали серьезнее смотреть на происходящее в столице. Беляев, Бобринский и еще некоторые стали высказываться, за подавление волнений вооруженною силою. Был даже поднят вопрос об объявлении осадного положения, но он остался нерешенным.
Премьер старался примирить всех и поручил Покровскому и Риттиху переговорить с некоторыми думскими лидерами и столковаться с ними. Но он также намекнул, что некоторым министрам придется пожертвовать своим положением.
Совет согласился с проектом Хабалова опубликовать с утра и расклеить по городу от его имени предупреждение, что скопища будут рассеиваться оружием. Часов около четырех утра министры разъехались, условимшись собраться на совещание 26 числа в 8 ч. 30 м. вечера.
- "Стачки и беспорядки в городе более чем вызывающие... Это хулиганское движение, мальчишки и девчонки бегают и кричат что у них нет хлеба, просто для того, чтобы создать возбуждение, и рабочие, которые мешают другим работать..."
И Императрица продолжала заниматься текущими делами. Навестила больных детей, А. А. Вырубову. Съездила в церковь и помолилась у Знамения. Приняла очередной доклад состоявшего при Ее Величестве графа Апраксина.
Встревоженный беспорядками, усматривая в них большую политическую подкладку, граф после доклада начал говорить о текущем моменте. Он высказал много отрицательного по адресу некоторых министров. Сказал, что почти у каждого министра есть в прошлом что-либо нехорошее. По ходу разговора Государыня стала терять спокойствие, наконец рассердилась настолько, что отшвырнула стул. Разговор был настолько серьезен, что вернувшийся домой граф поведал своей жене, что вряд ли ему придется продолжать службу при особе Ее Величества.
Приняла Государыня нового Таврического губернатора генерала Бойсмана. Много говорили о Крыме, а затем перешли на беспорядки. Царица высказала свой взгляд о мальчишках и девчонках и главное значение придавала продовольственному вопросу вообще и выпечке хлеба в Петрограде. Ей понравилась мысль Бойсмана о том, чтобы Хабалов стал выпекать хлеб в казенных хлебопекарнях и Государыня поручила Бойсману побывать у Протопопова и передать ему, дабы он обсудил этот вопрос с Хабаловым.
Государыня была против репрессивных мер и особенно против стрельбы. "Не надо стрельбы, не надо стрельбы" - повторяла, несколько раз Государыня, "Нужно только поддерживать порядок".
Государыня поручила Бойсману повидать меня и передать мне, дабы я не преследовал очень одного из моих подчиненных в Ялте, который в это время уже был уволен от службы. Вернувшись из Царского, Бойсман приехал ко мне, передал мне поручение Императрицы и рассказал всю их беседу о текущем моменте. Было ясно, что Царица совершенно ни понимает его.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ.
В тот день я должен был обедать у знакомых в Царском Селе. Я предполагал воспользоваться случаем и переговорить по прямому проводу со Ставкой - с генералом Воейковым. Вот почему, чтобы быть лучше в курсе всех событий, я около 11 утра, сговорившись заранее, приехал к С. П. Белецкому. Он жил недалеко от Соляного города. Ехал по Фонтанке, пустынно, неприятно. Около дома Протопопова - наряд. Жандармы.
Белецкий был серьезно встревожен. Он понимал, что происходит нечто необычайное, но слова "революция" он избегал. Он очень одобрил мой план протелефонировать Воейкову и при мне стал спрашивать новости у директора Д. П. Васильева.
Васильев сообщил, что под утро произведена большая ликвидация: арестовано до ста человек разных партий. Арестованы все вожаки движения. Арестован "руководящий" движением "коллектив". Надеются, что завтра, в понедельник, все будет кончено. Тоже самое, но только в других выражениях, собщил и Протопопов. Белецкий отнесся к их успокоениям довольно сдержанно. Я понял, что он не верит в арест какого-то коллектива, руководящего, якобы, всем движением. Такого тогда не было.
Были арестованы пять человек из Петербургского Комитета большевиков, но это была капля в море. Начальник Охранного Отделения смеялся над этими арестами, произведенными по его спискам.
Белецкий понимал что в Петрограде нет фактически авторитетного военного начальника, который бы руководил подавлением беспорядков, А между тем все передано в руки военных. А главное нет Государя. Нужно, чтобы Государь немедленно вернулся из Ставки.
Я еще успел пересечь Невский и проехать обратно к себе, (Фонтанка No 54), но с полудня Невский по тротуарам уже был залит людской массой. С двух часов в разных концах начинаются демонстрации.
Толпа занимает середину улицы. Появляются красные флаги. Поют революционные песни. Особенно возбужденное состояние у Казанского Собора, у Гостиного Двора, на углу Садовой, на углу Литейного, вокруг Знаменской площади. Площадь удобна для демонстрации, но пехота не пускает народ прорваться на площадь. Конные наряды бросаются на толпу, из толпы летят камни, ледяшки.
Около трех часов в разных местах Невского начинается стрельба пехотных частей по толпам. Особенно энергично стреляет у Гостиного Двора учебная команда Зап. Б-на Павловского полка. Ею командует капитан Чистяков, Сухой, энергичный, с горящими красивыми глазами, он, как наэлектризован. Рота раскинула цепи поперек Невского и поперек Садовой. По Невскому от Аничкина моста и по Садовой к Невскому, заполнивши мостовую, двигаются толпы с красными флагами, с пением революционных песен. На сигналы не обращают внимания. Цепи стреляют залпами. Кто-то стреляет с крыши по солдатам сзади. Убит в затылок ефрейтор. Солдаты обозлены. Переходят на частый огонь. Стрельбе по толпе иногда мешают казаки, смешиваясь с толпой. Пехота злится. Слышна ругань по адресу казаков,
Не менее энергично работает и учебная команда Волынского полка. Ею командует капитан Квитницкий. Ее роты оберегают Знаменскую площадь. Часть стреляет вдоль Невского против напирающей толпы, другая часть вдоль Гончарной улицы, откуда напирают с флагами и песнями. В этом районе несколько десятков убитых и раненых. Появились добровольцы-санитары: молодежь с повязками на рукавах. Много молодых женщин. Им дают работать.
От действительной стрельбы толпа в панике. Начинается отлив от Невского. Когда же некоторые части дают первый залп вверх, на воздух, толпа смеется и смелеет.
Вечером распространился слух о бунте в Павловском полку, о чем ниже.
Придворные кареты с кучерами в красных ливреях придавали всему праздничный вид. Сказочными выглядели покрытые снегом бульвары. Всюду тишина, спокойствие.
Сделав несколько визитов, повидав бывших подчиненных я попал в семью С. Н. Вильчковского. Там также, как и во многих других Царскосельских семьях, царил культ Их Величеств. Сам Вильчковский занимал хороший пост и, кроме того, был начальником одного из поездов Ее Величества. Его жена работала в госпитале Государыни. Она была в восторге от Государыни, как от человека, матери, семьянинки. Как она любит помогать нашим больным и раненым, чего она не делает для них. Теперь Царица вся поглощена болезнью детей.
Александровский дворец действительно походил тогда на госпиталь. В комнатах Наследника и Вел. Княжен опущены шторы, царит полумрак. У Наследника и двух старших Вел. Княжен температура выше 39. Младшие В. Княжны Мария и Анастасия Николаевны ухаживают за больными и гордятся тем, что они "сестры милосердия" и помогают Царице. Царица поспевает всюду. Положение Наследника тяжелое. Самочувствие Ольги и Татьяны Николаевны очень хорошее. Они даже веселы. Присланные офицером Родионовым ландыши от Гвардейского Экипажа, доставили больным истинное удовольствие.
На другом конце дворца лежит в жару так любимая царской семьей Аня (А. А. Вырубова). У нее температура более 40. Перебывало несколько докторов. Там дежурит "Аклина". В. К. Мария и Анастасия Николаевны два раза в день ходят туда на дежурство. Туда тоже были присланы ландыши. Эти ландыши едва ли не были последней улыбкой старого режима Царским детям. В тот день этого никто не подозревал, от детей скрывали истину. В. Княжны были счастливы. Царица строго запретила говорить больным о беспорядках.
Императрица в костюме сестры милосердия то у детей, то у Ани. Она руководит всем и сама ухаживает за больными.
Царица настолько занята больными, что даже не смогла лично выслушать генерала Гротена, который ездил к Протопопову за новостями. Царица поручила выслушать генерала своей подруге Лили Ден.
Протопопов прислал письмо, что вчера положение было хуже, сегодня лучше, произведены хорошие аресты, "Главные вожаки и Лелянов привлечены к ответственности за речи в Городской Думе. Что вечером министры совещались о принятии на завтра энергичных мер и что все они надеются что завтра (т. е. в понедельник. А. С.) все будет спокойно".
Так легкомысленно лгал и успокаивал Императрицу Протопопов, а ведь Царица сообщала эти сведения Государю, принимая их за чистую монету.
После завтрака Императрица была с Марией Николаевной у Знамения. Проехали на могилу Распутина. Над ней уже был довольно высокий сруб. А. А. Вырубова строила часовню. Проехали в дер. Александровку, поговорили с Месоедовым-Ивановым, с Хвощинским и другими офицерами. Вернувшись во дворец, Царица обошла больных. У всех жар увеличился. Корь в разгаре. Царица написала письмо Государю, Ее Величество сообщила все успокоительные сведения, что прислал Протопопов. Написала, как молилась у могилы Распутина и послала кусочек дерева с его могилы, где стояла на коленях.
"...Мне кажется, все будет хорошо, - писала Царица - солнце светит так ярко и я ощущала такое спокойствие и мир на его дорогой могиле. Он умер, чтобы спасти нас."... В таком безмятежном настроении Царица приняла после отправки письма Н. Ф. Бурдукова. Он еще накануне просил срочного приема. Ему было назначено на сегодня. Хорошо осведомленный о происходящем, Бурдуков решил предостеречь Царицу. Он не был связан служебной дисциплиной. Он журналист. Писать Вырубовой нельзя - больна. Расстроенный, не переменив даже обычного серого костюма, прошел он на этот раз как-то необычно просто во дворец. У ворот даже не сделали обычного опроса. Видна растерянность. Во дворце мертвенно тихо. Неприятно.
Его провели в салон. Вышла Императрица в костюме сестры милосердия. Подала руку, предложила сесть. Царица как будто опустилась, постарела, поседела.
Волнуясь, Бурдуков изобразил положение в столице как безнадежное, катастрофическое. Царица слушала спокойно и сказала, что она ждет доклада от графа Бенкендорфа. Бурдуков упрашивал уехать с детьми куда угодно, но уехать. Царица спокойно отвечала, что она при больных. Она сейчас сестра милосердия. Она одна должна бегать от одной больной к другой. Казалось, что слезы блестели на глазах Царицы, но она старалась быть спокойной. Бурдуков пытался продолжать, но Императрица поднялась. С гордостью она твердым голосом сказала:
- "Я верю в русский народ. Верю в его здравый смысл. В его любовь и преданность Государю. Все пройдет, и все будет хорошо".
Аудиенция окончена. Поцеловав руку Ее Величества, Бурдуков покинул дворец. Он был подавлен.
Однако, к вечеру, оптимизм Царицы был поколеблен. В полночь Царица послала первую тревожную телеграмму Государю, которую оканчивала словами: - "Очень беспокоюсь относительно города".
Через полчаса мы уже разговаривали. Поздоровавшись, я начал с того, что просил генерала обратить внимание на то, что я, Ялтинский Градоначальник, позволил себе забраться в его кабинет в его частной квартире, что жандарм Кургузкин пропустила меня к телефону. Это одно, говорил я, показывает насколько тревожно здесь положение. Я передал генералу о положении в Петрограде и о том, что Департамент хвастается произведенными арестами. Я высказал мнение, что Департамент не знает, что в действительности происходит; что Думу надо распустить, волнения подавлять вооруженною силою, но прибавлял я, для этого нужно, чтобы ХОЗЯИН был здесь. Будет Хозяин здесь все будут делать свое дело, как следует. Без Хозяина будет плохо.
Приезжайте Ваше Превосходительство скорое, приезжайте, приезжайте. Генерал Воейков любезно поблагодарил меня за информацию и мы распрощались.
Поблагодарив Кургузкина, я вернулся к генералу В. Сели за обед. Все были в хорошем настроении. Спокойствие царило в Царском Селе.
Вернувшись около десяти часов в Петрограде, я не нашел своего автомобиля. Кругом вокзала тревога. Один генерал забрал меня и нескольких дам, за которыми тоже не выехали их моторы, и довез меня к графу И. И. Воронцову, что состоял при В. К. Михаиле Александровиче. В. Князь был в Петрограде. Граф и его красавица жена были встревожены. У них было несколько офицеров. Офицеры бранили ген. Хабалова и жаловались на полный хаос в городе.
Злобой дня был бунт в 4 роте запасного батальона Л.-Гв. Павловского полка. Запасный батальон того полка, как и все, был переполнен выше предела. Солдаты спали на нарах в несколько ярусов. Офицеры были или больные эвакуированные кадровые или молодые неопытные прапорщики, только что выпущенные с курсов, не пользовавшиеся никаким авторитетом у солдат. Вообще же число офицеров не соответствовало числу солдат и о каком-либо нравственном влиянии офицеров не приходилось говорить. Переполненные помещения, спертый воздух, часто плохая пища от интендантства, все это уже давно разлагающе действовало на запасных солдат, а систематического военного воспитания им не давалось по недостатку кадровых офицеров. На этот большой дефект высшее Петроградское начальство не обращало внимания.
***
Вечером, в Городской Думе, состоялось заседание для обсуждения продовольственного вопроса. Благодаря попустительству Гор. Головы и растерянности властей, это закрытое заседание обратилось в открытый революционный митинг. Сенатор Иванов, генерал Дурново, профессор Бернацкий и другие ораторы нападали на правительство. Один оратор кричал: "Мы не верим Верховной власти", - другой требовал смены правительства, третий предлагал "почтить вставанием" убитых на Невском демонстрантов. Появление членов Гос. Думы Керенского и Скобелева еще больше приподняло настроение. Керенский был встречен громом рукоплесканий. Его речь наэлектризовала собрание. А когда принесли к Думе убитых демонстрантов, настроение достигло высшего возбуждения. Городской Голова добился по телефону от Балка освобождения некоторых арестованных, а затем... а затем, поговоривши, покричавши и погорячившись, разошлись.***
Стрельба на Невском дала повод некоторым думать, что, по примеру 1905 года, власть одолевает революционный беспорядок. К несчастью для России при начале второй революции у нас не было Дурново и Трепова, не было Дедюлина с Герасимовым, не было Минов и Риманов.Пишущему эти строки пришлось видеть в Петрограде, как протекали обе революции и я вспоминал 1905 год, вспоминал людей, которые спасли тогда Россию...
Перед завтраком на Невском я со своим спутником, полицейским чиновником с юга России, наблюдал "братание" казаков с толпой. - "Смотрите, князь, и учитесь, как не надо действовать" - сказал я ему. Придя в министерство, я высказал H. H. Боборыкину, что у нас началась революция, чем не мало удивил нового Таврического губернатора, генерала Бойсмана. Бойсман только что был принят в Царском Селе Императрицей и, вернувшись оттуда, приехал ко мне с поручением от Ее Величества.
Он был в самом радужном настроении, был уверен в незначительности беспорядков и передавал, что Государыня против каких-либо крутых мер и особенно против стрельбы по демонстрантам.
Я не был согласен с таким взглядом. Раз во время войны устраивайся политическая демонстрация и полиция и войсковой наряд видят плакаты и флаги с надписями: "Долой войну", "Долой Царя", "Да здравствует республика" - стрельба необходима. В таком положении стрельба понятна каждому простому солдату. Такой момент был потерян вчера, когда в одном месте была именно политическая демонстрация, были революционеры, а не просто толпа.
После завтрака мне был назначен прием у министра. Перед приемом пришлось переговорить с товарищем министра все о том же, чем мостить Ялтинскую мостовую - торцами или асфальтом. Ирония судьбы. Товарищ министра доложил, и меня попросили к министру. Протопопов был в веселом настроении и, как всегда, очарователен. Он наговорил мне много приятных вещей, просил не стесняться в Ялте приемами по представительству. Как раз в то время ему протелефонировали о демонстрации на Знаменской площади и об убийстве пристава Крылова казаком. Заговорили на эту тему. Я высказался за немедленное предание казака суду. Протопопов сказал, что теперь все зависит от Хабалова, что теперь беспорядки совершенно его не касаются.
Затрещал дворцовый телефон. Императрица вызывала министра. Протопопов начал говорить по-английски. Я вышел в соседнюю комнату.
Когда я вернулся, министр сказал, что Ее Величество спрашивала о положении дел и что он доложил об энергичном подавлении беспорядков войсками.
Уходя, я встретился с Директором Деп. Полиции Васильевым. Мы обменялись несколькими фразами. Он проговорил что-то мало понятное. Вид у него был довольно растерянный.
Уже второй день как дом Протопопова охранялся военным караулом под начальством офицера. В этот день начальником был Л.-гв. Павловского полка Грим. Он был приглашен к обеду министра. Протопопов спросил о беспорядках. Грим рассказал про их серьезный характер. Протопопов шутил, смеялся и высказал, что революцию надо было вызвать на улицу, чтобы раздавить, что теперь и выполняет Хабалов. Растерявшийся от подобного объяснения происходящих беспорядков офицер не знал что и ответить министру. Но слышанным от министра он был настолько поражен, что вечером же доложил о том по начальству. Речам министра удивлялись и офицеры, комментировали их не в пользу правительства.
Вечером Протопопов послал в Ставку Дворцовому Коменданту первую телеграмму о беспорядках. Объяснив, совершенно ошибочно, возникновение забастовки и беспорядков только недостатком хлеба, Протопопов довольно верно сообщил, как протекали беспорядки, но ни одним словом не указал на их политический характер и закончил телеграмму так: ,,Сегодня днем более серьезные беспорядки происходили около памятника Императора Александра III на Знаменской площади, где убит пристав Крылов. Движение носит неорганизованный стихийный характер, наряду с эксцессами противуправительственного свойства буйствующие местами приветствуют войска. Прекращению дальнейших беспорядков принимаются энергичные меры военным начальством. Москве спокойно. МВД. Протопопов. No 179. 25 февраля 1917 г.".
Так расписался Протопопов в своем политическом убожестве. Министр Внутренних Дел не понимал, что в России началась революция. Не понимал того и Директор деп. полиции, не понимал и Начальник Охранного Отделения. Последнее меня очень удивило в тот вечер, так как генерал Глобачев все последнее время ожидал революционного взрыва и предупреждал о том свое начальство.
25 февраля в 5 ч. 40 м. по полудни, генерал Хабалов послал генералу Алексееву первую телеграмму о беспорядках следующего содержания: - "Доношу, что 23 и 24 февраля, вследствие недостатка хлеба, на многих заводах возникла забастовка. 24 февраля бастовало около 200 тысяч рабочих, которые насильственно снимали работавших. Движение трамвая рабочими было прекращено. В средине дня 23 и 24 февраля часть рабочих прорвалась к Невскому, откуда была разогнана. Насильственные действия выразились разбитием стекол в нескольких лавках и трамваях. Оружие войсками не употреблялось, четыре чина полиции получили неопасные поранения. Сегодня, 25 февраля попытки рабочих проникнуть на Невский успешно парализуются. Прорвавшаяся часть разгоняется казаками. Утром полицмейстеру Выборгского района сломали руку и нанесли в голову рану тупым орудием. Около трех часов дня на Знаменской площади убит при рассеянии толпы пристав Крылов. Толпа рассеяна. В подавлении беспорядков, кроме Петроградского гарнизона, принимают участие пять эскадронов 9 Запасного Кавалерийского полка из Красного Села, сотня лейб-гвардии сводно-казачьего полка из Павловска и вызвано в Петроград пять эскадронов гвардейского запасного кавалерийского полка. No 486. Ген. Хабалов".
Подобно Протопопову, и Хабалов исказил истину. Кроме того, он не посмел сообщить правду про убийство пристава казаком. Все обстоятельства того убийства были доложены ему жандармским офицером с места происшествия. Было доложено и о том, как толпа качала казака убийцу. Так лгал растерявшийся генерал Хабалов, опять-таки, подобно Протопопову, скрывая политический характер происходящего.
В 9 ч. вечера Хабалов получил личную телеграмму от Государя: - "Повелеваю завтра же прекратить в столице беспорядки, недопустимые в тяжелое время войны с Германией и Австрией.
НИКОЛАЙ".
***
Хабалов окончательно растерялся. - "Меня ударило как обухом по голове" говорил он про впечатление от Государевой телеграммы. В 10 ч. у Хабалова собрались командиры запасных батальонов и начальники участков военной охраны. Генерал прочел Государеву телеграмму и отдал приказание на предстоящий день: толпы незначительные, неагрессивные разгонять кавалерией. Толпы же агрессивные и с революционными флагами рассеивать огнем, по уставу. Открывать огонь после троекратного предупреждения сигналом.Распоряжение неправильное. В каждом данном случае об огне должен решать начальник на месте. Вот почему должны быть полицейские начальники!
***
Поздно вечером началось заседание Совета министров в квартире князя Голицына. Впервые за время беспорядков Совет обсуждал создавшееся положение.Вопрос сразу свелся к тому - следует ли распускать Гос. Думу. Министры Покровский, Риттих, Войновский-Кригер говорили за необходимость работы согласно с Г. Думой. Они находили, однако, что необходимо несколько изменить состав министров. Все понимали намек на уход Протопопова. Сам Протопопов весьма сбивчиво говорил о том, что происходит в столице. Он много путал, но высказывался за роспуск Думы и за подавление беспорядков вооруженною силою. За роспуск Думы высказывались также Добровольский и Раев. Вызвали генерала Хабалова. Он произвел впечатление человека растерянного, испуганного. Его доклад был сумбурный. Он даже забыл доложить о полученной от Государя телеграмме.
Для пояснения положения вызвали Директора Департамента полиции и Начальника Охр. Отделения. После доклада последнего министры стали серьезнее смотреть на происходящее в столице. Беляев, Бобринский и еще некоторые стали высказываться, за подавление волнений вооруженною силою. Был даже поднят вопрос об объявлении осадного положения, но он остался нерешенным.
Премьер старался примирить всех и поручил Покровскому и Риттиху переговорить с некоторыми думскими лидерами и столковаться с ними. Но он также намекнул, что некоторым министрам придется пожертвовать своим положением.
Совет согласился с проектом Хабалова опубликовать с утра и расклеить по городу от его имени предупреждение, что скопища будут рассеиваться оружием. Часов около четырех утра министры разъехались, условимшись собраться на совещание 26 числа в 8 ч. 30 м. вечера.
***
Протопопов, вернувшись домой, написал успокоительное письмо Императрице, о чем ниже. Министр Внутренних Дел настолько не отдавал себе отчета о сущности происходящего в столице, что за все те дни он не отправил ни одного Всеподданнейшего доклада Государю.***
В Царском Селе, во дворце было спокойно. Императрица продолжала смотреть на происходящие события глазами Протопопова. Утром Царица получила от министра письмо, которое ничего тревожного не сообщало. "Оно, правда, немногого стоит" - так оценила его сама Государыня, но все-таки на основании этого письма высказала Государю:- "Стачки и беспорядки в городе более чем вызывающие... Это хулиганское движение, мальчишки и девчонки бегают и кричат что у них нет хлеба, просто для того, чтобы создать возбуждение, и рабочие, которые мешают другим работать..."
И Императрица продолжала заниматься текущими делами. Навестила больных детей, А. А. Вырубову. Съездила в церковь и помолилась у Знамения. Приняла очередной доклад состоявшего при Ее Величестве графа Апраксина.
Встревоженный беспорядками, усматривая в них большую политическую подкладку, граф после доклада начал говорить о текущем моменте. Он высказал много отрицательного по адресу некоторых министров. Сказал, что почти у каждого министра есть в прошлом что-либо нехорошее. По ходу разговора Государыня стала терять спокойствие, наконец рассердилась настолько, что отшвырнула стул. Разговор был настолько серьезен, что вернувшийся домой граф поведал своей жене, что вряд ли ему придется продолжать службу при особе Ее Величества.
Приняла Государыня нового Таврического губернатора генерала Бойсмана. Много говорили о Крыме, а затем перешли на беспорядки. Царица высказала свой взгляд о мальчишках и девчонках и главное значение придавала продовольственному вопросу вообще и выпечке хлеба в Петрограде. Ей понравилась мысль Бойсмана о том, чтобы Хабалов стал выпекать хлеб в казенных хлебопекарнях и Государыня поручила Бойсману побывать у Протопопова и передать ему, дабы он обсудил этот вопрос с Хабаловым.
Государыня была против репрессивных мер и особенно против стрельбы. "Не надо стрельбы, не надо стрельбы" - повторяла, несколько раз Государыня, "Нужно только поддерживать порядок".
Государыня поручила Бойсману повидать меня и передать мне, дабы я не преследовал очень одного из моих подчиненных в Ялте, который в это время уже был уволен от службы. Вернувшись из Царского, Бойсман приехал ко мне, передал мне поручение Императрицы и рассказал всю их беседу о текущем моменте. Было ясно, что Царица совершенно ни понимает его.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ.
- 26 февраля. Воскресенье, в Петрограде. - Волнения на улицах и подавление их войсками. - Стрельба по толпам. - Учебные команды Запасных батальонов Л. Гв. Павловского и Волынского полков. - Тот день в Царском Селе. - Во дворце. Императрица и Ее настроение. Прием Н. Ф. Бурдукова. - Мой разговор по телефону с генералам Воейковым, который в Ставке. - В Петрограде у гр. И. И. Воронцова-Дашкова. - Бунт 4 роты Зап. Батальона Л. Гв. Павловского полка. - У Протопопова. - В Совете Министров. - Роспуск Гос. Совета и Г. Думы. Телеграмма Голицына Государю. - Настроение рабочих и революционной интеллигенции. - Родзянко и его телеграмма ген. Алексееву и Главнокомандующим. - Телеграммы в Ставку ген. Хабалова и полк. Павленкова. - Настроения в Петрограде по результатам дня.
26 февраля, в воскресенье, в Петрограде никто с утра не работал. Праздничный день. Газеты не вышли. Это сразу показало что-то не ладное. С утра повсюду войсковые наряды. Мосты через Неву, все дороги и переходы по льду охраняются войсками. Всюду цепи, разъезды, посты. И несмотря на это, рабочие одетые по-праздничному, и всякий люд, особенно молодежь, все тянутся со всех сторон к Невскому. Все препятствия обходятся. С отдельными солдатами, постами разговаривают мирно, дружелюбно. Среди рабочих, особенно в Выборгском районе, дан лозунг - брататься с солдатами. Пешей полиции не видно. Это производит тревожное впечатление. Всюду войска.В тот день я должен был обедать у знакомых в Царском Селе. Я предполагал воспользоваться случаем и переговорить по прямому проводу со Ставкой - с генералом Воейковым. Вот почему, чтобы быть лучше в курсе всех событий, я около 11 утра, сговорившись заранее, приехал к С. П. Белецкому. Он жил недалеко от Соляного города. Ехал по Фонтанке, пустынно, неприятно. Около дома Протопопова - наряд. Жандармы.
Белецкий был серьезно встревожен. Он понимал, что происходит нечто необычайное, но слова "революция" он избегал. Он очень одобрил мой план протелефонировать Воейкову и при мне стал спрашивать новости у директора Д. П. Васильева.
Васильев сообщил, что под утро произведена большая ликвидация: арестовано до ста человек разных партий. Арестованы все вожаки движения. Арестован "руководящий" движением "коллектив". Надеются, что завтра, в понедельник, все будет кончено. Тоже самое, но только в других выражениях, собщил и Протопопов. Белецкий отнесся к их успокоениям довольно сдержанно. Я понял, что он не верит в арест какого-то коллектива, руководящего, якобы, всем движением. Такого тогда не было.
Были арестованы пять человек из Петербургского Комитета большевиков, но это была капля в море. Начальник Охранного Отделения смеялся над этими арестами, произведенными по его спискам.
Белецкий понимал что в Петрограде нет фактически авторитетного военного начальника, который бы руководил подавлением беспорядков, А между тем все передано в руки военных. А главное нет Государя. Нужно, чтобы Государь немедленно вернулся из Ставки.
Я еще успел пересечь Невский и проехать обратно к себе, (Фонтанка No 54), но с полудня Невский по тротуарам уже был залит людской массой. С двух часов в разных концах начинаются демонстрации.
Толпа занимает середину улицы. Появляются красные флаги. Поют революционные песни. Особенно возбужденное состояние у Казанского Собора, у Гостиного Двора, на углу Садовой, на углу Литейного, вокруг Знаменской площади. Площадь удобна для демонстрации, но пехота не пускает народ прорваться на площадь. Конные наряды бросаются на толпу, из толпы летят камни, ледяшки.
Около трех часов в разных местах Невского начинается стрельба пехотных частей по толпам. Особенно энергично стреляет у Гостиного Двора учебная команда Зап. Б-на Павловского полка. Ею командует капитан Чистяков, Сухой, энергичный, с горящими красивыми глазами, он, как наэлектризован. Рота раскинула цепи поперек Невского и поперек Садовой. По Невскому от Аничкина моста и по Садовой к Невскому, заполнивши мостовую, двигаются толпы с красными флагами, с пением революционных песен. На сигналы не обращают внимания. Цепи стреляют залпами. Кто-то стреляет с крыши по солдатам сзади. Убит в затылок ефрейтор. Солдаты обозлены. Переходят на частый огонь. Стрельбе по толпе иногда мешают казаки, смешиваясь с толпой. Пехота злится. Слышна ругань по адресу казаков,
Не менее энергично работает и учебная команда Волынского полка. Ею командует капитан Квитницкий. Ее роты оберегают Знаменскую площадь. Часть стреляет вдоль Невского против напирающей толпы, другая часть вдоль Гончарной улицы, откуда напирают с флагами и песнями. В этом районе несколько десятков убитых и раненых. Появились добровольцы-санитары: молодежь с повязками на рукавах. Много молодых женщин. Им дают работать.
От действительной стрельбы толпа в панике. Начинается отлив от Невского. Когда же некоторые части дают первый залп вверх, на воздух, толпа смеется и смелеет.
Вечером распространился слух о бунте в Павловском полку, о чем ниже.
***
Часа в четыре я приехал в Царское Село. Под снежной пеленой город казался особенно нарядным.Придворные кареты с кучерами в красных ливреях придавали всему праздничный вид. Сказочными выглядели покрытые снегом бульвары. Всюду тишина, спокойствие.
Сделав несколько визитов, повидав бывших подчиненных я попал в семью С. Н. Вильчковского. Там также, как и во многих других Царскосельских семьях, царил культ Их Величеств. Сам Вильчковский занимал хороший пост и, кроме того, был начальником одного из поездов Ее Величества. Его жена работала в госпитале Государыни. Она была в восторге от Государыни, как от человека, матери, семьянинки. Как она любит помогать нашим больным и раненым, чего она не делает для них. Теперь Царица вся поглощена болезнью детей.
Александровский дворец действительно походил тогда на госпиталь. В комнатах Наследника и Вел. Княжен опущены шторы, царит полумрак. У Наследника и двух старших Вел. Княжен температура выше 39. Младшие В. Княжны Мария и Анастасия Николаевны ухаживают за больными и гордятся тем, что они "сестры милосердия" и помогают Царице. Царица поспевает всюду. Положение Наследника тяжелое. Самочувствие Ольги и Татьяны Николаевны очень хорошее. Они даже веселы. Присланные офицером Родионовым ландыши от Гвардейского Экипажа, доставили больным истинное удовольствие.
На другом конце дворца лежит в жару так любимая царской семьей Аня (А. А. Вырубова). У нее температура более 40. Перебывало несколько докторов. Там дежурит "Аклина". В. К. Мария и Анастасия Николаевны два раза в день ходят туда на дежурство. Туда тоже были присланы ландыши. Эти ландыши едва ли не были последней улыбкой старого режима Царским детям. В тот день этого никто не подозревал, от детей скрывали истину. В. Княжны были счастливы. Царица строго запретила говорить больным о беспорядках.
Императрица в костюме сестры милосердия то у детей, то у Ани. Она руководит всем и сама ухаживает за больными.
Царица настолько занята больными, что даже не смогла лично выслушать генерала Гротена, который ездил к Протопопову за новостями. Царица поручила выслушать генерала своей подруге Лили Ден.
Протопопов прислал письмо, что вчера положение было хуже, сегодня лучше, произведены хорошие аресты, "Главные вожаки и Лелянов привлечены к ответственности за речи в Городской Думе. Что вечером министры совещались о принятии на завтра энергичных мер и что все они надеются что завтра (т. е. в понедельник. А. С.) все будет спокойно".
Так легкомысленно лгал и успокаивал Императрицу Протопопов, а ведь Царица сообщала эти сведения Государю, принимая их за чистую монету.
После завтрака Императрица была с Марией Николаевной у Знамения. Проехали на могилу Распутина. Над ней уже был довольно высокий сруб. А. А. Вырубова строила часовню. Проехали в дер. Александровку, поговорили с Месоедовым-Ивановым, с Хвощинским и другими офицерами. Вернувшись во дворец, Царица обошла больных. У всех жар увеличился. Корь в разгаре. Царица написала письмо Государю, Ее Величество сообщила все успокоительные сведения, что прислал Протопопов. Написала, как молилась у могилы Распутина и послала кусочек дерева с его могилы, где стояла на коленях.
"...Мне кажется, все будет хорошо, - писала Царица - солнце светит так ярко и я ощущала такое спокойствие и мир на его дорогой могиле. Он умер, чтобы спасти нас."... В таком безмятежном настроении Царица приняла после отправки письма Н. Ф. Бурдукова. Он еще накануне просил срочного приема. Ему было назначено на сегодня. Хорошо осведомленный о происходящем, Бурдуков решил предостеречь Царицу. Он не был связан служебной дисциплиной. Он журналист. Писать Вырубовой нельзя - больна. Расстроенный, не переменив даже обычного серого костюма, прошел он на этот раз как-то необычно просто во дворец. У ворот даже не сделали обычного опроса. Видна растерянность. Во дворце мертвенно тихо. Неприятно.
Его провели в салон. Вышла Императрица в костюме сестры милосердия. Подала руку, предложила сесть. Царица как будто опустилась, постарела, поседела.
Волнуясь, Бурдуков изобразил положение в столице как безнадежное, катастрофическое. Царица слушала спокойно и сказала, что она ждет доклада от графа Бенкендорфа. Бурдуков упрашивал уехать с детьми куда угодно, но уехать. Царица спокойно отвечала, что она при больных. Она сейчас сестра милосердия. Она одна должна бегать от одной больной к другой. Казалось, что слезы блестели на глазах Царицы, но она старалась быть спокойной. Бурдуков пытался продолжать, но Императрица поднялась. С гордостью она твердым голосом сказала:
- "Я верю в русский народ. Верю в его здравый смысл. В его любовь и преданность Государю. Все пройдет, и все будет хорошо".
Аудиенция окончена. Поцеловав руку Ее Величества, Бурдуков покинул дворец. Он был подавлен.
Однако, к вечеру, оптимизм Царицы был поколеблен. В полночь Царица послала первую тревожную телеграмму Государю, которую оканчивала словами: - "Очень беспокоюсь относительно города".
***
Переговорить с генералом Воейковым, который был в Ставке можно было только с его квартиры, по прямому проводу, из его кабинета. Я пошел туда. Оказалось, что жена генерала в Петрограде, на квартире родителей. В Царском на квартире только дежурный жандарм Кургузкин. Кургузкин знал меня давно. Я разъяснил ему необходимость переговорить с генералом и просил допустить меня до телефона. Кургузкин, понимая, что делается, просил меня располагать телефоном. Когда я добился Могилева и вызвал к телефону ген. Воейкова, мне ответили, что генерал пьет чай с Его Величеством и по окончании вызовет меня к телефону.Через полчаса мы уже разговаривали. Поздоровавшись, я начал с того, что просил генерала обратить внимание на то, что я, Ялтинский Градоначальник, позволил себе забраться в его кабинет в его частной квартире, что жандарм Кургузкин пропустила меня к телефону. Это одно, говорил я, показывает насколько тревожно здесь положение. Я передал генералу о положении в Петрограде и о том, что Департамент хвастается произведенными арестами. Я высказал мнение, что Департамент не знает, что в действительности происходит; что Думу надо распустить, волнения подавлять вооруженною силою, но прибавлял я, для этого нужно, чтобы ХОЗЯИН был здесь. Будет Хозяин здесь все будут делать свое дело, как следует. Без Хозяина будет плохо.
Приезжайте Ваше Превосходительство скорое, приезжайте, приезжайте. Генерал Воейков любезно поблагодарил меня за информацию и мы распрощались.
Поблагодарив Кургузкина, я вернулся к генералу В. Сели за обед. Все были в хорошем настроении. Спокойствие царило в Царском Селе.
Вернувшись около десяти часов в Петрограде, я не нашел своего автомобиля. Кругом вокзала тревога. Один генерал забрал меня и нескольких дам, за которыми тоже не выехали их моторы, и довез меня к графу И. И. Воронцову, что состоял при В. К. Михаиле Александровиче. В. Князь был в Петрограде. Граф и его красавица жена были встревожены. У них было несколько офицеров. Офицеры бранили ген. Хабалова и жаловались на полный хаос в городе.
Злобой дня был бунт в 4 роте запасного батальона Л.-Гв. Павловского полка. Запасный батальон того полка, как и все, был переполнен выше предела. Солдаты спали на нарах в несколько ярусов. Офицеры были или больные эвакуированные кадровые или молодые неопытные прапорщики, только что выпущенные с курсов, не пользовавшиеся никаким авторитетом у солдат. Вообще же число офицеров не соответствовало числу солдат и о каком-либо нравственном влиянии офицеров не приходилось говорить. Переполненные помещения, спертый воздух, часто плохая пища от интендантства, все это уже давно разлагающе действовало на запасных солдат, а систематического военного воспитания им не давалось по недостатку кадровых офицеров. На этот большой дефект высшее Петроградское начальство не обращало внимания.