Страница:
– Сначала, Володя, нам надо лучше узнать друг друга.
– Вот и узнаем. Пошли ко мне, и через час, в натуре, все будет ясно.
– Но мы же с тобой встречаемся не только для этого?
– А для чего?
– Мне кажется, что нам просто интересно друг с другом. Правда, это вовсе не означает, что у нас возникнет когда-нибудь… нечто большее. Многие люди в конце концов испытывают друг к другу симпатию. Но нельзя же сразу… воплощать её в конкретные действия… Ты мне… нравишься… Мы с тобой можем пока просто дружить.
– Это как? – Вовчик от такого поворота событий был слегка озадачен.
– Ну, встречаться, там, разговаривать, обмениваться разными мыслями. Лучше понять, чем живет каждый из нас. И только если мы в самом деле увидим, что подходим друг другу… Только тогда… Быть может… Пожалуйста, Володя, не обижайся…
– Да нет. Мне чего? Типа того, что все ясно, – ответил Вовчик.
Он действительно не обижался и, в принципе, все понимал. Типа того, что у каждой девки имеются свои заморочки. Гетка, например, любила, чтобы ей дарили всякие мелочи. Не обязательно дорогие, но, как она объясняла, чтоб был знак внимания. Мы же, в конце концов, в одном коллективе работаем? Маракоша, напротив, с братков брать подарки принципиально отказывалась. Чего это я, рехнулась что ли, на своих же наваривать? Зато очень любила, чтоб слушали, если она что-то рассказывает. Вовчик, между прочим, никогда против этого не возражал. Пусть девка журчит, можно пока покурить, о чем-то таком подумать. Люська же со своей стороны требовала демонстративного уважения. Например, наливаешь, налей ей первой, а потом уж – себе. Не дай бог случайно толкнуть, обязательно приходится извиняться. Если садишься, то посмотри, а есть ли куда сесть Люське. Голова болела помнить все эти закидоны. Но с другой стороны, раз девка хочет, ну сделай, если, конечно, не очень обременительно. В общем, Вовчик, выйдя в тот же вечер на точку, огляделся вокруг, вздохнул, подозвал к себе пальцем тусующегося без дела Малька, помолчал для солидности секунд десять, чтобы Малек проникся, а затем велел ему слетать до метро – купить какую-нибудь книгу.
– Не понял, – сказал Малек, хлопая выпученными глазами.
– Ну – книгу. – Вовчик очертил пальцами воздух. – Такое, где с буквами.
– Зачем тебе книга?
– Читать буду, – цыкнув слюной, сказал Вовчик.
– Ага… А какую?
– Ну, там что-нибудь – про ментов или чтоб – с девками…
Книгу Малек притаранил минут через двадцать. Он, по-видимому, решил, что Вовчику это нужно для какого-то хитрого предприятия. Не будет же он в самом деле её читать? А потому, когда Вовчик, не глядя, сунул томик в наплечную сумку и побрел, чуть пришаркивая подошвами, чтобы совершить вечерний обход, он в свою очередь также цыкнул слюной и подозвал пальцем Зиппера.
– Видел? – спросил он, кивая на Вовчика, удаляющегося по направлению к магазину.
– Видел, – ответил Зиппер, пока не очень-то понимая.
– Ну вот, если видел, то – сделай выводы…
А чтобы Зиппер лучше запомнил начальственное поучение, Малек дал ему не слишком сильный, но все-таки звонкий и чувствительный подзатыльник.
Книгу Вовчик осилил примерно дня за четыре. Называлась она «Порыв любви», но никакого порыва и никакой любви он там не обнаружил. Просто какой-то хмырь, имеющий, между прочим, виллу и океанскую яхту, уговаривал девку, чтобы она с ним один-единственный раз перечтыкалась. Триста с лишним страниц продолжалась эта морока. Почему нельзя было отдраить её немедленно, Вовчик так и не понял. Хмырь, который с виллой и яхтой, был вообще какой-то присыпанный. Чего он, скажем, целых полгода впаривал девке всякую лажу? Нельзя так с девками, девки тоже требуют своего уважения. Ты ей прямо скажи – чего, а она уж тогда ответит, почем это стоит.
Здесь, Вовчик явно чего-то недопонимал. И точно так же не понимал он, зачем Лерке гробить пять лет в педагогическом институте. Пять лет переламываться, а – бабки, какие он заколачивает за один вечер. Смешно сказать, даже квартиры своей у девки ещё не было. Жила с родителями, где-то на самом краю города. Это – здоровая девка, которой мужиков надо к себе водить два раза в сутки.
Вовчик неоднократно предлагал устроить её на нормальное место. В ларек, например, к Мормышке, или, может быть, даже в какую-нибудь свободную торговую точку. Вон, Бумбе, скажем, нужна девка на сигаретный киоск. Будешь брать у него же, у Бумбы, левую перефасовку, а потом втюхивать её чувакам как «Честерфилд» или «Мальборо». Раскрутишься понемногу, сначала – комнату, затем на квартиру надыбаешь. И налог тебе установят, скорее всего, гуманный. Это уж я пару слов шепну кому надо.
Лерка слушала его с интересом, но неизменно отказывалась. Объясняла, что нет у неё склонности ни к торговле, ни к коммерции вообще.
– Пойми, Володя, я в самом деле хочу сделать в жизни что-нибудь стоящее. А так – простоишь в ларьке, и годы незаметно уйдут один за другим.
Лерка поднимала глаза на Вовчика и примирительно улыбалась. Чувствовалось, что она действительно не хочет его обидеть. Вовчик, конечно, вздыхал, но, в общем-то, что возьмешь с бестолковой девки? Жалко её, конечно, так ведь и пропадет, но ничего не поделаешь.
Он при этом тоже смотрел Лерке в глаза, и у него вдруг странно, будто уколотое, дергалось сердце.
– Ладно, не хочешь – не надо, – говорил он и безнадежно махал рукой.
А Лерка сияла, точно от комплимента, и горячими крепкими пальцами брала его за запястье.
– Володя, не будем больше об этом. Мне с тобой и так хорошо…
Правда, время от времени Вовчика охватывала досада. Сколько можно? Это вместо того, чтобы культурно отдыхать у него на квартире. Зачем смотреть на нарисованных девок, если есть настоящие? Какого хрена платить за то, от чего потом целый день сводит челюсти?
В такие минуты он был готов изругать Лерку самыми простыми словами, плюнуть на все, повернуться, гордо уйти и больше никогда не показываться. Пару раз он уже был почти готов это сделать. Однако стоило Лерке посмотреть на него с жалобным удивлением, взять его под руку и тихо воскликнуть: Володя, но это же так интересно!… – как вся досада в одно мгновение улетучивалась, Вовчик смущался, резкие слова испарялись, и он снова покорно тащился за Леркой, куда бы она ни последовала.
Никогда раньше с ним ничего подобного не происходило, и, что более удивительно, у него самого это не вызывало никакого протеста.
– Ты что, больной, в принципе? – сказала она. – Такая штука, это же ни одна девка не устоит.
Вовчик только кисло посмотрел на нее:
– Где показывать-то? На улице, что ли?
– Ну как знаешь, – Люська пожала плечами. – А только я тебе говорю: этот аргумент самый серьезный.
То есть, братки относились к данной истории с некоторым интересом. Бумба даже поспорил с Забиллой, сколько ещё эта улетная девка продержится. Бумба сгоряча утверждал, что дня три-четыре, не больше. А пессимистичный Забилла клал на все про все не меньше недели.
Это вызвало у Бумбы приступ бешеного веселья.
– Да чтобы Вовчик целую неделю чирикался?! – на всю дежурку закричал он. – Да я суну ей штуку в зубы, и – все будет путем!…
Тем не менее, через неделю он выставил ухмыляющемуся Забилле ящик «Посольской». А затем, матерясь, точно боцман, начал отдавать по бутылке за каждый просроченный день.
– Бумба сегодня угощает, – напоминал Забилла вечером после работы. И, подняв стакан, наставительно добавлял: – Вот, никогда не спорь со старшим по званию.
Братки, глядя на это соревнование, только посмеивались. Но чем дальше шло время, тем меньше они понимали, что, собственно, происходит. Протянулась одна муторная неделя, за ней – вторая, третья. Прошел уже месяц, а конца этой глупой истории видно не было. Вовчик по-прежнему целыми днями пропадал неизвестно где. Причем в самое рабочее время, когда идет сбор налога. Конечно, они со своей стороны делали все, что могли. Несколько раз, когда Вовчика не было, его подменяли Малек или Зиппер, выручал тот же Бумба, уладивший, например, очередной задвиг котляковцев, Забилла, несмотря не множество собственных дел, отследил, правда фыркая и матерясь, две-три поставки. И даже Зозюра, которого ещё соплей перешибить было можно, как-то раз, за неимением лучшего, пробежался по точкам. То есть, дела в коллективе так или иначе крутились. Однако все понимали, что каждый раз Зозюру или Малька за Вовчика не пошлешь. Коленкор не тот, не всякий хозяин будет с Мальком разговаривать. Среди них тоже кадры такие имеются – ещё самые те. Никому, кроме Вовчика и, может быть, Кабана, лучше и не соваться. А где Вовчик? Нет Вовчика. Сидит Вовчик в театре и, понимаешь, скрипку с оркестром слушает. То есть, пропал Вовчик для коллектива, на бабу их променял. Братки начинали хмуриться и со значением поглядывать друг на друга. А когда однажды Малек, затащив после работы традиционный стакан, рассказал, что Вовчик купил себе книгу и даже её читает, то уж тут и Кабан, на что был крутой и сдержанный, крякнул от неожиданности и закрутил головой.
– Че-че? Ну ты че? Какую такую книгу?
– Чтоб я сдох, братки! – торжественно поклялся Малек. – Сидит Вовчик, в натуре, и страницы переворачивает.
– Может, порнуха?
– Да нет, про любовь. Я сам ему покупал…
На братков это произвело тяжелое впечатление.
Кабан снова крякнул и даже отодвинул недопитый стакан.
В общем, обстановка в коллективе сложилась нерадостная. Следовало решить, как выручать товарища, попавшего в трудные обстоятельства. Забилла тут же предложил самый простой вариант: набрать девок, водки побольше и поехать за город оттянуться. Дня три попьет Вовчик водочки, и – как рукой.
– А если вдруг не поедет? – все-таки затащив этот стакан, засомневался Кабан.
– Ну взять его за руки, – сказал Забилла, – и отвезти.
– Кого, Вовчика? Да он тебя самого отвезет!…
Этот вариант был отставлен как мало реалистичный.
Тогда Забилла после некоторых размышлений предложил другой способ. Надо отловить эту девку и, по обычаю, отдраить всем коллективом. А че, братки? По-моему, идея толковая. Главное, девка будет довольна, и Вовчик тоже поймет, что нечего тут выпендриваться.
Забилла причмокнул и выпучил желтые, как у сторожевой собаки, глаза.
Малек поперхнулся водярой и дико загоготал:
– А чё? Ничё! Здорово!…
Гетке и Маракоше эта идея тоже понравилась.
Однако Кабан, задумчиво прожевав сервелат, сказал, что нет, братки, пожалуй, это все не прохляет. Дело тут, значит, того – какое-то обоюдное. Вовчик, учитывая расклад, может не понять наших намерений. А вот есть у меня одна мысль, следовало бы её обкашлять. Ведь чего, если по жизни, наш Вовчик хочет? Вовчик хочет, чтобы девка эта ему наконец дала. Вот и давайте лучше устроим ему такой сюрприз. Вовчик свое получит и после этого, разумеется, вернется к норме. Главное ведь тут что, главное ведь, чтобы тут все было культурно.
Он рассказал какой сюрприз, по его мнению, следует подготовить. Братки заржали, а Малек повалился на пол и от восторга задрыгал ногами. Кабан не случайно возглавлял их трудовой коллектив. Башка у него работала, и соображал он не хуже, чем, например, Алихан.
– Ну ты даешь!…
– Молодец, Кабан!…
– Примочка что надо!…
Кабан только щурился и пускал над столом клубы сигаретного дыма.
Лицо у него было, как всегда, деревянное.
– Только не откладываем, братки. Завтра же болт и забьем, – сказал он.
Впервые за последние годы ему не хотелось появляться в дежурке. Как же так, знаменитый Вовчик, и вдруг – позорный недобор по налогам. Что же тогда спрашивать с Малька, например, или с Зозюры? Как воспитывать рабочую гордость у подрастающего поколения? Как прививать им чувство ответственности за порученную работу? Если даже испытанные ветераны не справляются с нормой.
Вовчику было стыдно за самого себя.
Это чувство неловкости и заставило его сначала на час опоздать – в некой смутной надежде, что братки, может быть, к тому времени разойдутся, – а потом, когда надежды его не оправдались: братки были в сборе и даже как будто специально поджидали его, – молча присесть к столу, избегая встречаться с кем-либо взглядом, также молча, без всякого удовольствия затащить традиционный стакан, после этого опять-таки молча передать Кабану хилую недельную выручку и лишь затем, совсем как ларечники, что-то пробормотать насчет кризиса в экономике.
– К понедельнику подожму этих хмырей, – пообещал он.
Собственный голос показался ему хриплым и неуверенным.
Однако все произошло не так, как он думал. Ни подкалывать его, ни делать удивленной физиономии никто из братков почему-то не стал. Кабан даже не пересчитал, как было принято, недельную выручку, – просто сунул её в карман и небрежно застегнул молнию. А потом, набуровив Вовчику ещё полстакана, крякнул и весело, как будто ничего не случилось, сказал, что хрен с ним, с кризисом, перебьемся, не такие кризисы переживали, ты вот лучше послушай: есть у них, у братков, для него небольшой сюрприз.
– Какой сюрприз? – настороженно спросил Вовчик.
– А ты спустись в подвал, посмотри. Доволен будешь.
Забилла при этих словах загоготал, будто подавился икотой. А Малек откинулся на скрипучем стуле и задрыгал ногами. Остальные братки тоже задвигались и заулыбались. Люська же тайком ото всех подмигнула Вовчику, и он успокоился. Видимо, ничего такого ему не грозило.
А когда, сопровождаемый таинственными ухмылочками братков, он спустился в подвал по шаткой лестнице, которую все не доходили руки отремонтировать, то едва захлопнулся люк, обитый снизу фанерой, он мгновенно сообразил, в чем этот сюрприз заключается. На душе у него сразу же стало легче, а взбодренное сердце заколотилось, как будто хотело выпрыгнуть.
В подвале, кстати, подновленном недавно стараниями Забиллы, высвечивались – телевизор, два стула, овальный столик, накрытый закусками. Висела лампочка, разбрасывающая сквозь абажур цветные пятна по стенам, а под ней на тахте, как на пляже, раскинулась совершенно голая Лерка. Причем руки и ноги её были прихвачены бельевыми веревками, темнели соски и разлохмаченный пук волос между бедер, а на животе, чуть ниже пупка, было аккуратно написано «Привет от братков», и стояли сразу четыре жирных восклицательных знака.
Глаза у Лерки были крепко зажмурены. Она не открыла их, даже когда услышала, что кто-то спускается. Только веки, будто склеенные ресницами, мелко затрепетали, и она спросила водянистым каким-то, совершенно неестественным голосом:
– Это ты?
– Привет, – сказал Вовчик.
Он был растроган. Вот ведь, тянул на братков, а нет у него людей роднее и ближе. Надо же – специально о нем подумали, позаботились, постарались. Сколько сил, вероятно, ухлопали, чтобы сделать ему, Вовчику, что-то приятное. Даже вон закусь какую-то не поленились организовать. Водку приличную притаранили, стаканчики, пару салфеток. Ну, о салфетках это, наверное, Люська побеспокоилась. В общем, присаживайся, отдыхай, Вовчик, за все уплачено.
Он и в самом деле был тронут таким вниманием. Посмотрел на Лерку – она лежала, беспомощно трепеща веками. Вдруг сказала все тем же неестественно водянистым голосом:
– Володя, пожалуйста…
– А чего?
– Володя… Володечка…
Больше она, правда, ничего не добавила. Вовчик разделся и, взгромоздившись поверх нее, прижался всем телом. Он хотел, чтобы Лерка почувствовала, что у него имеется. Все-таки не хухры-мухры, не архитектор тебе какой-нибудь. Заскрипели пружины, нагруженные мускулистой тяжестью. И, наверно, Лерка почувствовала, – вдруг всхлипнула и заелозила затылком по валику.
Веки у неё так и оставались прикрытыми.
– Володечка… Ну, пожалуйста… Я ещё никогда…
– Это в каком смысле? – на всякий случай спросил Вовчик.
– Ну, я никогда еще… Ни разу, ни с кем… Ты меня понимаешь?…
– Ты что, целенькая? – приподнявшись от удивления на локтях, спросил Вовчик.
Вот те раз, здоровенная девка, а на проверку, оказывается, жизни не знает. Можно сказать, совсем ещё не жила – зачеты сдавала.
Лерка быстро и как-то безнадежно затрясла головой:
– Володечка… Я тебя очень прошу… Пожалуйста…
Тогда Вовчик вздохнул, слез с тахты и неохотно натянул джинсы.
– Не хочешь – не надо, – сказал он. – Ходи голодная.
– Володечка… – позвала Лерка.
– Что?
– Пожалуйста, развяжи меня…
Больше она не сказала ему ни слова. Молчала, пока Вовчик ножиком и ногтями развязывал узлы бельевой веревки. Молчала, пока растирала запястья, стертые и, видимо, онемевшие. Молчала, пока одевалась, натягивая на себя одну вещь за другой. Она молчала, пока они поднимались по лестнице и шествовали мимо братков. И только на улице, когда наконец спасительно щелкнул замок в двери дежурки, она вдруг остановилась, взявшись за ремешок той самой сумочки, и посмотрела Вовчику прямо в глаза:
– Спасибо…
– Да ладно, чего уж там, – неловко пробормотал Вовчик.
– Ну я пошла…
– Сумочку застегни, опять кто-нибудь захочет проверить.
– Ты меня, пожалуйста, не провожай.
– Ладно.
Все-таки даже сейчас девка была что надо. Вовчик некоторое время неопределенно смотрел ей вслед. Вспомнились почему-то мелко подрагивающие веки. А потом он дернул на себя тяжелую железную дверь и потопал в дежурку.
Инцидент таким образом был исчерпан.
Вовчик потом ещё раза три звонил Лерке, но разговор у них как-то не складывался. Лерку будто заклинило и сдвинуть её с этого места не удавалось, то у неё зачеты, оказывались, то сессия, то реферат какой-то надо срочно сдавать. В общем, нет времени, давай перенесем на следующую неделю.
– Ну ты чего? Какие претензии? – наконец впрямую спросил Вовчик.
Лерка объяснила ему, что никаких претензий она не имеет. Если честно, то во всем виновата только она сама. Полезла играть с жеребцом, вот и получила от него копытом.
Тут уже и Вовчик тоже несколько притормозил:
– Кто это жеребец? Кто жеребец? Нет, ты давай скажи прямо.
Лерка несколько секунд отчетливо дышала в трубку. А потом сказала – будто для кого-то другого:
– Ты меня тогда… отпустил… Не думай – я этого никогда не забуду…
В конце концов Вовчик махнул на неё рукой. Что он нанятый? У него тоже имеется, знаешь, мужская гордость. Мало, что ли, девок, которых не требуется уговаривать? Плюнул на неё Вовчик и не стал ей больше звонить. Даже телефон Леркин вычеркнул из записной книжки. Зачирикал так, чтоб не разобрать было, если вдруг сдуру захочется.
То есть, исключил он Лерку из своей жизни.
Тем более что и Аллочка, с которой он когда-то перемигнулся, оказалась девкой нормальной и откликнулась на первое же приглашение. Поначалу, конечно, тоже слегка выпендривалась: то да се, в институте учится, высшее образование, но потом Вовчик, не будучи жмотом, сводил её в «Золотой уголок», шампанского там поставил, грильяж, разные прибамбасы, перстенек ей купил, скромненький правда, всего за сто баксов. Но – нормально; девка сразу же оценила внимание. После первой же встречи Вовчик довел её до квартиры и отдраил на совесть. Аллочка из себя ничего такого не строила – вскрикивала, где положено, требовала, чуть ли не плача: Сильнее!… Еще сильнее!… – Сразу чувствовалось, что человек старается искренне. Вовчик вынес из этого вечера самые благоприятные впечатления. И лишь когда, уже после всего, они лежали, приятно расслабленные, и курили, Аллочка попросила, чтоб Вовчик свозил её как-нибудь в Анатолию. Только лучше зимой, тогда загар липнет прочнее. Вовчик ей, конечно, пообещал.
А Лерку он уже как-то весной встретил с одним хмырем. Очкастый такой, в пальтишке, какое даже не каждый бомж на себя наденет. И Лерка сама тоже – в курточке легонькой, ежится от дождя и ветра. Увидела его – вздрогнула и, будто курица, нервно кивнула.
Вовчик в ответ также степенно наклонил голову.
Внутри у него ничего не отозвалось. Разошлись, будто корабли в океане.
И только когда Аллочка минут через пять после встречи начала было зудеть, что вот, мол, фифа какая, ты видел, со мной даже не поздоровалась, всегда эта Лерка чересчур о себе воображала, Вовчик вдруг сморщился и резковато велел ей заткнуться.
Аллочка было обиделась:
– А что я такого сказала? Ведь правда?…
Но Вовчик лишь глянул на неё сверху вниз, и Аллочка утихомирилась.
ПОКОЛЕНИЕ ПОБЕДИТЕЛЕЙ
– Вот и узнаем. Пошли ко мне, и через час, в натуре, все будет ясно.
– Но мы же с тобой встречаемся не только для этого?
– А для чего?
– Мне кажется, что нам просто интересно друг с другом. Правда, это вовсе не означает, что у нас возникнет когда-нибудь… нечто большее. Многие люди в конце концов испытывают друг к другу симпатию. Но нельзя же сразу… воплощать её в конкретные действия… Ты мне… нравишься… Мы с тобой можем пока просто дружить.
– Это как? – Вовчик от такого поворота событий был слегка озадачен.
– Ну, встречаться, там, разговаривать, обмениваться разными мыслями. Лучше понять, чем живет каждый из нас. И только если мы в самом деле увидим, что подходим друг другу… Только тогда… Быть может… Пожалуйста, Володя, не обижайся…
– Да нет. Мне чего? Типа того, что все ясно, – ответил Вовчик.
Он действительно не обижался и, в принципе, все понимал. Типа того, что у каждой девки имеются свои заморочки. Гетка, например, любила, чтобы ей дарили всякие мелочи. Не обязательно дорогие, но, как она объясняла, чтоб был знак внимания. Мы же, в конце концов, в одном коллективе работаем? Маракоша, напротив, с братков брать подарки принципиально отказывалась. Чего это я, рехнулась что ли, на своих же наваривать? Зато очень любила, чтоб слушали, если она что-то рассказывает. Вовчик, между прочим, никогда против этого не возражал. Пусть девка журчит, можно пока покурить, о чем-то таком подумать. Люська же со своей стороны требовала демонстративного уважения. Например, наливаешь, налей ей первой, а потом уж – себе. Не дай бог случайно толкнуть, обязательно приходится извиняться. Если садишься, то посмотри, а есть ли куда сесть Люське. Голова болела помнить все эти закидоны. Но с другой стороны, раз девка хочет, ну сделай, если, конечно, не очень обременительно. В общем, Вовчик, выйдя в тот же вечер на точку, огляделся вокруг, вздохнул, подозвал к себе пальцем тусующегося без дела Малька, помолчал для солидности секунд десять, чтобы Малек проникся, а затем велел ему слетать до метро – купить какую-нибудь книгу.
– Не понял, – сказал Малек, хлопая выпученными глазами.
– Ну – книгу. – Вовчик очертил пальцами воздух. – Такое, где с буквами.
– Зачем тебе книга?
– Читать буду, – цыкнув слюной, сказал Вовчик.
– Ага… А какую?
– Ну, там что-нибудь – про ментов или чтоб – с девками…
Книгу Малек притаранил минут через двадцать. Он, по-видимому, решил, что Вовчику это нужно для какого-то хитрого предприятия. Не будет же он в самом деле её читать? А потому, когда Вовчик, не глядя, сунул томик в наплечную сумку и побрел, чуть пришаркивая подошвами, чтобы совершить вечерний обход, он в свою очередь также цыкнул слюной и подозвал пальцем Зиппера.
– Видел? – спросил он, кивая на Вовчика, удаляющегося по направлению к магазину.
– Видел, – ответил Зиппер, пока не очень-то понимая.
– Ну вот, если видел, то – сделай выводы…
А чтобы Зиппер лучше запомнил начальственное поучение, Малек дал ему не слишком сильный, но все-таки звонкий и чувствительный подзатыльник.
Книгу Вовчик осилил примерно дня за четыре. Называлась она «Порыв любви», но никакого порыва и никакой любви он там не обнаружил. Просто какой-то хмырь, имеющий, между прочим, виллу и океанскую яхту, уговаривал девку, чтобы она с ним один-единственный раз перечтыкалась. Триста с лишним страниц продолжалась эта морока. Почему нельзя было отдраить её немедленно, Вовчик так и не понял. Хмырь, который с виллой и яхтой, был вообще какой-то присыпанный. Чего он, скажем, целых полгода впаривал девке всякую лажу? Нельзя так с девками, девки тоже требуют своего уважения. Ты ей прямо скажи – чего, а она уж тогда ответит, почем это стоит.
Здесь, Вовчик явно чего-то недопонимал. И точно так же не понимал он, зачем Лерке гробить пять лет в педагогическом институте. Пять лет переламываться, а – бабки, какие он заколачивает за один вечер. Смешно сказать, даже квартиры своей у девки ещё не было. Жила с родителями, где-то на самом краю города. Это – здоровая девка, которой мужиков надо к себе водить два раза в сутки.
Вовчик неоднократно предлагал устроить её на нормальное место. В ларек, например, к Мормышке, или, может быть, даже в какую-нибудь свободную торговую точку. Вон, Бумбе, скажем, нужна девка на сигаретный киоск. Будешь брать у него же, у Бумбы, левую перефасовку, а потом втюхивать её чувакам как «Честерфилд» или «Мальборо». Раскрутишься понемногу, сначала – комнату, затем на квартиру надыбаешь. И налог тебе установят, скорее всего, гуманный. Это уж я пару слов шепну кому надо.
Лерка слушала его с интересом, но неизменно отказывалась. Объясняла, что нет у неё склонности ни к торговле, ни к коммерции вообще.
– Пойми, Володя, я в самом деле хочу сделать в жизни что-нибудь стоящее. А так – простоишь в ларьке, и годы незаметно уйдут один за другим.
Лерка поднимала глаза на Вовчика и примирительно улыбалась. Чувствовалось, что она действительно не хочет его обидеть. Вовчик, конечно, вздыхал, но, в общем-то, что возьмешь с бестолковой девки? Жалко её, конечно, так ведь и пропадет, но ничего не поделаешь.
Он при этом тоже смотрел Лерке в глаза, и у него вдруг странно, будто уколотое, дергалось сердце.
– Ладно, не хочешь – не надо, – говорил он и безнадежно махал рукой.
А Лерка сияла, точно от комплимента, и горячими крепкими пальцами брала его за запястье.
– Володя, не будем больше об этом. Мне с тобой и так хорошо…
5
В общем, потратил он на неё целый месяц. Прочел две книги, сходил на концерт, три раза побывал в каких-то музеях. Однажды Лерка его даже в театр затащила. Елы-палы, спектакль по Чехову, как будто в школе всей этой мутоты было мало. Встречались они теперь почти каждый день. Сидели в кафе, болтались по городу, бродили в пустынных, с вощеным паркетом картинных залах.Правда, время от времени Вовчика охватывала досада. Сколько можно? Это вместо того, чтобы культурно отдыхать у него на квартире. Зачем смотреть на нарисованных девок, если есть настоящие? Какого хрена платить за то, от чего потом целый день сводит челюсти?
В такие минуты он был готов изругать Лерку самыми простыми словами, плюнуть на все, повернуться, гордо уйти и больше никогда не показываться. Пару раз он уже был почти готов это сделать. Однако стоило Лерке посмотреть на него с жалобным удивлением, взять его под руку и тихо воскликнуть: Володя, но это же так интересно!… – как вся досада в одно мгновение улетучивалась, Вовчик смущался, резкие слова испарялись, и он снова покорно тащился за Леркой, куда бы она ни последовала.
Никогда раньше с ним ничего подобного не происходило, и, что более удивительно, у него самого это не вызывало никакого протеста.
6
Зато братков такой оборот событий вовсе не радовал. То есть, сначала они, конечно, не возражали, чтоб Вовчик, имея бабки, оттягивался, как захочет. В конце концов мы живем в свободном и демократическом государстве. Завел себе капризную девку – твои проблемы. Особой тревоги у них поведение Вовчика не вызывало. Братки даже сперва давали советы, как лучше, по их мнению, обходиться в такими пупырлами. Забилла сказал, что надо взять бутыля и накачать девку до поросячьего визга. Три стакана «Массандры», он полагал, решат любые проблемы. Гетка, наоборот, считала, что Вовчику следует здесь проявить холодность. Ты ей недельку не позвони, сама прибежит и спокойненько ляжет. Маракоша в свою очередь думала, что дело тут только в цене. Ну, предложи ей две штуки. Что тебе денег жалко?… А рассудительная и до какой-то степени даже мудрая Люська, между прочим имеющая опыт в таких делах побольше, чем у Гетки и Маракоши, как-то после работы отозвала Вовчика в угол дежурки и, понизив голос, чтобы не слышал Кабан, затаскивающий вечерний стакан, посоветовала ему показать Лерке свой этот.– Ты что, больной, в принципе? – сказала она. – Такая штука, это же ни одна девка не устоит.
Вовчик только кисло посмотрел на нее:
– Где показывать-то? На улице, что ли?
– Ну как знаешь, – Люська пожала плечами. – А только я тебе говорю: этот аргумент самый серьезный.
То есть, братки относились к данной истории с некоторым интересом. Бумба даже поспорил с Забиллой, сколько ещё эта улетная девка продержится. Бумба сгоряча утверждал, что дня три-четыре, не больше. А пессимистичный Забилла клал на все про все не меньше недели.
Это вызвало у Бумбы приступ бешеного веселья.
– Да чтобы Вовчик целую неделю чирикался?! – на всю дежурку закричал он. – Да я суну ей штуку в зубы, и – все будет путем!…
Тем не менее, через неделю он выставил ухмыляющемуся Забилле ящик «Посольской». А затем, матерясь, точно боцман, начал отдавать по бутылке за каждый просроченный день.
– Бумба сегодня угощает, – напоминал Забилла вечером после работы. И, подняв стакан, наставительно добавлял: – Вот, никогда не спорь со старшим по званию.
Братки, глядя на это соревнование, только посмеивались. Но чем дальше шло время, тем меньше они понимали, что, собственно, происходит. Протянулась одна муторная неделя, за ней – вторая, третья. Прошел уже месяц, а конца этой глупой истории видно не было. Вовчик по-прежнему целыми днями пропадал неизвестно где. Причем в самое рабочее время, когда идет сбор налога. Конечно, они со своей стороны делали все, что могли. Несколько раз, когда Вовчика не было, его подменяли Малек или Зиппер, выручал тот же Бумба, уладивший, например, очередной задвиг котляковцев, Забилла, несмотря не множество собственных дел, отследил, правда фыркая и матерясь, две-три поставки. И даже Зозюра, которого ещё соплей перешибить было можно, как-то раз, за неимением лучшего, пробежался по точкам. То есть, дела в коллективе так или иначе крутились. Однако все понимали, что каждый раз Зозюру или Малька за Вовчика не пошлешь. Коленкор не тот, не всякий хозяин будет с Мальком разговаривать. Среди них тоже кадры такие имеются – ещё самые те. Никому, кроме Вовчика и, может быть, Кабана, лучше и не соваться. А где Вовчик? Нет Вовчика. Сидит Вовчик в театре и, понимаешь, скрипку с оркестром слушает. То есть, пропал Вовчик для коллектива, на бабу их променял. Братки начинали хмуриться и со значением поглядывать друг на друга. А когда однажды Малек, затащив после работы традиционный стакан, рассказал, что Вовчик купил себе книгу и даже её читает, то уж тут и Кабан, на что был крутой и сдержанный, крякнул от неожиданности и закрутил головой.
– Че-че? Ну ты че? Какую такую книгу?
– Чтоб я сдох, братки! – торжественно поклялся Малек. – Сидит Вовчик, в натуре, и страницы переворачивает.
– Может, порнуха?
– Да нет, про любовь. Я сам ему покупал…
На братков это произвело тяжелое впечатление.
Кабан снова крякнул и даже отодвинул недопитый стакан.
В общем, обстановка в коллективе сложилась нерадостная. Следовало решить, как выручать товарища, попавшего в трудные обстоятельства. Забилла тут же предложил самый простой вариант: набрать девок, водки побольше и поехать за город оттянуться. Дня три попьет Вовчик водочки, и – как рукой.
– А если вдруг не поедет? – все-таки затащив этот стакан, засомневался Кабан.
– Ну взять его за руки, – сказал Забилла, – и отвезти.
– Кого, Вовчика? Да он тебя самого отвезет!…
Этот вариант был отставлен как мало реалистичный.
Тогда Забилла после некоторых размышлений предложил другой способ. Надо отловить эту девку и, по обычаю, отдраить всем коллективом. А че, братки? По-моему, идея толковая. Главное, девка будет довольна, и Вовчик тоже поймет, что нечего тут выпендриваться.
Забилла причмокнул и выпучил желтые, как у сторожевой собаки, глаза.
Малек поперхнулся водярой и дико загоготал:
– А чё? Ничё! Здорово!…
Гетке и Маракоше эта идея тоже понравилась.
Однако Кабан, задумчиво прожевав сервелат, сказал, что нет, братки, пожалуй, это все не прохляет. Дело тут, значит, того – какое-то обоюдное. Вовчик, учитывая расклад, может не понять наших намерений. А вот есть у меня одна мысль, следовало бы её обкашлять. Ведь чего, если по жизни, наш Вовчик хочет? Вовчик хочет, чтобы девка эта ему наконец дала. Вот и давайте лучше устроим ему такой сюрприз. Вовчик свое получит и после этого, разумеется, вернется к норме. Главное ведь тут что, главное ведь, чтобы тут все было культурно.
Он рассказал какой сюрприз, по его мнению, следует подготовить. Братки заржали, а Малек повалился на пол и от восторга задрыгал ногами. Кабан не случайно возглавлял их трудовой коллектив. Башка у него работала, и соображал он не хуже, чем, например, Алихан.
– Ну ты даешь!…
– Молодец, Кабан!…
– Примочка что надо!…
Кабан только щурился и пускал над столом клубы сигаретного дыма.
Лицо у него было, как всегда, деревянное.
– Только не откладываем, братки. Завтра же болт и забьем, – сказал он.
7
На другой день Вовчик пришел в дежурку позже обычного. Настроение у него было хреновое: дневной навар опять не дотягивал до контрольной цифры. Все ларечники, как сговорившись, ссылались на экономический кризис. Кляли правительство, президента, международный валютный фонд во главе с Камдессю, взывали к Аллаху, Христу, Иегове, даже к великому Сатампранаде. Никакого толка от них добиться не удавалось. Вовчик, конечно, как полагается, вправил кое-кому мозги, – просто чтобы не забывали, в натуре, о законах рыночной экономики, – но отчитываться перед братками все-таки нужно было ему, а не Сатампранаде.Впервые за последние годы ему не хотелось появляться в дежурке. Как же так, знаменитый Вовчик, и вдруг – позорный недобор по налогам. Что же тогда спрашивать с Малька, например, или с Зозюры? Как воспитывать рабочую гордость у подрастающего поколения? Как прививать им чувство ответственности за порученную работу? Если даже испытанные ветераны не справляются с нормой.
Вовчику было стыдно за самого себя.
Это чувство неловкости и заставило его сначала на час опоздать – в некой смутной надежде, что братки, может быть, к тому времени разойдутся, – а потом, когда надежды его не оправдались: братки были в сборе и даже как будто специально поджидали его, – молча присесть к столу, избегая встречаться с кем-либо взглядом, также молча, без всякого удовольствия затащить традиционный стакан, после этого опять-таки молча передать Кабану хилую недельную выручку и лишь затем, совсем как ларечники, что-то пробормотать насчет кризиса в экономике.
– К понедельнику подожму этих хмырей, – пообещал он.
Собственный голос показался ему хриплым и неуверенным.
Однако все произошло не так, как он думал. Ни подкалывать его, ни делать удивленной физиономии никто из братков почему-то не стал. Кабан даже не пересчитал, как было принято, недельную выручку, – просто сунул её в карман и небрежно застегнул молнию. А потом, набуровив Вовчику ещё полстакана, крякнул и весело, как будто ничего не случилось, сказал, что хрен с ним, с кризисом, перебьемся, не такие кризисы переживали, ты вот лучше послушай: есть у них, у братков, для него небольшой сюрприз.
– Какой сюрприз? – настороженно спросил Вовчик.
– А ты спустись в подвал, посмотри. Доволен будешь.
Забилла при этих словах загоготал, будто подавился икотой. А Малек откинулся на скрипучем стуле и задрыгал ногами. Остальные братки тоже задвигались и заулыбались. Люська же тайком ото всех подмигнула Вовчику, и он успокоился. Видимо, ничего такого ему не грозило.
А когда, сопровождаемый таинственными ухмылочками братков, он спустился в подвал по шаткой лестнице, которую все не доходили руки отремонтировать, то едва захлопнулся люк, обитый снизу фанерой, он мгновенно сообразил, в чем этот сюрприз заключается. На душе у него сразу же стало легче, а взбодренное сердце заколотилось, как будто хотело выпрыгнуть.
В подвале, кстати, подновленном недавно стараниями Забиллы, высвечивались – телевизор, два стула, овальный столик, накрытый закусками. Висела лампочка, разбрасывающая сквозь абажур цветные пятна по стенам, а под ней на тахте, как на пляже, раскинулась совершенно голая Лерка. Причем руки и ноги её были прихвачены бельевыми веревками, темнели соски и разлохмаченный пук волос между бедер, а на животе, чуть ниже пупка, было аккуратно написано «Привет от братков», и стояли сразу четыре жирных восклицательных знака.
Глаза у Лерки были крепко зажмурены. Она не открыла их, даже когда услышала, что кто-то спускается. Только веки, будто склеенные ресницами, мелко затрепетали, и она спросила водянистым каким-то, совершенно неестественным голосом:
– Это ты?
– Привет, – сказал Вовчик.
Он был растроган. Вот ведь, тянул на братков, а нет у него людей роднее и ближе. Надо же – специально о нем подумали, позаботились, постарались. Сколько сил, вероятно, ухлопали, чтобы сделать ему, Вовчику, что-то приятное. Даже вон закусь какую-то не поленились организовать. Водку приличную притаранили, стаканчики, пару салфеток. Ну, о салфетках это, наверное, Люська побеспокоилась. В общем, присаживайся, отдыхай, Вовчик, за все уплачено.
Он и в самом деле был тронут таким вниманием. Посмотрел на Лерку – она лежала, беспомощно трепеща веками. Вдруг сказала все тем же неестественно водянистым голосом:
– Володя, пожалуйста…
– А чего?
– Володя… Володечка…
Больше она, правда, ничего не добавила. Вовчик разделся и, взгромоздившись поверх нее, прижался всем телом. Он хотел, чтобы Лерка почувствовала, что у него имеется. Все-таки не хухры-мухры, не архитектор тебе какой-нибудь. Заскрипели пружины, нагруженные мускулистой тяжестью. И, наверно, Лерка почувствовала, – вдруг всхлипнула и заелозила затылком по валику.
Веки у неё так и оставались прикрытыми.
– Володечка… Ну, пожалуйста… Я ещё никогда…
– Это в каком смысле? – на всякий случай спросил Вовчик.
– Ну, я никогда еще… Ни разу, ни с кем… Ты меня понимаешь?…
– Ты что, целенькая? – приподнявшись от удивления на локтях, спросил Вовчик.
Вот те раз, здоровенная девка, а на проверку, оказывается, жизни не знает. Можно сказать, совсем ещё не жила – зачеты сдавала.
Лерка быстро и как-то безнадежно затрясла головой:
– Володечка… Я тебя очень прошу… Пожалуйста…
Тогда Вовчик вздохнул, слез с тахты и неохотно натянул джинсы.
– Не хочешь – не надо, – сказал он. – Ходи голодная.
– Володечка… – позвала Лерка.
– Что?
– Пожалуйста, развяжи меня…
Больше она не сказала ему ни слова. Молчала, пока Вовчик ножиком и ногтями развязывал узлы бельевой веревки. Молчала, пока растирала запястья, стертые и, видимо, онемевшие. Молчала, пока одевалась, натягивая на себя одну вещь за другой. Она молчала, пока они поднимались по лестнице и шествовали мимо братков. И только на улице, когда наконец спасительно щелкнул замок в двери дежурки, она вдруг остановилась, взявшись за ремешок той самой сумочки, и посмотрела Вовчику прямо в глаза:
– Спасибо…
– Да ладно, чего уж там, – неловко пробормотал Вовчик.
– Ну я пошла…
– Сумочку застегни, опять кто-нибудь захочет проверить.
– Ты меня, пожалуйста, не провожай.
– Ладно.
Все-таки даже сейчас девка была что надо. Вовчик некоторое время неопределенно смотрел ей вслед. Вспомнились почему-то мелко подрагивающие веки. А потом он дернул на себя тяжелую железную дверь и потопал в дежурку.
8
Собственно, на этом у них все и закончилось. Браткам Вовчик сказал, что, в общем-то, ничего, блин, особенного. Девка как девка, бывали у него кадры и поинтереснее. Ну её на хрен, пусть занимается, блин, своими коллоквиумами.Инцидент таким образом был исчерпан.
Вовчик потом ещё раза три звонил Лерке, но разговор у них как-то не складывался. Лерку будто заклинило и сдвинуть её с этого места не удавалось, то у неё зачеты, оказывались, то сессия, то реферат какой-то надо срочно сдавать. В общем, нет времени, давай перенесем на следующую неделю.
– Ну ты чего? Какие претензии? – наконец впрямую спросил Вовчик.
Лерка объяснила ему, что никаких претензий она не имеет. Если честно, то во всем виновата только она сама. Полезла играть с жеребцом, вот и получила от него копытом.
Тут уже и Вовчик тоже несколько притормозил:
– Кто это жеребец? Кто жеребец? Нет, ты давай скажи прямо.
Лерка несколько секунд отчетливо дышала в трубку. А потом сказала – будто для кого-то другого:
– Ты меня тогда… отпустил… Не думай – я этого никогда не забуду…
В конце концов Вовчик махнул на неё рукой. Что он нанятый? У него тоже имеется, знаешь, мужская гордость. Мало, что ли, девок, которых не требуется уговаривать? Плюнул на неё Вовчик и не стал ей больше звонить. Даже телефон Леркин вычеркнул из записной книжки. Зачирикал так, чтоб не разобрать было, если вдруг сдуру захочется.
То есть, исключил он Лерку из своей жизни.
Тем более что и Аллочка, с которой он когда-то перемигнулся, оказалась девкой нормальной и откликнулась на первое же приглашение. Поначалу, конечно, тоже слегка выпендривалась: то да се, в институте учится, высшее образование, но потом Вовчик, не будучи жмотом, сводил её в «Золотой уголок», шампанского там поставил, грильяж, разные прибамбасы, перстенек ей купил, скромненький правда, всего за сто баксов. Но – нормально; девка сразу же оценила внимание. После первой же встречи Вовчик довел её до квартиры и отдраил на совесть. Аллочка из себя ничего такого не строила – вскрикивала, где положено, требовала, чуть ли не плача: Сильнее!… Еще сильнее!… – Сразу чувствовалось, что человек старается искренне. Вовчик вынес из этого вечера самые благоприятные впечатления. И лишь когда, уже после всего, они лежали, приятно расслабленные, и курили, Аллочка попросила, чтоб Вовчик свозил её как-нибудь в Анатолию. Только лучше зимой, тогда загар липнет прочнее. Вовчик ей, конечно, пообещал.
А Лерку он уже как-то весной встретил с одним хмырем. Очкастый такой, в пальтишке, какое даже не каждый бомж на себя наденет. И Лерка сама тоже – в курточке легонькой, ежится от дождя и ветра. Увидела его – вздрогнула и, будто курица, нервно кивнула.
Вовчик в ответ также степенно наклонил голову.
Внутри у него ничего не отозвалось. Разошлись, будто корабли в океане.
И только когда Аллочка минут через пять после встречи начала было зудеть, что вот, мол, фифа какая, ты видел, со мной даже не поздоровалась, всегда эта Лерка чересчур о себе воображала, Вовчик вдруг сморщился и резковато велел ей заткнуться.
Аллочка было обиделась:
– А что я такого сказала? Ведь правда?…
Но Вовчик лишь глянул на неё сверху вниз, и Аллочка утихомирилась.
ПОКОЛЕНИЕ ПОБЕДИТЕЛЕЙ
Все началось как-то очень обыденно. Днем, когда Вовчик, ещё немного позевывая, выполз на площадь, чтобы совершить уже давно ставший привычным инспекторский дежурный обход, к нему подошел Малек, заступивший на рабочую смену несколько раньше, и индифферентным голосом сообщил, что «на губе», которую образовывал проспект Энергетиков, заканчиваясь у метро, сегодня утром появились две новых торговых точки.
– Проспись, – посоветовал ему Вовчик. – С чего это вдруг?
– Да нет, точно, – сказал Малек. – Часов в восемь подъехал кран и, значит, поставили.
Вовчик повернулся и приложил руку к глазам. Действительно, на другой стороне площади поблескивали стеклянными гранями два новеньких с иголочки павильона.
– Ни хрена себе, – заключил он. – Кто такие?
Малек поднял и опустил тощие плечи.
– Откуда мне знать?
К тому времени уже подтянулись Бумба, Зозюра и Чайник. Все они тоже посмотрели сначала в сторону нахальных ларьков, а потом перевели ожидающие глаза на Вовчика.
Он был тут старший.
– Так, – сказал Вовчик.
Дело могло оказаться серьезным. Бумбу и Зозюру он поэтому отмел сразу. Чайник для нормального разговора тоже был пока слабоват. Вовчик посмотрел на Малька. Тот по-солдатски выпрямился и сглотнул, будто через горло прошел кусок дерева.
– Пойдешь со мной!
Малек поспешно кивнул.
Они неторопливо двинулись через площадь. Вовчик – вразвалочку, и машины, выскакивающие с проспекта, послушно огибали его. Малек – несколько сзади, вздрагивая и оглядываясь, когда у самого уха взвизгивали тормоза. Он ещё не привык, что его должны объезжать.
– Держись слева, – посоветовал ему Вовчик.
Хлопцев, которые пасли эту точку, он вычислил сразу. Двое довольно крепких, хмурых с виду ребят перетаптывались у заборчика, обклеенного объявлениями. Оба – в спортивных костюмах, со стриженными круглыми бошками. Оба – старательно делали вид, что Вовчика, значит, они в упор не видят.
Вовчик приблизился к ним и остановился, оглядывая каждого по отдельности.
– Ну чё, в натуре? – спросил он наконец секунд через десять.
Парни вяло ответствовали, что в натуре они ничё. Поставили и стоят.
– Кто поставил? – поинтересовался Вовчик.
– Ну, кому надо, тот и поставил.
Не было никакого смысла разговаривать с ними. Вовчик обозрел окрестности, которые, надо сказать, глаз не радовали, и из ближайшей мусорной кучи вытащил увесистый железный прут. Хлопцы тут же присели и напряглись. Однако Вовчик отвернулся от них и шагнул к ларьку.
– Проспись, – посоветовал ему Вовчик. – С чего это вдруг?
– Да нет, точно, – сказал Малек. – Часов в восемь подъехал кран и, значит, поставили.
Вовчик повернулся и приложил руку к глазам. Действительно, на другой стороне площади поблескивали стеклянными гранями два новеньких с иголочки павильона.
– Ни хрена себе, – заключил он. – Кто такие?
Малек поднял и опустил тощие плечи.
– Откуда мне знать?
К тому времени уже подтянулись Бумба, Зозюра и Чайник. Все они тоже посмотрели сначала в сторону нахальных ларьков, а потом перевели ожидающие глаза на Вовчика.
Он был тут старший.
– Так, – сказал Вовчик.
Дело могло оказаться серьезным. Бумбу и Зозюру он поэтому отмел сразу. Чайник для нормального разговора тоже был пока слабоват. Вовчик посмотрел на Малька. Тот по-солдатски выпрямился и сглотнул, будто через горло прошел кусок дерева.
– Пойдешь со мной!
Малек поспешно кивнул.
Они неторопливо двинулись через площадь. Вовчик – вразвалочку, и машины, выскакивающие с проспекта, послушно огибали его. Малек – несколько сзади, вздрагивая и оглядываясь, когда у самого уха взвизгивали тормоза. Он ещё не привык, что его должны объезжать.
– Держись слева, – посоветовал ему Вовчик.
Хлопцев, которые пасли эту точку, он вычислил сразу. Двое довольно крепких, хмурых с виду ребят перетаптывались у заборчика, обклеенного объявлениями. Оба – в спортивных костюмах, со стриженными круглыми бошками. Оба – старательно делали вид, что Вовчика, значит, они в упор не видят.
Вовчик приблизился к ним и остановился, оглядывая каждого по отдельности.
– Ну чё, в натуре? – спросил он наконец секунд через десять.
Парни вяло ответствовали, что в натуре они ничё. Поставили и стоят.
– Кто поставил? – поинтересовался Вовчик.
– Ну, кому надо, тот и поставил.
Не было никакого смысла разговаривать с ними. Вовчик обозрел окрестности, которые, надо сказать, глаз не радовали, и из ближайшей мусорной кучи вытащил увесистый железный прут. Хлопцы тут же присели и напряглись. Однако Вовчик отвернулся от них и шагнул к ларьку.