— Да, ты говорил! Ты вот так поднимаешь брови и смотришь!
   Оскар приподнял брови, поймал себя на этом и быстро опустил их. Он терпеть не мог споров. Они всегда будили в нем самое худшее.
   — Слушай, но это не моя ошибка. Это он нанял тебя, а не я. Я только пытался дать тебе понять — весьма тактично, — что не стоит затевать вещи, которые потом могут обернуться против тебя. Ты должна была это понимать.
   — Я и понимала.
   — Ну, ты и должна была понимать! Спикер кампании занимается сексом с женатым сенатором! Из этого, ясное дело, ничего не могло получиться!
   — Ну, это был не просто секс… — Мойра поморщилась. — И он тогда еще не был сенатором. Когда я запала на Элкотта, он был отстающим кандидатом на выборах, имевшим пять процентов голосов. Его команда состояла из явных неудачников, а главный менеджер был юнцом, который никогда не вел кампании такого масштаба. Безнадежный случай. Но я все равно осталась с ним. Я просто думала, что он наивный, блестящий, очаровательный парень. У него доброе сердце. Он слишком хорош, чтобы стать каким-то чертовым сенатором!
   — А, так ты считала, что он проиграет на выборах?
   — Да. Он должен был проиграть, и тогда эта сука оставила бы его. А я надеялась, я воображала, что тогда я была бы с ним. — Мойра передернула плечами. — Слушай, я люблю его! Я влюблена в него. Я работала как вол. Я отдала ему все. Я просто никогда не представляла себе, что все может вот так обернуться.
   — Прошу прощения! — сказал Оскар. — Конечно, это целиком моя ошибка! Как же я не предупредил тебя о том, что намерен выиграть предвыборную кампанию и обеспечить парню федеральную должность!
   Мойра молчала, пока они пробирались сквозь плотную толпу пешеходов на Коммерсиал-авеню. Деревья стояли мертвые и голые, люди оживленно делали покупки перед Рождеством, в свете фонарей мелькали падающие снежинки.
   Наконец она вновь заговорила.
   — Люди не могут тебя раскусить с первого взгляда. Они не подозревают, что за приличным костюмом и модной прической скрывается циничный выродок.
   — Мойра, я был с тобой совершенно честен. Во всем. Честнее быть просто невозможно. Это ты меня покидаешь. Ты покидаешь не его! Он никогда не был твоим. Он не принадлежит тебе. Ты покидаешь меня! Ты покидаешь мою команду. Ты изменяешь нам.
   — Ты что — страна? Приди в себя! Я ему изменяю! — Мойра остановилась, глаза ее засверкали. — Дай мне спокойно уйти! Дай мне нормально пожить! Ты просто больной! Ты спятил, контролируя всех и вся! Тебя надо лечить!
   — Хватит меня провоцировать. Это ты ведешь себя как ребенок.
   Они завернули за угол Мальборо-стрит. Это была улица, где располагался его дом, , улица, где он жил. Пора испробовать какой-то другой подход.
   — Слушай, Мойра, я ужасно сожалею, что ты так переживаешь из-за сенатора. Предвыборная кампания была напряженная, все устали, все немного не в себе. Но эта кампания уже позади, и пора пересмотреть позиции. Ты и я — мы были хорошими друзьями, мы прошли вместе через всю эту долгую борьбу, и мы вовсе не превратились во врагов. Попробуй быть разумной.
   — Я не могу быть разумной. Я влюблена.
   — Слушай, понимаю, ты уже вне команды, и принимаю это. Но я все еще могу что-то сделать для тебя. Я хочу предложить тебе пожить в моем доме, бесплатно. Разве это будет не по-дружески? Если ты беспокоишься насчет работы, мы можем найти что-нибудь в местных организациях федеральных демократов. И ты сможешь опять участвовать в новой кампании, когда придет срок. Когда будут следующие выборы, ты сможешь опять работать на Бамбакиаса в качестве спикера!
   — Ненавижу тебя за эти слова!
   — Слушай, ты не можешь…
   — Ты омерзителен! Ты слишком далеко зашел на этот раз. Я ненавижу тебя!
   — Я ведь предлагаю это ради тебя самой. Послушай, она в курсе всего! Если ты хотела найти себе врага, то ты его получила, и крупного. Она настроена против тебя.
   — Ну и что? Я знаю, что ей все известно.
   — Она сейчас — жена сенатора, и она настроена против тебя. Если ты опять перебежишь ей дорогу, она просто раздавит тебя, как мошку!
   Мойра разразилась ненатуральным смехом.
   — И что она сможет сделать? Убить меня? Оскар вздохнул.
   — У нее на тебя компромат по поводу всяких лесбийских дел.
   Мойра задохнулась от удивления.
   — Ну и что? У нас что, двадцатый век? Да никому нет до этого никакого дела!
   — Она устроит утечку информации в прессу. Никто иной не умеет так раздуть дело, как Лорена. У нее прекрасные отношения с Капитолийским пресс-центром, они могут тебя так изукрасить, что даже вампирам станет тошно.
   — Ах вот как? Ну и отлично. У меня тоже есть связи. И если она вытолкнет меня, то я вытолкну тебя. Я подставлю тебя и твою уродину — подружку-гения! — Она ткнула в его сторону ярко-красным ногтем. — Ха! Ты не можешь угрожать мне! Ты — манипулирующий подонок! Мне все равно, что будет со мной! Но я разрушу твои махинации! Ты даже не человек! Ты никогда не рождался! Я подкину это в прессу, и твоя уродина днет про-кля… тьфу ты черт, проклянет день, когда с тобой связалась!
   — Очень патетично, — заметил Оскар. — Но ты все потеряешь.
   — Я сильная. — Мойра задрала подбородок. — Моя любовь делает меня сильной.
   — Какого черта ты себе это вообразила? Ты не виделась с ним уже больше шести недель!
   Полные слез глаза смотрели на него с торжеством.
   — Мы переписывались по электронной почте. Оскар хмыкнул.
   — Ах вот как! Ладно, мы этому положим конец. Ты совсем сошла с ума! Я не могу позволить тебе шантажировать меня просто потому, что ты подорвешь не только мою карьеру, но и карьеру человека, на которого я работаю. И что тебе ударило в голову? Невероятно! А, ладно, черт с тобой! Делай что хочешь!
   — И сделаю! Сделаю! Я вышвырну тебя!
   Оскар резко остановился на тротуаре. Она пошла вперед, затем обернулась, глядя на него сверкающими глазами.
   — Вот мой дом, — показал Оскар.
   — Да?
   — Слушай, давай зайдем? Выпьем по чашечке кофе. Я знаю, как это ранит, когда рушатся отношения. Но ты справишься с этим. Просто надо сконцентрироваться на чем-нибудь другом.
   — Ты что, думаешь, я марионетка? Восковая кукла? Да я люблю его! Ты, мерзавец!
   На противоположной стороне улицы что-то громко хлопнуло. Оскар не обратил внимания. У него был шанс, и он хотел его использовать. Если удастся уговорить Мойру зайти, у нее будет возможность мирно выплакаться. А если она выплачется, то спокойно выскажет все, что наболело. Напряжение спадет, она справится с внутренним кризисом.
   Еще один громкий хлопок. Большой кусок кирпича отлетел от арки над дверьми.
   — О, черт! — воскликнул он. — Что это? Еще один хлопок.
   — 0-х! — охнула Мойра. Ее сумочка вдруг слетела с плеча. Она подняла ее с тротуара — посреди сумки зияла дыра. Мойра повернулась и глянула на другую сторону улицы.
   — Он стреляет в меня! — завопила она. — Он прострелил мою сумку!
   Седовласый старик с металлическим костылем стоял, совершенно ни от кого не скрываясь, на противоположном тротуаре. Он стрелял в них из пистолета. Он был виден очень отчетливо, так как все лампы на их улице, привлеченные звуками выстрелов, развернулись на шарнирах и стреляющий оказался в перекрестных лучах ослепительного света.
   Два похожих на летучих мышей полицейских аппарата вынырнули из сервисного центра. Они мгновенно рванули к стрелявшему. Он упал, как только они пролетели над ним.
   Оскар открыл дверь и запрыгнул внутрь. Затем, схватив Мойру за руку, втащил ее за собой и быстро захлопнул за ними дверь.
   — Ты ранена? — спросил он.
   — Он прострелил мою сумку! Ее била сильная дрожь.
   Оскар внимательно осмотрел женщину с ног до головы. Юбка, жакет, шляпа. Сумка цела, никакой крови.
   Внезапно колени Мойры подогнулись, и она сползла на пол у дверей. Снаружи раздался вой полицейских сирен.
   Оскар аккуратно повесил шляпу и сел на корточки рядом с ней, уперевшись локтями в колени. Это было замечательно — вновь оказаться дома. Здесь было холодно и пыльно, но дом пах домом, и это действовало успокаивающе.
   — Все в порядке, все прошло, — сказал он. — Здесь безопасная улица, полицейские уже справились с ним. Дай-ка я включу домашнюю систему, и мы сможем взглянуть, что там делается.
   Мойра позеленела.
   — Мойра, все уже в порядке. Я уверен, они его поймали. Не волнуйся. Я здесь рядом.
   Никакого ответа. Она выглядела смертельно напуганной. Пузырек слюни показался у нее изо рта.
   — Я ужасно огорчен, что так вышло, — сказал он. — Опять сетевые преследователи. Слушай, это то же самое, что было в Коллаборатории. Мне следовало сообразить, что кто-нибудь из сумасшедших достанет мой домашний адрес. Если бы с нами был Фонтено, ничего подобного бы не случилось.
   Мойра откинулась назад, стукнувшись головой о дверную обшивку.
   Оскар наклонился и постучал ногой по прочной двери.
   — Пуленепробиваемая, — объяснил он. — Теперь мы в безопасности. Это замечательно. Мне нужен новый менеджер по безопасности, вот и все. А то и вправду могут убить. Я неверно расставил приоритеты. Извини…
   — Они пытались убить меня…
   — Нет, Мойра, не тебя. Меня. Вовсе не тебя. Это меня.
   — Мне плохо, — простонала она.
   — Я сейчас принесу чего-нибудь. Может быть, бренди?
   Раздался громкий настойчивый стук в дверь. Мойра попыталась отодвинуться подальше от двери.
   — О, господи! Нет! Не открывай!
   Оскар взял в руки панель дверного монитора. Удаленная видеокамера включилась, показывая стоящий у дверей полицейский мотоцикл и женщину в форме бостонской полиции, в каске и шерстяном голубом пиджаке. Оскар спросил по интеркому:
   — Чем могу быть полезен, офицер?
   Коп сверилась с голубым экранчиком у нее в руках.
   — Вы — мистер Вальпараисо?
   — Да, офицер.
   — Откройте, пожалуйста, дверь, полиция.
   — Я могу взглянуть на ваш ID?
   Офицер предъявила голографическую ID-карту. В ней сообщалось, что они имеют дело с сержантом Мэри Элизабет О'Рейли.
   Оскар открыл дверь, нечаянно сильно стукнув Мойру по коленке. Мойра взвизгнула и вскочила, сжав кулаки.
   — Пожалуйста, входите, сержант О'Рейли! Спасибо, что прибыли так быстро.
   — Я была по соседству, — ответила женщина-полицейский, заходя внутрь. Она старательно поворачивала во все стороны голову в каске, методично сканируя с помощью видео помещение.
   — У вас нет никаких повреждений?
   — Нет.
   — Система засекла людей, готовящих нападение. Похоже, они охотились за вами. Я взяла на себя смелость просмотреть предыдущие записи. Вы и эта женщина о чем-то спорили.
   — Действительно. Но это не имеет отношения к делу. Я служащий Сената, и нападение имеет политический смысл. — Оскар махнул рукой в сторону Мойры. — Наш так называемый спор имел частный характер.
   — Покажите, пожалуйста, ваш ID.
   — Конечно. — Оскар достал бумажник.
   — Нет, не ваш, мистер Вальпараисо. Я имела в виду не проживающую здесь белую женщину.
   Мойра машинально схватилась за сумочку и судорожно прижала ее к груди.
   — Он прострелил мою сумку… Оскар попытался вразумить ее.
   — Но твой ID все еще там. Это законное требование со стороны офицера, следящего за общественной безопасностью. Ты должна показать ID.
   Мойра молча смотрела на него, потом вдруг глаза ее засверкали от бешенства.
   — Ты ненормальный! Ты совершенно ненормальный!
   Оскар повернулся к копу.
   — Я могу поручиться за нее. Это Мойра Матараццо, она у меня в гостях.
   — Ты не можешь так себя вести! — взвизгнула Мойра. Она вдруг прыгнула к нему и толкнула в плечо. — Он пытался убить тебя!
   — Ну, он промахнулся.
   Мойра схватила сумочку двумя руками и с силой огрела ею Оскара по голове.
   — Ну хоть испугайся дурак! Как я! Веди себя нормально!
   — Прекратите! — скомандовала коп. — Прекратите бить его!
   — Ты что, сделан изо льда? Ты не должен быть таким! Никто не может так быстро прийти в себя, когда в него стреляли.
   Она снова ударила его сумочкой. Оскар отодвинулся назад, вытянув руки, чтобы заслониться от удара.
   — Прекратите, — сказала коп тоном, не допускающим возражений. — Прекратите его избивать!
   — У нее истерика, — выдохнул Оскар. Он отбил еще один удар.
   Коп подняла распылитель и выстрелила. В воздухе появилось облачко газа. Веки Мойры дрогнули и мгновенно закрылись — она упала на пол.
   — Она действительно в нервном состоянии. Вам надо было сделать на это скидку.
   — Мистер Вальпараисо, я понимаю ваши чувства, — сказала офицер О'Рейли. — Но я нахожусь при исполнении служебных обязанностей. Она не подчинилась мне после двух прямых предупреждений. Это недопустимо. У городской полиции есть четкие инструкции по поводу домашних ссор. Если мы имеем дело с применением физической силы, то отправляем обидчика охладиться в камере. Вы меня поняли, сэр? Это полиция. Никаких «если», «или», «но». Она находится под арестом.
   — Просто она была в очень расстроенных чувствах. В нас стреляли.
   — Этот факт я полностью осознаю. Вам надо обсудить этот инцидент с нашим тактическим подразделением спецсредств. Я простой мотоциклетный патруль. — Она помолчала. — Не беспокойтесь, люди из подразделения уже здесь. Они очень быстро реагируют на вооруженное нападение.
   — О, все верно, — заверил ее Оскар. — Не сочтите меня неблагодарным. Очень смело с вашей стороны не побояться прибыть немедленно на место стрельбы. Это очень хорошо вас характеризует.
   Офицер О'Рейли коротко улыбнулась.
   — Ну, машины вылетели сразу, как только засекли выстрел. Тот, кто стрелял, уже под стражей.
   — Прекрасная работа!
   Офицер задумчиво посмотрела на него.
   — С вами все в порядке?
   — Почему вы спрашиваете? — Он помолчал. — А! Да, конечно! Да, я очень всем этим расстроен. Это четвертое покушение на меня за последние три недели. Мне следовало объяснить ситуацию местным властям. Но я приехал в город лишь час назад.
   Мойра на полу пошевелилась и слегка застонала.
   — Вам помочь отнести ее в машину?
   — Да, хорошо бы, мистер Вальпараисо. Думаю, мы вдвоем управимся.
 
   Полицейские в отделении были с ним предельно вежливы. Вежливы, но неумолимы. Оскар, подробно рассказав им историю три раза подряд, мог наконец расслабиться.
   Он пережил состояние некоего убыстрения сознания. Нет, конечно, с ним это случалось не впервые — такое бывало и в детстве. Ничего страшного или угрожающего, просто это были состояния, не входившие в число стандартных состояний человеческого сознания.
   Иногда Оскару нравилось представлять себе, как он блестяще справляется с ситуацией, несущей опасность. Но это было только в воображении. Он не блистал в случаях опасности. Он просто действовал очень быстро. Он не был гением. Он просто думал чуть быстрее, его внутренняя тактовая частота была несколько более быстрой, чем обычно. Сейчас, когда ускорения больше не было, его внезапно затрясло — несмотря на все торжественные заверения полиции о супернаблюдении и мотоциклетном контроле.
   Его убийца — жертва сенильной паранойи — почти достиг цели и чуть было не застрелил его. А он, Оскар, даже не среагировал. Он не отреагировал на стрельбу. Он был как бревно.
   Оскар поднялся по ступенькам в кабинет на третьем этаже. Он отпер ящик письменного стола и достал заветную записную книжку, к которой прибегал только в критических ситуациях. К ней прилагалась антикварная ручка «Уотерман». В такие моменты, как сейчас, ему очень помогало составление списка. Не на экране лэптопа. С помощью ручки. Он разложил записную книжку на письменном столе в стиле Эро Сааринена и начал писать.
   Приоритет А. Стать главой администрации Бамбакиаса.
   B. Реформа Коллаборатория. Внутренний переворот. Чистка. Убрать старую гвардию. Жестко урезать бюджет, реформировать финансовую политику. NB: если повезет, то не понадобятся обращения за финансированием в Комитет.
   C. Хью. Можно ли с ним справиться? Обдумать все возможные меры противодействия.
   D. Расширить команду. Прекратить дезертирство. NB: отель в Буне может приносить доход. NB: прежде всего нанять нового шефа безопасности. Такого, на кого можно положиться.
   E. Вернуть федеральным демократам автобус, заплатить за перекраску.
   F. Грета. Побольше секса, поменьше электронной почты. NB: визит в Бостон — обязательно!!! Послать людей из команды, чтобы договорились обо всем по поводу конференции. NB: использовать ВСЕ выпадающие дни, настоять на этом. NB: подготовить почву в Буне, чтобы она могла бывать ВНЕ Лаба — какую-нибудь хитрую болезнь. PS. Думаю, я ее люблю.
   G. Найти смотрителя за домом.
   Н. Вернуть глупое животное в Буну, придумать подходящую историю. NB: избежать всякого намека на коррупцию.
   I. Я действительно хочу остаться в живых, а не быть убитым из-за натравливания по Сети. NB: этот вопрос заслуживает более высокого приоритета.
   J. Кто, черт возьми, организовал налет на Вустерский банк? NB: рациональная игровая стратегия невозможна, когда части невидимы, смутны или нематериальны.
   К. Необходимо покончить с чрезвычайными комитетами. Они являются основным источником противостояния Бамбакиаса и Хьюгелета. Американская политическая ситуация в принципе неисправима, пока конституциональные права узурпируются безответственными органами. NB: даже должность главы администрации не спасает от их капризов.
   L. Сен. Бамбакиас — голодовка вызывает состояние физической депрессии?
   Оскар посмотрел на список. Он использовал почти половину букв алфавита и почувствовал, что даже воздух вокруг него сгустился от ощущения непредсказуемости.
   Всего этого было слишком много. Это был хаос, сумасшествие, крутящийся клубок.
   Все было слишком сложно. И совершенно не поддавалось управлению. Если только… если только не автоматизировать некоторые процессы. Некоторая реструктуризация. Проанализировать кризисные направления. Децентрализация. Кооптация. Мыслить более широко.
   Но тогда встает вопрос о многих других. О тех, кто зависит от него. Он должен передать…
   Нет, ничего не выйдет. Он окружен. С ним покончено, это конец, поражение. У него нет никакой возможности найти правильный выход. Ничто не двигается с места.
   Нет, он должен сделать хоть что-то. Пусть это будет какая-то простая вещь, но он покончит хотя бы с одной проблемой.
   Оскар поднял трубку настольного телефона. На звонок ответила секретарь Лорены. Нет, он еще поборется.
   — Прости, Оскар, — ответила Лорена, — у меня Элкотт на другой линии. Могу я перезвонить тебе попозже?
   — Это займет совсем немного времени, важный вопрос.
   — Да?
   — У нас новости. Мойра в тюрьме, здесь в Бостоне. Я пытался вразумить ее насчет нынешней ситуации. Она вышла из себя, впала в агрессию. К счастью, поблизости оказался полисмен. Бостонские копы забрали Мойру в тюрьму.
   — О боже, Оскар.
   — Я не хочу выдвигать против нее обвинений, но не собираюсь ей этого сообщать. Думаю, будет лучше, если ты возьмешь это на себя. Пора тебе подключиться. Мойра страдает. Я изображаю гнев, а ты играешь роль доброго ангела. Понимаешь? Ты утешаешь ее, все устраиваешь, успокаиваешь. Вот как мы это разыграем, и тогда все сработает.
   — Ты шутишь? Позволить ей вернуться?
   — Нет, не шучу. Я предлагаю тебе раз и навсегда решить эту проблему. Подумай хорошенько.
   На том конце трубки воцарилось задумчивое молчание.
   — Да, конечно, ты прав! Это лучший способ справиться с ситуацией.
   — Мне придется немного поскрежетать зубами, но дело того стоит.
   Задумчивая пауза.
   — Ты действительно удивительный человек, Оскар.
   — Это часть моей работы, мадам.
   — Что-нибудь еще?
   — Нет. Хотя да. Скажи мне кое-что. Мой голос сейчас слышен нормально?
   — Для зашифрованной линии просто прекрасно.
   — Нет, я имею в виду, я не слишком быстро говорю? Это не похоже на жалобный скулеж?
   Лорена понизила голос и зашептала в трубку.
   — Нет, Оскар, ты говоришь чудесно! Ты действительно чудесный. Ты красив и обаятелен, ты преданный человек, и ты — настоящий политик! Я полностью доверяю тебе. Ты никогда не подводил меня, и, если бы я была в той проклятой Лаборатории в Колумбии, да я бы клонировала дюжину таких, как ты! Ты самый лучший на свете!
   Грета приехала после полуночи на автоматическом такси. Оскар наблюдал за ней через дверной монитор. В кадр попадала северо-восточная часть Гринхауза, хлопья снега кружились в конусах света уличных фонарей. Наблюдающий за порядком полицейский аппарат парил позади головы Греты, похожий на черную кожаную ласточку. Оскар отпер пуленепробиваемую дверь, приготовившись встретить Грету веселой и игривой улыбкой.
   Она ступила внутрь, громко топая и отряхиваясь от снега, лицо ее было мрачнее тучи. Ему пришлось отказаться от мысли ее обнять.
   — Надеюсь, ты добралась без приключений?
   — Здесь, в Бостоне? Конечно. Она сняла шапку и стряхнула снег.
   — Бостон очень цивильный город.
   — Тут были небольшие беспорядки на . улице, чуть раньше, — Оскар выжидательно помолчал, — но ничего серьезного. Расскажи, как прошла конференция.
   — Я провела вечер с Беллотти и Хокинсом. Они пытались меня напоить. — Тут Оскар с некоторым опозданием сообразил, что она в самом деле пьяна и довольно сильно.
   С осторожностью медсестры снимающей повязку, он освободил ее от пальто. На Грете был ее лучший наряд: шерстяная юбка до колен, мягкие туфли, зеленая ситцевая блуза.
   Он повесил ее шапку и спрятал пальто в альков при входе.
   — Беллотти и Хокинс, это, должно быть, те джентльмены, что исследуют фибрилы? — подсказал он.
   Складки на ее лбу мгновенно разгладились.
   — Да, на конференции все было отлично! Зато вечер прошел ужасно. Беллотти купил выпивку, а Хокинс пытал меня насчет того, какие мы получили результаты в нашем Лабе. Я не против того, чтобы поделиться результатами до опубликования, но эти парни играют нечестно. — Ее губы сжались в тонкую линию неодобрения. — Это может иметь промышленное значение.
   — Понятно.
   — Они индустриальные жулики, внедряют результаты. Злюки и грубияны, такие вот ребята с улицы. Безнадежный вариант.
   Он провел ее сквозь дневную гостиную и включил свет в кухне. В мягком уютном освещении лицо Греты казалось застывшим и несчастным. Смазанная губная помада. Всклокоченные черные волосы. Невыщипанные брови производили особенно тягостное впечатление.
   Она обвела внимательным взглядом одноногие стулья, хромированный стол, керамический угол с плитой и встроенной вытяжкой.
   — Так вот какая у тебя кухня, — с удивлением сказала она. — Здесь так… чисто. Ты бы мог заниматься здесь лабораторной работой.
   — Спасибо.
   Соблюдая большую осторожность, чтобы не промахнуться, она приземлилась на пластиковый белый саариненский стул, сделанный в виде тюльпана.
   — Ты имеешь полное право на жалобы, — подбодрил ее Оскар. — Тебя окружают сплошь эксплуататоры и тупицы.
   — Нет, эти не тупицы, они умненькие ребята. Просто… Ну, не люблю я внедрение в промышленность. Фундаментальные исследования это… Наука предназначена для… — Она раздраженно махнула рукой. — Да для чего, черт возьми?
   — Для общественного блага? — вкрадчиво подсказал Оскар.
   — Да, вот именно! Для общественного блага! Я предполагаю, для тебя это звучит предельно наивно. Но я могу сказать одну вещь — я не собираюсь наращивать личный банковский счет, пока мои счета по Лабу оплачивают налогоплательщики.
   Оскар повернулся к сверкающим стеклянным поверхностям шкафчика Кураматы.
   — Ты будешь кофе? У меня есть очень хороший растворимый кофе.
   На ее лбу опять появилась складка, настолько глубокая, что казалась рисунком или татуировкой.
   — Ты не можешь заниматься настоящей наукой, а по выходным быть бизнесменом. Если ты всерьез занят наукой, у тебя нет выходных!
   — Сейчас выходные, Грета.
   — А-а… — Она посмотрела на него пьяным, взглядом, полным удивления и сожаления.
   — Ладно, но я не смогу остаться у тебя и завтра. Там утром в девять безумно интересный семинар «Домены цитоплазмы».
   — Цитоплазма — звучит крайне соблазнительно.
   — Но сегодня я все равно здесь. Давай выпьем немного. — Она открыла сумочку. — 0, нет! Неужели я забыла свой джин? Он в моей дорожной сумке. — Она растерянно заморгала. — Ох, Оскар, я забыла свою дорожную сумку! Я оставила ее в отеле…
   — Ты также забыла, что я не пью, — заметил Оскар. Она положила локти на стол и закрыла лицо руками.
   — Все прекрасно, — сказал Оскар. — Просто забудь ненадолго о работе. У меня в распоряжении целая команда. Мы можем достать тебе все, что необходимо.
   Она сидела за кухонным столом, погруженная в горькие раздумья.
   — Давай я лучше покажу тебе свой дом, — предложил Оскар. — Это занятно.
   Он провел ее в дневную гостиную. Тут стоял эллиптический кофейный столик Пита Хейма, стулья с изогнутыми ножками из стали и дерева, а также виниловый надувной диван.
   — Ты коллекционируешь модернизм, — заметила она.
   — Да, вот мой Кандинский. «Композиция VIII», 1923 год. — Оскар любовно дотронулся до рамы, чуть-чуть поправив ее. — Не знаю, почему это называется современным искусством, хотя было создано сто двадцать лет назад.
   Она внимательно рассматривала холст, потом перевела взгляд на Оскара.
   — Почему вообще называют это искусством? Здесь просто углы и круги.