будет пытаться устранить, превратно истолковывая действия
других или, наоборот, украшая свои. Поэтому ясно, что люди
уже по природе своей склонны к ненависти и зависти, а к
этому присоединяется еще и само их воспитание.
В этих выводах важна даже не сама суть, ибо она
зачастую тривиальна, а сама схема вывода. Кроме того, важно,
что аффекты определяются рассудком, и что следование
подобным аффектам не является вообще каким-то преимуществом
этого человека по сравнению с другими людьми и, в частности,
с воином. Важно понять, что все это происходит автоматически
в рассудке у каждого человека. Если я за себя чувствую
какую-то гордость, то, в сущности, нечем гордиться. Чтобы
гордиться, надо действовать разумно, не рассудочно.
В заключение несколько определений аффектов:
У д о в о л ь с т в и е
Е с т ь п е р е х о д
о т м е н ь ш е г о с о в е р ш е н с т в а к
б о л ь ш е м у . ( з д е с ь в а ж н о с л о в о
" п е р е х о д " ) .
П о г л о щ е н и е в н и м а н и я - есть
воображение какой-либо вещи, приковывающее к себе душу,
вследствие своей уникальности.
Л ю б о в ь - есть удовольствие, сопровождаемое идеей
внешней причины.
П р е д а н н о с т ь - есть любовь к тому, кто
приковывает наше внимание.
О с м е я н и е - есть удовольствие, возникающее
вследствие того, что мы воображаем, что в ненавидимой нами
вещи есть что-либо такое, чем мы пренебрегаем. Т.Е. Если
существуют пренебрежение и ненависть, то возникает осмеяние.
Если мы встречаем человека, который что-то осмеивает, можно
сразу же выяснить, что он в этой вещи ненавидит и чем
пренебрегает.
28. Мы пассивны постольку, поскольку составляем такую
часть природы, которая не может быть представлена сама через
себя и без других. Эта теорема относится к деятельности
рассудка. Другими словами можно было бы сказать: мы пассивны
настолько, насколько мы подчиняемся деятельности своего
рассудка, насколько мы подчиняемся деятельности разума,
настолько мы свободны.
29. Сила, с которой человек пребывает в своем
существовании, ограничена и ее бесконечно превосходит
могущество внешних причин. Невозможно, чтобы человек не был
частью природы и претерпевал только такие изменения, которые
могли бы быть поняты из одной только его природы и для
которых он составлял бы адекватную причину. Эти две теоремы
говорят о том, что человек, хоть и стремится к свободе, но
покуда он человек, он является рабом своих страстей, своих
аффектов, покуда он человек, покуда он часть природы. Это
касается и воина. Отсюда следует, что человек необходимо
всегда подвержен пассивным состояниям, следует общему
порядку природы и повинуется ему, приспосабливается к нему,
насколько того требует природа вещей. Иными словами, есть
соответствующие приказы орла и нарушать их никому не
дозволено.
30. Сила какого-либо пассивного состояния или аффекта
может превосходить другие действия человека, иными словами,
его способность разума., так что этот аффект будет долго
преследовать его. Этот аффект может быть ограничен или
уничтожен только противоположным и более сильным аффектом,
чем аффект, подлежащий укрощению. Здесь рассматривается
такая ситуация, когда с одной стороны есть некий аффект,
т. е. стремление к любимой вещи, делать добро любимой вещи
или делать зло нелюбимой вещи, и одновременно с этим есть
какая-то разумная идея, например, идти по пути воина, и в
теореме говорится, что часто так бывает, что аффект сильнее
разумного желания, и что одного разумного желания
недостаточно, чтобы этот аффект победить. А этот аффект
может быть побежден только противоположным аффектом,
относящимся к данной вещи. Чисто разумом я не могу приказать
убрать этот аффект, но я могу создать такие условия, что
чрезмерно любимая мною вещь, которая поглощает много моего
внимания, тем самым, сильно меня ограничивает, превращает в
раба страстей, - доставляет мне неудовольствие, и тогда моя
свобода будет от этого возрастать, потому что я буду
испытывать меньшую привязанность к этой вещи.
31. Люди различны, поскольку пассивны, подвержены
различным аффектам, влиянию различных вещей. Вещей очень
много, личный опыт у каждого разный и поскольку люди следуют
рассудку, они различны между собой. Люди лишь постольку
сходны между собой, поскольку они живут под руководством
разума. Разумная деятельность заключается в том, чтобы
правильно сохранить себя. Душа тоже хочет сохранить себя, но
не умеет, ошибается. Когда человек всего более для себя ищет
собственной пользы, тогда люди бывают все более полезны друг
другу. Живущий под руководством разума стремится воздавать
другому за его ненависть, гнев, презрение к себе и т. д.,
напротив, любовью и великодушием, т.к. полезно, чтобы меня
любили, а ненависть может колебаться и побеждается моей
любовью, т.е. доставлением другому приятного. Если возникает
какое-то желание, чтобы кто-то меня полюбил, то достаточно
доставлять этому человеку максимум приятного. Если это
какая-то женщина, то мужчине нужно за ней ухаживать, и чем
больше он приятного ей сделает, тем больше возникает любовь,
потому что любовь возникает автоматически, просто сумма
приятных вещей. Если при этом я сохраняю таинственность и
уникальность, то возникает преданность мне.
32. Аффекты надежды и страха сами по себе не могут быть
хороши. Доказательство: нет аффектов надежды и страха без
неудовольствия, ибо страх есть неудовольствие, а надежда не
существует без страха, следовательно, эти аффекты не могут
быть хороши сами по себе, а лишь постольку, поскольку они
могут ограничивать чрезмерное удовольствие, что и
требовалось доказать. Следствие: к этому должно прибавить,
что эти же аффекты указывают на недостаток познания и
бессилие души. По этой же причине и уверенность, отчаяние,
радость и подавленность составляют признаки духа
бессильного, ибо хотя уверенность и радость и составляют
аффекты удовольствия, однако они предполагают, что им
предшествовало неудовольствие, а именно надежда и страх.
Таким образом, чем более мы будем стремиться жить под
руководством разума, тем более будем стремиться возможно
менее зависеть от надежды, сделать себя свободными от
страха, по мере возможности управлять судьбой, управлять
своими действиями по совету разума. Т.Е. Не следует жить
надеждами, ожиданиями, страхами, не следует ничего ждать и
догонять. Например, не следует ждать в очереди, а следует
жить в очереди, рассматривать очередь как последний поступок
в жизни, тогда избавляешься от страдания, связанного с
ожиданием, и получаешь удовольствие от действительной жизни.
Средний человек массу своей энергии тратит на ожидание,
некоторые так и считают, что их настоящая жизнь еще не
началась. Так они ее ожидают, пока не помрут.
Аффекты превозношения и презрения всегда дурны, другими
словами, необходимо ровно относиться ко всем, не разделять
людей на хороших и плохих, т. е. относиться к другому, как к
самому себе.
34. Сострадание в человеке, живущем по руководству
разума, само по себе дурно и бесполезно. Это нетривиальное
утверждение. Докажем его. Сострадание есть неудовольствие и,
вследствие того, само по себе дурно и бесполезно. Добро же,
из него вытекающее и состоящее в том, что мы стремимся
освободить человека, которого нам жалко, от его несчастья,
мы желаем делать по одному только предписанию разума и лишь
по предписанию разума мы можем делать что-либо, что мы знаем
наверное за хорошее, а потому сострадание в человеке,
живущем по руководству разума, само по себе дурно и
бесполезно, что и требовалось доказать. Отсюда следует, что
человек, живущий по руководству разума, стремится, насколько
возможно, не подвергаться состраданию. Кто обладает
правильным знанием того, что все вытекает из необходимости
божественной природы и совершается по вечным законам и
правилам природы, тот, конечно, не найдет ничего, что было
бы достойным ненависти, осмеяния или презрения и не будет
никому сострадать, но насколько дозволяет человеческая
добродетель, будет стремиться, как говорят, поступать хорошо
и получать удовольствие. К этому нужно прибавить, что тот,
кто легко подвергается аффекту сострадания и трогается чужим
несчастьем и слезами, часто делает то, в чем после сам
раскаивается, как вследствие того, что мы находясь под
воздействием аффектов, не делаем ничего такого, что знаем
наверное за хорошее, так и потому, что легко поддаемся на
ложные слезы. Я говорю это, главным образом, о человеке,
живущем по руководству разума, ибо кто ни разумом, ни
состраданием не склоняется к помощи другим, то справедливо
называют того бесчеловечным, т.к. он кажется непохожим на
человека. Так что если кто не живет по руководству разума,
то пускай сострадает, потому что если и без разума, и без
сострадания жить, то не будет ничего хорошего. Благораспо-
ложение не противно разуму, но может быть согласно с ним и
возникать из него. Кто живет по руководству разума, тот
желает другому того же добра, к которому сам стремится,
поэтому когда он видит, что кто-либо делает другому добро,
то его стремление делать другому добро находит себе
поддержку, т. е. подвергается удовольствию, и притом,
сопровождаемому идеей о том, кто сделал другому добро, и
потому он чувствует к нему расположение, что и требовалось
доказать.
35. Негодования, сообразно нашему определению его,
необходимо также избегать, но должен заметить, что, когда
высшая власть в силу присущего ей желания сохранять мир,
наказывает гражданина, нанесшего обиду другому, то я не
говорю, что она негодует на этого гражданина, т.к. она
наказывает его, не возбуждаемая ненавистью в стремлении
погубить его, но движимая уважением к общему благу.
36. Самодовольство может возникнуть вследствие разума,
и только то самодовольство, которое возникает вследствие
разума, есть самое высшее, какое только может быть. Здесь
под самодовольством понимается чувство собственного
достоинства, а самодовольство рассудка или души называется
чувством собственной важности. Чувство собственного
достоинства есть удовольствие, возникающее вследствие того,
что человек созерцает самого себя и свою способность к
действию, оно возникает по мере осознания себя все более и
более свободным. Но искренняя способность человека к
действию, иначе, добродетель, есть разум, который человек
созерцает ясно и отчетливо, следовательно, самодовольство
возникает из разума. Человек, созерцая самого себя,
воспринимает ясно и отчетливо (или адекватно) только то, что
вытекает из его способности к действию, т.е. что вытекает из
его способности к познанию, а потому только из такого
самосозерцания возникает самое сильное самодовольство, какое
только может быть.
38. Приниженность не есть добродетель, иными словами,
она не возникает из разума. Эта теорема дается в дополнение
к борьбе с чувством собственной важности. Можно слишком
бороться, так что собственное достоинство потерять.
39. Раскаяние не составляет добродетели, иными словами,
оно не возникает из разума, но тот, кто раскаивается в
каком-либо поступке, вдвойне жалок или бессилен. Так как
люди редко живут под руководством разума, то эти два аффекта
- приниженность и раскаяние, кроме них, надежда и страх,
приносят больше пользы, чем вреда, а потому, если уж
приходится грешить, то лучше грешить в одну сторону. В самом
деле, если бы люди, бессильные духом (средний человек), все
были бы об'яты самомнением, то они не знали бы никакого
стыда и не знали бы ничего, что могло бы подобно узам,
об'единить и связывать их друг с другом. Чернь страшна, если
сама не боится, поэтому не удивительно, что пророки, которые
заботились не о частной пользе, а об общей, так настойчиво
исповедывали приниженность, раскаяние и благоговение.
Действительно, люди, подверженные этим аффектам, гораздо
легче, чем другие, могут придти к тому, чтобы жить, наконец,
по руководству разума, т. е. делаться свободными,
наслаждаться жизнью блаженных, т. е. если уж я средний
человек, то лучше мне испытывать приниженность, раскаяние,
стыд, это более прямой путь к разуму, нежели испытывать
самодовольство, превознесение. Величайшее самомнение или
самоуничижение указывает на величайшее бессилие духа,
однако, самоуничижение может быть легче исправлено, чем
самомнение, т.к. последнее составляет аффект удовольствия,
первое же - неудовольствия, и потому второе сильнее первого.
Об'ятые самомнением любят присутствие прихлебателей или
лжецов, присутствие же людей прямых ненавидят. Средний
человек, об'ятый самомнением, может общаться, согласно этой
теореме, только с теми людьми, которые слушают его, льстят
ему, если же он сталкивается с человеком прямым, которому
необходимы доказательства, то человек, об'ятый самомнением,
стремится этого человека уничтожить. Из двух благ, следуя
руководству разума, мы будем следовать большему, а из двух
зол - меньшему.
40. Человек свободный ни о чем так мало не думает, как
о смерти, и его мудрость состоит в размышлении не о смерти,
а о жизни. Душевная сила, или добродетель свободного
человека одинаково усматривается как во избежании
опасностей, так и в преодолении их.
41. Человек свободный, живущий среди невежд, старается,
насколько возможно, отклонять их благодеяния. Доказате-
льство: о том, что хорошо, каждый судит по-своему, таким
образом, невежда, сделавший благодеяние, ценит его по-своему
и, если видит, что тем, кому оно делается, оно ценится ниже,
то подвергается неудовольствию, свободный же человек
старается всех связать узами дружбы и не отплачивает людям
за их благодеяния, сообразуясь с их аффектами, но руководит
себя и других по свободному определению разума и делает
только то, что он сам признает главным, поэтому человек
свободный, дабы не сделаться предметом ненависти для невежд
и дабы сообразовываться не с их влечениями, а с самим только
разумом, будет стараться, насколько возможно, отклонять их
благодеяния.
Дополнение: я говорю "насколько возможно", ибо, хотя
эти люди и невежды, они все-таки люди, которые в случае
необходимости могут подать помощь человеку, а потому часто
бывает необходимо принимать от них благодеяние и,
следовательно, отплачивать им сообразно с их характером. К
этому нужно добавить, что и в отклонении от себя благодеяний
нужно быть осмотрительным, дабы не показалось, что мы
презираем их или, вседствие скупости, боимся, что придется
одаривать. Т.О. Мы, тем самым, оскорбляем их, стараясь
избежать их ненависти, поэтому в отклонении от себя
благодеяния должно руководствоваться пользой и честностью.
Одни только люди свободные бывают наиболее благодарны по
отношению друг к другу. Благодарность людей, руководствую-
щихся одним только слепым желанием, в большинстве случаев
есть не благодарность, а торгашество или плутовство.
Неблагодарность не составляет аффекта, однако она постыдна,
т.к. в большинстве случаев показывает, что человек подвержен
излишней ненависти, самолюбию и скупости, ибо про того, кто
по своей глупости не знает, как отблагодарить за подарок,
нельзя сказать, что он неблагодарный. Так что главный вывод,
что средний человек благодеяния просто так никогдда не
оказывает, как бы он ни думал при этом, что он делает это от
чистого сердца. Если он средний человек, то потребует в
ответ такое же благодеяние.
42. Человек свободный никогда не действует лживо, но
только честно.
43. Человек, руководствующийся разумом, является более
свободным в государстве, где он живет сообразно с общими
постановленями, чем в одиночестве, где он повинуется только
самому себе. Это нетривиальная теорема, потому что кажется,
что быть свободным - это значит быть свободным от любых
ограничений, в частности, от какого бы то ни было
государства. Доказательство: человек разумный не страхом
приводится к повиновению, а тем, поскольку он стремится
сохранить свое существование по предписанию разума, т. е.
Постольку, поскольку он стремится жить свободным, желая
сообразовываться с требованиями общей жизни и пользы, и,
следовательно, человек, руководствующийся разумом, желая
жить свободно, желает соблюдать общие права государства. Под
государством имеется в виду здесь некая идея государства,
потому что само правительство может противоречить идее
государства.
Все сказанное нами касательно истинной свободы человека
относится к твердости духа, т. е. К мужеству и великодушию.
Человек, твердый духом, никого не ненавидит, ни на кого не
гневается, никому не завидует, ни на кого не негодует,
никого не презирает, и, всего менее бывает об'ят
самомнением. Ненависть должна быть побеждена любовью и
всякий, руководящийся разумом, желает другим того же блага,
к которому сам стремится. К этому должно прибавить также то,
что человек, твердый духом, прежде всего помнит, что все
вытекает из необходимости божественной природы и потому все,
что ему кажется негативным, ужасным, несправедливым и
постыдным, все это возникает вследствие того, что он
представляет вещи смутно, искаженно и спутанно. По этой
причине он прежде всего стремится к тому, чтобы представить
вещи так, как они суть в себе и удалить излишние препятствия
для знания, каковы ненависть, гнев, осмеяние, самомнение и
прочее, он стремится, насколько возможно, поступать хорошо и
получать удовольствие. Таким образом, самое полезное в жизни
- совершенствовать свое познание или разум, и в этом одном
состоит высшее счастье или блаженство человека, ибо
блаженство есть ни что иное, как душевное удовлетворение,
возникающее вследствие созерцательного интуитивного познания
бога. Совершенствовать же свое познание значит ни что иное,
как познавать бога, его атрибуты и действия, возникающие из
необходимости его природы, поэтому последняя цель человека,
руководящего разумом, т. е. Высшее его желание, которым он
старается умерить все остальное, есть то, которое ведет его
к адекватному постижению себя самого и всех вещей,
подлежащих его познанию. Всего полезней для людей -
соединиться друг с другом в своем образе жизни и вступить в
такие связи, которые удобнее всего могли бы сделать из всех
одного и, вообще, людям полезнее всего делать то, что
способствует укреплению дружбы, но для этого необходимы
искусство и бдительность, ибо люди бывают различные и
живущие по предписанию разума встречаются очень редко.
Большей частью они завистливы и, скорее, склонны к мести,
чем к сочувствию, поэтому требуется особенная сила духа для
того, чтобы с каждым обходиться сообразно с его характером и
удерживаться от подражания его аффектам, наоборот, те,
которые умеют лишь бранить людей, более порицать их пороки,
чем учить добродетелям, и не укреплять дух людей, а
сокрушать его, те служат в тягость и себе, и другим, поэтому
многие из чрезмерной нетерпимости и ложного религиозного
усердия желали жить лучше среди животных, чем среди людей,
подобно тому, как мальчишки или юноши, которые не могут
спокойно переносить укоры родителей, ищут себе убежища в
военной службе и предпочитают неудобство войны и
деспотическую власть домашним удобствам и увещеваниям
родителей и согласны подвергнуться какой угодно тягости,
чтобы только отомстить своим родителям.
Если в одном и том же суб'екте возбуждаются два
противоположных действия, то или в обоих из них, или в
одном, необходимо должны произходить изменения до тех пор,
пока они не перестанут быть противоположными. Это
действительно аксиома - если я хочу одновременно и того, и
другого, должно произойти изменение, пока мне не станет
ясно, чего именно я хочу.
Могущество действия определяется могуществом его
причины, в силу того, что сущность действия выражается и
определяется сущностью его причины.
М е т о д и к а к о н т р о л я .
Если мы отделим душевное движение, т. е. эффект от
представления внешней причины и соединим его с другими
представлениями, то любовь или ненависть к этой внешней
причине, равно как душевные волнения, возникающие из этих
аффектов, уничтожаются. Аффект, составляющий пассивное
состояние, перестает быть им, как скоро мы образуем ясную и
отчетливую идею его.
Следовательно, аффект тем больше находится в нашей
власти, и душа тем меньше от него страдает, чем больше мы
обладаем его познанием. Нет ни одного состояния, о котором
мы не могли бы составить ясного и отчетливого представления.
Поскольку душа познает вещи, как необходимые, она имеет тем
большую власть над аффектами, иными словами, тем менее
страдает от них. Иными словами, когда душа считает, что
что-то происходит случайно, как бы она ни называла эту
случайность - то ли вмешательство бога, то ли что-то еще -
она от этого страдает. Страдание уменьшается тогда, когда мы
познаем необходимость того или иного воздействия.
Чем с большим числом других образов соединен какой-либо
образ, тем чаще он возникает. Душа может достигнуть того,
что все состояния тела или образы вещей будут относиться к
идее бога. Познающий себя самого и свои аффекты, ясно и
отчетливо любит бога и тем больше, чем больше он познает
себя и свои аффекты. Такая любовь к богу должна всего более
наполнять душу. Бог свободен от пассивных состояний и не
подвержен никакому аффекту: ни удовольствию, ни неудо-
вольствию. Бог, собственно говоря, никого ни любит, ни
ненавидит, ибо бог не подвержен никакому аффекту: ни
удовольствию, ни неудовольствию и, следовательно, он не
питает ни к кому ни любви, ни ненависти. Никто не может
ненавидеть бога, отсюда следует, что любовь к богу не может
обратиться в ненависть. Кто любит бога, тот не может
стремиться, чтобы бог, в свою очередь, любил его.
Доказательство: если бы человек стремился к этому, то,
значит, он желал бы, чтобы бог, которого он любит, не был
богом и, следовательно, желал бы подвергнуться неудово-
льствию за счет того, что считал бы бога ограниченным. Эта
любовь к богу не может быть осквернена ни аффектом зависти,
ни аффектом ревности, наоборот, она становится тем горячее,
чем больше людей по нашему воображению соединены с богом тем
же союзом любви.
Здесь мы выходим к проблеме того, что понимать под
богом. Наш мир имеет первую причину своего существования,
самой себя. Назовем ее субстанцией или богом. Богу с
необходимостью присуща свободная воля, что следует из его
определения. Бог действует не хаотически, а по внутренней
необходимости, которую назовем абсолютным мышлением.
Свободная воля не должна быть ограничена ничем другим,
следовательно бог бесконечен и включает в себя все
существующее в любых формах. Средний человек иногда считает,
что бог трансцендентен и мы не являемся богом. Сам бог
обладает существованием. Причина собержит в себе все, что
содержится в ее следствиях: воля, мышление, существование,
бесконечность являются отрибутами бога, присущими ему с
необходимостью. Данные атрибуты не исчерпывают всех моментов
бога,, вообще говоря, бог имеет бесконечное число атрибутов,
каждый из которых выражает его вечную и неизменную природу.
Все атрибуты находятся в боге в некотором единстве, а не
являются его частями, бог неделим. Каждый атрибут
представлен сам по себе, бесконечен в своем роде и
представляет собой определенную форму для-себя-бытия бога.
Каждый атрибут имеет бесконечное множество определенных
состояний или модусов, взаимозависимых и ограниченных друг
другом. Бог есть целое, состоящее из субстанции, атрибутов и
модусов. Ничего другого не существует и не может
существовать. Бог есть абсолютное бытие и любое конечное
бытие является модусом этого атрибута. Бог есть абсолютное
мышление, которое знает все атрибуты и все их модусы, но не
потому, что познает их через восприятие, а потому, что
является причиной их возникновения. Разум тождественен воле,
все, что он мыслит, он тут же творит, поэтому в природе есть
все, что есть в разуме. Тем более все, что есть в природе,
есть в разуме. Бог действует с необходимостью, не
сомневается, не ошибается, не может менять своих решений.
Все, что бог может себе представить, все, что согласуется с
его необходимостью, сводящейся к требованию самонепротиво-
речивости, все реализуется в природе. Субстанция и атрибуты,
представляющие собой бесконечное понятие бога (эйдосы), не
соотносящиеся между собой и поэтому не познаваемые для
другого, образуют так называемую природу порождающую. Модусы
атрибутов образуют определенную форму природы порожденной.
Все существующее, существует в боге и через бога. Каждый
модус ограничен другими модусами своего атрибута и,
следовательно, находится с ними в определенном соотношении,
в определенных взаимодействиях. Модус стремится снять свою
ограниченность, ибо в себе он целое, и действует через свою
границу на другие модусы, которые воспринимают это
воздействие, как свою границу, ибо последняя не есть бытие
само по себе, а есть переход, деятельное отношение одного с
другим. Это воздействие вызывает компенсирующую реакцию, так
что импульс отражается от модуса преобразованным. В атрибуте
существует бесконечное разнообразие блуждающих импульсов
других или, наоборот, украшая свои. Поэтому ясно, что люди
уже по природе своей склонны к ненависти и зависти, а к
этому присоединяется еще и само их воспитание.
В этих выводах важна даже не сама суть, ибо она
зачастую тривиальна, а сама схема вывода. Кроме того, важно,
что аффекты определяются рассудком, и что следование
подобным аффектам не является вообще каким-то преимуществом
этого человека по сравнению с другими людьми и, в частности,
с воином. Важно понять, что все это происходит автоматически
в рассудке у каждого человека. Если я за себя чувствую
какую-то гордость, то, в сущности, нечем гордиться. Чтобы
гордиться, надо действовать разумно, не рассудочно.
В заключение несколько определений аффектов:
У д о в о л ь с т в и е
Е с т ь п е р е х о д
о т м е н ь ш е г о с о в е р ш е н с т в а к
б о л ь ш е м у . ( з д е с ь в а ж н о с л о в о
" п е р е х о д " ) .
П о г л о щ е н и е в н и м а н и я - есть
воображение какой-либо вещи, приковывающее к себе душу,
вследствие своей уникальности.
Л ю б о в ь - есть удовольствие, сопровождаемое идеей
внешней причины.
П р е д а н н о с т ь - есть любовь к тому, кто
приковывает наше внимание.
О с м е я н и е - есть удовольствие, возникающее
вследствие того, что мы воображаем, что в ненавидимой нами
вещи есть что-либо такое, чем мы пренебрегаем. Т.Е. Если
существуют пренебрежение и ненависть, то возникает осмеяние.
Если мы встречаем человека, который что-то осмеивает, можно
сразу же выяснить, что он в этой вещи ненавидит и чем
пренебрегает.
28. Мы пассивны постольку, поскольку составляем такую
часть природы, которая не может быть представлена сама через
себя и без других. Эта теорема относится к деятельности
рассудка. Другими словами можно было бы сказать: мы пассивны
настолько, насколько мы подчиняемся деятельности своего
рассудка, насколько мы подчиняемся деятельности разума,
настолько мы свободны.
29. Сила, с которой человек пребывает в своем
существовании, ограничена и ее бесконечно превосходит
могущество внешних причин. Невозможно, чтобы человек не был
частью природы и претерпевал только такие изменения, которые
могли бы быть поняты из одной только его природы и для
которых он составлял бы адекватную причину. Эти две теоремы
говорят о том, что человек, хоть и стремится к свободе, но
покуда он человек, он является рабом своих страстей, своих
аффектов, покуда он человек, покуда он часть природы. Это
касается и воина. Отсюда следует, что человек необходимо
всегда подвержен пассивным состояниям, следует общему
порядку природы и повинуется ему, приспосабливается к нему,
насколько того требует природа вещей. Иными словами, есть
соответствующие приказы орла и нарушать их никому не
дозволено.
30. Сила какого-либо пассивного состояния или аффекта
может превосходить другие действия человека, иными словами,
его способность разума., так что этот аффект будет долго
преследовать его. Этот аффект может быть ограничен или
уничтожен только противоположным и более сильным аффектом,
чем аффект, подлежащий укрощению. Здесь рассматривается
такая ситуация, когда с одной стороны есть некий аффект,
т. е. стремление к любимой вещи, делать добро любимой вещи
или делать зло нелюбимой вещи, и одновременно с этим есть
какая-то разумная идея, например, идти по пути воина, и в
теореме говорится, что часто так бывает, что аффект сильнее
разумного желания, и что одного разумного желания
недостаточно, чтобы этот аффект победить. А этот аффект
может быть побежден только противоположным аффектом,
относящимся к данной вещи. Чисто разумом я не могу приказать
убрать этот аффект, но я могу создать такие условия, что
чрезмерно любимая мною вещь, которая поглощает много моего
внимания, тем самым, сильно меня ограничивает, превращает в
раба страстей, - доставляет мне неудовольствие, и тогда моя
свобода будет от этого возрастать, потому что я буду
испытывать меньшую привязанность к этой вещи.
31. Люди различны, поскольку пассивны, подвержены
различным аффектам, влиянию различных вещей. Вещей очень
много, личный опыт у каждого разный и поскольку люди следуют
рассудку, они различны между собой. Люди лишь постольку
сходны между собой, поскольку они живут под руководством
разума. Разумная деятельность заключается в том, чтобы
правильно сохранить себя. Душа тоже хочет сохранить себя, но
не умеет, ошибается. Когда человек всего более для себя ищет
собственной пользы, тогда люди бывают все более полезны друг
другу. Живущий под руководством разума стремится воздавать
другому за его ненависть, гнев, презрение к себе и т. д.,
напротив, любовью и великодушием, т.к. полезно, чтобы меня
любили, а ненависть может колебаться и побеждается моей
любовью, т.е. доставлением другому приятного. Если возникает
какое-то желание, чтобы кто-то меня полюбил, то достаточно
доставлять этому человеку максимум приятного. Если это
какая-то женщина, то мужчине нужно за ней ухаживать, и чем
больше он приятного ей сделает, тем больше возникает любовь,
потому что любовь возникает автоматически, просто сумма
приятных вещей. Если при этом я сохраняю таинственность и
уникальность, то возникает преданность мне.
32. Аффекты надежды и страха сами по себе не могут быть
хороши. Доказательство: нет аффектов надежды и страха без
неудовольствия, ибо страх есть неудовольствие, а надежда не
существует без страха, следовательно, эти аффекты не могут
быть хороши сами по себе, а лишь постольку, поскольку они
могут ограничивать чрезмерное удовольствие, что и
требовалось доказать. Следствие: к этому должно прибавить,
что эти же аффекты указывают на недостаток познания и
бессилие души. По этой же причине и уверенность, отчаяние,
радость и подавленность составляют признаки духа
бессильного, ибо хотя уверенность и радость и составляют
аффекты удовольствия, однако они предполагают, что им
предшествовало неудовольствие, а именно надежда и страх.
Таким образом, чем более мы будем стремиться жить под
руководством разума, тем более будем стремиться возможно
менее зависеть от надежды, сделать себя свободными от
страха, по мере возможности управлять судьбой, управлять
своими действиями по совету разума. Т.Е. Не следует жить
надеждами, ожиданиями, страхами, не следует ничего ждать и
догонять. Например, не следует ждать в очереди, а следует
жить в очереди, рассматривать очередь как последний поступок
в жизни, тогда избавляешься от страдания, связанного с
ожиданием, и получаешь удовольствие от действительной жизни.
Средний человек массу своей энергии тратит на ожидание,
некоторые так и считают, что их настоящая жизнь еще не
началась. Так они ее ожидают, пока не помрут.
Аффекты превозношения и презрения всегда дурны, другими
словами, необходимо ровно относиться ко всем, не разделять
людей на хороших и плохих, т. е. относиться к другому, как к
самому себе.
34. Сострадание в человеке, живущем по руководству
разума, само по себе дурно и бесполезно. Это нетривиальное
утверждение. Докажем его. Сострадание есть неудовольствие и,
вследствие того, само по себе дурно и бесполезно. Добро же,
из него вытекающее и состоящее в том, что мы стремимся
освободить человека, которого нам жалко, от его несчастья,
мы желаем делать по одному только предписанию разума и лишь
по предписанию разума мы можем делать что-либо, что мы знаем
наверное за хорошее, а потому сострадание в человеке,
живущем по руководству разума, само по себе дурно и
бесполезно, что и требовалось доказать. Отсюда следует, что
человек, живущий по руководству разума, стремится, насколько
возможно, не подвергаться состраданию. Кто обладает
правильным знанием того, что все вытекает из необходимости
божественной природы и совершается по вечным законам и
правилам природы, тот, конечно, не найдет ничего, что было
бы достойным ненависти, осмеяния или презрения и не будет
никому сострадать, но насколько дозволяет человеческая
добродетель, будет стремиться, как говорят, поступать хорошо
и получать удовольствие. К этому нужно прибавить, что тот,
кто легко подвергается аффекту сострадания и трогается чужим
несчастьем и слезами, часто делает то, в чем после сам
раскаивается, как вследствие того, что мы находясь под
воздействием аффектов, не делаем ничего такого, что знаем
наверное за хорошее, так и потому, что легко поддаемся на
ложные слезы. Я говорю это, главным образом, о человеке,
живущем по руководству разума, ибо кто ни разумом, ни
состраданием не склоняется к помощи другим, то справедливо
называют того бесчеловечным, т.к. он кажется непохожим на
человека. Так что если кто не живет по руководству разума,
то пускай сострадает, потому что если и без разума, и без
сострадания жить, то не будет ничего хорошего. Благораспо-
ложение не противно разуму, но может быть согласно с ним и
возникать из него. Кто живет по руководству разума, тот
желает другому того же добра, к которому сам стремится,
поэтому когда он видит, что кто-либо делает другому добро,
то его стремление делать другому добро находит себе
поддержку, т. е. подвергается удовольствию, и притом,
сопровождаемому идеей о том, кто сделал другому добро, и
потому он чувствует к нему расположение, что и требовалось
доказать.
35. Негодования, сообразно нашему определению его,
необходимо также избегать, но должен заметить, что, когда
высшая власть в силу присущего ей желания сохранять мир,
наказывает гражданина, нанесшего обиду другому, то я не
говорю, что она негодует на этого гражданина, т.к. она
наказывает его, не возбуждаемая ненавистью в стремлении
погубить его, но движимая уважением к общему благу.
36. Самодовольство может возникнуть вследствие разума,
и только то самодовольство, которое возникает вследствие
разума, есть самое высшее, какое только может быть. Здесь
под самодовольством понимается чувство собственного
достоинства, а самодовольство рассудка или души называется
чувством собственной важности. Чувство собственного
достоинства есть удовольствие, возникающее вследствие того,
что человек созерцает самого себя и свою способность к
действию, оно возникает по мере осознания себя все более и
более свободным. Но искренняя способность человека к
действию, иначе, добродетель, есть разум, который человек
созерцает ясно и отчетливо, следовательно, самодовольство
возникает из разума. Человек, созерцая самого себя,
воспринимает ясно и отчетливо (или адекватно) только то, что
вытекает из его способности к действию, т.е. что вытекает из
его способности к познанию, а потому только из такого
самосозерцания возникает самое сильное самодовольство, какое
только может быть.
38. Приниженность не есть добродетель, иными словами,
она не возникает из разума. Эта теорема дается в дополнение
к борьбе с чувством собственной важности. Можно слишком
бороться, так что собственное достоинство потерять.
39. Раскаяние не составляет добродетели, иными словами,
оно не возникает из разума, но тот, кто раскаивается в
каком-либо поступке, вдвойне жалок или бессилен. Так как
люди редко живут под руководством разума, то эти два аффекта
- приниженность и раскаяние, кроме них, надежда и страх,
приносят больше пользы, чем вреда, а потому, если уж
приходится грешить, то лучше грешить в одну сторону. В самом
деле, если бы люди, бессильные духом (средний человек), все
были бы об'яты самомнением, то они не знали бы никакого
стыда и не знали бы ничего, что могло бы подобно узам,
об'единить и связывать их друг с другом. Чернь страшна, если
сама не боится, поэтому не удивительно, что пророки, которые
заботились не о частной пользе, а об общей, так настойчиво
исповедывали приниженность, раскаяние и благоговение.
Действительно, люди, подверженные этим аффектам, гораздо
легче, чем другие, могут придти к тому, чтобы жить, наконец,
по руководству разума, т. е. делаться свободными,
наслаждаться жизнью блаженных, т. е. если уж я средний
человек, то лучше мне испытывать приниженность, раскаяние,
стыд, это более прямой путь к разуму, нежели испытывать
самодовольство, превознесение. Величайшее самомнение или
самоуничижение указывает на величайшее бессилие духа,
однако, самоуничижение может быть легче исправлено, чем
самомнение, т.к. последнее составляет аффект удовольствия,
первое же - неудовольствия, и потому второе сильнее первого.
Об'ятые самомнением любят присутствие прихлебателей или
лжецов, присутствие же людей прямых ненавидят. Средний
человек, об'ятый самомнением, может общаться, согласно этой
теореме, только с теми людьми, которые слушают его, льстят
ему, если же он сталкивается с человеком прямым, которому
необходимы доказательства, то человек, об'ятый самомнением,
стремится этого человека уничтожить. Из двух благ, следуя
руководству разума, мы будем следовать большему, а из двух
зол - меньшему.
40. Человек свободный ни о чем так мало не думает, как
о смерти, и его мудрость состоит в размышлении не о смерти,
а о жизни. Душевная сила, или добродетель свободного
человека одинаково усматривается как во избежании
опасностей, так и в преодолении их.
41. Человек свободный, живущий среди невежд, старается,
насколько возможно, отклонять их благодеяния. Доказате-
льство: о том, что хорошо, каждый судит по-своему, таким
образом, невежда, сделавший благодеяние, ценит его по-своему
и, если видит, что тем, кому оно делается, оно ценится ниже,
то подвергается неудовольствию, свободный же человек
старается всех связать узами дружбы и не отплачивает людям
за их благодеяния, сообразуясь с их аффектами, но руководит
себя и других по свободному определению разума и делает
только то, что он сам признает главным, поэтому человек
свободный, дабы не сделаться предметом ненависти для невежд
и дабы сообразовываться не с их влечениями, а с самим только
разумом, будет стараться, насколько возможно, отклонять их
благодеяния.
Дополнение: я говорю "насколько возможно", ибо, хотя
эти люди и невежды, они все-таки люди, которые в случае
необходимости могут подать помощь человеку, а потому часто
бывает необходимо принимать от них благодеяние и,
следовательно, отплачивать им сообразно с их характером. К
этому нужно добавить, что и в отклонении от себя благодеяний
нужно быть осмотрительным, дабы не показалось, что мы
презираем их или, вседствие скупости, боимся, что придется
одаривать. Т.О. Мы, тем самым, оскорбляем их, стараясь
избежать их ненависти, поэтому в отклонении от себя
благодеяния должно руководствоваться пользой и честностью.
Одни только люди свободные бывают наиболее благодарны по
отношению друг к другу. Благодарность людей, руководствую-
щихся одним только слепым желанием, в большинстве случаев
есть не благодарность, а торгашество или плутовство.
Неблагодарность не составляет аффекта, однако она постыдна,
т.к. в большинстве случаев показывает, что человек подвержен
излишней ненависти, самолюбию и скупости, ибо про того, кто
по своей глупости не знает, как отблагодарить за подарок,
нельзя сказать, что он неблагодарный. Так что главный вывод,
что средний человек благодеяния просто так никогдда не
оказывает, как бы он ни думал при этом, что он делает это от
чистого сердца. Если он средний человек, то потребует в
ответ такое же благодеяние.
42. Человек свободный никогда не действует лживо, но
только честно.
43. Человек, руководствующийся разумом, является более
свободным в государстве, где он живет сообразно с общими
постановленями, чем в одиночестве, где он повинуется только
самому себе. Это нетривиальная теорема, потому что кажется,
что быть свободным - это значит быть свободным от любых
ограничений, в частности, от какого бы то ни было
государства. Доказательство: человек разумный не страхом
приводится к повиновению, а тем, поскольку он стремится
сохранить свое существование по предписанию разума, т. е.
Постольку, поскольку он стремится жить свободным, желая
сообразовываться с требованиями общей жизни и пользы, и,
следовательно, человек, руководствующийся разумом, желая
жить свободно, желает соблюдать общие права государства. Под
государством имеется в виду здесь некая идея государства,
потому что само правительство может противоречить идее
государства.
Все сказанное нами касательно истинной свободы человека
относится к твердости духа, т. е. К мужеству и великодушию.
Человек, твердый духом, никого не ненавидит, ни на кого не
гневается, никому не завидует, ни на кого не негодует,
никого не презирает, и, всего менее бывает об'ят
самомнением. Ненависть должна быть побеждена любовью и
всякий, руководящийся разумом, желает другим того же блага,
к которому сам стремится. К этому должно прибавить также то,
что человек, твердый духом, прежде всего помнит, что все
вытекает из необходимости божественной природы и потому все,
что ему кажется негативным, ужасным, несправедливым и
постыдным, все это возникает вследствие того, что он
представляет вещи смутно, искаженно и спутанно. По этой
причине он прежде всего стремится к тому, чтобы представить
вещи так, как они суть в себе и удалить излишние препятствия
для знания, каковы ненависть, гнев, осмеяние, самомнение и
прочее, он стремится, насколько возможно, поступать хорошо и
получать удовольствие. Таким образом, самое полезное в жизни
- совершенствовать свое познание или разум, и в этом одном
состоит высшее счастье или блаженство человека, ибо
блаженство есть ни что иное, как душевное удовлетворение,
возникающее вследствие созерцательного интуитивного познания
бога. Совершенствовать же свое познание значит ни что иное,
как познавать бога, его атрибуты и действия, возникающие из
необходимости его природы, поэтому последняя цель человека,
руководящего разумом, т. е. Высшее его желание, которым он
старается умерить все остальное, есть то, которое ведет его
к адекватному постижению себя самого и всех вещей,
подлежащих его познанию. Всего полезней для людей -
соединиться друг с другом в своем образе жизни и вступить в
такие связи, которые удобнее всего могли бы сделать из всех
одного и, вообще, людям полезнее всего делать то, что
способствует укреплению дружбы, но для этого необходимы
искусство и бдительность, ибо люди бывают различные и
живущие по предписанию разума встречаются очень редко.
Большей частью они завистливы и, скорее, склонны к мести,
чем к сочувствию, поэтому требуется особенная сила духа для
того, чтобы с каждым обходиться сообразно с его характером и
удерживаться от подражания его аффектам, наоборот, те,
которые умеют лишь бранить людей, более порицать их пороки,
чем учить добродетелям, и не укреплять дух людей, а
сокрушать его, те служат в тягость и себе, и другим, поэтому
многие из чрезмерной нетерпимости и ложного религиозного
усердия желали жить лучше среди животных, чем среди людей,
подобно тому, как мальчишки или юноши, которые не могут
спокойно переносить укоры родителей, ищут себе убежища в
военной службе и предпочитают неудобство войны и
деспотическую власть домашним удобствам и увещеваниям
родителей и согласны подвергнуться какой угодно тягости,
чтобы только отомстить своим родителям.
Если в одном и том же суб'екте возбуждаются два
противоположных действия, то или в обоих из них, или в
одном, необходимо должны произходить изменения до тех пор,
пока они не перестанут быть противоположными. Это
действительно аксиома - если я хочу одновременно и того, и
другого, должно произойти изменение, пока мне не станет
ясно, чего именно я хочу.
Могущество действия определяется могуществом его
причины, в силу того, что сущность действия выражается и
определяется сущностью его причины.
М е т о д и к а к о н т р о л я .
Если мы отделим душевное движение, т. е. эффект от
представления внешней причины и соединим его с другими
представлениями, то любовь или ненависть к этой внешней
причине, равно как душевные волнения, возникающие из этих
аффектов, уничтожаются. Аффект, составляющий пассивное
состояние, перестает быть им, как скоро мы образуем ясную и
отчетливую идею его.
Следовательно, аффект тем больше находится в нашей
власти, и душа тем меньше от него страдает, чем больше мы
обладаем его познанием. Нет ни одного состояния, о котором
мы не могли бы составить ясного и отчетливого представления.
Поскольку душа познает вещи, как необходимые, она имеет тем
большую власть над аффектами, иными словами, тем менее
страдает от них. Иными словами, когда душа считает, что
что-то происходит случайно, как бы она ни называла эту
случайность - то ли вмешательство бога, то ли что-то еще -
она от этого страдает. Страдание уменьшается тогда, когда мы
познаем необходимость того или иного воздействия.
Чем с большим числом других образов соединен какой-либо
образ, тем чаще он возникает. Душа может достигнуть того,
что все состояния тела или образы вещей будут относиться к
идее бога. Познающий себя самого и свои аффекты, ясно и
отчетливо любит бога и тем больше, чем больше он познает
себя и свои аффекты. Такая любовь к богу должна всего более
наполнять душу. Бог свободен от пассивных состояний и не
подвержен никакому аффекту: ни удовольствию, ни неудо-
вольствию. Бог, собственно говоря, никого ни любит, ни
ненавидит, ибо бог не подвержен никакому аффекту: ни
удовольствию, ни неудовольствию и, следовательно, он не
питает ни к кому ни любви, ни ненависти. Никто не может
ненавидеть бога, отсюда следует, что любовь к богу не может
обратиться в ненависть. Кто любит бога, тот не может
стремиться, чтобы бог, в свою очередь, любил его.
Доказательство: если бы человек стремился к этому, то,
значит, он желал бы, чтобы бог, которого он любит, не был
богом и, следовательно, желал бы подвергнуться неудово-
льствию за счет того, что считал бы бога ограниченным. Эта
любовь к богу не может быть осквернена ни аффектом зависти,
ни аффектом ревности, наоборот, она становится тем горячее,
чем больше людей по нашему воображению соединены с богом тем
же союзом любви.
Здесь мы выходим к проблеме того, что понимать под
богом. Наш мир имеет первую причину своего существования,
самой себя. Назовем ее субстанцией или богом. Богу с
необходимостью присуща свободная воля, что следует из его
определения. Бог действует не хаотически, а по внутренней
необходимости, которую назовем абсолютным мышлением.
Свободная воля не должна быть ограничена ничем другим,
следовательно бог бесконечен и включает в себя все
существующее в любых формах. Средний человек иногда считает,
что бог трансцендентен и мы не являемся богом. Сам бог
обладает существованием. Причина собержит в себе все, что
содержится в ее следствиях: воля, мышление, существование,
бесконечность являются отрибутами бога, присущими ему с
необходимостью. Данные атрибуты не исчерпывают всех моментов
бога,, вообще говоря, бог имеет бесконечное число атрибутов,
каждый из которых выражает его вечную и неизменную природу.
Все атрибуты находятся в боге в некотором единстве, а не
являются его частями, бог неделим. Каждый атрибут
представлен сам по себе, бесконечен в своем роде и
представляет собой определенную форму для-себя-бытия бога.
Каждый атрибут имеет бесконечное множество определенных
состояний или модусов, взаимозависимых и ограниченных друг
другом. Бог есть целое, состоящее из субстанции, атрибутов и
модусов. Ничего другого не существует и не может
существовать. Бог есть абсолютное бытие и любое конечное
бытие является модусом этого атрибута. Бог есть абсолютное
мышление, которое знает все атрибуты и все их модусы, но не
потому, что познает их через восприятие, а потому, что
является причиной их возникновения. Разум тождественен воле,
все, что он мыслит, он тут же творит, поэтому в природе есть
все, что есть в разуме. Тем более все, что есть в природе,
есть в разуме. Бог действует с необходимостью, не
сомневается, не ошибается, не может менять своих решений.
Все, что бог может себе представить, все, что согласуется с
его необходимостью, сводящейся к требованию самонепротиво-
речивости, все реализуется в природе. Субстанция и атрибуты,
представляющие собой бесконечное понятие бога (эйдосы), не
соотносящиеся между собой и поэтому не познаваемые для
другого, образуют так называемую природу порождающую. Модусы
атрибутов образуют определенную форму природы порожденной.
Все существующее, существует в боге и через бога. Каждый
модус ограничен другими модусами своего атрибута и,
следовательно, находится с ними в определенном соотношении,
в определенных взаимодействиях. Модус стремится снять свою
ограниченность, ибо в себе он целое, и действует через свою
границу на другие модусы, которые воспринимают это
воздействие, как свою границу, ибо последняя не есть бытие
само по себе, а есть переход, деятельное отношение одного с
другим. Это воздействие вызывает компенсирующую реакцию, так
что импульс отражается от модуса преобразованным. В атрибуте
существует бесконечное разнообразие блуждающих импульсов