Страница:
Тролль выжил, но от страшного удара повредился умом. А потомки Орка до сих пор испытывают раскаяние за поступок своего предка и искупают его вину перед потомками его брата. С той поры нет у орков худшего преступления, чем обидеть тролля. И ни один орк больше никогда не поверит эльфу.
Предание закончилось, и Сард замолчал, погрузившись в воспоминания об утерянной родине. А Рустам негромко спросил у Гарта:
— О какой казни вы до этого говорили?
Гарт посмотрел на него и с горечью ухмыльнулся:
— Нашему прежнему королю, чтоб его черти драли, Карлу Четвертому пришла в голову «гениальнейшая» мысль казнить двух троллей, которые забрели случайно в королевский лес, за браконьерство. Якобы они убивают королевских оленей. Полная чушь! Тролли не едят мяса и убивают, только защищаясь… и то не всегда. Но королю было все равно, он захотел казнить троллей и казнил. Это произошло на главной площади Клайдиваля. Дикая история. Рассказывали, что палачи отказались от этой работы и скрылись в толпе. Тогда старший из братьев Спенсеров, фаворитов Карла Четвертого, собственноручно изрубил скованных цепями троллей на куски. А еще говорят, что гордые оркские послы, присутствовавшие при казни, плакали и на коленях умоляли короля прекратить этот чудовищный фарс. Но их окружили, обезоружили и заставили смотреть до конца. Той же ночью они покинули столицу. Это было прошлой осенью, Рустам. А уже в этом году, как ты и сам знаешь, на нас напали эльфы и гномы. Чьи послы, по слухам, были раньше лучшими друзьями королевских фаворитов братьев Спенсеров. Благодаря усилиям которых мы и остались одни перед лицом опасности. А вся поддержка наших старых друзей, храбрых и честных орков, ограничилась нашим верзилой Сардом.
— Тоже немало, — буркнул Жано, чтобы разрядить обстановку.
Друзья рассмеялись, но смех их был отчего-то невесел.
У короля и его спутников не стали отбирать оружие, но они все равно почувствовали себя пленниками. Их под конвоем провели в тесную, маленькую юрту и окружили ее сплошным кольцом свирепых караульных.
Радостное и праздничное оркское джайлау настороженно затихло. Степные поэты прервали свои песни на полуслове, были остановлены веселые игрища, отменены и отложены на более поздний срок празднования свадеб и прочих знаменательных событий. Степь замерла в тревожном ожидании, и от юрты к юрте поползли слухи о приезде в самое сердце оркских владений ненавистного Нойманида. А в белоснежной ханской ставке хан Адылай и девять оркских верховных биев решали, что же им делать с врагом степи, который сам отдал себя в их руки.
Когда наконец стемнело, короля Георга отделили от его свиты и привели к хану. Георг вошел в шатер и слегка качнул головой, приветствуя хана, как равный равного. Хан Адылай не ответил на приветствие. Некоторое время он мрачно рассматривал короля Глинглока, после чего недовольно процедил:
— Оставьте нас.
Многочисленная свита хана — мудрецы и воины — потянулась к выходу, окидывая людского короля пронзительными взглядами. Не сдвинулись с места лишь пятеро ханских братьев, эти молодые орки были рядом со своим братом везде и всегда. Но только не на этот раз. Хан Адылай нетерпеливо двинул бровью:
— Уходите все.
Братья удивленно переглянулись, но прекословить конечно же не стали и, покорно склонив круглые зеленые головы, вышли вслед за остальными. Могучие властители остались наедине.
Оркский хан слез со своего возвышения и подошел к Георгу, остановившись в одном коротком шаге от него. Расправив могучие плечи, хан уперся хмурым взглядом в синие глаза короля. Воцарившуюся тишину можно было бы резать ножом — настолько густой показалась бы она стороннему наблюдателю.
— Ты ни капли не изменился, — усмехнулся неожиданно хан и широко распахнул руки: — Ну здравствуй, дружище!
Георг улыбнулся в ответ, и властители крепко обнялись, словно старые друзья после долгой разлуки, впрочем, так оно и было. В далекие славные годы король Карл Третий привез в степь к своим испытанным и верным союзникам двух своих сыновей. И оставил их на целый год в ставке оркского хана, дабы познали юные принцы безграничную степь и ее законы. Принц Карл удрал из степи уже через месяц, воспользовавшись выдуманным предлогом. А Георг остался и запомнил этот год как один из счастливейших в своей жизни.
Хотя вначале все было и иначе. В первый же день принц Георг подрался со своим ровесником, старшим сыном оркского хана Адылаем. Через неделю они подрались снова, а еще через неделю стали друзьями. Прошли годы, и вот они снова свиделись, хотя оба и предпочли бы, чтобы это событие произошло при других, более радостных обстоятельствах.
Тебе не нужно было сейчас приезжать, — сказал хан, когда с приветствиями и объятиями было покончено.
Я не мог не приехать, — ответил король, усаживаясь с ним рядом на разложенные подушки. — Моя родина задыхается и захлебывается кровью. Одним нам не выплыть.
Я знаю, — тяжело вздохнул хан. — Но приезд в степь для тебя лично — это смерть. И не в моей власти спасти тебя, ты же знаешь.
Знаю, — качнул головой король. Они немного помолчали.
Что говорят бии? — спросил Георг.
— Признаться, мудрецы в растерянности, — усмехнулся хан. — Твой приезд оказался для них полной неожиданностью. Войны с Глинглоком никто не хочет, слишком многое нас связывает. Когда Нойманидов объявили врагами степи, никто не думал, что кто-нибудь из них решится приехать сюда. Это был просто символический жест, выражавший возмущение действиями твоего брата. А ты перевернул все с ног на голову. И теперь им не остается ничего другого, как исполнить свою же волю и казнить тебя, развязав вражду на месте столетней дружбы. Чего никому из биев делать не хочется.
Тогда они могут поступиться гордостью и простить меня, признав свое прежнее решение ошибочным, — тихо предложил Георг.
Если бы дело было только в этом, — с горечью улыбнулся хан. — Хотя иногда они меня просто бесят, я вынужден признать, что наши бии — очень мудрые орки. И они осознают, что если позволить перворожденным сокрушить Глинглок, то орки останутся одни перед лицом опасности. Все девять старцев плюнули бы на гордость и отменили свое решение еще в первые дни начавшейся у вас войны. Но ведь дело совсем не в них и не в их гордости. Ты совершил ошибку, брат мой, что приехал к нам в надежде переубедить верховных биев. Прислушайся, что творится за пределами моего шатра. Как только весть о твоем приезде распространилась по джайлау, воздух стал наполняться ненавистью. К утру ненависти соберется столько, что ее можно будет потрогать руками. И простые орки потребуют твоей крови, а если кто-нибудь встанет у них на пути, то они сметут и меня, и биев. Ты понимаешь это, брат мой?
Да, — тихо ответил Георг. — Ты позвал меня, чтобы рассказать об этом?
Адылай посмотрел ему в глаза и мотнул головой:
— Нет. Я не могу допустить, чтобы тебя убили. Сегодня ночью ты уедешь, брат. По пути в родное королевство тебя будут ждать свежие лошади, вода и пища. Никто не сможет тебя догнать, даже я.
— Наутро орки поймут, кто помог мне уйти, — медленно произнес Георг. — У тебя возникнут серьезные проблемы.
Ай, — с деланой беспечностью отмахнулся хан, — ерунда все это. Убить меня не посмеют, а все остальное я переживу. Уезжай, брат, ты должен жить.
Нет, — отказался Георг, почти не раздумывая. — Я еще раз смог убедиться в твоем благородстве, брат. Но уехать я не смогу. На кону такие ставки, что моя жизнь просто ничто по сравнению с ними. К тому же, брат, ты тоже ошибаешься. Я приехал сюда не для того, чтобы переубедить биев, я приехал, чтобы поговорить с оркским народом. И я не могу уехать, не сделав этого.
Ты умрешь, — грустно проронил хан.
Да, это возможно, — качнул головой Георг, — но что поделать, на моей земле идет война. Тысячи моих подданных рискуют жизнью и умирают ради победы и освобождения. Чем же я лучше? В затеянной мною игре, брат, смысл не в том, чтобы выжить, а в том, чтобы победить. Я приехал сюда не за помощью королю Георгу, а за помощью королевству Глинглокскому. И я знаю, что не в твоих силах сохранить мне жизнь, но в твоих силах добыть мне победу. Поклянись, что в случае моей смерти ты соберешь войско и придешь Глинглоку на помощь. Сделай это, и тогда завтра я смогу умереть спокойно.
Хан Адылай достал из ножен кинжал и с силой провел его лезвием по ладони. Зеленая горячая кровь закапала на расшитые причудливыми узорами подушки.
— Клянусь! — сказал хан и сжал кровоточащую ладонь в кулак.
На возвышении из белого войлока под своим девятихвостым знаменем сидит хан Адылай, военный вождь свободных оркских племен. Чуть ниже хана сидят девять почтенных верховных биев, избранных орками править ими в мирные времена. Еще ниже собрались главы племен — простые бии, беки и батыры. А вокруг своих вождей раскинулось целое зеленое море честных и прямодушных орков. Все они собрались здесь, чтобы выслушать глинглокского короля, жить которому, по общему мнению, оставалось совсем недолго.
— Бланше, — обратился Георг к своему советнику перед выходом из отведенной им юрты, — то, что я тебе сейчас скажу, очень важно. Вы, господа, — сказал он рыцарям и целителям, — тоже должны будете выслушать мои слова и в случае чего выступите свидетелями. Так вот, Бланше, на тот случай, если со мной что-нибудь случится и я не смогу вернуться в королевство, ты донесешь до совета мой последний
Никакой вражды с орками быть не должно. В случае моей гибели я приказываю совету заключить с ними союз немедленно и обязать моего преемника соблюдать его условия неукоснительно.
Это неслыханно, — прошептал побледневший барон.
Бланше, — король обхватил его за плечи и встряхнул, — если ты этого не сделаешь, то все будет напрасно, ты понимаешь?
Да, — прошептал барон.
Хорошо. — Король окинул взглядом своих спутников и шагнул к выходу.
Ваше величество, — барон протянул к нему руку, — это сумасшествие…
Георг обернулся.
— Нет, Бланше, это сама жизнь, — сказал он с улыбкой и, гордо вскинув голову, пошел навстречу своей судьбе.
При виде живого представителя Нойманидов над степью пронесся глухой гул тысяч голосов разозленных орков. Но когда король Глинглока поднялся на специально для него возведенный деревянный помост, орки замолчали и приготовились слушать. Они уважали смелость и сочли, что он заслужил ею право обратиться к ним перед смертью.
— Орки! — прогремел над степью усиленный верховным шаманом голос короля Георга. — Я — Нойманид. И я пришел к вам не для того, чтобы кривить душой и вымаливать себе прощение. Нет, я пришел, чтобы напомнить оркам о древней легенде, о которой, к несчастью, забыл мой брат. Эта легенда рассказывает о двух братьях. Эта легенда рассказывает о мудрости, преданности и любви. Эта легенда об Орке и Тролле…
При этих словах толпа недовольно заворчала.
Мы помним эту легенду! — выкрикнул чей-то молодой и задиристый голос.
Нет, не помните, — отрезал Георг, и орки удивленно замолчали. — В вашей памяти остались только слова, а смысл вы уже позабыли. И я расскажу вам новую легенду, чтобы лучше донести смысл старой. Слушайте меня, орки! Жили на этой земле два народа, за долгие годы ставшие братьями. Жили рядом и все делали рука об руку и плечом к плечу. Деля беды и радости, происходившие с ними, поровну, на двоих. И все было у них ладно. Но однажды к одному из братьев пришли потомки первого эльфа Акселя, отца лжи. И смутили они его разум, сбив с пути и обманом вынудив его совершить ПРОСТУПОК, которому нет прощения… — Георг неожиданно замолчал, а когда продолжил, голос его был наполнен неподдельной горечью и стыдом: — Этот ПРОСТУПОК совершил мой брат. И я пришел сюда не для того, чтобы снять с себя и со своего рода ответственность за него. Нет, я пришел напомнить: давным-давно, в незапамятные времена, когда Орку грозила смерть, Тролль пришел, чтобы закрыть брата телом. История повторяется, и сейчас Глинглоку угрожает смерть, а Орку предстоит решать, прийти ли обманутому брату на помощь или оставить его умирать. — Георг обвел взглядом притихшее зеленоголовое море и закончил: — Я — Нойманид. И я понесу без ропота любое наказание за проступок своего брата. Потому что я знаю, что такое братский долг. Весь вопрос теперь только в том, знаете ли об этом вы, свободные орки…
В полной тишине сошел Георг с помоста и прошел сквозь расступающееся перед ним оркское море. В тесной и маленькой юрте предстояло ждать ему решения свободных оркских племен, решения самой судьбы для него и для его народа.
Багряные лучи заходящего солнца освещали исполненную мрачной торжественности церемонию. Барон Бланше искусал губы в кровь от горечи происходящего. На вершину высокого пригорка вывели его короля, дабы наказать род Нойманидов от имени оркского народа. Карие глаза королевского советника глубоко запали и казались черными от отражавшейся в них бездны отчаяния. Что он скажет по возвращении совету? Какими словами сможет поведать глинглокскому народу о гибели его славного короля? И что будет в конце концов с лондейлским гарнизоном, когда до него дойдет это страшное известие? Ответом на эти вопросы барону послужил лишь скрежет собственных стиснутых до боли зубов.
Под размеренный бой племенных барабанов гордый король Глинглока поднялся на пригорок и собственноручно снял с себя куртку и рубашку, обнажив грудь для смертельного удара. Он добился своей цели — еще до церемонии наказания верховные бии объявили о начале войны и вручили в руки хана священный меч. За считаные дни соберутся оркские конные дружины и выступят к Глинглоку, дабы обрушиться вместе со спешно собираемыми людскими полками на застрявших у лондейлских стен эльфов и гномов. Да, король своего добился и теперь был готов заплатить за это запрошенную степью цену.
Ему оказали честь — обязанность палача взял на себя не кто-нибудь, а сам Кундук-ту, верховный оркский шаман. К оглушительному голосу барабанов присоединилось заунывное пение оркских шаманов, призывавших великое небо и духов предков в свидетели. Двое помощников поднесли верховному шаману резную, потемневшую от времени деревянную шкатулку. Кундук-ту бережно открыл крышку, и в лучах заходящего солнца отразился блеск священного кинжала, принадлежавшего, по преданиям, первому Орку. Еще одна честь, оказанная глинглокскому королю.
Георг ждал, широко расставив ноги и с жадностью вдыхая всей грудью прохладный степной ветер. Хотелось ли ему сейчас жить? Еще бы! Но ни тени сожаления не отражалось в его пронзительно-синем взгляде. Лишь наслаждение жизнью, лучами прощающегося солнца и безумным великолепием огромного голубого неба.
В глазах много повидавшего на своем веку Кундук-ту появилось искреннее уважение. Крепкая долговязая фигура молодого короля, умеющего столь сильно любить жизнь и готового тем не менее отдать ее не раздумывая, повинуясь долгу перед своим народом, дышала подлинным величием, присущим лишь немногим правителям этого мира. Шаман выкрикнул заклинание, обращенное к прародителю орков богу войны Тумао и призывающее его вернуться в оставленный когда-то мир, и поднес священный кинжал к груди глинглокского короля.
С того места, где он стоял, барону Бланше было прекрасно видно, как медленно прижал шаман кинжал к мускулистому телу, прямо напротив сердца, и стал вдавливать его острие в атласную загорелую кожу короля Георга. Медленно, очень медленно, но неотвратимо — так требовал обычай. Позади короля стояли двое крепких орков, готовые поддержать его, если он дрогнет и отшатнется. Но все уже осознали, что их помощь сегодня не потребуется. Георг стоял подобно скале, не отрывая взгляда от заходящего солнца, и даже не вздрогнул, когда кинжал прорвал его кожу и обагрился красной горячей королевской кровью.
Барон застонал и отвернулся, в глазах его неожиданно потемнело. Двое целителей подхватили его, и он с горечью почувствовал, что сознание его не покинуло. А еще он почувствовал дрожь, сотрясающую пальцы помогавших ему целителей. Кровь, натекшая из прокушенной губы, наполнила его рот противной горечью. А грозный, торжественный гул племенных барабанов перемалывал в пыль его разум и отдавался в мозгу глухой болью.
Внезапно барабаны замолчали, а в следующее мгновение его уши чуть было не взорвались от рева, дружно вылетевшего из глоток собравшихся оркских племен:
— Кан чакты!!! [7]
«Вот и все», — подумал барон и потерял наконец сознание вопреки усилиям державших его целителей.
Пограничная застава на границе с оркской степью. Маленькая деревянная крепостца — сторожевая вышка, окруженная потемневшим частоколом. Десяток стариков с копьями и топорами под предводительством столь же старого сержанта — вот и весь ее гарнизон. С орками дружили давно и крепко, поэтому, несмотря на возникшие в последнее время разногласия, подлости и нападения с их стороны не ждали.
В этот пасмурный день в крепости неожиданно появились крепкие молодые парни. Они не носили военную форму, но серые куртки не могли скрыть бугрившихся мышц и плавных скупых движений, присущих воинам. Старики ветераны только покачивали головами, не зная, что и думать. А старый сержант, нещадно потея, стоял навытяжку перед самим грозным главой тайной службы, влиятельным графом Честером.
Ваше сиятельство, так это… как бы там… наша служба, она что — все, да? Закончилась?
Что вы лепечете, сержант? — буркнул в ответ раздраженный граф. — Когда ваша служба закончится, вам об этом скажет ваше начальство. А у меня здесь свои дела. Поэтому идите и по возможности не путайтесь под ногами. Ясно?
Я-ясно, — запинаясь, ответил сержант, не зная еще, радоваться или нет.
Не по-уставному кланяясь и пятясь, сержант поспешил уйти, а граф остался наедине со своими невеселыми мыслями. Долг требовал его присутствия в сердце королевства, где агенты герцога Аркского и короля Торбина развязали настоящую тайную войну, но душа привела его сюда. Слишком много надежд возлагал постаревший граф на юного короля, за чьими крепкими плечами графу чудились тени его славных предков, великих королей Глинглока. Если с Георгом что-нибудь случится, если только с ним что-нибудь случится…
Нет! Граф даже не мог такого представить и усилием воли гнал от себя страшные картины.
Его метания в тесной комнате прервал один из его помощников:
— Только что доложили с вышки, ваше сиятельство, в степи показались всадники под глинглокским знаменем. Скоро они будут здесь.
Граф, призвав на помощь все свое самообладание, взял себя в руки и, стараясь говорить безучастно, спросил:
Сколько? Сколько всадников?
Девять, ваше сиятельство, — ответил помощник и удивленно отшатнулся, увидев, что граф со стоном схватился за голову. — Ваша светлость, что с вами?!
Граф Честер рукой оттолкнул бросившегося к нему помощника и выпрямился. Глаза у него были совершенно обезумевшие. Помощник некоторое время ошеломленно молчал, но потом все-таки рискнул поинтересоваться:
— Ворота открыть?
Враз постаревший граф, сгорбившись, отвернулся и безучастно махнул рукой:
— Откройте… и попросите барона Бланше зайти ко мне.
Помощник коротко кивнул и поспешил выйти. Граф тяжело опустился на стул и, упершись локтями в столешницу, с силой вцепился пальцами в поседевшие волосы.
Все пропало! Позорище великого рода Карл Четвертый умудрился нагадить своему королевству даже из могилы. В счет платы за его гнусное преступление орки забрали жизнь единственной надежды королевства, последнего из рода Нойманидов, короля от бога — Георга Первого. Все пропало…
Дверь скрипнула, и в комнату кто-то вошел, но граф даже не отреагировал. Он знал, что сейчас ему скажут, и не хотел этого слышать. Достаточно было самого факта — что короля больше нет.
Вошедший устало опустился на стул, и граф услышал властный, знакомый голос:
— Честер, ты очень плохо выглядишь. Честное слово, тебе надо хотя бы изредка, но спать.
Потрясенный граф медленно поднял голову и наткнулся взглядом на синие усталые глаза короля Георга. Губы графа задрожали, он хотел что-то сказать, но дар речи его на время покинул. Он вскочил на ноги, уронив стул, и, бросившись к королю, крепко его обнял.
Что с тобой, Честер? — удивленно спросил растроганный король. — Уж не подменили ли тебя за время моего отсутствия?
В-ваше… ваше величество… я уже думал — все… я уже думал — все! — невнятно восклицал граф, совершенно ошеломленный и преисполненный радости.
К счастью, ты ошибался, — усмехнулся Георг. — Хотя, признаться, был момент, когда я думал так же.
Н-но как же, как же так? — спросил взволнованно граф, выпустив наконец короля из своих объятий. — Не может быть, чтобы орки отказались от мести. И почему вернулись девять всадников вместо десяти? Что произошло?
Честер, у тебя слишком много вопросов, — сказал король и, взяв со стола кувшин с вином, разлил его в глиняные кружки. Он громко чихнул, выдохнув сгусток дорожной пыли, и, только опустошив свою кружку больше чем наполовину, снизошел до ответов: — Орки взяли свою плату, Честер. — Король расстегнул камзол и обнажил грудь, показав красный рубец свежего пореза. — Но слава небесам, вождям удалось уговорить их, что жизнь последнего из рода это слишком большая плата за грехи моего одураченного брата, и они удовлетворились кровью. А вернулись мы вдевятером по той простой причине, что я оставил Бланше в ставке хана Адылая. Он будет нашим представителем у орков до тех пор, пока в степи не будет созвана орда.
Орда, — повторил пришедший в себя граф. — Орда, — сказал он снова, прищелкивая от удовольствия языком. — Значит, союз восстановлен и орки придут на помощь.
Да, — просто сказал король.
А на каких условиях? — прищурился граф, его мозг, оправившись от потрясений, снова стал работать в полную силу.
На жестких, — ответил король и тут же добавил: — Но руки выворачивать нам не стали, хотя и могли.
— А…
— Стоп, довольно, — остановил его король, поднимая руку. — Все, что произошло в степи, мы еще обсудим. Теперь докладывай, как обстоят дела в королевстве, что у нас с набором новых полков и, конечно, самое важное… как там Лондейл?
Глаза графа посерьезнели, а глупая улыбка сошла наконец с лица:
— Держится. Пока держится.
Глава 9
Предание закончилось, и Сард замолчал, погрузившись в воспоминания об утерянной родине. А Рустам негромко спросил у Гарта:
— О какой казни вы до этого говорили?
Гарт посмотрел на него и с горечью ухмыльнулся:
— Нашему прежнему королю, чтоб его черти драли, Карлу Четвертому пришла в голову «гениальнейшая» мысль казнить двух троллей, которые забрели случайно в королевский лес, за браконьерство. Якобы они убивают королевских оленей. Полная чушь! Тролли не едят мяса и убивают, только защищаясь… и то не всегда. Но королю было все равно, он захотел казнить троллей и казнил. Это произошло на главной площади Клайдиваля. Дикая история. Рассказывали, что палачи отказались от этой работы и скрылись в толпе. Тогда старший из братьев Спенсеров, фаворитов Карла Четвертого, собственноручно изрубил скованных цепями троллей на куски. А еще говорят, что гордые оркские послы, присутствовавшие при казни, плакали и на коленях умоляли короля прекратить этот чудовищный фарс. Но их окружили, обезоружили и заставили смотреть до конца. Той же ночью они покинули столицу. Это было прошлой осенью, Рустам. А уже в этом году, как ты и сам знаешь, на нас напали эльфы и гномы. Чьи послы, по слухам, были раньше лучшими друзьями королевских фаворитов братьев Спенсеров. Благодаря усилиям которых мы и остались одни перед лицом опасности. А вся поддержка наших старых друзей, храбрых и честных орков, ограничилась нашим верзилой Сардом.
— Тоже немало, — буркнул Жано, чтобы разрядить обстановку.
Друзья рассмеялись, но смех их был отчего-то невесел.
У короля и его спутников не стали отбирать оружие, но они все равно почувствовали себя пленниками. Их под конвоем провели в тесную, маленькую юрту и окружили ее сплошным кольцом свирепых караульных.
Радостное и праздничное оркское джайлау настороженно затихло. Степные поэты прервали свои песни на полуслове, были остановлены веселые игрища, отменены и отложены на более поздний срок празднования свадеб и прочих знаменательных событий. Степь замерла в тревожном ожидании, и от юрты к юрте поползли слухи о приезде в самое сердце оркских владений ненавистного Нойманида. А в белоснежной ханской ставке хан Адылай и девять оркских верховных биев решали, что же им делать с врагом степи, который сам отдал себя в их руки.
Когда наконец стемнело, короля Георга отделили от его свиты и привели к хану. Георг вошел в шатер и слегка качнул головой, приветствуя хана, как равный равного. Хан Адылай не ответил на приветствие. Некоторое время он мрачно рассматривал короля Глинглока, после чего недовольно процедил:
— Оставьте нас.
Многочисленная свита хана — мудрецы и воины — потянулась к выходу, окидывая людского короля пронзительными взглядами. Не сдвинулись с места лишь пятеро ханских братьев, эти молодые орки были рядом со своим братом везде и всегда. Но только не на этот раз. Хан Адылай нетерпеливо двинул бровью:
— Уходите все.
Братья удивленно переглянулись, но прекословить конечно же не стали и, покорно склонив круглые зеленые головы, вышли вслед за остальными. Могучие властители остались наедине.
Оркский хан слез со своего возвышения и подошел к Георгу, остановившись в одном коротком шаге от него. Расправив могучие плечи, хан уперся хмурым взглядом в синие глаза короля. Воцарившуюся тишину можно было бы резать ножом — настолько густой показалась бы она стороннему наблюдателю.
— Ты ни капли не изменился, — усмехнулся неожиданно хан и широко распахнул руки: — Ну здравствуй, дружище!
Георг улыбнулся в ответ, и властители крепко обнялись, словно старые друзья после долгой разлуки, впрочем, так оно и было. В далекие славные годы король Карл Третий привез в степь к своим испытанным и верным союзникам двух своих сыновей. И оставил их на целый год в ставке оркского хана, дабы познали юные принцы безграничную степь и ее законы. Принц Карл удрал из степи уже через месяц, воспользовавшись выдуманным предлогом. А Георг остался и запомнил этот год как один из счастливейших в своей жизни.
Хотя вначале все было и иначе. В первый же день принц Георг подрался со своим ровесником, старшим сыном оркского хана Адылаем. Через неделю они подрались снова, а еще через неделю стали друзьями. Прошли годы, и вот они снова свиделись, хотя оба и предпочли бы, чтобы это событие произошло при других, более радостных обстоятельствах.
Тебе не нужно было сейчас приезжать, — сказал хан, когда с приветствиями и объятиями было покончено.
Я не мог не приехать, — ответил король, усаживаясь с ним рядом на разложенные подушки. — Моя родина задыхается и захлебывается кровью. Одним нам не выплыть.
Я знаю, — тяжело вздохнул хан. — Но приезд в степь для тебя лично — это смерть. И не в моей власти спасти тебя, ты же знаешь.
Знаю, — качнул головой король. Они немного помолчали.
Что говорят бии? — спросил Георг.
— Признаться, мудрецы в растерянности, — усмехнулся хан. — Твой приезд оказался для них полной неожиданностью. Войны с Глинглоком никто не хочет, слишком многое нас связывает. Когда Нойманидов объявили врагами степи, никто не думал, что кто-нибудь из них решится приехать сюда. Это был просто символический жест, выражавший возмущение действиями твоего брата. А ты перевернул все с ног на голову. И теперь им не остается ничего другого, как исполнить свою же волю и казнить тебя, развязав вражду на месте столетней дружбы. Чего никому из биев делать не хочется.
Тогда они могут поступиться гордостью и простить меня, признав свое прежнее решение ошибочным, — тихо предложил Георг.
Если бы дело было только в этом, — с горечью улыбнулся хан. — Хотя иногда они меня просто бесят, я вынужден признать, что наши бии — очень мудрые орки. И они осознают, что если позволить перворожденным сокрушить Глинглок, то орки останутся одни перед лицом опасности. Все девять старцев плюнули бы на гордость и отменили свое решение еще в первые дни начавшейся у вас войны. Но ведь дело совсем не в них и не в их гордости. Ты совершил ошибку, брат мой, что приехал к нам в надежде переубедить верховных биев. Прислушайся, что творится за пределами моего шатра. Как только весть о твоем приезде распространилась по джайлау, воздух стал наполняться ненавистью. К утру ненависти соберется столько, что ее можно будет потрогать руками. И простые орки потребуют твоей крови, а если кто-нибудь встанет у них на пути, то они сметут и меня, и биев. Ты понимаешь это, брат мой?
Да, — тихо ответил Георг. — Ты позвал меня, чтобы рассказать об этом?
Адылай посмотрел ему в глаза и мотнул головой:
— Нет. Я не могу допустить, чтобы тебя убили. Сегодня ночью ты уедешь, брат. По пути в родное королевство тебя будут ждать свежие лошади, вода и пища. Никто не сможет тебя догнать, даже я.
— Наутро орки поймут, кто помог мне уйти, — медленно произнес Георг. — У тебя возникнут серьезные проблемы.
Ай, — с деланой беспечностью отмахнулся хан, — ерунда все это. Убить меня не посмеют, а все остальное я переживу. Уезжай, брат, ты должен жить.
Нет, — отказался Георг, почти не раздумывая. — Я еще раз смог убедиться в твоем благородстве, брат. Но уехать я не смогу. На кону такие ставки, что моя жизнь просто ничто по сравнению с ними. К тому же, брат, ты тоже ошибаешься. Я приехал сюда не для того, чтобы переубедить биев, я приехал, чтобы поговорить с оркским народом. И я не могу уехать, не сделав этого.
Ты умрешь, — грустно проронил хан.
Да, это возможно, — качнул головой Георг, — но что поделать, на моей земле идет война. Тысячи моих подданных рискуют жизнью и умирают ради победы и освобождения. Чем же я лучше? В затеянной мною игре, брат, смысл не в том, чтобы выжить, а в том, чтобы победить. Я приехал сюда не за помощью королю Георгу, а за помощью королевству Глинглокскому. И я знаю, что не в твоих силах сохранить мне жизнь, но в твоих силах добыть мне победу. Поклянись, что в случае моей смерти ты соберешь войско и придешь Глинглоку на помощь. Сделай это, и тогда завтра я смогу умереть спокойно.
Хан Адылай достал из ножен кинжал и с силой провел его лезвием по ладони. Зеленая горячая кровь закапала на расшитые причудливыми узорами подушки.
— Клянусь! — сказал хан и сжал кровоточащую ладонь в кулак.
На возвышении из белого войлока под своим девятихвостым знаменем сидит хан Адылай, военный вождь свободных оркских племен. Чуть ниже хана сидят девять почтенных верховных биев, избранных орками править ими в мирные времена. Еще ниже собрались главы племен — простые бии, беки и батыры. А вокруг своих вождей раскинулось целое зеленое море честных и прямодушных орков. Все они собрались здесь, чтобы выслушать глинглокского короля, жить которому, по общему мнению, оставалось совсем недолго.
— Бланше, — обратился Георг к своему советнику перед выходом из отведенной им юрты, — то, что я тебе сейчас скажу, очень важно. Вы, господа, — сказал он рыцарям и целителям, — тоже должны будете выслушать мои слова и в случае чего выступите свидетелями. Так вот, Бланше, на тот случай, если со мной что-нибудь случится и я не смогу вернуться в королевство, ты донесешь до совета мой последний
Никакой вражды с орками быть не должно. В случае моей гибели я приказываю совету заключить с ними союз немедленно и обязать моего преемника соблюдать его условия неукоснительно.
Это неслыханно, — прошептал побледневший барон.
Бланше, — король обхватил его за плечи и встряхнул, — если ты этого не сделаешь, то все будет напрасно, ты понимаешь?
Да, — прошептал барон.
Хорошо. — Король окинул взглядом своих спутников и шагнул к выходу.
Ваше величество, — барон протянул к нему руку, — это сумасшествие…
Георг обернулся.
— Нет, Бланше, это сама жизнь, — сказал он с улыбкой и, гордо вскинув голову, пошел навстречу своей судьбе.
При виде живого представителя Нойманидов над степью пронесся глухой гул тысяч голосов разозленных орков. Но когда король Глинглока поднялся на специально для него возведенный деревянный помост, орки замолчали и приготовились слушать. Они уважали смелость и сочли, что он заслужил ею право обратиться к ним перед смертью.
— Орки! — прогремел над степью усиленный верховным шаманом голос короля Георга. — Я — Нойманид. И я пришел к вам не для того, чтобы кривить душой и вымаливать себе прощение. Нет, я пришел, чтобы напомнить оркам о древней легенде, о которой, к несчастью, забыл мой брат. Эта легенда рассказывает о двух братьях. Эта легенда рассказывает о мудрости, преданности и любви. Эта легенда об Орке и Тролле…
При этих словах толпа недовольно заворчала.
Мы помним эту легенду! — выкрикнул чей-то молодой и задиристый голос.
Нет, не помните, — отрезал Георг, и орки удивленно замолчали. — В вашей памяти остались только слова, а смысл вы уже позабыли. И я расскажу вам новую легенду, чтобы лучше донести смысл старой. Слушайте меня, орки! Жили на этой земле два народа, за долгие годы ставшие братьями. Жили рядом и все делали рука об руку и плечом к плечу. Деля беды и радости, происходившие с ними, поровну, на двоих. И все было у них ладно. Но однажды к одному из братьев пришли потомки первого эльфа Акселя, отца лжи. И смутили они его разум, сбив с пути и обманом вынудив его совершить ПРОСТУПОК, которому нет прощения… — Георг неожиданно замолчал, а когда продолжил, голос его был наполнен неподдельной горечью и стыдом: — Этот ПРОСТУПОК совершил мой брат. И я пришел сюда не для того, чтобы снять с себя и со своего рода ответственность за него. Нет, я пришел напомнить: давным-давно, в незапамятные времена, когда Орку грозила смерть, Тролль пришел, чтобы закрыть брата телом. История повторяется, и сейчас Глинглоку угрожает смерть, а Орку предстоит решать, прийти ли обманутому брату на помощь или оставить его умирать. — Георг обвел взглядом притихшее зеленоголовое море и закончил: — Я — Нойманид. И я понесу без ропота любое наказание за проступок своего брата. Потому что я знаю, что такое братский долг. Весь вопрос теперь только в том, знаете ли об этом вы, свободные орки…
В полной тишине сошел Георг с помоста и прошел сквозь расступающееся перед ним оркское море. В тесной и маленькой юрте предстояло ждать ему решения свободных оркских племен, решения самой судьбы для него и для его народа.
Багряные лучи заходящего солнца освещали исполненную мрачной торжественности церемонию. Барон Бланше искусал губы в кровь от горечи происходящего. На вершину высокого пригорка вывели его короля, дабы наказать род Нойманидов от имени оркского народа. Карие глаза королевского советника глубоко запали и казались черными от отражавшейся в них бездны отчаяния. Что он скажет по возвращении совету? Какими словами сможет поведать глинглокскому народу о гибели его славного короля? И что будет в конце концов с лондейлским гарнизоном, когда до него дойдет это страшное известие? Ответом на эти вопросы барону послужил лишь скрежет собственных стиснутых до боли зубов.
Под размеренный бой племенных барабанов гордый король Глинглока поднялся на пригорок и собственноручно снял с себя куртку и рубашку, обнажив грудь для смертельного удара. Он добился своей цели — еще до церемонии наказания верховные бии объявили о начале войны и вручили в руки хана священный меч. За считаные дни соберутся оркские конные дружины и выступят к Глинглоку, дабы обрушиться вместе со спешно собираемыми людскими полками на застрявших у лондейлских стен эльфов и гномов. Да, король своего добился и теперь был готов заплатить за это запрошенную степью цену.
Ему оказали честь — обязанность палача взял на себя не кто-нибудь, а сам Кундук-ту, верховный оркский шаман. К оглушительному голосу барабанов присоединилось заунывное пение оркских шаманов, призывавших великое небо и духов предков в свидетели. Двое помощников поднесли верховному шаману резную, потемневшую от времени деревянную шкатулку. Кундук-ту бережно открыл крышку, и в лучах заходящего солнца отразился блеск священного кинжала, принадлежавшего, по преданиям, первому Орку. Еще одна честь, оказанная глинглокскому королю.
Георг ждал, широко расставив ноги и с жадностью вдыхая всей грудью прохладный степной ветер. Хотелось ли ему сейчас жить? Еще бы! Но ни тени сожаления не отражалось в его пронзительно-синем взгляде. Лишь наслаждение жизнью, лучами прощающегося солнца и безумным великолепием огромного голубого неба.
В глазах много повидавшего на своем веку Кундук-ту появилось искреннее уважение. Крепкая долговязая фигура молодого короля, умеющего столь сильно любить жизнь и готового тем не менее отдать ее не раздумывая, повинуясь долгу перед своим народом, дышала подлинным величием, присущим лишь немногим правителям этого мира. Шаман выкрикнул заклинание, обращенное к прародителю орков богу войны Тумао и призывающее его вернуться в оставленный когда-то мир, и поднес священный кинжал к груди глинглокского короля.
С того места, где он стоял, барону Бланше было прекрасно видно, как медленно прижал шаман кинжал к мускулистому телу, прямо напротив сердца, и стал вдавливать его острие в атласную загорелую кожу короля Георга. Медленно, очень медленно, но неотвратимо — так требовал обычай. Позади короля стояли двое крепких орков, готовые поддержать его, если он дрогнет и отшатнется. Но все уже осознали, что их помощь сегодня не потребуется. Георг стоял подобно скале, не отрывая взгляда от заходящего солнца, и даже не вздрогнул, когда кинжал прорвал его кожу и обагрился красной горячей королевской кровью.
Барон застонал и отвернулся, в глазах его неожиданно потемнело. Двое целителей подхватили его, и он с горечью почувствовал, что сознание его не покинуло. А еще он почувствовал дрожь, сотрясающую пальцы помогавших ему целителей. Кровь, натекшая из прокушенной губы, наполнила его рот противной горечью. А грозный, торжественный гул племенных барабанов перемалывал в пыль его разум и отдавался в мозгу глухой болью.
Внезапно барабаны замолчали, а в следующее мгновение его уши чуть было не взорвались от рева, дружно вылетевшего из глоток собравшихся оркских племен:
— Кан чакты!!! [7]
«Вот и все», — подумал барон и потерял наконец сознание вопреки усилиям державших его целителей.
Пограничная застава на границе с оркской степью. Маленькая деревянная крепостца — сторожевая вышка, окруженная потемневшим частоколом. Десяток стариков с копьями и топорами под предводительством столь же старого сержанта — вот и весь ее гарнизон. С орками дружили давно и крепко, поэтому, несмотря на возникшие в последнее время разногласия, подлости и нападения с их стороны не ждали.
В этот пасмурный день в крепости неожиданно появились крепкие молодые парни. Они не носили военную форму, но серые куртки не могли скрыть бугрившихся мышц и плавных скупых движений, присущих воинам. Старики ветераны только покачивали головами, не зная, что и думать. А старый сержант, нещадно потея, стоял навытяжку перед самим грозным главой тайной службы, влиятельным графом Честером.
Ваше сиятельство, так это… как бы там… наша служба, она что — все, да? Закончилась?
Что вы лепечете, сержант? — буркнул в ответ раздраженный граф. — Когда ваша служба закончится, вам об этом скажет ваше начальство. А у меня здесь свои дела. Поэтому идите и по возможности не путайтесь под ногами. Ясно?
Я-ясно, — запинаясь, ответил сержант, не зная еще, радоваться или нет.
Не по-уставному кланяясь и пятясь, сержант поспешил уйти, а граф остался наедине со своими невеселыми мыслями. Долг требовал его присутствия в сердце королевства, где агенты герцога Аркского и короля Торбина развязали настоящую тайную войну, но душа привела его сюда. Слишком много надежд возлагал постаревший граф на юного короля, за чьими крепкими плечами графу чудились тени его славных предков, великих королей Глинглока. Если с Георгом что-нибудь случится, если только с ним что-нибудь случится…
Нет! Граф даже не мог такого представить и усилием воли гнал от себя страшные картины.
Его метания в тесной комнате прервал один из его помощников:
— Только что доложили с вышки, ваше сиятельство, в степи показались всадники под глинглокским знаменем. Скоро они будут здесь.
Граф, призвав на помощь все свое самообладание, взял себя в руки и, стараясь говорить безучастно, спросил:
Сколько? Сколько всадников?
Девять, ваше сиятельство, — ответил помощник и удивленно отшатнулся, увидев, что граф со стоном схватился за голову. — Ваша светлость, что с вами?!
Граф Честер рукой оттолкнул бросившегося к нему помощника и выпрямился. Глаза у него были совершенно обезумевшие. Помощник некоторое время ошеломленно молчал, но потом все-таки рискнул поинтересоваться:
— Ворота открыть?
Враз постаревший граф, сгорбившись, отвернулся и безучастно махнул рукой:
— Откройте… и попросите барона Бланше зайти ко мне.
Помощник коротко кивнул и поспешил выйти. Граф тяжело опустился на стул и, упершись локтями в столешницу, с силой вцепился пальцами в поседевшие волосы.
Все пропало! Позорище великого рода Карл Четвертый умудрился нагадить своему королевству даже из могилы. В счет платы за его гнусное преступление орки забрали жизнь единственной надежды королевства, последнего из рода Нойманидов, короля от бога — Георга Первого. Все пропало…
Дверь скрипнула, и в комнату кто-то вошел, но граф даже не отреагировал. Он знал, что сейчас ему скажут, и не хотел этого слышать. Достаточно было самого факта — что короля больше нет.
Вошедший устало опустился на стул, и граф услышал властный, знакомый голос:
— Честер, ты очень плохо выглядишь. Честное слово, тебе надо хотя бы изредка, но спать.
Потрясенный граф медленно поднял голову и наткнулся взглядом на синие усталые глаза короля Георга. Губы графа задрожали, он хотел что-то сказать, но дар речи его на время покинул. Он вскочил на ноги, уронив стул, и, бросившись к королю, крепко его обнял.
Что с тобой, Честер? — удивленно спросил растроганный король. — Уж не подменили ли тебя за время моего отсутствия?
В-ваше… ваше величество… я уже думал — все… я уже думал — все! — невнятно восклицал граф, совершенно ошеломленный и преисполненный радости.
К счастью, ты ошибался, — усмехнулся Георг. — Хотя, признаться, был момент, когда я думал так же.
Н-но как же, как же так? — спросил взволнованно граф, выпустив наконец короля из своих объятий. — Не может быть, чтобы орки отказались от мести. И почему вернулись девять всадников вместо десяти? Что произошло?
Честер, у тебя слишком много вопросов, — сказал король и, взяв со стола кувшин с вином, разлил его в глиняные кружки. Он громко чихнул, выдохнув сгусток дорожной пыли, и, только опустошив свою кружку больше чем наполовину, снизошел до ответов: — Орки взяли свою плату, Честер. — Король расстегнул камзол и обнажил грудь, показав красный рубец свежего пореза. — Но слава небесам, вождям удалось уговорить их, что жизнь последнего из рода это слишком большая плата за грехи моего одураченного брата, и они удовлетворились кровью. А вернулись мы вдевятером по той простой причине, что я оставил Бланше в ставке хана Адылая. Он будет нашим представителем у орков до тех пор, пока в степи не будет созвана орда.
Орда, — повторил пришедший в себя граф. — Орда, — сказал он снова, прищелкивая от удовольствия языком. — Значит, союз восстановлен и орки придут на помощь.
Да, — просто сказал король.
А на каких условиях? — прищурился граф, его мозг, оправившись от потрясений, снова стал работать в полную силу.
На жестких, — ответил король и тут же добавил: — Но руки выворачивать нам не стали, хотя и могли.
— А…
— Стоп, довольно, — остановил его король, поднимая руку. — Все, что произошло в степи, мы еще обсудим. Теперь докладывай, как обстоят дела в королевстве, что у нас с набором новых полков и, конечно, самое важное… как там Лондейл?
Глаза графа посерьезнели, а глупая улыбка сошла наконец с лица:
— Держится. Пока держится.
Глава 9
ДЕРЖАТЬСЯ ЗА ВОЗДУХ
Все тихо и спокойно. Ярко светит солнце, беспечно щебечут птицы. Враги, разделенные каменной стеной, благоразумно держатся друг от друга на безопасном расстоянии. Почти идиллия, но это только на поверхности.
Под толстым слоем земли, в тесных, плохо освещенных туннелях разверзся ад. Копавшие подкоп гномы нарвались на засаду, организованную людьми и гоблинами. Закипела яростная, безумная схватка, наполненная рычанием и бешеными выкриками. Красная и зеленая кровь смешалась в грязные разводы. Оказавшиеся под землей люди будут клясться, что никогда ничего страшнее в своей жизни не видели.
Гудят спущенные тетивы маленьких горных арбалетов, обладающих невероятной пробивной силой на коротких расстояниях. Короткие копья и мечи, секиры и кинжалы, все, что может убивать, пришло под землей в движение, смешавшись в смертельном беспорядке.
В туннелях тесно. И тела свежеиспеченных мертвецов только усугубляют ситуацию. Гномы, оправившись от первого шока, загнали под землю почти целый полк, но теснота не дает ему развернуться, и гоблинам с людьми пока удается удерживать позиции. И все же гномы давят и давят, потихоньку тесня защитников из лондейлского гарнизона. Еще немного, и они смогут ворваться в город. У входа в подкоп маршал Годфри поспешно выстраивает спешившихся рыцарей, дабы достойно встретить перворожденных, если гоблины по какой-либо причине не справятся.
Но гоблины справились, они завлекли в туннель как можно большее количество своих смертельных врагов и привели в действие заготовленную загодя ловушку. В туннели хлынула отведенная из реки вода, и тяжелая пехота гномов попала в серьезный переплет. Гномы тонули и гибли в образовавшейся под землей давке, лишь немногим из них удалось выбраться на поверхность, жадно хватая воздух широко открытыми ртами.
Для большинства гоблинских ополченцев и помогавших им людей эта затея оказалась самоубийственной. Хотя они благоразумно избавились от тяжелых доспехов, бурный поток воды погубил множество храбрецов. И тем не менее они свою задачу выполнили, затопив и обрушив подкоп и преподав гномам тяжелый урок на будущее.
— Двадцать дней, — сказал осунувшийся маршал, — двадцать дней до назначенного нашим королем срока. Нам всем было нелегко, но мы справлялись, значит, должны справиться и дальше.
Собравшиеся офицеры одобрительно зашумели. За прошедшие с начала осады дни гарнизон уменьшился почти вдвое. Но каждый из оставшихся в живых стоил троих. Эти уже не побегут и не сдадутся ни при каких обстоятельствах. Вчерашние сиволапые крестьяне и мягкотелые горожане выковались в крепкий стальной клинок.
Сегодня мы обрушили их подкоп, — продолжил маршал. — Обрушили с треском, вряд ли они захотят повторить попытку, и тем не менее мы будем начеку. Перворожденные от нас не отступятся, теперь они примутся за нас более основательно, поэтому готовьтесь и помните: нам нужно продержаться двадцать дней, всего лишь двадцать дней, и все будет кончено.
Под толстым слоем земли, в тесных, плохо освещенных туннелях разверзся ад. Копавшие подкоп гномы нарвались на засаду, организованную людьми и гоблинами. Закипела яростная, безумная схватка, наполненная рычанием и бешеными выкриками. Красная и зеленая кровь смешалась в грязные разводы. Оказавшиеся под землей люди будут клясться, что никогда ничего страшнее в своей жизни не видели.
Гудят спущенные тетивы маленьких горных арбалетов, обладающих невероятной пробивной силой на коротких расстояниях. Короткие копья и мечи, секиры и кинжалы, все, что может убивать, пришло под землей в движение, смешавшись в смертельном беспорядке.
В туннелях тесно. И тела свежеиспеченных мертвецов только усугубляют ситуацию. Гномы, оправившись от первого шока, загнали под землю почти целый полк, но теснота не дает ему развернуться, и гоблинам с людьми пока удается удерживать позиции. И все же гномы давят и давят, потихоньку тесня защитников из лондейлского гарнизона. Еще немного, и они смогут ворваться в город. У входа в подкоп маршал Годфри поспешно выстраивает спешившихся рыцарей, дабы достойно встретить перворожденных, если гоблины по какой-либо причине не справятся.
Но гоблины справились, они завлекли в туннель как можно большее количество своих смертельных врагов и привели в действие заготовленную загодя ловушку. В туннели хлынула отведенная из реки вода, и тяжелая пехота гномов попала в серьезный переплет. Гномы тонули и гибли в образовавшейся под землей давке, лишь немногим из них удалось выбраться на поверхность, жадно хватая воздух широко открытыми ртами.
Для большинства гоблинских ополченцев и помогавших им людей эта затея оказалась самоубийственной. Хотя они благоразумно избавились от тяжелых доспехов, бурный поток воды погубил множество храбрецов. И тем не менее они свою задачу выполнили, затопив и обрушив подкоп и преподав гномам тяжелый урок на будущее.
— Двадцать дней, — сказал осунувшийся маршал, — двадцать дней до назначенного нашим королем срока. Нам всем было нелегко, но мы справлялись, значит, должны справиться и дальше.
Собравшиеся офицеры одобрительно зашумели. За прошедшие с начала осады дни гарнизон уменьшился почти вдвое. Но каждый из оставшихся в живых стоил троих. Эти уже не побегут и не сдадутся ни при каких обстоятельствах. Вчерашние сиволапые крестьяне и мягкотелые горожане выковались в крепкий стальной клинок.
Сегодня мы обрушили их подкоп, — продолжил маршал. — Обрушили с треском, вряд ли они захотят повторить попытку, и тем не менее мы будем начеку. Перворожденные от нас не отступятся, теперь они примутся за нас более основательно, поэтому готовьтесь и помните: нам нужно продержаться двадцать дней, всего лишь двадцать дней, и все будет кончено.