Страница:
- Я не смогу никого развлекать еще много дней.
- И ты используешь эти дни, чтобы выяснить, как сбежать от меня,
правда? - она покачала головой. - Я знаю твою трагическую историю о
потерянной любовнице и жажде мести. Я знаю, чего ты жаждешь. Я не глупая
женщина. Я могу вынудить тебя быть со мной, просто приказав вырезать
всех "выживших". Могу пригрозить убить твоего слугу, и ты сделаешь все,
что я захочу, но этого недостаточно. Вот что я тебе скажу, Йенос
Иданиан: ты прекрасно знаешь, что хочешь меня, и знаешь, что я хочу
тебя. Я знаю, как уничтожить "Линии Тинты" и возвратить тебе любимую. Я
даже позволю тебе сделать это, предоставив в твое распоряжение
"Возмутительный" и все свои силы. Все, что тебе нужно сделать - это
прийти ко мне по своей воле. Тебе понравится проводить время со мной -
поверь мне, еще как понравится! Ты придешь сюда, на "Возмутительный" и
станешь моим любовником. Со мной ты сможешь достичь всех своих целей.
Леония Тавира улыбнулась, затем снова - в последний раз - шагнула
вперед. Она схватила и притянула меня к себе. Ее язык скользнул по моим
губам, затем она поцеловала меня. Глубоко и сильно.
Мне очень хотелось сказать себе, что я не оттолкнул ее от себя,
потому что у меня были повреждены руки, но я знал, что это было не так.
Внутри меня словно бомба взорвалась - волна возбуждения пробежала от
паха к мозгу и обратно, и боль сразу же отступила, стала незначительной.
Я задыхался от ее сладкого запаха, я чувствовал касание каждого ее
волоска к моей щеке.
Не будь у меня сломана рука, я притянул бы ее к себе.
Мое лицо горело, когда она отстранилась и посмотрела на меня с
победной улыбкой на губах. Затем бросила Элегосу:
- Хорошо позаботься о нем. Через месяц я приду к нему, чтобы узнать
его решение, и если он не поправится, я вернусь на Керилт и стерилизую
эту планету.
Она поцеловала свои пальцы и прижала их к моим губам.
- Один месяц - и все, что ты желаешь сердцем и умом, все будет у
твоих ног.
Она вышла из комнаты, и через несколько секунд после ее ухода жжение
в легких напомнило мне, что дышать все-таки необходимо всю жизнь без
перерывов. Я жадно всосал воздух и резко вытолкнул его обратно через
ноздри, чтобы прогнать этот запах ее духов. Я уже замахнулся, чтобы изо
всех сил врезать по столу левой рукой, но Элегос вовремя поймал меня за
запястье. Он остановил меня, как родитель останавливает ребенка,
закатившего истерику.
Он ничего не сказал, а лишь продолжил мыть мою левую руку. Боль,
пронзившая руку, когда ее коснулась губка и холодная вода, помогла мне
прийти в себя. Я хотел применить джедайскую технику расслабления, но это
выдало бы меня перед советниками Тавиры. К тому же это требовало
самообладания, которое я данный момент совсем потерял.
Не было сомнений в том, что меня влекло к Тавире. Это было физическое
влечение, животное влечение, магнетическое притяжение одной плотской
машины к другой. Я хотел думать об этом только под таким углом зрения,
будто мой дух был помрачен страстью "грубой материи", но я знал, что это
не вся правда. Было что-то в ее духе, что я счел интригующим. Я убеждал
себя, что тяга к ней была чисто случайной - как моя страсть к Сиолле
Тинте или Веджа - к Кви Ксукс. И все же что-то в Тавире казалось мне
замечательным, отчего зову плоти противиться было крайне трудно.
Но больше этого меня волновало другое - ее анализ того, почему я
ненавидел Ремарта и почему я сделал с ним то, что сделал. Даже описывая
нашу драку следователям, я не стал описывать, какие увечья я нанес ему.
Пиная его в живот, расквасив ему лицо, я несомненно поверг его, но я был
обучен более легким и быстрым способам нейтрализовать нападавшего. Вот и
в первой нашей с ним стычке одного удара в горло оказалось достаточно,
чтобы остановить его. Тот же самый удар, только чуть посильнее, мог
повредить ему дыхательное горло и убить его без малой доли того, что я
сделал с ним.
Я посмотрел на свои руки и сообразил, что я мог одолеть его, не
разбивая кулаки в кровь и не ломая кости, но я сделал это. Я избил его
так жестоко, чтобы наказать его и наказать себя. Где-то в глубине души я
знал, что избивая его, я поступаю неправильно. Я не мог заставить себя
остановиться, поэтому я заставил себя заплатить эту цену.
Ремарт был тем, кем стал бы и я, если бы вместо Альянса попал бы к
"выжившим". У меня мурашки по спине побежали. Это было бы так просто,
потому что "выжившие" любили Империю не больше моего. Если бы мне некуда
было бежать, я бы запросто связался с ними, чтобы нанести Империи
ответный удар. Не будь у меня возможности попасть в Альянс после того,
как я сбежал с Кореллии, я мог бы закончить свой путь у "выживших".
Оставшись без морального компаса, я впал бы в дикость и жестокость и
свыкся бы с тем, что живу в обществе тех мерзавцев, за которыми я раньше
охотился.
Я бы не стал любовником Тавиры - она бы стала моей любовницей.
Я с шумом втянул воздух, скорее от этой мысли, чем от жжения мази,
которую Элегос наложил мне на руку. Я бы стал великим и ужасным, как
Гарм бел Иблис, и вел бы свою собственную войну с Империей. Я объявил бы
войну всей Галактике и уничтожил бы всех моих врагов.
Я стал бы тем, кого хотел сделать из меня Экзар Кун.
- Нет!
Элегос улыбнулся:
- Повязка поможет вылечить раны, хозяин.
- Я не из-за этого. И не называй меня хозяином. Зови меня просто
"Йенос". Капитан, если хочешь быть официальным.
- Очень хорошо, Капитан,- Элегос поднял мою правую руку и начал
обматывать ее стерипластом.
Я вздохнул и дал ему возможность спокойно работать. Я знал, что
ревновал к Ремарту, и избил его таким образом, чтобы лишить его
физической привлекательности. Насколько я мог судить, Тавира была права
- я избил его, чтобы сломать ей кайф и наказать ее за то, что она
выбрала не меня.
Но даже признав это, я понял, что позволил Ре-марту жить не для того,
чтобы его убила Тавира. Я не ожидал, что это произойдет. Она была
моральным банкротом, раз обратила жалость ко мне в смертельную шутку. Я
знал, что многие считают так же, как она, - Кает и Тиммсер, которые
знали меня, наверное, лучше всех остальных "возмутителей спокойствия",
легко согласятся, что я именно этого и добивался.
Но я не делал этого. Просто не мог. Я нахмурился. Мог ли я?
Я снова содрогнулся и почувствовал, как у меня в животе заворочалась
ледяная змея. Конечно же, я мог бы. Но я изо всех сил цеплялся за тот
факт, что я не мог этого сделать.
К тому сейчас я столкнулся с новой дилеммой. Тавира дала мне месяц,
чтобы я решил, хочу я стать ее любовником или нет. Я смогу попасть на
борт "Возмутительного". Я стану частью его команды. Я добьюсь доверия
Тавиры. Я смогу выведать все секреты "возмутителей спокойствия" и даже
узнать, где находится Миракс. У меня будет все, что я желаю, - я верну
свою жену и получу возможность уничтожить "возмутителей спокойствия".
В тех операциях под прикрытием, в которых мне доводилось участвовать,
деликатный вопрос физической близости с теми, за кем я следил, решался
довольно просто. Иногда другой корбезовец, например Йелла, играла роль
моей жены или подружки. В другой раз, когда я внедрялся в банду и на
меня клевали женщины, мне приходилось опаивать их до состояния нестояния
или притворяться, что я мертвецки пьян. Иногда было достаточно заявить,
что у меня есть подружка, которая ничего не подозревает о моих грязных
делишках, и меня оставляли в покое.
Но здесь одной легенды было недостаточно. Всем оперативникам в
КорБезе говорили, что им не нужно делать того, что противоречит их
моральным ли философским принципам, и задания нам давали с таким
расчетом, чтобы мы испытывали как можно меньший стресс в этом отношении,
но все же были случаи когда переспать с кем-то было логическим шагом
развития отношений и продолжением следствия. Я, конечно, был не в
восторге от этого, но и не считал секс между двумя взрослыми людьми вне
брака чем-то запретным. Мы с Миракс провели немало ночей вместе, прежде
чем пожениться, и она была не первой женщиной, с кем я оказался в одной
кровати.
Те редкие случаи, когда мне приходилось спать с подозреваемой, не
сильно ранили меня, пока у меня не было постоянных отношений с одной
женщиной. Не было уз, связывавших меня с кем-то, или обязательств,
которые я мог бы нарушить, переспав с другой. До меня вдруг дошло, что
если бы такая связь с кем-то и наладилась, меня бы это немного
тревожило, но не остановило бы.
С Миракс все было по-другому. Я был верен ей. Но все же роман с
Тавирой и был самым легким способом освободить Миракс. Речь не шла о
том, что я должен был влюбляться в Тавиру - это было просто невозможно.
Физически я мог быть с ней, но об эмоциональной связи не было и речи. Я
дал бы ей, что она хочет, и добился бы от нее всего, чего хочу я. Это
будет взаимовыгодный альянс двух заинтересованных сторон, который
позволит мне исправить несправедливость, допущенную в отношении моей
жены.
Это будет так просто. Все, что мне нужно сделать - это быть с
Тавирой, ублажить ее, чтобы потом обмануть. Она приведет меня к моей
жене. Она может обладать моим телом и вместе (я не сомневался в этом) мы
могли бы открыть для себя целые галактики страсти, но она никогда не
добьется всего, чего хочет от меня.
Все эти мысли, кружившие у меня в голове, казались такими очевидными
и такими верными, но что-то внутри меня кричало от ужаса, предостерегая
меня, чтобы я не смел им поддаться. То, что казалось таким легким, то,
что могло так быстро приблизить меня к Миракс, быстрее, чем все, что я
делал до этого, было в корне неверно. Я не знал, почему. Я не хотел
поверить в это. Я даже хотел сказать себе, что проступок будет
незначительным по сравнению с тем благим результатом, которого я
несомненно добьюсь. Мой альянс с Тавирой будет односторонним - я возьму
от нее все, что мне нужно, но не дам ей тот приз, которого она так
добивается. Вот что я сделаю, и любой протест будет означать мою
слабость.
Я содрогнулся:
- Не могу поверить, что я так думаю.
Элегос оторвал лишний стерипласт и завязал узел на моей руке:
- В чем дело, Капитан?
Я покачал головой:
- Веши, о которых я сейчас думаю. Вещи, которые я должен сделать. Я
не могу поверить, что я всерьез думаю об этом.
Каамаси медленно кивнул:
- Если позволите, Капитан, у нас, каамаси, есть поговорка.
- Какая?
Он задумчиво сложил руки вместе:
- Если ветер больше не зовет тебя, значит, настало время проверить,
не забыл ли ты свое имя.
Эта простая поговорка ударила мне по мозгам, словно молот, и в ней я
услышал отклик афоризма моего отца о человеке, который не узнал себя в
зеркале. Меня начала бить дрожь:
- Ты прав. Я больше не знаю, кто я такой.
- В таком случае рискну предположить, что сейчас самое время
вспомнить.
Я рассмеялся:
- Легко сказать, но трудно сделать.
Элегос покачал головой и начал забинтовывать мою левую руку:
- Вовсе не трудно. Начните с настоящего момента и возвращайтесь в
прошлое до тех пор, пока не обнаружите, когда последний раз были собой,-
его совет на первый взгляд выглядел наивно, но что-то в его голосе
намекало на то, что это единственный способ для меня найти выход из
сложного положения, в котором я оказался.
Я задумался над этой задачей, сосредоточившись на кратчайшем пути.
Любовная связь с Тавирой была бы самым быстрым способом спасти Миракс,
но какой-то голос внутри меня твердил, что это не так. Я знал, что та
часть меня, которая не соглашалась с этим планом, и была отправной
точкой для обретения своего лица, и я стал размышлять, почему мое
решение согласиться на предложение Тавиры было неверным.
Ответ внезапно появился у меня перед глазами, и я с ужасом подумал,
как я не мог понимать этого раньше. Этот выбор был неверным, потому что
я собирался переспать с Тавирой не ради Миракс, а просто потому, что я
хотел этого. Я подогнал ответ под решение, целью оправдывая средства. Я
облек эгоистичное желание в яркую обертку из благородных и
самоотверженных побуждений, но в действительности мне просто нравилось
тяга Тавиры ко мне. Это льстило мне. Я был женат на Миракс немногим
менее четырех лет и ни разу за все это время не испытывал влечения к
другой женщине. Но это не означало, будто я не находил такую мысль
приятной. Тавира была привлекательной и могла бы обладать сотнями
мужчин, но она выбрала меня, значит, ситх подери, я был особенным. И мне
представился шанс доказать, что я действительно особенный - это была
пища, которая могла насытить мое хаттоподобное эго.
Это все исходило с темной стороны.
Эти слова прозвучали во мне, сказанные голосом мастера Скайуокера, и
мое понимание темной стороны резко расширилось. Экзар Кун, Дарт Вейдер и
Император своими действиями превратили темную сторону в нечто динамичное
и очень мощное; доказали, что следует попробовать использовать ее. А
затем отказаться от нее было очень легко. Здесь, среди "возмутителей
спокойствия", где пираты вели себя как звери, а не цивилизованные
существа, граница между добром и злом была слишком размытой и не всегда
представляла собой прямую линию. Каждая ситуация требовала немного
другого подхода, и корректировка курса путем возвышения или, наоборот,
падения на темную сторону была делом почти обычным.
В той взбучке, которую я устроил Ремарту, я, видимо, переступил эту
черту. Я защищал Элегоса, его дочь, его народ и даже себя. Вздумай я
подзарядиться Силой во время этой драки, я бы поглотил темную и ужасную
энергию. Я бы сделал с Ремартом такое, что ни одна ванна с бактой в
Галактике не смогла бы ему помочь, и получал бы наслаждение, слушая его
жалобные вопли. Я бы смел Тавиру с пути. Я добился бы свободы Миракс, но
только пожертвовав всем, что было у нас общего.
Я нахмурился, затем посмотрел на Элегоса:
- Это все исходит из природы зла. Зло - это эгоизм, добро -
бескорыстие. Если я предприму действия, которые пойдут на пользу мне,
только мне, и причинят страдания остальным, значит, я буду на стороне
зла. Если я сделаю все, что в моих силах, чтобы предотвратить угрозу,
нависшую над другими, если я стану буфером между ними и злом, тогда мои
поступки будут добрыми.
Каамаси склонил голову налево:
- Твои намерения будут добрыми. Но без продуманности и
предусмотрительности, однако, твои поступки могут нести зло. Вот в чем
проблема: конечно же, совершать зло всегда легко, сопротивляться ему -
нет. Зло безжалостно, и любой, кто устанет, кто потеряет бдительность,
может стать его легкой добычей.
Мой взгляд стал еще сердитее:
- Но есть ситуации, когда сопротивление злу может привести к тому,
что пострадают невинные.
- Это случается, да,- он моргнул своими большими глазами, затем
положил мне руки на плечи: - Жизнь не без боли, но жизнь - это и то, как
мы относимся к этой боли, радости, разочарованию или триумфу. Жизнь -
это нечто большее, чем просто время от рождения до смерти, жизнь - это
итог всему, что мы делаем в течение нее. Решения могут даваться нелегко,
но так часто случается, что непринятие решения и бездействие еще хуже,
чем принятие самого плохого решения. Зло процветает там, где нет ему
отпора, и те, кто могут противостоять ему, должны защищать тех, кто не
может этого сделать.
Я запрокинул голову назад и расхохотался.
Элегос посмотрел на меня с недоуменным выражением на лице:
- Мне не кажется, что в моих словах столько юмора.
- Нет, конечно. Дело в том, что я слышал эти слова много раз, от моих
родственников и друзей,- я улыбнулся.- Когда ты представлялся мне, ты
сказал, что ты "доверенный" твоего народа. Этот пост связан с доверием и
ответственностью?
Каамаси кивнул с важным видом:
- Это наиболее почитаемое звание среди моего народа.
- И я могу довериться тебе?
- Конечно же.
- И я могу доверить тебе все свои секреты, чтобы ты смог помочь мне?
Элегос снова кивнул:
- Я не стану прислужником зла.
- Это объединяет нас,- многозначительно кивнул я ему.- Когда мы
вернемся домой, я расскажу тебе больше.
Он снова сложил ладони:
- Я с нетерпением жду, когда окончится наше путешествие.
- Спасибо, что обработал мои раны. И мозги.
- Всегда к вашим услугам.
Я повернулся и лег на столе, свесив ноги с его края и сложив руки на
груди, как два бревна. Вспомнив о тех словах, что говорили мне отец и
дед, словах, которые я слышал от Веджа, и словах, которые я говорил сам
себе, я понял, кто я есть. Я увидел свое отражение в зеркале и услышал,
как зовет меня ветер. Сколько я себя помнил, я всегда был предан высоким
идеалам служения другим. Все, что я хотел, было подчинено мысли о
несении добра другим. Моя работа заключалась в том, что я давал другим
защиту и покровительство, я был крепостью, в которой можно укрыться от
жестокости и разврата, царившего в мире. Моя жизнь теряла смысл без
маньяков с одной извилиной, которые охотились на мирных граждан.
Но сейчас я понял, что допустил огромную ошибку, с самого начала
неправильно взявшись за решение проблемы с исчезновением Миракс. Когда я
поступил в академию джедаев, я отрекся почти от всего, чем я был раньше.
У меня появились новое имя и новая личность, и я стал учиться новым
вещам. Я старался стать кем-то другим, кем я не был до этого, потому что
искренне полагал, что только кто-то сильнее меня, только джедай сможет
спасти Миракс.
Когда я разочаровался в академии и бросил ее, я вернулся к своим
корням. Я позабыл все, чему меня учили, и даже не обратил внимания на
то, что дед снабдил меня информацией, которую он сохранил. Я неправильно
истолковал свой сон, решив, что он сулит мне катастрофу, если я стану
джедаем, но смысл сна заключался в другом. Смысл его был настолько же
прост, насколько бесспорен: единственным противоядием злу является
самопожертвование. От него исходит свет, разрушающий тьму.
Сначала я отрекся от корбезовского прошлого, затем - от джедайского
наследия в пользу навыков агента КорБеза. Я относился к своей личности
так, словно КорБез и Сила были несовместимы, словно я мог действовать
только одной или другой половиной своего тела. Я боролся с половиной
своей личности, тогда как мне нужно было всего лишь объединить эти
половинки в единое целое.
Я не был ни корбезовцем Корраном Хорном, ни джедаем Кейраном
Халкионом. Я был ими обоими. Мне нужно было объединить усилия. Конечно,
мой дед рассказывал, что Нейаа часто не давал другим знать, что он -
джедай, но это были случаи, когда один подход оказывался лучше другого.
Если я хотел добиться успеха, мне нужно было использовать их оба.
"Возмутительный" достаточно быстро прибыл на Коуркрус, и челнок
доставил на поверхность нас с Элегосом как раз посредине перевозки доли
"выживших" из награбленного на Керилте добра. Я мог спуститься на
планету и раньше, но задержался на "Возмутительном", чтобы убедиться,
что моя эскадрилья улетела к себе в нормальном состоянии, и выяснить у
капитана Гуртт, какие слухи бродили на корабле. Она сказала, что до нее
не дошло ничего такого, но посоветовала мне поскорее заняться
физическими упражнения, чтобы стать сильнее и выносливее.
Когда я вернулся во Вларнию и зашел к себе в номер, я увидел, что в
мое отсутствие здесь кто-то побывал. По всей комнате были расставлены
дорогие подарки. В углу лежала стопка отрезов тончайших тканей, на полу
стояло несколько рядов статуэток из самых дальних уголков Галактики, а
на столе стояли корзины с экзотическими фруктами.
Кроме всего прочего, был еще один подарок - савареенское виски
многовековой выдержки в соответствующем графине с набором бокалов.
Бутылка и четыре стакана были инкрустированы редчайшими драгоценными
камнями, включая дуринфайр размером с ноготь моего большого пальца. Под
графином была записка от Тавиры, в которой она желала мне скорейшего
выздоровления.
Я улыбнулся. Каких-то двенадцать часов назад вся эта выставка диковин
поразила бы мое воображение и польстила мне. Я бы решил, что я добился
от нее именно того, что хотел. Что заманил ее в ловушку и заставил
тратить так много времени на то, чтобы завоевать мое сердце, а она
никогда не поймет, как я обвожу ее вокруг пальца. Я бы налил полный
стакан виски, произнес тост за мою победу и с триумфом опрокинул бы его.
Но я видел перед собой всего лишь груду ворованных вещей. Она не
имела прав на них. То, что она подарила их мне, отдала вещи, которыми не
владела и не работала, чтобы купить их, не имело никакой ценности. Она
брала, что хотела, и хотя она думала, что хочет увидеть, как я
добровольно приду к ней, на самом деле все обстояло иначе: либо я приду
к ней, либо она уничтожит меня. Ее "широкий" жест был настолько же пуст,
насколько аморален, и это вынуждало меня как можно скорее принять план,
что делать с ней.
Элегос вернулся в комнату, осмотрев спальню, санузел и пищеблок.
- Кругом полно всяких разностей, а в спальне и душе еще и предметы,
использовать которые можно только в интимной обстановке.
- Во сне она это все увидит, Элегос,- я весело улыбнулся ему.- У нас
есть месяц. За это время я хочу стать ее худшим кошмаром.
- Прекрасно. Я стоя аплодирую вам,- каамаси хлопнул в ладоши и
усмехнулся: - Должен заметить, что ваш дед наверняка был бы доволен
таким решением.
- Мой дед? - я уставился на Элегоса с открытым ртом.- Ты же говоришь
не о Ростеке Хорне, правда?
Каамаси покачал головой и указал на один из стульев, стоявших в
номере.
- Несколько часов назад вы спросили, можно ли мне доверять, и
сообщили о планах, которые потребуют моего доверия, если вас будут
пытать и, возможно, убьют. Взамен я предлагаю вам кое-что не менее
важное.
Я медленно сел. На золотистом пушке, покрывавшем тело каамаси,
сверкнули серебряные отблески, когда он подошел ближе к центру комнаты.
Было заметно, что он стал очень серьезным и собирался сделать то, что
давалось ему не очень легко.
- Элегос, тебе не нужно говорить мне то, что поставит под удар тебя и
твой народ. Даже будет лучше, если ты не будешь этого делать.
- Нет, я знаю, что я могу доверять вам,- каамаси благосклонно
улыбнулся мне. - Даже под страхом смерти вы не выдадите этот секрет.
Не зная, что сказать, я просто откинулся на спинку стула и сложил
забинтованные руки на животе.
- Помните, я сказал вам, что память о важных событиях у нас, каамаси,
очень сильна и почти осязаема?
Я кивнул:
- Убийство оставляет у вас в памяти такой отпечаток.
- Верно. Или другие события, вроде рождения ребенка, или встречи со
знаменитостью, или посещение какого-то важного мероприятия,- тон Элегоса
стал заметно мягче.- На языке каамаси эти отпечатки в памяти называются
мемнии. Это воспоминания, которые состоят из эмоций, всех ощущений, а
иногда еще чего-то невыразимого. Они подробнее любой голограммы и более
важны, чем любой материальный предмет, которым мы владеем.
Он провел кончиками пальцев по пурпурным полосам меха на плечах и
вокруг глаз.
- Самое важное, что мы можем делиться мемниями с другими. Способность
передавать мемнии ограничена кровными родственниками, поэтому наши кланы
поощряют смешанные браки, создавая информационные коридоры между
группами. Поскольку мы можем делиться своими воспоминаниями и они не
теряют своей силы, мы можем более полно общаться между собой. Вот почему
мы ненавидим насилие и помогаем остальным обрести мир. Раскраска, как у
меня, часто встречается в клане моей матери, клане Кла, в котором я
родился и вырос. Мне довольно легко передать мемнию другому члену клана
Кла и А, клану моего отца.
Я вскинул голову:
- Мой дед знал одного каамаси по имени Йиеник Ит'Клиа.
- Брат моей матери. У нас общая материнская линия. Я хорошо знал его
и мы очень гордились, что он стал джедаем,- лицо Элегоса сияло от
счастья.- Вы должны понять, что мы, каамаси, открыли в джедаях нечто
особенное. Когда три или четыре поколения разлуки уже почти остановили
передачу мемнии, и один из нас познакомился с джедаем и установил с ним
мысленную связь, то мы смогли передать ему свои мемнии. Это было просто
чудом для нас, и когда мой дядя стал джедаем, авторитет клана Кла
возвысился многократно. Благодаря мемнии, которой поделился со мной мой
дядя, я и узнал тебя. У тебя глаза Нейаа, его запах и его склад ума.
- Йиеник был твоим дядей? Где он сейчас? Ты можешь рассказать мне
побольше о Нейаа?
Элегос несколько раз быстро моргнул и на секунду прикрыл лицо руками.
Я начал вставать со стула, когда он поднял руку, чтобы остановить меня,
затем собрался и продолжил:
- Извините. Моего дяди не было на Каамасе, когда наш мир был сожжен.
Он уехал к другу на Алдераан и задержался там, чтобы убедить этого друга
предоставить убежище для группы выживших с Каамаса. Он и остальные
уцелевшие наши предводители решили, что нам нужно рассеяться и смешать
различные кланы во всех этих новых поселениях. И хотя на Алдераане было
самое большое поселение беженцев, оно было не единственным.
Я почувствовал, как у меня кровь в жилах стынет.
- Он умер на Алдераане, - договорил за Элегоса я.
Каамаси медленно кивнул:
- Он столько лет ускользал от императорских охотников за джедаями, но
не смог спастись во время взрыва планеты.
- Какое воспоминание моего деда он передал тебе? Ты можешь поделиться
им со мной?
Элегос отрицательно покачал головой:
- Извините, но я не считаю вас настоящим джедаем и другом, чтобы
передать вам эту мемнию,- он поколебался. - И еще я не уверен, что вам
захочется узнать это. Это воспоминание касается смерти вашего деда.
Я откинулся на спинку стула и закрыл глаза. Все, что я знал о смерти
- И ты используешь эти дни, чтобы выяснить, как сбежать от меня,
правда? - она покачала головой. - Я знаю твою трагическую историю о
потерянной любовнице и жажде мести. Я знаю, чего ты жаждешь. Я не глупая
женщина. Я могу вынудить тебя быть со мной, просто приказав вырезать
всех "выживших". Могу пригрозить убить твоего слугу, и ты сделаешь все,
что я захочу, но этого недостаточно. Вот что я тебе скажу, Йенос
Иданиан: ты прекрасно знаешь, что хочешь меня, и знаешь, что я хочу
тебя. Я знаю, как уничтожить "Линии Тинты" и возвратить тебе любимую. Я
даже позволю тебе сделать это, предоставив в твое распоряжение
"Возмутительный" и все свои силы. Все, что тебе нужно сделать - это
прийти ко мне по своей воле. Тебе понравится проводить время со мной -
поверь мне, еще как понравится! Ты придешь сюда, на "Возмутительный" и
станешь моим любовником. Со мной ты сможешь достичь всех своих целей.
Леония Тавира улыбнулась, затем снова - в последний раз - шагнула
вперед. Она схватила и притянула меня к себе. Ее язык скользнул по моим
губам, затем она поцеловала меня. Глубоко и сильно.
Мне очень хотелось сказать себе, что я не оттолкнул ее от себя,
потому что у меня были повреждены руки, но я знал, что это было не так.
Внутри меня словно бомба взорвалась - волна возбуждения пробежала от
паха к мозгу и обратно, и боль сразу же отступила, стала незначительной.
Я задыхался от ее сладкого запаха, я чувствовал касание каждого ее
волоска к моей щеке.
Не будь у меня сломана рука, я притянул бы ее к себе.
Мое лицо горело, когда она отстранилась и посмотрела на меня с
победной улыбкой на губах. Затем бросила Элегосу:
- Хорошо позаботься о нем. Через месяц я приду к нему, чтобы узнать
его решение, и если он не поправится, я вернусь на Керилт и стерилизую
эту планету.
Она поцеловала свои пальцы и прижала их к моим губам.
- Один месяц - и все, что ты желаешь сердцем и умом, все будет у
твоих ног.
Она вышла из комнаты, и через несколько секунд после ее ухода жжение
в легких напомнило мне, что дышать все-таки необходимо всю жизнь без
перерывов. Я жадно всосал воздух и резко вытолкнул его обратно через
ноздри, чтобы прогнать этот запах ее духов. Я уже замахнулся, чтобы изо
всех сил врезать по столу левой рукой, но Элегос вовремя поймал меня за
запястье. Он остановил меня, как родитель останавливает ребенка,
закатившего истерику.
Он ничего не сказал, а лишь продолжил мыть мою левую руку. Боль,
пронзившая руку, когда ее коснулась губка и холодная вода, помогла мне
прийти в себя. Я хотел применить джедайскую технику расслабления, но это
выдало бы меня перед советниками Тавиры. К тому же это требовало
самообладания, которое я данный момент совсем потерял.
Не было сомнений в том, что меня влекло к Тавире. Это было физическое
влечение, животное влечение, магнетическое притяжение одной плотской
машины к другой. Я хотел думать об этом только под таким углом зрения,
будто мой дух был помрачен страстью "грубой материи", но я знал, что это
не вся правда. Было что-то в ее духе, что я счел интригующим. Я убеждал
себя, что тяга к ней была чисто случайной - как моя страсть к Сиолле
Тинте или Веджа - к Кви Ксукс. И все же что-то в Тавире казалось мне
замечательным, отчего зову плоти противиться было крайне трудно.
Но больше этого меня волновало другое - ее анализ того, почему я
ненавидел Ремарта и почему я сделал с ним то, что сделал. Даже описывая
нашу драку следователям, я не стал описывать, какие увечья я нанес ему.
Пиная его в живот, расквасив ему лицо, я несомненно поверг его, но я был
обучен более легким и быстрым способам нейтрализовать нападавшего. Вот и
в первой нашей с ним стычке одного удара в горло оказалось достаточно,
чтобы остановить его. Тот же самый удар, только чуть посильнее, мог
повредить ему дыхательное горло и убить его без малой доли того, что я
сделал с ним.
Я посмотрел на свои руки и сообразил, что я мог одолеть его, не
разбивая кулаки в кровь и не ломая кости, но я сделал это. Я избил его
так жестоко, чтобы наказать его и наказать себя. Где-то в глубине души я
знал, что избивая его, я поступаю неправильно. Я не мог заставить себя
остановиться, поэтому я заставил себя заплатить эту цену.
Ремарт был тем, кем стал бы и я, если бы вместо Альянса попал бы к
"выжившим". У меня мурашки по спине побежали. Это было бы так просто,
потому что "выжившие" любили Империю не больше моего. Если бы мне некуда
было бежать, я бы запросто связался с ними, чтобы нанести Империи
ответный удар. Не будь у меня возможности попасть в Альянс после того,
как я сбежал с Кореллии, я мог бы закончить свой путь у "выживших".
Оставшись без морального компаса, я впал бы в дикость и жестокость и
свыкся бы с тем, что живу в обществе тех мерзавцев, за которыми я раньше
охотился.
Я бы не стал любовником Тавиры - она бы стала моей любовницей.
Я с шумом втянул воздух, скорее от этой мысли, чем от жжения мази,
которую Элегос наложил мне на руку. Я бы стал великим и ужасным, как
Гарм бел Иблис, и вел бы свою собственную войну с Империей. Я объявил бы
войну всей Галактике и уничтожил бы всех моих врагов.
Я стал бы тем, кого хотел сделать из меня Экзар Кун.
- Нет!
Элегос улыбнулся:
- Повязка поможет вылечить раны, хозяин.
- Я не из-за этого. И не называй меня хозяином. Зови меня просто
"Йенос". Капитан, если хочешь быть официальным.
- Очень хорошо, Капитан,- Элегос поднял мою правую руку и начал
обматывать ее стерипластом.
Я вздохнул и дал ему возможность спокойно работать. Я знал, что
ревновал к Ремарту, и избил его таким образом, чтобы лишить его
физической привлекательности. Насколько я мог судить, Тавира была права
- я избил его, чтобы сломать ей кайф и наказать ее за то, что она
выбрала не меня.
Но даже признав это, я понял, что позволил Ре-марту жить не для того,
чтобы его убила Тавира. Я не ожидал, что это произойдет. Она была
моральным банкротом, раз обратила жалость ко мне в смертельную шутку. Я
знал, что многие считают так же, как она, - Кает и Тиммсер, которые
знали меня, наверное, лучше всех остальных "возмутителей спокойствия",
легко согласятся, что я именно этого и добивался.
Но я не делал этого. Просто не мог. Я нахмурился. Мог ли я?
Я снова содрогнулся и почувствовал, как у меня в животе заворочалась
ледяная змея. Конечно же, я мог бы. Но я изо всех сил цеплялся за тот
факт, что я не мог этого сделать.
К тому сейчас я столкнулся с новой дилеммой. Тавира дала мне месяц,
чтобы я решил, хочу я стать ее любовником или нет. Я смогу попасть на
борт "Возмутительного". Я стану частью его команды. Я добьюсь доверия
Тавиры. Я смогу выведать все секреты "возмутителей спокойствия" и даже
узнать, где находится Миракс. У меня будет все, что я желаю, - я верну
свою жену и получу возможность уничтожить "возмутителей спокойствия".
В тех операциях под прикрытием, в которых мне доводилось участвовать,
деликатный вопрос физической близости с теми, за кем я следил, решался
довольно просто. Иногда другой корбезовец, например Йелла, играла роль
моей жены или подружки. В другой раз, когда я внедрялся в банду и на
меня клевали женщины, мне приходилось опаивать их до состояния нестояния
или притворяться, что я мертвецки пьян. Иногда было достаточно заявить,
что у меня есть подружка, которая ничего не подозревает о моих грязных
делишках, и меня оставляли в покое.
Но здесь одной легенды было недостаточно. Всем оперативникам в
КорБезе говорили, что им не нужно делать того, что противоречит их
моральным ли философским принципам, и задания нам давали с таким
расчетом, чтобы мы испытывали как можно меньший стресс в этом отношении,
но все же были случаи когда переспать с кем-то было логическим шагом
развития отношений и продолжением следствия. Я, конечно, был не в
восторге от этого, но и не считал секс между двумя взрослыми людьми вне
брака чем-то запретным. Мы с Миракс провели немало ночей вместе, прежде
чем пожениться, и она была не первой женщиной, с кем я оказался в одной
кровати.
Те редкие случаи, когда мне приходилось спать с подозреваемой, не
сильно ранили меня, пока у меня не было постоянных отношений с одной
женщиной. Не было уз, связывавших меня с кем-то, или обязательств,
которые я мог бы нарушить, переспав с другой. До меня вдруг дошло, что
если бы такая связь с кем-то и наладилась, меня бы это немного
тревожило, но не остановило бы.
С Миракс все было по-другому. Я был верен ей. Но все же роман с
Тавирой и был самым легким способом освободить Миракс. Речь не шла о
том, что я должен был влюбляться в Тавиру - это было просто невозможно.
Физически я мог быть с ней, но об эмоциональной связи не было и речи. Я
дал бы ей, что она хочет, и добился бы от нее всего, чего хочу я. Это
будет взаимовыгодный альянс двух заинтересованных сторон, который
позволит мне исправить несправедливость, допущенную в отношении моей
жены.
Это будет так просто. Все, что мне нужно сделать - это быть с
Тавирой, ублажить ее, чтобы потом обмануть. Она приведет меня к моей
жене. Она может обладать моим телом и вместе (я не сомневался в этом) мы
могли бы открыть для себя целые галактики страсти, но она никогда не
добьется всего, чего хочет от меня.
Все эти мысли, кружившие у меня в голове, казались такими очевидными
и такими верными, но что-то внутри меня кричало от ужаса, предостерегая
меня, чтобы я не смел им поддаться. То, что казалось таким легким, то,
что могло так быстро приблизить меня к Миракс, быстрее, чем все, что я
делал до этого, было в корне неверно. Я не знал, почему. Я не хотел
поверить в это. Я даже хотел сказать себе, что проступок будет
незначительным по сравнению с тем благим результатом, которого я
несомненно добьюсь. Мой альянс с Тавирой будет односторонним - я возьму
от нее все, что мне нужно, но не дам ей тот приз, которого она так
добивается. Вот что я сделаю, и любой протест будет означать мою
слабость.
Я содрогнулся:
- Не могу поверить, что я так думаю.
Элегос оторвал лишний стерипласт и завязал узел на моей руке:
- В чем дело, Капитан?
Я покачал головой:
- Веши, о которых я сейчас думаю. Вещи, которые я должен сделать. Я
не могу поверить, что я всерьез думаю об этом.
Каамаси медленно кивнул:
- Если позволите, Капитан, у нас, каамаси, есть поговорка.
- Какая?
Он задумчиво сложил руки вместе:
- Если ветер больше не зовет тебя, значит, настало время проверить,
не забыл ли ты свое имя.
Эта простая поговорка ударила мне по мозгам, словно молот, и в ней я
услышал отклик афоризма моего отца о человеке, который не узнал себя в
зеркале. Меня начала бить дрожь:
- Ты прав. Я больше не знаю, кто я такой.
- В таком случае рискну предположить, что сейчас самое время
вспомнить.
Я рассмеялся:
- Легко сказать, но трудно сделать.
Элегос покачал головой и начал забинтовывать мою левую руку:
- Вовсе не трудно. Начните с настоящего момента и возвращайтесь в
прошлое до тех пор, пока не обнаружите, когда последний раз были собой,-
его совет на первый взгляд выглядел наивно, но что-то в его голосе
намекало на то, что это единственный способ для меня найти выход из
сложного положения, в котором я оказался.
Я задумался над этой задачей, сосредоточившись на кратчайшем пути.
Любовная связь с Тавирой была бы самым быстрым способом спасти Миракс,
но какой-то голос внутри меня твердил, что это не так. Я знал, что та
часть меня, которая не соглашалась с этим планом, и была отправной
точкой для обретения своего лица, и я стал размышлять, почему мое
решение согласиться на предложение Тавиры было неверным.
Ответ внезапно появился у меня перед глазами, и я с ужасом подумал,
как я не мог понимать этого раньше. Этот выбор был неверным, потому что
я собирался переспать с Тавирой не ради Миракс, а просто потому, что я
хотел этого. Я подогнал ответ под решение, целью оправдывая средства. Я
облек эгоистичное желание в яркую обертку из благородных и
самоотверженных побуждений, но в действительности мне просто нравилось
тяга Тавиры ко мне. Это льстило мне. Я был женат на Миракс немногим
менее четырех лет и ни разу за все это время не испытывал влечения к
другой женщине. Но это не означало, будто я не находил такую мысль
приятной. Тавира была привлекательной и могла бы обладать сотнями
мужчин, но она выбрала меня, значит, ситх подери, я был особенным. И мне
представился шанс доказать, что я действительно особенный - это была
пища, которая могла насытить мое хаттоподобное эго.
Это все исходило с темной стороны.
Эти слова прозвучали во мне, сказанные голосом мастера Скайуокера, и
мое понимание темной стороны резко расширилось. Экзар Кун, Дарт Вейдер и
Император своими действиями превратили темную сторону в нечто динамичное
и очень мощное; доказали, что следует попробовать использовать ее. А
затем отказаться от нее было очень легко. Здесь, среди "возмутителей
спокойствия", где пираты вели себя как звери, а не цивилизованные
существа, граница между добром и злом была слишком размытой и не всегда
представляла собой прямую линию. Каждая ситуация требовала немного
другого подхода, и корректировка курса путем возвышения или, наоборот,
падения на темную сторону была делом почти обычным.
В той взбучке, которую я устроил Ремарту, я, видимо, переступил эту
черту. Я защищал Элегоса, его дочь, его народ и даже себя. Вздумай я
подзарядиться Силой во время этой драки, я бы поглотил темную и ужасную
энергию. Я бы сделал с Ремартом такое, что ни одна ванна с бактой в
Галактике не смогла бы ему помочь, и получал бы наслаждение, слушая его
жалобные вопли. Я бы смел Тавиру с пути. Я добился бы свободы Миракс, но
только пожертвовав всем, что было у нас общего.
Я нахмурился, затем посмотрел на Элегоса:
- Это все исходит из природы зла. Зло - это эгоизм, добро -
бескорыстие. Если я предприму действия, которые пойдут на пользу мне,
только мне, и причинят страдания остальным, значит, я буду на стороне
зла. Если я сделаю все, что в моих силах, чтобы предотвратить угрозу,
нависшую над другими, если я стану буфером между ними и злом, тогда мои
поступки будут добрыми.
Каамаси склонил голову налево:
- Твои намерения будут добрыми. Но без продуманности и
предусмотрительности, однако, твои поступки могут нести зло. Вот в чем
проблема: конечно же, совершать зло всегда легко, сопротивляться ему -
нет. Зло безжалостно, и любой, кто устанет, кто потеряет бдительность,
может стать его легкой добычей.
Мой взгляд стал еще сердитее:
- Но есть ситуации, когда сопротивление злу может привести к тому,
что пострадают невинные.
- Это случается, да,- он моргнул своими большими глазами, затем
положил мне руки на плечи: - Жизнь не без боли, но жизнь - это и то, как
мы относимся к этой боли, радости, разочарованию или триумфу. Жизнь -
это нечто большее, чем просто время от рождения до смерти, жизнь - это
итог всему, что мы делаем в течение нее. Решения могут даваться нелегко,
но так часто случается, что непринятие решения и бездействие еще хуже,
чем принятие самого плохого решения. Зло процветает там, где нет ему
отпора, и те, кто могут противостоять ему, должны защищать тех, кто не
может этого сделать.
Я запрокинул голову назад и расхохотался.
Элегос посмотрел на меня с недоуменным выражением на лице:
- Мне не кажется, что в моих словах столько юмора.
- Нет, конечно. Дело в том, что я слышал эти слова много раз, от моих
родственников и друзей,- я улыбнулся.- Когда ты представлялся мне, ты
сказал, что ты "доверенный" твоего народа. Этот пост связан с доверием и
ответственностью?
Каамаси кивнул с важным видом:
- Это наиболее почитаемое звание среди моего народа.
- И я могу довериться тебе?
- Конечно же.
- И я могу доверить тебе все свои секреты, чтобы ты смог помочь мне?
Элегос снова кивнул:
- Я не стану прислужником зла.
- Это объединяет нас,- многозначительно кивнул я ему.- Когда мы
вернемся домой, я расскажу тебе больше.
Он снова сложил ладони:
- Я с нетерпением жду, когда окончится наше путешествие.
- Спасибо, что обработал мои раны. И мозги.
- Всегда к вашим услугам.
Я повернулся и лег на столе, свесив ноги с его края и сложив руки на
груди, как два бревна. Вспомнив о тех словах, что говорили мне отец и
дед, словах, которые я слышал от Веджа, и словах, которые я говорил сам
себе, я понял, кто я есть. Я увидел свое отражение в зеркале и услышал,
как зовет меня ветер. Сколько я себя помнил, я всегда был предан высоким
идеалам служения другим. Все, что я хотел, было подчинено мысли о
несении добра другим. Моя работа заключалась в том, что я давал другим
защиту и покровительство, я был крепостью, в которой можно укрыться от
жестокости и разврата, царившего в мире. Моя жизнь теряла смысл без
маньяков с одной извилиной, которые охотились на мирных граждан.
Но сейчас я понял, что допустил огромную ошибку, с самого начала
неправильно взявшись за решение проблемы с исчезновением Миракс. Когда я
поступил в академию джедаев, я отрекся почти от всего, чем я был раньше.
У меня появились новое имя и новая личность, и я стал учиться новым
вещам. Я старался стать кем-то другим, кем я не был до этого, потому что
искренне полагал, что только кто-то сильнее меня, только джедай сможет
спасти Миракс.
Когда я разочаровался в академии и бросил ее, я вернулся к своим
корням. Я позабыл все, чему меня учили, и даже не обратил внимания на
то, что дед снабдил меня информацией, которую он сохранил. Я неправильно
истолковал свой сон, решив, что он сулит мне катастрофу, если я стану
джедаем, но смысл сна заключался в другом. Смысл его был настолько же
прост, насколько бесспорен: единственным противоядием злу является
самопожертвование. От него исходит свет, разрушающий тьму.
Сначала я отрекся от корбезовского прошлого, затем - от джедайского
наследия в пользу навыков агента КорБеза. Я относился к своей личности
так, словно КорБез и Сила были несовместимы, словно я мог действовать
только одной или другой половиной своего тела. Я боролся с половиной
своей личности, тогда как мне нужно было всего лишь объединить эти
половинки в единое целое.
Я не был ни корбезовцем Корраном Хорном, ни джедаем Кейраном
Халкионом. Я был ими обоими. Мне нужно было объединить усилия. Конечно,
мой дед рассказывал, что Нейаа часто не давал другим знать, что он -
джедай, но это были случаи, когда один подход оказывался лучше другого.
Если я хотел добиться успеха, мне нужно было использовать их оба.
"Возмутительный" достаточно быстро прибыл на Коуркрус, и челнок
доставил на поверхность нас с Элегосом как раз посредине перевозки доли
"выживших" из награбленного на Керилте добра. Я мог спуститься на
планету и раньше, но задержался на "Возмутительном", чтобы убедиться,
что моя эскадрилья улетела к себе в нормальном состоянии, и выяснить у
капитана Гуртт, какие слухи бродили на корабле. Она сказала, что до нее
не дошло ничего такого, но посоветовала мне поскорее заняться
физическими упражнения, чтобы стать сильнее и выносливее.
Когда я вернулся во Вларнию и зашел к себе в номер, я увидел, что в
мое отсутствие здесь кто-то побывал. По всей комнате были расставлены
дорогие подарки. В углу лежала стопка отрезов тончайших тканей, на полу
стояло несколько рядов статуэток из самых дальних уголков Галактики, а
на столе стояли корзины с экзотическими фруктами.
Кроме всего прочего, был еще один подарок - савареенское виски
многовековой выдержки в соответствующем графине с набором бокалов.
Бутылка и четыре стакана были инкрустированы редчайшими драгоценными
камнями, включая дуринфайр размером с ноготь моего большого пальца. Под
графином была записка от Тавиры, в которой она желала мне скорейшего
выздоровления.
Я улыбнулся. Каких-то двенадцать часов назад вся эта выставка диковин
поразила бы мое воображение и польстила мне. Я бы решил, что я добился
от нее именно того, что хотел. Что заманил ее в ловушку и заставил
тратить так много времени на то, чтобы завоевать мое сердце, а она
никогда не поймет, как я обвожу ее вокруг пальца. Я бы налил полный
стакан виски, произнес тост за мою победу и с триумфом опрокинул бы его.
Но я видел перед собой всего лишь груду ворованных вещей. Она не
имела прав на них. То, что она подарила их мне, отдала вещи, которыми не
владела и не работала, чтобы купить их, не имело никакой ценности. Она
брала, что хотела, и хотя она думала, что хочет увидеть, как я
добровольно приду к ней, на самом деле все обстояло иначе: либо я приду
к ней, либо она уничтожит меня. Ее "широкий" жест был настолько же пуст,
насколько аморален, и это вынуждало меня как можно скорее принять план,
что делать с ней.
Элегос вернулся в комнату, осмотрев спальню, санузел и пищеблок.
- Кругом полно всяких разностей, а в спальне и душе еще и предметы,
использовать которые можно только в интимной обстановке.
- Во сне она это все увидит, Элегос,- я весело улыбнулся ему.- У нас
есть месяц. За это время я хочу стать ее худшим кошмаром.
- Прекрасно. Я стоя аплодирую вам,- каамаси хлопнул в ладоши и
усмехнулся: - Должен заметить, что ваш дед наверняка был бы доволен
таким решением.
- Мой дед? - я уставился на Элегоса с открытым ртом.- Ты же говоришь
не о Ростеке Хорне, правда?
Каамаси покачал головой и указал на один из стульев, стоявших в
номере.
- Несколько часов назад вы спросили, можно ли мне доверять, и
сообщили о планах, которые потребуют моего доверия, если вас будут
пытать и, возможно, убьют. Взамен я предлагаю вам кое-что не менее
важное.
Я медленно сел. На золотистом пушке, покрывавшем тело каамаси,
сверкнули серебряные отблески, когда он подошел ближе к центру комнаты.
Было заметно, что он стал очень серьезным и собирался сделать то, что
давалось ему не очень легко.
- Элегос, тебе не нужно говорить мне то, что поставит под удар тебя и
твой народ. Даже будет лучше, если ты не будешь этого делать.
- Нет, я знаю, что я могу доверять вам,- каамаси благосклонно
улыбнулся мне. - Даже под страхом смерти вы не выдадите этот секрет.
Не зная, что сказать, я просто откинулся на спинку стула и сложил
забинтованные руки на животе.
- Помните, я сказал вам, что память о важных событиях у нас, каамаси,
очень сильна и почти осязаема?
Я кивнул:
- Убийство оставляет у вас в памяти такой отпечаток.
- Верно. Или другие события, вроде рождения ребенка, или встречи со
знаменитостью, или посещение какого-то важного мероприятия,- тон Элегоса
стал заметно мягче.- На языке каамаси эти отпечатки в памяти называются
мемнии. Это воспоминания, которые состоят из эмоций, всех ощущений, а
иногда еще чего-то невыразимого. Они подробнее любой голограммы и более
важны, чем любой материальный предмет, которым мы владеем.
Он провел кончиками пальцев по пурпурным полосам меха на плечах и
вокруг глаз.
- Самое важное, что мы можем делиться мемниями с другими. Способность
передавать мемнии ограничена кровными родственниками, поэтому наши кланы
поощряют смешанные браки, создавая информационные коридоры между
группами. Поскольку мы можем делиться своими воспоминаниями и они не
теряют своей силы, мы можем более полно общаться между собой. Вот почему
мы ненавидим насилие и помогаем остальным обрести мир. Раскраска, как у
меня, часто встречается в клане моей матери, клане Кла, в котором я
родился и вырос. Мне довольно легко передать мемнию другому члену клана
Кла и А, клану моего отца.
Я вскинул голову:
- Мой дед знал одного каамаси по имени Йиеник Ит'Клиа.
- Брат моей матери. У нас общая материнская линия. Я хорошо знал его
и мы очень гордились, что он стал джедаем,- лицо Элегоса сияло от
счастья.- Вы должны понять, что мы, каамаси, открыли в джедаях нечто
особенное. Когда три или четыре поколения разлуки уже почти остановили
передачу мемнии, и один из нас познакомился с джедаем и установил с ним
мысленную связь, то мы смогли передать ему свои мемнии. Это было просто
чудом для нас, и когда мой дядя стал джедаем, авторитет клана Кла
возвысился многократно. Благодаря мемнии, которой поделился со мной мой
дядя, я и узнал тебя. У тебя глаза Нейаа, его запах и его склад ума.
- Йиеник был твоим дядей? Где он сейчас? Ты можешь рассказать мне
побольше о Нейаа?
Элегос несколько раз быстро моргнул и на секунду прикрыл лицо руками.
Я начал вставать со стула, когда он поднял руку, чтобы остановить меня,
затем собрался и продолжил:
- Извините. Моего дяди не было на Каамасе, когда наш мир был сожжен.
Он уехал к другу на Алдераан и задержался там, чтобы убедить этого друга
предоставить убежище для группы выживших с Каамаса. Он и остальные
уцелевшие наши предводители решили, что нам нужно рассеяться и смешать
различные кланы во всех этих новых поселениях. И хотя на Алдераане было
самое большое поселение беженцев, оно было не единственным.
Я почувствовал, как у меня кровь в жилах стынет.
- Он умер на Алдераане, - договорил за Элегоса я.
Каамаси медленно кивнул:
- Он столько лет ускользал от императорских охотников за джедаями, но
не смог спастись во время взрыва планеты.
- Какое воспоминание моего деда он передал тебе? Ты можешь поделиться
им со мной?
Элегос отрицательно покачал головой:
- Извините, но я не считаю вас настоящим джедаем и другом, чтобы
передать вам эту мемнию,- он поколебался. - И еще я не уверен, что вам
захочется узнать это. Это воспоминание касается смерти вашего деда.
Я откинулся на спинку стула и закрыл глаза. Все, что я знал о смерти