Страница:
После выступления Оскара наступило длительное молчание. Все члены Чрезвычайного комитета глядели на него в крайнем удивлении. Кворум составили Грета, ее главное доверенное лицо и покровитель Альберт
Гаццанига, сам Оскар, Йош Пеликанос, капитан Бенинг-бой и представитель Модераторов — парень по имени Омбавей Тадди Флэгбой.
— Оскар, ты меня поражаешь, — сказала Грета. — У тебя невероятный талант говорить о невозможных вещах так, что они начинают казаться нормальными и приемлемыми.
— Что здесь кажется невозможным?
— Все! Лаб — федеральное сооружение! Эти Модераторы вторглись сюда силой. Они заняли наше здание. Они здесь незаконно. Мы не можем помогать им и поощрять незаконное вторжение! Как только Президент пришлет отряды, мы будем арестованы. Мы будем уволены.
— Этого не случилось в Луизиане, — сказал Оскар. — Почему это должно случиться здесь?
Гаццанига ответил:
— Дело в том, что Конгрессу и чрезвычайным комитетам в действительности никогда не нужна была та авиабаза в Луизиане. Они никогда не заботились о ней, поэтому и не приняли необходимых мер.
— Они точно так же не заботятся о вас, — заверил его Оскар. — Верно, что Президент выразил интерес, но послушайте, это было целую неделю назад! Неделя в течение военного кризиса — это вечность! Федеральных отрядов здесь нет. Потому здесь нет военного кризиса, военный кризис для Президента — в Голландии, а не в Восточном Техасе. Он не собирается развертывать отряды внутри страны, когда идет эскалация холодной войны с Голландией. Если бы мы лучше соображали, мы поняли бы, что именно Модераторы наша армия. Они лучше, чем федеральные силы.
— Мы не можем позволить себе предоставлять убежище тысяче неплатежеспособных гостей, — сказал Пеликанос.
— Йош, забудь на минуту о красных чернилах. «Мы не должны позволить себе предоставить им». Это они кое-что предоставляют нам. Они могут кормить и одевать нас, и все, что мы должны сделать, — разделить с ними наше убежище и дать им политическое прикрытие. Это реальная красота чрезвычайной ситуации, понимаешь? Мы можем продолжать жить так, сколько нам захочется! Это апофеоз забастовки. В течение забастовки мы все отказывались делать что-нибудь, кроме научной работы. Теперь, когда у нас чрезвычайное положение, ученые могут продолжать заниматься наукой, в то время как Модераторы будут исполнять роль благосклонного, сочувствующего гражданского населения. И мы игнорируем все остальное! Все, что раздражало нас в прошлом, ушло. Все бессмысленные коммерческие притязания, и правительственный надзор, и хитроумные подрядчики… Все это больше не имеет для нас никакого значения!
— Но кочевники ничего не понимают в науке, — сказал Гаццанига. — Зачем они будут поддерживать ученых, когда им проще награбить добра и уйти?
— Эй, — сказал Бенингбой. — Я кое-что понимаю в науке, парень! Вернер фон Браун! Отличный пример. Доктор фон Браун был таким же, как и ты, большим уродливым толстяком! Они направили бы его в Дахау так или иначе, если бы он не стал работать на них, так что он тоже кое-что выиграл, собирая свои «Фау-2».
— О чем, черт возьми, он говорит? — требовательно спросил Гаццанига. — Почему он всегда вот так выражается?
— Вот что такое наука! — сказал Бенингбой. — Наука — это доказательство математических связей между явлением А и явлением В. Разве это так трудно? Ты действительно думаешь, что все это не моего ума дело? Я могу рассказать тебе о вещах, которые выше твоего понимания, сынок, о выживании в тюрьме, например. Ты, как и все прилизанные люди, просто растеряешься в столкновениях с квантовой реальностью, если кто-то возьмет да отберет у тебя твои книжки.
— Нет, ничего не получится, — сказала Грета. — Мы даже говорим на разных языках. У нас нет ничего общего, — трагическим тоном воскликнула она. — Только посмотрите на лэптоп, который он носит! Он сделан из соломы!
— Почему я единственный, кто видит очевидное? — спросил Оскар. — У вас на удивление много общего. Посмотрите на оборудование кочевников — те же автоклавы, установки для каталитического крекинга! Они используют биотехнологию. И компьютерные сети. Они выживают за счет этого!
Лицо Греты окаменело.
— Да, но… Ненаучно.
— Но они живут точно так же, как и вы, — за счет своей репутации. Вы — два наиболее некоммерческих сообщества Америки. И оба сообщества базируются на репутации, уважении и престиже.
Гаццанига нахмурился.
— Это что, социологическая классификация? Социология — это не точная наука.
— Но это правда! Вы, ученые, вы хотите стать Наиболее Часто Цитируемыми и добиться почестей и вознаграждения. В то время как Модераторы, подобно нашему капитану, хотят быть сетевыми гуру. Плюс к этому ни один из вас не имеет ни малейшего понятия о том, как надо одеваться! Кроме того, даже при том, что вы — и те и другие — непосредственно ответственны за катастрофу, которая постигла наше общество, вы невероятно изворотливы в том, чтобы представлять себя в качестве невинных жертв. Вы бесконечно скулите и стонете, что нет никого достаточно крутого или умного, чтобы вас понять. Вы никогда не убираете за собой. Вы никогда не берете на себя ответственность. И именно поэтому люди, которые фактически управляют этой страной, обращаются с вами, как с детьми!
Они смотрели на него, потрясенные до глубины души.
— Я говорю разумные вещи, — повысил голос Оскар, перекрикивая сердитое гудение. — Я не занимаюсь разглагольствованиями. Я могу посмотреть на вас со стороны, чего вы, запертые в изолированных башнях субкультур, просто не в состоянии сделать. Было бы бесполезно с моей стороны заниматься мягким педалированием. Вы в кризисе, вот в чем суть. Вы — и те и другие — разошлись с остальной частью общества в способах выживания. Вам необходимо преодолеть глупые предубеждения и объединиться в одну мощную коалицию. И как только вы это сделаете, весь мир будет вашим! — Оскар наклонился вперед. Вдохновение сверкало в его глазах, как дневной свет у Платона. — Мы переживем это чрезвычайное положение. Мы можем даже пойти дальше. Мы способны расти!
— Хорошо, — сказала Грета. — Успокойся. Я хочу задать один вопрос. Ведь это кочевники, верно? Что будет, если они в один прекрасный момент решат покинуть нас?
— Ты думаешь, что мы убежим, — прервал ее Бенингбой.
Грета посмотрела на него, раздосадованная, что ее прервали.
— Разве вы не переходите постоянно с места на место? Я думаю, именно это и помогло вам выжить.
— Нет, вы совсем ничего не понимаете! — вскричал Бенингбой. — И вы считаете себя при этом интеллектуалами! Думаете, что можете быть провидцами!
Думаете, что можете дать людям истину и силу, дать знание более высокой реальности! Но кто вы на самом деле? Вы отнюдь не титаны интеллекта. Вы сборище дешевых выродков в смешных одеждах, что когда-то купила вам мамочка. Вы просто толпа попрошаек, что живет по милости правительства. Вы, скулящие тут о том, что грязные идиоты, подобные нам, не могут оценить вас, — хорошо, но что, черт возьми, вы сделали для нас за последнее время? Что вы хотите от жизни, помимо шанса болтаться в своей Лаборатории и смотреть свысока на остальную часть человечества? Вы можете сделать хоть что-то большое, вы, неудачники? Рискните хоть раз в жизни, ради бога. Действуйте, как вы считаете нужным!
— Он действительно сумасшедший, — сказал Гац-цанига, уязвленный и изумленный. — Этот парень не в ладах с реальной жизнью.
Телефон Флэгбоя зазвонил. Он кратко поговорил, затем передал телефон своему лидеру.
Бенингбой молча выслушал то, что ему сказали.
— Я должен идти, — объявил он резко. — Есть новости. Мальчики захватили пленного.
— Что за пленный? — потребовал ответа Кевин. Как новый полицейский руководитель, Кевин был подозрителен. — Мы уже договорились, что ты не имеешь полномочий кого-то захватывать.
Бенингбой наморщил свой большой мясистый нос.
— Они захватили его в лесу к востоку от города, господин начальник полиции. В нескольких километрах от Коллаборатория, вне твоей юрисдикции.
— Следовательно, он Регулятор, — сказал Оскар. — Он — шпион.
Бенингбой сложил аккуратно свои записи и закрыл лэптоп, потом неохотно кивнул:
— Ага.
— А что вы делаете с захваченными в плен? — спросила Грета.
Бенингбой пожал плечами, у него было мрачное лицо.
— Я думаю, что Комитет должен видеть пленника, — сказал Оскар.
— Оскар прав, — подтвердил Кевин серьезно. — Бенингбой, я не могу позволить, чтобы подозреваемые допрашивались твоими людьми. Давайте допросим его прямо здесь!
— Мы что, Звездная палата? — спросил Гаццанига. Он был ошеломлен. — Мы не можем допрашивать людей!
Кевин насмешливо хмыкнул.
— Хорошо, милый Альберт, ты оправдан! Выйди и купи себе рожок мороженого. Тем временем мы, взрослые, должны побеседовать с этим партизаном.
Грета объявила пятиминутный перерыв. Возбужденные сообщением, услышанным по громкоговорителям, появились другие члены Комитета. Перерыв затянулся на полчаса. Встреча была значительно оживлена импровизированной демонстрацией имущества пленника.
Допрашиваемый Регулятор изображал из себя браконьера. У него был разукрашенный составной лук, который расстроил бы Вильгельма Теля. Стрелы из графита имели самонаводящийся гироскопический прицел и локаторы, GPS. У бойскаута еще были шиповки и альпинистский пояс — идеальное снаряжение для человека, прячущегося в вершинах деревьев.
Это снаряжение могло бы сойти за обычное для охотника, но у него было и другое: молоток и пакет саботажных шипов для деревьев. Шипы для дерева, с обломанными остриями, были достаточно обычны для радикальных «зеленых», но в его шипах имелись аудиожучки и репитеры для сотовых телефонов. Их можно было вбить глубоко в деревья и оставить там навсегда. И они передавали бы информацию и даже отвечали на обращения по телефону. У них были причудливые маленькие отверстия, через которые они могли подпитывать свои батареи соком деревьев.
Члены комитета с серьезным видом передавали устройства из рук в руки, внимательно их изучая, будто каждый день имели дело с саботажниками. Достав карманный мультитул, Гаццанига вскрыл один из шипов.
— Минуточку, — сказал он. — Эта штука работает на митохондриевых батареях.
— Ни у кого нет митохондриевых батарей, — возразил новый глава отдела Оборудования. — Даже у нас нет митохондриевых батарей, хотя эти проклятые вещи были изобретены здесь.
— Тогда я хочу, чтобы ты объяснил мне, как телефон работает на влажном желе, — сказал Гаццанига. — Знаешь что? Эти шипы, я думаю, похожи на наши мониторы вегетации.
— Это все было изобретено здесь, — сказал Оскар. — Это оборудование Коллаборатория. Только вы никогда не знали, каким образом оно переделывалось для других целей.
Гаццанига положил шип. Затем вытащил вдавленное в него зерно.
— А эта вещица, видишь, как раз то, с чем ассоциируется технология кочевников. Металлолом, очевидно, отечественного производства… Так, и что же это? — Он потряс странной штуковиной около уха. — Гремит.
— Это бомба из мочи, — сообщил Бенингбой.
— Чего?
— Видишь эти отверстия сбоку? Это таймер. Генетически модифицированные зерна. Как только они попадают в горячую воду, семена вспучиваются. Лопается мембрана внутри них, а затем загорается их содержимое.
Оскар исследовал одну из грубых зажигательных бомб. Она была сработана вручную с помощью сверла, молотка и невероятного количества ненависти. Бомба представляла собой предельно простое зажигательное устройство без движущихся частей, но этого было вполне достаточно, чтобы поджечь здание. Семена генетически спроектированной кукурузы были дешевы и стопроцентно идентичны друг другу. Зерно, подобное этому, было настолько однородно по свойствам, что могло даже использоваться как часы. Это было отвратительное устройство, почти как продукт военной технологии. Как образчик примитивного искусства бомба выглядела впечатляюще. Оскар буквально ощутил кожей искреннее презрение и ненависть, исходящие от нее.
Пленник в наручниках прибыл в сопровождении четырех Модераторов. На нем был длиннополый серо-коричневый камуфляжный костюм. Заляпанные красной глиной шнурованные ботинки. Квадратный нос, большие волосатые уши, густые брови, черные глаза. Это был приземистый и тяжелый человек лет тридцати, с руками, похожими на медвежьи лапы. Небритая челюсть вздулась от удара, на скуле красовался громадный синяк.
— Что с ним случилось? Почему он ранен? — спросила Грета.
— Он упал с велосипеда, — категорично заявил Бенингбой.
Заключенный молчал. Было очевидно, что он и не собирается говорить. Он стоял посреди зала заседаний, от него пахло лесом и потом, и он буквально излучал презрение. Оскар изучал Регулятора с профессиональным интересом. Этот человек поразительно не вписывался в окружающую обстановку. Он напоминал мощный кипарис, по недоразумению оказавшийся в дебрях лесного болота.
— Ты действительно думаешь, что ты крепкий орешек? — пронзительным голосом спросил Кевин.
Регулятор подчеркнуто не обратил на выкрик никакого внимания.
— Мы заставим тебя заговорить, — прорычал Кевин. — Мы устроили тебе допрос со всякими страшненькими приспособлениями! С электрическими проводочками, спичками и всем прочим.
— Извините меня, сэр, — сказал Оскар вежливо. — Вы говорите по-английски? Parlez-vous francais?
Никакого ответа.
— Мы не собираемся мучить вас, сэр. Мы цивилизованные люди. Мы только хотим, чтобы вы сообщили, зачем вам понадобилось исследовать окрестности со всем этим оборудованием, с зажигательными устройствами. Если вы сообщите, что вы здесь делали и кто вас послал, мы отпустим вас.
Никакого ответа.
— Сэр, я понимаю, что вы храните верность тем, кто вас направил сюда, но сейчас вы в плену. Вам не следует молчать, оказавшись в таких обстоятельствах. Будет вполне этично, если вы назовете свое имя, номер ID и сетевой адрес. Тогда мы сможем сообщить вашим родственникам, жене, детям, что вы живы и находитесь в безопасности.
Никакого ответа. Оскар терпеливо вздохнул.
— Хорошо, вы не хотите говорить. Я вижу, что я вас утомил. Так что, если вы только покажете, что вы не глухой…
Тяжелые брови Регулятора дернулись. Он посмотрел на Оскара, будто примеряясь, как получше выпустить ему кишки. Наконец он заговорил.
— Хорошие наручные часы, красивые.
— Ладно. — Оскар вздохнул. — Давайте отведем его в здание Раскрутки к приспешникам Хью. Я уверен, им есть о чем поболтать.
Гаццанига был шокирован.
— Как так! Мы не можем отослать этого типа к тем людям! Он очень опасен! Это гнусный кочевник!
Оскар улыбнулся.
— Ну и что? Здесь сотни гнусных кочевников. Забудьте об этом парне. Он нам не нужен. Мы должны серьезно поговорить с нашими собственными кочевниками. Они знают все, что знает он, и даже больше. Плюс наши друзья фактически хотят защитить нас. Мальчики, заберите заключенного.
После этой конфронтации переговоры сразу же переместились на значительно более прочную почву: оборудование и инструменты. Здесь у кочевников и ученых быстро нашлись общие интересы. Их потребность друг в друге была особенно выгодна тем и другим. Бенингбой предоставил трех своих технических экспертов. Грета откомандировала на время ее лучших сотрудников из биотехнологии. Переговоры затянулись до темноты.
Оскар оставил здание, переоделся, чтобы убрать любые подслушивающие устройства, которые цепляются на одежду, затем прошел в один из садов для тайного свидания с капитаном Бенингбоем.
— Шеф, ты хитер как дьявол, — Бенингбой размышлял вслух, жуя длинную горстку сухих синих лопухов. — Тон встречи полностью изменился, когда привели туда этого жлоба. Интересно, что они сделали бы, если бы он открыл рот и сказал им, что мы поймали его два дня назад.
— О! Но ведь мы оба знали, что Регуляторы никогда не отвечают на допросах, — сказал Оскар. — Я ввел его в игру в надлежащий момент. Нет ничего нечестного в том, чтобы представить нужные факты в пределах надлежащего контекста. В конце концов, ты захватил его, это правда.
Они понизили голоса и прошли на цыпочках мимо дремлющей рыси.
— Видишь ли, призывы к здравому смыслу с учеными не срабатывают. Ученые презирают здравый смысл, они думают, что это иррационально. Чтобы добиться от них чего-то, нужно сильное моральное давление, что-то, чего они не ожидают. Они живут за высоким интеллектуальным забором, который сами же и возвели, — мнение коллег, сложные грамматические конструкции, правильное склонение…
— Я верю тебе, Оскар. Комбинация сработала отлично. Но я так и не понял — почему?
Оскар сделал глубокомысленную паузу. Он наслаждался дружескими беседами с Бенингбоем, который, как выяснилось, был благодарным слушателем. Потрепанный старик, он находился вне закона, много времени провел в тюрьме, но он был также настоящим политическим деятелем регионального масштаба, игроком с горячим южным темпераментом. Оскар чувствовал сильную потребность вкратце объяснить коллеге, что к чему.
— Это сработало, потому что… Хорошо, позволь, я обрисую общую картину. Это действительно большая философская картина. Ты когда-либо задавался вопросом, почему я никогда не пытался напасть на людей Хью, находящихся внутри этой лаборатории? Почему они — все еще держат здание Раскрутки, забаррикадировавшись там? Потому что идет сетевая война. Мы — как группа камней в го. Чтобы выжить в сетевой войне, окруженной группе нужны глаза для наблюдения. Ну ты понимаешь: линии, восприятие, пространство битвы. Мы окружены внутри этого купола, но не полностью, потому что у нас есть меньшая группа врагов под куполом. Я намеренно бросил этого Регулятора к ним, так что теперь у подгруппы есть ее собственный маленький контингент, состоящий из кочевников, точно так же, как у нас. Видишь ли, люди инстинктивно чувствуют такую симметрию. Это работает на бессознательном уровне. Наличие врагов внутри купола могло бы, казалось, ослабить нас, но факт, что мы допускаем ядро инакомыслия, фактически усиливает нас. Поскольку означает, что мы не склонны к тоталитаризму.
— Да? — сказал Бенингбой скептически.
— Такая вот фрактальная ситуация. Мы находимся под куполом. Зеленый Хью за его стенами полон зловещих планов относительно нас. Но Президент то же самое испытывает по отношению к Хью. Наш новый Президент в своем роде еще более зловещий человек, чем губернатор штата Луизиана. Президент управляет США, нацией, которая вся изранена внутренними переворотами, — это маленький мир, окруженный большим, полным людьми, не испытывающими к нам особо дружеских чувств. Они больше не восторгаются Америкой, и мы не можем доказать им, что мы — их будущее. И затем идет мир… Ну, я думаю, далее уже — мир Греты. Рациональный, эйнштейновско-ньютонианский космос. Космос, объективные наблюдаемые факты. И далее уже за границей научного понимания… все те темные явления. Метафизика. Воля и идеи. История, возможно.
— Ты действительно веришь во все это барахло?
— Нет, я не верю в это, как в то, что два и два будет четыре. Но для меня это полно смысла, это моя рабочая метафора. Что, разве политические деятели когда-нибудь действительно «знают о чем-то»? История не Лаборатория. Тебе никогда не вступить в одну и ту же реку дважды. Но у некоторых людей есть понимание, что такое политика, а у некоторых — нет. Бенингбой задумчиво кивнул.
— Ты действительно видишь нас как бы со стороны, Оскар?
— Ну, я никогда не был кочевником — по крайней мере, до сих пор. И я никогда не буду ученым. Я могу признать мое невежество, но я не хочу страдать оттого, что чего-то не знаю, я нахожусь у власти, я должен действовать. Знание — только знание. Но управление знаниями — это уже политика.
— Я не о том спрашивал.
— О! — Оскар понял. — Ты спрашивал обо мне.
— Ага.
— Ты имеешь в виду, что я как бы вне человеческой расы?
Бенингбой кивнул.
— Я не мог не заметить этого. Ты всегда был таким?
— Да. По большей части.
— Парень, ты из будущего?
— Нет. Я бы не сказал этого. У меня слишком много кусков выкинули из ДНК.
Оскар понял, что ситуация стабилизировалась, когда вспыхнул сексуальный скандал. Юная солдат-подросток обвинила ученого средних лет в неприличных домогательствах. Инцидент вызвал ужасный шум.
Оскар счел это хорошим знаком. Это означало, что конфликт между двумя популяциями в Коллаборатории вышел на символический психосексуальный, не имеющий политического подтекста уровень. Противостояние разворачивалось теперь по причине глубоко спрятанного недовольства и психического голода, которые не могли быть исцелены и потому в основном принимали неадекватные формы. Но шум был очень полезен, поскольку это означало, что прогресс может быть теперь достигнут на любом другом фронте. Общественная психодрама заняла умы. Реальные проблемы были оставлены людям, которые были способны делать дело.
Оскар воспользовался возможностью изучить лэптопы Модераторов. Ему подарили один, и он воспринял это как оказанную ему высокую честь. Устройство было упаковано в гибкую зеленую оболочку из пластифицированной соломы. Он весил примерно столько же, сколько пакет поп-корна. И его клавиатура вместо почтенного QWERTYUIOP была плоской, чувствительной и непривычной DHIATENSOR.
Оскар был уверен, что почтенная QWERTYUIOP никогда ничем не будет заменена. Возможно, из-за так называемого «технологического замка». QWERTYUIOP была плохим вариантом клавиатуры — фактически QWERTYUIOP была специально разработана, чтобы препятствовать машинисткам, но усилия, требуемые, чтобы ею овладеть, были настолько велики, что никому не приходило в голову от нее отказаться. Это как с письменным английским, или американской системой мер, или смехотворным дизайном туалетов, — это было ужасно, но стало почти что частью природы. Универсальность QWERTYUIOP закрыла путь к распространению любых альтернативных проектов.
Или так ему всегда казалось. И все же невозможная альтернатива стояла на столе прямо перед ним: DHIATENSOR. Это впечатляло. Это было эффективно. И работало намного лучше, чем QWERTYUIOP.
Пеликанос зашел к нему в гостиничный номер.
— Уже встал?
— Конечно.
— Над чем работаешь?
— Пресс-релиз для Греты. И еще я должен поговорить с Бамбакиасом, я пренебрегал сенатором последнее время. Так что пишу заметки и одновременно учусь печатать. — Оскар сделал паузу. Ему хотелось бы вкратце рассказать Пеликаносу об очаровательных социальных различиях, которые он обнаружил между Модераторами и Регуляторами. На первый взгляд различия между теми и другими потрепанными и грубыми пролами нельзя было обнаружить даже под электронным микроскопом — все их реальные и настоящие поразительные отличия заключались в архитектуре их сетевого софта.
Эпическая борьба разворачивалась на невидимых сетевых полях. Виртуальные племена и общины испробовали буквально тысячи различных конфигураций, обновляя их, обеспечивая, наблюдая их умирание…
— Оскар, мы должны поговорить серьезно.
— Да. — Оскар отодвинул лэптоп. — Выкладывай.
— Оскар, ты живешь здесь слишком замкнутой жизнью. Ваши заседания в Чрезвычайном комитете и все это время, что ты тратишь, торгуясь с людьми из СНБ, которые не дают тебе покоя целыми днями… Мы оторвались от реальности.
— Ладно. Хорошо.
— Ты был вне Лаборатории в последнее время? В небе толчея почтовых самолетов, которые никому ничего не доставляют. Копы и блокпосты по всему Восточному Техасу.
— Да, мы вызываем сильный интерес у окружающих. Мы пользуемся большой популярностью. Журналисты толкутся здесь в поисках новых сенсаций.
— Я согласен с тобой, это интересно. Но это не имеет никакого отношения к нашим планам. Нынешнее положение ни в каких планах не предусматривалось. Мы, как предполагалось, должны были помочь Бамбакиасу и Сенатскому комитету по науке. Предвыборная команда, предполагалось, здесь отдыхает. Никто не планировал ситуации, когда ты играешь роль закулисной фигуры при Президенте и одновременно занимаешь федеральное здание с помощью гангстеров.
— Гмм. Ты абсолютно прав, Йош. Это не было запланировано. Но это свершившийся факт.
Пеликанос сел, не зная, куда пристроить руки.
— Знаешь, в чем твоя проблема? Каждый раз, как ты теряешь из виду цель, ты удваиваешь усилия.
— Я никогда не терял из виду цель! Цель состоит в том, чтобы преобразовать американскую науку.
— Оскар, я хорошенько все обдумал. Мне действительно не нравится эта ситуация. С одной стороны, я недолюбливаю Президента. Я член федерально-демократической партии, и я всерьез работал на Бамбакиаса и Блок реформ. Но на этого Президента я работать не хочу, поскольку не согласен с его политикой. Он же коммунист, святые небеса!
— Президент не коммунист. Он барон деревообрабатывающей промышленности, миллиардер, опирающийся также на сеть казино в резервациях.
— Хорошо, но коммунисты входят в его левый традиционный блок. Я не доверяю ему. Мне не нравятся его речи. Мне претит его тактика, когда он затевает войну с голландцами, чтобы решить свои внутренние дела. Он не наш политик. Он жестокий, трусливый и двуличный человек.
Гаццанига, сам Оскар, Йош Пеликанос, капитан Бенинг-бой и представитель Модераторов — парень по имени Омбавей Тадди Флэгбой.
— Оскар, ты меня поражаешь, — сказала Грета. — У тебя невероятный талант говорить о невозможных вещах так, что они начинают казаться нормальными и приемлемыми.
— Что здесь кажется невозможным?
— Все! Лаб — федеральное сооружение! Эти Модераторы вторглись сюда силой. Они заняли наше здание. Они здесь незаконно. Мы не можем помогать им и поощрять незаконное вторжение! Как только Президент пришлет отряды, мы будем арестованы. Мы будем уволены.
— Этого не случилось в Луизиане, — сказал Оскар. — Почему это должно случиться здесь?
Гаццанига ответил:
— Дело в том, что Конгрессу и чрезвычайным комитетам в действительности никогда не нужна была та авиабаза в Луизиане. Они никогда не заботились о ней, поэтому и не приняли необходимых мер.
— Они точно так же не заботятся о вас, — заверил его Оскар. — Верно, что Президент выразил интерес, но послушайте, это было целую неделю назад! Неделя в течение военного кризиса — это вечность! Федеральных отрядов здесь нет. Потому здесь нет военного кризиса, военный кризис для Президента — в Голландии, а не в Восточном Техасе. Он не собирается развертывать отряды внутри страны, когда идет эскалация холодной войны с Голландией. Если бы мы лучше соображали, мы поняли бы, что именно Модераторы наша армия. Они лучше, чем федеральные силы.
— Мы не можем позволить себе предоставлять убежище тысяче неплатежеспособных гостей, — сказал Пеликанос.
— Йош, забудь на минуту о красных чернилах. «Мы не должны позволить себе предоставить им». Это они кое-что предоставляют нам. Они могут кормить и одевать нас, и все, что мы должны сделать, — разделить с ними наше убежище и дать им политическое прикрытие. Это реальная красота чрезвычайной ситуации, понимаешь? Мы можем продолжать жить так, сколько нам захочется! Это апофеоз забастовки. В течение забастовки мы все отказывались делать что-нибудь, кроме научной работы. Теперь, когда у нас чрезвычайное положение, ученые могут продолжать заниматься наукой, в то время как Модераторы будут исполнять роль благосклонного, сочувствующего гражданского населения. И мы игнорируем все остальное! Все, что раздражало нас в прошлом, ушло. Все бессмысленные коммерческие притязания, и правительственный надзор, и хитроумные подрядчики… Все это больше не имеет для нас никакого значения!
— Но кочевники ничего не понимают в науке, — сказал Гаццанига. — Зачем они будут поддерживать ученых, когда им проще награбить добра и уйти?
— Эй, — сказал Бенингбой. — Я кое-что понимаю в науке, парень! Вернер фон Браун! Отличный пример. Доктор фон Браун был таким же, как и ты, большим уродливым толстяком! Они направили бы его в Дахау так или иначе, если бы он не стал работать на них, так что он тоже кое-что выиграл, собирая свои «Фау-2».
— О чем, черт возьми, он говорит? — требовательно спросил Гаццанига. — Почему он всегда вот так выражается?
— Вот что такое наука! — сказал Бенингбой. — Наука — это доказательство математических связей между явлением А и явлением В. Разве это так трудно? Ты действительно думаешь, что все это не моего ума дело? Я могу рассказать тебе о вещах, которые выше твоего понимания, сынок, о выживании в тюрьме, например. Ты, как и все прилизанные люди, просто растеряешься в столкновениях с квантовой реальностью, если кто-то возьмет да отберет у тебя твои книжки.
— Нет, ничего не получится, — сказала Грета. — Мы даже говорим на разных языках. У нас нет ничего общего, — трагическим тоном воскликнула она. — Только посмотрите на лэптоп, который он носит! Он сделан из соломы!
— Почему я единственный, кто видит очевидное? — спросил Оскар. — У вас на удивление много общего. Посмотрите на оборудование кочевников — те же автоклавы, установки для каталитического крекинга! Они используют биотехнологию. И компьютерные сети. Они выживают за счет этого!
Лицо Греты окаменело.
— Да, но… Ненаучно.
— Но они живут точно так же, как и вы, — за счет своей репутации. Вы — два наиболее некоммерческих сообщества Америки. И оба сообщества базируются на репутации, уважении и престиже.
Гаццанига нахмурился.
— Это что, социологическая классификация? Социология — это не точная наука.
— Но это правда! Вы, ученые, вы хотите стать Наиболее Часто Цитируемыми и добиться почестей и вознаграждения. В то время как Модераторы, подобно нашему капитану, хотят быть сетевыми гуру. Плюс к этому ни один из вас не имеет ни малейшего понятия о том, как надо одеваться! Кроме того, даже при том, что вы — и те и другие — непосредственно ответственны за катастрофу, которая постигла наше общество, вы невероятно изворотливы в том, чтобы представлять себя в качестве невинных жертв. Вы бесконечно скулите и стонете, что нет никого достаточно крутого или умного, чтобы вас понять. Вы никогда не убираете за собой. Вы никогда не берете на себя ответственность. И именно поэтому люди, которые фактически управляют этой страной, обращаются с вами, как с детьми!
Они смотрели на него, потрясенные до глубины души.
— Я говорю разумные вещи, — повысил голос Оскар, перекрикивая сердитое гудение. — Я не занимаюсь разглагольствованиями. Я могу посмотреть на вас со стороны, чего вы, запертые в изолированных башнях субкультур, просто не в состоянии сделать. Было бы бесполезно с моей стороны заниматься мягким педалированием. Вы в кризисе, вот в чем суть. Вы — и те и другие — разошлись с остальной частью общества в способах выживания. Вам необходимо преодолеть глупые предубеждения и объединиться в одну мощную коалицию. И как только вы это сделаете, весь мир будет вашим! — Оскар наклонился вперед. Вдохновение сверкало в его глазах, как дневной свет у Платона. — Мы переживем это чрезвычайное положение. Мы можем даже пойти дальше. Мы способны расти!
— Хорошо, — сказала Грета. — Успокойся. Я хочу задать один вопрос. Ведь это кочевники, верно? Что будет, если они в один прекрасный момент решат покинуть нас?
— Ты думаешь, что мы убежим, — прервал ее Бенингбой.
Грета посмотрела на него, раздосадованная, что ее прервали.
— Разве вы не переходите постоянно с места на место? Я думаю, именно это и помогло вам выжить.
— Нет, вы совсем ничего не понимаете! — вскричал Бенингбой. — И вы считаете себя при этом интеллектуалами! Думаете, что можете быть провидцами!
Думаете, что можете дать людям истину и силу, дать знание более высокой реальности! Но кто вы на самом деле? Вы отнюдь не титаны интеллекта. Вы сборище дешевых выродков в смешных одеждах, что когда-то купила вам мамочка. Вы просто толпа попрошаек, что живет по милости правительства. Вы, скулящие тут о том, что грязные идиоты, подобные нам, не могут оценить вас, — хорошо, но что, черт возьми, вы сделали для нас за последнее время? Что вы хотите от жизни, помимо шанса болтаться в своей Лаборатории и смотреть свысока на остальную часть человечества? Вы можете сделать хоть что-то большое, вы, неудачники? Рискните хоть раз в жизни, ради бога. Действуйте, как вы считаете нужным!
— Он действительно сумасшедший, — сказал Гац-цанига, уязвленный и изумленный. — Этот парень не в ладах с реальной жизнью.
Телефон Флэгбоя зазвонил. Он кратко поговорил, затем передал телефон своему лидеру.
Бенингбой молча выслушал то, что ему сказали.
— Я должен идти, — объявил он резко. — Есть новости. Мальчики захватили пленного.
— Что за пленный? — потребовал ответа Кевин. Как новый полицейский руководитель, Кевин был подозрителен. — Мы уже договорились, что ты не имеешь полномочий кого-то захватывать.
Бенингбой наморщил свой большой мясистый нос.
— Они захватили его в лесу к востоку от города, господин начальник полиции. В нескольких километрах от Коллаборатория, вне твоей юрисдикции.
— Следовательно, он Регулятор, — сказал Оскар. — Он — шпион.
Бенингбой сложил аккуратно свои записи и закрыл лэптоп, потом неохотно кивнул:
— Ага.
— А что вы делаете с захваченными в плен? — спросила Грета.
Бенингбой пожал плечами, у него было мрачное лицо.
— Я думаю, что Комитет должен видеть пленника, — сказал Оскар.
— Оскар прав, — подтвердил Кевин серьезно. — Бенингбой, я не могу позволить, чтобы подозреваемые допрашивались твоими людьми. Давайте допросим его прямо здесь!
— Мы что, Звездная палата? — спросил Гаццанига. Он был ошеломлен. — Мы не можем допрашивать людей!
Кевин насмешливо хмыкнул.
— Хорошо, милый Альберт, ты оправдан! Выйди и купи себе рожок мороженого. Тем временем мы, взрослые, должны побеседовать с этим партизаном.
Грета объявила пятиминутный перерыв. Возбужденные сообщением, услышанным по громкоговорителям, появились другие члены Комитета. Перерыв затянулся на полчаса. Встреча была значительно оживлена импровизированной демонстрацией имущества пленника.
Допрашиваемый Регулятор изображал из себя браконьера. У него был разукрашенный составной лук, который расстроил бы Вильгельма Теля. Стрелы из графита имели самонаводящийся гироскопический прицел и локаторы, GPS. У бойскаута еще были шиповки и альпинистский пояс — идеальное снаряжение для человека, прячущегося в вершинах деревьев.
Это снаряжение могло бы сойти за обычное для охотника, но у него было и другое: молоток и пакет саботажных шипов для деревьев. Шипы для дерева, с обломанными остриями, были достаточно обычны для радикальных «зеленых», но в его шипах имелись аудиожучки и репитеры для сотовых телефонов. Их можно было вбить глубоко в деревья и оставить там навсегда. И они передавали бы информацию и даже отвечали на обращения по телефону. У них были причудливые маленькие отверстия, через которые они могли подпитывать свои батареи соком деревьев.
Члены комитета с серьезным видом передавали устройства из рук в руки, внимательно их изучая, будто каждый день имели дело с саботажниками. Достав карманный мультитул, Гаццанига вскрыл один из шипов.
— Минуточку, — сказал он. — Эта штука работает на митохондриевых батареях.
— Ни у кого нет митохондриевых батарей, — возразил новый глава отдела Оборудования. — Даже у нас нет митохондриевых батарей, хотя эти проклятые вещи были изобретены здесь.
— Тогда я хочу, чтобы ты объяснил мне, как телефон работает на влажном желе, — сказал Гаццанига. — Знаешь что? Эти шипы, я думаю, похожи на наши мониторы вегетации.
— Это все было изобретено здесь, — сказал Оскар. — Это оборудование Коллаборатория. Только вы никогда не знали, каким образом оно переделывалось для других целей.
Гаццанига положил шип. Затем вытащил вдавленное в него зерно.
— А эта вещица, видишь, как раз то, с чем ассоциируется технология кочевников. Металлолом, очевидно, отечественного производства… Так, и что же это? — Он потряс странной штуковиной около уха. — Гремит.
— Это бомба из мочи, — сообщил Бенингбой.
— Чего?
— Видишь эти отверстия сбоку? Это таймер. Генетически модифицированные зерна. Как только они попадают в горячую воду, семена вспучиваются. Лопается мембрана внутри них, а затем загорается их содержимое.
Оскар исследовал одну из грубых зажигательных бомб. Она была сработана вручную с помощью сверла, молотка и невероятного количества ненависти. Бомба представляла собой предельно простое зажигательное устройство без движущихся частей, но этого было вполне достаточно, чтобы поджечь здание. Семена генетически спроектированной кукурузы были дешевы и стопроцентно идентичны друг другу. Зерно, подобное этому, было настолько однородно по свойствам, что могло даже использоваться как часы. Это было отвратительное устройство, почти как продукт военной технологии. Как образчик примитивного искусства бомба выглядела впечатляюще. Оскар буквально ощутил кожей искреннее презрение и ненависть, исходящие от нее.
Пленник в наручниках прибыл в сопровождении четырех Модераторов. На нем был длиннополый серо-коричневый камуфляжный костюм. Заляпанные красной глиной шнурованные ботинки. Квадратный нос, большие волосатые уши, густые брови, черные глаза. Это был приземистый и тяжелый человек лет тридцати, с руками, похожими на медвежьи лапы. Небритая челюсть вздулась от удара, на скуле красовался громадный синяк.
— Что с ним случилось? Почему он ранен? — спросила Грета.
— Он упал с велосипеда, — категорично заявил Бенингбой.
Заключенный молчал. Было очевидно, что он и не собирается говорить. Он стоял посреди зала заседаний, от него пахло лесом и потом, и он буквально излучал презрение. Оскар изучал Регулятора с профессиональным интересом. Этот человек поразительно не вписывался в окружающую обстановку. Он напоминал мощный кипарис, по недоразумению оказавшийся в дебрях лесного болота.
— Ты действительно думаешь, что ты крепкий орешек? — пронзительным голосом спросил Кевин.
Регулятор подчеркнуто не обратил на выкрик никакого внимания.
— Мы заставим тебя заговорить, — прорычал Кевин. — Мы устроили тебе допрос со всякими страшненькими приспособлениями! С электрическими проводочками, спичками и всем прочим.
— Извините меня, сэр, — сказал Оскар вежливо. — Вы говорите по-английски? Parlez-vous francais?
Никакого ответа.
— Мы не собираемся мучить вас, сэр. Мы цивилизованные люди. Мы только хотим, чтобы вы сообщили, зачем вам понадобилось исследовать окрестности со всем этим оборудованием, с зажигательными устройствами. Если вы сообщите, что вы здесь делали и кто вас послал, мы отпустим вас.
Никакого ответа.
— Сэр, я понимаю, что вы храните верность тем, кто вас направил сюда, но сейчас вы в плену. Вам не следует молчать, оказавшись в таких обстоятельствах. Будет вполне этично, если вы назовете свое имя, номер ID и сетевой адрес. Тогда мы сможем сообщить вашим родственникам, жене, детям, что вы живы и находитесь в безопасности.
Никакого ответа. Оскар терпеливо вздохнул.
— Хорошо, вы не хотите говорить. Я вижу, что я вас утомил. Так что, если вы только покажете, что вы не глухой…
Тяжелые брови Регулятора дернулись. Он посмотрел на Оскара, будто примеряясь, как получше выпустить ему кишки. Наконец он заговорил.
— Хорошие наручные часы, красивые.
— Ладно. — Оскар вздохнул. — Давайте отведем его в здание Раскрутки к приспешникам Хью. Я уверен, им есть о чем поболтать.
Гаццанига был шокирован.
— Как так! Мы не можем отослать этого типа к тем людям! Он очень опасен! Это гнусный кочевник!
Оскар улыбнулся.
— Ну и что? Здесь сотни гнусных кочевников. Забудьте об этом парне. Он нам не нужен. Мы должны серьезно поговорить с нашими собственными кочевниками. Они знают все, что знает он, и даже больше. Плюс наши друзья фактически хотят защитить нас. Мальчики, заберите заключенного.
После этой конфронтации переговоры сразу же переместились на значительно более прочную почву: оборудование и инструменты. Здесь у кочевников и ученых быстро нашлись общие интересы. Их потребность друг в друге была особенно выгодна тем и другим. Бенингбой предоставил трех своих технических экспертов. Грета откомандировала на время ее лучших сотрудников из биотехнологии. Переговоры затянулись до темноты.
Оскар оставил здание, переоделся, чтобы убрать любые подслушивающие устройства, которые цепляются на одежду, затем прошел в один из садов для тайного свидания с капитаном Бенингбоем.
— Шеф, ты хитер как дьявол, — Бенингбой размышлял вслух, жуя длинную горстку сухих синих лопухов. — Тон встречи полностью изменился, когда привели туда этого жлоба. Интересно, что они сделали бы, если бы он открыл рот и сказал им, что мы поймали его два дня назад.
— О! Но ведь мы оба знали, что Регуляторы никогда не отвечают на допросах, — сказал Оскар. — Я ввел его в игру в надлежащий момент. Нет ничего нечестного в том, чтобы представить нужные факты в пределах надлежащего контекста. В конце концов, ты захватил его, это правда.
Они понизили голоса и прошли на цыпочках мимо дремлющей рыси.
— Видишь ли, призывы к здравому смыслу с учеными не срабатывают. Ученые презирают здравый смысл, они думают, что это иррационально. Чтобы добиться от них чего-то, нужно сильное моральное давление, что-то, чего они не ожидают. Они живут за высоким интеллектуальным забором, который сами же и возвели, — мнение коллег, сложные грамматические конструкции, правильное склонение…
— Я верю тебе, Оскар. Комбинация сработала отлично. Но я так и не понял — почему?
Оскар сделал глубокомысленную паузу. Он наслаждался дружескими беседами с Бенингбоем, который, как выяснилось, был благодарным слушателем. Потрепанный старик, он находился вне закона, много времени провел в тюрьме, но он был также настоящим политическим деятелем регионального масштаба, игроком с горячим южным темпераментом. Оскар чувствовал сильную потребность вкратце объяснить коллеге, что к чему.
— Это сработало, потому что… Хорошо, позволь, я обрисую общую картину. Это действительно большая философская картина. Ты когда-либо задавался вопросом, почему я никогда не пытался напасть на людей Хью, находящихся внутри этой лаборатории? Почему они — все еще держат здание Раскрутки, забаррикадировавшись там? Потому что идет сетевая война. Мы — как группа камней в го. Чтобы выжить в сетевой войне, окруженной группе нужны глаза для наблюдения. Ну ты понимаешь: линии, восприятие, пространство битвы. Мы окружены внутри этого купола, но не полностью, потому что у нас есть меньшая группа врагов под куполом. Я намеренно бросил этого Регулятора к ним, так что теперь у подгруппы есть ее собственный маленький контингент, состоящий из кочевников, точно так же, как у нас. Видишь ли, люди инстинктивно чувствуют такую симметрию. Это работает на бессознательном уровне. Наличие врагов внутри купола могло бы, казалось, ослабить нас, но факт, что мы допускаем ядро инакомыслия, фактически усиливает нас. Поскольку означает, что мы не склонны к тоталитаризму.
— Да? — сказал Бенингбой скептически.
— Такая вот фрактальная ситуация. Мы находимся под куполом. Зеленый Хью за его стенами полон зловещих планов относительно нас. Но Президент то же самое испытывает по отношению к Хью. Наш новый Президент в своем роде еще более зловещий человек, чем губернатор штата Луизиана. Президент управляет США, нацией, которая вся изранена внутренними переворотами, — это маленький мир, окруженный большим, полным людьми, не испытывающими к нам особо дружеских чувств. Они больше не восторгаются Америкой, и мы не можем доказать им, что мы — их будущее. И затем идет мир… Ну, я думаю, далее уже — мир Греты. Рациональный, эйнштейновско-ньютонианский космос. Космос, объективные наблюдаемые факты. И далее уже за границей научного понимания… все те темные явления. Метафизика. Воля и идеи. История, возможно.
— Ты действительно веришь во все это барахло?
— Нет, я не верю в это, как в то, что два и два будет четыре. Но для меня это полно смысла, это моя рабочая метафора. Что, разве политические деятели когда-нибудь действительно «знают о чем-то»? История не Лаборатория. Тебе никогда не вступить в одну и ту же реку дважды. Но у некоторых людей есть понимание, что такое политика, а у некоторых — нет. Бенингбой задумчиво кивнул.
— Ты действительно видишь нас как бы со стороны, Оскар?
— Ну, я никогда не был кочевником — по крайней мере, до сих пор. И я никогда не буду ученым. Я могу признать мое невежество, но я не хочу страдать оттого, что чего-то не знаю, я нахожусь у власти, я должен действовать. Знание — только знание. Но управление знаниями — это уже политика.
— Я не о том спрашивал.
— О! — Оскар понял. — Ты спрашивал обо мне.
— Ага.
— Ты имеешь в виду, что я как бы вне человеческой расы?
Бенингбой кивнул.
— Я не мог не заметить этого. Ты всегда был таким?
— Да. По большей части.
— Парень, ты из будущего?
— Нет. Я бы не сказал этого. У меня слишком много кусков выкинули из ДНК.
Оскар понял, что ситуация стабилизировалась, когда вспыхнул сексуальный скандал. Юная солдат-подросток обвинила ученого средних лет в неприличных домогательствах. Инцидент вызвал ужасный шум.
Оскар счел это хорошим знаком. Это означало, что конфликт между двумя популяциями в Коллаборатории вышел на символический психосексуальный, не имеющий политического подтекста уровень. Противостояние разворачивалось теперь по причине глубоко спрятанного недовольства и психического голода, которые не могли быть исцелены и потому в основном принимали неадекватные формы. Но шум был очень полезен, поскольку это означало, что прогресс может быть теперь достигнут на любом другом фронте. Общественная психодрама заняла умы. Реальные проблемы были оставлены людям, которые были способны делать дело.
Оскар воспользовался возможностью изучить лэптопы Модераторов. Ему подарили один, и он воспринял это как оказанную ему высокую честь. Устройство было упаковано в гибкую зеленую оболочку из пластифицированной соломы. Он весил примерно столько же, сколько пакет поп-корна. И его клавиатура вместо почтенного QWERTYUIOP была плоской, чувствительной и непривычной DHIATENSOR.
Оскар был уверен, что почтенная QWERTYUIOP никогда ничем не будет заменена. Возможно, из-за так называемого «технологического замка». QWERTYUIOP была плохим вариантом клавиатуры — фактически QWERTYUIOP была специально разработана, чтобы препятствовать машинисткам, но усилия, требуемые, чтобы ею овладеть, были настолько велики, что никому не приходило в голову от нее отказаться. Это как с письменным английским, или американской системой мер, или смехотворным дизайном туалетов, — это было ужасно, но стало почти что частью природы. Универсальность QWERTYUIOP закрыла путь к распространению любых альтернативных проектов.
Или так ему всегда казалось. И все же невозможная альтернатива стояла на столе прямо перед ним: DHIATENSOR. Это впечатляло. Это было эффективно. И работало намного лучше, чем QWERTYUIOP.
Пеликанос зашел к нему в гостиничный номер.
— Уже встал?
— Конечно.
— Над чем работаешь?
— Пресс-релиз для Греты. И еще я должен поговорить с Бамбакиасом, я пренебрегал сенатором последнее время. Так что пишу заметки и одновременно учусь печатать. — Оскар сделал паузу. Ему хотелось бы вкратце рассказать Пеликаносу об очаровательных социальных различиях, которые он обнаружил между Модераторами и Регуляторами. На первый взгляд различия между теми и другими потрепанными и грубыми пролами нельзя было обнаружить даже под электронным микроскопом — все их реальные и настоящие поразительные отличия заключались в архитектуре их сетевого софта.
Эпическая борьба разворачивалась на невидимых сетевых полях. Виртуальные племена и общины испробовали буквально тысячи различных конфигураций, обновляя их, обеспечивая, наблюдая их умирание…
— Оскар, мы должны поговорить серьезно.
— Да. — Оскар отодвинул лэптоп. — Выкладывай.
— Оскар, ты живешь здесь слишком замкнутой жизнью. Ваши заседания в Чрезвычайном комитете и все это время, что ты тратишь, торгуясь с людьми из СНБ, которые не дают тебе покоя целыми днями… Мы оторвались от реальности.
— Ладно. Хорошо.
— Ты был вне Лаборатории в последнее время? В небе толчея почтовых самолетов, которые никому ничего не доставляют. Копы и блокпосты по всему Восточному Техасу.
— Да, мы вызываем сильный интерес у окружающих. Мы пользуемся большой популярностью. Журналисты толкутся здесь в поисках новых сенсаций.
— Я согласен с тобой, это интересно. Но это не имеет никакого отношения к нашим планам. Нынешнее положение ни в каких планах не предусматривалось. Мы, как предполагалось, должны были помочь Бамбакиасу и Сенатскому комитету по науке. Предвыборная команда, предполагалось, здесь отдыхает. Никто не планировал ситуации, когда ты играешь роль закулисной фигуры при Президенте и одновременно занимаешь федеральное здание с помощью гангстеров.
— Гмм. Ты абсолютно прав, Йош. Это не было запланировано. Но это свершившийся факт.
Пеликанос сел, не зная, куда пристроить руки.
— Знаешь, в чем твоя проблема? Каждый раз, как ты теряешь из виду цель, ты удваиваешь усилия.
— Я никогда не терял из виду цель! Цель состоит в том, чтобы преобразовать американскую науку.
— Оскар, я хорошенько все обдумал. Мне действительно не нравится эта ситуация. С одной стороны, я недолюбливаю Президента. Я член федерально-демократической партии, и я всерьез работал на Бамбакиаса и Блок реформ. Но на этого Президента я работать не хочу, поскольку не согласен с его политикой. Он же коммунист, святые небеса!
— Президент не коммунист. Он барон деревообрабатывающей промышленности, миллиардер, опирающийся также на сеть казино в резервациях.
— Хорошо, но коммунисты входят в его левый традиционный блок. Я не доверяю ему. Мне не нравятся его речи. Мне претит его тактика, когда он затевает войну с голландцами, чтобы решить свои внутренние дела. Он не наш политик. Он жестокий, трусливый и двуличный человек.