И потянуло Генри за язык разглагольствовать о колдовстве и суровой каре за него. Накликал. Вот только этого нам и не хватало.
* * *
   Грешно обижаться на монаха. Его порыв был искренним. Ему действительно хотелось, чтобы нас поскорее изничтожили. И он на самом деле считал, что мы слуги врага рода человеческого. И, что хуже всего, он действительно видел Адепта, окруженного неземным светом.
   – О чем вы говорите, брат во Христе? – удивленно поднял брови Адепт. – Я вас не понимаю.
   – Ты все понимаешь. Бес твое имя! Вокруг нас стала собираться толпа, раздались удивленные возгласы.
   – Я вас очень уважаю, брат Игнасио, но вам просто привиделось.
   – Ложь извергают твои змеиные уста! Я видел дьявольский ореол, окутавший тебя! И готов в этом поклясться на Библии.
   – Тогда Бог просто отнял ваш разум, – развел руками Адепт. – Испытания, посланные нам свыше, оказались слишком тяжелы для вашего разума.
   Игнасио схватил в руки крест и начал неистово осенять нас крестными знамениями. По толпе прокатился смешок. Для народа это был подарок – после тяжелого испытания несколько минут веселого представления.
   – Я вижу в них адских посланников! Они принесут нам несчастья. Их нужно сжечь!
   На этот раз смех был уверенней и громче.
   – Монах увидел чертей, – слышалось из толпы.
   – Окропите их святой водой, они исчезнут в дыму и сере!
   – Или просто провалятся сквозь палубу, не сказав «до свиданья».
   – А где же их рога, брат?
   Тем бы все и закончилось, если бы один матрос вдруг не крикнул:
   – Тише! Брат во Христе прав. Я тоже видел, как этот уродливый человек светился и держал в руках какую-то сияющую штуковину!
   – Это была пустая бутылка из-под рома, которую он вырвал из твоих рук! – захохотал другой матрос.
   – Нет, Педро прав. Я тоже это видел, – выкрикнул еще один матрос.
   Над толпой повисла тишина. Потом снова прошел ропот, но уже зловещий, Дело приобретало нешуточный оборот.
   – Ничего более глупого я в своей жизни не слышал, – пожал плечами Адепт. – Оставьте нас в покое.
   – Если он и не бес, то бесовская сила в нем есть точно, – не унимался Педро.
   – Братцы, так это же они и накликали шторм! – заорал какой-то умник.
   – Колдун! – вторил ему другой.
   – Точно, колдун! Мы с ним никогда не дойдем до порта! – продолжал орать так, как будто его резали, первый умник.
   – Из-за них отправимся на ужин к рыбам! – вторил ему кто-то из толпы пассажиров.
   – За борт! За борт их! – одновременно выдохнула толпа.
   Несколько матросов тут же двинулись в нашем направлении. Нет людей суевернее матросов, их можно легко убедить в чем угодно, в любой потусторонней чепухе. Особенно когда для этого есть хоть малейшие основания.
   – Стоять! – Я выхватил кинжал из ножен. – Первому, кто приблизится, я перережу глотку, чтобы из нее больше не вырвался ни один грязный богохульный вопль,
   – Твой друг говорит о богохульстве, дитя Вельзевула! – взревел раненым ослом Игнасио, подскакивая к Адепту и размахивая перед его носом кулаками.
   – Вам все почудилось, святой отец, – ухмыльнулся Адепт, качая головой. – Кстати, почему порождение Тьмы должно светиться? Обычно подобное случается только со Святыми.
   – Да отсохнет твой поганый язык!
   – Почему же, брат? Если я демон – Господи, какую ерунду приходится говорить! – то должен бояться святого креста. Не так ли? – Адепт сделал шаг к священнику и коснулся ладонью его креста. – Ну что, не провалился я на дно морское? Может, вы действительно окропите меня святой водой? Я смогу выпить ее хоть бочку, что при наших скудных запасах было бы непозволительной роскошью.
   Снова послышались насмешки. Адепт вновь овладел толпой.
   – Бесы лживые! Наглые и бесстыдные чернокнижники! Они могут заговорить кого угодно! Не верьте им. Вышвырните их за борт!
   На Игнасио начали снова смотреть как на сумасшедшего.
   – Но, братцы, я правда видел, как он светился! не успокаивался Педро.
   – Да? А я этого не заметил, – усмехнулся Адепт. – Хотя чего не бывает. Может, это были огни Святого Эльма? Благодать Святого? Кто сказал, что эти огни могут появляться только на мачтах, но не на полях шляп?
   Довод был не слишком убедительный, но на присутствующих подействовал неотразимо.
   – Может, и так, братва, – не унимался только Педро. – А может, и нет. Лучше бы на всякий случай выбросить их за борт.
   – Это кого ты собираешься выбросить за борт? – неожиданно на месте действия появился капитан. Он быстро понял, о чем идет речь. – Я очень уважаю вас, отец Игнасио, но скорее всего вам на самом деле что-то привиделось в суматохе.
   – Мне не привиделось. Я чувствую дьявола!
   – Ваши чувства не доказательство. И уж конечно, мы не сможем вершить суд сами. По прибытии в порт вы вправе доложить обо всем светским и церковным властям, после чего будет назначено соответствующее расследование. Устраивать же судилище на своем корабле я не позволю, как и ограничивать хоть в чем-то свободу этих сеньоров.
   – Может быть поздно, – как-то устало произнес Игнасио. Я понял, он сломался, не найдя поддержки у капитана. – Я буду молиться за вас всех, ибо вы слепы и не ведаете, что творите.
   – Парус! – вдруг донесся крик впередсмотрящего Действительно, впереди и чуть справа по курсу белели паруса какого-то судна. На палубе поднялся шум. Хорошо, если это один из галионов разметанного штормом испанского флота. А если это английский фрегат или голландская каракка?
   Капитан поднялся на мостик и вытянул длинную подзорную трубу. Не знаю, что ему удалось рассмотреть, но он принял, по-моему, вполне здравое решение:
   – Меняем курс! Не назначенные встречи нам ни к чему…
   Под команды капитана и боцмана, скрипя уцелевшими снастями, галион изменил курс. Через некоторое время стало понятно, что неизвестный корабль преследует нас. И что с такой нагрузкой и обломанной мачтой нам не удастся от него уйти.
   Корабль довольно быстро увеличивался в размерах. Уже можно было различить, что это фрегат водоизмещением не меньше шестисот тонн, с вооружением не менее сорока пушек. На его мачте развевался черный флаг. В подзорную трубу можно было различить скалящийся на нем белый череп и перекрещенные кости. «Веселый Роджер»! Нас преследовал пиратский корабль.
   – Напасти не отстают от нас, – сказал я. – Принес же сюда его случай!
   – Вряд ли это случай, – возразил Адепт. – Мне кажется, шторм не случайно свел два корабля. Пощады мы не дождемся.
   Пиратский корабль вскоре должен был достигнуть дистанции ружейного выстрела. Капитан корабля и командир отряда испанской пехоты, размещавшейся на галионе, горячо спорили.
   – Мы не можем принять бой! – кричал капитан. – Наш маневр затруднен. У него выше скорость. У него в два раза больше пушек.
   – Мы должны драться. Какому-то поганому англичанину не одолеть нас. Мы будем драться как львы!
   – Как львы, ха-ха! Хоть как боевые слоны. Они распотрошат нас своими пушками. Вы знаете, что такое, когда в борт впивается тяжеленное чугунное ядро? Натешившись вдоволь орудийными залпами, они возьмут нас на абордаж, изнасилуют и превратят в наложниц женщин, а мужчин выбросят за борт. Из вас лично они набьют чучело и прибьют его к форштевню своего корабля в назидание другим. Они не раз проделывали подобное!
   – Оборванцам и подонкам не одолеть в открытом бою воинов его величества, грозная слава о которых сотрясает весь мир! – напыщенно изрек командир пехоты, погладив острую бородку. Он был совершенно спокоен, и не было заметно, что этого бывалого вояку пугает предстоящий бой.
   – Да? Оборванцы? Это злобные звери в человеческом обличье! Они не знают ни страха, ни боли – ничего, кроме жажды наживы. Недаром местное простонародье верит, что у них на человеческих телах песьи и обезьяньи головы. Им нет равных в рукопашном бою…
   – Мы будем драться. И если ты сделаешь что-то не так, я засуну твой лживый язык в твое распоротое брюхо.
   – Вы сделаете огромную глупость.
   – Пусть так. Даже если я умру, то с честью, а не как жалкий слизняк, слезно молящий о пощаде или дожидающийся, когда за него пришлют выкуп.
   В недавнем прошлом корсары ходили под флагами своих стран или, на крайний случай, вообще без флагов. «Веселый Роджер» появился недавно, под ним плавали одиночки, презревшие все и вся, позабывшие о традициях берегового братства. Они отличались особой жестокостью, многие предпочитали иметь дело только с товарами и ценностями и не связываться с гипотетическими выкупами за пленников. Прославились они зверствами, которым позавидовали бы Монбар Губитель или Олоне. Свидетелей своих злодеяний они обычно выбрасывали в море. Убежищами им служат затерянные бухты, где они создают свои поселения, ибо ни один порт не согласится принять подонков, не уважающих никакие, даже пиратские, законы. Попасть в их руки – участь не лучшая, чем попасть в лапы голодных львов-людоедов.
   Блеснула молния, расцвел и тут же расплылся над волнами белый цветок залпа, перед носом нашего галиона плюхнулось в воду ядро. Началась артиллерийская дуэль. Мы ответили пирату, так же безрезультатно. Пират умелым маневром зашел с левого борта. Это было быстроходное военное судно, и оно, как и утверждал капитан, имело все преимущества перед нашим потрепанным кораблем.
   Борт красного фрегата покрылся дымами, большинство ядер канули в воду, оставив на воде круги, но одно из них угодило в палубу, проломив перила и отправив к праотцам двух матросов. Второе впилось в борт. Наши ядра снесли часть снастей фрегата и тоже учинили на его палубе разгром. Сейчас наш капитан, наверное, проклинал себя последними словами и вздыхал о тех пушках, которые оставил в Севилье взамен тюков с товарами.
   Из всех видов сражений морские битвы, пожалуй, самые страшные и кровопролитные. Здесь против тебя не только вооруженный, сыплющий ядрами из десятков орудий враг, но и само море, готовое поглотить слабого, побежденного. Это жестокая, отчаянная драка, в которой победителя ждет богатая добыча, а его жертву, как правило, смерть. Здесь нет путей отступления. За спиной моряка – только ад.
   Фрегат продолжал умело маневрировать, осыпая нас ядрами. Некоторые из них достигли цели. Стоны, крики, проклятия, кровь. Очередным ядром оторвало руку матросу, и он теперь катался по палубе и кричал так, что голос его разносился далеко над волнами. Сайта-Мария!
   Я и Адепт не сходили с палубы, хотя это место и не относилось к числу безопасных. Грохот стоял такой, что едва не разрывало барабанные перепонки. Мы держали в руках оружие и понимали: то, что недоделал шторм, довершит этот красный фрегат. Единственное, что мы можем, – подороже продать свою жизнь.
   Фрегат пошел на абордаж. Его капитан знал, что наши пушки с левого борта почти все сказали свое слово и, чтобы перезарядить их, понадобится не менее четверти часа.
   Затрещали мушкетные выстрелы. Рядом со мной, держась за пробитую пулей грудь, рухнул пехотинец. Еще одна пуля черканула по моей собственной шляпе. Но этабыла всего лишь прелюдия. Настоящий кошмар начался после того, как в борта нашего галиона впились абордажные крючья и на палубу хлынули потоки существ, пришедших из самых мрачных снов. Это были не люди, а морская нечисть, сущие бесы, вырвавшиеся на волю из черных глубин морского ада. С леденящими кровь воплями они сыпались на нашу палубу, у одних в обеих руках было по шпаге, у других – сабля и кривой ятаган, у третьих – дымящийся пистолет и кинжал. Сведенные судорогой лица, глаза, горящие азартом и жаждой разрушения, зажатые в зубах концы красных косынок, повязывающих голову. Большинство одеты в короткие штаны и рубахи без рукавов.
   Вмиг смешались два потока: команда галиона, владеющие оружием пассажиры и пехота схлестнулись с неудержимыми, несущимися, как лавина, исчадиями ада. Потом эти потоки разбились на отдельные группы отчаянно бьющихся, изрыгающих ругательства, предсмертно хрипящих, стонущих людей. Я старался не упускать из виду Адепта, зная, что он владеет оружием не настолько хорошо, чтобы выбраться из этой каши или хотя бы продержаться достаточно долго.
   Это был жестокий беспощадный бой. Помню его урывками. Вот я пронзаю одного из трех головорезов, прижавших меня к стене… Вот второй из них падает, сраженный пулей… Вот нас захлестывает человеческая волна, и я уже не знаю, кто где, чьи удары я отражаю – своих или чужих.
   Потом я сошелся с огромным верзилой, ловко управлявшимся кистенем и шпагой одновременно. Он был чертовски опытен. Но все равно умер, когда мой клинок вонзился точнехонько ему в глотку.
   Испанцы превосходили пиратов численностью, однако пиратам было не впервой драться с теми, кого в два, в три, или даже в четыре раза больше, чем их самих. Невероятная свирепость, презрение к опасности, панибратство со смертью и воинское искусство делали их страшными противниками. Но и испанцы держались неплохо. Особенно отличался командир отряда пехотинцев, рубивший направо и налево своей тяжелой шпагой. Так что в целом силы были равны. Нам удалось сгруппироваться и занять оборону.
   Палуба стала скользкой от крови, повсюду валялись трупы, раненые взывали к Богу о милосердии или проклинали небеса. Это был кровавый пир, когда все божеские и человеческие законы летят к чертям и вселенское зло показывает свой оскал. И каждый из нас становится его частью, попадает под его власть, если только хочет остаться в живых.
   Предательство – ты многолико. Ты появляешься в самые ответственные минуты и сметаешь все, что стоит на твоем пути: доблесть, силу, героизм. В самый напряженный момент, когда решалось, кто кого, прозвучал пистолетный выстрел. Командир пехотинцев закачался и упал, царапая пальцами красный от крови палубный настил. Я увидел, как проклятый Джованни, улыбаясь, отбрасывает пистолет и скрывается с глаз долой. Мерзавец, надо было тогда его отправить на тот свет! Жалость и сострадание – вы сыграли со мной злую шутку! Какой же я был дурак! Вместе с тем я знал, что повторись все снова – и я опять бы отпустил негодяя. Не могу совершить хладнокровного убийства.
   После гибели командира пехотинцев, дела наши пошли хуже некуда. Командир будто воплощал в себе дух всего отряда, стойкость и смелость, волю к победе. С его смертью боевой порыв угасал. Солдаты гибли один за другим. Иные, поддавшись малодушию, пытались сдаться и получали от пиратов награду в виде пули или клинка в сердце.
   Кто мне нанес удар – я не видел. Я провалился во тьму. Очнулся связанный по рукам и ногам. Кроме меня на палубе валялось еще с десяток раненых солдат и матросов. Трупы уже выбросили за борт. Низкое солнце озаряло красными лучами и без того алую палубу. На ней толпилась пиратская братва, возбужденная мыслью о предстоящем грабеже. На специально принесенном стуле сидел худой однорукий мужчина, его щеку и губы пересекал шрам, навсегда придавший ему гримасу зловещей усмешки. Длинные каштановые волосы спускались на плечи и лоб. Когда он встряхнул головой, я увидел, что они прикрывают клеймо на лбу. Он мог заработать это клеймо где угодно – в английском или испанском суде, на французских или арабских галерах, на рабовладельческих плантациях.
   Застонав от боли в голове, я попытался повернуться и тут же получил чувствительный удар босой ногой по ребрам.
   – Лежи спокойно, испанец, или я отрежу твой длинный нос, которым ты вертишь без надобности!
   Я больше не собирался напрашиваться на удары. Я увидел то, что хотел. Сзади меня на палубе лежал Адепт. Связанный. Живой.
   Начался скорый и не праведный суд. Однорукий капитан пиратов, развалившись на стуле, поглаживал длинными пальцами лежащий на коленях пистолет. Двое головорезов привели едва держащегося на ногах капитана Родриго Маркеса.
   – Почему ты не сдался на милость победителя, когда увидел наш флаг? – небрежно осведомился однорукий.
   – Потому что не слишком надеялся на эту милость. О твоих милостях, Клейменый Джек, ходят легенды.
   – Эти легенды не лгут, ты прав. Но тогда, у вас была бы надежда. Теперь же ее нет.
   – Я богатый человек, – без всякого воодушевления и заискиваний, спокойно произнес капитан. – Мои родственники могли бы дать богатый выкуп.
   – А разве легенды не говорят о том, что Клейменый Джек не берет выкупов? Тебе не повезло.
   Капитан Родриго гордо выпрямился и насмешливо произнес:
   – Говорить, что тебе придется несладко на том свете, вряд ли стоит, ты и сам знаешь, что твоя душа безвозвратно погублена. Но еще на этом свете ты до дна изопьешь самую горькую чашу. Будь ты проклят!
   – Может, и буду, только не твоими мольбами, – ухмыльнулся Клейменый Джек и разрядил в Родриго пистолет. Тело тут же выбросили за борт. Капитана мне было жалко. Конечно, он отличался жадностью, но все-таки помог нам. Если бы он знал, что, приняв нас на «Санта-Крус», подводит черту под собственной жизнью…
   – Тащите следующего. Надеюсь, он доставит нам больше удовольствий, – крикнул Джек, поднимая новый заряженный пистолет.
   Следующим притащили Генри. Толстый лысый пират, державший веревку, которой был связан наш друг, сказал по-английски:
   – Этот жалкий стручок силен как бык. Он сломал ногу Мартину и свернул челюсть Томазо Людоеду!
   – Да, чтобы свернуть такую челюсть, надо немало потрудиться, – хмыкнул Клейменый Джек.
   – А еще он визжал диким голосом, что он твой личный друг и что, если с его головы упадет хоть один волосок, ты вздернешь нас на рее.
   – Что же, тут он был полностью прав. Здравствуй, Генри.
   – Здравствуй, Клейменый Джек.
   – Развяжите его, – махнул рукой атаман пиратской шайки.
   И путы тут же спали с него.
   – Почему ты избил моих людей, Генри? И вообще какого черта ты забыл на этой испанской лоханке?
   – У меня здесь немало дел. Одно из них повидать тебя. И ты знаешь зачем.
   – Знаю. И сделаю все, что велит наш обычай.
   – У меня просьба к тебе.
   – Если она не слишком обременительна…"
   – Не слишком. Не убивай пленных. Ты завладел их имуществом. Зачем тебе брать еще и их жизни?
   – Не выйдет! – резко отрезал пират.
   – Тогда сохрани хотя бы жизни вот этих людей. – Он указал пальцем на меня и Адепта. – Это мои друзья.
   – Твои друзья еще не мои друзья. Нет!
   – Тогда… Тогда я покупаю их. По сто пятьдесят реалов.
   Интересно, откуда у Генри взялись такие деньги?
   – Не меньше трехсот за каждого!
   – Двести – и по рукам!
   – Хорошо, двести пятьдесят.
   – Договорились.
   Торг закончился в нашу пользу. Похоже, наши жизни были спасены. Но вдруг лысый толстяк заорал, тыча в меня пальцем:
   – Он же убил Большого Дика! Дика любили все, а ты милуешь его убийцу!
   – Большой Дик уже в аду, – резонно заметил пиратский капитан. – Ему все равно.
   – Нет. Убийцу Большого Дика надо разрезать на куски, – проговорил второй пират, низенький, кривоногий, в красной повязке на голове.
   – Это тебя надо разрезать на кусочки! – вдруг сорвался я. Просто не выдержал последних переживаний. – Как, наверное, разрезали на кусочки твою мать, которая была грязной сукой, почти такой же, как и твой отец!
   – Ну-у… – Кривоногий бросился вперед и взмахнул над моей головой ятаганом…
   Прогремел выстрел. Пуля из пистолета капитана пробила кривоногому спину, но смертоносная сталь все же обрушилась на мою голову. И я опять погрузился во тьму.
* * *
   Голова раскалывалась. В ней гудело так, словно внутри работала кузнечная мастерская. Меня сильно тошнило, но главное – я был жив. Я с трудом поднял Руку и ощупал место, куда пришелся удар. Голова была забинтована. Главное, что я цел. Видимо, когда кривоногого настигла пуля, ятаган в его руке повернулся и мне достался удар плашмя.
   Я лежал на чем-то мягком. Надо мной раскачивался фонарь. Похоже, немного штормило. Я застонал и попытался приподняться. Чьи-то руки помогли мне усесться. Я находился в тесной каюте, заваленной тюками…
   Надо мной склонился Генри:
   – Как вы себя чувствуете?
   – Получше, чем покойник, но похуже, чем живой человек. Где я?
   – На «Альбатросе», фрегате Клейменого Джека. Я выкупил вас и Винера, и теперь вы – моя собственность.
   – Это очень приятно. Надеюсь, у тебя нет железных рудников. Где остальные?
   – Где им и положено быть. Разграбив галион, Клейменый Джек пустил его ко дну вместе со всеми людьми. Такого не позволял себе даже Морган.
   – Ох! – Я снова застонал. Несколько сот человек погибли по воле этого клейменого чудовища! Меня будто еще раз ударили ятаганом по голове.
   – А что вы хотели? Клейменый Джек – самый отпетый и кровожадный супостат в этих морях. Рассказывают, он взял один из испанских прибрежных городов и, как принято, приступил к пыткам жителей, требуя золото. Когда ему заявили, что золота нет, он рассек грудь одного из горожан, вырвал сердце и надкусил его. И добился своего… Кстати, в те времена он еще так не озверел.
   – Что он сделает с нами?
   – Думаю, ничего. Несмотря на дурной и чересчур суровый характер, он человек слова. Он высадит нас в каком-нибудь удобном месте, Отдыхайте, вам надо быстрее выздоравливать. – Генри дал мне попить и ушел, а я провалился в сон.
   День был или ночь – не знаю. Я проснулся от того, что Генри тормошил меня за плечо.
   – Вставайте, Эрлих. Нас всех хочет видеть капитан.
   – Что ему надо?
   – Похоже, мы здорово влипли.
   В сопровождении нескольких вооруженных матросов, поглядывающих на меня, как мне показалось, с некоторой опаской, я проследовал в капитанскую каюту. Там нас уже ждал Адепт.
   Клейменый Джек катал ладонью по столу три огромных жемчужины. Он посмотрел мне в глаза, в его лице читалось любопытство.
   – Где ты подобрал этих людей, Генри?
   – Они спасли мне жизнь. Я их должник. Они мои друзья.
   – Друзья! – Капитан ударил по столу с такой силой, что жемчужины подпрыгнули и упали на пол. – Джованни!
   В каюту, почтительно согнувшись, проскользнул Джованни.
   – Ты-то вряд ли считаешь их своими друзьями.
   – Нет, капитан, это не мои друзья.
   – Да? И почему же?
   – Они адовы отродья.
   – Неужели? Рассказывай.
   Джованни кратко изложил историю погони за нами по всей Испании, а заодно и стычку с Аррано Бернандесом.
   – Капитан, они продали душу дьяволу. Они приносят несчастья всем, кого коснутся. Шторм. Вы видели когда-нибудь такой шторм, как вчера?
   – Никогда.
   – Это все он! – Джованни указал пальцем на Адепта. – Он стоял на палубе и весь горел, как свеча, сатанинским пламенем, выкрикивал богохульные слова и призывал все силы ада на наши головы. После шторма обоих едва не выкинули за борт галиона, но их языки Длиннее даже их шпаг.
   – И он о тех же глупостях, – произнес, улыбнувшись, Адепт. – Неужели вы верите этому иуде?
   – Никогда бы не поверил. Но у меня есть еще один свидетель. Приведите!
   В каюту влетел монах-бенедектинец Игнасио, которому придали скорость хорошим пинком. Он был в ножных кандалах и сильно избит. Вольная братва, ненавидящая и боящаяся испанских священнослужителей, прихватила его для жестоких развлечений, чтобы отыграться на нем за все обиды, нанесенные инквизиторами. Хотя наверняка в команде было много католиков, но при воспоминании о своих товарищах, замученных по приговору инквизиции, вся набожность куда-то исчезала и на ее место приходило ожесточение.
   Игнасио за последнее время не придумал ничего нового. По привычке он призывал убить нас, выкинуть в море, а лучше всего, сжечь.
   – Это полная бессмыслица, – сказал Адепт. – Вы допускаете, что этот сумасшедший говорит правду?
   – Не знаю. Может быть.
   – О, безумие!
   – В вас есть что-то такое, чему я не могу подобрать слов. Возможно, вы действительно как-то связаны с дьяволом.
   – Вам ли, Клейменый Джек, бояться дьявола?
   – Не мне. Я давно сроднился с ним. Но я не люблю конкуренции на моем судне.
   – Это навет. Они обычные люди, я их знаю давно, – выступил вперед и прижал руку к груди Генри.
   – Конечно, они не бесы, как уверяет эта длиннорясая скотина, – сказал Клейменый Джек. – Скорее всего они какие-нибудь чернокнижники. А может, и нет – не знаю. Но все равно – если есть сомнения, их надо разрешать. Балласт за борт! Дело решенное!
   – Но это же моя собственность, Джек!
   – Я возвращу тебе деньги за них.
   – Так нельзя!
   – Ты хочешь последовать за ними? Не испытывай мое знаменитое долготерпение. В море! – Он взмахнул кулаком, и на его скулах заиграли желваки.
   Да, нам ненадолго удалось пережить «Санта-Крус».
   – Подожди, Джек! – крикнул Генри. – Мы подошли к Антильским островам. Измени немного курс. Высади их на необитаемом острове. Это же нетрудно.
   – Я устал от тебя… Такой крюк недешево стоит.
   – Я заплачу. Возьми весь долг себе.
   – Как хочешь. Ты сам решил. И ты останешься на острове вместе с ними.
   – Но на эту сумму будет справедливо подбросить нам порох, ружья и съестные припасы…
   – О снисходительности Клейменого Джека ходит много рассказов. Пускай они пополнятся еще одним.
   Ждать долго нам не пришлось. Ранним утром шлюпка высадила нас на поросшем буйной растительностью, едва выступающем из воды плоском, вытянутом на несколько миль острове. Как и было обещано, нам оставили немного припасов, три топора, два ружья, бочонок пороха, пару сотен пуль и еще кое-какие необходимые вещи.
   – Судьба еще милостиво обошлась с нами, – произнес Генри, усаживаясь на песок и глядя на удаляющуюся шлюпку.