— Понятное дело, — ухмыльнулся Бек. — Ваш сын догадался, что его засекли и подслушивают, и повесил трубку. Конечно, он против того, чтобы его мать втягивали в расследование убийства, и вы, разумеется, тоже этого не хотите. Поэтому вам лучше всего сказать мне, когда вы туда приехали, что там делали и как долго находились.
Миссис Данди посмотрела на Хикса и язвительно спросила:
— Этот человек в самом деле глуп или прикидывается?
— Ни то ни другое, — возразил Хикс. — Способности его выше средних, и ко всему прочему он чертовски напорист. Помните, Бек, когда расследовалось дело Атертона, я дал вам честное слово, что обнаруженный вами в пруду велосипед не имеет отношения к делу? Вот и теперь даю вам честное слово, что миссис Данди сегодня в Катону не ездила.
В порядке любезности, чтобы избавить вас от напрасного беспокойства.
— Спасибо, — произнес Бек без малейшего намека на признательность. — Тогда вопрос исчерпан.
С вашей точки зрения. Но люди пока не летают из Нью-Йорка в Катону и обратно на ковре-самолете.
Об этом вы подумали?
— А как же. Именно это я имел в виду, говоря о том, что хочу избавить вас от напрасного беспокойства. Если вы не поверите мне на слово… — Хикс пожал плечами и заметил: — Десять минут истекли.
Хотите еще о чем-либо узнать? Тогда спрашивайте поживее.
Бек поднялся. Его маленькие серые глазки вперились в хозяйку дома.
— Если вы не замешаны в убийстве, миссис Данди, то ведете себя неразумно. Совсем неразумно. — Он повернулся к Хиксу и, наклонившись, коснулся согнутым указательным пальцем его колена. — Послушайте, шут! Вы опять выставили меня обезьяной.
Это слишком. Хватило бы и одного раза.
Он повернулся и направился к выходу. Хикс проводил его до дверей и постоял на пороге, пока не подошел лифт. Бек шагнул в кабину, повернулся и, наставив на него выпрямленный указательный палец, буркнул:
— Даже одного раза чересчур много.
Двери лифта захлопнулись.
Хикс возвратился в гостиную, где, опершись локтями о колени и спрятав лицо в ладонях, сидела миссис Данди. Он уселся, скрестил на груди руки и стал рассматривать ее, кривя краешек рта. Выждав примерно минуту, он хрипловато сказал:
— Я отваливаю, а вы примите еще таблетку и ложитесь спать.
Она покачала головой, потом подняла на него глаза.
— Это ужасно, просто омерзительно! — В ее голосе появились металлические нотки, точно заговорил другой человек. — И ту женщину убили… там… сегодня… какая нелепость! — Махнув рукой, миссис Данди попросила: — Расскажите мне о той пластинке. Расскажите…
Хикс ушел от нее в час ночи. В кармане он уносил денежный чек, но никакой существенной информации не добыл. Миссис Данди, по ее словам, приехала в офис Вейла вскоре после полудня и встретила там холодный, но любезный прием. Вейл решительно отрицал, что когда-либо передавал другим компаниям профессиональные секреты Данди. Телефонный разговор с сыном состоялся примерно в шесть часов вечера и длился минуту или около того, что подтвердил и Бек. Она дважды пыталась связаться с ним, но их номер был занят. Она настаивала, что до этого дня никогда не входила в кабинет Вейла. Миссис Данди прекрасно знала, что такое подслушивающее устройство. Одно такое устройство даже некоторое время стояло в ее собственной квартире в порядке эксперимента. Примерно через месяц она потребовала его снять. Все это происходило примерно год назад.
Когда Хикс поднялся, чтобы уходить, она проводила его до двери. Он не сразу нажал кнопку вызова лифта, чтобы задать напоследок вопрос:
— Кстати, та фотография, которую вы мне дали вчера, этот ваш снимок вы давали кому-нибудь еще?
Только близким друзьям. Почему вы об этом спрашиваете?
— Любопытно. В Катоне случайно оказался в комнате Брегера и увидел у него такой же снимок.
— Ах, это… — Она поморщилась. — Весьма забавно, если сейчас вообще уместно говорить о забавных вещах. Он попросил меня, и я подарила ему этот снимок. — Джудит Данди попыталась изобразить улыбку, но не сумела. — Он хранит ее на виду?
Значит, больше не боготворит меня. Еще одна беда.
Обожай он меня по-прежнему, хранил бы ее в укромном месте. Вы, случайно, не хотите узнать, удостаивала ли я мистера Вейла какими-нибудь любезностями?
— Господи упаси! — торопливо выпалил Хикс.
— Заверяю вас, что не удостаивала. В моем возрасте обожатели становятся редкостью, а такие вещи, как снимки, уже не кажутся драгоценными.
— Однако вы даже мне дали одну фотографию, — подыграл миссис Данди Хикс и нажал на кнопку вызова лифта.
Выйдя на улицу, он завернул за угол квартала, где припарковал машину. Возвращаясь в центр города, подумал было поставить машину в гараж на Первой авеню, но решил сэкономить доллар и припарковать ее на улице. А этот доллар потратить на прокат кровати, которая, как он знал, пустует в квартире над ним. А может быть, переправить на следующий этаж Джорджа Купера, если понадобится, даже перетащить его туда. Матрас был его собственностью. Отличный матрас — один из немногих обременяющих предметов, с которым может примириться свободный человек.
Но в ту ночь ему не пришлось лечь на свой матрас.
Оставив машину у кромки тротуара, он поднялся по лестнице на второй этаж, ключом отпер дверь своей комнаты, вошел, включил свет и увидел, что его кровать пуста. Некоторое время он тупо смотрел на нее, потом спустился на первый этаж. Нет, Джорджа Купера не оказалось и в туалете. Хикс снова поднялся в свою комнату, постоял, сердито хмурясь, у кровати, решил, что момент на редкость подходящий, чтобы отведать шоколада, подошел к конторке и выдвинул ящик. Тут его захлестнула волна ярости.
— Бог ты мой! — в ужасе воскликнул он. — Эта проклятая гнида утащила мои сладости!
Хикс присел на край кровати и обдумал сложившуюся ситуацию. До чего же мрачное и запутанное дело. Три версии относительно неприятностей миссис Данди и по крайней мере четыре версии развития событий, приведших к убийству. А теперь и вовсе совершенный хаос. Возможно, Купер — просто парень, у которого крыша поехала от горя и потрясения. Это открытие ничего не меняет, если не считать утраченных сладостей. Но если подтвердится четвертая версия убийства, то это уже совсем другое дело.
До утра может произойти второе убийство.
Возможно, уже произошло… Или происходит в данный момент…
Он вышел из комнаты, спустился по лестнице на улицу и сел в машину. Часы на приборном щитке показывали половину второго ночи, когда Хикс поворачивал с Первой авеню на север.
Глава 10
Глава 11
Миссис Данди посмотрела на Хикса и язвительно спросила:
— Этот человек в самом деле глуп или прикидывается?
— Ни то ни другое, — возразил Хикс. — Способности его выше средних, и ко всему прочему он чертовски напорист. Помните, Бек, когда расследовалось дело Атертона, я дал вам честное слово, что обнаруженный вами в пруду велосипед не имеет отношения к делу? Вот и теперь даю вам честное слово, что миссис Данди сегодня в Катону не ездила.
В порядке любезности, чтобы избавить вас от напрасного беспокойства.
— Спасибо, — произнес Бек без малейшего намека на признательность. — Тогда вопрос исчерпан.
С вашей точки зрения. Но люди пока не летают из Нью-Йорка в Катону и обратно на ковре-самолете.
Об этом вы подумали?
— А как же. Именно это я имел в виду, говоря о том, что хочу избавить вас от напрасного беспокойства. Если вы не поверите мне на слово… — Хикс пожал плечами и заметил: — Десять минут истекли.
Хотите еще о чем-либо узнать? Тогда спрашивайте поживее.
Бек поднялся. Его маленькие серые глазки вперились в хозяйку дома.
— Если вы не замешаны в убийстве, миссис Данди, то ведете себя неразумно. Совсем неразумно. — Он повернулся к Хиксу и, наклонившись, коснулся согнутым указательным пальцем его колена. — Послушайте, шут! Вы опять выставили меня обезьяной.
Это слишком. Хватило бы и одного раза.
Он повернулся и направился к выходу. Хикс проводил его до дверей и постоял на пороге, пока не подошел лифт. Бек шагнул в кабину, повернулся и, наставив на него выпрямленный указательный палец, буркнул:
— Даже одного раза чересчур много.
Двери лифта захлопнулись.
Хикс возвратился в гостиную, где, опершись локтями о колени и спрятав лицо в ладонях, сидела миссис Данди. Он уселся, скрестил на груди руки и стал рассматривать ее, кривя краешек рта. Выждав примерно минуту, он хрипловато сказал:
— Я отваливаю, а вы примите еще таблетку и ложитесь спать.
Она покачала головой, потом подняла на него глаза.
— Это ужасно, просто омерзительно! — В ее голосе появились металлические нотки, точно заговорил другой человек. — И ту женщину убили… там… сегодня… какая нелепость! — Махнув рукой, миссис Данди попросила: — Расскажите мне о той пластинке. Расскажите…
Хикс ушел от нее в час ночи. В кармане он уносил денежный чек, но никакой существенной информации не добыл. Миссис Данди, по ее словам, приехала в офис Вейла вскоре после полудня и встретила там холодный, но любезный прием. Вейл решительно отрицал, что когда-либо передавал другим компаниям профессиональные секреты Данди. Телефонный разговор с сыном состоялся примерно в шесть часов вечера и длился минуту или около того, что подтвердил и Бек. Она дважды пыталась связаться с ним, но их номер был занят. Она настаивала, что до этого дня никогда не входила в кабинет Вейла. Миссис Данди прекрасно знала, что такое подслушивающее устройство. Одно такое устройство даже некоторое время стояло в ее собственной квартире в порядке эксперимента. Примерно через месяц она потребовала его снять. Все это происходило примерно год назад.
Когда Хикс поднялся, чтобы уходить, она проводила его до двери. Он не сразу нажал кнопку вызова лифта, чтобы задать напоследок вопрос:
— Кстати, та фотография, которую вы мне дали вчера, этот ваш снимок вы давали кому-нибудь еще?
Только близким друзьям. Почему вы об этом спрашиваете?
— Любопытно. В Катоне случайно оказался в комнате Брегера и увидел у него такой же снимок.
— Ах, это… — Она поморщилась. — Весьма забавно, если сейчас вообще уместно говорить о забавных вещах. Он попросил меня, и я подарила ему этот снимок. — Джудит Данди попыталась изобразить улыбку, но не сумела. — Он хранит ее на виду?
Значит, больше не боготворит меня. Еще одна беда.
Обожай он меня по-прежнему, хранил бы ее в укромном месте. Вы, случайно, не хотите узнать, удостаивала ли я мистера Вейла какими-нибудь любезностями?
— Господи упаси! — торопливо выпалил Хикс.
— Заверяю вас, что не удостаивала. В моем возрасте обожатели становятся редкостью, а такие вещи, как снимки, уже не кажутся драгоценными.
— Однако вы даже мне дали одну фотографию, — подыграл миссис Данди Хикс и нажал на кнопку вызова лифта.
Выйдя на улицу, он завернул за угол квартала, где припарковал машину. Возвращаясь в центр города, подумал было поставить машину в гараж на Первой авеню, но решил сэкономить доллар и припарковать ее на улице. А этот доллар потратить на прокат кровати, которая, как он знал, пустует в квартире над ним. А может быть, переправить на следующий этаж Джорджа Купера, если понадобится, даже перетащить его туда. Матрас был его собственностью. Отличный матрас — один из немногих обременяющих предметов, с которым может примириться свободный человек.
Но в ту ночь ему не пришлось лечь на свой матрас.
Оставив машину у кромки тротуара, он поднялся по лестнице на второй этаж, ключом отпер дверь своей комнаты, вошел, включил свет и увидел, что его кровать пуста. Некоторое время он тупо смотрел на нее, потом спустился на первый этаж. Нет, Джорджа Купера не оказалось и в туалете. Хикс снова поднялся в свою комнату, постоял, сердито хмурясь, у кровати, решил, что момент на редкость подходящий, чтобы отведать шоколада, подошел к конторке и выдвинул ящик. Тут его захлестнула волна ярости.
— Бог ты мой! — в ужасе воскликнул он. — Эта проклятая гнида утащила мои сладости!
Хикс присел на край кровати и обдумал сложившуюся ситуацию. До чего же мрачное и запутанное дело. Три версии относительно неприятностей миссис Данди и по крайней мере четыре версии развития событий, приведших к убийству. А теперь и вовсе совершенный хаос. Возможно, Купер — просто парень, у которого крыша поехала от горя и потрясения. Это открытие ничего не меняет, если не считать утраченных сладостей. Но если подтвердится четвертая версия убийства, то это уже совсем другое дело.
До утра может произойти второе убийство.
Возможно, уже произошло… Или происходит в данный момент…
Он вышел из комнаты, спустился по лестнице на улицу и сел в машину. Часы на приборном щитке показывали половину второго ночи, когда Хикс поворачивал с Первой авеню на север.
Глава 10
Сентябрьская ночь за городом дарила прохладу, а трескотня кузнечиков и цикад сливалась в приятную и сложную симфонию. Маленькие музыканты старались вовсю, предчувствуя неминуемость ранних заморозков, способных заставить их смолкнуть навсегда.
Окна в конторе лабораторного здания зашторили, чтобы отгородиться от ночи. Поэтому концерт кузнечиков едва достигал слуха троих мужчин, собравшихся там примерно в полночь. Впрочем, судя по озабоченному выражению их лиц, они не обратили бы на него внимания в любом случае. Герман Брегер выглядел взвинченным, раздраженным, Росс Данди — упрямым и агрессивным, а Р.И. Данди едва сдерживался, чтобы не взорваться.
И в конце концов он взорвался. Оттолкнул в сторону проигрыватель, отодвинул стопку дисков и громыхнул по столу кулаком:
— Это же идиотская выходка! Я угрохал двадцать лет жизни, чтобы превратить наше предприятие в самое надежное и преуспевающее в стране, и что в итоге?
Вам это не нравится, не так ли? Господи, мне тоже! Но я повторяю и буду повторять без конца — моя собственная жена предает меня, и один из вас помогает ей в этом! Заткнитесь! И выкладывайте все начистоту!
Я не удивлюсь, если окажется, что вы оба замешаны в этом! Ничуть! Нисколечко не удивлюсь! Клянусь Господом, я разгоню всю администрацию на фабрике.
Прикрою это заведение и все начну сначала!
Он не мог унять нервную дрожь.
— Готов уволиться, — дрогнувшим голосом объявил Брегер. — Это единственное, что я могу сделать с достоинством. Подаю в отставку.
— И я тоже, — подхватил Росс. Его лицо побелело, взгляд остановился на отце. — Пожалуй, мать оказалась права: мне не стоило соглашаться работать у тебя. Мы оба должны были предвидеть такой исход. Но сегодня после обеда я сказал тебе… даже вспылив, ты не должен вести себя как ненормальный.
Данди встал, подошел к окну и остановился там спиной к собеседникам.
— Каждый человек время от времени срывается, — заметил Брегер. — Я же не позволю себе терять над собой контроль. Не срывался уже тридцать лет.
Единственное, что могу сделать, не потеряв уважения к себе, — это подать в отставку.
Наступила продолжительная тишина, нарушаемая лишь уличным оркестром, звуков которого присутствующие по-прежнему не слышали. Наконец Данди обернулся и посмотрел на собеседников.
— Факты — упрямая вещь, — хрипло произнес он.
Бергер покачал головой.
— Но не в науке, — заявил он. — Факт — это феномен, который наблюдается и регистрируется несовершенными инструментами.
Вздор! Подслушивающее устройство, может быть, и несовершенно, но оно не врет, как то делаете вы, или мой сын, или оба вместе. Я прослушал эту пластинку, слышал голос своей жены. И это — факт.
Брегер поджал губы.
— Я не стану раздражаться. Повторю то, что уже сказал. Мне ничего не известно об этой записи. Возможно, ваш сын и лжет об этом, не знаю. Любой мальчуган может на многое пойти ради своей матери. Но попытайтесь трезво взглянуть на вещи, Дик.
Я же не в таком положении, как он. Зачем мне делать такое?
— Точно не знаю, могу лишь догадываться. Однажды я слышал ваш разговор с моей женой.
— Я много раз разговаривал с вашей женой.
— Да, но в этот раз вам не было известно, что я нахожусь поблизости. Услышанное тогда отнюдь не возмутило меня, лишь позабавило. Подобные вещи никогда меня не задевали, потому что и другие мужчины находили мою жену привлекательной и желанной. Какого же дьявола обижаться? Но если вы спросите, какая у вас причина лгать ради нее или вступать с ней в сговор, чтобы заложить меня, то я отвечу, что могу догадаться. Я прямо спрашиваю вас, Герман, что вы затеваете?
Но первым отреагировал не Бергер, а Росс. Он порывисто поднялся и направился к двери:
— Я ухожу.
— Вы оба останетесь здесь, пока мы не разберемся со всем этим.
— Нет, я вас покидаю. И не скажу больше ни слова. — Подбородок Росса дрогнул. Он сжал челюсти и продолжил говорить сквозь зубы: — После обеда я умолчал об этом, а теперь скажу. Ты — мой отец, я отлично знаю тебя и думаю, что ты пытаешься избавиться от матери. Эта твоя пластинка с записью — фальшивка, ты сам все подстроил. Мне не хотелось говорить об этом. — И он вышел, оставив открытой дверь.
Данди бросился было за ним, но Брегер проявил удивительную живость, поймав его за руку и удержав.
— Дик, позволь ему уйти, — примирительно посоветовал Брегер. — Пусть молодой человек остынет.
Росс и в самом деле остыл — разгоряченное лицо остудила царившая под звездным небом прохлада, а остановившись на мостике над ручьем, он сбросил с себя и внезапно нахлынувшую раздражительность.
Со стороны могло показаться, будто он прислушивается к журчанию ручья, однако Росс ничего не слышал. Он думал об отце и матери. Всю жизнь душой он был ближе к матери, отдавал себе в этом отчет и не видел тут ничего противоестественного. Но теперь его мучило сомнение, сумеет ли он сохранить непредвзятое отношение к каждому из родителей при сложившихся обстоятельствах. Как разобраться во всем этом? Вновь и вновь анализировать факты? Но в течение последних дней он только этим и занимается, а результата никакого. Постепенно мысли Росса устремились в иное русло. Хитер любит этот ручей, подумал он, и снова услышал журчание воды.
Возможно, она лежит сейчас в кровати с открытыми глазами, или сидит на стуле, или ходит взад и вперед по комнате, горюя о своей погибшей сестре.
Росс миновал лес, вышел на лужайку возле дома и убедился, что Хитер занималась совсем не тем, чем он представлял себе. Она сидела на боковой террасе, в десяти шагах от нарисованного на полу силуэта своей погибшей сестры. Меловые линии явственно белели в свете звезд.
Росс свернул с тропинки, поднялся на террасу и подошел к Хитер. Она повернула голову на звук его шагов и, ничего не сказав, отвернулась.
— Мне хотелось бы поговорить с вами, — произнес он.
Девушка не ответила.
Росс пододвинул стул и сел справа от нее. В тусклом свете звезд ее профиль большинству наблюдателей показался бы неузнаваемым, но он явственно различал знакомые черты.
— Кто-нибудь из полицейских еще здесь? — спросил он.
— Думаю, что нет. — Она пошевелилась и опять замерла. — В доме — ни одного из них. Все машины разъехались.
— Полагаю, все они охотятся за Купером. Не знаю, что и сказать об этом. Боюсь ненароком вас обидеть, потому что не знаю, что вы думаете на сей счет. Не хочу задеть ваши чувства. Конечно, если именно он поступил так… в отношении вашей сестры…
— Он этого не делал.
Молодой человек удивленно уставился на нее.
— Но кто же, если не Купер? — воскликнул он и тут же торопливо добавил: — Простите, только я не вижу повода для сомнений. Больше ведь никого не было… Кто еще находился здесь?
— Здесь находились вы, ваш отец и миссис Пауэлл.
Росс продолжал глядеть на нее во все глаза.
— Бога ради! Подобную глупость слышу от вас впервые. Я? Мой отец?
— Я часто говорю глупости. — Хитер подвинулась на стуле. — Вы спросили, кто еще находился здесь, и я вам ответила. Вы были на втором этаже, когда миссис Пауэлл поехала в деревню за покупками. Она отсутствовала около часа. От дороги недалеко — в дом мог зайти кто угодно.
— Но, Святые Небеса… — Росс не скрывал изумления.
— Давайте оставим эту тему, — перебила его Хитер. — Просто не могу думать об этом. Голова идет кругом.
— Простите, что я назвал вас глупой. У меня дурная привычка…
— Да ладно. Я действительно глупая, как вы уже справедливо отмечали и раньше.
— Вы неверно меня поняли. Это было общее замечание, оно касалось всех несведущих людей, которые пытаются рассуждать о науке.
— Не имеет значения. Я давно забыла об этом.
Росс открыл было рот, чтобы возразить, и неожиданно для самого себя закрыл его, так ничего и не сказав. Этот нелогичный поступок ознаменовал для него конец одной эпохи и начало другой. Это была безоговорочная победа физического над умственным.
Физическое состояло из частичек плоти и костей, которые весили сто девятнадцать фунтов и отличались от других частиц не своей химической формулой, а совершенно ненаучным названием «Хитер Глэдд». И разум молодого человека на сей раз отверг логику. Он открыл рот, чтобы высказать безупречное замечание по поводу ее неуместного упоминания о некогда сделанном им обобщении, которое она исказила да еще объявила, что давным-давно забыла об этом. Но так и не проронил ни слова.
Впрочем, Россу и в голову не пришло столь глубоко анализировать это обстоятельство.
— Я всегда не с того боку подхожу к вам, — произнес он после паузы. — Так случилось и в самый первый день. Нет, не тогда, когда я увидел вас впервые — ну, вы знаете… в тот день, когда я пригласил вас в кино.
— Пригласили? Нет, вы приказали мне пойти с вами в кино.
— О господи! Я приказал? Я приказал вам?! Да я дословно помню, что тогда произнес: «Выгоните из гаража машину, пока я переодеваюсь, и мы поедем в кино». Разве не так?
— Приблизительно так. Да это, в общем, не важно.
— А вы ответили, что не собираетесь ехать. И я отправился с Брегером и миссис Пауэлл. А через три минуты после нашего отъезда вы сели в универсал и поехали в кино. И все потому, что рассердились на форму…
— Я не рассердилась. Мне просто захотелось пойти в кино одной.
— Да нет, признайтесь, вам не понравилась форма моего приглашения, не так ли?
— Конечно, не понравилась. — Хитер теперь смотрела на него. — Но я не такая привередливая, как вам кажется. Просто для меня очевидно: поскольку вы мистер Данди-младший, то считаете, что я должна исполнять любую вашу прихоть. У меня же другие взгляды на это.
— Что? Вы серьезно?
— Конечно. Это же очевидно. Только не подумайте, ради всего святого, что я жалуюсь. Это меня нисколько не задело. Я отлично понимаю, что самонадеянное дитятко богатых родителей вроде вас зачастую не отдает себе отчета, что говорит.
— Самонадеянное! Господи!
— Вы и в самом деле не понимаете, что самонадеянны? Вы именно такой тип. Сынок босса. Такие водятся во всех лучших фирмах. Иногда мне кажется, что для них существует свод правил поведения, и вы неукоснительно этих правил придерживаетесь.
Стрекот кузнечиков и цикад постепенно стихал.
— Послушайте, — попытался переубедить девушку Росс, — это же курам на смех. Вы, наверное, разыгрываете меня. Возможно, я немного самонадеян в отношении своей работы… Но нет, даже в этом я не самонадеян, просто уверен, что в совершенстве овладел своей профессией. А что касается девушек… поверьте, я почти не интересовался ими. Сверстники в школе, бывало, даже поддразнивали меня, будто я стесняюсь девочек. Однажды, года четыре назад, я всерьез задумался, почему девушки не привлекают моего внимания. И пришел к заключению, что просто больше интересуюсь другими вещами. Конечно же изредка я танцевал с девушками и все такое прочее… Но знаете, все эти поцелуичики и другие штучки не слишком меня увлекли. Я даже объяснил это себе глубокой привязанностью к матери, но один мой приятель — единственный человек, с которым я поделился своими соображениями, — сказал, что вряд ли это так, в этом случае я был бы более эмоционален. Ну, как бы там ни было, у меня никогда не возникало желания поцеловать девушку, как это бывает у других парней, или потрогать их грудь… Так продолжалось до того дня, когда в кабинете — помните? — я наклонился и поцеловал вас в щеку.
И понял, что ничего подобного я еще не испытывал… — Он умолк на полуслове и вдруг воскликнул с изумлением: — Боже мой! Вы решили тогда, что я самонадеян!
Хитер промолчала.
— Возможно, я не прав, — продолжил Росс, — но вашу реакцию на тот поцелуй, должен признаться, воспринял болезненно. Неужели, подумалось мне, поцелуй в щеку свидетельствует о порочности? А вы, значит, решили, что я это сделал от излишней самонадеянности? Все совершенно не так. Я действовал инстинктивно, поддавшись порыву. Во всяком случае, больше я ничего подобного себе не позволял, даже объясниться с вами не сумел — вы постоянно лишали меня такой возможности. И тогда я ухватился за идею, которая показалась мне отличной. Вы сочли меня самонадеянным человеком, на самом деле самонадеянной была всего лишь идея.
Он замолчал.
— Какая идея? — спросила Хитер.
— Относительно пластинок с записями.
— Каких пластинок?
— Не начинайте все сначала, — простонал он. — Пожалуйста, не надо. Я не вправе вас в чем-либо упрекать. И все-таки мне нужно поговорить с вами, иначе бы я не…
— Ах, так вот о чем вы все время твердите.
— Не говорю, а хотел бы поговорить. Среди пластинок случайно могла оказаться одна, которую я просто обязан разыскать.
— Просмотрели ли вы коробки, в которых мы их храним?
Там ее нет. Она непомеченная. И может оказаться среди тех, которые хранятся у вас. Если вы ее прослушивали…
Хитер прервала его:
— Похоже, вы обманываетесь, будто я храню, точно драгоценные сокровища, непомеченные пластинки. Не знаю, как…
— Я не говорил, что они драгоценные. Я не говорил, что они — сокровище. Но вы, должно быть, куда-то их задевали. Дьявольщина! Ведь не съели же вы их! Прошу вас… пожалуйста! Неужели вы не понимаете, насколько неловко и унизительно это для меня? Я просто толком не могу объяснить вам…
— Сюда кто-то идет. Ваш отец и мистер Брегер, — перебила его Хитер.
За кустарником их видно не было, но, судя по голосам и звуку шагов, они подошли совсем близко.
Хитер поспешно поднялась, пожелала Россу доброй ночи и скрылась в доме. Росс, желая избежать пререканий с отцом, на цыпочках отошел в дальний угол террасы, в тень ветвей, примыкающих к ограде кустов. В этот момент двое мужчин ступили на каменные плиты площадки возле дома. Росс слышал, как открылась, а потом захлопнулась за ними входная дверь. Через четверть часа он тоже вошел в дом, с минуту постоял, прислушиваясь, у подножия лестницы. Ни звука не доносилось со второго этажа. Росс поднялся в свою комнату, и, когда заводил часы перед тем, как лечь в постель, они показывали пять минут второго.
Неутомимый оркестр кузнечиков все еще наигрывал, когда час сорок минут спустя машина, у которой были включены только подфарники, проползла по дороге перед домом, не свернув на подъездную аллею. Через четверть мили она остановилась, развернулась, снова миновала подъездную аллею, свернула на проселочную дорогу примерно в ста ярдах и остановилась.
Водитель выключил свет и мотор, вылез из машины и пешком отправился к дому, очертания которого с трудом можно было различить за деревьями. Из окон не пробивалось ни лучика света.
— Ну и дела, — пробормотал Хикс. — Сельская тишь да гладь.
Он свернул вслед за изгибом подъездной аллеи, не сомневаясь, что его тут же остановит полицейский патруль, но, никем не потревоженный, подошел к самому дому, обогнул его, достигнув кустарника, окаймлявшего боковую террасу. Он остановился на зеленой лужайке и задумчиво нахмурился. Что же теперь предпринять? Вернуться в машину, отправиться домой и завалиться спать? Достать карманный фонарик и поискать здесь еще один труп? Разбудить обитателей дома и сказать им, что он приехал проверить, живы ли они?
— Это же я, — пробормотал Хикс во тьме. — Во крови и плоти. Почему же, господи…
Он резко повернулся и затаил дыхание. Скрипнула дверь, и он узнал этот скрип, поскольку сам стал его виновником восемь часов назад, когда отворил кухонную дверь, до смерти перепугав миссис Пауэлл.
Скрип повторился. Хикс быстро и бесшумно прошел по траве к углу дома и, скрытый листвой дикого винограда, стал вглядываться в темноту. Через мгновение он отпрянул, прижался к стене и замер.
Женщина, одетая в длинный темный плащ, прошла мимо него так близко, что он без труда узнал Хитер Глэдд. Она, не таясь и не оглядываясь, быстро шла через лужайку к лесной тропе.
Хикс дождался, когда она скроется в лесу, и последовал за ней. Оглянись она, конечно же заметила бы его на открытой лужайке при свете звезд, но, судя по всему, она этого не сделала. Вскоре Хикс и сам углубился в лес и увидел примерно в тридцати ярдах впереди пляшущий на тропе луч карманного фонарика. Хикс увеличил дистанцию, убедившись, что девушка направляется в лабораторию. Все внимание он сконцентрировал на том, чтобы ничем не выдать своего присутствия.
Внезапно Хикс остановился, потому что луч фонарика перестал плясать на тропе и метнулся в сторону.
Сыщик сошел с тропинки, спрятался за стволом дерева, подумав, что девушка услышала подозрительный шум за спиной и теперь поворачивается, чтобы взглянуть, в чем дело. Но луч просто повернул направо и вновь вернулся на землю. Видимо, Хитер сошла с тропинки примерно там, где находился мостик. Хикс ускорил шаг и устремился вперед с меньшими предосторожностями, потому что уже отчетливо слышалось журчание ручья. И едва не перестарался: подойдя к мостику быстрее, чем предполагал, споткнулся о него и чуть не упал.
Хикс сошел с тропинки и, скрывшись за стволом дерева, стал наблюдать сыгранный спектакль, который разворачивался в двадцати шагах от него. Там, на берегу ручья, Хитер положила карманный фонарик на камень и сняла плащ. Луч света падал вниз, на бурлившую воду — не на нее, но ему было видно, что девушка сняла туфли или шлепанцы, оголила ноги, закатав штанины пижамы. Хикс задался идиотским вопросом: неужели он отмахал пятьдесят миль среди ночи лишь затем, чтобы подглядеть, как красивая длинноногая девушка переходит вброд ручей?
Но тут он увидел, что Хитер что-то прихватила с собой. Со своего места он не мог разглядеть, что именно, но, похоже, какой-то большой сверток. Девушка подняла с плоского камня фонарик и, держа его в одной руке, а сверток в другой, осторожно вошла в ручей, сделала в воде несколько шагов и низко нагнулась. Хитер стояла к нему спиной, поэтому он не мог видеть, что она делала руками. Но вот она выпрямилась и пошла по воде обратно к берегу. Вторая ее рука оказалась свободной.
Хикс сообразил, что стоит в неподходящем месте.
Дерево не очень толстое, а когда девушка пойдет обратно к тропе, луч света будет направлен прямо на него. Лучше всего было бы перейти по мостику на другую сторону ручья. Он, крадучись, двинулся к мостику и уже собирался взойти на него, как вдруг резко обернулся.
Вроде бы и не было никакого постороннего звука помимо плеска воды, но что-то его насторожило. Он успел сделать почти полный поворот, прежде чем на него обрушился удар. Хикс увидел, как прямо на него кто-то движется, и тут же свалился наземь.
Окна в конторе лабораторного здания зашторили, чтобы отгородиться от ночи. Поэтому концерт кузнечиков едва достигал слуха троих мужчин, собравшихся там примерно в полночь. Впрочем, судя по озабоченному выражению их лиц, они не обратили бы на него внимания в любом случае. Герман Брегер выглядел взвинченным, раздраженным, Росс Данди — упрямым и агрессивным, а Р.И. Данди едва сдерживался, чтобы не взорваться.
И в конце концов он взорвался. Оттолкнул в сторону проигрыватель, отодвинул стопку дисков и громыхнул по столу кулаком:
— Это же идиотская выходка! Я угрохал двадцать лет жизни, чтобы превратить наше предприятие в самое надежное и преуспевающее в стране, и что в итоге?
Вам это не нравится, не так ли? Господи, мне тоже! Но я повторяю и буду повторять без конца — моя собственная жена предает меня, и один из вас помогает ей в этом! Заткнитесь! И выкладывайте все начистоту!
Я не удивлюсь, если окажется, что вы оба замешаны в этом! Ничуть! Нисколечко не удивлюсь! Клянусь Господом, я разгоню всю администрацию на фабрике.
Прикрою это заведение и все начну сначала!
Он не мог унять нервную дрожь.
— Готов уволиться, — дрогнувшим голосом объявил Брегер. — Это единственное, что я могу сделать с достоинством. Подаю в отставку.
— И я тоже, — подхватил Росс. Его лицо побелело, взгляд остановился на отце. — Пожалуй, мать оказалась права: мне не стоило соглашаться работать у тебя. Мы оба должны были предвидеть такой исход. Но сегодня после обеда я сказал тебе… даже вспылив, ты не должен вести себя как ненормальный.
Данди встал, подошел к окну и остановился там спиной к собеседникам.
— Каждый человек время от времени срывается, — заметил Брегер. — Я же не позволю себе терять над собой контроль. Не срывался уже тридцать лет.
Единственное, что могу сделать, не потеряв уважения к себе, — это подать в отставку.
Наступила продолжительная тишина, нарушаемая лишь уличным оркестром, звуков которого присутствующие по-прежнему не слышали. Наконец Данди обернулся и посмотрел на собеседников.
— Факты — упрямая вещь, — хрипло произнес он.
Бергер покачал головой.
— Но не в науке, — заявил он. — Факт — это феномен, который наблюдается и регистрируется несовершенными инструментами.
Вздор! Подслушивающее устройство, может быть, и несовершенно, но оно не врет, как то делаете вы, или мой сын, или оба вместе. Я прослушал эту пластинку, слышал голос своей жены. И это — факт.
Брегер поджал губы.
— Я не стану раздражаться. Повторю то, что уже сказал. Мне ничего не известно об этой записи. Возможно, ваш сын и лжет об этом, не знаю. Любой мальчуган может на многое пойти ради своей матери. Но попытайтесь трезво взглянуть на вещи, Дик.
Я же не в таком положении, как он. Зачем мне делать такое?
— Точно не знаю, могу лишь догадываться. Однажды я слышал ваш разговор с моей женой.
— Я много раз разговаривал с вашей женой.
— Да, но в этот раз вам не было известно, что я нахожусь поблизости. Услышанное тогда отнюдь не возмутило меня, лишь позабавило. Подобные вещи никогда меня не задевали, потому что и другие мужчины находили мою жену привлекательной и желанной. Какого же дьявола обижаться? Но если вы спросите, какая у вас причина лгать ради нее или вступать с ней в сговор, чтобы заложить меня, то я отвечу, что могу догадаться. Я прямо спрашиваю вас, Герман, что вы затеваете?
Но первым отреагировал не Бергер, а Росс. Он порывисто поднялся и направился к двери:
— Я ухожу.
— Вы оба останетесь здесь, пока мы не разберемся со всем этим.
— Нет, я вас покидаю. И не скажу больше ни слова. — Подбородок Росса дрогнул. Он сжал челюсти и продолжил говорить сквозь зубы: — После обеда я умолчал об этом, а теперь скажу. Ты — мой отец, я отлично знаю тебя и думаю, что ты пытаешься избавиться от матери. Эта твоя пластинка с записью — фальшивка, ты сам все подстроил. Мне не хотелось говорить об этом. — И он вышел, оставив открытой дверь.
Данди бросился было за ним, но Брегер проявил удивительную живость, поймав его за руку и удержав.
— Дик, позволь ему уйти, — примирительно посоветовал Брегер. — Пусть молодой человек остынет.
Росс и в самом деле остыл — разгоряченное лицо остудила царившая под звездным небом прохлада, а остановившись на мостике над ручьем, он сбросил с себя и внезапно нахлынувшую раздражительность.
Со стороны могло показаться, будто он прислушивается к журчанию ручья, однако Росс ничего не слышал. Он думал об отце и матери. Всю жизнь душой он был ближе к матери, отдавал себе в этом отчет и не видел тут ничего противоестественного. Но теперь его мучило сомнение, сумеет ли он сохранить непредвзятое отношение к каждому из родителей при сложившихся обстоятельствах. Как разобраться во всем этом? Вновь и вновь анализировать факты? Но в течение последних дней он только этим и занимается, а результата никакого. Постепенно мысли Росса устремились в иное русло. Хитер любит этот ручей, подумал он, и снова услышал журчание воды.
Возможно, она лежит сейчас в кровати с открытыми глазами, или сидит на стуле, или ходит взад и вперед по комнате, горюя о своей погибшей сестре.
Росс миновал лес, вышел на лужайку возле дома и убедился, что Хитер занималась совсем не тем, чем он представлял себе. Она сидела на боковой террасе, в десяти шагах от нарисованного на полу силуэта своей погибшей сестры. Меловые линии явственно белели в свете звезд.
Росс свернул с тропинки, поднялся на террасу и подошел к Хитер. Она повернула голову на звук его шагов и, ничего не сказав, отвернулась.
— Мне хотелось бы поговорить с вами, — произнес он.
Девушка не ответила.
Росс пододвинул стул и сел справа от нее. В тусклом свете звезд ее профиль большинству наблюдателей показался бы неузнаваемым, но он явственно различал знакомые черты.
— Кто-нибудь из полицейских еще здесь? — спросил он.
— Думаю, что нет. — Она пошевелилась и опять замерла. — В доме — ни одного из них. Все машины разъехались.
— Полагаю, все они охотятся за Купером. Не знаю, что и сказать об этом. Боюсь ненароком вас обидеть, потому что не знаю, что вы думаете на сей счет. Не хочу задеть ваши чувства. Конечно, если именно он поступил так… в отношении вашей сестры…
— Он этого не делал.
Молодой человек удивленно уставился на нее.
— Но кто же, если не Купер? — воскликнул он и тут же торопливо добавил: — Простите, только я не вижу повода для сомнений. Больше ведь никого не было… Кто еще находился здесь?
— Здесь находились вы, ваш отец и миссис Пауэлл.
Росс продолжал глядеть на нее во все глаза.
— Бога ради! Подобную глупость слышу от вас впервые. Я? Мой отец?
— Я часто говорю глупости. — Хитер подвинулась на стуле. — Вы спросили, кто еще находился здесь, и я вам ответила. Вы были на втором этаже, когда миссис Пауэлл поехала в деревню за покупками. Она отсутствовала около часа. От дороги недалеко — в дом мог зайти кто угодно.
— Но, Святые Небеса… — Росс не скрывал изумления.
— Давайте оставим эту тему, — перебила его Хитер. — Просто не могу думать об этом. Голова идет кругом.
— Простите, что я назвал вас глупой. У меня дурная привычка…
— Да ладно. Я действительно глупая, как вы уже справедливо отмечали и раньше.
— Вы неверно меня поняли. Это было общее замечание, оно касалось всех несведущих людей, которые пытаются рассуждать о науке.
— Не имеет значения. Я давно забыла об этом.
Росс открыл было рот, чтобы возразить, и неожиданно для самого себя закрыл его, так ничего и не сказав. Этот нелогичный поступок ознаменовал для него конец одной эпохи и начало другой. Это была безоговорочная победа физического над умственным.
Физическое состояло из частичек плоти и костей, которые весили сто девятнадцать фунтов и отличались от других частиц не своей химической формулой, а совершенно ненаучным названием «Хитер Глэдд». И разум молодого человека на сей раз отверг логику. Он открыл рот, чтобы высказать безупречное замечание по поводу ее неуместного упоминания о некогда сделанном им обобщении, которое она исказила да еще объявила, что давным-давно забыла об этом. Но так и не проронил ни слова.
Впрочем, Россу и в голову не пришло столь глубоко анализировать это обстоятельство.
— Я всегда не с того боку подхожу к вам, — произнес он после паузы. — Так случилось и в самый первый день. Нет, не тогда, когда я увидел вас впервые — ну, вы знаете… в тот день, когда я пригласил вас в кино.
— Пригласили? Нет, вы приказали мне пойти с вами в кино.
— О господи! Я приказал? Я приказал вам?! Да я дословно помню, что тогда произнес: «Выгоните из гаража машину, пока я переодеваюсь, и мы поедем в кино». Разве не так?
— Приблизительно так. Да это, в общем, не важно.
— А вы ответили, что не собираетесь ехать. И я отправился с Брегером и миссис Пауэлл. А через три минуты после нашего отъезда вы сели в универсал и поехали в кино. И все потому, что рассердились на форму…
— Я не рассердилась. Мне просто захотелось пойти в кино одной.
— Да нет, признайтесь, вам не понравилась форма моего приглашения, не так ли?
— Конечно, не понравилась. — Хитер теперь смотрела на него. — Но я не такая привередливая, как вам кажется. Просто для меня очевидно: поскольку вы мистер Данди-младший, то считаете, что я должна исполнять любую вашу прихоть. У меня же другие взгляды на это.
— Что? Вы серьезно?
— Конечно. Это же очевидно. Только не подумайте, ради всего святого, что я жалуюсь. Это меня нисколько не задело. Я отлично понимаю, что самонадеянное дитятко богатых родителей вроде вас зачастую не отдает себе отчета, что говорит.
— Самонадеянное! Господи!
— Вы и в самом деле не понимаете, что самонадеянны? Вы именно такой тип. Сынок босса. Такие водятся во всех лучших фирмах. Иногда мне кажется, что для них существует свод правил поведения, и вы неукоснительно этих правил придерживаетесь.
Стрекот кузнечиков и цикад постепенно стихал.
— Послушайте, — попытался переубедить девушку Росс, — это же курам на смех. Вы, наверное, разыгрываете меня. Возможно, я немного самонадеян в отношении своей работы… Но нет, даже в этом я не самонадеян, просто уверен, что в совершенстве овладел своей профессией. А что касается девушек… поверьте, я почти не интересовался ими. Сверстники в школе, бывало, даже поддразнивали меня, будто я стесняюсь девочек. Однажды, года четыре назад, я всерьез задумался, почему девушки не привлекают моего внимания. И пришел к заключению, что просто больше интересуюсь другими вещами. Конечно же изредка я танцевал с девушками и все такое прочее… Но знаете, все эти поцелуичики и другие штучки не слишком меня увлекли. Я даже объяснил это себе глубокой привязанностью к матери, но один мой приятель — единственный человек, с которым я поделился своими соображениями, — сказал, что вряд ли это так, в этом случае я был бы более эмоционален. Ну, как бы там ни было, у меня никогда не возникало желания поцеловать девушку, как это бывает у других парней, или потрогать их грудь… Так продолжалось до того дня, когда в кабинете — помните? — я наклонился и поцеловал вас в щеку.
И понял, что ничего подобного я еще не испытывал… — Он умолк на полуслове и вдруг воскликнул с изумлением: — Боже мой! Вы решили тогда, что я самонадеян!
Хитер промолчала.
— Возможно, я не прав, — продолжил Росс, — но вашу реакцию на тот поцелуй, должен признаться, воспринял болезненно. Неужели, подумалось мне, поцелуй в щеку свидетельствует о порочности? А вы, значит, решили, что я это сделал от излишней самонадеянности? Все совершенно не так. Я действовал инстинктивно, поддавшись порыву. Во всяком случае, больше я ничего подобного себе не позволял, даже объясниться с вами не сумел — вы постоянно лишали меня такой возможности. И тогда я ухватился за идею, которая показалась мне отличной. Вы сочли меня самонадеянным человеком, на самом деле самонадеянной была всего лишь идея.
Он замолчал.
— Какая идея? — спросила Хитер.
— Относительно пластинок с записями.
— Каких пластинок?
— Не начинайте все сначала, — простонал он. — Пожалуйста, не надо. Я не вправе вас в чем-либо упрекать. И все-таки мне нужно поговорить с вами, иначе бы я не…
— Ах, так вот о чем вы все время твердите.
— Не говорю, а хотел бы поговорить. Среди пластинок случайно могла оказаться одна, которую я просто обязан разыскать.
— Просмотрели ли вы коробки, в которых мы их храним?
Там ее нет. Она непомеченная. И может оказаться среди тех, которые хранятся у вас. Если вы ее прослушивали…
Хитер прервала его:
— Похоже, вы обманываетесь, будто я храню, точно драгоценные сокровища, непомеченные пластинки. Не знаю, как…
— Я не говорил, что они драгоценные. Я не говорил, что они — сокровище. Но вы, должно быть, куда-то их задевали. Дьявольщина! Ведь не съели же вы их! Прошу вас… пожалуйста! Неужели вы не понимаете, насколько неловко и унизительно это для меня? Я просто толком не могу объяснить вам…
— Сюда кто-то идет. Ваш отец и мистер Брегер, — перебила его Хитер.
За кустарником их видно не было, но, судя по голосам и звуку шагов, они подошли совсем близко.
Хитер поспешно поднялась, пожелала Россу доброй ночи и скрылась в доме. Росс, желая избежать пререканий с отцом, на цыпочках отошел в дальний угол террасы, в тень ветвей, примыкающих к ограде кустов. В этот момент двое мужчин ступили на каменные плиты площадки возле дома. Росс слышал, как открылась, а потом захлопнулась за ними входная дверь. Через четверть часа он тоже вошел в дом, с минуту постоял, прислушиваясь, у подножия лестницы. Ни звука не доносилось со второго этажа. Росс поднялся в свою комнату, и, когда заводил часы перед тем, как лечь в постель, они показывали пять минут второго.
Неутомимый оркестр кузнечиков все еще наигрывал, когда час сорок минут спустя машина, у которой были включены только подфарники, проползла по дороге перед домом, не свернув на подъездную аллею. Через четверть мили она остановилась, развернулась, снова миновала подъездную аллею, свернула на проселочную дорогу примерно в ста ярдах и остановилась.
Водитель выключил свет и мотор, вылез из машины и пешком отправился к дому, очертания которого с трудом можно было различить за деревьями. Из окон не пробивалось ни лучика света.
— Ну и дела, — пробормотал Хикс. — Сельская тишь да гладь.
Он свернул вслед за изгибом подъездной аллеи, не сомневаясь, что его тут же остановит полицейский патруль, но, никем не потревоженный, подошел к самому дому, обогнул его, достигнув кустарника, окаймлявшего боковую террасу. Он остановился на зеленой лужайке и задумчиво нахмурился. Что же теперь предпринять? Вернуться в машину, отправиться домой и завалиться спать? Достать карманный фонарик и поискать здесь еще один труп? Разбудить обитателей дома и сказать им, что он приехал проверить, живы ли они?
— Это же я, — пробормотал Хикс во тьме. — Во крови и плоти. Почему же, господи…
Он резко повернулся и затаил дыхание. Скрипнула дверь, и он узнал этот скрип, поскольку сам стал его виновником восемь часов назад, когда отворил кухонную дверь, до смерти перепугав миссис Пауэлл.
Скрип повторился. Хикс быстро и бесшумно прошел по траве к углу дома и, скрытый листвой дикого винограда, стал вглядываться в темноту. Через мгновение он отпрянул, прижался к стене и замер.
Женщина, одетая в длинный темный плащ, прошла мимо него так близко, что он без труда узнал Хитер Глэдд. Она, не таясь и не оглядываясь, быстро шла через лужайку к лесной тропе.
Хикс дождался, когда она скроется в лесу, и последовал за ней. Оглянись она, конечно же заметила бы его на открытой лужайке при свете звезд, но, судя по всему, она этого не сделала. Вскоре Хикс и сам углубился в лес и увидел примерно в тридцати ярдах впереди пляшущий на тропе луч карманного фонарика. Хикс увеличил дистанцию, убедившись, что девушка направляется в лабораторию. Все внимание он сконцентрировал на том, чтобы ничем не выдать своего присутствия.
Внезапно Хикс остановился, потому что луч фонарика перестал плясать на тропе и метнулся в сторону.
Сыщик сошел с тропинки, спрятался за стволом дерева, подумав, что девушка услышала подозрительный шум за спиной и теперь поворачивается, чтобы взглянуть, в чем дело. Но луч просто повернул направо и вновь вернулся на землю. Видимо, Хитер сошла с тропинки примерно там, где находился мостик. Хикс ускорил шаг и устремился вперед с меньшими предосторожностями, потому что уже отчетливо слышалось журчание ручья. И едва не перестарался: подойдя к мостику быстрее, чем предполагал, споткнулся о него и чуть не упал.
Хикс сошел с тропинки и, скрывшись за стволом дерева, стал наблюдать сыгранный спектакль, который разворачивался в двадцати шагах от него. Там, на берегу ручья, Хитер положила карманный фонарик на камень и сняла плащ. Луч света падал вниз, на бурлившую воду — не на нее, но ему было видно, что девушка сняла туфли или шлепанцы, оголила ноги, закатав штанины пижамы. Хикс задался идиотским вопросом: неужели он отмахал пятьдесят миль среди ночи лишь затем, чтобы подглядеть, как красивая длинноногая девушка переходит вброд ручей?
Но тут он увидел, что Хитер что-то прихватила с собой. Со своего места он не мог разглядеть, что именно, но, похоже, какой-то большой сверток. Девушка подняла с плоского камня фонарик и, держа его в одной руке, а сверток в другой, осторожно вошла в ручей, сделала в воде несколько шагов и низко нагнулась. Хитер стояла к нему спиной, поэтому он не мог видеть, что она делала руками. Но вот она выпрямилась и пошла по воде обратно к берегу. Вторая ее рука оказалась свободной.
Хикс сообразил, что стоит в неподходящем месте.
Дерево не очень толстое, а когда девушка пойдет обратно к тропе, луч света будет направлен прямо на него. Лучше всего было бы перейти по мостику на другую сторону ручья. Он, крадучись, двинулся к мостику и уже собирался взойти на него, как вдруг резко обернулся.
Вроде бы и не было никакого постороннего звука помимо плеска воды, но что-то его насторожило. Он успел сделать почти полный поворот, прежде чем на него обрушился удар. Хикс увидел, как прямо на него кто-то движется, и тут же свалился наземь.
Глава 11
Ударом деревянной дубинки по голове можно убить человека, во всяком случае, трещина на черепе будет обеспечена. Однако сове, примостившейся на ветке, ночная сценка, разыгравшаяся после нападения на Хикса, могла бы скорее показаться фарсом, нежели трагедией. Не раздалось ни стона, ни вопля.