Страница:
— Ты так воспринимаешь потому, что у тебя совсем нет никакого вкуса. — Оскар подавил вздох. — Кандинский был знаком со всеми направлениями того периода: «Голубым всадником», сюрреалистами, супрематистами, футуристами… Кандинский — это фигура…
— Наверное, тебе эта картина стоила уйму денег? — спросила Грета. Судя по тону, она очень надеялась, что нет.
— Нет, я купил ее за гроши на распродаже Гугге-хейма. Сейчас весь коммунистический период — с 1914 по 1989 год, самый показательный для двадцатого века — вышел из моды. Кандинский противопоставляется нынешнему «современному искусству», однако, знаешь, что я скажу? Думаю, Василий Кандинский как раз в духе нашего времени, его искусство действительно что-то говорит мне… Понимаешь? Если бы он вдруг оказался здесь с нами сейчас… Думаю, ему было бы все понятно.
Она недоверчиво покачала головой.
— Модернизм… Интересно, как они умудрялись со всем этим справляться. Это напоминает какое-то тяжелое уродливое жульничество. — Она вдруг чихнула. — Извини. Моя аллергия разыгралась.
— Пойдем.
Он провел ее в кабинет, оформленный как пресс-центр. Оскар гордился этим кабинетом. Здесь все было сделано в соответствии с политическими требованиями времени. Стулья с алюминиевым покрытием стояли вдоль стены, основное же место занимали модули хранения информации и множество дисплеев. Датские покрытия, литые подставки, корзины из сверкающего пластика. Красивые миланские лампы. Никаких украшений, ничего лишнего, никакого потраченного впустую пространства. Все лаконично, эффективно и гладко.
— Здесь хорошо. Я могла бы работать в таком кабинете.
— Мне очень приятно! Надеюсь, у тебя будет такая возможность.
Она улыбнулась.
— А что? Мне здесь нравится. Кабинет похож на тебя, в твоем духе.
Он был тронут.
— Это страшно мило с твоей стороны, но должен признаться… это не мой дизайн. То есть Кандинского, конечно, выбрал я сам, но после того как я продал свою первую компанию и купил этот дом, я нанял профессионального дизайнера… Тогда я очень много внимания уделял дому. Мы месяцами трудились тут. Джованна хорошо в этом разбиралась, мы часто посещали антикварные рынки…
— Джованна, — сказала Грета. — Красивое имя. Она, наверное, была очень элегантна?
— Да, она такой и была, но у нас ничего не получилось.
Грета стала всматриваться в обстановку с новым интересом.
— И потом тут была еще другая — журналистка. Ей нравился пресс-центр?
— Клара здесь жила! Это был ее дом.
— И она уехала в Голландию, да?
— Да, она уехала. С ней тоже ничего не вышло.
— Почему с ними ничего не вышло, Оскар?
— Не знаю, — ответил он. Руки в карманах сжались в кулаки. — Великолепный вопрос.
— Ну, — сказала она, — может, и великолепный, а может, я просто пьяна и лезу не в свое дело.
— Нет, Грета, ты мне нравишься такая — пьяная и задиристая.
Он скрестил руки на груди.
— Давай я тебе быстро все расскажу. Понимаешь, я продукт необычных обстоятельств. Вырос в особой обстановке. В доме Логана Вальпараисо. Это был классический дом голливудской звезды. Теннисные корты. Пальмовые деревья. Повсюду монограммы, шкуры зебр, золотые побрякушки. Прекрасный фон для друзей Логана — всех этих миллионеров и латиноамериканских наркобаронов. У моего отца был самый жуткий вкус, какой только можно себе вообразить. И я очень хотел, чтобы мой дом был совсем другим.
— И чем же он отличается?
— Ничем! — с горечью воскликнул Оскар. — Я хотел, чтобы мой дом имел свое лицо. Но этот дом никогда не был настоящим домом! У меня нет семьи. И здесь никогда не жил кто-то, кому я был бы дорог, кто хотел остаться со мной. На самом деле, даже я сам редко здесь бываю. Я всегда в дороге. Так что все это сплошной обман. Пустая оболочка! Я пытался сделать все наилучшим образом, но все оказалось глупой фантазией. У меня ничего не вышло. — Он пожал плечами. — Так что добро пожаловать в мой дом.
Она была поражена.
— Слушай, но я ничего такого не говорила.
— Но ты все равно так думала. Она помотала головой.
— Ты не можешь знать, что я думаю.
— Согласен, я не могу угадать, что ты думаешь. Но я знаю, что ты чувствуешь.
— Этого ты тоже не можешь знать!
— А вот и могу! Конечно могу. Я знаю это по тому, как ты говоришь, по тому, как ты двигаешь руками. Я могу узнать это по глазам. — Он улыбнулся. — Потому что я политик.
Она приложила руку к губам.
Затем вдруг обняла его и крепко поцеловала. Он обхватил ее и прижал к себе. Она была притягательна, в ней был какой-то непонятный магнетизм, чем-то она безумно привлекала его.
Грета, откинула голову назад в его тесных объятиях и радостно засмеялась.
Он потащил ее к надувному дивану. Они вместе упали на него, диван издал негодующий громкий скрип.
Оскар уткнулся лицом в ее плечо. Ее рука проскользнула под воротник его рубашки. Он ласково погладил ее по лицу, дошел до соблазнительного ушного завитка, до характерных хрящиков на шее.
Наконец они оторвались друг от друга. Грета чуть отодвинулась.
— А мне оказывается нравится ревновать, — сообщила она. — Такое новое чувство.
— Я все могу объяснить.
— Не надо ничего объяснять! Я подозреваю, что кое-какие платья Клары все еще в гардеробной. — Она рассмеялась. — Ну-ка, дай я посмотрю!
Грета вскочила и прошлась по комнате, слегка покачиваясь и размахивая сумочкой.
— Ого! Эта комната мне нравится! Да она больше моей спальни!
Оскар взялся расшнуровывать ботинки. Затем стянул носки. Один, другой. Потом принялся расстегивать запонки. Почему всегда надо что-то расстегивать и развязывать? Почему вещи не исчезают? Во всех фильмах одежда просто испаряется в нужный момент.
— А эти стены, правда, из белой замши? У тебя кожаные обои?
Он поднял на нее взгляд.
— Тебе помочь раздеться?
— Ага, давай! Только, чур, срывай с меня одежду одним рывком!
Шесть бесконечных минут спустя он валялся на скомканных простынях. Грета удалилась в ванную с растрепанными волосами и горящими щеками. Оскару было слышно, как она последовательно поворачивает все краны, что имелись в ванной комнате, — над биде, ванной, раковиной. Грета была исследователем, она проверила все установленное оборудование. Он лежал, глубоко дыша, испытывая странное удовольствие — как будто он был смышленый малыш, который догадался, как длинной линейкой вытащить конфету из-под запертой двери.
Грета вернулась из душа, с влажных черных волос капала вода, глаза блестели. Забравшись в постель, она прижалась к нему. У нее были замерзшие холодные ноги и от нее пахло его первоклассным шампунем. Она молча обняла его, и он мгновенно провалился в сон, как будто кто-то вдруг выключил нужную кнопку.
Оскар проснулся чуть позже, потому что ему послышался какой-то шум. Грета стояла перед открытой дверью гардеробной, рассматривая себя в длинное зеркало. На ней были трусики и пара его носков, натянутых наизнанку на худые, покрытые мурашками ноги.
Она держала в руках платье и примеряла к себе. Оскар вдруг узнал это платье. Это был летний сарафан, который он когда-то подарил Кларе, потому что ей очень шел желтый цвет. Клара ненавидела этот сарафан, как он понял теперь. Она даже стала ненавидеть желтый цвет.
— Мне показалось, кто-то шумел?
— Какой-то идиот барабанил в дверь, — ответила, Грета и бросила платье в кучу других, уже валявшихся на полу. — Копы его арестовали. — Она стала рассматривать вечерний наряд. — Ложись спать.
Оскар повернулся на диване, поправил подушку, взглянул на часы, натянул на себя одеяло и замер. Сквозь полу прикрытые веки он наблюдал за Гретой. Времени было полчетвертого утра.
— Ты совсем не спала? — спросил он.
Она поймала в зеркале его взгляд и удивилась, что он не спит. Выключила свет в гардеробной, молча пересекла комнату в темноте и забралась в кровать.
— И что ты делала все это время? — пробормотал он. — Я исследовала твой дом.
— Ну и как, были какие-нибудь великие открытия?
— Да, я выяснила, что значит быть подружкой богатого парня. — Она подчеркнуто глубоко вздохнула. — Ничего удивительного, что многие стремятся ею стать.
Оскар расхохотался.
— Да? А как обозвать тогда меня? Игрушка для лауреата Нобелевской премии?
— Я смотрела на тебя, пока ты спал, — сказала она задумчиво. — Ты был такой милый!
— Что ты хочешь этим сказать?
— Ну, ты, когда спишь, то совсем ничего не делаешь.
— Ладно, сейчас я что-нибудь сделаю. — Он протянул руку и, обхватив ее, крепко прижал к себе. — Я буду очень деятельным, просто супер. Я собираюсь изменить твою жизнь. Я собираюсь преобразить тебя! Хочу превратить тебя во влиятельную фигуру.
Она вытянулась на простыне.
— И как же ты собираешься провернуть это маленькое чудо?
— Завтра мы с тобой идем знакомиться с моим другом, сенатором Бамбакиасом.
Йош Пеликанос, мажордом Оскара, к восьми утра прислал к дому пакет с покупками. Йоша, разумеется, не могло смутить то, что он находился в сотнях милях от дома. У него была клавиатура и список вещей, необходимых Оскару, так что электрические руки сетевой экономики выбросили четыре ящика дорогостоящих покупок у дверей Оскара.
За завтраком Оскар установил новый воздушный фильтр. Это решило проблему с аллергией. Аллергия была обычной проблемой у работников Коллаборатория. Обеззараженный воздух под куполом был слишком чист, это приводило к сбоям иммунной системы, которая становилась слишком активной.
Затем Оскар, повязав поверх пижамы фартук, попытался заставить работать кухонное оборудование. Результаты были приятными. Оскар и Грета начали с вафель, запивая их соком и кофе. Заморив червячка, они переключились на треугольные ржаные тосты и икру. Оскар в радужном настроении сидел за столом. Все было хорошо. Оскар свято верил в благотворность завтраков. Утро после завтрака было гораздо более значительным и захватывающим, чем вечер после романтического ужина. За спиной Оскара было чудовищное количество завтраков: завтраки, полные стыда, завтраки, полные недомолвок и вежливости, которая звенела как натянутая струна. Однако завтрак с Гретой предвещал только хорошее. Она сидела на саариненеком стуле и намазывала икру на бутерброд, слизывая икринки с пальцев.
— Как бы мне не опоздать на цитоплазму.
— Не волнуйся. Я закупил все записи конференции, так что ты сможешь просмотреть все в пресс-центре.
— Никто не ходит на конференции ради того, что записывается на пленку! Все самое интересное разворачивается в кулуарах. Мне надо туда сходить. Нужно пообщаться с коллегами.
— Нет, Грета, сейчас тебе нужно не это. У тебя есть другие приоритеты. Ты должна сегодня поехать со мной в Кембридж и побеседовать с сенатором США. Донна прибудет с минуты на минуту, она отправилась за покупками. Она все тебе сделает.
— Кто такая Донна?
— Донна Нуньес из моей команды. Консультант-имиджмейкер.
— Мне казалось, ты оставил команду в Техасе.
— Нет, Донну я взял с собой. Кроме того, у меня постоянная связь со своими помощниками. Они заняты очень важным делом — готовят почву в Коллаборатории.
Что касается Донны, то она хорошо продумала твой имидж, ты будешь в надежных руках.
Грета решительно поставила чашку на стол.
— Нет, я не хочу этим заниматься. Я не хочу тратить свое время на создание имиджа.
— А вот Рита Леви-Монтальчини тратила. У Греты округлились глаза.
— Что ты о ней знаешь?
— Помнишь, ты рассказывала мне о ней, и я понял, что эта женщина важна для тебя. Поэтому я посадил своих оппоисследователей выяснить все, что касается ее жизни. Теперь меня можно назвать экспертом по твоей ролевой модели, доктору Рите. Рита получила Нобелевскую премию за нейроисследования, и она была самым крупным ученым в своей стране. Однако доктор Рита понимала как следует играть свою роль. Она одевалась у миланских модельеров.
— С помощью одежды в науке ничего не сделаешь.
— Нет, ты сдвинешь науку с места, одеваясь как следует.
— Но я не хочу этого! Я не собираюсь заниматься черт знает чем! Я хочу просто работать в Лабе! Почему ты не можешь этого понять? Почему никто не хочет дать мне возможность заниматься моей работой? Если мне просто позволить делать только то, для чего я гожусь, мне не придется проходить через все это!
Оскар улыбнулся.
— Думаю, это чудесные чувства. Но давай поговорим как взрослые люди.
Она фыркнула.
— Не считай меня легкомысленным. Из нас двоих легкомысленно ведешь себя именно ты. Ты — национальная знаменитость! Ты не какой-то там дипломированный студент колледжа, который может спрятаться в уютной испытательной трубе. Рита Леви-Монтальчини носила лабораторные халаты, сшитые у лучших модельеров, она одевалась со вкусом, она следила за собой. Ты сумеешь быть такой же. Так что расслабься и доедай икру.
В дверь позвонили. Оскар вытер губы салфеткой, затянул потуже пижаму и сунул ноги в шлепанцы.
Приехала Донна с целой горой свертков и пакетов. С ней на втором такси прибыли две бостонские девушки, одетые по-зимнему, это были нанятые Донной помощницы.
Все три женщины оживленно болтали с молодым белым. Оскар его узнал — он не знал его по имени, но запомнил лицо, трость и высокие ботинки. Этот незнакомец был из его соседей.
Оскар отпер дверь.
— Как хорошо, что вы приехали. Добро пожаловать! Вы можете заносить все в примерочную. Клиентка сейчас подойдет туда же.
Донна одолела последние ступеньки, быстро говоря что-то по-испански. Тут Оскар обнаружил, что перед ним стоит тот самый мужчина с тростью.
— Чем могу помочь, сэр?
— Меня зовут Кевин Гамильтон. Я управляющий домом, вон тем, что выше по улице.
— Да, мистер Гамильтон?
— Я хотел перекинуться с вами парой слов с глазу на глаз об этих парнях, что тут пытались вас убить.
— Понятно. Входите. — Оскар тщательно запер дверь за гостем. — Давайте поднимемся в мой кабинет наверху. — Он остановился, разглядев вблизи трость и тяжелые ортопедические ботинки Гамильтона. — А впрочем, нет, мы можем поговорить и здесь.
Он провел Гамильтона в дневную гостиную. Внезапно появилась из ванны Грета, босая и в халате.
— Ладно, куда мне идти? — недовольно спросила она.
Оскар показал наверх.
— Там, наверху, вторая дверь налево. Гамильтон галантно отсалютовал Грете тростью.
— Привет, — ответила она и устремилась вверх по ступенькам.
Оскар ввел Гамильтона в пресс-центр и выдвинул для него алюминиевый стул. Гамильтон с видимым облегчением уселся.
— Миленькая малышка, — заметил он. Оскар ничего не ответил и сел на второй стул.
— Да я бы не стал вас беспокоить в воскресенье, но нам не хочется, чтобы в нашем округе убивали людей.
— Нет, конечно.
— Вчера я сам получил по электронке письмо, подстрекающее убить вас.
— Боже! Не может быть!
Гамильтон провел рукой по песочным прилизанным волосам. Они сверкали как начищенная до блеска сковорода.
— Понимаете, мы с вами никогда не были знакомы, но я не раз видел — вы все время приходили и уходили с разными подружками. Так что, когда я прочел в письме, что вы совратитель малолетних детей, мне было ясно, что это не соответствует действительности.
— Думаю, я прослеживаю вашу мысль, — вежливо подтвердил Оскар. — Пожалуйста, продолжайте.
— Ну, я провел такую обратную трассировку, вышел на удаленный сервер в Финляндии, вскрыл его, проследил до Турции… Я как раз загружал кое-какие лог-файлы с турецкого сервера, когда услышал выстрелы на улице. Естественно, я проверил местные уличные мониторы и просмотрел все записи передвижения в системе наблюдения… Это было вчера поздно вечером. Вот тогда я серьезно забеспокоился. А потому провел целую ночь за клавиатурой. — Гамильтон вздохнул. — Ну в общем, я все сделал для вас.
Оскар непонимающе уставился на него.
— Вы сделали — что?
— Ну, я не нашел самой программы, но выяснил, откуда она черпает сведения. Она берет все из луизианской службы новостей. Так что я их подправил. Я сообщил туда, что я вас убил. Потом послал отдельный пресс-релиз о вашей смерти, подделал заголовки, так что они приняли. Они прислали мне благодарственное письмо. Это решает вашу проблему. Их программа тупа как пробка.
Оскар обдумывал услышанное.
— Кевин, вы не хотите чего-нибудь выпить, сока, экспрессе?
— Думаю, я с ними разобрался. Мне кажется, ваши проблемы с ними на этом закончились. Я просто подумал, надо пойти вас обрадовать сразу же.
— Ну вы знаете, это не просто хорошая новость. Для меня — это замечательная новость! Вы оказали мне огромную услугу.
— А, да ничего такого, — отозвался Кевин. — Любой приличный сосед должен помогать своим. Ну если у него есть серьезные навыки в программировании. Хотя сейчас почти никого не осталось.
— Простите за нескромный вопрос, но где вы сами этому научились?
Гамильтон оперся подбородком на ручку трости.
— Сказать по правде, у отца. Он классно писал программы, работал на Route 128, пока китайцы не сокрушили нашу информационную экономику.
— Вы профессиональный программист, Кевин?
— Не смешите меня! У нас нет профессиональных программистов! Эти ваши сисадмины умеют разве что загрузить и разгрузить что-то с пиратского сайта и запихнуть это в ваш компьютер.
Оскар подбадривающе кивнул. Гамильтон взмахнул тростью.
— Искусство работы на компьютере последние десять лет стоит на месте! Оно не может развиваться, потому что нет никого, кто мог бы финансировать его развитие! Европейцы устанавливают все ваши сетевые протоколы, а китайцы воруют все, что вы публикуете… Только у тех парней, что хорошо могут кодировать, еще остались знания о компьютерах. Да, пожалуй, еще у кочевников, у тех времени хоть отбавляй, вот они тоже кое в чем разбираются. Ну и еще разные хакеры, в основном из белых меньшинств. — Гамильтон зевнул. — Ну а я не могу много ходить, так что кодирование скрашивает мне одиночество. Кактолькоты начинаешь понимать, как это делается, это становится действительно интересной работой.
— Вы уверены, что я ничего не могу для вас сделать? Я чувствую себя в долгу перед вами.
— А, да, можно. Я заведую местной службы надзора, и меня, наверное, замучают вопросами. Вы могли бы прийти попозже туда, чтобы помочь мне убедить всех, что все уже в порядке?
— Буду очень рад это сделать.
— Вот и хорошо. — Гамильтон поднялся, опираясь на палку и морщась.
— Давайте я вас провожу, сэр.
Не успел Кевин уйти, как Оскар бросился к своему лэптопу, скинул его содержимое в домашнюю систему и сел за работу. Он послал сообщения Бобу Аргову и Одри Авиценис в Техас, чтобы они срочно собрали сведения о его необычном соседе. Нельзя сказать, что Оскар совсем не доверял Кевину Гамильтону. Оскар гордился тем, с какой непредубежденностью он относится к белым. Однако новости были настолько потрясающие, что ему трудно было поверить, что здесь нет никакого подвоха.
6.
— Наверное, тебе эта картина стоила уйму денег? — спросила Грета. Судя по тону, она очень надеялась, что нет.
— Нет, я купил ее за гроши на распродаже Гугге-хейма. Сейчас весь коммунистический период — с 1914 по 1989 год, самый показательный для двадцатого века — вышел из моды. Кандинский противопоставляется нынешнему «современному искусству», однако, знаешь, что я скажу? Думаю, Василий Кандинский как раз в духе нашего времени, его искусство действительно что-то говорит мне… Понимаешь? Если бы он вдруг оказался здесь с нами сейчас… Думаю, ему было бы все понятно.
Она недоверчиво покачала головой.
— Модернизм… Интересно, как они умудрялись со всем этим справляться. Это напоминает какое-то тяжелое уродливое жульничество. — Она вдруг чихнула. — Извини. Моя аллергия разыгралась.
— Пойдем.
Он провел ее в кабинет, оформленный как пресс-центр. Оскар гордился этим кабинетом. Здесь все было сделано в соответствии с политическими требованиями времени. Стулья с алюминиевым покрытием стояли вдоль стены, основное же место занимали модули хранения информации и множество дисплеев. Датские покрытия, литые подставки, корзины из сверкающего пластика. Красивые миланские лампы. Никаких украшений, ничего лишнего, никакого потраченного впустую пространства. Все лаконично, эффективно и гладко.
— Здесь хорошо. Я могла бы работать в таком кабинете.
— Мне очень приятно! Надеюсь, у тебя будет такая возможность.
Она улыбнулась.
— А что? Мне здесь нравится. Кабинет похож на тебя, в твоем духе.
Он был тронут.
— Это страшно мило с твоей стороны, но должен признаться… это не мой дизайн. То есть Кандинского, конечно, выбрал я сам, но после того как я продал свою первую компанию и купил этот дом, я нанял профессионального дизайнера… Тогда я очень много внимания уделял дому. Мы месяцами трудились тут. Джованна хорошо в этом разбиралась, мы часто посещали антикварные рынки…
— Джованна, — сказала Грета. — Красивое имя. Она, наверное, была очень элегантна?
— Да, она такой и была, но у нас ничего не получилось.
Грета стала всматриваться в обстановку с новым интересом.
— И потом тут была еще другая — журналистка. Ей нравился пресс-центр?
— Клара здесь жила! Это был ее дом.
— И она уехала в Голландию, да?
— Да, она уехала. С ней тоже ничего не вышло.
— Почему с ними ничего не вышло, Оскар?
— Не знаю, — ответил он. Руки в карманах сжались в кулаки. — Великолепный вопрос.
— Ну, — сказала она, — может, и великолепный, а может, я просто пьяна и лезу не в свое дело.
— Нет, Грета, ты мне нравишься такая — пьяная и задиристая.
Он скрестил руки на груди.
— Давай я тебе быстро все расскажу. Понимаешь, я продукт необычных обстоятельств. Вырос в особой обстановке. В доме Логана Вальпараисо. Это был классический дом голливудской звезды. Теннисные корты. Пальмовые деревья. Повсюду монограммы, шкуры зебр, золотые побрякушки. Прекрасный фон для друзей Логана — всех этих миллионеров и латиноамериканских наркобаронов. У моего отца был самый жуткий вкус, какой только можно себе вообразить. И я очень хотел, чтобы мой дом был совсем другим.
— И чем же он отличается?
— Ничем! — с горечью воскликнул Оскар. — Я хотел, чтобы мой дом имел свое лицо. Но этот дом никогда не был настоящим домом! У меня нет семьи. И здесь никогда не жил кто-то, кому я был бы дорог, кто хотел остаться со мной. На самом деле, даже я сам редко здесь бываю. Я всегда в дороге. Так что все это сплошной обман. Пустая оболочка! Я пытался сделать все наилучшим образом, но все оказалось глупой фантазией. У меня ничего не вышло. — Он пожал плечами. — Так что добро пожаловать в мой дом.
Она была поражена.
— Слушай, но я ничего такого не говорила.
— Но ты все равно так думала. Она помотала головой.
— Ты не можешь знать, что я думаю.
— Согласен, я не могу угадать, что ты думаешь. Но я знаю, что ты чувствуешь.
— Этого ты тоже не можешь знать!
— А вот и могу! Конечно могу. Я знаю это по тому, как ты говоришь, по тому, как ты двигаешь руками. Я могу узнать это по глазам. — Он улыбнулся. — Потому что я политик.
Она приложила руку к губам.
Затем вдруг обняла его и крепко поцеловала. Он обхватил ее и прижал к себе. Она была притягательна, в ней был какой-то непонятный магнетизм, чем-то она безумно привлекала его.
Грета, откинула голову назад в его тесных объятиях и радостно засмеялась.
Он потащил ее к надувному дивану. Они вместе упали на него, диван издал негодующий громкий скрип.
Оскар уткнулся лицом в ее плечо. Ее рука проскользнула под воротник его рубашки. Он ласково погладил ее по лицу, дошел до соблазнительного ушного завитка, до характерных хрящиков на шее.
Наконец они оторвались друг от друга. Грета чуть отодвинулась.
— А мне оказывается нравится ревновать, — сообщила она. — Такое новое чувство.
— Я все могу объяснить.
— Не надо ничего объяснять! Я подозреваю, что кое-какие платья Клары все еще в гардеробной. — Она рассмеялась. — Ну-ка, дай я посмотрю!
Грета вскочила и прошлась по комнате, слегка покачиваясь и размахивая сумочкой.
— Ого! Эта комната мне нравится! Да она больше моей спальни!
Оскар взялся расшнуровывать ботинки. Затем стянул носки. Один, другой. Потом принялся расстегивать запонки. Почему всегда надо что-то расстегивать и развязывать? Почему вещи не исчезают? Во всех фильмах одежда просто испаряется в нужный момент.
— А эти стены, правда, из белой замши? У тебя кожаные обои?
Он поднял на нее взгляд.
— Тебе помочь раздеться?
— Ага, давай! Только, чур, срывай с меня одежду одним рывком!
Шесть бесконечных минут спустя он валялся на скомканных простынях. Грета удалилась в ванную с растрепанными волосами и горящими щеками. Оскару было слышно, как она последовательно поворачивает все краны, что имелись в ванной комнате, — над биде, ванной, раковиной. Грета была исследователем, она проверила все установленное оборудование. Он лежал, глубоко дыша, испытывая странное удовольствие — как будто он был смышленый малыш, который догадался, как длинной линейкой вытащить конфету из-под запертой двери.
Грета вернулась из душа, с влажных черных волос капала вода, глаза блестели. Забравшись в постель, она прижалась к нему. У нее были замерзшие холодные ноги и от нее пахло его первоклассным шампунем. Она молча обняла его, и он мгновенно провалился в сон, как будто кто-то вдруг выключил нужную кнопку.
Оскар проснулся чуть позже, потому что ему послышался какой-то шум. Грета стояла перед открытой дверью гардеробной, рассматривая себя в длинное зеркало. На ней были трусики и пара его носков, натянутых наизнанку на худые, покрытые мурашками ноги.
Она держала в руках платье и примеряла к себе. Оскар вдруг узнал это платье. Это был летний сарафан, который он когда-то подарил Кларе, потому что ей очень шел желтый цвет. Клара ненавидела этот сарафан, как он понял теперь. Она даже стала ненавидеть желтый цвет.
— Мне показалось, кто-то шумел?
— Какой-то идиот барабанил в дверь, — ответила, Грета и бросила платье в кучу других, уже валявшихся на полу. — Копы его арестовали. — Она стала рассматривать вечерний наряд. — Ложись спать.
Оскар повернулся на диване, поправил подушку, взглянул на часы, натянул на себя одеяло и замер. Сквозь полу прикрытые веки он наблюдал за Гретой. Времени было полчетвертого утра.
— Ты совсем не спала? — спросил он.
Она поймала в зеркале его взгляд и удивилась, что он не спит. Выключила свет в гардеробной, молча пересекла комнату в темноте и забралась в кровать.
— И что ты делала все это время? — пробормотал он. — Я исследовала твой дом.
— Ну и как, были какие-нибудь великие открытия?
— Да, я выяснила, что значит быть подружкой богатого парня. — Она подчеркнуто глубоко вздохнула. — Ничего удивительного, что многие стремятся ею стать.
Оскар расхохотался.
— Да? А как обозвать тогда меня? Игрушка для лауреата Нобелевской премии?
— Я смотрела на тебя, пока ты спал, — сказала она задумчиво. — Ты был такой милый!
— Что ты хочешь этим сказать?
— Ну, ты, когда спишь, то совсем ничего не делаешь.
— Ладно, сейчас я что-нибудь сделаю. — Он протянул руку и, обхватив ее, крепко прижал к себе. — Я буду очень деятельным, просто супер. Я собираюсь изменить твою жизнь. Я собираюсь преобразить тебя! Хочу превратить тебя во влиятельную фигуру.
Она вытянулась на простыне.
— И как же ты собираешься провернуть это маленькое чудо?
— Завтра мы с тобой идем знакомиться с моим другом, сенатором Бамбакиасом.
Йош Пеликанос, мажордом Оскара, к восьми утра прислал к дому пакет с покупками. Йоша, разумеется, не могло смутить то, что он находился в сотнях милях от дома. У него была клавиатура и список вещей, необходимых Оскару, так что электрические руки сетевой экономики выбросили четыре ящика дорогостоящих покупок у дверей Оскара.
За завтраком Оскар установил новый воздушный фильтр. Это решило проблему с аллергией. Аллергия была обычной проблемой у работников Коллаборатория. Обеззараженный воздух под куполом был слишком чист, это приводило к сбоям иммунной системы, которая становилась слишком активной.
Затем Оскар, повязав поверх пижамы фартук, попытался заставить работать кухонное оборудование. Результаты были приятными. Оскар и Грета начали с вафель, запивая их соком и кофе. Заморив червячка, они переключились на треугольные ржаные тосты и икру. Оскар в радужном настроении сидел за столом. Все было хорошо. Оскар свято верил в благотворность завтраков. Утро после завтрака было гораздо более значительным и захватывающим, чем вечер после романтического ужина. За спиной Оскара было чудовищное количество завтраков: завтраки, полные стыда, завтраки, полные недомолвок и вежливости, которая звенела как натянутая струна. Однако завтрак с Гретой предвещал только хорошее. Она сидела на саариненеком стуле и намазывала икру на бутерброд, слизывая икринки с пальцев.
— Как бы мне не опоздать на цитоплазму.
— Не волнуйся. Я закупил все записи конференции, так что ты сможешь просмотреть все в пресс-центре.
— Никто не ходит на конференции ради того, что записывается на пленку! Все самое интересное разворачивается в кулуарах. Мне надо туда сходить. Нужно пообщаться с коллегами.
— Нет, Грета, сейчас тебе нужно не это. У тебя есть другие приоритеты. Ты должна сегодня поехать со мной в Кембридж и побеседовать с сенатором США. Донна прибудет с минуты на минуту, она отправилась за покупками. Она все тебе сделает.
— Кто такая Донна?
— Донна Нуньес из моей команды. Консультант-имиджмейкер.
— Мне казалось, ты оставил команду в Техасе.
— Нет, Донну я взял с собой. Кроме того, у меня постоянная связь со своими помощниками. Они заняты очень важным делом — готовят почву в Коллаборатории.
Что касается Донны, то она хорошо продумала твой имидж, ты будешь в надежных руках.
Грета решительно поставила чашку на стол.
— Нет, я не хочу этим заниматься. Я не хочу тратить свое время на создание имиджа.
— А вот Рита Леви-Монтальчини тратила. У Греты округлились глаза.
— Что ты о ней знаешь?
— Помнишь, ты рассказывала мне о ней, и я понял, что эта женщина важна для тебя. Поэтому я посадил своих оппоисследователей выяснить все, что касается ее жизни. Теперь меня можно назвать экспертом по твоей ролевой модели, доктору Рите. Рита получила Нобелевскую премию за нейроисследования, и она была самым крупным ученым в своей стране. Однако доктор Рита понимала как следует играть свою роль. Она одевалась у миланских модельеров.
— С помощью одежды в науке ничего не сделаешь.
— Нет, ты сдвинешь науку с места, одеваясь как следует.
— Но я не хочу этого! Я не собираюсь заниматься черт знает чем! Я хочу просто работать в Лабе! Почему ты не можешь этого понять? Почему никто не хочет дать мне возможность заниматься моей работой? Если мне просто позволить делать только то, для чего я гожусь, мне не придется проходить через все это!
Оскар улыбнулся.
— Думаю, это чудесные чувства. Но давай поговорим как взрослые люди.
Она фыркнула.
— Не считай меня легкомысленным. Из нас двоих легкомысленно ведешь себя именно ты. Ты — национальная знаменитость! Ты не какой-то там дипломированный студент колледжа, который может спрятаться в уютной испытательной трубе. Рита Леви-Монтальчини носила лабораторные халаты, сшитые у лучших модельеров, она одевалась со вкусом, она следила за собой. Ты сумеешь быть такой же. Так что расслабься и доедай икру.
В дверь позвонили. Оскар вытер губы салфеткой, затянул потуже пижаму и сунул ноги в шлепанцы.
Приехала Донна с целой горой свертков и пакетов. С ней на втором такси прибыли две бостонские девушки, одетые по-зимнему, это были нанятые Донной помощницы.
Все три женщины оживленно болтали с молодым белым. Оскар его узнал — он не знал его по имени, но запомнил лицо, трость и высокие ботинки. Этот незнакомец был из его соседей.
Оскар отпер дверь.
— Как хорошо, что вы приехали. Добро пожаловать! Вы можете заносить все в примерочную. Клиентка сейчас подойдет туда же.
Донна одолела последние ступеньки, быстро говоря что-то по-испански. Тут Оскар обнаружил, что перед ним стоит тот самый мужчина с тростью.
— Чем могу помочь, сэр?
— Меня зовут Кевин Гамильтон. Я управляющий домом, вон тем, что выше по улице.
— Да, мистер Гамильтон?
— Я хотел перекинуться с вами парой слов с глазу на глаз об этих парнях, что тут пытались вас убить.
— Понятно. Входите. — Оскар тщательно запер дверь за гостем. — Давайте поднимемся в мой кабинет наверху. — Он остановился, разглядев вблизи трость и тяжелые ортопедические ботинки Гамильтона. — А впрочем, нет, мы можем поговорить и здесь.
Он провел Гамильтона в дневную гостиную. Внезапно появилась из ванны Грета, босая и в халате.
— Ладно, куда мне идти? — недовольно спросила она.
Оскар показал наверх.
— Там, наверху, вторая дверь налево. Гамильтон галантно отсалютовал Грете тростью.
— Привет, — ответила она и устремилась вверх по ступенькам.
Оскар ввел Гамильтона в пресс-центр и выдвинул для него алюминиевый стул. Гамильтон с видимым облегчением уселся.
— Миленькая малышка, — заметил он. Оскар ничего не ответил и сел на второй стул.
— Да я бы не стал вас беспокоить в воскресенье, но нам не хочется, чтобы в нашем округе убивали людей.
— Нет, конечно.
— Вчера я сам получил по электронке письмо, подстрекающее убить вас.
— Боже! Не может быть!
Гамильтон провел рукой по песочным прилизанным волосам. Они сверкали как начищенная до блеска сковорода.
— Понимаете, мы с вами никогда не были знакомы, но я не раз видел — вы все время приходили и уходили с разными подружками. Так что, когда я прочел в письме, что вы совратитель малолетних детей, мне было ясно, что это не соответствует действительности.
— Думаю, я прослеживаю вашу мысль, — вежливо подтвердил Оскар. — Пожалуйста, продолжайте.
— Ну, я провел такую обратную трассировку, вышел на удаленный сервер в Финляндии, вскрыл его, проследил до Турции… Я как раз загружал кое-какие лог-файлы с турецкого сервера, когда услышал выстрелы на улице. Естественно, я проверил местные уличные мониторы и просмотрел все записи передвижения в системе наблюдения… Это было вчера поздно вечером. Вот тогда я серьезно забеспокоился. А потому провел целую ночь за клавиатурой. — Гамильтон вздохнул. — Ну в общем, я все сделал для вас.
Оскар непонимающе уставился на него.
— Вы сделали — что?
— Ну, я не нашел самой программы, но выяснил, откуда она черпает сведения. Она берет все из луизианской службы новостей. Так что я их подправил. Я сообщил туда, что я вас убил. Потом послал отдельный пресс-релиз о вашей смерти, подделал заголовки, так что они приняли. Они прислали мне благодарственное письмо. Это решает вашу проблему. Их программа тупа как пробка.
Оскар обдумывал услышанное.
— Кевин, вы не хотите чего-нибудь выпить, сока, экспрессе?
— Думаю, я с ними разобрался. Мне кажется, ваши проблемы с ними на этом закончились. Я просто подумал, надо пойти вас обрадовать сразу же.
— Ну вы знаете, это не просто хорошая новость. Для меня — это замечательная новость! Вы оказали мне огромную услугу.
— А, да ничего такого, — отозвался Кевин. — Любой приличный сосед должен помогать своим. Ну если у него есть серьезные навыки в программировании. Хотя сейчас почти никого не осталось.
— Простите за нескромный вопрос, но где вы сами этому научились?
Гамильтон оперся подбородком на ручку трости.
— Сказать по правде, у отца. Он классно писал программы, работал на Route 128, пока китайцы не сокрушили нашу информационную экономику.
— Вы профессиональный программист, Кевин?
— Не смешите меня! У нас нет профессиональных программистов! Эти ваши сисадмины умеют разве что загрузить и разгрузить что-то с пиратского сайта и запихнуть это в ваш компьютер.
Оскар подбадривающе кивнул. Гамильтон взмахнул тростью.
— Искусство работы на компьютере последние десять лет стоит на месте! Оно не может развиваться, потому что нет никого, кто мог бы финансировать его развитие! Европейцы устанавливают все ваши сетевые протоколы, а китайцы воруют все, что вы публикуете… Только у тех парней, что хорошо могут кодировать, еще остались знания о компьютерах. Да, пожалуй, еще у кочевников, у тех времени хоть отбавляй, вот они тоже кое в чем разбираются. Ну и еще разные хакеры, в основном из белых меньшинств. — Гамильтон зевнул. — Ну а я не могу много ходить, так что кодирование скрашивает мне одиночество. Кактолькоты начинаешь понимать, как это делается, это становится действительно интересной работой.
— Вы уверены, что я ничего не могу для вас сделать? Я чувствую себя в долгу перед вами.
— А, да, можно. Я заведую местной службы надзора, и меня, наверное, замучают вопросами. Вы могли бы прийти попозже туда, чтобы помочь мне убедить всех, что все уже в порядке?
— Буду очень рад это сделать.
— Вот и хорошо. — Гамильтон поднялся, опираясь на палку и морщась.
— Давайте я вас провожу, сэр.
Не успел Кевин уйти, как Оскар бросился к своему лэптопу, скинул его содержимое в домашнюю систему и сел за работу. Он послал сообщения Бобу Аргову и Одри Авиценис в Техас, чтобы они срочно собрали сведения о его необычном соседе. Нельзя сказать, что Оскар совсем не доверял Кевину Гамильтону. Оскар гордился тем, с какой непредубежденностью он относится к белым. Однако новости были настолько потрясающие, что ему трудно было поверить, что здесь нет никакого подвоха.
6.
В 11.15 Оскар и Грета сели в такси, направляясь в офис Бамбакиаса в Кембридже.
— А знаешь, — сказала она, — этот костюм вовсе не такой, как кажется на первый взгляд. В нем очень уютно.
— Донна настоящий профессионал.
— И он так хорошо на мне сидит. Как это им удается?
— А, они используют мини-сканер, который снимает твои размеры. Это оборудование из бывшего арсенала военной разведки, а теперь его используют модельеры от кутюр.
Они пересекли мост Лонгфелло. Вчерашний снег наполовину растаял на склонах дамбы Гринхауз. Грета любовалась через стекла такси на отдаленные шпили парка Науки. Нанятые Донной девушки поработали над ее бровями. Тонкие изогнутые брови на узком лице придавали Грете особый «профессорский» вид. Волосы были уложены в строгую прическу. Грета производила внушительное впечатление умного и знающего человека. Теперь она внешне выглядела именно такой, какой была на самом деле.
— Бостон так не похож на другие города, — сказала она. — Почему, интересно бы знать?
— Политика, — ответил он. — Супер-богачи не любят Бостон. А обычные богачи, то есть богатые, если можно так сказать, обычного ряда, — это совсем другое дело. У них свой уклад, они патриархальны. Это патриции.
— Ты бы хотел, чтобы вся страна была похожа на этот город? Чистые улицы и повсеместное наблюдение?
— Я просто хочу, чтобы место, где я живу, могло нормально функционировать. Меня устраивает любая работающая система.
— Даже если она закрыта и элитарна?
— Грета, кто бы говорил! Некоторые живут и вовсе в искусственной атмосфере под защитой купола.
Офис Элкотта Бамбакиаса занимал пятиэтажное здание поблизости от площади Инмэн. Сначала тут размещалась кондитерская фабрика, потом португальский общественный клуб, а сейчас здание принадлежало международной компании Бамбакиаса, занимавшейся строительством и дизайном.
Они вышли из такси и вошли внутрь. Оскар повесил пальто и шляпу на вешалку «от Дюшана» в форме бутылочного дерева. Их попросили подождать в приемной, которую украшали модели небоскребов. Только в Китае еще использовали возможности небоскребов, а Бамбакиас был единственным из американских архитекторов, который мог создать дизайн небоскреба, сохраняя китайские традиции. Бамбакиас пользовался большим успехом на китайском рынке. В Европе он давно уже считался звездой дизайна, добился там признания намного раньше, чем в Америке. Он создавал для итальянцев выдвижные спортивные арены, строил для немцев большие дамбы, а для швейцарцев — экологические конструкции. Он даже выполнил несколько заказов для голландцев, еще до того как разразилась холодная война.
Леон Сосик спустился к ним, чтобы проводить их к Бамбакиасу. Сосик в свои шестьдесят имел плечи, как у ярмарочного борца, носил красные подтяжки и шелковый галстук. Сосик никогда не надевал шляпу, он гордился своей прекрасно уложенной шевелюрой, которая успешно прикрывала залысины.
Он смерил Оскара взглядом с ног до головы.
— Как там твои махинации?
— Спасибо, вполне успешно. Позволь представить тебе доктора Грету Пеннингер. Доктор Пеннингер, это Леон Сосик, глава администрации сенатора.
— Мы так много о вас слышали, доктор! — сказал Сосик, вежливо пожимая руку Греты, сверкавшую только что сделанным маникюром. — Хотел бы я, чтобы мы встретились при лучших обстоятельствах.
— Как себя чувствует сенатор? — с беспокойством спросил Оскар.
— Хотелось бы, чтобы получше, — сказал Сосик. — Эл переживает. Он очень тяжело переживает.
— Но он ест?
— Нет, если на то пошло. Беспокойство Оскара перешло в тревогу.
— Послушай, но вы объявили, что он уже закончил голодовку! У него должен быть волчий аппетит. Какого черта, почему он не ест?
— Он уверяет, что у него болит желудок. Он говорит… ну, он много чего говорит. Хочу предупредить, не принимайте все его слова слишком буквально. — Сосик тяжело вздохнул. — Может быть, тебе удастся его немного вразумить. Его жена уверена, у тебя это хорошо получается.
Сосик с отстраненным видом сунул руку в карман.
— Доктор Пеннингер, позвольте мне просканировать вас. Обычно это делает наш охранник, но он пока остался в Вашингтоне.
— Да, пожалуйста, — сказала Грета.
Сосик помахал аппаратом вокруг нее на манер священника, обрызгивающего прихожан святой водой. Устройство ничего не обнаружило.
— Проверь меня тоже, — сказал Оскар. — Я настаиваю.
— Черт знает что такое! — Сосик повторил ритуал. — Эл был напичкан следящими устройствами по горло все это время. Жучки следили за его нервной системой, за его кровеносной системой, за желудком, за всем на свете. Он проходил публичное MRI-скани-рование, РЕТ-сканирование, даже в апельсиновом соке были маркеры — все его внутренности были на виду. И вот теперь, когда никто за ним не следит, когда отключены все мониторы, он голодает!
— Да, голодовка получила большой отклик в прессе, Леон. Отдаю тебе должное.
Сосик убрал сканер.
— Да, конечно, но это не помогло нам против сумасшедшего сборища мерзавцев в Луизиане. Зачем вообще он это затеял? Эл — архитектор! Ему надо ограничиться темами, связанными общественной работой, там он в своей стихии!
— Но ты не отговорил его от этой затеи, — заметил Оскар.
— Да знал я, что это глупость! Просто… Ну, для Зла все это полно большого смысла. Эл такой человек, что его всегда трогают некоторые вещи.
Сосик ввел их в лифт, полностью выполненный из стекла и пластика. Бамбакиас переделал здание так, что прежний пятый этаж перестал существовать, превратившись в огромный современный ангар с голыми водопроводными трубами, воздухопроводами, подъемными тросами, — все выполнено в оранжевом, бирюзовом, персиковом и лазурном оттенках.
Тридцать пять человек, составляющие штат Бамбакиаса, жили внутри здания. Это было одновременно жилое здание и дизайн-центр. Сосик вел их мимо эргономических офисных кресел, плоских кевларовых кульманов с дисплеями и вибрирующих архитектурных кибер-блоков. Снаружи было морозно, поэтому круглые пластиковые мембраны под ногами подогревались потоками теплого воздуха.
Угловое помещение офиса объединяло в себе пресс-центр и медицинский центр. Медицинские мониторы сейчас стояли без дела у стены, хотя экраны были включены и методично мерцали.
Сенатор, обнаженный, лежал на кровати. Массажист работал над его плечами и шеей.
— А знаешь, — сказала она, — этот костюм вовсе не такой, как кажется на первый взгляд. В нем очень уютно.
— Донна настоящий профессионал.
— И он так хорошо на мне сидит. Как это им удается?
— А, они используют мини-сканер, который снимает твои размеры. Это оборудование из бывшего арсенала военной разведки, а теперь его используют модельеры от кутюр.
Они пересекли мост Лонгфелло. Вчерашний снег наполовину растаял на склонах дамбы Гринхауз. Грета любовалась через стекла такси на отдаленные шпили парка Науки. Нанятые Донной девушки поработали над ее бровями. Тонкие изогнутые брови на узком лице придавали Грете особый «профессорский» вид. Волосы были уложены в строгую прическу. Грета производила внушительное впечатление умного и знающего человека. Теперь она внешне выглядела именно такой, какой была на самом деле.
— Бостон так не похож на другие города, — сказала она. — Почему, интересно бы знать?
— Политика, — ответил он. — Супер-богачи не любят Бостон. А обычные богачи, то есть богатые, если можно так сказать, обычного ряда, — это совсем другое дело. У них свой уклад, они патриархальны. Это патриции.
— Ты бы хотел, чтобы вся страна была похожа на этот город? Чистые улицы и повсеместное наблюдение?
— Я просто хочу, чтобы место, где я живу, могло нормально функционировать. Меня устраивает любая работающая система.
— Даже если она закрыта и элитарна?
— Грета, кто бы говорил! Некоторые живут и вовсе в искусственной атмосфере под защитой купола.
Офис Элкотта Бамбакиаса занимал пятиэтажное здание поблизости от площади Инмэн. Сначала тут размещалась кондитерская фабрика, потом португальский общественный клуб, а сейчас здание принадлежало международной компании Бамбакиаса, занимавшейся строительством и дизайном.
Они вышли из такси и вошли внутрь. Оскар повесил пальто и шляпу на вешалку «от Дюшана» в форме бутылочного дерева. Их попросили подождать в приемной, которую украшали модели небоскребов. Только в Китае еще использовали возможности небоскребов, а Бамбакиас был единственным из американских архитекторов, который мог создать дизайн небоскреба, сохраняя китайские традиции. Бамбакиас пользовался большим успехом на китайском рынке. В Европе он давно уже считался звездой дизайна, добился там признания намного раньше, чем в Америке. Он создавал для итальянцев выдвижные спортивные арены, строил для немцев большие дамбы, а для швейцарцев — экологические конструкции. Он даже выполнил несколько заказов для голландцев, еще до того как разразилась холодная война.
Леон Сосик спустился к ним, чтобы проводить их к Бамбакиасу. Сосик в свои шестьдесят имел плечи, как у ярмарочного борца, носил красные подтяжки и шелковый галстук. Сосик никогда не надевал шляпу, он гордился своей прекрасно уложенной шевелюрой, которая успешно прикрывала залысины.
Он смерил Оскара взглядом с ног до головы.
— Как там твои махинации?
— Спасибо, вполне успешно. Позволь представить тебе доктора Грету Пеннингер. Доктор Пеннингер, это Леон Сосик, глава администрации сенатора.
— Мы так много о вас слышали, доктор! — сказал Сосик, вежливо пожимая руку Греты, сверкавшую только что сделанным маникюром. — Хотел бы я, чтобы мы встретились при лучших обстоятельствах.
— Как себя чувствует сенатор? — с беспокойством спросил Оскар.
— Хотелось бы, чтобы получше, — сказал Сосик. — Эл переживает. Он очень тяжело переживает.
— Но он ест?
— Нет, если на то пошло. Беспокойство Оскара перешло в тревогу.
— Послушай, но вы объявили, что он уже закончил голодовку! У него должен быть волчий аппетит. Какого черта, почему он не ест?
— Он уверяет, что у него болит желудок. Он говорит… ну, он много чего говорит. Хочу предупредить, не принимайте все его слова слишком буквально. — Сосик тяжело вздохнул. — Может быть, тебе удастся его немного вразумить. Его жена уверена, у тебя это хорошо получается.
Сосик с отстраненным видом сунул руку в карман.
— Доктор Пеннингер, позвольте мне просканировать вас. Обычно это делает наш охранник, но он пока остался в Вашингтоне.
— Да, пожалуйста, — сказала Грета.
Сосик помахал аппаратом вокруг нее на манер священника, обрызгивающего прихожан святой водой. Устройство ничего не обнаружило.
— Проверь меня тоже, — сказал Оскар. — Я настаиваю.
— Черт знает что такое! — Сосик повторил ритуал. — Эл был напичкан следящими устройствами по горло все это время. Жучки следили за его нервной системой, за его кровеносной системой, за желудком, за всем на свете. Он проходил публичное MRI-скани-рование, РЕТ-сканирование, даже в апельсиновом соке были маркеры — все его внутренности были на виду. И вот теперь, когда никто за ним не следит, когда отключены все мониторы, он голодает!
— Да, голодовка получила большой отклик в прессе, Леон. Отдаю тебе должное.
Сосик убрал сканер.
— Да, конечно, но это не помогло нам против сумасшедшего сборища мерзавцев в Луизиане. Зачем вообще он это затеял? Эл — архитектор! Ему надо ограничиться темами, связанными общественной работой, там он в своей стихии!
— Но ты не отговорил его от этой затеи, — заметил Оскар.
— Да знал я, что это глупость! Просто… Ну, для Зла все это полно большого смысла. Эл такой человек, что его всегда трогают некоторые вещи.
Сосик ввел их в лифт, полностью выполненный из стекла и пластика. Бамбакиас переделал здание так, что прежний пятый этаж перестал существовать, превратившись в огромный современный ангар с голыми водопроводными трубами, воздухопроводами, подъемными тросами, — все выполнено в оранжевом, бирюзовом, персиковом и лазурном оттенках.
Тридцать пять человек, составляющие штат Бамбакиаса, жили внутри здания. Это было одновременно жилое здание и дизайн-центр. Сосик вел их мимо эргономических офисных кресел, плоских кевларовых кульманов с дисплеями и вибрирующих архитектурных кибер-блоков. Снаружи было морозно, поэтому круглые пластиковые мембраны под ногами подогревались потоками теплого воздуха.
Угловое помещение офиса объединяло в себе пресс-центр и медицинский центр. Медицинские мониторы сейчас стояли без дела у стены, хотя экраны были включены и методично мерцали.
Сенатор, обнаженный, лежал на кровати. Массажист работал над его плечами и шеей.