— И даже для нас ты теперь воин-герой, — заметил принц. Антоний бросил на него удивлённый взгляд, но тут же снова строптиво поджал губы.
   — А я так думаю, ему бы надо первым делом хорошенько вымыться после жаркого боя, — встрял Мэт. — Пойдём, Антоний. Если уж ты так жаждешь служить принцессе, лучше служить ей, будучи чистым.
   Антоний вопросительно уставился на пресвитера Иоанна.
   — Ступай с лордом-магом, — приказал император, и взгляд у него стал задумчивым.
   Антоний обернулся к Балкис. Та согласно кивнула.
   — Он многому научил меня, Антоний, хотя в то время я не желала самой себе в этом признаваться. Иди с ним, если любишь меня.
   Антоний тут же снова насупился, отвесил Балкис поклон, развернулся и зашагал к баням рядом с Мэтом.
   Местные бани представляли собой просторное помещение, выложенное керамическими плитками, обустроенное деревянными сиденьями. Здесь парились, обернувшись большими полотенцами. Мэт дождался того момента, когда юноша расслабился от тепла и воды, и только тогда спросил:
   — Балкис тебе ни разу не говорила о своём происхождении?
   — Нет, — ответил Антоний и снова напрягся. — Да если бы я знал, что она — принцесса, мне бы и в голову не пришло ухаживать за нею!
   — Значит, у неё была веская причина не говорить тебе об этом, — заключил Мэт. — Она любит тебя. Очень любит.
   Антоний, окутанный облаками горячего пара, промолчал и нахмурился.
   — Но о том, что она принцесса, сама она узнала только год назад.
   — Что? — вытаращил глаза Антоний.
   — Это правда, — торжественно кивнул Мэт. — В то время, когда варвары захватили Мараканду, Балкис была грудным младенцем, но её матери удалось уберечь её от гибели: она уложила ребёнка в ковчежек и опустила его в ручей. Вскоре после этого варвары схватили её и казнили. Какие-то речные духи сжалились над малышкой и превратили её в котёнка, потому что в месячном возрасте кошке выжить легче, чем ребёнку.
   — Это верно, — проговорил Антоний, не отрывая глаз от Мэта. — Но все равно котёнок может стать лёгкой добычей для кого угодно.
   Мэт согласно кивнул.
   — К счастью, речные нимфы затем передали кошку дриадам, а те заботились о ней, пока она не подросла, а потом уговорили её уйти с караваном на запад, подальше от стран, захваченных варварами. Караванщики с радостью взяли с собой кошку, умевшую ловить мышей. И об этом она тебе тоже не рассказывала?
   — С этого момента она и рассказывала о себе, — медленно проговорил юноша. — Она говорила, что странствовала с караваном в обличье кошки, что по пути повидала большие города — Сузу и Новгород, необъятные равнины и густые тёмные леса.
   — А не говорила ли она тебе о том, что много лет прожила в одном из этих лесов?
   — Как? — изумился Антоний. Мэт кивнул.
   — Когда она ушла так далеко на запад, что было можно не опасаться варваров, а караван закончил свои странствия, Балкис ушла в лес, и там о ней позаботились местные брауни. Они отвели её к хижине дровосека и превратили в ребёнка. Дровосек и его жена очень обрадовались, потому что всегда хотели иметь детей, но не имели.
   — Только не говорите, что она выросла как дочь простого дровосека!
   — Именно это я и хочу тебе сказать, — взглянув ему в глаза, проговорил Мэт. — Её воспитывали как крестьянку, Антоний. Точно так же, как тебя. Но когда она подросла, она поняла, что это не совсем так.
   — Но… но… как?
   Мэт отвёл взгляд и задумчиво обозрел клубы пара.
   — В шестнадцать лет Балкис осиротела и решила, что юной девушке оставаться одной, без защиты и покровительства взрослых, опасно и уж лучше ей жить кошкой в лесу. О да, она знала о своём умении превращаться в кошку — в этом она отличалась от тебя. Лесные и речные духи так пропитали её волшебством, что она умела творить и ещё кое-какие чудеса, но, оставшись на белом свете одна-одинёшенька, Балкис направилась к Идрис — так звали местную знахарку, и та обучила её азам волшебства. Девочка оказалась на редкость способной ученицей, как и ты — впитывала знания словно губка и за год постигла все то, чему её только могла научить Идрис. А потом Балкис снова отправилась в путь. Идрис посоветовала ей разыскать меня и продолжить обучение волшебству.
   — А вы привели её в Мараканду?
   — Да, хотя тогда я и сам не предполагал, куда именно приведёт нас дорога, — признался Мэт. — Просто-напросто в то время варвары-завоеватели ордами хлынули с востока, и мне нужно было остановить их, покуда они не добрались до Мараканды. Представь себе, до тех пор, покуда мы с Балкис после всевозможных злоключений не добрались до Индии, я и не подозревал, что на самом деле она — девушка, а не кошка. Балкис помогала мне в схватках с варварами и не раз спасла мне жизнь. Мало этого — так она ещё помогла мне спасти моих детей, когда их похитили. — Он перевёл взгляд на Антония. — Думаю, ты не станешь удивляться тому, что, узнав о том, что Балкис похищена, я бросил все и поспешил ей на выручку.
   — Нет, конечно! — пылко воскликнул юноша. — Но когда же она узнала о том, что она — принцесса?
   — После того, как мы помогли пресвитеру Иоанну отвоевать Мараканду и заставить варваров отступить в степи. Тогда император сопоставил кое-какие события и пришёл к выводу о том, что Балкис — его пропавшая без вести племянница. Ему даже удалось разыскать тех речных нимф, которые спасли девочку в младенчестве, и они подтвердили его догадку. Вот так наша крестьянская девочка неожиданно для себя стала принцессой.
   — Если она всю жизнь жила как крестьянка, то впитала манеры благородной дамы удивительно быстро.
   — Да, она способная ученица, — согласился Мэт. — И пресвитер Иоанн утверждает, что она очаровала всех при дворе. При все том я почти не сомневаюсь, что здесь у неё нет ни одного близкого друга. Все, кто её окружает, выросли во дворце, и никто из них не понимает, что это такое — быть простой крестьянкой.
   Антоний нахмурился и стал внимательно разглядывать ногти на руках. Мэт ждал.
   — Но уж теперь-то она знает о своём высоком положении, — пробормотал наконец Антоний.
   — Знает, но ей понадобилось время, чтобы привыкнуть к этому, — точно так же, как и тебе нужно время.
   — Я-то не принц!
   — Нет, но ты — чародей и очень храбрый воин. — Мэт пожал плечами. — Во всяком благородном семействе всегда отыщется дальний предок — выходец из простонародья, произведённый во дворяне за доблестную службу королю и стране. А ты доказан свою доблесть хотя бы тем, что привёл Балкис домой живой и невредимой…
   Антоний приготовился возразить. Мэт поднял руку.
   — Нет, не надо говорить мне о том, что она столько же раз спасала тебя, как ты — её. Факт остаётся фактом: она бы погибла в пути, если бы рядом с нею не было тебя.
   Антоний закрыл рот и приступил к внимательному изучению пальцев на ногах.
   — Но ты сделал не только это, — продолжал Мэт. — Ты совершил подвиг в бою и доказал, что стал выше простого крестьянина, которым родился на свет, что у тебя — благородное сердце и возвышенный разум. Ты достаточно благороден для того, чтобы просить руки принцессы. И пресвитер Иоанн, и принц Ташиш готовы посвятить тебя во дворянство — лишь бы только ты сам согласился.
   — Они не могут сделать меня дворянином, — печально проговорил Антоний и покачал головой.
   — Нет, им под силу только даровать тебе дворянский титул — теперь, когда ты доказал своё благородство. А ты его доказал — осознаешь ты это сам или нет. Кроме того, у принца Ташиша есть свои причины испытывать к тебе приязнь — правда, не могу точно судить, прав ли я.
   Антоний сдвинул брови и вопросительно уставился на Мэта:
   — Какие же это причины?
   — Я тебе говорил, что Балкис очаровала всех при дворе, — напомнил ему Мэт. — Но если она выйдет замуж за человека, родившегося крестьянином, она лишится права наследования престола. Сама она не желает никакого наследования, но при дворе непременно отыщется какая-нибудь амбициозная клика, которая постарается уговорить нашу Балкис вступить в борьбу за престол, и в этой борьбе девочка может погибнуть.
   Антоний в ужасе вытаращил глаза.
   — Но если она выйдет замуж за человека, который родился крестьянином, но затем доказал свою доблесть и благородство, то это может сделать Балкис чрезвычайно любезной народу и ещё более упрочить престол.
   Антоний стал задумчиво обозревать облака пара.
   — Ну перестань, — негромко проговорил Мэт. — Ты же знаешь, что она не такая уж могущественная волшебница, какой могла бы быть рядом с тобой, а ты превосходно завершаешь её стишки. Почему ей так худо даются последние строчки — этого я не знаю, но это так. Ты же, напротив, с трудом зачинаешь стихи, но вдвоём вы могущественнее, чем каждый из вас по отдельности. Если уж это тебе ни о чем не говорит, я уж и не знаю, чем тебя убедить.
   Антоний упорно молчал.
   — Ну хорошо, — продолжал Мэт. — Это ни о чем не говорит тебе, зато это о многом сказало Кала Наге. Как ты думаешь, кто второй в той паре, которая способна встать на пути к покорению всего мира этой злобной тварью? Это не я — теперь мы точно знаем, что Балкис преотлично способна обойтись без меня. А вы с Балкис уже благополучно одолели и колдунов, и войско Кала Наги, и злодейка знает, что вам под силу сделать это вновь. Ей непременно нужно разлучить вас, а самый надёжный способ для этого — убить Балкис.
   — Нет!!! — в страхе вскричал Антоний.
   — Вот почему Кала Нага так разгневалась на неудачливого похитителя Балкис, — невозмутимо продолжал Мэт. — Его замыслам не суждено было осуществиться, и в итоге он отправил Балкис к единственному человеку на свете, с помощью которого она могла превратиться в настоящую угрозу для Кала Наги. Забавно, не правда ли? Хрупкая, нежная девушка — грозная волшебница… Однако у неё есть необходимая для этого отвага, а с тобой — и сила.
   — Стало быть, я могу сохранить ей жизнь только будучи рядом с нею? — спросил Антоний.
   — Ну, наконец до тебя дошло, — вздохнул Мэт.
   Но Антоний и теперь принялся возражать:
   — Я — простой крестьянин! А мужчина, чтобы жениться на принцессе, должен быть богат!
   — Ну да, конечно! — фыркнул Мэт. — Простой крестьянин, у которого карман набит золотыми самородками и драгоценными камнями!
   Антоний выпучил глаза.
   — Она вам рассказала?
   — Только тогда, как я спросил её, — заверил его Мэт. — Помнишь нашу встречу на базаре — когда ты отдал ювелиру золото и алмаз? Я боялся, что они краденые, но Балкис рассказала мне, откуда они взялись.
   — Да, есть у меня и ещё самородки и драгоценные камни, но теперь я их не ношу с собой, а спрятал в надёжном месте.
   — Как бы то ни было, ты достаточно богат для того, чтобы сделать Балкис предложение. Ещё возражения есть?
   — Возражений… нет, — промямлил Антоний.
   — Но, как я понимаю, есть вопросы. Какие же?
   Антоний, смущённо сверкая глазами, посмотрел на Мэта.
   — Знаете… я видел, как это бывает у домашних животных, но… думаю, у людей все немного иначе. Расскажите мне… как это происходит у мужчины с женщиной? Как достигают того восторга, о котором все говорят?
   Мэт вздохнул, собрался с мыслями и начал рассказывать Антонию о том, во что юношу должен был бы посвятить его отец — но, по всей вероятности, относительно восторгов любви отец Антония и сам был не в курсе. По мере рассказа Мэта щеки Антония становились все более и более пунцовыми.
 
   Все они, само собой разумеется, были приглашены на пиршество по поводу победы над врагами — и даже Стегоман с Диметролас. Вот только драконы приглашение не приняли. Было полнолуние, и Стегоман наговорил Мэту всяких глупостей насчёт прелести полётов под луной и аромата ночных цветов. После пира Антоний обратился к Балкис и очень серьёзно спросил:
   — Не могла ли бы ты показать мне ваши северные созвездия, Балкис? Среди них так мало тех, что видны на ночном небе у меня на родине.
   — О… С радостью, Антоний, — ответила Балкис, и они вышли из пиршественного зала рука об руку.
   Принц Ташиш проводил их взглядом и нахмурился.
   — Как-то мне не по себе, — признался он. — Безопасно ли оставлять мою кузину наедине с этим страстным молодым человеком?
   — Рад, что ты проявляешь братскую заботу, — улыбнулся пресвитер Иоанн. — Но все же, на мой взгляд, ты зря так тревожишься, Ташиш. Ты же своими глазами видел, в какую кошку способна обратиться Балкис. Не сомневайся: если Антоний забудется, ему грозят такие острые коготки, каких нет ни у одной смертной женщины.
   — Все равно я волнуюсь, — покачал головой Ташиш. — На дворе ночь как-никак.
   — Ну что ж, — вздохнул император, — если тебе так уж хочется унять тревогу, то я пройдусь по саду в компании с лордом-магом. Нет-нет, мы, конечно, не станем шпионить за Балкис и Антонием, но если она, не дай бог, закричит и позовёт на помощь, мы будем поблизости. Вот только я сильно сомневаюсь, что она закричит.
   Мэт в этом тоже очень сильно сомневался. Он отправился на прогулку с императором, намереваясь сделать это исключительно ради того, чтобы убедиться, что и влюблённая пара тоже просто-напросто гуляет под луной.
   Однако влюблённые не просто гуляли. О да, они болтали о всякой ерунде и старательно избегали прямого разговора о своих отношениях. Балкис могла бы всю ночь рассказывать Антонию о звёздах, а Антоний — столь же долго отвечать ей учтивыми восклицаниями о красоте цветов и сравнивать с нею её красоту. Стоит ли говорить о том, что в его сравнениях цветам всегда отводилось второе место?
   Балкис медленно, но верно вела возлюбленного к ручью, что протекал по дворцовому саду.
   — Какая дивная картина! — восхитился Антоний. — Вода так чудесно сияет под луной, соловьи заливаются, а нас со всех сторон окутывают прекрасные ароматы — но ты, ты прекраснее всего на свете!
   — Благодарю тебя, — кокетливо глянув на юношу из-под полуприкрытых век, отозвалась Балкис. — Но я не могу глядеть на эту речку, не вспомнив о том, что именно здесь моя мать отправила меня в плавание по жизни.
   — Ты не можешь этого помнить! — горячо возразил Антоний.
   — Нет, — согласилась Балкис, — но есть те, кто помнит об этом. — Она повысила голос и крикнула: — Духи воды, явитесь и поговорите со мной, заклинаю вас! Мне нужен ваш совет!
   Речка словно бы разлилась, а потом вода отступила, и к берегу подплыли две женщины в одеяниях из водорослей. Антоний ахнул от изумления.
   — Нам ведь не трудно узнать волшебное дело рук своих, когда оно к нам взывает — правда, Шаннаи? — спросила одна нимфа у другой.
   — Как не узнать, Алассер, — отвечала ей другая. — Что тебе нужно от нас, дитя реки?
   — Скажите, чтобы вас услышал этот человек, молю вас, — попросила Балкис. — Не вы ли рассказали мне о том, кто я на самом деле такая?
   — Мы самые, и всего год назад, — подтвердила Алассер. — Что же, этот смертный так глуп, что не желает тебе верить?
   — Если хочешь, мы превратим его в карпа, — предложила Шаннаи.
   — Нет-нет, не надо! Он мне нужен таким, какой есть!
   — Все так и есть, как они говорят, — с тяжёлым сердцем вымолвил Антоний и отвернулся. — Ты родилась принцессой.
   — Но не выросла ею! — Балкис бросилась за ним и схватила за руку. — Разве я не осталась для тебя просто Балкис — принцесса я или нет? Разве я до сих пор не твоя любимая кошка? О Антоний, если ты не хочешь, чтобы я была принцессой, я ей не буду! Я отрекусь от моего титула, откажусь от высокого положения при дворе, я уйду с тобой куда глаза глядят, и мы станем жить, как пожелаешь ты!
   Глядя ей в глаза, Антоний ответил:
    Я хочу, чтобы у тебя было богатство, которого ты достойна Ты — такая, какая есть, и у тебя все должно быть самое лучшее. Ничто не изменит этого, и я не хочу, чтобы было иначе.
   — А ты сам? — вмешалась нимфа по имени Алассер. — Я слыхала, что ты родился в крестьянской семье, но затем пережил столько тревог и бед, что приобрёл благородство духа. Подойди же сюда, смертный.
   Антоний в страхе попятился, но Алассер поманила его, и юноша на ватных ногах пошёл к речке. Он сопротивлялся, но нимфа притягивала его к себе, словно магнит.
   — Встань на колени, — приказала Алассер, и Антоний послушно опустился на колени и оказался лицом к лицу с нимфой.
   Нимфа прикоснулась кончиками пальцев к его лбу и довольно кивнула.
   — Он обладает таким же магическим даром, как она, и дар этот исходит от щедрости его сердца, от целостности натуры и решительности. А это кто такой?
   Обе нимфы испуганно отшатнулись и были готовы скрыться под водой. Пресвитер Иоанн подошёл к берегу и встал рядом с юной парой.
   — А, да это тот самый человек, по приказу которого был разбит этот чудесный сад, где мы можем резвиться! — воскликнула Алассер, узнав императора. — Не сомневайтесь, ваше величество, этот юноша благороден от природы, а уж кому это знать, как не нам — тем, кто плоть от плоти Природы!
   Иоанн вынул из рукава мантии жезл и поднял его над плечом Антония. Юноша так и стоял на коленях. Он задрожал от волнения и широко раскрыл глаза. Император коснулся жезлом правого плеча Антония и торжественно проговорил:
   — Провозглашаю тебя придворным чародеем.
   Антоний замер. Ему казалось, что какое-то неведомое тепло растеклось по его жилам. Иоанн убрал жезл.
   — В нашей стране это — дворянский титул, но его обретают не по праву рождения, а великими заслугами. Имея такой титул, ты можешь просить руки принцессы.
   Антоний медленно поднялся, повернулся к Балкис и взял её за руки. Они долго стояли и смотрели друг другу в глаза.
   — Ну, что ты так оробел, смертный! — возмущённо крикнула Шаннаи. — Целуй её скорее! Она твоя!
   Медленно-медленно, словно качнувшись под лёгким порывом ветерка, Антоний склонился, и его губы коснулись губ Балкис.
   — Ну наконец-то! — облегчённо вздохнула Алассер, и обе сестры с громким плеском исчезли под водой.
   Пресвитер Иоанн и Мэт ещё немного постояли, улыбаясь и любуюсь влюблённой парочкой, а потом ушли, чтобы поговорить о делах государственной важности. Маг и император шагали к дворцу, влюблённые целовались, а высоко-высоко над ними по полуночному небу, на несколько мгновений закрыв собою белый лик полной луны, пронеслась длинная чёрная тень. То была пара драконов, которые так тесно сплелись друг с другом, что невозможно было понять, где кончается один и начинается другой.