Стерлинг Брюс. Распад

   — Я не собираюсь рассказывать весь сюжет фильма, просто я смотрел его столько раз, наверное раз четыреста, пока был ребенком… Там сплошная стрельба, погони… Ну так или иначе Логан был сторонником вживания в образ, и как раз к тому моменту у него и его будущей третьей жены сложились достаточно прочные отношения, такие, при которых Логан обычно женился, и все такое. Так что он решил, что для укрепления семьи и в качестве удачной рекламы для фильма ему следует взять приемного ребенка — реальную жертву эмбриопитомника.
   Она слушала не проронив ни слова.
   — Ну вот я и был этим ребенком. Моя исходная яйцеклетка была продана на черном рынке и доставлена в один из питомников в Колумбии. Это были мафиозные дела, они покупали или воровали человеческие яйцеклетки и предлагали их на черном рынке для последующей имплантации. Но тут вставал вопрос качества. С ощутимыми проблемами для женщин, которые покупали. Не говоря уже об общественном мнении или столкновениях с законом. Так что мошенники решили развивать продукт в наемных матках, а затем уже идти обычным путем послеродового усыновления или удочерения. … Однако их расчеты провалились. Процедура с этими, как бы взятыми напрокат, матками оказалась слишком долгой, кроме того, в нее было вовлечено слишком много местных женщин, которые могли их заложить или начать их трясти насчет задержки продукта сверх срока. Поэтому они решили, что лучше вырастят эмбрионы в пробирках. К тому моменту они уже потеряли большую часть вложенных в дело капиталов, но все же добыли достаточно клонированных материалов, чтобы соорудить искусственную матку и попробовать в ней всерьез вырастить человеческое существо. Так что, строго говоря, я никогда в действительности не рождался.
   — Понимаю. — Она выпрямилась на сиденье, положила руки на руль и перевела дыхание. — Пожалуйста, продолжайте, это в самом деле чрезвычайно интересно.
   — Ну, они попытались продать меня и другие растущие плоды, но накладные расходы были слишком высоки, они сильно ошиблись в предварительных оценках, а, кроме того, как раз тогда черный рынок по торговле детьми развалился, поскольку нашли дешевое средство защиты спермы. Как только тестикулярный синдром был определен, это нанесло смертельный удар по торговле детьми. Мне не было и года, когда кто-то выдал их Всемирной организации здравоохранения, туда из Европы прибыла бригада «голубых касок» и прикрыла лавочку. Нас конфисковали. Я оказался в Дании. Мои самые ранние воспоминания — маленький датский детский дом… Детский дом и медицинская клиника.
   Он много раз заставлял себя рассказывать эту историю, хотя самому ему часто не хотелось рассказывать ее никому. У него был заготовлен специальный сценарий, но он никогда не мог исцелиться от чувства смертельного страха, от парализующего ужаса, какой бывает перед выходом на сцену у актеров.
   — Большая часть плодов так и не выросла. Они приложили все усилия чтобы приспособить нас к выращиванию в сосуде. В Копенгагене мне провели полное генетическое сканирование и выяснилось, что они попросту вынули многие составляющие зиготы ДНК. Понимаете, кто-то из них вообразил, что если убрать несколько цепочек «мусорной» ДНК из человеческого генома, то плод будет более устойчив к выращиванию в сосуде и вообще обретет большую сопротивляемость… Эти парни были все либо недоучки из мединститута, либо низовой персонал обанкротившихся ведомств здравоохранения.
   Кроме того, они большую часть времени поддерживали силы с помощью синтетического кокаина, это обычное дело среди южноамериканских чернорыночников…
   Он прокашлялся и попытался закруглиться.
   — Так или иначе вернемся к проблеме моего происхождения. В том рейде по Колумбии среди «голубых касок» был датский офицер, и он вышел на технического эксперта, который консультировал фильм моего отца. Тот офицер-датчанин и мой отец пили в одной компании и стали приятелями. Так что когда мой отец сказал, что хочет усыновить ребенка, тот парень из Дании подумал: «А что, коли так, почему бы и не из тех детей, которых я сам спасал?» Так что он послал несколько строчек в Данию, и в итоге я оказался в Голливуде.
   — Вы действительно говорите мне правду?
   — Да, это правда.
   — Могу я отвезти вас в Лаб и взять образец ткани?
   — Слушайте, ткань, она ткань и есть. К черту мои ткани. Правда, гораздо тяжелей. Правда заключается в том, что люди относятся с предубеждением к таким, как я. Откровенно говоря, я их даже понимаю. Я могу проводить избирательные кампании, а могу и не проводить, но дело в том, что я уверен, никто, не проголосует за меня. Я сам за себя не проголосую. Потому что не уверен, что могу полностью себе доверять. Я на самом деле другой. В моем ДНК огромные дыры, и, возможно, таких никогда не было у других человеческих существ. Он развел руками.
   — Позвольте, я расскажу вам, насколько я отличен от других. Я не сплю. У меня всегда немного повышена температура. Я рос очень быстро — и не потому что провел детство во фривольной атмосфере Лос-Анджелеса. Мне сейчас двадцать восемь лет, но большинство дает мне где-то около тридцати пяти. Я стерилен, у меня никогда не будет собственных детей, у меня три раза был рак печени. К счастью, этот вид рака сейчас легко лечится, но я все еще сижу на ангиогенетических ингибиторах плюс на блокаторах факторов роста, а также принимаю трижды в месяц противоопухолевые таблетки. Другие восемь детей, взятых при той облаве, — пятеро из них умерли в раннем возрасте от различных видов раковых заболеваний, а оставшиеся трое… ну, они датчане. Это три одинаковые датчанки — позвольте мне так выразиться — с крайне сложной личной жизнью.
   — Вы точно не преувеличиваете? Это такая захватывающая история! У вас действительно постоянно повышенная температура поверхностного кожного покрова? А вам делали РЕТ-сканирование?
   Он задумчиво посмотрел на нее.
   — Знаете, вы в самом деле очень хорошо это восприняли. Я имею в виду, что большинство, кто слышит это, переживает нечто вроде шока и нужно время…
   — Ну, я не лечащий врач, да и сугубо генетические исследования это на самом деле не моя узкая специализация. Но я не шокирована этой историей. Я удивлена, конечно, и мне действительно очень хотелось бы уточнить кое-какие детали в моей Лаборатории, но… — Она замешкалась, подыскивая нужное слово. — Я в высшей степени заинтригована.
   — Правда?
   — Да. Это, конечно, грубое нарушение врачебной этики. Это идет вразрез с Хельсинкскими соглашениями и, кроме того, нарушает еще, по крайней мере, штук восемь установленных правил обращения с человеческими существами. Вы, безусловно, очень смелый и способный человек, раз смогли преодолеть последствия детской трагической травмы и достигли того успеха в жизни, какой имеете на сей день.
   Оскар не ответил. Внезапно у него защипало глаза. Он встречал множество реакций на исповедь о своем происхождении. Женских реакций, так как мужчинам он исповедовался крайне редко. Деловые отношения могли начаться и закончиться без всякой открытости с его стороны, но в сексуальных отношениях он всегда предпочитал открытость. Он видел целую гамму реакций. Шок, ужас, развлечение, симпатию, даже истерическое подергивание головой. Равнодушие. Почти всегда правда долго еще мучила и беспокоила тех, кому он доверялся.
   И он никогда еще не встречал такой реакции, как у Греты Пеннингер.
 
   Оскар и его секретарь Лана Рамачандран прогуливались по саду позади наклонных белых стен Клиники генетической фрагментации. Этот сад примыкал к одной из жилых секций персонала, так что здесь было много детей. Звонкие детские голоса обеспечивали хорошие условия для приватного разговора.
   — Прекрати посылать цветы в ее жилые комнаты, — инструктировал Оскар. — Она там никогда не бывает. В основном ана почти не спит.
   — И куда же мне тогда их посылать?
   — В ее Лабораторию. Она почти всегда находится там. И измени состав букета — убери цинии и анютины глазки и добавь туберозу.
   Лана была шокирована.
   — Но сейчас нельзя туберозу!
   — Ну ты понимаешь, что я имею в виду. Кроме того, мы скоро начнем ее подкармливать. Она совсем не ест, должен я сказать. А потом оденем, поработаем над ее имиджем. Но сначала надо придумать, как это сделать.
   — Но как мы можем даже просто проникнуть к ней? Доктор Пеннингер работает в Хотзоне, — перебила Лана. — Это же полномасштабный Код-4 по работе с биологически опасными веществами. Там собственные воздушные фильтры и стены чуть не трехметровой толщины.
   Он пожал плечами.
   — Погрузи цветы в азотную кислоту, помести в пластиковую упаковку. И так далее.
   Секретарша хмыкнула.
   — Оскар, что это с тобой? Ты что, сошел с ума? Тебе нельзя заводить роман с этой женщиной. Я хорошо изучила женские типы, которые тебе подходят, но она к ним не относится. На самом деле, я тут поспрашивала и выяснила, что доктор Пеннингер вообще мало кому подходит. Ты просто несправедлив сам к себе.
   — Хорошо, наверное, у меня внезапный приступ нелюбви к сладкому.
   Лана была искренне обижена. Она желала ему лучшего. Она не обладала чувством юмора, но была очень деловой.
   — Ты не должен так поступать. Это просто неблагоразумно. Она в составе дирекции, она среди тех, кто здесь представляет власть. А ты входишь в штат Сенатского комитета, который надзирает за ее деятельностью. Это явный конфликт интересов.
   — Меня это не волнует. Лана пришла в отчаяние.
   — Ну почему, почему ты всегда так поступаешь? До сих пор не могу поверить, что ты расстался с этой журналисткой. Ведь она обеспечивала кампании поддержку в прессе! Кто-нибудь может счесть это крайне неэтичным. А перед этим, с той архитекторшей… и до этого, та невзрачная девчонка из Бостонского городского управления… Почему ты ведешь себя так, что всегда все кончается разрывом? Это уже становится каким-то наваждением…
   — Послушай, Лана, ты знаешь, что моя личная жизнь всегда была сплошной проблемой, с самого начала, как ты со мной познакомилась. У меня есть своя этика. Я никогда не завожу романов в кругу своей команды. Верно ведь? Это могло бы плохо кончиться, это привело бы к скандалам, это почти что инцест. Но вот он я, что бы там ни было в прошлом. И вот Грета Пеннингер, она сделала карьеру здесь, она из тех, кто разбирается в здешних делах. Плюс она очень скучает, и я знаю, что могу дать ей. Значит, у нас есть нечто общее. Я думаю, мы можем помочь друг другу.
   — Ладно, мне никогда не понять мужчин! Вы сами не знаете, чего вы хотите, верно? Вы даже ничего не поймете, если счастье будет прямо перед вами.
   Лана зашла слишком далеко. Оскар подобрался и, нахмурив брови, обернулся к ней.
   — Послушай, Лана, когда ты найдешь то счастье, о котором точно знаешь, что оно мое — именно мое, — тогда напиши мне памятную записку. Хорошо? А пока не могла бы ты разобраться с такой мелочью, как отправка цветов?
   — Хорошо, я постараюсь все устроить, — ответила она. — Сделаю все, что смогу.
   Лана сердито развернулась и удалилась. Он не мог ей помочь. Лана вернется. Она всегда возвращалась, хотя, занимаясь его делами, оставляла нерешенными собственные проблемы. Оскар пошел вперед, слегка насвистывая и поглядывая на небо над подернутым рябью куполом Коллаборатория. Злая зимняя метель швыряла серые облака над чистым куполом теплого и ароматного воздуха. Он подбросил вверх шляпу и поймал ее за элегантно загнутые поля. Нынче жизнь ему решительно нравилась. Он обогнул цветущие азалии, чтобы не разбудить спящую в них антилопу. С недавних пор он предпочитал вести разговоры на важные для него темы в саду. Автобус для этих целей не годился — слишком большое число неутомимых жучков. Да и все равно они скоро должны вернуть его в Бостон. И это тоже в высшей степени своевременно. Нет смысла задерживать у себя взятое в аренду имущество. Покончить с автобусом и переселиться в новый отель. Просто держаться вместе, сохранить команду. Быть на уровне основных высоких целей. Двигаться дальше. Это означало прогресс, и это было реально.
   Появился из зарослей Фонтено. К некоторому удивлению Оскара, Фонтено пришел точно, как договорились. Возможно, проблема с дорожными заставами в Луизиане частично смягчилась. На охраннике были соломенная шляпа, жилет и черные резиновые сапоги. Он загорел и выглядел гораздо лучше, чем когда-либо.
   Они пожали друг другу руки и, по привычке осмотревшись, нет ли слежки, двинулись прогулочным шагом.
   — Вам удалось добиться большого успеха с разгромом базы ВВС, — сообщил ему Фонтено. — Это не сходит с первых полос. Если давление будет продолжаться, полетят головы.
   — Ну, приписывать мне успех — это идея Сосика. Он обеспечивает запасной вариант для сенатора. Если ситуация изменится к худшему, то у шефа сенаторской администрации будет возможность избавиться от неугодного парня.
   Фонтено скептически посмотрел на Оскара.
   — Ну, я не заметил, чтобы они выворачивали вам руки во время тех двух больших интервью, что вы дали… Не понимаю, как вы умудрились так быстро узнать подноготную закулисных властей и луизианских политиков.
   — Закулисная власть — весьма интересная тема. Бостонские масс-медиа в этой связи очень важны. У меня сентиментальное отношение к бостонским средствам массовой информации. — Оскар заложил руки за спину. — Признаю, что было не совсем тактично назвать Луизиану «Дикой Сестрой Соединенных Штатов», но ведь это трюизм!
   Фонтено не мог утруждать себя возражениями.
   — Оскар, я безумно занят новым домом. Но обеспечение безопасности — не та работа, которую можно посещать время от времени. Вы все еще платите, а я совсем вас забросил.
   — Если это вас так беспокоит, почему бы вам не заняться небольшими строительными работами? Наш отель — гвоздь местного сезона. Жители Буны в восторге от нас.
   — Нет, послушайте меня. Поскольку мы скоро расстаемся — и на этот раз уж точно, — то я подумал, что нужно провести полную разведку здесь. Я это сделал. И получил определенные результаты. У вас на данный момент проблема с безопасностью.
   — Да?
   — Вы оскорбили губернатора Луизианы. Оскар замотал головой.
   — Послушайте, голодовка не имеет никакого отношения к губернатору Хьюгелету. Хьюгелет никогда не имел к этому отношения. Суть голодовки — база ВВС и отношение к ней федеральных чрезвычайных комитетов. О Зеленом Хью мы едва ли сказали хоть слово!
   — Сенатор не говорил. Но вы говорили. И много раз. Оскар пожал плечами.
   — Ладно, но ведь ясно, что нам нет дела до губернатора. Он мошенник и демагог, но мы на это не напирали. Если уж на то пошло, то в данном скандале мы для Хью можем представлять ценность как временные политические союзники.
   — Не будьте столь наивны. Зеленый Хью совсем так не думает. Он не из тех, кого волнует, ладит он или не ладит с кем-то. Хью всегда был и остается главным центром собственной вселенной. Так что вы можете быть либо за него, либо против него.
   — Но зачем Хью плодить ненужных врагов? Это неразумная политика.
   — Хью стряпает себе врагов. Его это радует. Это часть его игры. И так было всегда. Он ловкий политик, выучился этому, когда работал в Техасе на сенатора Дугала.
   Оскар нахмурился.
   — Послушай, но сенатор Дугал вне игры. С ним покончено, он уже в прошлом. Если бы он не находился сейчас в лечебнице, то сидел бы в тюрьме.
   Фонтено машинально огляделся по сторонам.
   — Вы не должны говорить того, что может быть воспринято как критика, когда находитесь внутри построенного Дугалом строения. Лаб — его любимый проект. Что же касается Хью, то он привык здесь работать. Вы идете по стопам Хью. Когда он был главой администрации сенатора, то он здесь выкручивал руки, чтобы прижать кое-кого.
   — Ну ладно, они выстроили этот комплекс, хорошо, но выстроили его с помощью мошенничества и махинаций.
   — Все политики прибегают к махинациям, и не они одни. Восточный Техас и Южная Луизиана в конце концов договорились и оттяпали себе по куску пирога. Однако в этих местах всегда прибегали к мошенничеству. Местные просто не будут знать что делать, если у них вдруг появится честное правительство. Старый Дугал вел очень жесткую политику, но ведь это Техас. У техасцев вспыльчивый нрав. Им нравится разрезать на мелкие кусочки старых парней, прежде чем их хоронить. Однако Хью многому научился у Дугала и не повторил его ошибок. Хью теперь губернатор Луизианы, и он большой человек, босс, кахуна. Хью прикармливает двух федеральных сенаторов, и они теперь сдувают пыль с его ботинок. Вы плохо отозвались о Хью в Бостоне — но Хью-то здесь рядом, вон там, в Батон Руж. И вы как бельмо у него на глазу.
   — Хорошо. Я понял. И что дальше?
   — Оскар, я видел, вы проделываете очень умные трюки в Сети, вы молодой человек, и эти штучки вам привычны. Но вы не видели того, что довелось видеть мне, так что позвольте некоторые вещи объяснить вам обстоятельно и подробно.
   Они обогнули буйные заросли бугенвилей, пока Фонтено собирался с мыслями.
   — Хорошо. Представьте себе, что вы какой-то «плохой» парень, живущий Сетью, может быть, что-то вроде охранника во время сетевой войны. И у вас есть поисковая система, которая фиксирует все упоминания в Сети имени вашего идола — губернатора Этьена Гаспара Хьюгелета. И каждый раз, как только появляется кто-то, кто публично чернит вашего парня, вы запоминаете его. Когда имя обидчика зафиксировано, начинает работать программа, которой задано реагировать на определенное число регистрации. То есть после того как чье-то имя появляется заданное число раз, программа должна автоматически отреагировать. — Фонтено поправил соломенную шляпу. — Реагирование заключается в автоматической рассылке сообщений с требованием убить этого парня. Оскар засмеялся.
   — Это что-то новое. Это уже сумасшествие!
   — Ага, вот-вот. Как раз на сумасшествии все и построено. Видите ли, всегда найдутся какие-нибудь экстремисты, параноики, антисоциальные элементы, которые активно пользуются Сетью… Секретная служба давно уже обнаружила, что в Сети есть большое количество сведений, которые могут быть нам очень полезны. Умственно неполноценные, склонные к насилию люди ищут обычно какого-либо толчка к действию, сигнала, прежде чем переходят к действиям. Мы собрали чертову уйму психологических профилей за много лет и обнаружили определенные корреляции. Так что, когда ясно чего искать, можно просто проверить этих парней, что пасутся в Сети.
   — Конечно. Пользовательские профили. Демографический анализ. Стохастическое индексирование. Это всегда работает.
   — Мы построили эти профили подозреваемых уже давно, и они оказались весьма полезными. Но затем Государственный департамент совершил ошибку, дав попользоваться нашим софтом каким-то независимым союзникам… — Фонтено на миг замолчал, так как из зарослей появился пятнистый ягуар, потянулся, зевнул и мягкой иноходью проплыл мимо них. — Проблемы возникли, когда наши профили попали в дурные руки… Понимаете, софт, сделанный для предупреждения преступлений, можно использовать по-разному. Злоумышленники могут использовать его для создания длинного списка электронных адресов опасных психов. Найти сумасшедших в Сети — легкая часть задачи. Убедить их перейти к действиям — задача более трудная. Однако если у вас есть список в десять — двенадцать тысяч человек, то можно просто забросить широкий невод и какая-то рыбка непременно поймается. Если вы сможете каким-то образом вбить в чью-то больную голову, что на некого парня стоит напасть, то можно ждать беды.
   — То есть вы хотите сказать, что губернатор Хьюгелет занес меня в список своих врагов?
   — Нет, не Хью. Не он лично. Он не настолько туп. Я говорю, что кто-то где-то когда-то сделал софт, который автоматически заносит врагов Зеленого Хью в список.
   Оскар снял шляпу и аккуратно пригладил волосы.
   — Я несколько удивлен, что никогда не слышал о такой практике.
   — Ну, мы в Секретной службе не любим публичности, мы же не пресса. Мы делаем, что можем, мы стерли с лица земли целое гнездо подобных злоумышленников во время Третьей Панамы… Но мы не в состоянии отслеживать каждый оффшорный сервер. Самое лучшее, что можно сделать в подобных случаях — следить за нашими собственными информантами. Мы всегда проверяем их, чтобы узнать, не получили ли они сообщение, призывающее их убить кого-либо. В общем, вот, прочти распечатку.
   Они сели на уютную деревянную скамейку. На скамейке уже сидела какая-то малышка. Она терпеливо гладила экзотического горностая в летнем меху и вроде бы не возражала против присутствия взрослых. Оскар молча дважды внимательно перечел текст.
   Текст был как раз таким зловещим и запутанным, как он себе и представлял. Он был жесток и банален. Оскар был глубоко потрясен, обнаружив свое имя среди крикливых напыщенных и дурно написанных фраз с угрозами убить. Он кивнул и, сложив листок, отдал его Фонтено. Они, улыбнувшись, приподняли шляпы, прощаясь с девочкой, и продолжили прогулку.
   — Какое убожество! — воскликнул Оскар, как только они оказались вне пределов слышимости. — Это состряпано из мусорных почтовых рассылок. Я видел несколько почтовых роботов, которые были весьма сложными, они могли генерировать вполне пригодные полуфабрикаты речей. Но это просто набор обрывков из писем. Там нет даже пунктуации!
   — Ну, раз главной мишенью являются жестокие параноики, то они, возможно, и не заметят ошибок.
   Оскар раздумывал.
   — Сколько примерно, по-вашему, было разослано писем?
   — Ну, может, пара тысяч. В файле Секретной службы США список перевалил за триста тысяч. Но, конечно, умная программа не будет рассылать письма по всем адресам.
   — Конечно, — задумчиво кивнул Оскар. — А что насчет Бамбакиаса? Он тоже в опасности?
   — Я поставил сенатора в известность. Они усилят меры безопасности в Кембридже и Вашингтоне. Но, по моим предположениям, у вас более сложная ситуация. Вы ближе, вы на людях, и достать вас гораздо легче.
   — Гм… Понятно. Спасибо за предупреждение, Жюль. Вы, как всегда, оказались очень предусмотрительны. И что вы мне теперь посоветуете?
   — Усилить меры безопасности. Обычные вещи. Почаще менять заведенный распорядок дня. Иметь наготове дом, где вы могли бы укрыться в случае чего. Внимательно смотреть за чужаками, они будут стараться подкрадываться незаметно, либо попытаются создать вокруг неразбериху. В любом случае избегать скоплений людей. И вам нужен телохранитель.
   — Но у меня нет времени на все это. У меня много работы.
   Фонтено вздохнул.
   — Это как раз то, что мы обычно и слышим… Оскар, я работал в Секретной службе двадцать два года. Это настоящая профессия, у нас широкое поле деятельности. О Секретной службе известно не слишком много, но уверяю вас, она имеет долгую историю. Было закрыто старое ЦРУ, много лет назад распустили ФБР, а вот Секретная служба существует в общей сложности уже около двухсот лет. И будет существовать дальше. Поскольку необходимость в ней никогда не исчезнет. Поскольку письма с угрозами никуда не исчезнут. Все, кто занимает видное положение, всегда находятся под угрозой. Для знаменитостей это обычное дело. Они получают такие письма все время. Но при этом я ни разу не был свидетелем реального покушения. Я занимался своим делом, следил и охранял, и ничего не происходило. До одного прекрасного дня, когда взорвалась машина с подложенной в нее бомбой. Тогда я потерял ногу.
   — Понятно.
   — Вам надо знать это. Это реальное положение вещей. Вам надо признать это и в то же время не позволить себя запугать и остановить.
   Оскар промолчал.
   — Небо меняет цвет, когда вы знаете, что вас могут застрелить. Вещи меняют вкус. Когда это настигает вас, вы начинаете сомневаться, стоит ли вообще заниматься общественной деятельностью. Но вы понимаете, что, несмотря на такие вещи, все же наше общество уже не является реально злым или жестоким. — Фонтено пожал плечами. — На самом деле не является. Больше не является. Раньше, в моей юности, Америка действительно была жестоким обществом. Страшная статистика преступности, сумасшедшие банды по продаже наркотиков, дешевое автоматическое оружие, которое легко было купить. Нищие, злые, вызывающие жалость люди. Люди, пылающие негодованием, люди с зажатой внутри ненавистью. Но теперь другое время — не жестокое. Просто очень странное. Люди перестали истово, как раньше, бороться за что-либо, когда они поняли, что возврат к спокойной, нормальной жизни уже невозможен. Человеческая жизнь утратила смысл, но многие в Америке, и в особенности бедные, стали намного счастливее, чем раньше. Они могут потерять все, как любит говорить ваш сенатор, но не впадут при этом в отчаяние, это не станет для них крахом. Они просто… оглядываются вокруг, бродят туда-сюда, дрейфуют по жизни. Они свободны, ничем не связаны.
   — Возможно.
   — Если вы ляжете на дно, то все утихнет само собой. Вы можете уехать в Бостон или Вашингтон, заняться другими делами, не касающимися Хью. Эти автоматические рассылки, они вроде колючей проволоки, столь же противные, но очень глупые. Они не разбираются в том, что читают. Как только вы станете новостью вчерашнего дня, эта машина просто забудет о вас.
   — Жюль, я вовсе не намерен становиться новостью вчерашнего дня.
   — Тогда вам нужно как следует изучить вопрос о том, как знаменитости умудряются выживать.