Страница:
Оскар и Йош Пеликанос наслаждались моционом вокруг фарфоровой башни Хотзоны. На Пеликаносе была шляпа с козырьком, шорты хаки и фуфайка без рукавов. Два месяца внутри купола заставили почти всю команду Оскара одеться на манер аборигенов. На Оскаре по контрасту был его самый аккуратный костюм и островерхая новая шляпа. Оскар редко чувствовал потребность в серьезных упражнениях для здоровья, так как его метаболическая норма была на восемь процентов выше, чем у нормального человека.
Их прогулка была рассчитана на публику. Грета сегодня выступала на заседании правления Коллабора-тория, и Оскар стремился незаметно быть неподалеку. Это было довольно трудно, поскольку в общественных местах его сопровождал телохранитель — Кевин Гамильтон, едущий в моторизованном инвалидном кресле.
— Что за парень этот Гамильтон? — проворчал Пеликанос, оглядываясь через плечо. — С какой стати ты нанял белого шустрилу? Его единственный мандат — что он хромает даже пуще Фонтено.
— Кевин? Он талант. Он справился с той программой из Сети, из-за которой за мной охотились. Кроме того, он работает за очень низкую плату.
— Он одевается, как меняла! Получает по восемнадцать посылок в день! А его наушники — да он просто спит в них! Это действует всем на нервы.
— Кевин подрастет еще. Я знаю, что он не стандартный игрок команды. Будьте терпимы.
— Я нервничаю, — признался Пеликанос.
— Совершенно незачем! Вы заложили прекрасную основу. Вы отлично поработали, и я горжусь вами. — Оскар был в лучезарном настроении. Непереносимое внутреннее напряжение, стресс, состояние неопределенности всегда действовали на него, как катализатор, пробуждая ребяческую, неотразимо очаровательную сторону его личности. — Йош, ты провел первоклассную работу по аудиту. И запугивание перед голосованием отлично сработало, ты обработал их красиво. Несколько дюжин вопросов на фирменном бланке Комитета по науке, и местные жители прыгают подобно марионеткам, они смущены и готовы на все. Это была ловкая штука, как ни посмотри. Даже отель делает деньги! А это очень актуально. Особенно сейчас, когда мы потратили столько денег на кадровые агентства…
— Да, ты заставил нас всех работать как мулов. Можешь мне об этом не рассказывать! Вопрос в, том — достаточно ли того, что мы сделали?
— Ну, достаточно не бывает никогда. Политика — это не точный инженерный расчет, это драматическое искусство. Волшебство представления. Это как подготовка новогодней сцены: мы пригласили публику, украсили зал цветами, повязали на рукава ленты, а на шеи цветные шарфы и выставили на сцену множество шляп и кроликов.
— На мой взгляд, слишком много шляп и кроликов.
— Нет, не слишком! Их не бывает слишком много! Мы просто используем в подходящий момент те, что нам нужны. Это красота многозадачности.
Пеликанос фыркнул.
— Не надо толкать речь, как Бамбакиас. Со мной это не пройдет.
— Но это работает! Если федералы так или иначе нас подставят, мы устроим утечку информации, чтобы она просочилась и дошла до местных городских властей. Муниципалитет Буны любит нас! Я знаю, что они стоят немного в политическом смысле, но, послушай, за последние шесть недель мы привлекли к ним внимания больше, чем Коллабораторий за все свои пятнадцать лет существования.
— Значит, ты еще не сделал окончательный выбор?
— Точно.
— Ты всегда говорил, что терпеть не можешь таких ситуаций.
— Что? Никогда я такого не говорил! Ты просто не в настроении, Йош! А у меня, наоборот, приподнятое настроение. У нас было несколько задержек, но принять назначение сюда было мудрым решением. Это обогащает наш профессиональный опыт.
Они остановились, пропуская яка, пересекающего дорогу.
— А знаешь, что мне больше всего нравится в этой предвыборной кампании? — спросил Оскар. — Что она такая миниатюрная! Две тысячи политически неграмотных единиц, запечатанных внутри купола. Мы имеем полные досье на каждого избирателя и списки всех заинтересованных групп внутри Коллаборатория!
Дело не только в том, что Лаборатория замкнута и отрезана от всего мира — с политической точки зрения ситуация здесь совершенно волшебная.
— Я рад, что это приводит тебя в хорошее настроение.
— Да, я радуюсь этому, Йош! Независимо от того, потерпим ли мы сокрушительное поражение или вознесемся на вершину славы, у нас больше никогда не будет подобного удивительного шанса.
Мимо них проехал громадный грузовик с рассадой растений-мутантов.
— Знаешь что? — заметил Пеликанос. — Я так занят, что у меня даже не было времени разобраться, чем они фактически заняты здесь.
— Думаю, что ты разбираешься в их делах намного лучше, чем они сами.
— Не их финансы, я подразумеваю науку. Я научился хорошо разбираться в коммерческом аспекте биотехнологии — мы же вместе с тобой занимались этим бизнесом в Бостоне. Но я не понимаю самого главного — вот этих людей, что занимаются наукой, мозгами, когнитивными процессами, я что-то недопонимаю в них…
— Да? Я вот лично тоже пытался что-то понять насчет «амилоидных фибрил». Грета просто сходит с ума по таким вещам.
— Я не говорю о том, что некоторые области трудно понять чисто технически, нет, мне кажется, они что-то скрывают.
— Конечно. Наука в состоянии упадка. Они не могут получить больше патент или авторские права на результаты работы, а потому пытаются засекретить их, чтобы посторонние не могли ими торговать. — Оскар рассмеялся. — Как будто это может действительно что-то значить в настоящее время!
— Возможно, у них есть что-нибудь, что могло бы помочь Сандре.
Оскар был тронут. Теперь причины мрачного настроения, в котором пребывал его друг, полностью прояснились.
— Пока есть жизнь, есть и надежда, Йош!
— Если бы у меня было больше времени, чтобы разобраться с этим, и если бы они не были столь отстраненными… Господи, в нынешние времена все — сплошные шляпы и кролики! Ничто невозможно предсказать, ничто не имеет смысла. Наше общество потеряло свою основу. Больше нет нормальных учреждений и органов, куда ты можешь обратиться, где ты можешь высказаться. Настали темные времена, Оскар! Иногда я в самом деле думаю, что наша страна сходит с ума.
— Почему ты так думаешь?
— Ну возьмем хотя бы нас. Я хочу сказать о том, с чем мы сами сталкиваемся. — Пеликанос нагнул голову и начал загибать пальцы. — Моя жена — шизофреник. Бамбакиас — в глубокой депрессии. Бедная Мойра потеряла контроль над собой и попала в тюрьму. Дугал — алкоголик. Зеленый Хью — мегаломаньяк. И плюс те сумасшедшие, что охотились за тобой… Когда это кончится?
Оскар продолжал идти в молчании.
— Ты думаешь, я преувеличиваю? Или это подлинная тенденция?
— Я называю это «донной волной», — сказал Оскар. — Она объясняет возросшую популярность Бамбакиаса с тех пор, как он заболел. Он классик харизматической политики. Даже его негативные качества играют ему на руку. Люди благодаря этому ощущают его подлинность, они признают, что он истинный человек нашего времени. Он представляет американских людей. Он прирожденный лидер.
— Он может принять меры, чтобы защитить нас в Вашингтоне?
— Ну, у него есть имя… но, если, по сути, то не может. Лорена держит меня постоянно в курсе, и, по честному, он действительно не в себе. Он зациклился относительно Президента, что-то такое, связанное с войной в Европе… Он видит голландских агентов, скрывающихся под каждой кроватью… Его пробуют привести в чувство с помощью разных антидепрессантов.
— Это поможет? Они могут привести его в норму?
— Ну, его лечение подробно освещается в средствах информации. У Бамбакиаса целый фэн-клуб, огромное количество поклонников с тех пор, как он начал голодовку… У них есть собственные сайты и средства поддержки, у них хорошо налаженная поддержка по электронной почте, все присылают сведения о домашних средствах для восстановления умственного здоровья. Это классическое проявление фетишизма. Ну, сам понимаешь — футболки, автографы, эмблемы, кофейные наклейки, магниты для холодильника. … Я не думаю, что это поможет в нашем случае.
Пеликанос потер подбородок.
— То есть он стал вроде тех популярных звезд, о которых пишут бульварные газеты?
— Точно. В самую точку. Ты зришь прямо в корень.
— И насколько все это плохо, Оскар? Я подразумеваю, что в основном это наша ошибка, не так ли?
— Ты так думаешь? — Оскар был удивлен. — Знаешь, я не слишком сейчас слежу за всем этим, так что вряд ли могу судить…
Посыльный на велосипеде остановился рядом с ними.
— У меня посылка для господина Гамильтона.
— Тебе нужен вон тот парень в инвалидном кресле, — показал Оскар.
Посыльный сверился с ручным спутниковым считывающим устройством.
— О да! Правильно. Благодарю. — Он нажал на педали.
— Ну, ты никогда не был главой его администрации, — сказал Пеликанос.
— Да, верно. Это большая удача. — Оскар наблюдал, как посыльный на велосипеде общается с шефом безопасности. Кевин поставил подпись на свернутых листах бумаги. Он просмотрел адреса отправителей и начал говорить что-то в укрепленный на голове и торчащий около рта мундштук микрофона.
— Ты знаешь, что он ест из тех пакетов? — спросил Пеликанос. — Длинные белые палки, похожие то ли на мел, то ли на солому. Он жует их все время.
— Ну, по крайней мере, он ест! — утешил его Оскар. Его телефон зазвонил. Он отделил его от рукава и ответил.
— Привет?
Послышался отдаленный, будто протравленный кислотой голос.
— Это я, Кевин.
Оскар оглянулся и увидел Кевина, что катил в ускоренном темпе коляску позади них.
— Да, Кевин? Что случилось?
— Думаю, у нас проблемы. Кто-то только что включил пожарную тревогу внутри Коллаборатория.
— Ив чем проблема?
Оскар наблюдал, как движется рот Кевина. Голос Кевина достиг его уха на десять секунд позже.
— Ну, это же герметический купол. Местные жители серьезно относятся к пожарам.
Оскар посмотрел наверх в безоблачно-ясное зимнее небо.
— Я не вижу дыма. Кевин, что с твоим телефоном?
— Меры против прослушивания — я прокручиваю этот звонок приблизительно восемь раз вокруг земного шарика.
— Но мы с тобой стоим в десяти метрах. Почему ты не подъедешь и не поговоришь со мной?
— Мы должны быть осторожны, Оскар. Прекрати смотреть на меня и продолжай идти. Не оглядывайся, у нас копы на хвосте. Такси впереди и такси позади, и я думаю, они вооружены.
Оскар повернулся и компанейски положил руку на плечо Пеликаноса. Действительно, в их поле зрения появились какие-то полицейские. Обычно полиция использовала грузовики Управления безопасности национального Коллаборатория в Буне, но эти офицеры передвигались на такси, пытаясь быть неприметными.
— Кевин говорит, что полицейские следят за нами, — сообщил Оскар Пеликаносу.
— Рад это слышать, — сказал Пеликанос. — После трех покушений на твою жизнь ничего удивительного. Местные полицейские получили развлечение, какого у них не было годами.
— Он также говорит, что была пожарная тревога.
— Как он узнал?
Ярко-желтая пожарная машина выехала из здания Охраны труда. Тут же засверкали мигалки, завыла сирена, машина поехала на юг от кольцевой дороги.
Оскар почувствовал странное покалывание на коже, затем сильно увеличилось атмосферное давление. Где-то над его головой хлопнула, закрываясь, невидимая дверь — Коллабораторий полностью запечатал шлюзы.
— Боже, это пожар! — воскликнул Пеликанос. Действуя инстинктивно, он повернулся и побежал в ту же сторону, куда поехала пожарная машина.
Оскар счел более разумным остаться рядом с телохранителем. Он подошел к Кевину.
— Слушай, Кевин, что находится в тех пачках, что тебе доставили по почте?
— Сверхпрочный крем от загара, — солгал Кевин и зевнул, чтобы не закладывало уши.
Оскар и Кевин свернули с кольцевой дороги и направились на юг мимо Вычислительного центра. Их полицейский эскорт все еще покорно тянулся за ними, но небольшие такси скоро затерялись в любопытной толпе пешеходов, высыпавших из зданий.
Пожарная машина остановилась рядом с пресс-центром Коллаборатория. В этом здании проходило заседание правления, где выступала Грета. Оскар старательно протискивался сквозь толпу, которая беспорядочно валила из дверей. У восточного подъезда вспыхнула кулачная драка. Седовласый человек с окровавленным носом сжался в комок под металлическими перилами, а юноша в жесткой ковбойской шляпе и шортах пинал его. Четверо других людей пытались плечами оттеснить молодого человека.
Кевин остановил инвалидное кресло. Оскар ждал рядом, глядя на часы. Если все шло, как запланировано — чего наверняка не было, — тогда Грета должна была уже закончить свою речь. Он посмотрел снова в сторону пресс-центра и увидел, что с ковбоя слетела шляпа. К своему глубокому изумлению, он признал в этом ковбое Студента Нормана из его команды.
— Пойдем со мной, Кевин. Здесь нет ничего, что мы хотели бы видеть. — Оскар торопливо развернулся и пошел назад.
Оглянувшись через плечо, он увидел, что полицейский эскорт отказался от их преследования. Полицейские радостно помчались вперед и теперь были заняты арестом молодого Нормана.
Оскар дождался официального уведомления от полиции относительно ареста Нормана и только тогда пошел в полицейский штаб, расположенный в восточной стороне купола. Штабом полиции Коллаборатория была часть приземистого комплекса, где размещался отдел пожарной охраны, электрогенераторы, телефонное оборудование и устройства внутреннего водоснабжения.
Оскар был знаком с установившимися обычаями местной полиции, так как успел посетить здесь троих из своих потенциальных убийц. Он представился офицеру на входе. Офицер рассказал Оскару, что Норману предъявлены обвинения в драке и нарушении общественного порядка.
На Нормане был оранжевый арестантский комбинезон, на запястье красовалась манжетка. Норман выглядел удивительно опрятно — в чистом тюремном одеянии он выглядел лучше, чем большинство сотрудников Коллаборатория. Манжетка была заперта на водонепроницаемый браслет со встроенными крошечными микрофонами и линзами наблюдения.
— Ты должен был привести адвоката, — сказал Норман из-за картонного стола для бесед. Они никогда не выключают эту манжету, если у тебя нет привилегий клиента поверенного.
— Я знаю, — ответил Оскар, открыл лэптоп и сел за стол.
— Я никогда не представлял себе, насколько это ужасно, — уныло прошептал Норман, потирая мерзкую манжетку. — Я подразумеваю, что видел , парней под наблюдением, носящих эти вещи, и задавался вопросом, ну что это за дьявольское устройство. Но теперь… Это действительно унижает.
— Мне жаль слышать это, — сказал Оскар вежливо. Он начал печатать.
— Я знал мальчишку в школе, однажды у него были неприятности, и я не раз наблюдал, как он обманывал эту манжетку… Знаешь, он сидел там в математическом классе и бормотал: «нападение, убийство, грабеж, наркотики, преступление…», поскольку полицейские следили за ним и сканировали его голос. Мы думали, он полностью свихнутый. Но теперь до меня дошло, почему он делал это.
Оскар повернул к нему экран лэптопа, чтобы тот оказался прямо перед Норманом, и показал четкий набор набранных заглавными буквами слов: ПОДДЕРЖИВАЕМ СВЕТСКУЮ БЕСЕДУ, А ЗДЕСЬ Я БУДУ ПЕЧАТАТЬ, ЧТО НА САМОМ ДЕЛЕ.
— Ты не должен волноваться относительно местных людей, осуществляющих правосудие. Мы можем говорить свободно, — сказал Оскар громко. — Это устройство для твоей собственной защиты, так же как для безопасности других. ТОЛЬКО ОПУСТИ РУКУ НИЖЕ КОЛЕНЕЙ, ЧТОБЫ КАМЕРЫ НЕ МОГЛИ ЧИТАТЬ ЭТОТЭКРАН. — И он тут же стер строку с экрана.
— У меня большие неприятности, Оскар?
— Да. НЕТ-НЕТ. Только сообщи мне, что случилось. РАССКАЖИ МНЕ, ЧТО ТЫ СКАЗАЛ ПОЛИЦИИ.
— Ну, она сначала едва говорила, — сказал Норман. — Я подразумеваю, ты мог едва слышать ее сначала, она так волновалась, что почти шептала, но как только толпа начала вопить, она действительно взяла себя в руки и отлично справилась… Послушай, Оскар, когда полицейские арестовали меня, я потерял голову. Я сказал им многое. В значительной степени — все. Мне жаль.
— Действительно, — сказал Оскар.
— Да, я сказал им, почему ты послал меня туда. Поскольку мы знали по анализу профилей, кто, вероятно, будет устраивать пакости, и что, вероятно, это зоб будет Скопелитис. Так что я за ним наблюдал и прикрывал ее. Я сидел прямо позади него в пятом ряду. … Каждый раз, как он собирался встать, чтобы выступить, я его отвлекал. Я попросил, чтобы он объяснил мне какой-то термин, потом я заставил его снять шляпу, спросил его, где комната отдыха…
— Все это совершенно законное поведение, — сказал Оскар.
— Наконец он закричал на меня, чтобы я отвязался.
— Ты прекратил обращаться к доктору Скопелитису, когда он попросил тебя остановиться?
— Ну, я начал есть картофельные чипсы. Вкусные и хрустящие. — Норман слабо улыбнулся. — А он был в замешательстве и пробовал найти подходящие реплики в лэптопе. И я заглянул туда — знаешь, он имел целый список подготовленных заранее фраз. Но она к тому времени уже прорвалась через материал, и они захлопали и приветствовали ее, даже… Многие даже смеялись. И Скопелитис наконец вскочил и завопил какую-то несусветную чушь относительно того, как это она смеет и все такое. И они закричали и заткнули ему рот. Так что он вышел с заседания в большом гневе. И я последовал за ним.
— Зачем?
— Главным образом, чтобы отвлечь его. Я действительно наслаждался.
— Ах вот оно что.
— Ну, я же студент колледжа, а он похож на профессора, с которым я имел однажды дело, это был тип, которого я просто не выносил. Но как только он вышел из зала, быстро куда-то побежал. Вот тут я понял, что он замышляет что-то плохое. Так что я побежал за ним и увидел, как он проделывает трюк с пожарной тревогой.
Оскар снял шляпу и положил ее на стол.
— Ты утверждаешь, что можешь засвидетельствовать это?
— Черт возьми, да! Так я и сказал ему. Я добрался до него и сказал: «Слушай, Скопелитис, как ты мог пойти на такой грязный трюк? Это не профессионально».
— И?
— Он начал врать мне в лицо, уверяя, что он ни при чем. Тогда я сказал: «Послушай, я видел, что ты сделал это». А он впал в панику и бросился бежать. И я опять побежал за ним. Люди набились в залы из-за пожарной тревоги. Все пришли в возбуждение. Я пытался остановить его. Мы подрались. Ну, я намного сильнее его, я ударил его кулаком и разбил его очки. Он опять бегом, а я за ним по ступенькам вниз, тут у него пошла из носа кровь и люди стали кричать, чтобы мы остановились. Я, конечно, вышел из себя.
Оскар вздохнул.
— Норман, ты уволен. Норман печально кивнул.
— Я?
— Это неприемлемое поведение, Норман. Люди в моей команде — политические оперативные работники. Ты не бунтующий бродяга. Ты не можешь избивать людей.
— А что я должен был делать?
— Ты должен был проинформировать полицию, что ты видел доктора Скопелитиса, совершающего преступление. С НИМ ВСЕ КОНЧЕНО! ХОРОШАЯ РАБОТА! ПЛОХО, ЧТО Я ДОЛЖЕН ТЕБЯ ТЕПЕРЬ УВОЛИТЬ.
— Ты действительно уволишь меня, Оскар?
— Да, Норман, ты уволен. Я схожу в клинику и принесу извинения доктору Скопелитису лично. Надеюсь, что смогу убедить его взять назад обвинения против тебя. Тогда я отошлю тебя домой в Кембридж.
Оскар посетил Скопелитиса в клинике Коллаборатория. Он принес цветы: символический букет из желтых гвоздик и салата. У Скопелитиса была отдельная палата, и в тот момент, когда внезапно прибыл Оскар, он торопливо ложился в кровать. Вокруг глаза у него расплылся черный синяк, а нос был плотно перевязан.
— Я надеюсь, вы не слишком сильно пострадали, доктор Скопелитис. Позвольте мне позвонить медсестре, чтобы она принесла вазу.
— Не думаю, что это необходимо, — прогундосил Скопелитис.
— О, но я настаиваю, — сказал Оскар.
Он утомительно долго вызывал медсестру, принимал ее поздравления по поводу цветов, обменивался ничего не значащими замечаниями о воде и необходимом солнечном свете, тщательно следя за растущим дискомфортом, который испытывал пациент. Тревога перешла у Скопелитиса в открытую панику, когда он заметил Кевина в его инвалидном кресле, дежурившего снаружи у дверей палаты.
— Мы можем что-нибудь сделать, чтобы помочь вашему выздоровлению? Вам не нужна лампа посветлее, чтобы легче было читать?
— Прекратите, — сказал Скопелитис. — Я этого не выношу!
— Прошу прощения.
— Послушайте, я знаю точно, зачем вы пришли. Так что давайте покороче. Вы хотите, чтобы я забрал обвинения против мальчишки. Он напал на меня. Хорошо, я заберу иск, но при одном условии: он должен прекратить распространять лживые наветы против меня.
— Какие наветы?
— Послушайте, кончайте играть со мной в ваши игры. Вы все это организовали с самого начала и послали туда ребятишек из вашей команды. Вы состряпали для нее эти речи, включив туда клевету на сенатора, вы спланировали это все. Вы решили со своей командой ворваться в нашу Лабораторию, чтобы разрушить нашу работу, чтобы уничтожить нас… Вы мне смертельно надоели! Так что я даю вам шанс: вы заткнете его, а я заберу свои обвинения.
— О, дорогой, — сказал Оскар. — Я боюсь, что вы были дезинформированы. Мы не будем снимать обвинения. Мы намереваемся оспорить их в суде.
— Как?
— Вы будете в подвешенном состоянии в течение недель. Мы начнем расследование. Мы выжмем правду из вас под присягой, капля за каплей. Вам не о чем торговаться со мной. Вы конченый человек! Вы оставили ДНК-след на выключателе. Вы оставили там отпечатки пальцев. Там ведь везде жучки! Разве Хью не предупредил вас об этом?
— Хью не имеет никакого отношения к этому.
— Вероятно. Он хотел, чтобы вы прервали речь, а не устраивали столпотворение на улицах. Это научная лаборатория, а не школа для ниндзя. Вы оказались без штанов, как цирковой клоун!
Скопелитис слегка позеленел.
— Мне нужен адвокат.
— Так добудьте его. Но вы сейчас беседуете не с копом. Вы ведете дружественную беседу с сидящим у вашей кровати штатным сотрудником Сената. Конечно, когда вас начнут расспрашивать в Сенате, у вас возникнет большая нужда в адвокате. Очень дорогом адвокате. Заговор, помехи в осуществлении правосудия… Это будет громкое дело.
— Это была только ложная тревога! Ложная тревога. Они бывают постоянно.
— Вы читали слишком много руководств по саботажу, написанных пролами. Пролам все это нипочем, они не прочь провести иногда какое-то время в тюрьме. У пролов нет ничего, что они страшились бы потерять, а у вас — есть. Вы вышли из себя и разрушили собственную карьеру. Вы потеряли двадцать лет работы в мгновение ока! И вы имеете наглость после этого диктовать мне условия? Вы нелепый ублюдок! Я собираюсь распять вас.
— Слушайте, не делайте этого!
— Чего именно?
— Всего этого. Мне важна моя карьера, это моя жизнь. Пожалуйста. Он сломал мне нос, ну понимаете? Он сломал мне нос! Послушайте, я потерял голову. — Скопелитис вытер слезы вокруг заплывшего глаза. — Она никогда раньше так себя не вела, она никогда не выступала против нас, она будто сошла с ума! Я был должен сделать что-то, это было только… это только… — Он сорвался в рыдания. — Боже…
— Хорошо, я вижу, что утомил вас, — сказал Оскар, вставая. — Я получил истинное удовольствие от нашей беседы, но время поджимает. Мне все же придется это сделать.
— Послушайте, вы не можете так поступить! То, что я сделал, — сущая ерунда!
— Ладно. — Оскар опять присел на кровать и указал на лежавший на тумбочке лэптоп. — У вас есть лэптоп. Если вы хотите сорваться с крючка, то отправьте мне по электронной почте сообщение и все чистосердечно расскажите. В приватном письме. И если вы будете откровенны… ну-у… тогда черт со всем этим! Он сломал вам нос. Я извиняюсь за него. Это было неправильно с его стороны.
Оскар изучал документы последней встречи Сенатского комитета по науке, когда в комнату вошел Кевин.
— Ты когда-нибудь спишь? — спросил он, зевая.
— Нет почти что.
— Вот мне бы так. — Кевин поставил трость и сел на стул. Гостиничный номер Оскара имел спартанский вид. Он вынужден был много передвигаться из соображений безопасности, и, кроме того, лучшие номера их отеля были заняты состоятельными клиентами.
Оскар закрыл лэптоп. Он просматривал весьма интригующее сообщение — Федеральная лаборатория в Дэвисе, Калифорния, оказалась переполнена гиперинтеллектуальными мышами, что вызвало судебные иски и панику среди местных жителей, — но Оскар счел, что визит Кевина заслуживает внимания.
— Итак, — сказал Кевин, — и что дальше?
— А ты как думаешь, Кевин?
— Ну, — сказал Кевин, — думаю, сейчас начнутся всякие сложности. Поскольку я видел как это бывает.
— В самом деле?
— Да. Рассмотрим ситуацию. Здесь есть группа людей, которые вот-вот потеряют работу. Ты фактически подталкиваешь их к тому, чтобы они сплотились. Все страшно возбуждены, пытаются оказать организованное сопротивление, но этого хватит только на шесть недель, потом выяснится, что они уволены. Тогда они захлопнут, уходя, дверь у тебя перед носом и превратятся в пролов.
— Ты действительно так думаешь?
— Хорошо, возможно, и нет. Возможно, ученые-исследователи более умный народ, чем программисты, или торговцы, или рабочие сборочного конвейера… Ты знаешь, все те люди, что потеряли работу и отвалили на край света. Но вот почему каждый думает в такой ситуации: «Да их-то работа никому не нужна, но люди нуждаются в нас»?