Страница:
Но пещера, названная «Алтарем ягуаров», у этого алтаря не заканчивается. И я прохожу еще несколько десятков метров. Маленькое озерцо… Нежные, ослепительно белые сталактиты… Невероятная тишина…
Над озерцом высится второй алтарь - «Алтарь девственных вод». И на нем опять Тлалок.
Значит, это Тлалок заманил меня в Баланканче. Да еще рассказ человека, который провел в пещере самый удивительный и самый страшный день своей жизни.
Человека этого зовут Рамон Павон Абреу, должность его - директор археологического музея в Кампече. На пути из Чиапаса на Юкатан я остановился в этом городе для того, чтобы познакомиться с ним лично.
До этого я знал кампечского майяолога лишь по его статьям, и о пещере в Баланканче у меня были весьма неточные сведения. Но уже после первых произнесенных им слов я решил, что Баланканче мне обязательно нужно посмотреть. Даже если для этого придется подвергнуться такому же фантастическому испытанию, какому подвергся он.
Дело было так. Умберто Гомес, индейский сторож развалин Чичен-Ицы, случайно открывший пещеру, естественно, похвастался своим открытием дону Барбачану, местному энтузиасту майяской археологии. Тот сообщил специалистам, и через несколько месяцев в Баланканче выехала комплексная экспедиция. История ее во многом похожа на историю первой экспедиции Стирлинга в страну ольмеков. И на этот раз никто не возлагал больших надежд на успех экспедиции. Тем не менее американское Национальное географическое общество отпустило на исследование Баланканче солидную сумму. Руководить экспедицией в эту пещеру общество поручило Уиллису Эндрьюсу и его коллеге Павону Абреу.
Вопреки предсказаниям скептиков, экспедиция подтвердила сообщения Гомеса. Она же сделала доступным вход в пещеру. Благодаря успеху экспедиции значительно возрос научный престиж ее руководителя профессора Павона.
Казалось, все было в порядке, но так только казалось. Вскоре после успешного обследования пещеры к профессору Павону явился неизвестный человек, местный индеец, и представился ему как верховный юкатанский ах-мен, то есть майяский волшебник.
Павону было хорошо известно, что ах-мены, традиционные майяские волшебники, до сих пор существуют на Юкатане. Он знал также, чем они сейчас занимаются: традиционным, своеобразным индейским магическим врачеванием. Но ни Павон, ни другие майяологи не подозревали, что юкатанские майя до сих пор совершают древние, относящиеся к доколумбовой эпохе обряды. Они почитают старых богов и даже молятся, как сотни лет тому назад, ягуару, которому была посвящена эта пещера и ее главный алтарь.
Павон не подозревал, что своей экспедицией в Баланканче он осквернит священное жилище ягуаров и в высочайшей степени разгневает их. (Научные результаты экспедиции верховный юкатанский ах-мен, разумеется, не принимал во внимание.)
А поскольку теперь нужно было очистить оскверненное святилище, успокоить рассвирепевших ягуаров и спасти от их мести исследователей, осквернивших пещеру, по словам ах-мена, не оставалось ничего иного, как совершить великий волшебный обряд.
Волшебник изобразил грозящую опасность: разъяренные ягуары выйдут из лесов и начнут убивать. Прежде всего они растерзают Павона, предводителя святотатцев, потом - остальных участников обследования Баланканче, затем страшные мстители набросятся на прочих обитателей Юкатана. Апокалипсическая картина ягуарьей мести, завершающейся уничтожением всего человечества, включала в себе силу древних верований. Да, именно так многие народы древней Америки представляли конец света.
Ведь мексиканские индейцы верили, что мир был четырежды сотворен и четырежды уничтожен. Один раз - солнцем, второй - ветром, третий - водой, всегда игравшей в жизни этой страны важную роль. А властителем вод был Тлалок, чья статуя украшает «Алтарь ягуаров». Тот самый Тлалок, который в третий раз уничтожил мир, вызвал на земле гигантское наводнение, затопил города и пирамиды индейцев, а тех людей, коим было суждено пережить катастрофу, превратил в птиц.
И вот опять Тлалок и ягуары угрожают людям. И только великий волшебный обряд - ах-мен это знает! - может укротить их. Поэтому нужно безотлагательно совершить такой обряд, а Рамон Павон Абреу не только может, но и должен принять в нем участие. И не один он, а все его коллеги, побывавшие в Пещере. Павону в самом деле пришлось принять участие в обряде, главным образом для того, чтобы не утратить доверие индейцев, без помощи которых поиски сокровищ древних майя были бы значительно затруднены.
Влияние волшебников на индейцев все еще остается огромным. Ах-мены существовали у майя уже сотни лет назад, а их приемы, их диагностические методы почти не изменились с доколумбовых времен. В ту пору индейцы приглашали к больному либо жреца, либо лекаря, либо волшебника. Конкистадоры в первую очередь истребили жрецов. Ликвидацию майяской «интеллигенции» пережили одни магические врачеватели - волшебники, которые ныне не только «лечат» индейцев, но и тайком служат древним культам доколумбовой эпохи.
О лечебных приемах юкатанских чародеев известно гораздо больше, чем об их языческих обрядах. В доколумбову эпоху индейские ах-мены составили даже книги, где в назидание своим последователям сообщали целый ряд рецептов. Доктор фон Хаген списал некоторые из них. Рецепт для лечения желтой лихорадки звучит, например, так: «Возьми смолу чактес, костный мозг секропии, бабочку иш-тусил, красную глину, перья попугая чак-пилис-мо, перья птицы кардинала, затем размели мак-ок и смешай с соком эуфорбии. Лекарство выпей».
Рак ах-мены лечили примочками, приготовленными из размолотых клешней рака; эпилепсию, довольно обычную у майя, - отваром из оленьих рогов или петушиных семенников. Лечили ах-мены и желтуху, различные кожные болезни, главным образом чесотку, нарушения менструального цикла и мужскую импотенцию (последнюю весьма поэтичным способом - сердцем колибри); а также, разуется, и болезни, наиболее естественные у юкатанских майя, - малярию, которую здесь называли ночной лихорадкой, и заболевания, вызываемые бедной и крайне однообразной кукурузной пищей.
Меня всегда удивляло, что строители дворцов и храмов, уделявшие столько времени украшению своих городов, создававшие совершенные фрески и высекавшие из камня прекрасные стелы, многие годы наблюдавшие за звездами, чтобы понять общие законы космоса, добившиеся таких успехов в математике и письменности, столь мало сделали для себя, для своего бренного тела. Собственно, не сделали ничего.
Их медицина до смешного убога. А при этом природа предлагала им богатый выбор лекарственных растений. К тому же они могли знать о человеческом теле и анатомии больше, чем их средневековые европейские коллеги. Ведь принося человеческие жертвы, они вскрывали тело человека и могли знать его строение и основные функции. Но майяские жрецы охотнее смотрели на звезды. А те волшебники ах-мены, которые сохранились до нынешних дней и все еще пользуются влиянием среди юкатанских майя, не восприняли ни наследия майяских жрецов, ни наследия лекарей, а унаследовали лишь традиции магических врачевателей. В том числе все смешное и бесполезное. Но я слышал, что ах-менам известны вещи и похуже. Как говорят, они умеют приготовлять из лесных лиан ядовитые отвары, умеют и убивать. Из многих примеров приведу хотя бы один, который я слышал несколько раз и который запечатлеваю на бумаге еще и потому, что он имеет к нам - чехам и словакам - некое отношение.
Припоминаете ли вы трагическую австро-французскую авантюру, когда Максимилиан Габсбург на деньги Наполеона III и при поддержке штыков его экспедиционной армии стал «императором» Мексики? Спустя некоторое время президент свободной Мексики - прославленный Бенито Хуарес - освободил страну и казнил «императора». Итак, Габсбург поплатился за свою американскую авантюру. Его же жена Шарлотта вернулась в Европу, но через некоторое время сошла с ума.
На Юкатане верят, что Шарлотта была отравлена отваром тотоаче. Этот яд якобы начинает действовать спустя много месяцев после того, как попадет в организм. И об особо коварном экземпляре этого растения, предназначенном для того, чтобы покарать ненавистную императрицу, по слухам, позаботились майяские волшебники. Верен ли этот рассказ - не знаю. Как говорится, за что купил, за то и продаю.
Но вернемся к Павону. Через несколько дней главный волшебник снова появился у кампечского археолога и сообщил ему точно установленный день свершения таинственного обряда, а также поставил его в известность, что он, Рамон Павон Абреу, на время ягуарьего обряда станет одним из ах-менов, дабы собственным активным участием в церемонии замолить грех осквернения Баланканче, содеянный им и другими членами экспедиции.
Как будет происходить обряд, сколько он будет продолжаться, роль в нем, отведенная Павону, - все это оставалось пока для него и его коллег полной тайной.
Наконец настал день, назначенный ах-меном. Процессия волшебников, хор мальчиков и «грешники» вступают в Баланканче. И сразу же большой камень закрывает вход в пещеру. В течение 24 часов никто не смеет покинуть Баланканче.
Обряд совершался перед «Алтарем ягуаров». Тринадцать волшебников (двенадцать индейцев и белый) тринадцать раз повторили тринадцать молитв. Число тринадцать явно было магическим. Лицо жестокого Тлалока освещал тринадцать восковых свечей. Из тринадцати бокалов тринадцать волшебников пили тяжелый хмельной мед. Но мед не опьянял, а только возбуждал.
Хор волшебников почти со слезами молил: «Простите, могущественные, людей, осквернивших ваш дом», - просил: «Примите наши жертвы!»
Тринадцать волшебников принесли в жертву живых птиц. (Двенадцать ах-менов рвут шеи курицам, тринадцатый - Рамон Павон Абреу - должен оторвать шею индюшке и брызжущей из нее кровью окропить «Алтарь ягуаров»),
«Я дрожал как никогда. Не от страха. Но я чувствовал, что вдруг вступил в иной мир…»
Весь обряд сопровождался странным хором. Мальчики, едва достигшие 10 лет, все вместе и соло подражали голосам животных и птиц.
Догорели тринадцать свечей. Тринадцать волшебников получили по тринадцать песо. И Павон получил свой гонорар волшебника. А через несколько дней Баланканче можно было снова открыть, ягуары якобы переселились в другое место. И новых посетителей - в том числе и меня - уже не постигнет их месть,
Рамон Павон Абреу первым привел в Баланканче научную экспедицию. Но он говорит мне, что до конца жизни не вернется в эту пещеру.
Теперь перед алтарем стою я. Древний обряд тысячелетней давности, о котором мне рассказывал Павон, растворился в воздухе. Я вижу лишь декорации драмы: сталагмиты и сталактиты, «Алтарь ягуаров», на нем сосуды с благовонной смолой, а посреди - Тлалок. Тлалок? В стране майя он такой же чужеземец, как и я. Я спустился в «Пещеру волшебников», чтобы найти ответ на вопрос, что сталось с городом вокруг сенота Штолока, с племенем ица и с майя после того, как в VII веке Чичен-Ица была покинута. Ответ передо мной. Имя его - Тлалок. Чужеземец Тлалок на майяском алтаре.
Значит, я должен отправиться за ним. На родину Тлалока. Я должен проследить его путь во времени и пространстве.
Глава 10. В МИРЕ «ПЕРНАТОГО ЗМЕЯ»
Итак, Тлалок. Чужак на майяском алтаре. Он пришел на Юкатан из Мексики, из исконных областей Мексики, с нагорий, где жил народ Монтесумы- могущественные ацтеки, а до этого - их прямые предшественники и учителя тольтеки.
Тлалок явился к майя с тольтеками. Здесь, в самом центре Юкатана, я теперь уже могу установить, как попал в майяскую «Пещеру волшебников» этот немайяский бог.
Путь тольтеков завершился в тайном подземном святилище неподалеку от великолепной Чичен-Ицы. Но где он начался, откуда пришли сюда эти люди, которых я называю тольтеками? Я рассказываю об индейской архитектуре. Пусть же и в данном случае моими красноречивыми свидетелями и помощниками будут развалины двух городов - Чичен-Ицы и Тулы.
Позднее, покинув древних и современных майя, я направил свои стопы в противоположную сторону - из страны майя в собственно Мексику. На сей раз в поисках индейцев и индейских центров этой части Америки. Я посетил тогда несколько индейских метрополий. Поэтому позвольте мне обогнать время и перескочить через 1500 километров, отделяющих «Пещеру волшебников» в Чичен-Ице от современного мексиканского городка Тулы, полное название которого - Тула-де-Альенде.
В Туле я остановился, возвращаясь от индейцев племени пурепече в горном Мичоакане. После дней, проведенных среди зеленых гор и на одиноких индейских островах высокогорных озер, находиться здесь мне было чрезвычайно приятно. Этот веселый провинциальный городок приятен во всем чисто по-мексикански: пахнет кукурузными лепешками, гудят колокола храмов в стиле барокко, здесь живут и поют так красиво, как это умеют только в Мексике. В Мексике XX столетия. И тем не менее этот внешне совершенно неприметный провинциальный городок уже в течение 35 лет (точнее сказать - с 1940 года) является местом паломничества всех исследователей индейского прошлого доколумбовой Америки.
С тех пор как люди начали интересоваться историей мексиканских индейцев, велись речи о некоей другой, легендарной Туле, которая, согласно единодушным сообщениям индейских хроник, в конце первого тысячелетия была главным и одновременно самым роскошным городом тольтеков - индейского племени, носителя высокой культуры, с которой связывали свое прошлое все, кто жил в Мексике после них.
Как ни странно, до самого конце XIX века никому не приходило в голову искать древнюю Тулу на месте, которое носит это название и сейчас. Правда, и 1880 году в Тулу-де-Альенде направился французский археолог Дезире Шарне, он приступил к раскопкам «подозрительного» холма на окраине города и действительно обнаружил скрытую в его недрах величественную индейскую пирамиду.
Раскопки Шарне в Туле со всей очевидностью показали, что город был важным религиозным центром доколумбовой Мексики.
Однако впоследствии, когда Шарне покинул Тулу, а затем и Америку, его открытие было забыто, и Тулу - легендарный прославленный Толлан, столицу тольтеков, с неутомимым упорством искали где угодно, только не там, где город с таким же названием существует до сих пор.
Этому, очевидно, способствовало явное нежелание мексиканцев вспоминать о французском исследователе. Дело в том, что еще ранее знаменитый археолог, защищаемый «дипломатическим иммунитетом» ученого, пользующийся славой выдающегося знатока истории древней Америки, действовал как разведчик тогдашнего французского императора Наполеона III, который при посредстве Максимилиана Габсбургского хотел овладеть Мексикой. Шарне посещал индейские исторические памятники, но одновременно внимательно наблюдал и изучал то, что могло интересовать современных ему завоевателей этой страны.
После того как американская авантюра Наполеона III и Максимилиана Габсбургского провалилась, французский археолог еще несколько раз приезжал в Америку, теперь уже на деньги миллионера Лорийяра. Шарне долго работал и Мексике и в свое время, бесспорно, был одним из лучших в мире знатоков американской археологии. И все же, как я имел возможность убедиться, мексиканцы и их друзья до сих пор поминают его лихом. Потому-то, вероятно, более полустолетия игнорировались несомненно ценные научные результаты его археологических экспедиций. Поэтому мексиканцы так долго и разыскивали легендарную тольтекскую Тулу, хотя осведомитель Наполеона III, собственно, открыл ее еще 100 лет тому назад.
Только в 1940 году при выборе одного из множества возможных вариантов дальнейших поисков тольтекской столицы жребий пал на провинциальный городок штата Идальго- Тулу-де-Альенде. И стоило сделать первый удар заступом, как находки последовали одна за другой. В течение всего лишь одного сезона на невысокой горе, в каких-нибудь нескольких сотнях метров от центра нынешней Тулы, были обнаружены обширные руины города доколумбовой эпохи.
Сюда, в заново открытую метрополию, я и направился. С 1940 года, когда наконец было принято решение продолжить обследование Тулы, холм за городом с полным на то основанием стали называть Серро-дель-Тесоро - «Город кладов». В самом деле, 1940 год принес американской археологии настоящие клады, тем более ценные, что они помогли ученым постичь множество до той поры неясных связей между отдельными индейскими культурами.
Я не собираюсь подробно описывать здесь дворцы и пирамиды тольтекской Тулы. Хочу обратить внимание лишь на то, как памятники города могут помочь выяснению вопроса, который я впервые задал себе в таинственной «Пещере волшебников».
Подымаюсь по единственной лестнице крутой пирамиды, которая - как кажется - была подлинным сердцем города. В Туле на «Горе кладов» были пока открыты две пирамиды - южная и эта - северная. Северную пирамиду мексиканские индейцы называли Тлауискальпантекутли - Венера, или Утренняя звезда.
Культ этой планеты местные тольтеки переняли от своих северных кочевых соседей. Для них, как впоследствии и для толланских тольтеков, Венера была представительницей могущественного Мишкоатля - бога, требующего человеческих жертв.
Пирамида - в основании примерно 40X40 метров - имеет пять ступеней. Она украшена каменными рельефами - изображениями ягуаров, а также орлов, поедающих человеческие сердца. Орлы и ягуары были символами неких «рыцарских» орденов воинственных племен Центральной Мексики. Между каждой парой орлов, украшающих облицовку пирамиды, всякий раз был расположен символ самой Венеры, которой была посвящена пирамида, - разверстая пасть змея. И в змеиной пасти - человеческая голова. На вершине пирамиды, очевидно, находилось святилище, от которого сейчас остались лишь гигантские человеческие фигуры, вытесанные из камня, своего рода атланты высотой 4,6 метра. Восемь таких атлантов, изображавших, как я полагаю, тольтекских воинов, по всей вероятности, подпирали крышу святилища, которая давно рухнула.
По соседству с Тлауискальпантекутли я посетил еще одну достопримечательную толланскую постройку. На языке нахуатль (науатль), общем для ряда индейских племен исконной Мексики, она называется Коатепантли- «Стена змей». Как на «Орлиной пирамиде», так и здесь, на Коатепантли, змеи (а именно гремучие змеи) пожирают людей, собственно человеческие скелеты. Скелеты символически изображают тольтекских воинов, павших на поле брани. Змей - две колонны наподобие змеиных тел- я видел и на северной пирамиде. Их чешуйчатые тела, вытесанные из камня, стерегут вход в святилище. Змеи связывают пол и потолок главного святилища тольтеков и соединяют, таким образом, землю (мир тольтеков) с небом (обиталищем индейских богов).
Незадолго до моего приезда мексиканские археологи обнаружили в Толлане еще один интересный предмет - Чак-Мооля, весьма необычную каменную статую, вытесанную из темного базальта. Чак-Мооль, лежащий с чуть согнутыми коленями и обращенной вверх головой, явно представляет какого-то посланца богов. Через особое отверстие, которое иногда зияет прямо в животе статуи, а здесь в Толлане, находится на ее левом плече, он принимает для них жертвы, в особенности жертву, наиболее предпочитаемую богами, - человеческую кровь.
Встречей с диковинным Чак-Моолем, последней находкой, которую принесли раскопки этого древнего города, я и заканчиваю рассказ о посещении столицы тольтеков и снова возвращаюсь к доколумбовым майя, в мир великолепной архитектуры, математики и астрономии, в мир, где царит точный и непререкаемый космический порядок, где нет места для какого-либо несогласия или войны.
У Толлана, который мне пришлось посетить, чтобы понять, что сталось с майя, что сталось с Чичен-Ицой, совсем иной облик: статуи воинов, каменные подобия орлов и ягуаров - патронов военных союзов, орденов, изображение счастливой кончины павших воинов. Всюду смерть под эгидой священной войны. Всюду культ отвратительного солдафонства. И человеческие жертвоприношения. И даже Чак-Мооль - своими каменными устами, точнее, плечами, сосущий кровь тех, кого приносили в жертву.
Да, мир майя, мир великолепной Чичен-Ицы совсем иной. Но что-то тут не согласуется. В сырой Баланканче, подземной «Пещере волшебников», я нашел на алтаре статую Тлалока - мексиканского, а вовсе не майяского бога. А на поверхности земли? Неподалеку от Баланканче расположена Чичен-Ица. До сих пор я говорил о ее древнейшей части, о ее типично пуукской архитектуре. Но тут же рядом с пуукской Чичен-Ицой я обнаружил словно бы совсем другой город. И в нем тоже увидел изображения ягуаров и орлов, пожирающих людские сердца. Поднялся я и на каменную площадку, где жрецы осуществляли обряд жертвоприношения. Алтарь, где приносились человеческие жертвы, был посвящен Венере, которой ранее обитатели Юкатана никогда не поклонялись. Затем в этой «второй» Чичен-Ице я посетил монументальный комплекс «Тысяча колонн». Все колонны украшены изображениями воинов, как две капли воды похожих на своих двойников из Толлана.
Наконец, в Чичен-Ице я столкнулся и с культом черепов. Здесь имеется целая «Стена черепов», или Цомпантли. Нет, спорить излишне. Тот, кто строил и украшал Толлан, строил и тесал из камня и эти памятники Чичен-Ицы. Сходство абсолютное. Мне даже кажется, будто воинов-орлов и воинов-ягуаров, страшные ряды каменных черепов и изображения Венеры там и здесь делал один человек.
Чтобы из собственно Мексики добраться сюда, на Юкатан, я ехал автобусом, а потом поездом несколько дней. По хорошему шоссе, по железной дороге. Но ведь в ту пору путь между этими двумя городами преграждали высокие горы, глубокие реки и полоса непроходимых болот. И кто же совершил это далекое странствие? Юкатанские майя или мексиканские тольтеки? Люди из Чичен-Ицы или люди из Толлана? По всем признакам это были тольтеки из Толлана.
Кто же их привел? Кто здесь впоследствии затеял, опираясь на собственные представления, перестройку города? Кто заставил майяских жителей склонить головы, принять новых господ, начать поклоняться Венере и поместить в Баланканче изображения чужих богов? Кто руководил столь далеким паломничеством?
Чтобы найти ответ, раскрываю книгу, которая сопровождала меня на всем пути по майяским городам. Написал ее еще в XVI столетии испанский епископ Диего де Ланда. Его «Сообщение о делах в Юкатане» - самый надежный источник сведений о майя. Ланда рассказывает:
«По мнению индейцев, с ицами, которые поселились в Чичен-Ице, пришел великий сеньор Кукулькан. Что это истина, показывает главное здание, которое называется Кукулькан. Говорят, что он пришел с запада, но они расходятся друг с другом, пришел ли он ранее или позже ица или вместе с ними. Говорят, что он был благосклонным, не имел ни жены, ни детей и после своего ухода считался в Мексике одним из их богов - Кецалькоатлем. В Юкатане его также считали богом…»
Что же нам сообщает здесь Ланда? Что некогда (как ныне мы полагаем, на рубеже X и XI столетий) в Чичен-Ицу пришел чужой вождь по имени Кукулькан, чьей родиной была Мексика. Этому выдающемуся могущественному вождю обитатели Чичен-Ицы впоследствии стали поклоняться как богу и в его честь построили главное здание города. И наконец, нельзя не обратить внимание на мексиканское имя этого обожествленного позднее вождя - Кецалькоатль. В переводе оба имени означают одно и то же. Майяское Кукулькан и Кецалькоатль на языке науатль означают - оперенный змей (покрытый перьями, или, как часто переводят, «Пернатый змей»).
Однако есть основания предполагать, что бога Кецалькоатля мексиканские индейцы почитали задолго до возникновения тольтекского Толлана. Культ «Пернатого змея», по всей видимости, зародился у индейских племен, населявших область вокруг современного города Тампико. Затем эти племена передали своего бога индейцам нагорий - теотиуаканцам, тольтекам, а позднее и самым могущественным из них - ацтекам. Индейцы Центральной Мексики поклонялись «Пернатому змею» как подлинному дарителю цивилизации, как богу ветров, приписывая ему в своих представлениях и другие значения. Для многих он был творцом мира, для тех же, кто подобно ацтекам верил в многократное сотворение и уничтожение земли, Кецалькоатль был творцом второго мира, того, что был уничтожен страшными ураганами. Но каким же образом бог, которому мексиканские индейцы начали поклоняться задолго до того, как тольтеки положили первый камень в основание столицы, попал в Толлан? И как он мог потом - в образе человека - вновь уйти из Толлана и явиться сюда, чтобы захватить майяскую Чичен-Ицу? На эти вопросы сообщение Ланды уже не дает ответа. Значит, мне нужно открыть другие книги и другие индейские хроники. Говорят, что в Толлане, который в VIII веке бы основан правителем Чальчиутланецином, на трон, примерно в 980 году, взошел первенец предыдущего властителя Толлана, принц, которому при рождении дали имя Один тростник- Се-Акатль; полное его имя было Наш господин Один тростник, или на науатль, языке мексиканских индейцев, - Се-Акатль-Накшитль-Топильцин.
Над озерцом высится второй алтарь - «Алтарь девственных вод». И на нем опять Тлалок.
Значит, это Тлалок заманил меня в Баланканче. Да еще рассказ человека, который провел в пещере самый удивительный и самый страшный день своей жизни.
Человека этого зовут Рамон Павон Абреу, должность его - директор археологического музея в Кампече. На пути из Чиапаса на Юкатан я остановился в этом городе для того, чтобы познакомиться с ним лично.
До этого я знал кампечского майяолога лишь по его статьям, и о пещере в Баланканче у меня были весьма неточные сведения. Но уже после первых произнесенных им слов я решил, что Баланканче мне обязательно нужно посмотреть. Даже если для этого придется подвергнуться такому же фантастическому испытанию, какому подвергся он.
Дело было так. Умберто Гомес, индейский сторож развалин Чичен-Ицы, случайно открывший пещеру, естественно, похвастался своим открытием дону Барбачану, местному энтузиасту майяской археологии. Тот сообщил специалистам, и через несколько месяцев в Баланканче выехала комплексная экспедиция. История ее во многом похожа на историю первой экспедиции Стирлинга в страну ольмеков. И на этот раз никто не возлагал больших надежд на успех экспедиции. Тем не менее американское Национальное географическое общество отпустило на исследование Баланканче солидную сумму. Руководить экспедицией в эту пещеру общество поручило Уиллису Эндрьюсу и его коллеге Павону Абреу.
Вопреки предсказаниям скептиков, экспедиция подтвердила сообщения Гомеса. Она же сделала доступным вход в пещеру. Благодаря успеху экспедиции значительно возрос научный престиж ее руководителя профессора Павона.
Казалось, все было в порядке, но так только казалось. Вскоре после успешного обследования пещеры к профессору Павону явился неизвестный человек, местный индеец, и представился ему как верховный юкатанский ах-мен, то есть майяский волшебник.
Павону было хорошо известно, что ах-мены, традиционные майяские волшебники, до сих пор существуют на Юкатане. Он знал также, чем они сейчас занимаются: традиционным, своеобразным индейским магическим врачеванием. Но ни Павон, ни другие майяологи не подозревали, что юкатанские майя до сих пор совершают древние, относящиеся к доколумбовой эпохе обряды. Они почитают старых богов и даже молятся, как сотни лет тому назад, ягуару, которому была посвящена эта пещера и ее главный алтарь.
Павон не подозревал, что своей экспедицией в Баланканче он осквернит священное жилище ягуаров и в высочайшей степени разгневает их. (Научные результаты экспедиции верховный юкатанский ах-мен, разумеется, не принимал во внимание.)
А поскольку теперь нужно было очистить оскверненное святилище, успокоить рассвирепевших ягуаров и спасти от их мести исследователей, осквернивших пещеру, по словам ах-мена, не оставалось ничего иного, как совершить великий волшебный обряд.
Волшебник изобразил грозящую опасность: разъяренные ягуары выйдут из лесов и начнут убивать. Прежде всего они растерзают Павона, предводителя святотатцев, потом - остальных участников обследования Баланканче, затем страшные мстители набросятся на прочих обитателей Юкатана. Апокалипсическая картина ягуарьей мести, завершающейся уничтожением всего человечества, включала в себе силу древних верований. Да, именно так многие народы древней Америки представляли конец света.
Ведь мексиканские индейцы верили, что мир был четырежды сотворен и четырежды уничтожен. Один раз - солнцем, второй - ветром, третий - водой, всегда игравшей в жизни этой страны важную роль. А властителем вод был Тлалок, чья статуя украшает «Алтарь ягуаров». Тот самый Тлалок, который в третий раз уничтожил мир, вызвал на земле гигантское наводнение, затопил города и пирамиды индейцев, а тех людей, коим было суждено пережить катастрофу, превратил в птиц.
И вот опять Тлалок и ягуары угрожают людям. И только великий волшебный обряд - ах-мен это знает! - может укротить их. Поэтому нужно безотлагательно совершить такой обряд, а Рамон Павон Абреу не только может, но и должен принять в нем участие. И не один он, а все его коллеги, побывавшие в Пещере. Павону в самом деле пришлось принять участие в обряде, главным образом для того, чтобы не утратить доверие индейцев, без помощи которых поиски сокровищ древних майя были бы значительно затруднены.
Влияние волшебников на индейцев все еще остается огромным. Ах-мены существовали у майя уже сотни лет назад, а их приемы, их диагностические методы почти не изменились с доколумбовых времен. В ту пору индейцы приглашали к больному либо жреца, либо лекаря, либо волшебника. Конкистадоры в первую очередь истребили жрецов. Ликвидацию майяской «интеллигенции» пережили одни магические врачеватели - волшебники, которые ныне не только «лечат» индейцев, но и тайком служат древним культам доколумбовой эпохи.
О лечебных приемах юкатанских чародеев известно гораздо больше, чем об их языческих обрядах. В доколумбову эпоху индейские ах-мены составили даже книги, где в назидание своим последователям сообщали целый ряд рецептов. Доктор фон Хаген списал некоторые из них. Рецепт для лечения желтой лихорадки звучит, например, так: «Возьми смолу чактес, костный мозг секропии, бабочку иш-тусил, красную глину, перья попугая чак-пилис-мо, перья птицы кардинала, затем размели мак-ок и смешай с соком эуфорбии. Лекарство выпей».
Рак ах-мены лечили примочками, приготовленными из размолотых клешней рака; эпилепсию, довольно обычную у майя, - отваром из оленьих рогов или петушиных семенников. Лечили ах-мены и желтуху, различные кожные болезни, главным образом чесотку, нарушения менструального цикла и мужскую импотенцию (последнюю весьма поэтичным способом - сердцем колибри); а также, разуется, и болезни, наиболее естественные у юкатанских майя, - малярию, которую здесь называли ночной лихорадкой, и заболевания, вызываемые бедной и крайне однообразной кукурузной пищей.
Меня всегда удивляло, что строители дворцов и храмов, уделявшие столько времени украшению своих городов, создававшие совершенные фрески и высекавшие из камня прекрасные стелы, многие годы наблюдавшие за звездами, чтобы понять общие законы космоса, добившиеся таких успехов в математике и письменности, столь мало сделали для себя, для своего бренного тела. Собственно, не сделали ничего.
Их медицина до смешного убога. А при этом природа предлагала им богатый выбор лекарственных растений. К тому же они могли знать о человеческом теле и анатомии больше, чем их средневековые европейские коллеги. Ведь принося человеческие жертвы, они вскрывали тело человека и могли знать его строение и основные функции. Но майяские жрецы охотнее смотрели на звезды. А те волшебники ах-мены, которые сохранились до нынешних дней и все еще пользуются влиянием среди юкатанских майя, не восприняли ни наследия майяских жрецов, ни наследия лекарей, а унаследовали лишь традиции магических врачевателей. В том числе все смешное и бесполезное. Но я слышал, что ах-менам известны вещи и похуже. Как говорят, они умеют приготовлять из лесных лиан ядовитые отвары, умеют и убивать. Из многих примеров приведу хотя бы один, который я слышал несколько раз и который запечатлеваю на бумаге еще и потому, что он имеет к нам - чехам и словакам - некое отношение.
Припоминаете ли вы трагическую австро-французскую авантюру, когда Максимилиан Габсбург на деньги Наполеона III и при поддержке штыков его экспедиционной армии стал «императором» Мексики? Спустя некоторое время президент свободной Мексики - прославленный Бенито Хуарес - освободил страну и казнил «императора». Итак, Габсбург поплатился за свою американскую авантюру. Его же жена Шарлотта вернулась в Европу, но через некоторое время сошла с ума.
На Юкатане верят, что Шарлотта была отравлена отваром тотоаче. Этот яд якобы начинает действовать спустя много месяцев после того, как попадет в организм. И об особо коварном экземпляре этого растения, предназначенном для того, чтобы покарать ненавистную императрицу, по слухам, позаботились майяские волшебники. Верен ли этот рассказ - не знаю. Как говорится, за что купил, за то и продаю.
Но вернемся к Павону. Через несколько дней главный волшебник снова появился у кампечского археолога и сообщил ему точно установленный день свершения таинственного обряда, а также поставил его в известность, что он, Рамон Павон Абреу, на время ягуарьего обряда станет одним из ах-менов, дабы собственным активным участием в церемонии замолить грех осквернения Баланканче, содеянный им и другими членами экспедиции.
Как будет происходить обряд, сколько он будет продолжаться, роль в нем, отведенная Павону, - все это оставалось пока для него и его коллег полной тайной.
Наконец настал день, назначенный ах-меном. Процессия волшебников, хор мальчиков и «грешники» вступают в Баланканче. И сразу же большой камень закрывает вход в пещеру. В течение 24 часов никто не смеет покинуть Баланканче.
Обряд совершался перед «Алтарем ягуаров». Тринадцать волшебников (двенадцать индейцев и белый) тринадцать раз повторили тринадцать молитв. Число тринадцать явно было магическим. Лицо жестокого Тлалока освещал тринадцать восковых свечей. Из тринадцати бокалов тринадцать волшебников пили тяжелый хмельной мед. Но мед не опьянял, а только возбуждал.
Хор волшебников почти со слезами молил: «Простите, могущественные, людей, осквернивших ваш дом», - просил: «Примите наши жертвы!»
Тринадцать волшебников принесли в жертву живых птиц. (Двенадцать ах-менов рвут шеи курицам, тринадцатый - Рамон Павон Абреу - должен оторвать шею индюшке и брызжущей из нее кровью окропить «Алтарь ягуаров»),
«Я дрожал как никогда. Не от страха. Но я чувствовал, что вдруг вступил в иной мир…»
Весь обряд сопровождался странным хором. Мальчики, едва достигшие 10 лет, все вместе и соло подражали голосам животных и птиц.
Догорели тринадцать свечей. Тринадцать волшебников получили по тринадцать песо. И Павон получил свой гонорар волшебника. А через несколько дней Баланканче можно было снова открыть, ягуары якобы переселились в другое место. И новых посетителей - в том числе и меня - уже не постигнет их месть,
Рамон Павон Абреу первым привел в Баланканче научную экспедицию. Но он говорит мне, что до конца жизни не вернется в эту пещеру.
Теперь перед алтарем стою я. Древний обряд тысячелетней давности, о котором мне рассказывал Павон, растворился в воздухе. Я вижу лишь декорации драмы: сталагмиты и сталактиты, «Алтарь ягуаров», на нем сосуды с благовонной смолой, а посреди - Тлалок. Тлалок? В стране майя он такой же чужеземец, как и я. Я спустился в «Пещеру волшебников», чтобы найти ответ на вопрос, что сталось с городом вокруг сенота Штолока, с племенем ица и с майя после того, как в VII веке Чичен-Ица была покинута. Ответ передо мной. Имя его - Тлалок. Чужеземец Тлалок на майяском алтаре.
Значит, я должен отправиться за ним. На родину Тлалока. Я должен проследить его путь во времени и пространстве.
Глава 10. В МИРЕ «ПЕРНАТОГО ЗМЕЯ»
Итак, Тлалок. Чужак на майяском алтаре. Он пришел на Юкатан из Мексики, из исконных областей Мексики, с нагорий, где жил народ Монтесумы- могущественные ацтеки, а до этого - их прямые предшественники и учителя тольтеки.
Тлалок явился к майя с тольтеками. Здесь, в самом центре Юкатана, я теперь уже могу установить, как попал в майяскую «Пещеру волшебников» этот немайяский бог.
Путь тольтеков завершился в тайном подземном святилище неподалеку от великолепной Чичен-Ицы. Но где он начался, откуда пришли сюда эти люди, которых я называю тольтеками? Я рассказываю об индейской архитектуре. Пусть же и в данном случае моими красноречивыми свидетелями и помощниками будут развалины двух городов - Чичен-Ицы и Тулы.
Позднее, покинув древних и современных майя, я направил свои стопы в противоположную сторону - из страны майя в собственно Мексику. На сей раз в поисках индейцев и индейских центров этой части Америки. Я посетил тогда несколько индейских метрополий. Поэтому позвольте мне обогнать время и перескочить через 1500 километров, отделяющих «Пещеру волшебников» в Чичен-Ице от современного мексиканского городка Тулы, полное название которого - Тула-де-Альенде.
В Туле я остановился, возвращаясь от индейцев племени пурепече в горном Мичоакане. После дней, проведенных среди зеленых гор и на одиноких индейских островах высокогорных озер, находиться здесь мне было чрезвычайно приятно. Этот веселый провинциальный городок приятен во всем чисто по-мексикански: пахнет кукурузными лепешками, гудят колокола храмов в стиле барокко, здесь живут и поют так красиво, как это умеют только в Мексике. В Мексике XX столетия. И тем не менее этот внешне совершенно неприметный провинциальный городок уже в течение 35 лет (точнее сказать - с 1940 года) является местом паломничества всех исследователей индейского прошлого доколумбовой Америки.
С тех пор как люди начали интересоваться историей мексиканских индейцев, велись речи о некоей другой, легендарной Туле, которая, согласно единодушным сообщениям индейских хроник, в конце первого тысячелетия была главным и одновременно самым роскошным городом тольтеков - индейского племени, носителя высокой культуры, с которой связывали свое прошлое все, кто жил в Мексике после них.
Как ни странно, до самого конце XIX века никому не приходило в голову искать древнюю Тулу на месте, которое носит это название и сейчас. Правда, и 1880 году в Тулу-де-Альенде направился французский археолог Дезире Шарне, он приступил к раскопкам «подозрительного» холма на окраине города и действительно обнаружил скрытую в его недрах величественную индейскую пирамиду.
Раскопки Шарне в Туле со всей очевидностью показали, что город был важным религиозным центром доколумбовой Мексики.
Однако впоследствии, когда Шарне покинул Тулу, а затем и Америку, его открытие было забыто, и Тулу - легендарный прославленный Толлан, столицу тольтеков, с неутомимым упорством искали где угодно, только не там, где город с таким же названием существует до сих пор.
Этому, очевидно, способствовало явное нежелание мексиканцев вспоминать о французском исследователе. Дело в том, что еще ранее знаменитый археолог, защищаемый «дипломатическим иммунитетом» ученого, пользующийся славой выдающегося знатока истории древней Америки, действовал как разведчик тогдашнего французского императора Наполеона III, который при посредстве Максимилиана Габсбургского хотел овладеть Мексикой. Шарне посещал индейские исторические памятники, но одновременно внимательно наблюдал и изучал то, что могло интересовать современных ему завоевателей этой страны.
После того как американская авантюра Наполеона III и Максимилиана Габсбургского провалилась, французский археолог еще несколько раз приезжал в Америку, теперь уже на деньги миллионера Лорийяра. Шарне долго работал и Мексике и в свое время, бесспорно, был одним из лучших в мире знатоков американской археологии. И все же, как я имел возможность убедиться, мексиканцы и их друзья до сих пор поминают его лихом. Потому-то, вероятно, более полустолетия игнорировались несомненно ценные научные результаты его археологических экспедиций. Поэтому мексиканцы так долго и разыскивали легендарную тольтекскую Тулу, хотя осведомитель Наполеона III, собственно, открыл ее еще 100 лет тому назад.
Только в 1940 году при выборе одного из множества возможных вариантов дальнейших поисков тольтекской столицы жребий пал на провинциальный городок штата Идальго- Тулу-де-Альенде. И стоило сделать первый удар заступом, как находки последовали одна за другой. В течение всего лишь одного сезона на невысокой горе, в каких-нибудь нескольких сотнях метров от центра нынешней Тулы, были обнаружены обширные руины города доколумбовой эпохи.
Сюда, в заново открытую метрополию, я и направился. С 1940 года, когда наконец было принято решение продолжить обследование Тулы, холм за городом с полным на то основанием стали называть Серро-дель-Тесоро - «Город кладов». В самом деле, 1940 год принес американской археологии настоящие клады, тем более ценные, что они помогли ученым постичь множество до той поры неясных связей между отдельными индейскими культурами.
Я не собираюсь подробно описывать здесь дворцы и пирамиды тольтекской Тулы. Хочу обратить внимание лишь на то, как памятники города могут помочь выяснению вопроса, который я впервые задал себе в таинственной «Пещере волшебников».
Подымаюсь по единственной лестнице крутой пирамиды, которая - как кажется - была подлинным сердцем города. В Туле на «Горе кладов» были пока открыты две пирамиды - южная и эта - северная. Северную пирамиду мексиканские индейцы называли Тлауискальпантекутли - Венера, или Утренняя звезда.
Культ этой планеты местные тольтеки переняли от своих северных кочевых соседей. Для них, как впоследствии и для толланских тольтеков, Венера была представительницей могущественного Мишкоатля - бога, требующего человеческих жертв.
Пирамида - в основании примерно 40X40 метров - имеет пять ступеней. Она украшена каменными рельефами - изображениями ягуаров, а также орлов, поедающих человеческие сердца. Орлы и ягуары были символами неких «рыцарских» орденов воинственных племен Центральной Мексики. Между каждой парой орлов, украшающих облицовку пирамиды, всякий раз был расположен символ самой Венеры, которой была посвящена пирамида, - разверстая пасть змея. И в змеиной пасти - человеческая голова. На вершине пирамиды, очевидно, находилось святилище, от которого сейчас остались лишь гигантские человеческие фигуры, вытесанные из камня, своего рода атланты высотой 4,6 метра. Восемь таких атлантов, изображавших, как я полагаю, тольтекских воинов, по всей вероятности, подпирали крышу святилища, которая давно рухнула.
По соседству с Тлауискальпантекутли я посетил еще одну достопримечательную толланскую постройку. На языке нахуатль (науатль), общем для ряда индейских племен исконной Мексики, она называется Коатепантли- «Стена змей». Как на «Орлиной пирамиде», так и здесь, на Коатепантли, змеи (а именно гремучие змеи) пожирают людей, собственно человеческие скелеты. Скелеты символически изображают тольтекских воинов, павших на поле брани. Змей - две колонны наподобие змеиных тел- я видел и на северной пирамиде. Их чешуйчатые тела, вытесанные из камня, стерегут вход в святилище. Змеи связывают пол и потолок главного святилища тольтеков и соединяют, таким образом, землю (мир тольтеков) с небом (обиталищем индейских богов).
Незадолго до моего приезда мексиканские археологи обнаружили в Толлане еще один интересный предмет - Чак-Мооля, весьма необычную каменную статую, вытесанную из темного базальта. Чак-Мооль, лежащий с чуть согнутыми коленями и обращенной вверх головой, явно представляет какого-то посланца богов. Через особое отверстие, которое иногда зияет прямо в животе статуи, а здесь в Толлане, находится на ее левом плече, он принимает для них жертвы, в особенности жертву, наиболее предпочитаемую богами, - человеческую кровь.
Встречей с диковинным Чак-Моолем, последней находкой, которую принесли раскопки этого древнего города, я и заканчиваю рассказ о посещении столицы тольтеков и снова возвращаюсь к доколумбовым майя, в мир великолепной архитектуры, математики и астрономии, в мир, где царит точный и непререкаемый космический порядок, где нет места для какого-либо несогласия или войны.
У Толлана, который мне пришлось посетить, чтобы понять, что сталось с майя, что сталось с Чичен-Ицой, совсем иной облик: статуи воинов, каменные подобия орлов и ягуаров - патронов военных союзов, орденов, изображение счастливой кончины павших воинов. Всюду смерть под эгидой священной войны. Всюду культ отвратительного солдафонства. И человеческие жертвоприношения. И даже Чак-Мооль - своими каменными устами, точнее, плечами, сосущий кровь тех, кого приносили в жертву.
Да, мир майя, мир великолепной Чичен-Ицы совсем иной. Но что-то тут не согласуется. В сырой Баланканче, подземной «Пещере волшебников», я нашел на алтаре статую Тлалока - мексиканского, а вовсе не майяского бога. А на поверхности земли? Неподалеку от Баланканче расположена Чичен-Ица. До сих пор я говорил о ее древнейшей части, о ее типично пуукской архитектуре. Но тут же рядом с пуукской Чичен-Ицой я обнаружил словно бы совсем другой город. И в нем тоже увидел изображения ягуаров и орлов, пожирающих людские сердца. Поднялся я и на каменную площадку, где жрецы осуществляли обряд жертвоприношения. Алтарь, где приносились человеческие жертвы, был посвящен Венере, которой ранее обитатели Юкатана никогда не поклонялись. Затем в этой «второй» Чичен-Ице я посетил монументальный комплекс «Тысяча колонн». Все колонны украшены изображениями воинов, как две капли воды похожих на своих двойников из Толлана.
Наконец, в Чичен-Ице я столкнулся и с культом черепов. Здесь имеется целая «Стена черепов», или Цомпантли. Нет, спорить излишне. Тот, кто строил и украшал Толлан, строил и тесал из камня и эти памятники Чичен-Ицы. Сходство абсолютное. Мне даже кажется, будто воинов-орлов и воинов-ягуаров, страшные ряды каменных черепов и изображения Венеры там и здесь делал один человек.
Чтобы из собственно Мексики добраться сюда, на Юкатан, я ехал автобусом, а потом поездом несколько дней. По хорошему шоссе, по железной дороге. Но ведь в ту пору путь между этими двумя городами преграждали высокие горы, глубокие реки и полоса непроходимых болот. И кто же совершил это далекое странствие? Юкатанские майя или мексиканские тольтеки? Люди из Чичен-Ицы или люди из Толлана? По всем признакам это были тольтеки из Толлана.
Кто же их привел? Кто здесь впоследствии затеял, опираясь на собственные представления, перестройку города? Кто заставил майяских жителей склонить головы, принять новых господ, начать поклоняться Венере и поместить в Баланканче изображения чужих богов? Кто руководил столь далеким паломничеством?
Чтобы найти ответ, раскрываю книгу, которая сопровождала меня на всем пути по майяским городам. Написал ее еще в XVI столетии испанский епископ Диего де Ланда. Его «Сообщение о делах в Юкатане» - самый надежный источник сведений о майя. Ланда рассказывает:
«По мнению индейцев, с ицами, которые поселились в Чичен-Ице, пришел великий сеньор Кукулькан. Что это истина, показывает главное здание, которое называется Кукулькан. Говорят, что он пришел с запада, но они расходятся друг с другом, пришел ли он ранее или позже ица или вместе с ними. Говорят, что он был благосклонным, не имел ни жены, ни детей и после своего ухода считался в Мексике одним из их богов - Кецалькоатлем. В Юкатане его также считали богом…»
[8]
Что же нам сообщает здесь Ланда? Что некогда (как ныне мы полагаем, на рубеже X и XI столетий) в Чичен-Ицу пришел чужой вождь по имени Кукулькан, чьей родиной была Мексика. Этому выдающемуся могущественному вождю обитатели Чичен-Ицы впоследствии стали поклоняться как богу и в его честь построили главное здание города. И наконец, нельзя не обратить внимание на мексиканское имя этого обожествленного позднее вождя - Кецалькоатль. В переводе оба имени означают одно и то же. Майяское Кукулькан и Кецалькоатль на языке науатль означают - оперенный змей (покрытый перьями, или, как часто переводят, «Пернатый змей»).
Однако есть основания предполагать, что бога Кецалькоатля мексиканские индейцы почитали задолго до возникновения тольтекского Толлана. Культ «Пернатого змея», по всей видимости, зародился у индейских племен, населявших область вокруг современного города Тампико. Затем эти племена передали своего бога индейцам нагорий - теотиуаканцам, тольтекам, а позднее и самым могущественным из них - ацтекам. Индейцы Центральной Мексики поклонялись «Пернатому змею» как подлинному дарителю цивилизации, как богу ветров, приписывая ему в своих представлениях и другие значения. Для многих он был творцом мира, для тех же, кто подобно ацтекам верил в многократное сотворение и уничтожение земли, Кецалькоатль был творцом второго мира, того, что был уничтожен страшными ураганами. Но каким же образом бог, которому мексиканские индейцы начали поклоняться задолго до того, как тольтеки положили первый камень в основание столицы, попал в Толлан? И как он мог потом - в образе человека - вновь уйти из Толлана и явиться сюда, чтобы захватить майяскую Чичен-Ицу? На эти вопросы сообщение Ланды уже не дает ответа. Значит, мне нужно открыть другие книги и другие индейские хроники. Говорят, что в Толлане, который в VIII веке бы основан правителем Чальчиутланецином, на трон, примерно в 980 году, взошел первенец предыдущего властителя Толлана, принц, которому при рождении дали имя Один тростник- Се-Акатль; полное его имя было Наш господин Один тростник, или на науатль, языке мексиканских индейцев, - Се-Акатль-Накшитль-Топильцин.