Страница:
Именно Свод Законов и смущал Джорима больше всего. Когда Нойана упоминала какое-либо высказывание Теткомхоя, Джорим с лёгкостью продолжал его, как Йезол смог бы продолжить любое из наставлений Урмира. Она восприняла осведомлённость картографа, как подтверждение его божественной сущности, он же мучительно размышлял над открывшимися ему новыми страницами истории.
Джорим вздохнул. Шимик захихикал. Эту раздражающую привычку он перенял у местных детей, толпами собиравшихся вокруг него. Джорим хмуро посмотрел на фенна.
— Не очень-то ты мне помогаешь.
Шимик округлил глаза и улыбнулся, показав свои зубы. Это совершенно не напоминало раскаяние.
— Горе-горе, плохо!
Джорим рыкнул на него. Он пытался объяснить Нойане, что он не бог, в нём вообще нет ничего божественного, но она неизменно указывала на Шимика, как на очевидное подтверждение своих слов. Аменцутли никогда не слышали о феннах, так что появление Шимика само по себе означало для них, что Джорим — не обычный человек. К тому же фенн быстро усвоил, что драконов здесь очень почитают, и его мех по расцветке начал напоминать змеиную кожу. После этого ни у кого не оставалось сомнений в его божественности.
Конечно, Джорим находил и привлекательные стороны в том, что его считали богом. Кое-где в Уммуммораре его тоже почитали, в особенности после того, как он убил много вируков. Ему оказывали знаки внимания, его радостно приветствовали, предлагали женщин, чтобы они родили от него достойных сыновей, которые тоже могли бы стать отважными воинами. Он отказывался; ему нужны были приключения, а не власть.
С Аменцутлями дело обстояло гораздо хуже. Они определённо ждали от Джорима каких-то действий. Они ждали, что он спасёт умирающий мир. Только он, по их мнению, мог помочь пережить сентенко. Теперь племени снова угрожала та же опасность, что и четырнадцать веков назад: нападение отвратительных земноводных тварей. Они не знали, как остановить захватчиков, и уповали лишь на помощь Теткомхоа.
— Владыка Теткомхоа, простите меня.
Нойана говорила тихо, но её голос без труда заполнил помещение. Джорим почувствовал, как на душе светлеет, а мрачные мысли постепенно рассеиваются. Она оставалась верна своим убеждениям и продолжала верить в него, как бы он ни старался её разубедить. Она рассказала о страшных предзнаменованиях появления седьмого бога — или десятого, поскольку некоторые боги Аменцутлей обладали тройственной природой. Джорим плохо понимал, о чём идёт речь, но мысль, что Келес разобрался бы со всем этим за мгновение, заставила его сосредоточиться и вникнуть в суть рассказа.
Он обернулся и, протянув руку, почесал Шимика за ухом.
— Встань, Нойана. Я не хочу, чтобы ты стояла передо мной на коленях, даже на одном колене.
— Как пожелаете, господин мой. — Черноволосая женщина медленно выпрямилась. Дыхание её все ещё оставалось неровным после долгого подъёма на пирамиду. — Я пришла сказать, что Мозойанская орда уже здесь.
— Они пришли с северо-востока? Как мы и предполагали?
— Как вы и предсказывали, господин.
— Все готово для обороны?
— Все сделано согласно вашим распоряжениям, господин.
Джорим кивнул и подхватил Шимика на руки.
— Очень хорошо. Зовите людей.
Нойана кивнула и, подняв голову, посмотрела ему в лицо. Он увидел страх в её тёмных глазах и на мгновение испугался, что она боится его.
— Господин, вы должны это увидеть. Они наступают, словно туман.
Он кивнул и вслед за ней поднялся на плоскую крышу пирамиды. Посмотрев на северо-восток, он увидел, как тысячи и тысячи существ появляются из джунглей и заполоняют поля. У них не было ни знамён, ни флагов, ничего, что выдавало бы их организованность. Джорим не видел всадников, указывавших направление. Его обнадёжило отсутствие чудовищ и великанов в рядах противника; впрочем, огромная орда создании ростом не больше ребёнка всё равно казалась зловещей.
Племя Мозойан — не варвары вроде турасиндцев, как полагал Джорим. Слово «Мозойан» означало не «чужеземцы», а «пришедшие из ниоткуда». Аменцутли не знали, откуда они явились, но беженцы из северного города Айаяна говорили, что существа выбрались из моря, как выходят черепахи, чтобы отложить яйца.
По просьбе Джорима Зихуа отправился в море на одном из наленирских кораблей, добрался до мест, где прошли рептилии, и привёз в Немехиан мёртвые тела. Ему не пришлось убивать их, он просто собрал трупы. Зихуа предоставил тела в распоряжение Джорима два дня назад; Джорим и учёные с «Волка Бури» уже успели вскрыть их и внимательно изучить.
Джорим сразу понял, что это не морские дьяволы. Но определённое сходство присутствовало. У этих существ на шее имелись недоразвитые жаберные щели; лишённая чешуи, их кожа напоминала акулью. Морды были шире, чем у морских дьяволов; во рту обнаружились многочисленные острые зубы; так же, как у акул, за первым рядом зубов располагалось несколько внутренних — на случай утери внешнего. На руках и ногах сохранились перепонки; ноги были лучше приспособлены к передвижению по суше, чем у морских дьяволов.
Эти создания выглядели так, словно находились с морскими дьяволами в отдалённом родстве; как будто те скрестились с акулами и гигантскими лягушками. Свидетели утверждали, что твари способны невероятно высоко прыгать; теперь Джорим убедился в этом, наблюдая, как они появляются на опушке леса. Их пальцы оканчивались когтями, но без яда, как показали опыты над мелкими животными. А вот укусы оставляли мучительно болевшие раны. Они использовали оружие — если можно так назвать простые камни и палки. Никаких доспехов эти существа не носили. Их сила заключалась в количестве.
Джорима поразило сходство с созданиями из его детских кошмаров. Ему было два года, когда Рин Антураси не вернулся из плавания. При нем взрослые старались не обсуждать смерть отца, но смышлёный мальчик догадался о многом из недоговорённого.
И ему начали сниться кошмары.
Он продолжал видеть их, пока не вырос. Мать, как могла, успокаивала, пока он был маленьким. Она выслушивала его бессвязное бормотание, словно откровение; она ложилась вместе с ним и крепко обнимала, пока ему не удавалось заснуть. Позже он просыпался в своей постели, обливаясь холодным потом, и беспокойно ворочался, молясь, чтобы поскорее наступил рассвет.
Наконец он рассказал о кошмарах Келесу. Когда ему было десять лет, он однажды заснул в саду в крепости Антураси и проснулся в полнейшем ужасе оттого, что лягушка языком слизнула сидящую на его щеке муху. Когда Келес перестал смеяться над испугом по такому ничтожному поводу, Джорим объяснил, чего боится. Келес повёл себя так, как и должен вести себя старший брат.
— Джорим, ты силён и проворен, а они — всего лишь какие-то земноводные. Они приспособлены, чтобы жить в воде. На суше ты их превосходишь. А они? Они не выдержат на земле долго. — Келес взъерошил волосы на голове Джорима. — Постарайся, и ты их победишь. Ты победишь во сне, и они больше не побеспокоят тебя, Джорим.
Ты ошибался, Келес, они здесь, и очень меня беспокоят.
Он пробормотал это вслух.
— Прошу прощения, мой господин?
Джорим, улыбаясь, повернулся.
— Все в порядке, Нойана. Я разговаривал с братом.
— Понимаю. — Её голос выдавал мысли; она согласилась исключительно из вежливости. Нойана знала, что у Джорима есть брат, но знала и то, что у Теткомхоа не было божественного брата. Все это знали. Раз брат Джорима был смертным, он не мог услышать его слов. Что ж, привычка разговаривать с собой была ещё одной странностью божества. Нойана приняла и это.
— Нойана, послушай. — Джорим указал на ясно различимые с их наблюдательной площадки траншеи, шедшие с северо-запада, где кончался лес, на юго-восток, к подножию скал. — Мы с моими помощниками постарались продумать оборону как можно лучше. Ваши воины будут достойно сражаться, и я уверен, что майкана сделают все от них зависящее, чтобы удержать вокруг города оквиви. Но мы всё равно не уверены в победе.
Она улыбнулась своей необыкновенной улыбкой, и Джориму захотелось взять её лицо в свои ладони и целовать, не думая ни о чём. Её вера в него, казалось, была непоколебима, и когда она смотрела на него вот так, Джориму не хотелось её разубеждать.
— Все будет, как вы повелели, господин.
Далеко внизу протрубил рог; люди, все ещё остававшиеся в долине, — кроме солдат, — поспешили к дороге и начали подниматься на плато. Последние из уходивших подожгли опустевшие дома. Бриз относил дым в сторону подступавшей орды; Джорим надеялся, что это повредит жабрам и лёгким амфибий.
Первые из пришельцев уже приближались к брустверам. Рвы появились в долине накануне. Они были созданы при помощи магии майкана. Маги работали ночью. По двум причинам: чтобы вражеские лазутчики не заметили их, и чтобы жителей Немехиана не устрашило их могущество. Майкана могли бы вышвырнуть орду Мозойан обратно в море, или, возможно, даже закинуть их на вершины Ледяных гор. Но они никогда не стали бы этого делать. Война была делом касты воинов; отняв у них право на битву, майкана разрушили бы общество Аменцутлей.
У воинов было достаточно времени, чтобы подготовиться к атаке. Дно траншей и брустверы они утыкали острыми кольями. Но главное — воины изучили поле предстоящей битвы и хорошо знали ориентиры. Миновав их, амфибии окажутся на расстоянии полёта копья. Серая мгла медленно заполняла долину, и солдаты обрушили на тварей град копий и дротиков. Воины использовали утяжелённые на концах шесты, и это позволяло им метать снаряды гораздо дальше.
Наконечники копий из вулканического стекла прошивали насквозь тела Мозойан. Те хватались руками за древки и валились наземь, чтобы вскоре быть затоптанными собственными сородичами. Ливень дротиков скашивал ряды амфибий. Темно-красная кровь струилась по серой плоти сбитых с ног тварей.
Но на место павших тут же заступали другие. Джорима поражало самообладание и сноровка воинов Аменцутль. Если бы амфибиям удалось прорваться за линию обороны, они мгновенно заполонили бы всю долину. Воины с северо-восточной стороны смогли бы укрыться в лесу, но вряд ли бы спаслись. Часть тварей наверняка вернулась бы в джунгли в поисках свежего мяса. Воины, находившиеся возле подножия скалы, попытались бы помешать орде прорваться наверх, но и они в конце концов пали бы под натиском бесчисленных врагов.
Защитники не могли этого допустить. К солдатам на юго-востоке, у которых кончались снаряды, уже спешила подмога. Часть воинов продолжала метать копья; остальные забирались на брустверы, чтобы отразить атаку первых Мозойан. Многие из тварей срывались с укреплений; колья пронзали их с отвратительным хлюпаньем, и они повисали на стенах. Успевших забраться на самый верх сражали дротики, и они падали в траншеи, где их ждала смерть. Перепрыгнувших через ров постигала та же участь, просто немного позже: удар палицей с каменным навершием убивал не хуже стального лезвия. Зихуа швырнул в яму одного из нападавших. Чудовищные лягушки приземлялись за его спиной, но и им не удавалось уйти от оружия воинов Аменцутль.
Их было слишком много. Окровавленные серые тела умирающих амфибий доверху заполнили рвы. Сплошная масса плоти грозила накрыть брустверы вместе с кольями. После этого тварям ничего не стоило бы пройти прямо по телам погибших через все укрепления. Воины отбили бы первую атаку, насилу — вторую, но в этой изматывающей битве победа не досталась бы Аменцутлям.
Джорим посмотрел вниз. Там, на верхних ступенях лестницы, ждал матрос с одного из кораблей. Джорим кивнул.
— Пожалуйста, подайте первый сигнал!
Моряк поднёс к губам рог, и над долиной разнёсся низкий, утробный звук. В скалах заметалось эхо. Внизу, на краю плато, наленирские солдаты выступили вперёд и подняли луки. Они выстрелили одновременно. Сотни стрел свистели в воздухе и пронзали тела амфибий. Лучники намеренно целились в ближайших к основанию плато тварей; линия атаки сузилась, и у Аменцутлей появилось время, чтобы перераспределить силы.
Джорим кивнул.
— Что ж, вот и подмога. Но достаточно ли её?
Нойана вновь улыбнулась.
— Господин, вы задаёте вопрос, ответ на который вам уже известен.
— Хорошо бы так.
Он нагнулся, поставив Шимика на пол, а потом указал на сигнального.
— Иди, скажи ему.
Фенн оживился.
— Два-а?
— Два.
Шимик скатился по лестнице, перепрыгивая разом через три ступеньки. Подбежав к матросу, он с восторгом закричал:
— Два-а, два-аа, два-ааа!
Сигнальный улыбнулся фенну и снова поднял рог. На этот раз звук был прерывистым; одна и та же короткая мелодия повторялась вновь и вновь, словно вторя крикам Шимика.
Джорим посмотрел на Нойану.
— Возможно, и этого будет недостаточно для победы. Но это лучшее, что мы можем сделать.
Глава пятьдесят шестая
Страх усиливало ощущение беспомощности. Моравен не мог вспомнить, как ни старался, почему эти чувства кажутся такими знакомыми, почему даже охвативший его ужас не внове. Воспоминания ускользали; ответ на все вопросы казался дразняще близким, но не давался в руки. У этого мучения нет ни формы, ни содержания. Мне не с чем сражаться. Я бессилен.
Все началось, когда они покинули Опаслиноти. Они миновали долину и оказались на пороге Иксилла. До магической завесы Моравену удавалось держать себя в руках; он был взволнован, но держался. Грубая ткань защитной одежды натирала кожу, и точно так же что-то саднило внутри. После того как тавам эйзар сомкнулся за их спинами, ощущение превратилось в пытку.
Он наблюдал за попутчиками, и это немного отвлекало его. Рекарафи оказался не самым необычным путником среди направлявшихся в Иксилл. Люди, которых они преследовали, опережали. Однако Келес считал, что те знают об этих землях не больше, чем он. Бывалые таумстонеры говорили, что после такого свирепого шторма местность наверняка полностью изменилась, так что всем предстояло увидеть совершенно новые места.
Опасности подстерегали их на каждом шагу. Некоторым не повезло больше других. То там, то тут над плоскогорьем поднимались в воздух небольшие смерчи, похожие на «песчаных дьяволов», иногда появлявшихся на землях Девяти. Один из них превратил всадника в огненный столб. Настигший другого смерч оставил после себя скопление жуков, ещё несколько часов сохраняя форму человека; насекомые продержались бы вместе и дольше, если бы не чьё-то дружеское похлопывание по подобию спины. Но Моравен не сомневался, что позже разрозненные жуки снова воссоединятся.
Если только их не расшвыряет следующий шторм.
Довольно быстро толпа путников рассредоточилась, словно жуки. Келес повёл товарищей на северо-восток. В этом был определённый смысл, на северо-восток в древности вёл Путь Пряностей. Правда, на первый взгляд, от него ничего не осталось. Они оказались среди бесконечных нагромождений крутых холмов. Единственное достоинство этой местности — пещеры, достаточно просторные для того, чтобы вместить всю компанию вместе с лошадьми. Их давешние попутчики советовали в случае шторма искать подземное убежище. Магические бури передвигали скалы, но редко проникали под землю.
Эта земля была искалечена магией. Тут и там лежали огромные валуны, вырванные из породы. Поверхность их была гладкой, словно щека младенца. Листья на деревьях кровоточили, истекая не смолой, а настоящей кровью; ветви обвивались вокруг птиц, ловили и пожирали. Растения появлялись из-под земли, расцветали и умирали в течение одного-единственного часа. Странные цветы невероятных расцветок, покрытые полосами и пятнами, напоминавшими разводы масла на воде, можно было бы назвать красивыми, если бы не исходивший от них отвратительный запах болотного газа или гниющего мяса.
Иксилл отнюдь не убивал все живое. Обнажённые штормом склоны на глазах покрывались пышной растительностью; путникам попадались огромные колонии насекомых. Жизнь так и кипела. Рекарафи нашёл огромную муравьиную кучу, напоминавшую вулкан; потоки жёлтых муравьёв струились по её склонам, словно лава. Вирук сказал, что эти насекомые вымерли сотни лет тому назад. Они считались изысканным кушаньем в Вирукадине; впрочем, желающих остановиться и попробовать деликатес не нашлось.
Такие вещи не пугали Моравена. Напротив, они позволяли ему хотя бы частично вернуть утраченное чувство реальности. Его не удивило, что после шторма неожиданно появились вымершие насекомые. Его преследовало навязчивое ощущение, что он находится не только непонятно где, но и непонятно когда. Казалось, местность меняется и принимает новые формы, подстраиваясь под их мысли. Моравен видел очертания того, что Рекарафи назвал муравьиной кучей, но она стала ею только после его слов, и насекомые появились лишь тогда, когда вирук указал на них остальным.
Они увидели бы то же, что и я, если бы я указал на это первым?
Моравен поёжился. Он сам толком не понимал, что именно видел, но его не покидало чувство, что всё это происходит с ним не в первый раз. Воспоминания возвращались из неведомой бездны, процарапывая путь к его душе. Почти явственно слышимый скрежет их когтей пронизывал его страхом.
Где мы? Внутри у него ворочался ком. Когда мы?
Уже три дня они провели в бесплодных поисках древних захоронений или следов Пряного Пути. Им попадалось множество пещер, некоторые явно были обитаемыми, но они не нашли даже ни одной вирукианской могилы, не обнаружили и подземелий с останками славных имперских воинов. Конечно, Моравен точно не знал, как должно выглядеть такое захоронение, но его обескураживало полное отсутствие хоть чего-нибудь, пережившего Катаклизм.
Если бы я только знал, что мы ищем, я бы нашёл.
Хуже того, они потеряли след обогнавших их бандитов. Келес решил повернуть на северо-восток, потому что верил в правдивость историй и легенд, вроде описанных в книге Амениса Дукао. Дорога на северо-восток когда-то была стратегически важной трассой. Здесь располагались аванпосты Империи. Кирса могла рассчитывать на больший успех, решив оттеснить турасиндцев в этом направлении. Но разбойники, похоже, отправились другим путём. Возможно, бандитам было известно что-то, чего не знал их преследователи. Может быть, они направлялись прямо к искомому погребению, в то время как Келес с товарищами слепо блуждали вокруг?
Путешествие измотало всех; передвижение по Иксиллу давалось нелегко. Рекарафи почти перестал спать; Кирас стал ещё раздражительнее и тоже страдал от бессонницы. Тайрисса не слишком отличалась от него. Келес же, казалось, излечился от своей загадочной болезни, головная боль больше не мучила его, однако силы возвращались очень медленно. Боросан все время молчал, что было совершенно ему не свойственно, и занимался исключительно своими джианриготами. Он бесконечно подправлял что-то внутри мышеловов и нового танатона — номера Пятого. По его задумке, они должны были охранять путников. Но даже машины вели себя странно: те, что поменьше, забирались на спину большего джианригота, трусившего рысцой между лошадьми.
Все были напряжены, словно чего-то ждали. Моравен тоже ждал. Но он отличался от прочих. Остальные оказались перед лицом неведомого, а, возможно, и непостижимого. Но он-то знал, что ждёт впереди; знал, но не мог выразить словами. Воина мучили дурные предчувствия; то, что таилось в грядущем, поджидало его.
Но что меня ждёт?
На исходе третьего дня над ними слишком рано сгустилась темнота. В этих северных землях сумерки наступали поздно. Путники спустились с каких-то холмов и оказались на дне плоского котлована с сухой, растрескавшейся землёй. Похоже, когда-то здесь было озеро. Вдалеке, на расстоянии около мили, виднелся обрывистый утёс, уже почти скрывшийся в густой тени. Закатное солнце светило Моравену в глаза; тем не менее, он заметил промелькнувший среди скал отблеск, словно кто-то сигналил зеркалом. Он махнул рукой в ту сторону; оказалось, что и Кирас, и Тайрисса тоже видели свет.
Действительно видели или моё движение заставило их поверить в это?
Ни Келес, ни Боросан не обратили внимания на странные блики. Они оба внимательно рассматривали прибор для измерения уровней магической энергии. Когда Моравен указал на северо-запад, Келес как раз развернулся в седле и махнул рукой на северо-восток.
— Вы правы, Боросан, он приближается. Сюда идёт шторм, и достаточно сильный.
Моравен обернулся и увидел сквозь тонкую ткань, закрывавшую глаза, на что указывал Келес. И до этого они замечали бушевавшие вдалеке бури. Но сейчас гроза шла прямо на них. Багровые тучи закручивались по спирали чудовищной воронкой, затягивая все на своём пути. Смерч пронизывали кровавые сполохи, наружу вырывались чёрные молнии. Загрохотал гром, и Моравен почувствовал, как дрожь передаётся его телу. Кирас застонал, и Моравен поспешил к ученику, чтобы поддержать его в седле.
Келес бросил взгляд на Кираса.
— Нужно найти укрытие.
Тайрисса указала на скалы.
— Мы увидели там свет. Вот он снова, видите? Ещё одна вспышка.
Картограф кивнул.
— Это уж точно не отражение молнии. Едем. Думаю, мы успеем до начала шторма.
Они пришпорили лошадей, хотя сквозь толстые защитные попоны животные почти не чувствовали уколов; впрочем, их и не надо было особенно подгонять. Они сами спешили спастись от надвигавшейся бури. К счастью, местность оказалась совершенно плоской и ровной, и кони легко преодолели расстояние до скал.
Моравен, как мог, отгонял собственные страхи, пытаясь помочь Кирасу удержаться в седле. Но шторм приближался; завывания ветра становились все громче, накатывали волны невыносимого жара. Моравен боролся с желанием сорвать с себя тяжёлую, тёплую одежду. Ткань, пропитанная таумстоном, начала светиться. Лошади галопом неслись по равнине, одеяния путников развевались; они видели, как мерцают серебристо-голубым светом скальные выступы и вершины холмов по сторонам, тени в ущельях переливались фиолетовым.
Если шторм настигнет, они погибнут. Сомневаться не приходилось. Но Моравена пугала не возможность близкой смерти, а нечто другое. Из глубин его души поднималось что-то ужасающее, нечеловеческое. Отвратительное существо ворочалось, источая запах разложения. На нем были лязгающие доспехи и маска. Боевая маска с чертами дракона. Чудовище разевало рот, обнажая острые зубы, и из горла вырывался низкий, зловещий смех, переходивший в вой ветра…
Стуку копыт по высохшей земле вторили раскаты грома. В ярком свете багрового пламени стала видна дорога среди скал. Не слишком широкая, не очень крутая, тропа поднималась наискось и вела к тёмному провалу, достаточно высокому, чтобы не пришлось слезать с лошадей. Боросан добрался первым. Рекарафи свернул направо и принялся рассматривать скалу, кружа возле входа пока внутрь заходили лошади и вслед за ними вбежал танатон.
Моравен пригнулся, въезжая в пещеру, и соскочил с седла. Кирас обмяк, сидя на лошади, но пока держался. Прежде чем он начал соскальзывать, Келес и Моравен подхватили его и мягко опустили на землю. Тайрисса собрала лошадей и отвела их поглубже. Стук копыт отдавался гулким эхом под сводами. Моравен откинул с лица покрывало и сдёрнул с головы оба капюшона.
— Нужно утащить Кираса подальше. Помогите мне.
Келес кивнул и подхватил младшего воина под мышки, а Моравен взялся за ноги. Они медленно двинулись по проходу, полагаясь лишь на слух. По мере того, как они удалялись от слабо мерцавшего выхода, темнота сгущалась. Дрожащая тень вирука заслоняла свет. Моравен понимал Рекарафи: надвигавшийся шторм был завораживающим зрелищем. Но он знал, что вирук не настолько глуп, чтобы оставаться у входа, когда буря подойдёт слишком близко.
Они добрались до проёма, ведущего в следующее помещение. Боросан зажёг фонарь, работавший на таумстоне. Вспыхнувший голубой свет выхватил из темноты высокий арочный проход, очевидно, ведущий в третий зал. Дальше по-прежнему лежала тьма. Джианридин поднял фонарь повыше и повернул направо, осветив каменную стену. В следующее мгновение стало ясно, что перед ними не просто скала, а плод долгой и искусной работы человеческих рук.
Моравен опустил ноги Кираса и молча выпрямился. Он хотел что-то сказать, но слова не шли с языка. Фонарь освещал величественную и одновременно жуткую картину. Моравен понял, что нашёл источник своих страхов. Он отыскал то, что поручил ему найти джесейсерр Ятан. Колени его подогнулись.
Отблески голубого света играли на отполированной до блеска поверхности с прямоугольными каменными плитами высотой в человеческий рост. Искусная резьба покрывала их. На плитах были высечены имена и перечислялись славные деяния лежащих под ними. Позолоченные буквы ярко блестели.
Келес изумлённо приоткрыл рот.
— Вон там… Там гробница Амениса Дукао! Он погиб вместе с Императрицей!
Джорим вздохнул. Шимик захихикал. Эту раздражающую привычку он перенял у местных детей, толпами собиравшихся вокруг него. Джорим хмуро посмотрел на фенна.
— Не очень-то ты мне помогаешь.
Шимик округлил глаза и улыбнулся, показав свои зубы. Это совершенно не напоминало раскаяние.
— Горе-горе, плохо!
Джорим рыкнул на него. Он пытался объяснить Нойане, что он не бог, в нём вообще нет ничего божественного, но она неизменно указывала на Шимика, как на очевидное подтверждение своих слов. Аменцутли никогда не слышали о феннах, так что появление Шимика само по себе означало для них, что Джорим — не обычный человек. К тому же фенн быстро усвоил, что драконов здесь очень почитают, и его мех по расцветке начал напоминать змеиную кожу. После этого ни у кого не оставалось сомнений в его божественности.
Конечно, Джорим находил и привлекательные стороны в том, что его считали богом. Кое-где в Уммуммораре его тоже почитали, в особенности после того, как он убил много вируков. Ему оказывали знаки внимания, его радостно приветствовали, предлагали женщин, чтобы они родили от него достойных сыновей, которые тоже могли бы стать отважными воинами. Он отказывался; ему нужны были приключения, а не власть.
С Аменцутлями дело обстояло гораздо хуже. Они определённо ждали от Джорима каких-то действий. Они ждали, что он спасёт умирающий мир. Только он, по их мнению, мог помочь пережить сентенко. Теперь племени снова угрожала та же опасность, что и четырнадцать веков назад: нападение отвратительных земноводных тварей. Они не знали, как остановить захватчиков, и уповали лишь на помощь Теткомхоа.
— Владыка Теткомхоа, простите меня.
Нойана говорила тихо, но её голос без труда заполнил помещение. Джорим почувствовал, как на душе светлеет, а мрачные мысли постепенно рассеиваются. Она оставалась верна своим убеждениям и продолжала верить в него, как бы он ни старался её разубедить. Она рассказала о страшных предзнаменованиях появления седьмого бога — или десятого, поскольку некоторые боги Аменцутлей обладали тройственной природой. Джорим плохо понимал, о чём идёт речь, но мысль, что Келес разобрался бы со всем этим за мгновение, заставила его сосредоточиться и вникнуть в суть рассказа.
Он обернулся и, протянув руку, почесал Шимика за ухом.
— Встань, Нойана. Я не хочу, чтобы ты стояла передо мной на коленях, даже на одном колене.
— Как пожелаете, господин мой. — Черноволосая женщина медленно выпрямилась. Дыхание её все ещё оставалось неровным после долгого подъёма на пирамиду. — Я пришла сказать, что Мозойанская орда уже здесь.
— Они пришли с северо-востока? Как мы и предполагали?
— Как вы и предсказывали, господин.
— Все готово для обороны?
— Все сделано согласно вашим распоряжениям, господин.
Джорим кивнул и подхватил Шимика на руки.
— Очень хорошо. Зовите людей.
Нойана кивнула и, подняв голову, посмотрела ему в лицо. Он увидел страх в её тёмных глазах и на мгновение испугался, что она боится его.
— Господин, вы должны это увидеть. Они наступают, словно туман.
Он кивнул и вслед за ней поднялся на плоскую крышу пирамиды. Посмотрев на северо-восток, он увидел, как тысячи и тысячи существ появляются из джунглей и заполоняют поля. У них не было ни знамён, ни флагов, ничего, что выдавало бы их организованность. Джорим не видел всадников, указывавших направление. Его обнадёжило отсутствие чудовищ и великанов в рядах противника; впрочем, огромная орда создании ростом не больше ребёнка всё равно казалась зловещей.
Племя Мозойан — не варвары вроде турасиндцев, как полагал Джорим. Слово «Мозойан» означало не «чужеземцы», а «пришедшие из ниоткуда». Аменцутли не знали, откуда они явились, но беженцы из северного города Айаяна говорили, что существа выбрались из моря, как выходят черепахи, чтобы отложить яйца.
По просьбе Джорима Зихуа отправился в море на одном из наленирских кораблей, добрался до мест, где прошли рептилии, и привёз в Немехиан мёртвые тела. Ему не пришлось убивать их, он просто собрал трупы. Зихуа предоставил тела в распоряжение Джорима два дня назад; Джорим и учёные с «Волка Бури» уже успели вскрыть их и внимательно изучить.
Джорим сразу понял, что это не морские дьяволы. Но определённое сходство присутствовало. У этих существ на шее имелись недоразвитые жаберные щели; лишённая чешуи, их кожа напоминала акулью. Морды были шире, чем у морских дьяволов; во рту обнаружились многочисленные острые зубы; так же, как у акул, за первым рядом зубов располагалось несколько внутренних — на случай утери внешнего. На руках и ногах сохранились перепонки; ноги были лучше приспособлены к передвижению по суше, чем у морских дьяволов.
Эти создания выглядели так, словно находились с морскими дьяволами в отдалённом родстве; как будто те скрестились с акулами и гигантскими лягушками. Свидетели утверждали, что твари способны невероятно высоко прыгать; теперь Джорим убедился в этом, наблюдая, как они появляются на опушке леса. Их пальцы оканчивались когтями, но без яда, как показали опыты над мелкими животными. А вот укусы оставляли мучительно болевшие раны. Они использовали оружие — если можно так назвать простые камни и палки. Никаких доспехов эти существа не носили. Их сила заключалась в количестве.
Джорима поразило сходство с созданиями из его детских кошмаров. Ему было два года, когда Рин Антураси не вернулся из плавания. При нем взрослые старались не обсуждать смерть отца, но смышлёный мальчик догадался о многом из недоговорённого.
И ему начали сниться кошмары.
Он продолжал видеть их, пока не вырос. Мать, как могла, успокаивала, пока он был маленьким. Она выслушивала его бессвязное бормотание, словно откровение; она ложилась вместе с ним и крепко обнимала, пока ему не удавалось заснуть. Позже он просыпался в своей постели, обливаясь холодным потом, и беспокойно ворочался, молясь, чтобы поскорее наступил рассвет.
Наконец он рассказал о кошмарах Келесу. Когда ему было десять лет, он однажды заснул в саду в крепости Антураси и проснулся в полнейшем ужасе оттого, что лягушка языком слизнула сидящую на его щеке муху. Когда Келес перестал смеяться над испугом по такому ничтожному поводу, Джорим объяснил, чего боится. Келес повёл себя так, как и должен вести себя старший брат.
— Джорим, ты силён и проворен, а они — всего лишь какие-то земноводные. Они приспособлены, чтобы жить в воде. На суше ты их превосходишь. А они? Они не выдержат на земле долго. — Келес взъерошил волосы на голове Джорима. — Постарайся, и ты их победишь. Ты победишь во сне, и они больше не побеспокоят тебя, Джорим.
Ты ошибался, Келес, они здесь, и очень меня беспокоят.
Он пробормотал это вслух.
— Прошу прощения, мой господин?
Джорим, улыбаясь, повернулся.
— Все в порядке, Нойана. Я разговаривал с братом.
— Понимаю. — Её голос выдавал мысли; она согласилась исключительно из вежливости. Нойана знала, что у Джорима есть брат, но знала и то, что у Теткомхоа не было божественного брата. Все это знали. Раз брат Джорима был смертным, он не мог услышать его слов. Что ж, привычка разговаривать с собой была ещё одной странностью божества. Нойана приняла и это.
— Нойана, послушай. — Джорим указал на ясно различимые с их наблюдательной площадки траншеи, шедшие с северо-запада, где кончался лес, на юго-восток, к подножию скал. — Мы с моими помощниками постарались продумать оборону как можно лучше. Ваши воины будут достойно сражаться, и я уверен, что майкана сделают все от них зависящее, чтобы удержать вокруг города оквиви. Но мы всё равно не уверены в победе.
Она улыбнулась своей необыкновенной улыбкой, и Джориму захотелось взять её лицо в свои ладони и целовать, не думая ни о чём. Её вера в него, казалось, была непоколебима, и когда она смотрела на него вот так, Джориму не хотелось её разубеждать.
— Все будет, как вы повелели, господин.
Далеко внизу протрубил рог; люди, все ещё остававшиеся в долине, — кроме солдат, — поспешили к дороге и начали подниматься на плато. Последние из уходивших подожгли опустевшие дома. Бриз относил дым в сторону подступавшей орды; Джорим надеялся, что это повредит жабрам и лёгким амфибий.
Первые из пришельцев уже приближались к брустверам. Рвы появились в долине накануне. Они были созданы при помощи магии майкана. Маги работали ночью. По двум причинам: чтобы вражеские лазутчики не заметили их, и чтобы жителей Немехиана не устрашило их могущество. Майкана могли бы вышвырнуть орду Мозойан обратно в море, или, возможно, даже закинуть их на вершины Ледяных гор. Но они никогда не стали бы этого делать. Война была делом касты воинов; отняв у них право на битву, майкана разрушили бы общество Аменцутлей.
У воинов было достаточно времени, чтобы подготовиться к атаке. Дно траншей и брустверы они утыкали острыми кольями. Но главное — воины изучили поле предстоящей битвы и хорошо знали ориентиры. Миновав их, амфибии окажутся на расстоянии полёта копья. Серая мгла медленно заполняла долину, и солдаты обрушили на тварей град копий и дротиков. Воины использовали утяжелённые на концах шесты, и это позволяло им метать снаряды гораздо дальше.
Наконечники копий из вулканического стекла прошивали насквозь тела Мозойан. Те хватались руками за древки и валились наземь, чтобы вскоре быть затоптанными собственными сородичами. Ливень дротиков скашивал ряды амфибий. Темно-красная кровь струилась по серой плоти сбитых с ног тварей.
Но на место павших тут же заступали другие. Джорима поражало самообладание и сноровка воинов Аменцутль. Если бы амфибиям удалось прорваться за линию обороны, они мгновенно заполонили бы всю долину. Воины с северо-восточной стороны смогли бы укрыться в лесу, но вряд ли бы спаслись. Часть тварей наверняка вернулась бы в джунгли в поисках свежего мяса. Воины, находившиеся возле подножия скалы, попытались бы помешать орде прорваться наверх, но и они в конце концов пали бы под натиском бесчисленных врагов.
Защитники не могли этого допустить. К солдатам на юго-востоке, у которых кончались снаряды, уже спешила подмога. Часть воинов продолжала метать копья; остальные забирались на брустверы, чтобы отразить атаку первых Мозойан. Многие из тварей срывались с укреплений; колья пронзали их с отвратительным хлюпаньем, и они повисали на стенах. Успевших забраться на самый верх сражали дротики, и они падали в траншеи, где их ждала смерть. Перепрыгнувших через ров постигала та же участь, просто немного позже: удар палицей с каменным навершием убивал не хуже стального лезвия. Зихуа швырнул в яму одного из нападавших. Чудовищные лягушки приземлялись за его спиной, но и им не удавалось уйти от оружия воинов Аменцутль.
Их было слишком много. Окровавленные серые тела умирающих амфибий доверху заполнили рвы. Сплошная масса плоти грозила накрыть брустверы вместе с кольями. После этого тварям ничего не стоило бы пройти прямо по телам погибших через все укрепления. Воины отбили бы первую атаку, насилу — вторую, но в этой изматывающей битве победа не досталась бы Аменцутлям.
Джорим посмотрел вниз. Там, на верхних ступенях лестницы, ждал матрос с одного из кораблей. Джорим кивнул.
— Пожалуйста, подайте первый сигнал!
Моряк поднёс к губам рог, и над долиной разнёсся низкий, утробный звук. В скалах заметалось эхо. Внизу, на краю плато, наленирские солдаты выступили вперёд и подняли луки. Они выстрелили одновременно. Сотни стрел свистели в воздухе и пронзали тела амфибий. Лучники намеренно целились в ближайших к основанию плато тварей; линия атаки сузилась, и у Аменцутлей появилось время, чтобы перераспределить силы.
Джорим кивнул.
— Что ж, вот и подмога. Но достаточно ли её?
Нойана вновь улыбнулась.
— Господин, вы задаёте вопрос, ответ на который вам уже известен.
— Хорошо бы так.
Он нагнулся, поставив Шимика на пол, а потом указал на сигнального.
— Иди, скажи ему.
Фенн оживился.
— Два-а?
— Два.
Шимик скатился по лестнице, перепрыгивая разом через три ступеньки. Подбежав к матросу, он с восторгом закричал:
— Два-а, два-аа, два-ааа!
Сигнальный улыбнулся фенну и снова поднял рог. На этот раз звук был прерывистым; одна и та же короткая мелодия повторялась вновь и вновь, словно вторя крикам Шимика.
Джорим посмотрел на Нойану.
— Возможно, и этого будет недостаточно для победы. Но это лучшее, что мы можем сделать.
Глава пятьдесят шестая
Шестой день Месяца Волка года Крысы.Моравену Толо было страшно, и его это удивляло. Он не помнил, когда в последний раз ему было настолько страшно. Медный привкус во рту казался откуда-то знакомым. Его одолевала мучительная жажда, его знобило, и даже мысль о еде вызывала отвращение. Он знал, что когда-то уже испытывал то же самое.
Девятый год царствования Верховного Правителя Кирона.
Сто шестьдесят второй год Династии Комира.
Семьсот тридцать шестой год от Катаклизма.
Иксилл.
Страх усиливало ощущение беспомощности. Моравен не мог вспомнить, как ни старался, почему эти чувства кажутся такими знакомыми, почему даже охвативший его ужас не внове. Воспоминания ускользали; ответ на все вопросы казался дразняще близким, но не давался в руки. У этого мучения нет ни формы, ни содержания. Мне не с чем сражаться. Я бессилен.
Все началось, когда они покинули Опаслиноти. Они миновали долину и оказались на пороге Иксилла. До магической завесы Моравену удавалось держать себя в руках; он был взволнован, но держался. Грубая ткань защитной одежды натирала кожу, и точно так же что-то саднило внутри. После того как тавам эйзар сомкнулся за их спинами, ощущение превратилось в пытку.
Он наблюдал за попутчиками, и это немного отвлекало его. Рекарафи оказался не самым необычным путником среди направлявшихся в Иксилл. Люди, которых они преследовали, опережали. Однако Келес считал, что те знают об этих землях не больше, чем он. Бывалые таумстонеры говорили, что после такого свирепого шторма местность наверняка полностью изменилась, так что всем предстояло увидеть совершенно новые места.
Опасности подстерегали их на каждом шагу. Некоторым не повезло больше других. То там, то тут над плоскогорьем поднимались в воздух небольшие смерчи, похожие на «песчаных дьяволов», иногда появлявшихся на землях Девяти. Один из них превратил всадника в огненный столб. Настигший другого смерч оставил после себя скопление жуков, ещё несколько часов сохраняя форму человека; насекомые продержались бы вместе и дольше, если бы не чьё-то дружеское похлопывание по подобию спины. Но Моравен не сомневался, что позже разрозненные жуки снова воссоединятся.
Если только их не расшвыряет следующий шторм.
Довольно быстро толпа путников рассредоточилась, словно жуки. Келес повёл товарищей на северо-восток. В этом был определённый смысл, на северо-восток в древности вёл Путь Пряностей. Правда, на первый взгляд, от него ничего не осталось. Они оказались среди бесконечных нагромождений крутых холмов. Единственное достоинство этой местности — пещеры, достаточно просторные для того, чтобы вместить всю компанию вместе с лошадьми. Их давешние попутчики советовали в случае шторма искать подземное убежище. Магические бури передвигали скалы, но редко проникали под землю.
Эта земля была искалечена магией. Тут и там лежали огромные валуны, вырванные из породы. Поверхность их была гладкой, словно щека младенца. Листья на деревьях кровоточили, истекая не смолой, а настоящей кровью; ветви обвивались вокруг птиц, ловили и пожирали. Растения появлялись из-под земли, расцветали и умирали в течение одного-единственного часа. Странные цветы невероятных расцветок, покрытые полосами и пятнами, напоминавшими разводы масла на воде, можно было бы назвать красивыми, если бы не исходивший от них отвратительный запах болотного газа или гниющего мяса.
Иксилл отнюдь не убивал все живое. Обнажённые штормом склоны на глазах покрывались пышной растительностью; путникам попадались огромные колонии насекомых. Жизнь так и кипела. Рекарафи нашёл огромную муравьиную кучу, напоминавшую вулкан; потоки жёлтых муравьёв струились по её склонам, словно лава. Вирук сказал, что эти насекомые вымерли сотни лет тому назад. Они считались изысканным кушаньем в Вирукадине; впрочем, желающих остановиться и попробовать деликатес не нашлось.
Такие вещи не пугали Моравена. Напротив, они позволяли ему хотя бы частично вернуть утраченное чувство реальности. Его не удивило, что после шторма неожиданно появились вымершие насекомые. Его преследовало навязчивое ощущение, что он находится не только непонятно где, но и непонятно когда. Казалось, местность меняется и принимает новые формы, подстраиваясь под их мысли. Моравен видел очертания того, что Рекарафи назвал муравьиной кучей, но она стала ею только после его слов, и насекомые появились лишь тогда, когда вирук указал на них остальным.
Они увидели бы то же, что и я, если бы я указал на это первым?
Моравен поёжился. Он сам толком не понимал, что именно видел, но его не покидало чувство, что всё это происходит с ним не в первый раз. Воспоминания возвращались из неведомой бездны, процарапывая путь к его душе. Почти явственно слышимый скрежет их когтей пронизывал его страхом.
Где мы? Внутри у него ворочался ком. Когда мы?
Уже три дня они провели в бесплодных поисках древних захоронений или следов Пряного Пути. Им попадалось множество пещер, некоторые явно были обитаемыми, но они не нашли даже ни одной вирукианской могилы, не обнаружили и подземелий с останками славных имперских воинов. Конечно, Моравен точно не знал, как должно выглядеть такое захоронение, но его обескураживало полное отсутствие хоть чего-нибудь, пережившего Катаклизм.
Если бы я только знал, что мы ищем, я бы нашёл.
Хуже того, они потеряли след обогнавших их бандитов. Келес решил повернуть на северо-восток, потому что верил в правдивость историй и легенд, вроде описанных в книге Амениса Дукао. Дорога на северо-восток когда-то была стратегически важной трассой. Здесь располагались аванпосты Империи. Кирса могла рассчитывать на больший успех, решив оттеснить турасиндцев в этом направлении. Но разбойники, похоже, отправились другим путём. Возможно, бандитам было известно что-то, чего не знал их преследователи. Может быть, они направлялись прямо к искомому погребению, в то время как Келес с товарищами слепо блуждали вокруг?
Путешествие измотало всех; передвижение по Иксиллу давалось нелегко. Рекарафи почти перестал спать; Кирас стал ещё раздражительнее и тоже страдал от бессонницы. Тайрисса не слишком отличалась от него. Келес же, казалось, излечился от своей загадочной болезни, головная боль больше не мучила его, однако силы возвращались очень медленно. Боросан все время молчал, что было совершенно ему не свойственно, и занимался исключительно своими джианриготами. Он бесконечно подправлял что-то внутри мышеловов и нового танатона — номера Пятого. По его задумке, они должны были охранять путников. Но даже машины вели себя странно: те, что поменьше, забирались на спину большего джианригота, трусившего рысцой между лошадьми.
Все были напряжены, словно чего-то ждали. Моравен тоже ждал. Но он отличался от прочих. Остальные оказались перед лицом неведомого, а, возможно, и непостижимого. Но он-то знал, что ждёт впереди; знал, но не мог выразить словами. Воина мучили дурные предчувствия; то, что таилось в грядущем, поджидало его.
Но что меня ждёт?
На исходе третьего дня над ними слишком рано сгустилась темнота. В этих северных землях сумерки наступали поздно. Путники спустились с каких-то холмов и оказались на дне плоского котлована с сухой, растрескавшейся землёй. Похоже, когда-то здесь было озеро. Вдалеке, на расстоянии около мили, виднелся обрывистый утёс, уже почти скрывшийся в густой тени. Закатное солнце светило Моравену в глаза; тем не менее, он заметил промелькнувший среди скал отблеск, словно кто-то сигналил зеркалом. Он махнул рукой в ту сторону; оказалось, что и Кирас, и Тайрисса тоже видели свет.
Действительно видели или моё движение заставило их поверить в это?
Ни Келес, ни Боросан не обратили внимания на странные блики. Они оба внимательно рассматривали прибор для измерения уровней магической энергии. Когда Моравен указал на северо-запад, Келес как раз развернулся в седле и махнул рукой на северо-восток.
— Вы правы, Боросан, он приближается. Сюда идёт шторм, и достаточно сильный.
Моравен обернулся и увидел сквозь тонкую ткань, закрывавшую глаза, на что указывал Келес. И до этого они замечали бушевавшие вдалеке бури. Но сейчас гроза шла прямо на них. Багровые тучи закручивались по спирали чудовищной воронкой, затягивая все на своём пути. Смерч пронизывали кровавые сполохи, наружу вырывались чёрные молнии. Загрохотал гром, и Моравен почувствовал, как дрожь передаётся его телу. Кирас застонал, и Моравен поспешил к ученику, чтобы поддержать его в седле.
Келес бросил взгляд на Кираса.
— Нужно найти укрытие.
Тайрисса указала на скалы.
— Мы увидели там свет. Вот он снова, видите? Ещё одна вспышка.
Картограф кивнул.
— Это уж точно не отражение молнии. Едем. Думаю, мы успеем до начала шторма.
Они пришпорили лошадей, хотя сквозь толстые защитные попоны животные почти не чувствовали уколов; впрочем, их и не надо было особенно подгонять. Они сами спешили спастись от надвигавшейся бури. К счастью, местность оказалась совершенно плоской и ровной, и кони легко преодолели расстояние до скал.
Моравен, как мог, отгонял собственные страхи, пытаясь помочь Кирасу удержаться в седле. Но шторм приближался; завывания ветра становились все громче, накатывали волны невыносимого жара. Моравен боролся с желанием сорвать с себя тяжёлую, тёплую одежду. Ткань, пропитанная таумстоном, начала светиться. Лошади галопом неслись по равнине, одеяния путников развевались; они видели, как мерцают серебристо-голубым светом скальные выступы и вершины холмов по сторонам, тени в ущельях переливались фиолетовым.
Если шторм настигнет, они погибнут. Сомневаться не приходилось. Но Моравена пугала не возможность близкой смерти, а нечто другое. Из глубин его души поднималось что-то ужасающее, нечеловеческое. Отвратительное существо ворочалось, источая запах разложения. На нем были лязгающие доспехи и маска. Боевая маска с чертами дракона. Чудовище разевало рот, обнажая острые зубы, и из горла вырывался низкий, зловещий смех, переходивший в вой ветра…
Стуку копыт по высохшей земле вторили раскаты грома. В ярком свете багрового пламени стала видна дорога среди скал. Не слишком широкая, не очень крутая, тропа поднималась наискось и вела к тёмному провалу, достаточно высокому, чтобы не пришлось слезать с лошадей. Боросан добрался первым. Рекарафи свернул направо и принялся рассматривать скалу, кружа возле входа пока внутрь заходили лошади и вслед за ними вбежал танатон.
Моравен пригнулся, въезжая в пещеру, и соскочил с седла. Кирас обмяк, сидя на лошади, но пока держался. Прежде чем он начал соскальзывать, Келес и Моравен подхватили его и мягко опустили на землю. Тайрисса собрала лошадей и отвела их поглубже. Стук копыт отдавался гулким эхом под сводами. Моравен откинул с лица покрывало и сдёрнул с головы оба капюшона.
— Нужно утащить Кираса подальше. Помогите мне.
Келес кивнул и подхватил младшего воина под мышки, а Моравен взялся за ноги. Они медленно двинулись по проходу, полагаясь лишь на слух. По мере того, как они удалялись от слабо мерцавшего выхода, темнота сгущалась. Дрожащая тень вирука заслоняла свет. Моравен понимал Рекарафи: надвигавшийся шторм был завораживающим зрелищем. Но он знал, что вирук не настолько глуп, чтобы оставаться у входа, когда буря подойдёт слишком близко.
Они добрались до проёма, ведущего в следующее помещение. Боросан зажёг фонарь, работавший на таумстоне. Вспыхнувший голубой свет выхватил из темноты высокий арочный проход, очевидно, ведущий в третий зал. Дальше по-прежнему лежала тьма. Джианридин поднял фонарь повыше и повернул направо, осветив каменную стену. В следующее мгновение стало ясно, что перед ними не просто скала, а плод долгой и искусной работы человеческих рук.
Моравен опустил ноги Кираса и молча выпрямился. Он хотел что-то сказать, но слова не шли с языка. Фонарь освещал величественную и одновременно жуткую картину. Моравен понял, что нашёл источник своих страхов. Он отыскал то, что поручил ему найти джесейсерр Ятан. Колени его подогнулись.
Отблески голубого света играли на отполированной до блеска поверхности с прямоугольными каменными плитами высотой в человеческий рост. Искусная резьба покрывала их. На плитах были высечены имена и перечислялись славные деяния лежащих под ними. Позолоченные буквы ярко блестели.
Келес изумлённо приоткрыл рот.
— Вон там… Там гробница Амениса Дукао! Он погиб вместе с Императрицей!