Сташеф Кристофер. Маг и кошка

   Это заявление заставило Мэта задуматься. И вправду — разве он не мог бы придумать заклинание, изменяющее скорость течения времени? Почему бы и нет?
   Но можно было задаться и иным вопросом: а зачем? С другой стороны, в этом мире не стоило брезговать любыми заклинаниями. Мэт решил, что во время вечернего привала непременно измыслит какой-нибудь стишок на эту тему.
   — Прямо по курсу — полоска зелени, — сообщил Стегоман. Мэт вытянул шею и прищурился.
   — Верю тебе на слово, Орлиный Глаз.
   — Орлы, — презрительно отозвался дракон, — чётко видят только на милю вперёд, не более.
   — Тем приятнее иметь дело с представителем более зоркого вида, — улыбнулся Мэт и на мгновение задумался о том, какая страна могла бы избрать Стегомана в качестве символа, способного украсить национальный герб. Он посмотрел вниз и сказал: — Вижу дорогу. Ну не дорогу, так по крайней мере тропу.
   — Нет, это вправду дорога, и по ней шествует путник, — отозвался Стегоман.
   — Путник, говоришь? — Мэт прищурился и разглядел тёмную точку. — Отлично! Давай-ка снизимся и спросим у него, не повстречался ли нынче кто-нибудь на его пути.
   — Никуда не денешься, — вздохнул дракон и, заложив вираж, пошёл на спуск. — Насколько я понимаю, посадку мне следует совершить так, чтобы он меня не заметил.
   — Было бы неплохо, — ответил Мэт. — Хотя вряд ли у этого человека возникнут сомнения относительно того, откуда я взялся.
   Стегоман приземлился за высоким барханом. Мэт спешился и обошёл песчаный холм. Увидев его, странник тут же остановился. Он держал свой посох крепко, не опираясь на него. Мэт на всякий случай приготовился к худшему, поскольку незнакомец мог связать его появление с чудовищем, только что пролетавшим над пустыней. Тем не менее странник не выглядел напуганным — он просто стоял и ждал. Что ещё более удивительно — незнакомец, похоже, вовсе не страдал от зноя, а Мэт, успев пройти совсем немного и лишившись благодатного ветерка, создаваемого крыльями дракона, уже порядком вспотел.
   Подойдя ближе и рассмотрев незнакомца получше, Мэт невольно поёжился. Лицо у того было треугольное, безбородое, щеки впалые, нос «картошкой», кожа неприятно бледная. Неморгающие глаза смотрели неприязненно и странно блестели. Он глядел на Мэта без всякого любопытства, да и вообще в этом взгляде невозможно было прочесть хоть какие-то чувства. У мага по коже побежали мурашки.
   «Как бы то ни было, элементарная вежливость не повредит», — подумал Мэт, улыбнулся и поднял руку.
   — Привет тебе, странник! Да будет твой путь добрым!
   — И тебе привет, — отозвался незнакомец со странным придыханием. — Ищешь кого-то?
   — Девушку, — ответил Мэт. — Мою подругу, прежнюю спутницу по странствиям. — Он немного подождал, надеясь, что незнакомец что-нибудь скажет, но тот молчал, и Мэт добавил: — Она примерно вот такого роста. — Он коснулся своего плеча. — Кожа у неё золотистая, волосы чёрные, одета была в белое с золотом платье.
   — Я видел её, — кивнул странник, поднял посох и указал на юг. — Она гостила в долине в той стороне. До той долины — ещё две, и в обеих живут люди маленького роста. Пройдёшь эти долины — попадёшь в третью.
   — Вот спасибо! — воскликнул Мэт. У него словно бы тяжкая ноша упала с плеч. Оказывается, он и не осознавал, как волнуется за Балкис. — Она… она была на воле? Счастлива?
   — Очень даже счастлива, насколько я мог судить, и очень мила с теми людьми, что живут в той долине. Что же до воли… Мне показалось, что ей славно живётся там и что она не имеет охоты оттуда уходить.
   У Мэта шевельнулись нехорошие подозрения, но он заставил себя улыбнуться и сказал:
   — Спасибо за добрые вести. Ты меня очень порадовал. Теперь нужно будет самому в этом убедиться.
   — Только не приходи туда ночью, а не то потревожишь тамошних жителей, — предупредил странник. — Да и рано поутру являться не стоит: когда крестьяне работают в полях, они не шибко добрые. А вот в полдень они отдыхают, обедают и тогда более гостеприимны.
   — Огромное спасибо за предупреждение, — неторопливо вымолвил Мэт. Его мысли бешено метались. Он отчаянно пытался понять, почему бы незнакомцу взбрело в голову делиться с ним этими сведениями. Он усмехнулся, стремительно шагнул к страннику и протянул руку. — Даже не знаю, как тебя отблагодарить.
   Незнакомец неприязненно уставился на протянутую руку Мэта, но сам руки не подал — продолжал крепко сжимать рукоятку своего посоха. Затем он поднял голову и в упор посмотрел на Мэта немигающими блестящими глазами, и в них мелькнули едва заметные искорки.
   — Благодарить меня не за что. Странники должны помогать друг другу.
   — Само собой, — ответил Мэт, опустил руку, отвернулся и резко лягнул незнакомца.
   Удар застиг того врасплох. Он рухнул на песок, издав звук, напоминавший одновременно шипение и рык, и замер, уставившись на сверкающее лезвие меча Мэта, острый кончик которого упёрся ему в кадык.
   — Хорошо же ты благодаришь меня за мою доброту!
   — Если это можно назвать добротой, — процедил сквозь зубы Мэт. — Стегоман! На помощь!
   Оглушительно гремя крыльями, дракон в тот же миг очутился рядом с Мэтом и проревел:
   — Что тут у нас делается?
   — Уже ничего, и мне бы хотелось, чтобы так было и впредь. Придержи его, ладно?
   Незнакомец извивался, пытаясь уползти от меча, но тут опустилась тяжеленная лапа, и когти сжали его грудь.
   — Лежи смирно, — распорядился дракон, — а не то я нажму покрепче, и от тебя только мокрое место останется.
   Странник притих. Мэт убрал меч, развязал у незнакомца пояс, распахнул полы его плаща.
   — Ещё один из моего рода-племени! — прошипел Стегоман, а странник зашипел в ответ и высунул раздвоенный язык.
   Перед Мэтом предстало худое извивающееся тело, покрытое радужными чешуйками. У странного создания было две ноги и две руки, но в остальном он больше напоминал рептилию, нежели млекопитающее — вероятно, потому, что у него напрочь отсутствовали половые органы. На груди у чудища сверкал золотой кружок — медальон на кожаном шнурке.
   — Ты — настолько же змей, насколько человек, — процедил сквозь зубы Мэт. — Кто тебя послал сюда?
   — Обезьяны много болтают, — прошипел змеечеловек, — да все без смысла.
   Мэт взмахнул мечом и снова приставил его острие к горлу чудовища.
   — А змеи — символ обмана и предательства. Если не желаешь, чтобы я сейчас же спустил с тебя шкуру, лучше скажи мне правду о себе.
   — Только теплокровные тупицы боятся лишиться кожи!
   — А ты не надейся обрасти новой, — предупредил Мэт. — Кто рассказал тебе об этой девушке?
   — Ты сам и рассказал, тупица!
   — Ну хватит, — прорычал Стегоман. — Так он тебе ничего не скажет, только будет обзываться. Дай-ка я на него покрепче наступлю.
   Змеечеловек злобно зашипел.
   — А пожалуй, можно заставить его стать более разговорчивым, — ухмыльнулся Мэт и пропел:

 
Крошка-змей приполз ко мне,
Прошипела кроха:
«Правда — это хорошо
Или очень плохо?
А быть может, лучше врать
Всем напропалую?
Я ль не легче проживу,
Коль весь мир надую?»
«Нет, — ответил змею я, —
Брось-ка мысли эти.
Врать не стоит никому
Ни за что на свете.
Помни, змей, и не шипи,
Не вздыхай, не охай:
Правда — это хорошо,
А неправда — плохо!»
 

   Не то чтобы получился шедевр, но главное было в смысле.
   — Ну, — повторил Мэт, — кто тебя послал?
   Змеечеловек оскалился, вытаращил глаза… Его язык зашевелился сам собой, а из глотки вылетели слова:
   — Кала Нага послала меня.
   — Что она тебе велела сделать?
   На этот раз чудище крепко сжало челюсти, щеки у него разбухли от натуги — так он старался удержаться рвущийся наружу ответ, но все же Мэт услышал шипение:
   — Меня пос-слали, ч-чтобы я ос-становил орудие с-судь-бы — единс-ственное препятс-ствие на пути богини к завоеванию царс-ства прес-свитера Иоанна и его с-самого.
   — Весьма далеко идущие планы, — прищурившись, проговорил Мэт. — А с какой стати твоя покровительница желает покорить царство Иоанна?
   И снова последовала борьба с самим собой, но опять прозвучал ответ:
   — С-с такой с-стати, что только прес-свитер Иоанн меш-шает ей завоевать вес-сь мир.
   — Ложной скромностью она явно не страдает, эта ваша Кала Нага, — усмехнулся Мэт. — «Орудие судьбы» — это, часом, не я ли? И не поэтому ли ты пытался мне помешать?
   — Нет. Ты мог помочь орудию с-судьбы, но это не ты.
   Мэт нахмурился, пытаясь добраться до смысла загадочных высказываний змеечеловека. Как бы то ни было, сейчас он говорил всю правду, какую знал.
   — И как ты узнаешь это «орудие судьбы»?
   — Должно быть двое с-странников, — отвечал змеечеловек таким тоном, словно слова вытягивали из его глотки щипцами. — Ты можеш-шь им помочь, и потому тебя с-следует ос-становить.
   — Двое? — настойчиво переспросил Мэт. — Одна из них — та девушка, о которой я тебя спрашивал?
   — Да! — в муках выдавил посланец Кала Наги.
   — А кто второй?
   — Второй тоже молод, он…
   Но тут шипение перешло в дикий вопль, и тело змеечеловека объяло пламя. В следующее мгновение чудовище обмякло и затихло, стало похожим на обгорелое бревно. Язычки пламени ещё некоторое время лизали его одежду и чешуйчатую кожу.
   Мэт судорожно выдохнул.
   — Что ж… Очень верный способ заставить любого замолчать.
   — Жестоко, — мрачно буркнул Стегоман. — Но хотя бы быстро.
   — Да, он недолго мучился. Но если Кала Нага так наказывает тех, кто предал её, то она наверняка столь же хладнокровна, как её имечко.
   — Так знаешь, что оно означает? — спросил Стегоман.
   — Читал одну историю в детстве, — кивнул Мэт. — Это означает «чёрная змея».
   — Теперь по крайней мере стало понятно, что же мы ищем.
   — Точно, — отозвался Мэт, отвернулся от бесформенной обугленной груды, валявшейся на песке, и взобрался на спину дракона. — Вот только я сильно сомневаюсь в том, что мы найдём Балкис в этой самой третьей по счёту долине на юге, Стегоман. И совершать посадку там мне как-то неохота. Но посмотреть можно — для вящей уверенности.
   — Наверняка дотуда не так далеко, — согласился дракон. — К тому же мне очень хочется поскорее подышать свежим воздухом.
   — Угу. И прохладным, — кивнул Мэт и отёр пот со лба. — Интересно, как этот змеечеловек ухитрялся легко переносить такую жару?
   — У него кровь холодная, как у меня, — объяснил Стегоман. — Но я так думаю, через часок-другой мы окажемся там, где есть тенёк.
   — Да уж, — вяло проговорил Мэт. — На таком солнце и кочегар бы поджарился. Раздуй-ка ветерок, дружище, будь так добр.
 
   Настала ночь, но гигантская песчаная рыба не сбавила скорость. Балкис поинтересовалась:
   — Много ли ещё осталось оазисов до северного края пустыни?
   — Мы проскочили мимо двух, — ответил Паньят. — Если я не ошибаюсь в счёте, остался только один.
   Антоний вздрогнул, обвёл взглядом ровную пустыню.
   — Какой же я глупец! Так увлёкся разговором, что даже не заметил.
   — И не надо было замечать, — усмехнулся Паньят. — Последний оазис был в трех днях пути от края пустыни, но теперь эта рыба плывёт быстро, очень быстро. Думаю, не стоит с ней расставаться — ведь она направляется на север.
   — Хорошая мысль, — согласилась Балкис, но нахмурилась. — Но мне уже хочется пить.
   Паньят не успел ей ответить, как вдруг рыба резко повернула. Девушку по инерции отбросило вбок, она вскрикнула. Антоний крепче обнял спинной плавник и схватил Балкис за руку. А Паньят не удержался, перелетел через их головы и с тревожным криком покатился по песку.
   — Скорее за ним! — воскликнула Балкис и спрыгнула со спины песчаной рыбы. Антоний последовал за ней, и они оба побежали назад, к питанийцу.
   — Со мной все в порядке! — запротестовал Паньят, сел и отряхнулся от песка. — Простите меня, друзья. Я виноват. Надо было крепче держаться. Теперь мы лишились нашего «скакуна».
   — А я думаю — и очень хорошо, что так вышло, — покачал головой Антоний и указал назад.
   Обернувшись, Паньят и Балкис увидели, как огромный плавник повернул к северо-западу и вскоре исчез за барханами.
   — Почему, интересно знать, она вдруг так резко повернула? — прищурившись, проговорила Балкис.
   — Она питается мелкими песчаными рыбами, — отозвался Паньят и побледнел при мысли об этом. — Наверное, поэтому она и плыла на север: небось на юге уже почти всех поела. Вам ещё повезло, что удалось поймать хоть сколько-то, пока не появилась эта громадина. Теперь же она сожрала всю добычу в этих краях, ведь мы уже слишком близко к северному краю пустыни, сюда мелкие рыбы почти не заплывают. Так что для того, чтобы найти пропитание, гигантской рыбе нужно было повернуть на запад.
   — Но если так, — прошептала Балкис, — значит, нам осталось пройти совсем немного!
   Паньят посмотрел на север и глубоко вдохнул, а выдохнув, сказал:
   — Похоже, ты права. Давайте пойдём, покуда у нас есть силы.
   Спутники снова нацепили свои песчаные лыжи и зашагали по шуршащему песку под покровом ночи. Балкис все сильнее мучила жажда, но она крепилась и молчала: стоило ей бросить взгляд на Антония, и она понимала, что ему тоже несладко. Девушка очень надеялась, что вскоре они выйдут к оазису, а может быть — и к краю пустыни.
   Самую тёмную часть ночи они были в пути и почти все время молчали — берегли силы, которых из-за жажды оставалось и так немного. В конце концов Антоний вытащил из дорожного мешка маленький бурдючок и протянул его Балкис. Та вытаращила глаза:
   — Откуда он взялся?
   — Из Пиконии, — ответил Антоний. — Не помнишь? Король подарил его нам на прощание.
   — Какая радость! — радостно вскричала Балкис и, взяв у него бурдючок, жадно сделала несколько глотков и закашлялась. Выпучив глаза, она вернула юноше бурдючок и прижала ладонь к горлу. — Забе… забери его, Антоний. Только… много не пей! — прохрипела она. — Жуть, какое крепкое!
   — А я и забыл, — в отчаянии пробормотал юноша. — Прости меня, прекрасная спутница!
   — Да нет, ничего, — выдохнула Балкис. — Спасибо. Уж лучше… это, чем ничего! Просто я… пожадничала. Попей немного, Антоний. Надо поберечь этот напиток.
   Антоний сделал глоток вина, и они побрели вперёд, за Паньятом, который остановился и встревоженно смотрел на них. Время от времени Антоний и Балкис делали по глоточку-другому бренди, но бурдючок почему-то оставался почти полным. Через какое-то время Балкис вдруг различила вдалеке странный шум и поняла, что слышит его давно — просто звук нарастал постепенно и она не обращала на него особого внимания.
   — Река! — воскликнул Паньят. — Слышите, как плещет? Это река, впадающая в песчаное море!
   Балкис широко раскрыла глаза. Какая река могла так шуметь? Быть может, то был могучий водопад?
   — Значит, мы добрались до края пустыни? — с надеждой спросил Антоний.
   — До края песчаного моря — уж это точно, — ответил Паньят— Между горами и краем песков ещё тянется полоса пустыни, но она не так сурова, и там чаще попадается вода.
   — О, как отрадно! — вырвалось у Антония. Было видно, что одна только мысль о воде придала ему сил. — Пойдём, Паньят, поглядим на твою реку!
   С этими словами юноша поспешно устремился вперёд. Паньят догнал его и предупредил:
   — Воды там мало.
   — Мало? — удивился Антоний. — Что же за река без воды?
   — Там слишком много камней, — объяснил Паньят. — Пошли, сам увидишь.
   Они вышли к реке в предутренних сумерках — в то самое время полусвета-полутьмы, когда ночь начинает уступать место дню. Чем ближе они подходили туда, откуда доносился шум, тем громче он становился. Ровный грохот теперь сменился скрежетом и треском. Подойдя ещё ближе, спутники остановились и замерли, не веря собственным глазам. Перед их изумлёнными взглядами предстал поток, наполненный камнями самого разного размера — от валунов до гальки. Камни катились, толкая друг друга. Действительно, это чем-то напоминало весеннюю реку, разбухшую от тающих снегов.
   Антоний в ужасе смотрел на поток камней.
   — Если тут и есть вода, — прошептал он, — то только самоубийца попытался бы набрать её!
   — Так и есть, — кивнул Паньят. — Но между камнями скапливается влага, и если вырыть яму на берегу, в ней будет собираться вода — немного, по глотку. Я видел: торговцы так пили, ожидая, когда можно будет перейти на другой берег.
   — Ожидая? — изумилась Балкис. — Неужто тут нигде нет ни брода, ни моста?
   — Нет, — покачал головой Паньят. — Даже в самом мелком месте камни перемелют любого, словно жернова. И никто бы не смог поставить тут мост — ведь его опоры снесло бы за считанные минуты. Три дня подряд каменная река течёт, тащит к песчаному морю камни большие и маленькие, а также бревна и Щепки, но на четвёртый день её течение замедляется, а потом и вовсе останавливается. Вот тогда мы и сможем перейти на другой берег.
   Балкис в ужасе посмотрела на катящиеся камни.
   — Значит, нам придётся ждать три дня?
   Паньят пожал плечами:
   — Может, три, а может — всего один. Река и завтра может остановиться. Кто знает, в который из трех дней мы к ней пожаловали?
   Стало светать, и Балкис поняла, каким образом по каменной реке перемещалось дерево: по поверхности скользили целые стволы, а камни служили для них катками. Взглянув в ту сторону, куда бежала эта странная река, Балкис увидела место, где камни и бревна «вливались» в песок и исчезали в нем.
   — Вон где она кончается! — воскликнула девушка. — Нельзя ли добраться туда и попросту обойти её?
   — Нет, Балкис, — покачал головой Паньят. — Погляди, как камни засасывает в песок, как он их проглатывает. Там лежат зыбучие пески, иникто не знает, как широко они раскинулись.
   — А надо ли нам вообще переходить эту реку?
   — Надо, потому что царство пресвитера Иоанна лежит на другом берегу. В той стороне — пустыня.
   — Есть вода! — крикнул Антоний. Он стоял на коленях возле ямки шириной в фут и победно размахивал бурдюком. Видно было, что на дне кожаного мешка плещется немного жидкости. Юноша подал Балкис бурдюк, словно драгоценность. Да в общем так оно и было.
   — Спасибо, милый друг, — поблагодарила девушка и перевернула бурдюк вверх дном. Напившись, она с сожалением вернула мешок Антонию.
   Он тоже напился и снова опустил бурдюк в вырытую им яму. Поглядев на реку, которая теперь, в свете зари, стала видна намного лучше, Антоний задумчиво проговорил:
   — А не может ли быть так, что весь песок в этой пустыне получается из этих перемолотых камней?
   — Может, и так, — пожал плечами Паньят. — Да только сдаётся мне, что тогда таких каменных рек немало понадобилось бы, а эта — одна-единственная, другой такой во всем свете нет.
   День разгорался. Маленький колодец, выкопанный Антонием, время от времени одаривал спутников глотками воды. Через какое-то время юноша принялся наполнять водой бурдюки. Вода накапливалась медленно, и юноша побрёл вдоль берега и набрал охапку веток, отломившихся от деревьев, унесённых каменным потоком. Он занялся приготовлением растопки, а Балкис в последний раз установила приманки для песчаных рыб. Паньят был прав: на хорошую «рыбалку» тут надеяться не приходилось — слишком тонок был слой песка, но все же несколько мелких пыбок изловить удалось. Они и пошли на завтрак Антонию и Балкис. А потом спутники воткнули в песок свои посохи и набросили на них плащи. Получился навес от солнца.
   До вечера все трое мирно спали, и шум каменной реки не мешал им — так они успели к нему привыкнуть.
 
   Муравей от голода едва держался на ногах. Даже ему было трудно найти пропитание посреди бесчисленных песчаных барханов. Он передвигался вдвое медленнее обычного, но покуда было светло, продолжал идти. Его мучила жажда, он потерял людской след, но упрямо шёл и шёл вперёд, уверенный в том, что непременно разыщет этих мерзавцев. Бедное насекомое не знало о том, что безнадёжно заблудилось, что его тропа между барханов запетляла, увела его далеко от той дороги, которой шли люди.
   Усики муравья затрепетали. Он почувствовал, что где-то впереди — влага. Сил у него сразу прибавилось, и он поспешил в ту сторону если и не с обычной для него скоростью, то все же быстрее, нежели шёл до того.
   Вскоре он оказался в оазисе и сразу бросился к воде, не обращая внимания ни на пальмы, ни на птиц, ни на ящериц, которые разбегались в стороны, напуганные едким муравьиным запахом. Его не интересовало ничего, кроме воды. Озерцо было маленькое, полувысохшее, но муравей смог напиться вволю. Наконец, удовлетворив жажду, он вновь ощутил приступ голода и принялся искать, чем бы поживиться.
   Те, кем можно было бы поживиться, обступили муравья со всех сторон. Они были раз в шесть выше его, и в руках у всех были дубинки.
   Спеша к воде, муравей не заметил не только пальм, птиц и ящериц. Он не заметил и того, что вокруг оазиса стоят кожаные шатры. Здесь обитало какое-то человеческое племя, но люди эти оказались уж больно странными: плечи у них были прямые, ровные, и из этих плеч не торчали ни шеи, ни головы. Лица у странных людей располагались прямо на груди. Огромные глаза — чуть ниже ключиц, а рты — прямо под грудной клеткой. Женщины с детишками на руках стояли у шатров и с любопытством ожидали, как разделаются с наглым пришельцем остальные члены племени. А эти остальные — и мужчины, и женщины — все плотнее обступали муравья и потрясали своими дубинками.
   Дубинки муравья ни капельки не страшили. Ему интересен был только запах живой плоти. Насекомое бросилось к ближайшему мужчине, но в последнюю секунду повернуло, чтобы атаковать стоявшую рядом с тем женщину. Три дубинки ударились о землю позади муравья. Женщина злобно взвизгнула и замахнулась дубиной. Муравей отступил в последнюю долю мгновения, и дубинка стукнула по песку прямо перед его носом. Муравей взбежал по деревяшке вверх, по руке женщины. Он знал, он хорошо знал, как разделаться с любым из этих мягкотелых созданий. Разве он не убил одноногого и пожирателя муравьёв? Только щёлкнул жвалами — и поминай как звали! Насекомое вскочило на плечо женщины, приготовилось укусить её за шею…
   Но шеи не было!
   У муравья зазвенело в ушах. Кто-то поддел его под брюхо дубинкой, сбросил с плеч женщины. Насекомое закувыркалось в воздухе, но ухитрилось приземлиться на лапки, развернулось и приготовилось к новой атаке.
   С десяток дубинок грозили ему.
   Муравей метался из стороны в сторону. Ему удалось избежать всех ударов, кроме одного, из-за которого сломался кончик его усика. Опасность стала очевидной даже ему — живой машине для пожирания, и муравей развернулся и пустился наутёк. Люди побежали за ним, вопя и пытаясь стукнуть его дубинками, как только догоняли. Но муравей, на его счастье, успел попить, и это придало ему сил. Окончательно оставив позади безголовых людей, он устремился в пустыню.
   Набрав скорость, он ощутил удар, перевернулся набок, проворно встал на лапки и помчался дальше, даже не оглянувшись. Он бежал и бежал от этих жутких созданий, не пожелавших подыхать, как им следовало бы. Наконец вопли племени безголовых стихли вдали.
 
   Спутники проснулись к вечеру, попили воды, доели остатки песчаной рыбки, а потом долго сидели и рассказывали друг другу разные истории, после чего снова улеглись спать.
   Балкис неожиданно проснулась, села и огляделась по сторонам, гадая, что её разбудило. Паньят и Антоний тоже сидели и озадаченно моргали. В розовом свете зари даже камни в реке казались красивыми. Прибрежные скалы будто светились.
   — Отчего мы проснулись? — спросонок пробормотал Антоний.
   Его голос прозвучал непривычно громко, и Балкис вдруг все поняла.
   — Нас пробудила тишина! — воскликнула девушка. — Каменная река остановилась!
   Все трое обернулись. И точно: камни больше не катились. Спутники радостно вскричали. Перекусив на скорую руку, они привязали посохи к мешкам, оставили на берегу песчаные лыжи — для кого-нибудь, кто пойдёт через пустыню на юг, и подошли к застывшей каменной реке.
   — Ступайте осторожно, — предупредил Паньят. — Некоторые камни могут повернуться под ногами, и даже те, что с виду лежат прочно.
   Он оказался прав, и Балкис это вскоре поняла. Она-то думала, что переправа будет похожей на переход через ручеёк по камешкам, но камни, проложенные через ручей, всегда бывают сглаженными оттого, что по ним часто ходят, а здесь почти все камни были округлые, обкатанные. Они пребольно давили на ступни сквозь тонкие подмётки шлёпанцев, порядком поизносившихся за время долгих странствий. Девушка попыталась переступить с одного большого камня на другой, пропустив тот, что лежал между ними, закачалась и испуганно закричала. Антоний проворно обернулся и схватил её за запястье. Он помог Балкис встать прямо, но сам не удержался и рухнул на камни. Девушка вскрикнула и наклонилась, чтобы помочь юноше подняться.
   Антоний виновато посмотрел на неё, встал и отвёл взгляд.
   — Не так просто, как кажется, — смущённо пробормотал он.
   — Совсем не просто, — кивнула Балкис. — Прости, что я так неловка, но я постараюсь больше так не делать. Буду идти медленнее.
   С этого мгновения Балкис пошла осторожнее: переступив на следующий камень, она прочно вставала на него обеими ногами и только потом переходила на следующий. Прочно — насколько это было возможно, когда ступаешь по шарам. Всякий раз Балкис не без труда сохраняла равновесие, затем делала следующий шаг. Но в конце концов один камень повернулся у неё под ногой. Девушка вскрикнула, поскользнулась и упала.