Стейнбек Джон. И проиграли бой

   В присутствии Боултера доктор Бертон не вымолвил ни слова, его словно и не было в палатке, но вот гость и провожатые удалились, остались лишь сидевшие на матраце Джим и Лиза; доктор подошел к ним, присел на краешек. Лицо у него было встревоженное.
   - Не иначе - ждать беды, - сказал он.
   - А нам этого и надо, Док, - воскликнул Джим Чем хуже все обернется, тем больший получится отклик.
   Бертон грустно взглянул на него.
   - Вы хоть видите какой-то выход. А я не вижу. И мне все кажется бессмыслицей, жестокой бессмыслицей.
   - Нельзя останавливаться на полпути, - продолжал Джим. - Вот станут рабочие трудиться не на дядю, а на себя, тогда можно сказать, что дело сделано.
   - Как у вас все просто, - вздохнул Бертон. - Вот если б и мне все казалось столь же простым...-Он повернулся к Лизе. - А ты как бы нашу задачу решила?
   Она вздрогнула.
   - Чего?!
   - Говорю, чего б тебе хотелось для счастья?
   Молодая мать смущенно потупилась, поглядела на ребенка.
   - Корову бы хотелось, - сказала она. - Хочу масла и сыра.
   - Значит, будешь эксплуатировать корову?
   - Чего?
   - Прости, это я сдуру. А у тебя, Лиза, была когда нибудь корова?
   - Была. Я тогда под стол пешком ходила. Парное молоко помню. Надоит отец немножко и дает. Теплое. Вкусное! И маленькому польза была б.
   Бертон уже отвернулся от нее, но она продолжала:
   - Коровы едят траву, иногда сено. Подоить не каждый сумеет. Они брыкаются.
   Бертон заговорил с Джимом:
   - А у вас была корова?
   - Нет.
   Бертон усмехнулся.
   - Вот уж не думал, что революционерам коров не полагается.
   - К чему это вы, док, клоните?
   - Да так, ни к чему. Просто что-то взгрустнулось. В войну я прямо со школьной скамьи в армию попал. На моих глазах одному из наших солдат разворотило грудь; как-то раз притащили немца: глаза выпучены, вместо ног - кровавые култышки. Мне их точно лучину щепать пришлось. Но кончилась война, кончились ужасы, а на меня нет-нет, да и найдет тоска, пусто на душе сделается.
   - А вы, док, почаще о будущем думайте. Ведь наша борьба породит что-то новое, хорошее. В том и ценность этой борьбы.
   - Увериться бы в этом! Мой недолгий опыт подсказывает, что какова цель, таковы и средства. Неужели, Джим, вы не понимаете, что насилие породит лишь насилие?
   - Не верю, - откликнулся Джим. - Все великие дела с насилия начинались.
   - Ни в чем не сыскать начала или конца - Мне иной раз кажется, человек занят страшной яростной борьбой, которая тянется из забытого прошлого в неведомое и непонятное будущее. И человек упрямо преодолевает все препятствия, побеждает всех врагов, кроме одн ого - Он не в силах победить себя. До чего же человечество себя ненавидит!
   - Мы не себя ненавидим, а частный капитал, он всех нас на колени поставил, - заметил Джим.
   - Но ваши противники такие же люди, как и мы - Человек сам себя ненавидит. Психологи утверждают: любовь человека к самому себе полностью уравновешивается ненавистью к самому себе. И для всего человечества тот же закон справедлив. Мы сами с собой воюем, а убедить можно, лишь всех людей до единого перебив. Я сам по себе, и мне нечего ненавидеть. А вот что вам все это сулит, Джим?
   - Мне лично? - Джим ошалело ткнул себя пальцем в грудь.
   - Да вам. Что вам сулит весь этот шабаш?
   - Не знаю, да и не хочу знать.
   - Ну, допустим, у вас случится заражение крови или вы умрете от столбняка, а забастовка кончится неудачно? Что тогда?
   - Это неважно, док, - упорно повторил Джим. - Совсем неважно. А ведь недавно и у меня были такие же мысли, как и у вас.
   - И как же вы переменились? - спросил Бертон. Точнее, как менялись?
   - Не знаю. Ведь и я жил сам по себе, а теперь все по иному. И случись мне сейчас умереть, дело наше не застопорится - ведь я в нем всего лишь крупица - а будет расти, крепнуть. Мне ранение и то в радость, и Джой перед смертью, честное слово, хоть секунду, но порадовался. Подстрелили его, и он наверняка успел сообразить, что умирает ради общего дела, и - обрадовался. Я уверен в этом.
   Снаружи кто-то заговорил ровным низкий голосом. Потом раздалось несколько криков, потом - рев толпы, словно рык разъяренных зверей.
   - Лондон речь держит, - определил Джим - А ребята уже распалились, так злобой и кипят. Надо же людская злоба прямо по воздуху передается. Вам не понять, док. Мой старик все тоже - сам по себе. Избирали его, и он едва домой приползал. Один одинешенек всегда, я это отлично помню. А я сейчас не один. И меня сейчас избить непросто - сил у меня побольше, чем у прежнего Джима Нолана.
   - Это как раз мне понятно. Чистейший религиозный экстаз. Вы, проливая свою кровь, чувствуете себя причастными невинному агнцу.
   - О каком религиозном экстазе речь! - воскликнул Джим. - Это люди, а не Бог. Они познаваемы!
   - Ну, а разве общность людей нельзя считать Богом?
   Джим так и вскинулся.
   - Док, у вас все слова, слова, слова. Вы строите из них западню, но сами же в нее и попадете. Меня вам не поймать. Ваши слова для меня ничто! Я знаю, что делаю. И никакими доводами меня не свернуть.
   - Успокойтесь, - мягко проговорил Бертон. - К чему так волноваться. Спорить я и не собирался. Просто хотел кое-что уяснить. А вы - что один, что другой - почему-то яритесь, когда вам вопросы задают.
   Сумерки сменились ночью, фонарь, казалось, горел ярче, свет доставал до самых укромных уголков. Неслышно вошел Мак, он словно хотел отстраниться от шума и криков на улице.
   - Ребята вошли в раж, - сообщил он. - Мясом с фасолью пообедали, теперь у них иной голод проснулся, я это предвидел. Пусти их - весь городок спалят.
   - Как там небо? - спросил Бертон. - Ждать завтра дождя?
   - Ночь ясная, звездная. Завтра распогодится.
   - И вот еще что. Мак. У меня карболка кончилась Еще некоторое время перебьемся, но случись эпидемия какая, тогда дела плохи.
   - Знаю, - кивнул Мак. - Я уже оповестил наших в городе. Они сейчас деньги собирают. За Дейкина нужно залог внести, чтоб его выпустили. Как его посадили я сразу за дело взялся.
   - Ничего, вы и Лондона командовать научите, - Бертон резко поднялся с матраца, - незаменимых нет.
   Мак пристально посмотрел на доктора.
   - Что с вами? Нездоровится?
   - С чего вы взяли?
   - Да взвинчены вы очень. Устали, наверное.
   Бертон сунул руки в карманы.
   - Может быть. А может, мне просто одиноко. Чертовски одиноко. Работаю в одиночку, а к чему все? У вас преимущество: я у людей сердце стетоскопом прослушиваю, а вы чуете его на расстоянии. - Он вдруг нагнулся, взял Лизу за подбородок, повернул лицом к себе , заглянул в сощурившиеся глаза. Молодая женщина легонько тронула доктора за запястье. Он тут же убрал руку в карман.
   - Жаль, док, у меня ни одной знакомой здесь нет, не мешало б вам сейчас побыть с женщиной. В городе-то Дик вас быстро направил бы к кому нужно, у него там подружек - не счесть. Но вас там могут схватить и за решетку упрятать. А без вашего санитарного н адзора нас отсюда в два счета выкинут.
   - Порой, Мак, вы чрезвычайно догадливы, а порой наоборот. Пойду-ка я проведаю Альфа Андерсона, сегодня так и не удосужился к нему заглянуть.
   - Идите, док, глядишь, на душе и полегчает. Ну, а за Джимом я присмотрю.
   Док еще раз бросил взгляд на Лизу и вышел.
   Крики за стеной утихли, голоса теперь были едва слышны. Казалось, сама ночь нашептывала что-то за палаткой.
   - Док ничего не ест, - сказал Мак, - и никто не видел, чтоб он спал. Ох, боюсь, не выдержит он. Раньше-то ему все было нипочем. Женщина ему позарез нужна, хотя бы на ночь, чтоб пригрела, приласкала. Да и мне того же недостает. Тебе, Лиза, повезло - у тебя вон малыш: а то я б дело так не оставил.
   - Чего?
   - Как малыш, спрашиваю?
   - Хорошо.
   Мак серьезно покачал головой и сказал Джиму:
   - Люблю не болтливых девчонок.
   - Что там на улице происходит? Мне уж тут невтерпеж сидеть, пожаловался Джим.
   - Да так, Лондон передал ребятам слова нашего гостя-щеголя и попросил проголосовать, доверяют ему или нет. Конечно, все его поддержали. А сейчас он с командирами насчет завтра толкует.
   - А что - завтра?
   - Да гость-то наш правду говорил: завтра все дороги в округе для наших ребят закроются. Не знаю, может, они забыли, что у нас еще машины есть. Так что завтра оцеплять сады мы не пойдем, а вышлем "летучие отряды". Разгоним одну кучу сборщиков, мигом - п о машинам, и к следующей. По-моему, должно сработать.
   - А где горючее возьмем?
   - Со всех машин соберем для наших "боевых". А послезавтра еще что-нибудь придумаем. Да, может, завтра так этих подлюг продажных запугаем, что они потом и в сады то не сунутся, а мы передохнем, пока новая партия "подменщиков" не прибудет.
   Джим спросил:
   - Мне можно завтра поехать, а?
   - Да какой от тебя толк! -крикнул Мак. -Там нужны крепкие кулаки. Ты только место в машине будешь занимать. Подумай сам, куда тебе с больной-то рукой?
   Откинув полог, вошел Лондон, довольный и раскрасневшийся.
   - Да, ребята, похоже, настроены по-боевому. Так разошлись, что ни за понюшку табаку в Торгасе камня на камне не оставят.
   - Держите их построже, - посоветовал Мак. - У них сейчас на сытый желудок кровь взыграла. Точно жеребцы необъезженные: выпусти их - не поймаешь.
   Лондон пододвинул ящик, сел.
   - Сейчас и ужин поспеет. Слышь, Мак, я все хотел спросить: поговаривают, будто ты - красный. И те, что приезжали, то же самое твердят. Похоже, все о тебе разнюхали.
   - Вон оно что!
   - Ответь мне честно: вы с Джимом - красные?
   - А как по-твоему?
   Глаза у Лондона сердито сверкнули, но он сдержался.
   - Не юли, Мак. Мне не по нраву, что наши враги знают о тебе больше, чем я. Да я, черт возьми, вообще ничего не знаю. Явился к нам в лагерь, подсобил. Я ни разу тебя ни о чем не спросил. Ни разу. И сейчас бы об этом разговор не завел, кабы знал, чего от тебя ждать.
   Мак замялся, Вопросительно взглянул на Джима. Тот кивнул: говори, мол, я не против.
   - Видишь ли, Лондон, - начал Мак. - Люди к тебе привязываются, и привязываются крепко. Сэм любому, кто на тебя косо посмотрит, горло перегрызет.
   - Верно, друзья у меня хорошие, - согласился Лондон.
   - Вот и я о том же. Я ведь тоже к тебе привязался. Ну, допустим, я - красный, что тогда?
   - Ты останешься мне другом.
   - Ну, вот и славно. Я и впрямь красный. И никакой тайны из этого не делаю. Говорят, дескать, я эту стачку затеял. Но пойми же: рад бы я ее затеять, да одному не под силу. А здесь и сил-то прикладывать не пришлось. Все само собой закрутилось.
   Лондон глядел на него внимательно и настороженно, словно боялся вспугнуть мысль Мака, которую он, Лондон, медленно пережевывал.
   - А что вы с этого имеете? - спросил он.
   - Ты о чем, о деньгах, что ли? Да ни гроша не имеем.
   - Тогда зачем вам все это надо?
   - Трудно объяснить... Ну, вот, скажем, ты горой стоишь за Сэма, за всех, кто с тобой колесит по стране. А я - за каждого американского работягу душой болею.
   - И даже за тех, кого не знаешь?
   - Даже за тех! Да и Джим такой же, как и я.
   - Ну и ну! Прямо чертовщина какая-то! Не дурачишь меня, парень? Неужто ни гроша за свою работу не получаете?
   - А мы разве сюда на "роллс-ройсах" прикатили?
   - Ну, может, потом?
   - Когда - потом?
   - Потом, когда забастовка кончится, тогда и огребете.
   - А этого "потом" у нас просто не будет. Кончим работу здесь, нас следующая забастовка дожидается.
   Лондон смотрел на Мака прищурившись, словно хотел прочитать мысли.
   - Что ж, поверю, - раздумчиво произнес он. - Пока ты меня еще не пробрасывал.
   Мак крепко хлопнул его по плечу.
   - Спросил бы раньше, я бы таиться не стал.
   - Ничего против красных я не имею, - сказал Лондон. - Хотя только и слышишь, как их поносят. Сэм, конечно, и зол бывает и вспыльчив, но о нем и слова плохого никто не скажет. Пойдемте-ка, поедим.
   Мак поднялся.
   - Я, Джим, вам с Лизой ужин принесу.
   Уже выходя, Лондон сказал:
   - Эх, ночь-то какая светлая! Я и не знал, что сегодня полнолуние.
   - Ничего подобного!
   - Да ты взгляни! Видишь, какая луна выкатывает!
   - А почему ж не с востока? Да это ж... Господи! Это ж у Андерсона полыхает! Его дом подожгли! Собирай ребят! Где ж наши охранники были?! Быстрей ребят собирай! - И он бросился к деревьям, за которыми занималось красное зарево.
   Джим соскочил с матраца и бросился вслед за Маком. Он и не чувствовал боли в плече. Вот что-то пророкотал Лондон, затопало множество торопливых ног. Около деревьев Джим припустил быстрее - из-за вершин уже показался дымный гриб, в красных бликах мелькали языки пламени. За топотом ног слышался зловещий треск. С пожарища доносились отчаянные крики, приглушенный собачий вой. От деревьев побежали длинные тени. На задах в саду тоже хозяйничал огонь, там суетились темные фигуры. Впереди Джима, тяжело топая, бежал Мак. Все ближе жаркое дыхание пожара. Джим догнал друга.
   - Горит сарай, - выдохнул он. - Яблоки успели вывезти?
   - Джим! Ты-то какого черта увязался! Яблоки там, в сарае. А вот где наши охраннички, хотел бы я знать! Ни на кого положиться нельзя!
   Сад кончился. На открытом месте их сразу опалило жаром. Все четыре стены сарая были охвачены пламенем, золотистые языки уже жадно лизали крышу. Охрана столпилась у маленького дома Андерсона, притихшие люди смотрели на пожар, а перед ними прыгал и корчился Андерсон.
   Мак остановился.
   - Мы уже ничем не поможем. Наверное, газолином облили.
   Мимо пронесся Лондон, страшным было его лицо. Подбежав к охранникам, он закричал:
   - Где вас черт носил! Проворонили все на свете!
   Один из охранников крикнул, перекрывая шум и треск:
   - Ты же сам за нами человека прислал! Мы полпути прошли, тогда и увидели, как амбар занялся.
   Ярость в Лондоне враз утихла, разжались кулаки. Словно взывая о помощи, повернулся он к Маку с Джимом, в глазах у тех играли блики пламени. К ним подскочил Андерсон, он неистово трясся, дергался. Приблизившись к Маку, вскинул голову и бросил ему в лицо :
   - Тварь ты подлая! - Голос у него сорвался, старик зарыдал и повернулся к пылавшему факелом сараю. Мак обнял было старика, но тот сбросил его руку. С пожарища сладковато тянуло горелыми яблоками.
   Мак устало и безнадежно поник.
   - Видит бог, я такого исхода не хотел, - сказал он Лондону. Бедный старик, всего урожая лишился! - Он умолк, пораженный какой-то догадкой. - Господи! А ты, Лондон, охрану в лагере оставил?
   - Нет, мне и в голову не пришло...
   Мак так и взвился.
   - Пойдемте же все вместе, да поскорее. Вдруг они нас нарочно из лагеря выманили. Оставь людей здесь, чтоб хоть дом сберегли. - И он припустил обратно, наперегонки со своей же длинной тенью. Пытался бежать вровень и Джим, но его замутило, ноги сделались ватными. Его обгоняли, обгоняли, обгоняли. Вот он и один, едва волочит ноги, шатается, словно пьяный, чуть не падает, когда нога попадает в рытвину. Не видно зарева над палаточным лагерем. Джим побрел по тропинке меж яблоневых рядов. Вот позади с треском обрушились амбарные стены. Джим даже не обернулся. Он не прошел и половины, как ноги сами собой подогнулись, и он рухнул наземь. Над головой в небе он увидел сполохи пожара, а с другой стороны - холодно мерцавшие звезды.
   Там и наткнулся на него Мак, пустившийся разыскивать Друга.
   - Что с тобой, Джим?
   - Да ноги подустали малость. Я сейчас отдохнул и дальше пойду. В лагере все в порядке?
   - К счастью. Не добрались до нас пока. У нас один покалечился. Упал да ногу вывихнул. Нужно дока разыскать. Какие ж мы дураки, как нас запросто вокруг пальца обвели: один отвлек охрану, а остальные газолином сарай облили, да спичкой чиркнули и глазом м оргнуть не успели - все прибрал огонь. Теперь уж Андерсон спуску не даст. Выгонит, наверное, завтра.
   - И куда ж мы тогда?
   - Не твоя забота! У тебя и так еле-еле душа в теле. Дай-ка руку, один не доберешься. А дока ты, случаем, на пожаре не видел?
   - Нет.
   - Он собирался проведать Альфа. А вот вернулся ли - я не заметил. Так, поднимайся, поднимайся. Придется тебе постельный режим прописать.
   Огонь пошел на убыль. Он уже не тянулся Жадными языками к небу, а все больше припадал к земле.
   - Держись за меня крепче. Ну и разошелся же Андерсон! Слава богу, хоть дом его цел.
   Их нагнали Лондон и Сэм.
   - Ну, как там в лагере?
   - Все в порядке. Никто пока не трогал.
   - А что с парнем?
   - Да после ранения ослабел малость. Поддержите-ка его с другого бока.
   Так втроем они доволокли Джима до лагеря, уложили в палатке Лондона на матрац.
   - Не видел ли кто дока? - снова спросил Мак. - Там один из наших ногу вывихнул.
   - Да нет, он мне вообще не попадался.
   - Куда ж он запропал?
   Молча в палатку вошел Сэм. На худом лице ходили желваки. Неуклюже переступая, шагнул к Маку.
   - Помнишь, к нам тогда этот тип приезжал, кричал, что они примут меры...
   - Какой тип?
   - Да тот, первый, а ты ему еще сказал...
   - Что сказал-то?
   - Сказал, что мы тоже примем меры.
   - Видишь ли, Сэм, так легче показать людям, кто есть кто. - Мак бросил взгляд на Лондона.- И сейчас они на нашей стороне. Стоит ли этим пренебрегать?
   - Нельзя, чтоб все этим сволочам сходило с рук! задыхаясь от злобы, произнес Сэм. - Нельзя, чтоб они безнаказанно сжигали все дотла.
   - Ты, Сэм, давай ближе к делу, - прервал его Лондон. - Что ты, собственно, предлагаешь?
   - Возьму пару наших и чуток побалуемся со спичками. - Мак с Лондоном насторожились. - И плевать я хотел! Как решил, так и сделаю. Есть тут один по фамилии Хантер. Дом у него белый, большущий. Я на него канистры газолина не пожалею.
   Мак усмехнулся.
   - Взгляни-ка на этого парня, Лондон. Что-то я такого не припомню. Не знаешь ли, кто это?
   Лондон подхватил шутку.
   - Нет, вроде не встречал.
   - Я тоже его и в глаза не видывал. Да он вроде и не из нашего лагеря.
   - Верно! Он, поди, из тех, кому бы только зло сорвать. Нас из-за таких вот субчиков в каких только грехах не обвиняли.
   Мак наклонился к Сэму.
   - Если поймают, тебе все придется брать на себя.
   - И возьму, - хмуро пробурчал тот. - Никогда с больной головы на здоровую не сваливал. И никого из ребят с собой не поведу, у меня уже другая задумка.
   - А мы тебя знать не знаем. Ты просто озлобился.
   - Как не озлобиться, если тот хозяйчик меня по миру пустил! - гнул свое Сэм.
   Мак крепко стиснул ему плечо.
   - Спали сукина сына дотла! - яростно проговорил он. - Чтоб ни досточки от дома не осталось! Ох, как бы мне хотелось с тобой пойти!
   - Тебе здесь надо быть, - сказал Сэм. - Тебе с ним счеты сводить нечего. Он меня обобрал, а я страсть как красного петуха пускать люблю! С детства со спичками баловался!
   - Ну что ж, Сэм. Счастливого пути. Встретимся еще.
   Сэм неслышно выскользнул из палатки и растворился во тьме. Лондон и Мак с минуту молча смотрели на еще колыхавшийся полог.
   - Сдается мне, не придет он обратно, - вздохнул Лондон. - Сам себе удивляюсь, за что можно любить такого: злой, как пес. Вечно на рожон лезет.
   Джим молча сидел на матраце, лицо у него было встревоженное. По стенам палатки еще прыгали розоватые отблески далекого, убывающего пожара. Вот, разорвав тишину, завыли пожарные сирены, завыли неистово и тоскливо.
   - Подождали, пока разгорится, тогда и пожарников послали, горько усмехнулся Мак. - Слушай, Лондон, а ведь мы с тобой так ничего и не ели. Пойдем-ка, Джим, я тебе чтонибудь принесу.
   Джиму осталось только дожидаться друзей. Лиза, тихонько закутав малыша одеялом, совала ему грудь.
   - Ты хоть по лагерю-то ходишь? - спросил Джим.
   - Чего?
   - Да сидишь, говорю, сиднем. Вокруг такое творится, а ты и не замечаешь. И слышать даже не слышишь.
   - Поскорее б все кончилось. Хочу в доме жить, чтоб не земляной пол был, а настоящий. Чтоб уборная рядом. Не по душе мне ваша "борьба".
   - Без этого не обойдешься. Может, со временем все образуется, да уж мы, наверное, не доживет.
   Вошел Мак, принес два дымящихся котелка.
   - Пожарные явились на пепелище. Держи, Джим, здесь говядина с фасолью. А это, Лиза, тебе.
   - Напрасно ты Сэма отпустил, - сказал Джим.
   - Это почему ж?
   - Потому что дело неправое. Ты сам прекрасно чувствуешь. Ты дал волю собственной злобе.
   - Вон оно что! Значит, тебе наплевать, что старик Андерсон амбара со всем урожаем лишился?!
   - Конечно, не наплевать. Может, и стоит дом Хантера спалить. Только волю чувствам все равно давать не след.
   - Ишь как заговорил! Ты, поди, жалобу на меня в комитет напишешь. Я тебя сюда привез ума-разума набираться, а ты как зануда-учителишка, мне же и мораль читаешь. Да кто ты такой в самом деле! Ты под стол пешком ходил, а я уж партийной работой занимался!
   - Подожди, Мак, не горячись. Я думаю, мозгами шевелю, толку от меня немного, верно. Ребята дело делают, а я сижу тут, жду, пока рана заживет. Я всего лишь посоветовал тебе держать себя в руках. Злоба трезво мыслить мешает,
   - Спасибо скажи, что по морде не заработал за свою правоту. Те, кто вечно правы, - такие зануды. - Он неожиданно улыбнулся. - Ладно, хватит об этом. Проехали Быстро же ты оперился, Джим. Для партии такой работник в самый раз, а простой люд очень уж правиль ных не любит. Знаю, что злоба плохой помощник. Да поделать ничего не могу. Неспокойно мне, Джим. Все что-то у нас вкривь и вкось получается. Куда, по-твоему, док запропастился?
   - До сих пор ни слуху, ни духу? А что он напоследок говорил?
   - Что пойдет Альфа проведать.
   - Да, а перед этим - что ему одиноко. Вроде не в себе был, немудрено, работы ему много выпало. Может, сдвинулся чуток. А может, просто смотался, ведь в наше дело он никогда не верил.
   - Такого он не сделает, - покачал головой Мак. Я с ним не первый день. Док никогда никого не подводил. Что-то неладное, похоже. Значит, док пошел к Андерсону. А что, если он поджигателей встретил да за нашу охрану принял? Они, разумеется, его не отпустил и.
   - Может, еще вернется?
   - Вот что: если санитарное управление завтра предпишет нам убраться отсюда, значит сцапали дока. Бедняга! А что делать с тем, кто ногу вывихнул, - понятия не имею. Ему, кажись, ее вправили, да кто знает, может, что не так Впрочем, чего это я, вдруг док просто гуляет сейчас по саду. Дурак я, что сразу к доку охраны не приставил. Лондон молодец, старается изо всех сил, а я то одно, то другое из внимания упущу. И все больше и больше на мне вины. Вот и сейчас андерсонов амбар с яблоками добавился.
   - Ты за деревьями леса не видишь, - обронил Джим.
   Мак вздохнул.
   - Я считал, что у меня характер - кремень, а ты, пожалуй, потверже. Дай бог, чтоб на наших отношениях это не сказалось. А ночевать иди-ка ты в больничную палатку, там свободная койка. Все лучше, чем на земле валяться, быстрее выздоровеешь. Ты почему не ешь?
   Джим посмотрел на котелок.
   - Забыл совсем, а есть-то хочется, - он выудил из фасоли кусок говядины и принялся жадно жевать. - Ты и о себе не забывай.
   - Ну что ты! Сейчас пойду поем.
   Джим в два счета умял крупную золотистую фасоль, ловко накалывая по три продолговатых фасолины на острую палочку, наклонил котелок, выпил жижу.
   - Ужин на славу!
   - Ага, - отозвалась Лиза. - Я люблю лимскую фасоль. И мясо. Вот только б соли добавить.
   - Что-то притих наш лагерь, совсем притих.
   - Сыты все, а на полный желудок и говорить-то не тянет. А то говорят, говорят. Уж бороться так бороться, чтоб враз все кончить, а что без толку языком молоть?
   - Мы же бастуем, - словно оправдываясь, сказал Джим.
   - Ты тоже только болтаешь. Одними словами дела не сдвинешь.
   - Но слова, Лиза, порой поднимают дух людей, и тогда им любое дело по плечу.
   Вошел Лондон, постоял, поковырял в зубах заостренной спичкой. В свете лампы тускло высвечивала лысина.
   - Я окрест посмотрел - огня не видно нигде. Поди, поймали Сэма.
   - Да он малый не промах, - сказал Джим. - Позавчера так учетчику врезал, хоть тот и при ружье был.
   - Чего-чего, а смекалка у него есть, умный, как гремучая змея. Только Сэм греметь не любит, все больше втихаря. Один пошел, никого с собой не взял.
   - Оно и к лучшему. Попадись он один - чокнутый, скажут, а если хоть втроем - это уже заговор.
   - Надеюсь, Джим, он не попадется. Парень что надо. Мне такие по душе.
   - Вижу.
   Вернулся, жуя на ходу, Мак с котелком.
   - Надо ж, сам не заметил, до чего проголодался, пока есть не начал. Ты, Джим, сыт?
   - Еще бы! А почему ребята костров не разжигают, как вчера?
   - Дров нет, - отрезал Лондон. -Я каждую щепочку заставил поварам отдать.
   - А почему притихли? - не унимался Джим. - Ни звука не слышно, словно вымерли все.
   Мак задумчиво заговорил.
   - Никогда не угадаешь, как поведет себя толпа. Она непредсказуема. Я раньше думал: стоит повнимательнее приглядеться, непременно определишь, что люди собираются делать. Вот, вроде бы из них отвага так и прет, а глядь, через минуту хвосты поджали, трясу тся от страха. Так вот, по-моему, сейчас весь лагерь страхом охвачен. Пустил кто то слушок, что дока у нас похитили, а без него - какая уверенность? По очереди заходят к парню, что ногу вывихнул. Поглядят, поглядят, да и прочь идут, потом - еще раз. Он, б едняга, аж мокрый от пота, болит нога, мочи никакой нет. - Мак с ожесточением принялся обгладывать кость.
   - Ну, а кто-нибудь знает? - спросил Джим.
   - О чем знает-то?
   - Да о том, как толпа себя ведет.
   - Вон, Лондон, небось, знает. Он всю жизнь вожаком. Что скажешь, Лондон?
   Тот помотал головой.
   - Да нечего сказать-то. Иной раз мотор у грузовика чихнет, а ребята - точно кролики - врассыпную. А иной раз ничем их не застращаешь. Впрочем, порой и можно угадать, как они себя поведут.
   - Точно, - кивнул Мак. - Прямо чуешь, словно по запаху. Однажды при мне негра линчевать собрались. Потащили его к железнодорожному мосту. По дороге собачонку насмерть камнями забили. Все камней понахватали ну, чую, пахнет кровушкой. Так и есть. Мало им б ыло того черномазого вздернуть, так они еще и по трупу стреляли, а потом сожгли.