Сташеф Кристофер. Маг и кошка

   — Я не могу медлить! У меня нет времени ни на охоту, ни на то, чтобы зажарить добычу! Благодарю тебя, незнакомец, благослови тебя Бог!
   Странник жадно схватил еду из рук Антония и принялся глотать сухарь и мясо большими кусками.
   — От кого же ты бежишь так быстро, что даже не смеешь остановиться и поесть? — поинтересовалась Балкис.
   — Женщины, о девушка, — ответил странник и в страхе поёжился. — Женщины-воительницы.
   Балкис и Антоний озадаченно переглянулись и вновь устремили взгляды на странника.
   — Расскажи нам о них, — попросила Балкис. — Ведь мы должны идти дальше на север. Можем ли мы попытаться пройти через их владения?
   — Ты-то можешь, — ответил странник и, кивком указав на Антония, добавил: — А вот тебе рисковать не советую. Иди, конечно, — но только если умеешь быстро бегать либо если наделён великой силой воли, более той, коей наделены все мужчины на свете!
   — На что мне сила воли, если я всего лишь намерен вершить свой путь? — удивлённо спросил Антоний.
   — Да на то, что иначе ты растворишься в утехах, которым нет счета, — ответил странник. — Пробудешь там девять дней, как я, а потом придётся бежать очертя голову, жизнь свою спасать.
   Балкис охватила тревога, она инстинктивно почувствовала опасность, а Антоний заинтересовался.
   — Почему девять дней? И какие же утехи могут так увлечь мужчину, что он забудет об осторожности?
   — Женщины, — коротко ответил странник. — Женщины-воительницы. — И добавил: — Когда они снимают свои доспехи и начинают игры.
   Тревога Балкис сменилась отвращением, а Антоний заинтересовался ещё больше.
   — Я думал, что игры воинов — это состязания.
   — Можно и так сказать, — вымученно улыбнувшись, проговорил странник, откусил ещё солонины и, жуя, продолжил объяснения: — Вы вот-вот пересечёте границу страны под названием Великая Феминия, молодые люди. Она простирается на сорок два дня пути, и если вы идёте на север, вам непременно придётся пройти по ней, иначе вы должны будете сделать круг по пустыне, и этот путь отнимет у вас вдвое больше времени. Страна эта населена воинами, женщинами-воинами, и в её пределах не позволено жить мужчинам уже много сотен лет.
   — Много сотен лет? — Балкис озадаченно нахмурилась. — Но откуда же тогда берутся новые воительницы?
   — Они нарождаются от тех мужчин, которым позволяется недолго погостить в Феминии, — сказал странник и снова невесело усмехнулся. — Ни одному мужчине не разрешается пробыть в этой стране долее девяти дней, и все эти дни он имеет право веселиться и наслаждаться жизнью, как того пожелает, и тешиться со столькими женщинами, со сколькими сумеет. Тогда воительницы и зачинают младенцев.
   Балкис стало ещё неприятнее.
   — А что, если мужчина задержится долее этого срока?
   — Он умрёт. Поэтому я вас покидаю. — Странник поднялся, вытер губы ладонью. — Спасибо вам за еду, молодые люди, но теперь мне нужно бежать.
   Не сказав больше ни слова, он пустился с места в карьер. Балкис проводила его взглядом и обернулась к Антонию.
   — Давай обойдём эту страну стороной, умоляю тебя! Сколько бы месяцев ни ушло на более долгий путь, все равно это будет намного безопаснее!
   Антоний нахмурился:
   — Не припомню, чтобы прежде ты чего-то так боялась.
   — Верно, — кивнула Балкис. — Но я боюсь… Боюсь…
   — Не женщин же!
   — Не того, что они умеют сражаться, нет. О Антоний, прошу тебя…
   Воздух вдруг наполнился визгливым улюлюканьем, и из-за поворота дороги выбежали с десяток женщин-воительниц. Они были одеты примерно так же, как воины-македоняне: в шлемы с конскими хвостами, медные нагрудники, кожаные юбки с медными пластинами, наколенники и латные сандалии. Завидев убегающего странника, женщины побежали быстрее.
   — В сторону, скорее! — Балкис оттолкнула Антония с дороги.
   Многого она этим не добилась: как только женщины-воительницы поравнялись с ними, их предводительница зычно гаркнула, и четыре женщины остановились и окружили спутников. Разговаривали они с жутким акцентом, но все же Балкис смогла понять их речь. Видимо, язык Мараканды в этих краях употребляли все народы.
   — Я — Рамба, предводительница дюжины войска королевы Харикот, — сказала одна из воительниц. — Зачем вы идёте этой дорогой?
   Балкис хотела было ответить дерзостью, но Антоний опередил её и уважительно проговорил:
   — Мы странствуем в Мараканду, предводительница дюжины. Можем ли мы пройти через вашу страну?
   — Да, если задержитесь не долее чем на девять дней.
   — Но ваша страна простирается на сорок два дня пути! — возразила Балкис.
   Позади послышался отчаянный вопль. Балкис и Антоний обернулись и увидели, как воительницы повалили на землю беглеца. Балкис обратилась к предводительнице дюжины:
   — Пощадите его, умоляю! Он — хороший человек, он ничего дурного не сделал!
   — Об этом скажешь старшей предводительнице, — ответила женщина, не изменившись в лице.
   Когда воительницы вернулись, держа за руки безуспешно вырывавшегося беглеца, Балкис крикнула ему:
   — Я никак не думала, что из-за того, что мы поделимся с тобою едой, мы задержим тебя и ты погибнешь! Прости нас, заклинаю тебя!
   — Вы прощены, и будьте благословенны, — простонал несчастный. — Я не знал, что они уже так близко. Поверьте, те десять минут, что я провёл с вами, ничего бы не изменили.
   Молодые женщины, державшие пленника, неуверенно переглянулись.
   — Ты оказала помощь этому человеку? — свирепо сдвинув брови, осведомилась рослая женщина постарше с холодными серыми глазами.
   — Да, я помогла ему и помогла бы снова! — дерзко ответила Балкис. — Он ничего плохого не делал, он лишь поддался искушению! Пощадите его, умоляю!
   — Он похотлив и алчен, — мрачно отозвалась женщина. — Он был жаден до наших тел, хотел золота. Если бы он не потерял голову в наших объятиях, он бы не перестал считать дни, покинул бы нашу страну вовремя и остался бы жив. Воистину, если бы он не истратил столько сил на любовные утехи, он смог бы бежать быстрее и спасся бы.
   — Ни один, даже самый опытный скороход не обогнал бы ваших юных гепардих!
   — Лесть могла помочь тебе в опочивальне, но теперь не спасёт тебя! Что ты скажешь о своей жене, а? Что с нею было все те десять дней, покуда ты нежился среди нас?
   — Я холостяк, — простонал пленник, — и я — несчастнейший из людей.
   Балкис поймала себя на мысли о том, какой человек мог бы принять приглашение женщин-воительниц, и стала догадываться, почему они не доверяют мужчинам.
   — Думаю, многих из ваших гостей можно было бы назвать развратниками и подлецами, но этот не таков!
   — Но таков закон, — процедила сквозь зубы командирша. — Он решил, что мы стоим его жизни, и должен поплатиться за это. Женщины! Отведите его к королеве Харикот, пусть она судит его!
   Пленник обречённо застонал, и женщины уволокли его прочь.
   — Отведите эту женщину в дом для гостей, — распорядилась командирша, и две её подчинённые тут же встали по обе стороны от Балкис. — Пойдёшь туда, куда тебе велят, — сказала предводительница, — иначе тебя свяжут по рукам и ногам и отнесут.
   Балкис гневно зыркнула на неё:
   — Хорошо же вы принимаете гостей!
   — Не все гости начинают пререкаться и заступаться за осуждённых, — сказала командирша, как отрезала, и обратилась к оставшимся двум воительницам: — Отведите молодого человека в храм удовольствий!
   Балкис непроизвольно вскрикнула и бросилась к Антонию, но крепкие руки удержали её, оттащили. Антоний растерянно улыбнулся ей и примирительно поднял руки.
   — Тебе нечего бояться, — заверила его командирша, — покуда ты будешь вести счёт дням и если сумеешь уйти вовремя — до того, как истекут отведённые тебе девять дней.
   — Но ведь мне понадобится сорок два дня, чтобы пересечь вашу страну! Мне нужно будет вернуться сюда!
   — Ты что же, вправду возражаешь? — с циничной улыбкой поинтересовалась командирша.
   — Да, вправду! Мне нужно идти на север, и я не вправе расслабляться и терять дни!
   — Ты покоришься закону нашей страны, — заявила командирша непререкаемым тоном. — Если ты в самом деле желаешь продолжить странствие, так или иначе ты обязан покинуть Великую Феминию через девять дней. — Она повернулась к Балкис. — Пойдём, сестричка. Ты по крайней мере будешь принята с почётом.
   — На что мне почёт, когда я буду волноваться и бояться за моего Антония?
   Антоний резко обернулся, вытаращил глаза.
   — Ах, он твой, вот как? — прищурилась командирша. — Если это воистину так, то тебе нечего бояться. Воительницы чтут и высоко ценят тех, кто хранит верность.
   — Но я… На самом деле у меня нет прав на него, — растерянно, смущённо пробормотала Балкис и потупилась.
   — Не бойся, милая, — проговорил Антоний растроганно, дрогнувшим голосом. — Я тоже ценю верность.
   — Помни о святом Фоме, мой дорогой спутник, — сказала Балкис. — Мы вместе увидим его!
   — Обязательно, — пообещал Антоний, повернулся и последовал туда, куда его повели женщины.
   А Балкис, сопровождаемая эскортом, шла и гадала, когда же Антоний стал для неё «её Антонием».
 
   Дом для гостей оказался чисто прибранным и уютным. Здесь пахло цветами, а окна были занавешены шторами. В остальном же обстановка здесь была спартанская — несколько стульев, два из них — с подлокотниками, но все жёсткие, без обивки, между ними — низкий стол, у стены — невысокий комод для постельного белья и одежды. У другой стены — узкая кровать. Балкис подумала, что кровать почти наверняка такая же жёсткая, как стулья.
   Две молодые женщины и Балкис уселись на стулья. Вошла девушка с подносом, на котором стояли чайные принадлежности. Балкис вдохнула ароматный пар, и ей стало немного веселее, но мыслями она все время возвращалась к Антонию, и ею овладевал страх за него. Она знала, что он добродетелен и порядочен, но как любой мужчина мог бы противостоять тому искушению, с которым предстояло столкнуться этому юноше?
   Сев, воительницы сняли шлемы, облегчённо тряхнули головами, и по их плечам рассыпались пряди роскошных волос. Балкис изумилась: у одной из женщин волосы были цвета лесного ореха, у второй — медно-рыжие, и у обеих — длинные, до середины спины.
   — Мы убираем волосы под шлемы, — объяснила первая воительница, — и получается что-то вроде подушечки.
   Балкис поняла, что неприлично вытаращила глаза, и, смущённо потупившись, стала разглядывать столик, накрытый к чаю. Сердце у неё болезненно сжалось. Теперь, когда её охранницы предстали перед ней без шлемов, она увидела, что они очень хороши собой. Она догадывалась, что если бы они сняли латы, оказалось бы, что у них и фигуры хороши. Как же Антоний удержится от искушения?
   — Быть может, сама нальёшь чаю? — предложила рыжеволосая. — Ведь на те дни, что ты пробудешь здесь, это — твой дом.
   «Ну да, вот только гостей выбирать не придётся», — с горечью подумала Балкис.
   — Благодарю тебя, воительница, но на самом деле дом ваш. Налейте вы, прошу вас.
   — Зови меня Алантой, — сказала рыжеволосая женщина, наклонилась и разлила чай в маленькие пиалы. — Надеюсь, тебе нравится китайский чай.
   — Думаю, он мне придётся по вкусу, — ответила Балкис. Прежде ей доводилось пробовать китайский чай, но она предпочитала индийский. Однако она решила, что говорить об этом сейчас не стоило. — Меня зовут Балкис.
   — А меня — Иллиор, — представилась шатенка, взяла чашечку и пригубила. — Зачем ты идёшь на север?
   — Меня похитили. Там мой дом, и я хочу вернуться.
   — Вот оно что! — Аланта сверкнула глазами и сердито спросила: — Кто же тебя похитил?
   — Колдун, — ответила Балкис.
   Воительницы широко раскрыли глаза и нахмурились.
   — Мужчина, естественно, — заключила Иллиор.
   — Да, верно… Но очень может быть, что он стал орудием в руках женщины.
   — Почему бы и нет? — язвительно усмехнулась Аланта. — Ведь мужчинами так легко вертеть, правда? Ну, то есть — насколько мы слышали.
   — Сама я не пробовала, — призналась Балкис, но вспомнила о том, как проникла в семейство королевы Алисанды, и ей стало немного стыдно.
   — Почему же он похитил именно тебя? — поинтересовалась Аланта.
   Балкис пожала плечами:
   — Могу лишь догадываться.
   — Ну так скажи, какие у тебя догадки?
   Балкис вздохнула.
   — Быть может, этот колдун или та женщина, что послала его, боялись, что я лишу наследства моего двоюродного брата.
   — Брата? Не сестру?
   — Брата. Но есть немало женщин, которые мечтают выйти за него замуж.
   — Алчность! Тщеславие! — брезгливо фыркнула Аланта, а Иллиор сказала:
   — Не стоило бы им добиться высокого положения своими силами?
   — В нашей стране это не так уж просто, — ответила Балкис.
   — А где на свете это просто?
   — Что верно, то верно, — кивнула Балкис, нахмурилась и взглянула на Аланту. — Правильно ли я поняла, что воинам нелегко продвинуться по службе?
   — Воинов много, — просто объяснила Иллиор, — а военачальников мало.
   Балкис сочувственно кивнула:
   — Воинов много, и все вы храбры и отчаянны. У себя на родине я, бывало, слышала кое-что о вас, но, признаться, слухам не верила.
   — А я думаю, слухи верны, — удивлённо проговорила Иллиор. — Но что же говорят о нас?
   — Говорят, что вы неудержимы в бою, что вы так отважны и опытны, что никому не удаётся одолеть вас.
   Аланта довольно улыбнулась:
   — Это чистая правда.
   — Так-таки никому? — настойчиво спросила Балкис. — Но пазве пресвитер Иоанн владеет не всеми землями в Центральной Азии?
   — Владеет, — кивнула Аланта. — Но даже его воины не могут одолеть нас на состязаниях, когда он таковые устраивает. И все же все три королевы Великой Феминии заключили союз с Иоанном и присягнули на верность ему, ибо сочли его образцом добродетели, честности и справедливости. Говорят, будто бы не так давно нашлась его давно потерявшаяся племянница и будто бы он относится к ней точно так же, как к родному сыну.
   Балкис прикусила губу и поспешно проговорила:
   — Союз есть союз, но, как я понимаю, ваши королевы все равно остаются данницами пресвитера?
   — Верно. А дань, которую они платят, такова: время от времени наши властительницы посылают Иоанну по дюжине женщин-воинов, которые служат у пресвитера телохранительницами.
   Так вот, оказывается, откуда были родом телохранительницы! Балкис знала, что они исполняют только приказы своей начальницы, почти не разговаривают с другими воинами, но с готовностью вступают в беседы с купцами и иноземными посланниками. Она сразу поняла, что они не только охраняют пресвитера Иоанна, но также обучаются искусству торговли, изучают законы и тонкости управления государством. Нечего было дивиться тому, что три королевы с готовностью посылают в Мараканду новую дюжину воительниц каждый год!
   — Не уравнивает ли подобная дань ваших королев с прочими царями, хранящими верность пресвитеру Иоанну? — спросила Балкис.
   Иллиор кивнула:
   — Так и есть, и вследствие этого наша страна является частью самой могущественной империи Востока. Другие царства не боятся, что их кто-то завоюет, ибо мы всегда готовы выступить на их защиту. Своё воинское мастерство мы постоянно оттачиваем в учебных поединках.
   — И наверное, только и мечтаете о том, чтобы где-то началась война? — чуть насмешливо поинтересовалась Балкис.
   Аланта усмехнулась:
   — Я бы не сказала, что мы ищем войны, но, быть может, мы порой торопим её своей гордыней и тем, что не готовы к примирению. Когда нам суждено идти на войну, мы идём с готовностью и ищем чести и славы, которые нам нужны для того, чтобы стать матерями. Да, мы на самом деле не ведаем страха в бою.
   Балкис была готова поверить в это, если воительницы действительно могли завоевать право родить детей только своими ратными подвигами. И все же ей ужасно любопытно было узнать, только ли материнский инстинкт так силён у этих женщин.
   Разговор затянулся до самого вечера. Балкис все время была настороже — не представится ли возможность улизнуть и отправиться на выручку к Антонию, но приставленные к ней Аланта и Иллиор были слишком бдительны. Аланта сидела так, что преграждала путь к двери, а Иллиор следила за тем, чтобы девушка приносила из соседней комнаты еду и напитки при малейшем желании Балкис. А Балкис чувствовала себя так, словно её связали по рукам и ногам бархатными верёвками. Это был приятный плен, ласковый и уютный, но все же плен. Она старалась скрывать своё нарастающее отчаяние, а когда за окнами заалел закат, твёрдо решила придумать и произнести охранное заклинание — но так, чтобы Аланта и Иллиор не догадались, что она говорит, либо догадались бы слишком поздно и не смогли бы ударить её и заставить замолчать.
   Но неожиданно в комнату ввалился Антоний. Вид у него был измученный. За ним в комнату вбежала воительница и в сердцах толкнула в спину. На ней не было ни шлема, ни лат — только короткая, до бёдер, льняная туника, облегавшая грудь. Лицо женщины пылало от гнева — а может быть, от изумления и растерянности?

Глава 14

   — Забирай его, девушка! — крикнула воительница в белой тунике.
   — Вот-вот, забирай, потому что нам это не под силу! — буркнула вторая, войдя в комнату следом за первой.
   Балкис вскочила и порывисто схватила Антония за руку, боясь, что он может упасть. Её друг, подслеповато моргая, оглядывал комнату. Похоже, он не понимал, где находится.
   — Что вы с ним сотворили!
   — Все, что могли — только что не изнасиловали, — сказала, протиснувшись в комнату, ещё одна женщина, за которой последовали ещё две — все с распущенными волосами. — Мы раздели его донага, потом разделись сами — медленно, красиво, и кое-чего добились, но немногого. Он только тараторил без умолку, повторял, что вынужден отвергнуть наши дары, потому что должен сохранить верность тебе.
   — Мы стали подшучивать над ним, говорить, что он — девственник и потому боится моря страстей, в которое мы готовы погрузить его, — встряла ещё одна воительница. — Он сказал, что это, может быть, и правда, но все равно он обязан остаться верным своей спутнице.
   — Мы заверяли его, что бояться нечего, что он обретёт восторги наслаждения, что мы без труда избавим его от бремени непорочности, — сказала четвёртая женщина, — и он поблагодарил нас, не так ли, о юноша бледный?
   Антоний наконец немного пришёл в себя.
   — О да! А как ещё я мог ответить на столь благородное предложение?
   — Вот-вот, «как ещё», — передразнила его первая женщина. — И не ответил никак!
   — И от нашей щедрости для нас не было никакого толку! — насмешливо проговорила вторая.
   — Мы для него танцевали, мы предлагали ему вина, мы ласкали и целовали его, — сердито проворчала третья, — а он сжался в комок и все повторял, что не вправе принять наши подношения.
   — В конце концов нам все надоело, мы его одели и привели к тебе, — неприязненно скривившись, сообщила первая и обрушилась на Балкис: — Почему ты не сказала нам, что вы помолвлены?
   — Потому… Потому что это неправда! — выпалила Балкис.
   — Ну, влюблены друг в друга — так сильно, так глубоко, что это все равно, что помолвлены, — проворчала женщина-воительница. — Когда мы пытались уговорить его, он заявил, что должен остаться верным «своей маленькой кошечке». Он называет тебя такими ласковыми именами, а ты не знаешь, что он тебя любит?
   — Ну… Пожалуй, я… догадывалась…
   Балкис подумала о том, что «маленькая кошечка» в данном случае — вовсе не ласковое имя, а называние вещей своими именами. А может, нет?
   — Забирай его, и уходите, — распорядилась Аланта и встала из-за стола.
   — Верно, бери его себе, потому что для нас от него никакого проку! — подхватила одна из женщин.
   — Мы должны уважительно относиться к такой верности. Как воины, мы чтим и ценим её, — сказала Иллиор, хотя вид у неё был разочарованный. — Твой друг отвоевал для вас обоих право беспрепятственно пересечь нашу страну, девушка. Так мы и скажем королевам. Уже пятьдесят с лишним лет мужчина не отказывался от наших прелестей из верности своей любимой.
   Аланта подошла ближе к Балкис.
   — Если он так сильно любит тебя, то с твоей стороны глупо так долго оставаться девственницей.
   — М-м-может быть, — запинаясь, вымолвила Балкис, и её щеки вспыхнули, покрывшись румянцем.
   — Если ты не понимаешь, какое сокровище он собой являет, то ты вправду дурочка, — дерзко проговорила Аланта. — А если ты не привяжешь его к себе всеми способами, какие только тебе известны, — будешь ещё большей дурочкой.
   — Я… я подумаю над тем, что ты сказала, — пробормотала Балкис, смущённо потупилась, а потом осмелилась взглянуть на Антония. Тот стоял как каменный, будто скованный волшебными чарами.
   — Можете переночевать здесь, — сказала Аланта и, отойдя в сторону, указала на дверь, ведущую в соседнюю комнату. — Там стоит широкая и мягкая кровать, и если у вас есть головы на плечах, вы воспользуетесь ею по назначению.
   — Бла… благодарю тебя. Спасибо… всем вам. — Балкис беспомощно взглянула на Антония и поняла, что ей придётся решать за двоих. — Вы… вы очень добры, но я думаю… да, я думаю, что нам лучше продолжить путь. Вы были очень гостеприимны, но нам предстоит преодолеть ещё много миль. Пока светло, нам нужно идти.
   — Если так, ступайте. — Аланта кивнула, глядя на воительниц в белых туниках, и те проворно отошли от наружной двери. — Идите с миром, но поторопитесь. Да, мы чтим верность, но все же в ней есть нечто, что оскорбительно для нас.
   Балкис взяла за руку Антония, и они вышли из дома. Все время, покуда они шагали по дороге, уходя из города женщин, она гадала, стал ли он вправду «её» Антонием. Если воительницы говорили правду, она могла быть в этом уверена.
   От этой мысли Балкис стало немного страшно. Но к страху примешивалось радостное волнение, и из-за этого волнения ей стало ещё страшнее.
 
   Мэт верхом на Стегомане летел над дорогой, наблюдая за тем, как пустыня сменяется травянистыми лугами, каменистые поля — пышными пастбищами и роскошными лесами.
   — Похоже, где-то неподалёку есть источник воды, — заметил Мэт.
   — Вероятно, вода стекает с горного хребта, который мы перелетели несколько дней назад, и питает почву, — предположил дракон.
   — Думаю, этим объясняется и то, почему по эту сторону от гор — зелено, а по северную лежит пустыня, — задумчиво проговорил Мэт. — Нужно будет не забыть поговорить об этом с пресвитером Иоанном. Дорога напрямую пересекает горы и пустыню, никуда не сворачивая, — даже здесь, в сотнях миль от Мараканды.
   — Что удобно не только для купцов, но и для воинов, — понимающе проговорил Стегоман.
   Мэт расслышал вдалеке топот копыт. Приглядевшись, он воскликнул:
   — Мамочки, да это не караван!
   Стегоман выгнул шею и внимательно вгляделся в даль. На горизонте появилась какая-то странно поблёскивающая масса.
   — Точно, не караван. Заполняет всю дорогу по ширине и посверкивает.
   — Подозреваю, что это сверкают латы марширующих солдат, — мрачно проговорил Мэт. — Бьют барабаны… Это войско! Давай-ка наберём высоту, Стегоман, — хотя бы настолько, чтобы нас не достала стрела, пущенная из арбалета.
   Стегоман отыскал восходящий поток воздуха и взмыл ввысь.
   — Не стоит ли вообще смыться подальше?
   — При том, что на север, к границе царства пресвитера Иоанна, идёт войско? Думаю, он поблагодарил бы нас, если бы мы произвели небольшую воздушную разведку. Уж это мы по крайней мере должны для него сделать.
   — Ничего мы ему не должны, — буркнул Стегоман, но все же полетел к югу, навстречу войску.
   Но прежде чем дракон и его всадник поравнялись с войском, солдаты свернули на боковую дорогу, ведущую к западу. Дорога была на удивление широкой. Если бы Мэт не знал, то он бы заподозрил, что эта дорога специально предназначена для войск на марше. Но на самом деле он, конечно, не знал этого наверняка.
   — Следуй за ними, — распорядился он.
   Стегоман поплыл в указанном направлении. Мэт хмуро наблюдал за их передвижением.
   — Правду сказать, не это я имел в виду, когда говорил, что хотел бы останавливаться и спрашивать любого встречного, но если подумать, так ведь эти воины запросто могли повстречать на своём пути Балкис, как любой другой.
   — Сильно сомневаюсь, — сухо отозвался Стегоман. — По мне, так наша девочка только завидела бы их — и сразу спряталась бы. Ежели, конечно, у неё с мозгами все в порядке.
   — Да не волнуйся ты! Я только спрошу у них, не видали ли они кошку.
   — Надеюсь, ты на меня не очень обидишься, если я предположу, что на кошку они не обратили бы никакого внимания? — проворчал дракон. — Вряд ли в таких краях, изобилующих пышной растительностью, кошки — большая диковинка.
   — Допустим, но все таки попытка — не пытка, — вздохнул Мэт. — Если можешь, приземлись по другую сторону вон от той рощи, что зеленеет впереди, хорошо? До дороги я пешком доберусь.
   — А если эти типчики вздумают пальнуть в тебя из арбалета до того, как ты поравняешься с ними?
   Мэт задумался.
   — Спою финал из оперы «Иоланта». Взлечу, как говорится, в небеса, там и встретимся.
   — Зачем тогда вообще на землю садиться? — пробурчал дракон, но приземлился именно там, где попросил Мэт.
   Мэт слез со спины Стегомана.
   — Ладно, — сказал он. — Теперь взлетай, летучий ящер. Если дело пойдёт плохо, я просто пропою: «В небеса, высоко, высоко!»