Страница:
8.
Внезапный отъезд доктора Фелзиана дал Оскару жизненно необходимое пространство. С потерей его патрона, Бамбакиаса, у него осталось мало возможностей вернуться в политику. Он должен был захватить инициативу. Людей в Коллаборатории было слишком мало, у них не хватало ресурсов, а жить они должны были на несуществующий бюджет.
В первый же день, как только Грета стала директором, ее последователи сформировали забастовочный комитет и заняли Хотзону. Забастовщики разом захватили все шлюзовые камеры, отказались от старых мер безопасности, установленных полицией, и ввели новые пропуска с эмблемой забастовщиков. Захват Хотзоны имел большой стратегический смысл, так как гигантская фарфоровая башня доминировала над всеми зданиями, расположенными под куполом. Это была естественная крепость.
Обеспечив физическую безопасность, следовало, по мнению Оскара, нанести удар по средствам информации. Компьютеры Хотзоны прошли наконец проверку и перестройку безопасности. Проверка показала ужасное количество полицейских черных ходов, незарегистрированных пользователей и целый лес взломанных программ. Все это было быстро вычищено.
Внутренняя телефонная система лаборатории все еще находилась под контролем полиции Коллаборатория. Крошечный корпус офицеров внутренней полиции напоминал отчасти персонажей комической оперы, однако они работали на Хью и представляли здесь самую большую угрозу неоперившейся администрации Греты.
Проводная телефонная сеть Лаборатории давно не ремонтировалась. А потому забастовщики просто полностью отказались от телефонной системы и заменили ее самодельной сетью, основанной на купленных по дешевке сотовых телефонах кочевников. Эта полузаконная сеть работала на передатчиках, вбитых в стены, потолки, крыши, и (проведенный в полночь особенно смелый маневр) изнутри, снизу в купол.
Первый официальный приказ Греты, как директора, должен был упразднить отдел связей с общественностью. Она выполнила это путем смертельно эффективной тактики — попросту свела к нулю PR-бюджет и возвратила фонды Конгрессу. Учитывая продолжающийся кризис федерального бюджета, такой ход политически было трудно оспорить.
Если говорить о ситуации внутри Лаборатории, то упразднение PR-отдела было решением чрезвычайно популярным. Наконец-то утомительная болтовня неприятной команды толкачей от науки прекратила раздражать местные народные массы. Не стало больше пропаганды, официальных почтовых рассылок, обязательного видеообучения. Взамен люди получили блаженные тихие часы, чтобы думать и работать.
Официальная PR-пропаганда была заменена революционной постер-кампанией, придуманной Оскаром. Забастовка, конечно, нуждалась в эффективной пропаганде, и Оскар лучше, чем кто-либо, мог ее провести.
Гигантские циклопические стены внутри купола были идеальным местом для размещения постеров. Оскар никогда не управлял кампанией среди людей с таким чрезвычайно высоким уровнем грамотности. И он получал искреннее удовольствие, вовлекая в дело старинные изделия кустарного промысла.
Постиндустриальная «забастовка», возглавляемая Гретой, была неортодоксальной, поскольку забастовщики не отказывались делать свою работу. Напротив, они прекратили делать что-нибудь кроме работы. Общим мотивом стратегии забастовки было высоко ценимое решение об отказе от сотрудничества, объединенное с пассивно-агрессивным сокращением бюджета.
Ученые продолжали свои исследования, но больше не заполняли федеральные документы. Они также перестали просить гранты, вносить арендную плату за бараки, платить за продовольствие и электроэнергию. Они отказались от всего, кроме нового оборудования, — это было, конечно, непоследовательно, но ученые не нашли в себе сил пожертвовать им.
Главные сотрудники забастовочного комитета еще и отказались получать жалованье. Этот маневр привел к поляризации мнений. Разумные люди просто были не в состоянии прыгнуть в неизвестность, задержав дыхание. Большинство обитателей лаборатории — те самые разумные люди — давно сделали свой выбор и жили в мире с коррупцией. Следовательно, они брали взятки и были лично скомпрометированы, к тому же чувствовали свою вину и мучились от внутреннего разлада. Ядро диссидентов, сформировавшееся вокруг Греты, было слеплено из более крепкого материала.
Так, использовав быстрые и непредсказуемые тактические ходы, забастовщики добились ряда небольших моральных побед. Оскар специально поощрял эти инициативы, чтобы укрепить уверенность сообщества в своих силах. Отказ от оплаты аренды, хотя выглядел весьма драматической мерой, ничем страшным не грозил. Дело в том, что никакой конкуренции среди съемщиков жилья здесь не было. Если бы забастовщиков просто выбросили из помещений, здания остались бы пустовать.
Отказ оплачивать электроэнергию тем более не представлял угрозы, потому что не было никакого эффективного способа отключить электричество за неоплату. В силу своеобразия своего устройства герметичный купол Коллаборатория всегда требовал непрерывной подпитки электричеством, вырабатываемым его собственными генераторами. Остановить их попросту не было возможности. Проектировщикам не приходила в голову мысль о том, что жители могут поднять мятеж, попросту откажутся оплачивать энергию.
Каждый успешный шаг, выводящий из статус-кво, привлекал к Грете новых сторонников. У находившихся до последнего времени на рабском положении ученых всегда было множество проблем. Но, не встречая понимания, они не пытались их решать, а лишь терпели и приспосабливались. Нынешние крутые перемены вывели их из спячки. Неудобства и сложности, которые они долго воспринимали как часть естественного порядка вещей, теперь казались им притеснением и ущемлением их прав. Зарождающаяся структура власти действовала новыми методами, вдохновлялась новыми целями, смело использовала открывшиеся возможности для преобразований. Хотзона гудела, как разворошенный улей.
В течение недели атмосфера внутри купола была заряжена, подобно лейденской банке, потрескивающей политическими разрядами. Неустрашимый радикализм Греты вдохновлял людей почти до неистовства.
Добившись поддержки масс, Грета приняла меры, чтобы легализовать свое положение. Пост директора никогда ранее не давал особой власти, но Грета решила вынудить к отставке всех остальных членов правления. Первоначально они, конечно, не собирались уступать власть, но внезапная отставка и отъезд доктора Фелзиана ошеломили их. Взвинченные до последнего предела, дискредитированные, они были вскоре заменены рьяными сторонниками Греты, теми, кто доверял ей и предоставил полную свободу действий.
Охранители прежнего порядка вещей были подкошены прежде, чем смогли организовать серьезное сопротивление. За многие годы, прошедшие без серьезных встрясок и борьбы, они разжирели, разленились и слишком медленно соображали. Их смели прежде, чем они смогли распознать угрозу. Грета удерживала инициативу в своих руках. Она была превосходно информирована благодаря оппо-исследованию Оскара и изобилию полученных демографических данных. Вынужденное признание доктора Скопелитиса также было очень полезно, так как он назвал своих товарищей-заговорщиков.
За кулисами разыгранного на сцене недовольства масс фактическая смена власти прошла замечательно гладко. Фелзиан управлял Лабораторией, как подобострастный учитель средней школы: реальные решения в Коллаборатории всегда принимал Дугал и его сенатская команда.
Теперь с Дугалом и приспешниками было покончено. Однако вакуум власти существовал недолго. Люди Оскара представляли собой группу оперативных политических работников и просто сами стали сотрудниками Сената.
Оскар (совершенно неофициально) наставлял Грету в качестве руководителя. Пеликанос наблюдал за финансами Лаборатории. Боб Аргов и Одри Авиценне занимались избирателями и контрразведкой. Лана Рамачандран заведовала планированием, оборудованием офиса и выстраивала отношения с прессой. Живчик Шоки, отвечавший в предвыборной кампании Бамбакиаса за обустройство дорожных лагерей и собраний, был занят оформлением офиса внутри Хотзоны. Кевин Гамильтон отвечал за безопасность.
Грета поначалу сама представляла себя перед прессой. Впоследствии такая ситуация должна была измениться, но во время кризиса это отлично сработало. Грета стала единственным официальным источником новостей о забастовке, и, поскольку она выступала на публике соло, создавалось впечатление, что она решает все вопросы единолично. Это придавало ей черты харизматического лидера.
Фактически Грета и сочувствующие ей рьяные идеалисты не имели никакого реального представления о том, как надо управлять современным исполнительным аппаратом. Они никогда прежде не стояли у власти, так что больше стремились к престижной работе, которая могла принести почет, нежели к административной деятельности, какой обычно занимаются правительства. Такой расклад полностью устраивал Оскара. Он знал теперь, что если ему просто удастся удержать Лабораторию на плаву и в безопасном отдалении от Хью, это будет самая крупная акция в его политической карьере.
Так что Оскар держался в тени позади трона. Новый порядок постепенно утверждался. Многие ученые решили, что забастовка — идеальная возможность спокойно отдохнуть, зато другие, те, что составляли основное ядро, горели революционным пылом. Подобно многим другим революционерам, они обнаружили, что каждый пустяковый вопрос может привести к моральному и интеллектуальному кризису. Каждый аспект их прежней жизни и карьеры, казалось, требовал радикальной переформулировки. Эти люди, которыми ранее помыкали все кому не лень, теперь тратили большую часть свободного времени, переоценивая самих себя и друг друга.
И все это вполне удовлетворяло Оскара. Его политические инстинкты никогда не были более острыми, чем в этот период, его команда лихорадочно работала на него и на его женщину, которая по планам должна блистательно справиться с кризисом.
Именно в этот момент — 8 января 2045 года — Грета и ее кабинет были заняты особенно интенсивными дебатами. Ученые озабоченно обсуждали новых кандидатов в правление от подразделений Информационной генетики и Биомедицины. Оскар, сопровождаемый его вездесущим телохранителем Кевином, скрывался позади хаотически сваленной груды инструментов. Он решил не вмешиваться в разговор, пока они достаточно не утомятся. Тогда задаст им несколько вопросов. После чего они примут решение, которое он спланировал неделю назад.
Кевин жевал очередной набор белковых палочек, Оскар наслаждался завтраком, который ему принесли. Так как команда Оскара занималась Коллабораторием, они были вынуждены нанять местный штат, чтобы управлять их отелем. Учитывая экономическое затишье в Буне, найти желающих было совсем нетрудно.
Кевин закончил возню с телефонными микрочипами, плотно закрыл крышку и передал телефон Оскару. Вскоре Оскар уже мог поговорить в блаженной безопасности с Леоном Сосиком, находящимся в Вашингтоне.
— Мне нужны настенные постеры эпохи русского конструктивизма, — сказал он Сосику. — Заставь Бостомскую команду Элкотта прочесать художественные музеи. Я заинтересован во всем, что они смогут найти из раннего коммунистического периода.
— Оскар, я рад, что ты развлекаешься там в лаборатории, но забудь об этом стеклянном шарике, покрытом снегом. Ты нужен здесь, в Вашингтоне, немедленно. Наша кампания против Хью только что потерпела крах.
— Зачем мне ехать в Вашингтон, чтобы бороться с Хью? Хью у меня здесь на веревочке. Мы указали пальцем на всех его близких друзей в Лаборатории. Наши люди буквально пикетируют их. Дайте мне еще недельку и мы вычистим всю местную полицию. Как только мне найдут картины, я смогу приступить здесь к одной серьезной работе.
— Оскар, попытайся вникнуть в суть. Та Лаборатория только местный аттракцион. А у нас здесь кризис национальной безопасности. Хью пробил дыру в радарной обороне.
— Что это означает?
— Североамериканская радарная система. Военные радары ВВС. Часть южной американской границы закрывал радар с той авиабазы в Луизиане. Теперь, когда его нет, образовалась дыра, которая проходит между штатами Техас и Джорджия. Речная дельта недоступна военному наблюдению.
Оскар отложил вилку.
— Черт возьми, это уже ни в какие ворота не лезет! Просто не могу поверить! Да как это возможно? Нет радара! Даже десятилетний ребенок способен сделать радар! — Он перевел дыхание. — Но у них же есть радар управления гражданским воздушным движением! Новый Орлеан не прожил бы и двух дней без воздушного движения. Разве ВВС не могут использовать гражданский радар?
— Мы уже думали об этом, но ничего не получается. Они сообщают мне, что это проблема программирования. Гражданские радары состоят из тысячи децентрализованных ячеек. Это распределенный радар, управляемый через Сеть. Он не годится для военно-воздушных сил. У военных иерархическая архитектура радарной системы.
Оскар быстро соображал.
— Но почему это стало политической проблемой? Это техническая проблема. Пусть это утрясут ВВС.
— Они не умеют обращаться с этим старьем. Это старые федеральные системы обнаружения ракет, они изобретены и сделаны еще во времена первой холодной войны! Это примитивные ЭВМ с устаревшими программами. Совершенно негибкая система, счастье, что она вообще работает! Но суть дела вот в чем — федеральные радары не контролируют штат Луизиана. И это означает, что вражеский самолет может вторгнуться в Соединенные Штаты! Где-нибудь к югу от Батон Руж!
— О господи, Леон! Невозможно, чтобы все было столь ужасно, — сказал Оскар. — Как могли военные упустить из виду проблему такого масштаба? Должен быть план действий на случай непредвиденных обстоятельств. Кто, черт возьми, за всем этим следит?
— Никто, кажется, не знает, — сказал Сосик мрачно. — Когда чрезвычайные комитеты занимались закрытием базы, радарная проблема затерялась в разных конкурирующих подкомитетах.
Оскар хмыкнул.
— Типичный случай.
— Да, типичный. Наитипичнейший. Никто не знает, что происходит. У власти нет никакой ясной линии. Огромные жизненные проблемы буквально проваливаются в никуда. Мы вообще ничего не можем добиться.
Оскар был встревожен, услышав подавленный голос Сосика. Ясно, что Сосик проводил слишком много времени у кровати сенатора. Бамбакиас стал еще более быстрым и подвижным, когда потерял связь с действительностью.
— Хорошо, Леон. Согласен с этим диагнозом, принимаю твою точку зрения. Я тут за вас. Но давай взглянем в лицо фактам — никто не собирается вторгаться в Соединенные Штаты. Никто больше не нарушает национальные границы. Какое нам дело, если какой-то идиот из Чрезвычайного комитета положил не на место древний радар? Игнорируйте проблему.
— Мы не можем игнорировать! Хью не допустит этого. Он раздувает шум. Он уверяет всех, будто это доказывает, что авиабаза в штате Луизиана была жизненно необходима для национальной безопасности. Делегация штата Луизиана пинает нас в задницу в конгрессе. Они требуют, чтобы мы строили для них новую авиабазу, причем немедленно. Но это стоит миллиарды, а у нас нет фондов. И даже если бы мы решили вопрос финансирования, мы, скорее всего, не смогли бы запустить федеральную программу в штате Луизиана.
— Ясно, что не смогли бы, — сказал Оскар. — Блокпосты, стычки с местными властями… Это все затеи Хью. Как только он получит федеральных подрядчиков, увязших по колено в болоте, будет грабить фонды и высосет досуха весь бюджет.
— Точно. Так что мы увязли. Мы разгромлены. Хью играет на обвинении в отсутствии патриотизма и науськивает всех на нас. Он машет тем же самым флагом, что мы сшили для него. Мы сыграли ему на руку. И мы не можем игнорировать дыру между Техасом и Джорджией, потому что он уже использует ее в своих целях. Вчера вечером французский беспилотный самолет начал летать над Южной Луизианой. Они летают над болотами под французскую поп-музыку.
— Французская поп-музыка?
— Многоканальные радиопередачи с беспилотных воздушных аппаратов. Они разыгрывают карту с креольской франкофонией.
— Даже Хью не может серьезно полагать, что хоть кто-то слушает французскую поп-музыку.
— Французы верят этому. Они могут учуять кровь янки в воде. Французы всегда любили конфронтацию по поводу французского языка. Теперь они могут включать свои усилители, пока все жители не встанут под знамена Парижа.
— Леон, успокойся. Ты профессионал. Ты не можешь позволить ему сбить тебя с толку.
— Он уже сбил меня с толку, будь он проклят. Сукин сын играет не по правилам! Он делает две противоречащих вещи сразу и заставляет нас метаться туда-сюда. Как будто у него работают сразу две головы!
— Перехватите инициативу, — сказал Оскар. — Это ведь незначительная провокация. Что предполагается сделать, чтобы решить эту так называемую проблему? Объявить войну Франции?
— Ну, — сказал Сосик, понизив голос, — я знаю, что это звучит странно. Но слушай. В случае объявления войны чрезвычайные комитеты были бы распущены немедленным указом.
— Как? — вскричал Оскар. — Ты сумасшедший? Мы не можем вторгаться во Францию! Франция — ведущее демократическое индустриальное государство. Мы что — нацисты? Это даже не должно обсуждаться!
Оскар оглянулся и увидел толпу удивленных ученых. Они оставили собственные обсуждения, собрались у дальней стены Лаборатории и напрягли слух, чтобы услышать, что он говорит.
— Слушайте, Оскар, — продолжал Сосик, — никто не говорит, что мы на самом деле начнем войну. Но эта концепция получила довольно хороший прием в Вашингтоне. Объявить войну значит получить власть, перекрывающую обычную федеральную систему. Как внутренний маневр война против другого государства могла бы быть реальным козырем. Франция — это слишком, я согласен с этим, — черт, французы все еще ядерная держава! Но мы могли бы объявить войну Голландии. Голландия — крошечная мирная страна. Мы обращаем в панику голландцев, фальшивая война продолжается неделю или около того, а затем президент объявляет победу. С Чрезвычайкой покончено. Как только пыль осядет, у нас опять будет полностью функционирующий Конгресс.
Оскар отодвинул телефон от уха, с отвращением глядя на трубку, потом вернул на прежнее место.
— Слушай, я перезвоню тебе позже, Леон. У меня тут важные дела.
— Сенатор очень вдохновлен этой идеей, Оскар. Он действительно думает, что это может пройти.
Оскар повесил трубку.
— Они играют французскую поп-музыку в штате Луизиана, — сообщил он своей импровизированной аудитории.
Альберт Гаццанига почесал голову.
— Большое дело! Ну и что?
Главным затруднением, как и всегда, были деньги. Всегда деньги. Деньги были материнским молоком политики. И хотя научная политика находилась в стороне от обычной политики, деньги также были молоком науки.
Все забастовки, по сути, борьба за экономическую власть. Все забастовщики желают сместить своих нанимателей и, даже если они прибегают к разным видам морального и иного давления, все же иногда правы.
Хорошо было объявить, что Грета и ее кадры готовы бескорыстно трудиться ради чистой науки, не прося ни о чем и отказываясь тем самым снабжать других результатами своего научного интереса. Это был священный крестовый поход. Но даже священный крестовый поход нуждается в деньгах.
Поэтому Оскар, Йош и вездесущий Кевин нашли пустой угол в кухне отеля, чтобы обсудить финансовые вопросы.
— Мы могли бы взять у Бамбакиаса пару миллионов, — сказал Пеликанос. — Никаких проблем, он получил фонды.
— Забудь об этом! — сказал Оскар. — Сенат — клуб миллиардеров, но если они начинают управлять страной прямо из собственных карманов, это феодализм. Феодализм — это не профессионально!
Пеликанос кивнул.
— Хорошо. Тогда мы должны собрать фонды самостоятельно. Как относительно стандартных методов кампании? Продажа товаров по почте. Банкеты. Лотереи, гаражные распродажи, благотворительные мероприятия. Какие здесь перспективы?
— Ну, если бы это была нормальная кампания… — Оскар с глубокомысленным видом потер подбородок. — Нам надо привлечь выпускников «альма-матер» Греты, еврейские организации, профессиональные научные общества… И конечно, деловых поставщиков Коллаборатория. Они без ума от нас, они очень много потеряют, если Лаборатория будет закрыта. У нас могла бы состояться с ними приятная беседа о каких-то наличных деньгах, если они поймут, что нам угрожает полное разрушение.
— А среди ученых встречаются супербогачи? Должны ведь быть богатые ученые, правильно?
— Да, в Азии и Европе.
— Парни, вы узко мыслите, — упрекнул их Кевин.
Оскар терпеливо поглядел на него. Он начинал привязываться к Кевину. Кевин действительно упорно трудился, его можно было назвать сердцем и душой самой тяжелой и грязной работы по перевороту.
— А как широко мы должны думать, Кевин, по твоему мнению?
— Парни, вы не догадываетесь, чем располагаете. У вас есть все возможности собрать кочевников внутри Лаборатории. Это как если бы вы вокруг устроили заставы и дальше могли бы делать что угодно. Почему бы вам не пригласить всех ученых Америки прибыть сюда, чтобы присоединиться к вам?
Оскар вздохнул.
— Кевин, мы пытаемся прокормить и снабдить две тысячи людей. Если у нас будет миллион, наш корабль потонет.
— Нет, ты не потонешь, — сказал Кевин. — Если бы миллион ученых присоединился к тебе, то это была бы не забастовка. Это была бы революция. Ты мог бы занять не только Федеральную лабораторию. Ты мог бы занять целый город. Может быть, целое графство, большую часть штата.
Пеликанос рассмеялся:
— И каким образом, ты думаешь, мы сможем управлять гигантской ордой ученых?
— Вы использовали бы кочевников. Кто еще знает, как управлять гигантской ордой людей без денег? Откройте тамбуры и пообещайте им защиту. Проведите рекламные экскурсии, покажите им все эти симпатичные растения и животных. Пролы станут гигантской группой поддержки для твоего яйцеголового контингента.
Слушай, это народная сила, уличная власть. Это оккупационная армия, вы можете использовать ее точно так же, как Хью.
Оскар рассмеялся.
— Да они все бы здесь разрушили!
— Несомненно, они могли бы это сделать — но не будут, если им здесь понравится. Тогда они, напротив, станут заботиться о порядке. Возможно, даже построят здесь еще один купол, больше нынешнего.
Оскар заколебался. Идея насчет строительства почему-то сейчас не пришла ему в голову. А ведь она ему всегда нравилась. Строительство было лучшим, что ему удавалось организовать во время предвыборной кампании. Большинство политических деятелей не умело создавать роскошные отели, используя программное обеспечение и тяжелый физический труд, но у тех, кто это умел, было огромное преимущество. Оскар обдумывал идею строительства большего по размерам купола и находил ее восхитительной.
— Насколько больше?
— А насколько больше он должен быть? — спросил Пеликанос.
— Ну, сколько кочевых пролов можно подключить к нашей строительной команде?
— Ты хочешь, чтобы я подсчитал? — сказал Кевин.
— Бросьте, это слишком хорошо, чтобы быть правдой, — сказал Пеликанос. — Несомненно, с помощью распределительной сборки мы могли бы увеличить купол. Но мы никогда бы не решились доверить его кочевникам. Они все — в карманах Хью.
Кевин фыркнул.
— Регуляторы находятся в карманах Хью, но, о господи, эти парни отнюдь не единственные пролы вокруг. Ребята, вы провели слишком много времени в Бостоне. Вайоминг был в огне! Пролы и диссиденты рассыпаны по всей стране! Их миллионы!
Оскар попробовал рассмотреть предложение Кевина более серьезно.
— Армия безработных кочевников, строящая гигантские купола… Ты знаешь, это действительно вдохновляющий образ. Мне было бы очень жаль отклонить эту идею. Это настолько современно, фотогенично и нелинейно.
Пеликанос прищурился.
— Кевин, а кто среди пролов самый крутой?
— Ну, самые крутые — Регуляторы. Они через Хью пользуются государственной поддержкой. Это они разбили федеральную авиабазу. Так что они, должно быть, самая сильная орда вокруг — это каждый знает. Но, в общем, есть еще Модераторы. Модераторы — большая орда. Плюс они ненавидят Регуляторов.
— Почему? — спросил Оскар, подаваясь вперед с ожившим вдруг интересом.
Кевин пожал плечами.
— Почему одна толпа всегда ненавидит другую толпу? Кто-то увел чью-то подругу, кто-то вскрыл чьи-то телефоны. Они — толпа. Там нет никаких законов. Так что они должны враждовать друг с другом. Это племенное. Племена всегда так живут.
В первый же день, как только Грета стала директором, ее последователи сформировали забастовочный комитет и заняли Хотзону. Забастовщики разом захватили все шлюзовые камеры, отказались от старых мер безопасности, установленных полицией, и ввели новые пропуска с эмблемой забастовщиков. Захват Хотзоны имел большой стратегический смысл, так как гигантская фарфоровая башня доминировала над всеми зданиями, расположенными под куполом. Это была естественная крепость.
Обеспечив физическую безопасность, следовало, по мнению Оскара, нанести удар по средствам информации. Компьютеры Хотзоны прошли наконец проверку и перестройку безопасности. Проверка показала ужасное количество полицейских черных ходов, незарегистрированных пользователей и целый лес взломанных программ. Все это было быстро вычищено.
Внутренняя телефонная система лаборатории все еще находилась под контролем полиции Коллаборатория. Крошечный корпус офицеров внутренней полиции напоминал отчасти персонажей комической оперы, однако они работали на Хью и представляли здесь самую большую угрозу неоперившейся администрации Греты.
Проводная телефонная сеть Лаборатории давно не ремонтировалась. А потому забастовщики просто полностью отказались от телефонной системы и заменили ее самодельной сетью, основанной на купленных по дешевке сотовых телефонах кочевников. Эта полузаконная сеть работала на передатчиках, вбитых в стены, потолки, крыши, и (проведенный в полночь особенно смелый маневр) изнутри, снизу в купол.
Первый официальный приказ Греты, как директора, должен был упразднить отдел связей с общественностью. Она выполнила это путем смертельно эффективной тактики — попросту свела к нулю PR-бюджет и возвратила фонды Конгрессу. Учитывая продолжающийся кризис федерального бюджета, такой ход политически было трудно оспорить.
Если говорить о ситуации внутри Лаборатории, то упразднение PR-отдела было решением чрезвычайно популярным. Наконец-то утомительная болтовня неприятной команды толкачей от науки прекратила раздражать местные народные массы. Не стало больше пропаганды, официальных почтовых рассылок, обязательного видеообучения. Взамен люди получили блаженные тихие часы, чтобы думать и работать.
Официальная PR-пропаганда была заменена революционной постер-кампанией, придуманной Оскаром. Забастовка, конечно, нуждалась в эффективной пропаганде, и Оскар лучше, чем кто-либо, мог ее провести.
Гигантские циклопические стены внутри купола были идеальным местом для размещения постеров. Оскар никогда не управлял кампанией среди людей с таким чрезвычайно высоким уровнем грамотности. И он получал искреннее удовольствие, вовлекая в дело старинные изделия кустарного промысла.
Постиндустриальная «забастовка», возглавляемая Гретой, была неортодоксальной, поскольку забастовщики не отказывались делать свою работу. Напротив, они прекратили делать что-нибудь кроме работы. Общим мотивом стратегии забастовки было высоко ценимое решение об отказе от сотрудничества, объединенное с пассивно-агрессивным сокращением бюджета.
Ученые продолжали свои исследования, но больше не заполняли федеральные документы. Они также перестали просить гранты, вносить арендную плату за бараки, платить за продовольствие и электроэнергию. Они отказались от всего, кроме нового оборудования, — это было, конечно, непоследовательно, но ученые не нашли в себе сил пожертвовать им.
Главные сотрудники забастовочного комитета еще и отказались получать жалованье. Этот маневр привел к поляризации мнений. Разумные люди просто были не в состоянии прыгнуть в неизвестность, задержав дыхание. Большинство обитателей лаборатории — те самые разумные люди — давно сделали свой выбор и жили в мире с коррупцией. Следовательно, они брали взятки и были лично скомпрометированы, к тому же чувствовали свою вину и мучились от внутреннего разлада. Ядро диссидентов, сформировавшееся вокруг Греты, было слеплено из более крепкого материала.
Так, использовав быстрые и непредсказуемые тактические ходы, забастовщики добились ряда небольших моральных побед. Оскар специально поощрял эти инициативы, чтобы укрепить уверенность сообщества в своих силах. Отказ от оплаты аренды, хотя выглядел весьма драматической мерой, ничем страшным не грозил. Дело в том, что никакой конкуренции среди съемщиков жилья здесь не было. Если бы забастовщиков просто выбросили из помещений, здания остались бы пустовать.
Отказ оплачивать электроэнергию тем более не представлял угрозы, потому что не было никакого эффективного способа отключить электричество за неоплату. В силу своеобразия своего устройства герметичный купол Коллаборатория всегда требовал непрерывной подпитки электричеством, вырабатываемым его собственными генераторами. Остановить их попросту не было возможности. Проектировщикам не приходила в голову мысль о том, что жители могут поднять мятеж, попросту откажутся оплачивать энергию.
Каждый успешный шаг, выводящий из статус-кво, привлекал к Грете новых сторонников. У находившихся до последнего времени на рабском положении ученых всегда было множество проблем. Но, не встречая понимания, они не пытались их решать, а лишь терпели и приспосабливались. Нынешние крутые перемены вывели их из спячки. Неудобства и сложности, которые они долго воспринимали как часть естественного порядка вещей, теперь казались им притеснением и ущемлением их прав. Зарождающаяся структура власти действовала новыми методами, вдохновлялась новыми целями, смело использовала открывшиеся возможности для преобразований. Хотзона гудела, как разворошенный улей.
В течение недели атмосфера внутри купола была заряжена, подобно лейденской банке, потрескивающей политическими разрядами. Неустрашимый радикализм Греты вдохновлял людей почти до неистовства.
Добившись поддержки масс, Грета приняла меры, чтобы легализовать свое положение. Пост директора никогда ранее не давал особой власти, но Грета решила вынудить к отставке всех остальных членов правления. Первоначально они, конечно, не собирались уступать власть, но внезапная отставка и отъезд доктора Фелзиана ошеломили их. Взвинченные до последнего предела, дискредитированные, они были вскоре заменены рьяными сторонниками Греты, теми, кто доверял ей и предоставил полную свободу действий.
Охранители прежнего порядка вещей были подкошены прежде, чем смогли организовать серьезное сопротивление. За многие годы, прошедшие без серьезных встрясок и борьбы, они разжирели, разленились и слишком медленно соображали. Их смели прежде, чем они смогли распознать угрозу. Грета удерживала инициативу в своих руках. Она была превосходно информирована благодаря оппо-исследованию Оскара и изобилию полученных демографических данных. Вынужденное признание доктора Скопелитиса также было очень полезно, так как он назвал своих товарищей-заговорщиков.
За кулисами разыгранного на сцене недовольства масс фактическая смена власти прошла замечательно гладко. Фелзиан управлял Лабораторией, как подобострастный учитель средней школы: реальные решения в Коллаборатории всегда принимал Дугал и его сенатская команда.
Теперь с Дугалом и приспешниками было покончено. Однако вакуум власти существовал недолго. Люди Оскара представляли собой группу оперативных политических работников и просто сами стали сотрудниками Сената.
Оскар (совершенно неофициально) наставлял Грету в качестве руководителя. Пеликанос наблюдал за финансами Лаборатории. Боб Аргов и Одри Авиценне занимались избирателями и контрразведкой. Лана Рамачандран заведовала планированием, оборудованием офиса и выстраивала отношения с прессой. Живчик Шоки, отвечавший в предвыборной кампании Бамбакиаса за обустройство дорожных лагерей и собраний, был занят оформлением офиса внутри Хотзоны. Кевин Гамильтон отвечал за безопасность.
Грета поначалу сама представляла себя перед прессой. Впоследствии такая ситуация должна была измениться, но во время кризиса это отлично сработало. Грета стала единственным официальным источником новостей о забастовке, и, поскольку она выступала на публике соло, создавалось впечатление, что она решает все вопросы единолично. Это придавало ей черты харизматического лидера.
Фактически Грета и сочувствующие ей рьяные идеалисты не имели никакого реального представления о том, как надо управлять современным исполнительным аппаратом. Они никогда прежде не стояли у власти, так что больше стремились к престижной работе, которая могла принести почет, нежели к административной деятельности, какой обычно занимаются правительства. Такой расклад полностью устраивал Оскара. Он знал теперь, что если ему просто удастся удержать Лабораторию на плаву и в безопасном отдалении от Хью, это будет самая крупная акция в его политической карьере.
Так что Оскар держался в тени позади трона. Новый порядок постепенно утверждался. Многие ученые решили, что забастовка — идеальная возможность спокойно отдохнуть, зато другие, те, что составляли основное ядро, горели революционным пылом. Подобно многим другим революционерам, они обнаружили, что каждый пустяковый вопрос может привести к моральному и интеллектуальному кризису. Каждый аспект их прежней жизни и карьеры, казалось, требовал радикальной переформулировки. Эти люди, которыми ранее помыкали все кому не лень, теперь тратили большую часть свободного времени, переоценивая самих себя и друг друга.
И все это вполне удовлетворяло Оскара. Его политические инстинкты никогда не были более острыми, чем в этот период, его команда лихорадочно работала на него и на его женщину, которая по планам должна блистательно справиться с кризисом.
Именно в этот момент — 8 января 2045 года — Грета и ее кабинет были заняты особенно интенсивными дебатами. Ученые озабоченно обсуждали новых кандидатов в правление от подразделений Информационной генетики и Биомедицины. Оскар, сопровождаемый его вездесущим телохранителем Кевином, скрывался позади хаотически сваленной груды инструментов. Он решил не вмешиваться в разговор, пока они достаточно не утомятся. Тогда задаст им несколько вопросов. После чего они примут решение, которое он спланировал неделю назад.
Кевин жевал очередной набор белковых палочек, Оскар наслаждался завтраком, который ему принесли. Так как команда Оскара занималась Коллабораторием, они были вынуждены нанять местный штат, чтобы управлять их отелем. Учитывая экономическое затишье в Буне, найти желающих было совсем нетрудно.
Кевин закончил возню с телефонными микрочипами, плотно закрыл крышку и передал телефон Оскару. Вскоре Оскар уже мог поговорить в блаженной безопасности с Леоном Сосиком, находящимся в Вашингтоне.
— Мне нужны настенные постеры эпохи русского конструктивизма, — сказал он Сосику. — Заставь Бостомскую команду Элкотта прочесать художественные музеи. Я заинтересован во всем, что они смогут найти из раннего коммунистического периода.
— Оскар, я рад, что ты развлекаешься там в лаборатории, но забудь об этом стеклянном шарике, покрытом снегом. Ты нужен здесь, в Вашингтоне, немедленно. Наша кампания против Хью только что потерпела крах.
— Зачем мне ехать в Вашингтон, чтобы бороться с Хью? Хью у меня здесь на веревочке. Мы указали пальцем на всех его близких друзей в Лаборатории. Наши люди буквально пикетируют их. Дайте мне еще недельку и мы вычистим всю местную полицию. Как только мне найдут картины, я смогу приступить здесь к одной серьезной работе.
— Оскар, попытайся вникнуть в суть. Та Лаборатория только местный аттракцион. А у нас здесь кризис национальной безопасности. Хью пробил дыру в радарной обороне.
— Что это означает?
— Североамериканская радарная система. Военные радары ВВС. Часть южной американской границы закрывал радар с той авиабазы в Луизиане. Теперь, когда его нет, образовалась дыра, которая проходит между штатами Техас и Джорджия. Речная дельта недоступна военному наблюдению.
Оскар отложил вилку.
— Черт возьми, это уже ни в какие ворота не лезет! Просто не могу поверить! Да как это возможно? Нет радара! Даже десятилетний ребенок способен сделать радар! — Он перевел дыхание. — Но у них же есть радар управления гражданским воздушным движением! Новый Орлеан не прожил бы и двух дней без воздушного движения. Разве ВВС не могут использовать гражданский радар?
— Мы уже думали об этом, но ничего не получается. Они сообщают мне, что это проблема программирования. Гражданские радары состоят из тысячи децентрализованных ячеек. Это распределенный радар, управляемый через Сеть. Он не годится для военно-воздушных сил. У военных иерархическая архитектура радарной системы.
Оскар быстро соображал.
— Но почему это стало политической проблемой? Это техническая проблема. Пусть это утрясут ВВС.
— Они не умеют обращаться с этим старьем. Это старые федеральные системы обнаружения ракет, они изобретены и сделаны еще во времена первой холодной войны! Это примитивные ЭВМ с устаревшими программами. Совершенно негибкая система, счастье, что она вообще работает! Но суть дела вот в чем — федеральные радары не контролируют штат Луизиана. И это означает, что вражеский самолет может вторгнуться в Соединенные Штаты! Где-нибудь к югу от Батон Руж!
— О господи, Леон! Невозможно, чтобы все было столь ужасно, — сказал Оскар. — Как могли военные упустить из виду проблему такого масштаба? Должен быть план действий на случай непредвиденных обстоятельств. Кто, черт возьми, за всем этим следит?
— Никто, кажется, не знает, — сказал Сосик мрачно. — Когда чрезвычайные комитеты занимались закрытием базы, радарная проблема затерялась в разных конкурирующих подкомитетах.
Оскар хмыкнул.
— Типичный случай.
— Да, типичный. Наитипичнейший. Никто не знает, что происходит. У власти нет никакой ясной линии. Огромные жизненные проблемы буквально проваливаются в никуда. Мы вообще ничего не можем добиться.
Оскар был встревожен, услышав подавленный голос Сосика. Ясно, что Сосик проводил слишком много времени у кровати сенатора. Бамбакиас стал еще более быстрым и подвижным, когда потерял связь с действительностью.
— Хорошо, Леон. Согласен с этим диагнозом, принимаю твою точку зрения. Я тут за вас. Но давай взглянем в лицо фактам — никто не собирается вторгаться в Соединенные Штаты. Никто больше не нарушает национальные границы. Какое нам дело, если какой-то идиот из Чрезвычайного комитета положил не на место древний радар? Игнорируйте проблему.
— Мы не можем игнорировать! Хью не допустит этого. Он раздувает шум. Он уверяет всех, будто это доказывает, что авиабаза в штате Луизиана была жизненно необходима для национальной безопасности. Делегация штата Луизиана пинает нас в задницу в конгрессе. Они требуют, чтобы мы строили для них новую авиабазу, причем немедленно. Но это стоит миллиарды, а у нас нет фондов. И даже если бы мы решили вопрос финансирования, мы, скорее всего, не смогли бы запустить федеральную программу в штате Луизиана.
— Ясно, что не смогли бы, — сказал Оскар. — Блокпосты, стычки с местными властями… Это все затеи Хью. Как только он получит федеральных подрядчиков, увязших по колено в болоте, будет грабить фонды и высосет досуха весь бюджет.
— Точно. Так что мы увязли. Мы разгромлены. Хью играет на обвинении в отсутствии патриотизма и науськивает всех на нас. Он машет тем же самым флагом, что мы сшили для него. Мы сыграли ему на руку. И мы не можем игнорировать дыру между Техасом и Джорджией, потому что он уже использует ее в своих целях. Вчера вечером французский беспилотный самолет начал летать над Южной Луизианой. Они летают над болотами под французскую поп-музыку.
— Французская поп-музыка?
— Многоканальные радиопередачи с беспилотных воздушных аппаратов. Они разыгрывают карту с креольской франкофонией.
— Даже Хью не может серьезно полагать, что хоть кто-то слушает французскую поп-музыку.
— Французы верят этому. Они могут учуять кровь янки в воде. Французы всегда любили конфронтацию по поводу французского языка. Теперь они могут включать свои усилители, пока все жители не встанут под знамена Парижа.
— Леон, успокойся. Ты профессионал. Ты не можешь позволить ему сбить тебя с толку.
— Он уже сбил меня с толку, будь он проклят. Сукин сын играет не по правилам! Он делает две противоречащих вещи сразу и заставляет нас метаться туда-сюда. Как будто у него работают сразу две головы!
— Перехватите инициативу, — сказал Оскар. — Это ведь незначительная провокация. Что предполагается сделать, чтобы решить эту так называемую проблему? Объявить войну Франции?
— Ну, — сказал Сосик, понизив голос, — я знаю, что это звучит странно. Но слушай. В случае объявления войны чрезвычайные комитеты были бы распущены немедленным указом.
— Как? — вскричал Оскар. — Ты сумасшедший? Мы не можем вторгаться во Францию! Франция — ведущее демократическое индустриальное государство. Мы что — нацисты? Это даже не должно обсуждаться!
Оскар оглянулся и увидел толпу удивленных ученых. Они оставили собственные обсуждения, собрались у дальней стены Лаборатории и напрягли слух, чтобы услышать, что он говорит.
— Слушайте, Оскар, — продолжал Сосик, — никто не говорит, что мы на самом деле начнем войну. Но эта концепция получила довольно хороший прием в Вашингтоне. Объявить войну значит получить власть, перекрывающую обычную федеральную систему. Как внутренний маневр война против другого государства могла бы быть реальным козырем. Франция — это слишком, я согласен с этим, — черт, французы все еще ядерная держава! Но мы могли бы объявить войну Голландии. Голландия — крошечная мирная страна. Мы обращаем в панику голландцев, фальшивая война продолжается неделю или около того, а затем президент объявляет победу. С Чрезвычайкой покончено. Как только пыль осядет, у нас опять будет полностью функционирующий Конгресс.
Оскар отодвинул телефон от уха, с отвращением глядя на трубку, потом вернул на прежнее место.
— Слушай, я перезвоню тебе позже, Леон. У меня тут важные дела.
— Сенатор очень вдохновлен этой идеей, Оскар. Он действительно думает, что это может пройти.
Оскар повесил трубку.
— Они играют французскую поп-музыку в штате Луизиана, — сообщил он своей импровизированной аудитории.
Альберт Гаццанига почесал голову.
— Большое дело! Ну и что?
Главным затруднением, как и всегда, были деньги. Всегда деньги. Деньги были материнским молоком политики. И хотя научная политика находилась в стороне от обычной политики, деньги также были молоком науки.
Все забастовки, по сути, борьба за экономическую власть. Все забастовщики желают сместить своих нанимателей и, даже если они прибегают к разным видам морального и иного давления, все же иногда правы.
Хорошо было объявить, что Грета и ее кадры готовы бескорыстно трудиться ради чистой науки, не прося ни о чем и отказываясь тем самым снабжать других результатами своего научного интереса. Это был священный крестовый поход. Но даже священный крестовый поход нуждается в деньгах.
Поэтому Оскар, Йош и вездесущий Кевин нашли пустой угол в кухне отеля, чтобы обсудить финансовые вопросы.
— Мы могли бы взять у Бамбакиаса пару миллионов, — сказал Пеликанос. — Никаких проблем, он получил фонды.
— Забудь об этом! — сказал Оскар. — Сенат — клуб миллиардеров, но если они начинают управлять страной прямо из собственных карманов, это феодализм. Феодализм — это не профессионально!
Пеликанос кивнул.
— Хорошо. Тогда мы должны собрать фонды самостоятельно. Как относительно стандартных методов кампании? Продажа товаров по почте. Банкеты. Лотереи, гаражные распродажи, благотворительные мероприятия. Какие здесь перспективы?
— Ну, если бы это была нормальная кампания… — Оскар с глубокомысленным видом потер подбородок. — Нам надо привлечь выпускников «альма-матер» Греты, еврейские организации, профессиональные научные общества… И конечно, деловых поставщиков Коллаборатория. Они без ума от нас, они очень много потеряют, если Лаборатория будет закрыта. У нас могла бы состояться с ними приятная беседа о каких-то наличных деньгах, если они поймут, что нам угрожает полное разрушение.
— А среди ученых встречаются супербогачи? Должны ведь быть богатые ученые, правильно?
— Да, в Азии и Европе.
— Парни, вы узко мыслите, — упрекнул их Кевин.
Оскар терпеливо поглядел на него. Он начинал привязываться к Кевину. Кевин действительно упорно трудился, его можно было назвать сердцем и душой самой тяжелой и грязной работы по перевороту.
— А как широко мы должны думать, Кевин, по твоему мнению?
— Парни, вы не догадываетесь, чем располагаете. У вас есть все возможности собрать кочевников внутри Лаборатории. Это как если бы вы вокруг устроили заставы и дальше могли бы делать что угодно. Почему бы вам не пригласить всех ученых Америки прибыть сюда, чтобы присоединиться к вам?
Оскар вздохнул.
— Кевин, мы пытаемся прокормить и снабдить две тысячи людей. Если у нас будет миллион, наш корабль потонет.
— Нет, ты не потонешь, — сказал Кевин. — Если бы миллион ученых присоединился к тебе, то это была бы не забастовка. Это была бы революция. Ты мог бы занять не только Федеральную лабораторию. Ты мог бы занять целый город. Может быть, целое графство, большую часть штата.
Пеликанос рассмеялся:
— И каким образом, ты думаешь, мы сможем управлять гигантской ордой ученых?
— Вы использовали бы кочевников. Кто еще знает, как управлять гигантской ордой людей без денег? Откройте тамбуры и пообещайте им защиту. Проведите рекламные экскурсии, покажите им все эти симпатичные растения и животных. Пролы станут гигантской группой поддержки для твоего яйцеголового контингента.
Слушай, это народная сила, уличная власть. Это оккупационная армия, вы можете использовать ее точно так же, как Хью.
Оскар рассмеялся.
— Да они все бы здесь разрушили!
— Несомненно, они могли бы это сделать — но не будут, если им здесь понравится. Тогда они, напротив, станут заботиться о порядке. Возможно, даже построят здесь еще один купол, больше нынешнего.
Оскар заколебался. Идея насчет строительства почему-то сейчас не пришла ему в голову. А ведь она ему всегда нравилась. Строительство было лучшим, что ему удавалось организовать во время предвыборной кампании. Большинство политических деятелей не умело создавать роскошные отели, используя программное обеспечение и тяжелый физический труд, но у тех, кто это умел, было огромное преимущество. Оскар обдумывал идею строительства большего по размерам купола и находил ее восхитительной.
— Насколько больше?
— А насколько больше он должен быть? — спросил Пеликанос.
— Ну, сколько кочевых пролов можно подключить к нашей строительной команде?
— Ты хочешь, чтобы я подсчитал? — сказал Кевин.
— Бросьте, это слишком хорошо, чтобы быть правдой, — сказал Пеликанос. — Несомненно, с помощью распределительной сборки мы могли бы увеличить купол. Но мы никогда бы не решились доверить его кочевникам. Они все — в карманах Хью.
Кевин фыркнул.
— Регуляторы находятся в карманах Хью, но, о господи, эти парни отнюдь не единственные пролы вокруг. Ребята, вы провели слишком много времени в Бостоне. Вайоминг был в огне! Пролы и диссиденты рассыпаны по всей стране! Их миллионы!
Оскар попробовал рассмотреть предложение Кевина более серьезно.
— Армия безработных кочевников, строящая гигантские купола… Ты знаешь, это действительно вдохновляющий образ. Мне было бы очень жаль отклонить эту идею. Это настолько современно, фотогенично и нелинейно.
Пеликанос прищурился.
— Кевин, а кто среди пролов самый крутой?
— Ну, самые крутые — Регуляторы. Они через Хью пользуются государственной поддержкой. Это они разбили федеральную авиабазу. Так что они, должно быть, самая сильная орда вокруг — это каждый знает. Но, в общем, есть еще Модераторы. Модераторы — большая орда. Плюс они ненавидят Регуляторов.
— Почему? — спросил Оскар, подаваясь вперед с ожившим вдруг интересом.
Кевин пожал плечами.
— Почему одна толпа всегда ненавидит другую толпу? Кто-то увел чью-то подругу, кто-то вскрыл чьи-то телефоны. Они — толпа. Там нет никаких законов. Так что они должны враждовать друг с другом. Это племенное. Племена всегда так живут.