— Ну хорошо. Только он старый, ничего? Если вы знаете, скажите — я не буду рассказывать. В общем, так. Приходит один мужчина в публичный дом. Уводит девушку в номер. Через пять минут девушка выбегает оттуда и кричит: «Ужас! Ужас! Ужас!» Вторая тоже. И третья. И все кричат: «Ужас! Ужас! Ужас!» Народ в недоумении — что же там творится? Тогда в комнату идет сама хозяйка заведения. Все с нетерпением ждут. Когда хозяйка выходит, то говорит: «Ужас, конечно. Но не ужас-ужас-ужас!»
Я, конечно, не рассчитывал, что от хохота ирландцы попадают под стол. Но ожидал, что они хотя бы улыбнутся. Они не улыбнулись.
Брайан с Мартином переглянулись, а Дебби спросила:
— В России действительно есть публичные дома?
— Вообще-то, нет.
— А как же тогда…
— Погоди, Дебби! Я ничего не понял в этом анекдоте. Что там было — в этой комнате? Почему девушки кричали «ужас»?
Вот, блин, подумал я. Развеселил, называется, собутыльников. Где их чертов британский юмор?
— Как бы тебе объяснить… Для сути анекдота вовсе не важно, что там происходило в комнате. Это как в математике. Знак «икс», на место которого можно подставить что угодно. Неизвестная величина.
Ирландцы заржали на весь клуб:
— Ах вот оно что! Теперь дошло! ВЕЛИЧИНА! Ха-ха-ха! Какой смешной анекдот! Неизвестная ВЕЛИЧИНА!
Сообразил я, наверное, только через минуту.
— Тьфу ты! Да погодите вы, пошляки! Да не в этом же смысле! Это не то, что вы думаете!..
Договорить я не успел.
— Дорогие друзья и гости клуба! Клуб «Хеопс» и Ассоциация кетча Санкт-Петербурга приветствуют вас!
Все обернулись к сцене. Крашеные блондинки исчезли. Теперь там стоял крепкий мужчина, форма носа которого много говорила о том, чем он зарабатывает себе на жизнь.
Мужчина представился как руководитель Ассоциации и сообщил публике, что привез в «Хеопс» своих подопечных.
Ирландцы заерзали на стульях. Брайан залпом допил свою водку. Дебби вытащила из моей пачки «Lucky Strike» сигарету и прикурила.
К моменту, когда схватки закончились и официантки стерли со сцены кровь, я успел выпить еще пару рюмочек. Лично мне бои не понравились. Но я был единственным парнем в клубе, кому они не понравились.
Ирландцы молчали. Потом Брайан сказал, что сходит купить пива.
— Вам взять?
— Возьми.
Мартин сказал, что шоу было суперское.
— Тебе понравилось?
— Чисто кельтское развлечение.
— Почему «кельтское»?
— Люди, живущие в Ирландии, Шотландии, Уэльсе и французской Бретани, называются кельты.
— Я в курсе. Эти люди регулярно собираются в барах и выбивают друг дружке зубы?
— Что вообще, Илья, ты знаешь об Ирландии?
— Не так и мало. Я знаю несколько ирландских групп. Я пробовал несколько сортов ирландского пива и ликер «Бейлиз». Я читал об ирландских террористах…
— Это все?
— Н-ну… нет. Еще я слышал, что у вас премьер-министр — женщина. И что у всех ирландцев фамилии начинаются на «Мак».
— На «Мак» фамилии начинаются у шотландцев. В Ирландии фамилии начинаются на "О". Как у Деирдре — О’Рейли.
Вернувшийся Брайан поставил на стол четыре кружки пива.
— Это вы о чем?
Дебби сделала из кружки большой глоток:
— О кельтах. Марти сел на своего любимого конька.
— При чем здесь «конек»? Просто все, что перечислил Илья, входит в стандартный набор штампов. Люди говорят: «Ирландия? Как же, как же! „Ю-Ту“, „Гиннесс“ и Микки Рурк. Слышали-слышали!» А ведь на самом деле Ирландия — это совсем не то, что о ней думают. Ирландия — это особенная страна. Мистическая. Загадочная.
— Точно! Когда я выпиваю больше шести «Гиннессов» за вечер, я чувствую себя настоящим мистиком.
— Мы — самый древний культурный народ Европы. Наша история — самая кровавая история в мире. Я не собираюсь ее стыдиться.
— За это и выпьем!
— Кельтские турниры… древние боевые турниры кельтов… это… по сравнению с ними сегодняшнее шоу — детский утренник.
— Да?
— Когда во время боя какой-нибудь древний ирландец убивал врага, он мечом разбивал ему череп и аккуратно выливал мозг в особую чашу. Потом добавлял туда цемента и тщательно все это перемешивал. Получалось, что цемент был замешен на теплом мозге, и когда раствор застывал, то становился крепче камня. Воины обтесывали его в виде боевых метательных шаров и во время поединков бросали во врага. То есть зацементированным мозгом одного врага вышибали мозги другому!
— Отличная традиция! Может, пойдем отсюда куда-нибудь еще?
— Индейцы снимали с врагов скальпы. Японские самураи поедали печень только что убитого врага. Скандинавы одним ударом разрубали ребра лежащего противника, отчего легкие вылетали наружу. Они называли это «запустить орла». Но таких кровавых шоу, как в Ирландии, не было ни у кого в мире…
— Или мы будем сидеть здесь до утра?
— В Дублинской Национальной библиотеке я листал древний манускрипт, посвященный тому, как следует разрубать череп врага, чтобы сделать цементный шар. Представляете?! Текст на триста страниц, посвященный тому, как нужно вскрывать череп! Fuck! Предки знали, как обходиться с врагами! Здесь, сзади на черепе — справа и чуть повыше шеи, — есть такое место… Если рубануть по нему боевым мечом, то череп откроется, как консервная банка…
— Справа чуть повыше шеи?..
Мартин резко замолчал. Я смотрел на него и отказывался верить тому, что он только что произнес. Неужели вот так, по-детски, он взял и проговорился?
Правда, заметил это, похоже, я один. Брайан помолчал, покрутил в пальцах водочную рюмочку и сказал:
— Я не разделяю восторгов Мартина по поводу всего этого доисторического дерьма. Но мне нравится моя страна. Быть ирландцем — это круто!.. Знаете что, у меня есть отличный ирландский тост. Вы знаете хоть один ирландский тост?
— Смерть британским оккупантам?
— Я знаю английский тост. Он звучит так: «Уыпьем уодки!»
— Нет. Это не то. Я скажу вам настоящий ирландский тост. Илья, запоминай: «Агус баан ан Эйрин!» По смыслу это что-то вроде: «Давайте выпьем за то, чтобы всем нам посчастливилось умереть на зеленом острове Ирландия!»
Дебби сказала:
— Да-да. Давайте все умрем в Ирландии. Отличное место для того, чтобы сдохнуть.
Брайан удивился:
— Ты не любишь Ирландию?
— Терпеть не могу. И вы с Мартином уже достали свои патриотизмом. Один с утра до вечера бубнит о славном кельтском прошлом. Второй — о борьбе свободолюбивого Ольстера. Могу я хоть в России отдохнуть от этого дерьма?
— Давайте только не будем ссориться, ладно? Мы хотели выпить? Давайте выпьем! Как ты там, Брайан, говорил — Агус… багус… вот и хорошо!.. Я смотрю, сегодня здесь уже ничего интересного не будет. Предлагаю отправиться куда-нибудь в другое место.
— Пойдем? Ну, пойдем. А куда?
— У меня есть приятель. По прозвищу Минус. Он художник, у него своя галерея. По вторникам Минус устраивает у себя сеансы гадания на Таро. Это такие оккультные карты. Мартин, ты же хотел познакомиться с петербургскими оккультистами, а?
Все вылезли из-за столика и отправились одеваться. Внизу, возле гардероба, пока Дебби и Брайан натягивали куртки, Мартин посмотрел мне прямо в глаза и спросил:
— Ты думаешь, это я убил Шона?
Я пожал плечами. Сказал, что это не мое дело. Но в глубине души я был уверен: если убийца Мартин, то разгадка всей истории будет найдена именно сегодня ночью.
7
Наверное, в каждом мегаполисе планеты есть район — «черная дыра», живущий по совершенно иным законам, нежели остальной город. Что-то среднее между сточной канавой, сумасшедшим домом и артистическим салоном.
Central Park в Нью-Йорке. Кройцберг в Берлине. Риппербан в Гамбурге. Думаю, что вы понимаете, что я имею в виду. Есть такое место и в Петербурге. Называется — Пушкинская улица.
Лет десять тому назад, еще при советской власти, несколько домов на этой улице было решено расселить и капитально отреставрировать. Расселить-то дома успели, а вот начать ремонт — руки не дошли.
В скором времени оказалось, что большинство пустующих квартир занято художниками, скульпторами, торговцами наркотиками, авангардными фотографами… личностями странными и бородатыми. Художники бумагой заклеили рамы без стекол, подвели к доставшимся помещениям свет и начали обживаться.
Помню, когда я попал на Пушкинскую впервые, то долго не мог сообразить: а где кинокамеры? Впечатление, что напрочь свихнувшийся режиссер выбил из сумасшедших спонсоров бюджет под фильм о конце света, а я влетел прямо на съемочную площадку, было полным.
До сантиметра расписанные пульверизаторами стены. Из окон ревет музыка. Посреди двора проповедник в малиновом берете и семейных трусах вербует народ в секту Виртуальных Онанистов.
Здесь можно было встретить аргентинских панков и настоящих шаманов из Тувы. Продавцов марихуаны и девушек, которые уверяли, что скоро родят ребенка от призрака Александра Блока.
А вывески на дверях квартир? «Редакция журнала „Галлюциногенный гриб»". «Портной-авангардист — недорого и модно». «Йога-клуб». «Курсы зороастрийской астрологии». «Трест Дирижабльстрой». Иногда аборигены развлекались: сбрасывали с верхнего этажа голых девушек, за ногу привязанных к резинке.
Выйдя из «Хеопса», мы купили бутылку сухого вина и поймали такси. Мартин приставал к водителю, чтобы тот подхватывал его ирландскую песню. Брайан орал: «Fuck off все ирландские песни!» — и требовал, чтобы таксист спел «Из-за острова на стрежень».
Дебби выспрашивала, как называются улицы, по которым мы едем, и пыталась в темноте погладить меня по коленке. Я молчал, отодвигался все дальше в угол и пил из горлышка дешевое сухое вино.
Когда мы вылезли из машины, таксист так стремительно порулил прочь, что забрызгал нас с ног до головы.
Первое, что я увидел, оглядевшись, — на рекламном плакате с улыбающейся девушкой и надписью: «Сумки из Германии» кто-то из аборигенов старательно закрасил букву "м" в слове «сумки». Улыбающаяся девушка приобрела совершенно непередаваемое выражение лица.
— Это что — здесь?
Я кивнул:
— Здесь.
— Ты же обещал, что мы идем в галерею.
— Мы и идем в галерею. Очень, кстати, модную.
— По-моему, единственное, для чего годится эта улица, — грабить случайно оказавшихся здесь ирландцев.
Дебби добавила:
— И насиловать ирландок!
Мы прошли во двор. У входа в парадную спал пьяный милиционер в шинели.
— Посмотрите налево — это клуб «Meat Factory». Справа — памятник Пабло Пикассо, построенный на деньги аборигенов.
Мы поднялись на третий этаж. Рядом с дверью галереи был изображен повешенный Санта-Клаус и написано: «Dead Moroz». Разумеется, звонок не работал. Стучать пришлось долго.
Когда дверь открылась, грохочущая внутри музыка обрушилась нам на головы, как прошлогодние зимние сапоги, впихнутые на антресоль.
— Привет. Проходите.
Саша Минус был для такого времени суток необычно трезв.
Мы прошли.
— Wow! реальный русский squat!
Ничего важного мы не пропустили. Это я понял сразу. Публика была относительно трезвая. Голым на столах никто не танцевал.
Народ тянул пиво, любовался на ржавые карбюраторы, расставленные по углам в качестве экспонатов, и местами целовался с симпатичными девушками. Саша молча протянул мне начатую бутылку «Балтики».
— Чего это ты? Решил погадать на Таро?
— Ты же знаешь, как я отношусь к потусторонним развлечениям. Привез вот к тебе своих коллег. Знакомься.
Саша пожал ирландцам руки и протянул им по бутылке пива.
— Вы в Петербурге по делу или как?
Ирландцы сказали, что «или как». Саша посоветовал им сходить на конкурс профессионального мастерства гробовщиков. Послезавтра конкурс будет проходить двумя парадными дальше.
— Будет очень интересно. Умелец из Пензы обещал привезти коллекцию гробов, разработанных специально для инвалидов — горбатых, карликов и сиамских близнецов.
Я сказал, что Мартин интересовался, нет ли здесь знатоков оккультизма. Минус сказал, что подобного добра у него в галерее навалом. Они все вместе переместились в зал для гадания на Таро.
Я хотел пойти за ними, но столкнулся с Толиком Кутузовым, владельцем «Розовой Галереи», квартировавшей в этом же здании, но чуть ниже.
— О! Стогов! Сто лет тебя не видел!
Впервые я увидел Толика лет пять назад на выставке, которая называлась Penis-Art. Толик стоял абсолютно голым посреди зала и привязанной к члену кисточкой рисовал на холсте то, что сам называл «Женщина в сером».
После того как акция была закончена, он отвязал кисточку, глянул на получившиеся каракули и сказал: «Да-а… Не вышла картина… Что-то у меня сегодня эрекция пошаливает».
«Розовая Галерея» была оборудована Толиком в обычной квартире, которую владелец стилизовал под… как бы это поделикатнее?.. в общем, под вульву с изнаночной стороны.
Вход в нее представлял собой дверь, к боковым косякам которой были прибиты розовые матрацы, так что протискивались в галерею посетители с трудом. Каждому протиснувшемуся присваивалось звание «член галереи», и он тут же получал вручную расписанный Толиком презерватив.
Прихлебывая пиво, мы поболтали об общих знакомых. Толик предложил угостить меня чем-нибудь получше, чем отечественное пиво:
— Я сегодня богатый!
— Неужели такое бывает? Может, долги отдашь?
— Мне заплатил один охрененно богатый фонд.
— Дай угадаю. Ты подлечил эрекцию и нарисовал картину, которую можно продать?
— Я получил грант. Продал фонду идею.
— Ну-ка, ну-ка… Интересно было бы узнать, за какие идеи нынче платят богатые фонды.
— Идея называется «Любовь длиннее жизни». Суть в том, что фонд находит двух добровольцев — мужчину и женщину, — которые завещают моей галерее свои тела. После того как они умирают, я разрисовываю их тела, придаю им такой вид, как будто мужик эту мертвую тетку трахает, и все это вместе заливаю стеклом. Чтобы не разлагались. Все. Шедевр тысячелетия готов.
Я повнимательнее посмотрел на Толика. Выглядел он, конечно, выпившим, но не совсем сумасшедшим.
— Ты думаешь, это реально?
— А что? Отрезал же какой-то чудик себе член на прошлогоднем биеннале в Москве. Прямо перед камерой отрезал и москвичам из галереи «Squat-2000» подарил. Тут главное, чтобы эти добровольцы померли молодыми. Старые покойники плохо смотрятся.
— Сколько тебе дали за эту твою идею?
— Почти две тысячи долларов.
Живут же люди! Пишешь как проклятый. Мозоль на среднем пальце руки от авторучки зарабатываешь. Со мной три глянцевых журнала уже какой месяц расплатиться не могут. А тут…
Я привстал на цыпочки и попытался разглядеть в толпе своих ирландцев.
— Ты чего?
— Не видел девушку, с которой я пришел? Ирландку. Высокую грудастую шатенку.
— Не видел. Но, судя по описанию, очень хотел бы увидеть.
Я залпом допил пиво. Если бы удалось пристроить Мартина на сеанс гадания, Дебби — на обмен идеями к Толику, то мне осталось бы сбыть с рук только Брайана. С кем он там мечтал познакомиться? С троцкистами, с левыми радикалами?..
Я кивнул Толику:
— Пошли поищем.
Дебби и парни обнаружились в зале для гадания. Ирландцы пили «Балтику», а вокруг Дебби выстроились желающие объяснить ей, в чем именно состоит суть Таро.
— Вообще-то, Таро придумали древнеегипетские жрецы. А в Европу эти карты попали от раввинов-каббалистов. Кроме четырех мастей в колоде есть двадцать две аллегорические фигуры: Маг, Император, Разрушенная Башня, Любовники, Повешенный, Страшный Суд, Звезда… С помощью Таро можно не только гадать, но и активно влиять на судьбу. У этих карт есть своя душа…
— Не совсем верно. Собственной души у Таро нет. Но они способны забирать частички душ у тех, кто с ними соприкасается. Дело в том, что Филипп II в свое время…
Интересно, почему все эти оккультисты выглядят так, словно их показывают по черно-белому телевизору?
Я пододвинулся ближе:
— Извините, что прерываю. Дебби, позволь представить тебе большого знатока отечественной эротики… э-э…
— Анатолий. Очень приятно.
— Деирдре О’Рейли.
— Оч-чень, оч-чень приятно.
Вот и хорошо, подумал я. Теперь можно и выпить пива. А через час, может быть, даже пойти домой.
Я отправился в бар и попросил барменшу, жену Саши Минуса, открыть мне еще одну «Балтику».
Посетители постепенно переместились из залов галереи в комнату для гадания. В баре я скоро остался один.
Я вытряс из пачки последнюю сигарету и с удовольствием затянулся.
Глупо все-таки устроен этот мир. Парня убили, а мы… Выпили, блин… на Пушкинскую приехали. Хотя, с другой стороны…
Я сижу… пью свое пиво… но случись что не с Шоном, а со мной — и никто ведь даже не заметит.
Я огляделся по сторонам. Пустой зал, ржавые конструкции вдоль стен. За стойкой, подперев щеку, сидит барменша. Никто на меня не смотрит, никому не интересно, здесь ли я, отправился куда-нибудь, на хрен, в Шушенское или вообще умер.
Глупый мир… Глупая жизнь… И за окнами по-прежнему барабанит бесконечный нудный дождь.
Я еще раз отхлебнул из бутылки и услышал, как из гадательной комнаты кто-то вышел.
— Илья, кого ты мне подсунул?
— А что такое?
— Он же извращенец! Он такое мне предлагал!
— Неужели тебя это смутило?
— Что ты имеешь в виду?
— Я имею в виду, что последние сутки… все то время, пока я тебя знаю, ты мечтала познакомиться со знатоками эротики по-русски.
— Стогов. Ты полный кретин. Сколько здесь стоит пиво?
— Для гостей алкоголь бесплатно.
Дебби повертела головой, ища, куда бы усесться, и в конце концов плюхнулась на конструкцию из нескольких сваренных между собою алюминиевых труб. У меня было подозрение, что конструкция находилась в зале в качестве экспоната. Но я решил промолчать.
— Ты полный кретин.
— Я плачу от обиды.
— Но ты самый очаровательный кретин из всех, кого я знаю.
— Из твоих уст это особенно радостно слышать. Ты, кажется, хотела пива?
— Я хотела понять, что, черт возьми, ты обо мне думаешь?
— Я думаю, что ты родом из Ирландии, по профессии — социолог и что через неделю… нет, через шесть дней… ты уедешь домой и больше я тебя никогда не увижу.
— Это все?
— Нет.
— А что еще ты думаешь обо мне?
Дебби взяла открытую бутылку и, далеко высунув розовый язык, тщательно обследовала им горлышко бутылки, а затем, нежно обхватив горлышко зубами, запрокинула бутылку и влила в себя сразу почти половину.
— Тебе бы в цирке работать.
— Это твой ответ?
— Послушай, Дебби. Давай договоримся сразу. Если не сейчас — то когда? Ты пьяна, я тоже, почему бы нам не договориться, а?
— Многообещающее начало, милый.
— Давай договоримся: я никогда — ни-ко-гда! — не попаду в твою коллекцию, ладно? Ты девушка эффектная… О’кей — не просто эффектная. Ты самая эффектная рыжая девушка из всех, кого я до сих пор встречал. Но я никогда не позволю себе купиться на эти твои трюки.
— Почему?
— Потому что вчера в туннеле ты долго и с подробностями рассказывала мне о том, что секс для тебя — э-э… социологический феномен. Мне это не нравится. Для меня секс — это…
— Что?..
— Не знаю. Секс для меня — это НЕ социологический феномен. Меня не радует возможность переспать с девушкой, если я заранее знаю, что для нее это работа.
Я посмотрел на нее поверх плеча. Дебби устало улыбалась и нехотя прихлебывала пиво. Просто прихлебывала.
— Дай сигарету. У меня кончились.
Она протянула мне пачку «Lucky Strike» и сама прикурила от моей зажигалки.
— Хорошая музыка здесь играет.
— Да, неплохая.
— Ты знаешь эту группу?
— Нет. Кто это?
— «Cranberries». Они тоже ирландцы. Правда, не из Корка, а из Дублина. Но все равно приятно их здесь услышать.
Мы помолчали. Она глядела на меня, и у нее были очень зеленые глаза.
— Слушай, Стогов. Ты же совсем меня не знаешь.
— Да. Не знаю.
— Я не такая, как ты думаешь…
— Разумеется. На самом деле ты — коротконогая брюнетка, родом из Саудовской Аравии.
— Я не об этом…
— А я об этом. Слушай, мы же договорились — ведь правда? Я обещал редактору, что покажу вам мой город. Я и показываю. Чего не хватает?
— Я хочу, чтобы ты не относился ко мне вот так…
Разговор становился утомительным. Я допил свое пиво, поставил пустую бутылку на стойку и улыбнулся барменше одной из своих самых ослепительных улыбок:
— Спасибо.
— Не за что, Илья. Приходи еще.
Дебби спросила:
— Ты куда?
Ей хотелось еще повыяснять со мной отношения. Господи, избавь меня от пьяных женщин отныне и вовеки. Пожалуйста.
— Н-ну, как сказать… Мы ведь все-таки пиво пили. Догадываешься?
— Но ты вернешься сюда?
— Очень надеюсь, что мне повезет не остаться там, куда я иду, насовсем.
Я подарил Дебби все, что осталось от моих ослепительных улыбок, и пошагал в сторону уборной.
Проходя мимо комнаты для гадания, я заглянул вовнутрь. Игроки раскладывали Младший Аркан.
Я поискал глазами ирландцев. Брайан шептался с парнем в кожаной куртке и с бородой а-ля Че Гевара. Мартина в комнате не было.
Уборные в нежилых квартирах на Пушкинской комфортом не отличались. Обвалившаяся кафельная плитка на стенах. С потолков свисают здоровенные куски штукатурки. Унитаз и ванна поставлены друг к дружке впритык.
Я зашел в узкую комнатушку, зажег свет, накинул на дверь крючок, повернулся.
Сперва я решил, что от яркого света после полумрака галереи у меня перед глазами плывут пятна. Однако, присмотревшись, убедился — то, что я увидел, действительно существует. И тогда мне захотелось кричать.
Старая и грязная ванна галереи Саши Минуса была вся, до краев, налита кровью. Еще не свернувшейся, черной и густой кровью. А посреди ванны торчало нечто жуткое. То ли колено, то ли чья-то спина.
Я прислонился к стене и закрыл глаза. Опять? Второй раз за два дня? Кто теперь? Я прекрасно понимал, что нужно подойти и рассмотреть, кто именно лежит, зарезанный и, может быть, обезглавленный, в ванне, но вместо этого, не открывая глаз, нащупал рукой крючок и на ватных ногах вышел в коридор.
— Стогов, тебе плохо?
— Когда ты последний раз видела Мартина?
— Не знаю… Когда все входили в комнату.
— А потом?
— А потом этот твой извращенец полез ко мне со своими предложениями, и я ушла.
— Куда потом делся Мартин?
— Я не знаю. Не видела.
— КУДА ПОТОМ ДЕЛСЯ МАРТИН?
— Не знаю! Что случилось?
Я пытался вспомнить телефон капитана. Служебный это был телефон или домашний? И если служебный — то окажется ли он на месте?
Времени не было. Я подошел к барменше:
— У вас в галерее есть телефон?
— Откуда? В расселенных-то домах?
— А где здесь поблизости автомат?
— На углу с Невским. Что-то случилось?
— Да, случилось. Скажи Саше, пусть закроет дверь и никого не выпускает из галереи.
— Ты серьезно?
— Нет времени объяснять. Там в ванне…
— Что?
Я сглотнул и почувствовал, что просто физически не могу произнести ЭТО. Но все-таки произнес:
— Там в ванне лежит чей-то труп.
— У нас? В нашей ванной?
— Да.
— Не может быть.
— Сходи и убедись. Но сначала предупреди Сашу. Я пошел звонить в милицию.
Не обращая внимания на мои слова, барменша рванулась в сторону туалета.
Секунды тянулись очень медленно. Уборная находилась за поворотом коридора. Мне не было видно, что там происходит, а потом барменша вышла и на лице ее светилась улыбка:
— Стогов, ты совсем до ручки допился?
— До ручки допился?
— У нас послезавтра вернисаж. Я покрывало с дивана замочила.
— И что?
— К нам в галерею немцы приедут. Хотят купить несколько Сашиных работ. Чтобы их встретить по-человечески, я решила постирать покрывало. А оно бордовое. Залиняло и воду окрасило…
«М-да», — сказала Дебби.
Давненько я не оказывался в настолько дурацкой ситуации.
8
Как и собирался, всю первую половину среды я посвятил тому, чтобы дописать кровавую новеллу о серийном убийце с Лиговки. Материал получился вроде бы ничего.
Ответственный секретарь Ира выдохнула в атмосферу порцию вонючего дыма и сказала, что я гений. Я посоветовал ей рассказать об этом редактору, и пусть он прибавит мне зарплату.
Мы обсудили, куда посылать фотографа. Ира спросила, не желаю ли я заявить какую-нибудь тему на следующий номер.
— Не желаю. Времени нет.
— Куда ты его деваешь?
— Ты еще не слышала? Мне редактор стажеров подсунул. Из Ирландии.
— А-а! Точно… Видела я этих стажеров. Это твои? Парни и девица с четвертым размером груди, да? Верстальщики чуть шеи не свернули, когда она позавчера по коридору болталась… Осокина на нее нет.
— Уже и ты про Осокина слышала?
— Все слышали… Бедный Леша.
Всю дорогу до своего кабинета я пытался сообразить: неужели Осокин оказался настолько всеяден… что даже секретарь издания Ира?.. даже такое бесполое существо, как Ира?.. нет, я не понимаю Осокина!
В кабинете я стащил куртку, взгромоздил ноги на стол и наконец закурил. Из висевшего на стене зеркала на меня смотрело небритое лицо, напоминающее моток колючей проволоки.
Я поскреб щетину и подумал, что, скорее всего, мне опять не удастся ни побриться, ни толком поваляться в ванне. Еще я подумал, что сегодня уже среда. А убийца так и не пойман.
С чего начинают расследование те, кому государство платит за это деньгами налогоплательщиков? Если судить по книгам и фильмам, то с поиска мотива.