Страница:
– Спрятался он, – пробурчал Фредерик, но, заметив, что парень совершенно растерян и все еще напуган, смягчил тон. – Что ж, дома тебе опять плохо показалось?
– Что хорошего в доме, где умерла мать, – отвечал Тимбер глухим голосом. – Я вернулся из того похода на столицу, а она тяжело больна. Пару недель промаялась... Потом – все. Отдала богу душу. Один я остался. Работник сбежал. Сельчане и так на меня зло смотрели, но не трогали – мать жалели. А как ее не стало – все словно с цепи сорвались. Дом сожгли, мельницу развалили, посевы наши разорили. Все кричали: «Убирайся, изменник! Ублюдок!» Много чего кричали. Убить грозились... Я и ушел. А куда мне еще деваться? Бродяжничать по стране, пока кто-нибудь меня не узнает и не убьет? Я ведь враг всем...
– Не всем, – покачал головой Фредерик.
Он больше смотрел на Тимбера, чем слушал сбивчивый рассказ. И его поражало то, что чем больше смотрел, тем больше видел в этом бастарде Конрада. Его глаза, подбородок, привычка вот так сжимать узкие губы, его манера чуть склонять набок голову при разговоре, и голос – он так походил на голос Северного Судьи. «И Конрад, наверное, вот так глядя на меня, видел во мне моего отца, – подумалось Фредерику. – Вот почему он предал меня».
– Не всем ты враг, – повторил Фредерик, заметив вопросительный взгляд Тимбера. – Я-то давно вычеркнул тебя из своих врагов. Я простил тебя...
– Простили. Так и есть, – кивнул мельник. – Только я вот себя не простил. И это еще одна причина, почему я здесь, в Полночном храме. Я виноват в смерти многих невинных людей. Я буду служить храму, пока Господь не даст мне знак, что я прощен.
– Разве ты убил кого? Убивали мятежные бароны и их воины...
– Но они убивали, крича мое имя! Убивали, чтобы я мог пройти. Я – причина!
Фредерик в который раз покачал головой. «А что же со мной делать? – он невольно посмотрел на свои руки, и ему показалось, что они в крови. – Скольких я убил? Разве можно назвать точное число душ, которые через мой меч отправились на небо? Пусть даже половину их – этого уже достаточно, чтоб заживо вмуровать меня в стены этого храма...»
– Если думать обо всем этом, можно сойти с ума, – сказал он уже вслух.
– Может и так, – отозвался Тимбер. – Только я все для себя решил. Мне нет места в мире, я буду здесь. Божий храм меня не оттолкнет.
– Что ж, ты сам себе хозяин...
– А! Вот вы где! – раздался голос Орни, довольно радостный: ее поиски увенчались-таки успехом. – Вас все ждут, сэр Фредерик. Как же без вас начинать торжественную трапезу?
– Ну да. Я давно слышу запах жареных медведей, – усмехнулся Король. – А ты? – Он посмотрел на Тимбера. – Монахам ведь можно праздновать? Зови остальных в нашу пещеру. Судя по всему, там королевские кушанья...
Через некоторое время они впятером (Тимбер позвал остальных служителей храма) вернулись в общие залы. Там горело сразу несколько костров. Женщины весело раскладывали по блюдам огромные куски медвежьего мяса, разливали по кружкам что-то темное из кожаных бурдюков.
– Они называют это «веселун», – радостно сообщила Орни.
– Судя по всему, ты уже попробовала, – заметил Фредерик.
– Конечно! – засмеялась девушка. – Мы все так долго были в страхе, так боялись погибнуть, что теперь нам это просто необходимо! На душе легко и весело. Пейте и вы! – Она выхватила из рук проходившей мимо женщины пару кружек, доверху наполненных «веселуном», и протянула их Фредерику и Тимберу. – Пейте же!
Тимбер помотал головой: ему, как послушнику, нельзя было таких напитков. Король же, чуть помедлив, выпил залпом, слегка поморщился: кислый «веселун» сильно защипал язык.
– Странно все-таки, – заметил Фредерик, указывая на смеющихся людей, – они только-только оплакали погибших соплеменников и вот уже в пляс готовы идти.
– Таков этот народ, – отвечал старый монах. – Смерть и рождение для них так же обыденны, как обед или сон. Слишком сурова их жизнь, чтоб долго чем-нибудь огорчаться. Мертвым – мертвое, живым – живое... Идите и вы веселиться. Это во многом ваша победа.
– Живым – живое, – повторил Фредерик; эти слова он понял по-своему.
Тут к ним опять подбежала румяная от «веселуна» Орни. Она принесла тарелки, полные кусков горячего, аппетитно румяного мяса.
– Жаль, хлеба почти нет. Зато соли – хоть отбавляй, – сообщила она, вручив каждому по миске и по тонкому ломтику грубого темного хлеба.
– Ты тут прямо как дома, – усмехнулся Фредерик.
– Когда нет своего дома, то весь мир – это дом, – в тон ему ответила Орни. – Пойдемте танцевать.
– Ты меня приглашаешь? – не сразу понял Король.
– Ну его светлость Линар отказался: нога у него болит, – пожала плечами девушка. – А с увальнями рыцарями, типа Скивана и Корина, опасно плясать – еще ноги отдавят...
– Так и я не мелочь какая-нибудь, – в тон ей говорил Фредерик.
Но Орни уже бесцеремонно тащила его за руку в круг, что организовали танцующие и те, кто били в бубны и дули во что-то, похожее на пастушьи сопелки. Молодой человек, надо сказать, не сильно сопротивлялся. Право, так хотелось расслабиться, отвлечься от мрачных и тяжелых мыслей.
– Что ж, танцы, так танцы. – Он тряхнул головой и топнул ногой, широким жестом выводя перед собой Орни, а улыбнулся белозубо, ослепительно – таким он когда-то нравился Коре.
Юная знахарка удивила его изящными и легкими движениями. Казалось, танцевать она училась у лучших наставников. Ее тонкая фигурка была почти невесома для Фредерика, а стройные ноги безошибочно угадывали его движения, чтобы их повторить и не сбиться с ритма.
А Линар, насупившись, крутил в руках обломки белого королевского меча, которые он считал своим долгом хранить, и следил за танцами, не спуская глаз с Орниллы. Он почти ревновал. Девушка же, кокетливо изгибаясь, бросала на него молниеносные взгляды, от которых у доктора кровь приливала к ушам. Нет, он именно из-за ноги не пошел с ней танцевать и теперь очень жалел. Эта тонкая девочка понравилась ему с первого взгляда: огромные карие глаза, тонкая нежная детская шея, копна непослушных коротких золотистых волос, совсем юное лицо. Странно, но Линар признавался себе, что ни одна красавица при дворе не тревожила так его мыслей, как Орни. Он невольно подсчитал, какая между ними разница в возрасте – двенадцать лет. «Не так уж и много», – подумалось ему.
Танец кончился, и сам Король подвел Орни к Линару, усадил ее возле доктора.
– Она умеет не только врачевать, – усмехнулся Фредерик. – Прими это во внимание.
– Как не принять, – буркнул тот.
Фредерик вежливо поклонился девушке, взял из рук лекаря сломанный клинок и устроился неподалеку, в какой раз качая головой при взгляде на место разлома. Что тут можно было сказать? Сломан, меч был сломан безнадежно, у самой рукояти, и клинок теперь стал чем-то вроде широкого дротика.
– Белый меч, – задумчиво произнес старый монах, присаживаясь рядом. – Замечательное оружие.
– Как же, – чуть скривил губы Фредерик. – Он подвел меня в битве.
– Северные медведи обладают страшной силой. Неудивительно, что меч не устоял, – возразил монах. – Местные жители считают, что нынче в медведей вселился древний демон, настолько они свирепы и сильны.
– Я просто огорчен, что потерял любимое оружие, – признался Фредерик. – Меч в самом деле замечательный... Был замечательным... Это меч моего отца. Я хотел передать его своему сыну. Жаль...
– Думаю, его можно починить. – Старик взял из рук молодого человека обломки, чтобы осмотреть. – Оружейник ландграфа Вильена дал бы вам совет, а то и делом помог. Он старше меня, и столько повидал, что в Первой книге меньше описано.
– Правда? Я уже слышал об этом оружейнике. Вильен скрывает его от любопытных. Так мне сказали.
– Я не любопытен. Но я знаю, где оружейник, – улыбнулся монах. – Это ведь мой старший брат, и он часто шлет мне вести.
– Как все странно складывается, – пробормотал Фредерик.
– Нисколько. Намного страннее для вас будет то, что я вам кое-что подарю. – И старик все с той же улыбкой пригласил Короля следовать за ним.
Они вышли в узкий коридор, из которого были выходы в маленькие пещерки, служившие кельями постоянным жителям Полночного храма. В одну из них монах провел Фредерика.
– Вот это. – Старик достал из-под деревянного топчана, покрытого мохнатым древним одеялом, что-то, замотанное в кожи. – Это я вам отдам.
Король развернул сверток и даже ахнул от удивления и восхищения. Перед ним был меч. Сомнений никаких – из того же металла, что и его собственный погибший клинок. Только тяжелее и шире, а рукоять была более массивная и украшена крупным белым полупрозрачным камнем, который блеснул звездой, поймав свет факела. Фредерик осторожно потянул меч из ножен.
– Откуда? Откуда это великолепие? – прошептал молодой человек, завороженный бликами, что пробегали по полированному клинку при каждом повороте. – Эти драконы... Южные драконы!
– Когда-то я был рыцарем, молодым и сильным, как вы. Я служил лорду Эльберту...
– Эльберт? Пропавший лорд Королевского дома?! – удивился Фредерик. – Это младший брат моего прадеда. Я помню его историю. Он отправился к северным святыням, чтобы молить Бога о наследнике – его жена была бесплодна. Он не вернулся назад... Как все-таки причудлива жизнь. Как она все перевивает... Но это было так давно...
– А я все помню, как будто это было вчера, и года мои летят незаметно, – кивнул старик. – Мой лорд горячо молился здесь в храме, и ему был дан знак. Какой – так никто и не узнал. Только лорд решил навсегда остаться в храме простым монахом. Наверное, Господь говорил с ним. Я остался с моим господином и был рядом с ним до последней минуты. Он умер там, в молельном зале. Неделями стоял он на коленях перед статуями Бога и просил милости для всех в своей стране. – Глаза монаха во время рассказа мерцали слезами. – Лорд завещал мне свой меч – единственное, с чем он не смог расстаться, одев капюшон монаха. Он просил отдать клинок тому, кто приедет с Юга, тому, у кого на оружии будут драконы – знак Королевского дома.
– Бедный Эльберт, – прошептал Фредерик. – А его жена все ждала, долгие годы, так и не вышла снова замуж. И ветвь Эльберта угасла...
– Печально. Очень печально, – кивнул старик.
– И это тоже было угодно Богу? – покачал головой Король.
– На все его воля, – ответил монах.
– Пусть так... Я приму подарок, верный слуга. И все в Королевстве узнают о подвиге лорда Эльберта... Как же ваше имя? И остались ли где-нибудь в Королевстве ваши родичи, чтоб рассказать им о вас?
– Мое имя Арист. И кроме брата нет у меня никого. Мы были так молоды, когда отправились с лордом Эльбертом на север, что не успели даже любимыми девушками обзавестись. А родители, должно быть, давно умерли.
Фредерик какое-то время молчал, стараясь осмыслить все то, что он сейчас узнал, все, что произошло за последнее время. Потом заговорил тихо, медленно, каждое слово обдумывая:
– Ваш подвиг превосходит подвиг Эльберта. Вы остались рядом с ним, позабыв о собственной жизни, о собственной молодости. Ведь вы могли вернуться домой, любить, строить, быть счастливым... Вы отказались от целой жизни ради своего лорда. – Тут он вдруг опустился на колени перед стариком. – Я прошу простить меня за все те речи, что оскорбили ваш слух и эти стены. Я недостоин поднять на вас взгляд, не то что спорить с вами.
– Не надо. – Монах тронул его за плечо. – Встаньте. Колена надо преклонять пред Богом, а не перед его служителем... Я просто выбрал свой путь. И выбор есть у каждого... И у вас тоже. У вас есть свой мир. Вернитесь в него, берегите его, молитесь о нем в своем доме. Не ищите чуда здесь – его нет вне вашего мира.
– Как вы правы, – прошептал Фредерик...
В такой задумчивости он вернулся в залу, где продолжалось веселье. И опять ему навстречу прыгнула неугомонная Орни.
– Какое счастье! – провозгласила она. – Смотрите, кто к нам пробрался!
Фредерик глянул туда, куда указывала ее рука, и, вскрикнув от радости, бросился к своему серому скакуну. Мышка ответил энергичным киванием головы и приветливым фырканьем. Тут же была и приземистая Медведка.
– Умный мальчик, – приговаривал молодой человек, гладя крутую шею скакуна. – Ты выжил. Ты нашел меня. Умница! – не удержавшись, даже поцеловал Мышку в нос.
Фредерик заботливо и внимательно осмотрел коней. Они были невредимы, если не считать легкой ссадины на колене передней ноги Медведки. Видимо, лошади при виде медведей убежали далеко назад и спрятались в какой-нибудь пещере. А потом Мышка отправился искать хозяина.
– Отлично, – шептал Король. – Отдохнем немного – и в обратный путь, к теплу и зелени. Тебе ведь это больше по нраву, мальчик?
Мышка согласно фыркнул.
Фредерик поспешил открыть сумки, что так и мотались на спинах лошадей. Он передал женщинам два больших каравая хлеба, несколько сыровяленых колбас и мешочек сушеных яблок, это все тут же радостно принялись делить. А коням подвязал овса. Потом достал еще сверток и направился к игравшим детям, каждому вручил по небольшой жмене сушеного чернослива.
– Это вкусно, сладко; пробуйте, – улыбнулся, видя, что малыши с непониманием косятся на сморщенные ягоды.
– Вам еще возвращаться домой, – заметил, подходя, старик. – А вы, похоже, все раздали.
Фредерик лишь пожал плечами:
– Я не избалован снедью. А тут дети, женщины, раненые. Им провиант нужнее. А я и поохотиться могу, если что... И не волнуйтесь – пару корок я себе оставил.
Тут его тронули за плечо. Роксана:
– Элиас просит вас подойти.
Гвардеец слегка покраснел перед началом разговора, хотя рана лишила его приличного количества крови.
– Я прошу твоего разрешения жениться на Роксане, – шепотом сказал юноша Фредерику.
– Меня?
– Ну да. Моего отца тут нет, а ты – мой король...
– Тише!
– Никто ничего не знает, – успокоительно заверил Элиас.
– А разрешение отца Роксаны вам не надо?
– Браки, заключенные в Полночном храме, никто не может расторгнуть или опровергнуть. Это нам объяснили монахи, – сообщил юноша. – Наша судьба – обвенчаться здесь.
– Так зачем тебе мое согласие, раз вы в храме? – удивился Фредерик.
– Ну ты же здесь. Я не могу не спросить тебя.
– А если я не дам разрешения? – Король чуть прищурился.
Элиас сдвинул брови.
– Как-то быстро вы все решили, – заметил Фредерик.
– Ничего не быстро. Мы уже две недели вместе...
– Как много! – присвистнул Король.
Элиас опять угрюмо промолчал.
– Подумай, братец, – продолжил Фредерик. – Хорошенько подумай, прежде чем жениться. Я понимаю: после того что случилось с Мартой, тебе очень больно, а Роксана появилась, как свет в окошке...
– Именно так! – перебил его гвардеец. – И я хочу, чтоб этот свет всегда мне светил.
– Будет ли правильным, что все так поспешно?
– Я люблю ее, – ответил Элиас. – А она любит меня.
Фредерик качнул головой:
– Как все просто... Что ж, я согласен. Пусть уж и счастье с вами здесь венчается. – Он улыбнулся, похлопал юношу по здоровому плечу. – Только не затягивай с выздоровлением, а то медовый месяц здесь проведешь...
18
– Что хорошего в доме, где умерла мать, – отвечал Тимбер глухим голосом. – Я вернулся из того похода на столицу, а она тяжело больна. Пару недель промаялась... Потом – все. Отдала богу душу. Один я остался. Работник сбежал. Сельчане и так на меня зло смотрели, но не трогали – мать жалели. А как ее не стало – все словно с цепи сорвались. Дом сожгли, мельницу развалили, посевы наши разорили. Все кричали: «Убирайся, изменник! Ублюдок!» Много чего кричали. Убить грозились... Я и ушел. А куда мне еще деваться? Бродяжничать по стране, пока кто-нибудь меня не узнает и не убьет? Я ведь враг всем...
– Не всем, – покачал головой Фредерик.
Он больше смотрел на Тимбера, чем слушал сбивчивый рассказ. И его поражало то, что чем больше смотрел, тем больше видел в этом бастарде Конрада. Его глаза, подбородок, привычка вот так сжимать узкие губы, его манера чуть склонять набок голову при разговоре, и голос – он так походил на голос Северного Судьи. «И Конрад, наверное, вот так глядя на меня, видел во мне моего отца, – подумалось Фредерику. – Вот почему он предал меня».
– Не всем ты враг, – повторил Фредерик, заметив вопросительный взгляд Тимбера. – Я-то давно вычеркнул тебя из своих врагов. Я простил тебя...
– Простили. Так и есть, – кивнул мельник. – Только я вот себя не простил. И это еще одна причина, почему я здесь, в Полночном храме. Я виноват в смерти многих невинных людей. Я буду служить храму, пока Господь не даст мне знак, что я прощен.
– Разве ты убил кого? Убивали мятежные бароны и их воины...
– Но они убивали, крича мое имя! Убивали, чтобы я мог пройти. Я – причина!
Фредерик в который раз покачал головой. «А что же со мной делать? – он невольно посмотрел на свои руки, и ему показалось, что они в крови. – Скольких я убил? Разве можно назвать точное число душ, которые через мой меч отправились на небо? Пусть даже половину их – этого уже достаточно, чтоб заживо вмуровать меня в стены этого храма...»
– Если думать обо всем этом, можно сойти с ума, – сказал он уже вслух.
– Может и так, – отозвался Тимбер. – Только я все для себя решил. Мне нет места в мире, я буду здесь. Божий храм меня не оттолкнет.
– Что ж, ты сам себе хозяин...
– А! Вот вы где! – раздался голос Орни, довольно радостный: ее поиски увенчались-таки успехом. – Вас все ждут, сэр Фредерик. Как же без вас начинать торжественную трапезу?
– Ну да. Я давно слышу запах жареных медведей, – усмехнулся Король. – А ты? – Он посмотрел на Тимбера. – Монахам ведь можно праздновать? Зови остальных в нашу пещеру. Судя по всему, там королевские кушанья...
Через некоторое время они впятером (Тимбер позвал остальных служителей храма) вернулись в общие залы. Там горело сразу несколько костров. Женщины весело раскладывали по блюдам огромные куски медвежьего мяса, разливали по кружкам что-то темное из кожаных бурдюков.
– Они называют это «веселун», – радостно сообщила Орни.
– Судя по всему, ты уже попробовала, – заметил Фредерик.
– Конечно! – засмеялась девушка. – Мы все так долго были в страхе, так боялись погибнуть, что теперь нам это просто необходимо! На душе легко и весело. Пейте и вы! – Она выхватила из рук проходившей мимо женщины пару кружек, доверху наполненных «веселуном», и протянула их Фредерику и Тимберу. – Пейте же!
Тимбер помотал головой: ему, как послушнику, нельзя было таких напитков. Король же, чуть помедлив, выпил залпом, слегка поморщился: кислый «веселун» сильно защипал язык.
– Странно все-таки, – заметил Фредерик, указывая на смеющихся людей, – они только-только оплакали погибших соплеменников и вот уже в пляс готовы идти.
– Таков этот народ, – отвечал старый монах. – Смерть и рождение для них так же обыденны, как обед или сон. Слишком сурова их жизнь, чтоб долго чем-нибудь огорчаться. Мертвым – мертвое, живым – живое... Идите и вы веселиться. Это во многом ваша победа.
– Живым – живое, – повторил Фредерик; эти слова он понял по-своему.
Тут к ним опять подбежала румяная от «веселуна» Орни. Она принесла тарелки, полные кусков горячего, аппетитно румяного мяса.
– Жаль, хлеба почти нет. Зато соли – хоть отбавляй, – сообщила она, вручив каждому по миске и по тонкому ломтику грубого темного хлеба.
– Ты тут прямо как дома, – усмехнулся Фредерик.
– Когда нет своего дома, то весь мир – это дом, – в тон ему ответила Орни. – Пойдемте танцевать.
– Ты меня приглашаешь? – не сразу понял Король.
– Ну его светлость Линар отказался: нога у него болит, – пожала плечами девушка. – А с увальнями рыцарями, типа Скивана и Корина, опасно плясать – еще ноги отдавят...
– Так и я не мелочь какая-нибудь, – в тон ей говорил Фредерик.
Но Орни уже бесцеремонно тащила его за руку в круг, что организовали танцующие и те, кто били в бубны и дули во что-то, похожее на пастушьи сопелки. Молодой человек, надо сказать, не сильно сопротивлялся. Право, так хотелось расслабиться, отвлечься от мрачных и тяжелых мыслей.
– Что ж, танцы, так танцы. – Он тряхнул головой и топнул ногой, широким жестом выводя перед собой Орни, а улыбнулся белозубо, ослепительно – таким он когда-то нравился Коре.
Юная знахарка удивила его изящными и легкими движениями. Казалось, танцевать она училась у лучших наставников. Ее тонкая фигурка была почти невесома для Фредерика, а стройные ноги безошибочно угадывали его движения, чтобы их повторить и не сбиться с ритма.
А Линар, насупившись, крутил в руках обломки белого королевского меча, которые он считал своим долгом хранить, и следил за танцами, не спуская глаз с Орниллы. Он почти ревновал. Девушка же, кокетливо изгибаясь, бросала на него молниеносные взгляды, от которых у доктора кровь приливала к ушам. Нет, он именно из-за ноги не пошел с ней танцевать и теперь очень жалел. Эта тонкая девочка понравилась ему с первого взгляда: огромные карие глаза, тонкая нежная детская шея, копна непослушных коротких золотистых волос, совсем юное лицо. Странно, но Линар признавался себе, что ни одна красавица при дворе не тревожила так его мыслей, как Орни. Он невольно подсчитал, какая между ними разница в возрасте – двенадцать лет. «Не так уж и много», – подумалось ему.
Танец кончился, и сам Король подвел Орни к Линару, усадил ее возле доктора.
– Она умеет не только врачевать, – усмехнулся Фредерик. – Прими это во внимание.
– Как не принять, – буркнул тот.
Фредерик вежливо поклонился девушке, взял из рук лекаря сломанный клинок и устроился неподалеку, в какой раз качая головой при взгляде на место разлома. Что тут можно было сказать? Сломан, меч был сломан безнадежно, у самой рукояти, и клинок теперь стал чем-то вроде широкого дротика.
– Белый меч, – задумчиво произнес старый монах, присаживаясь рядом. – Замечательное оружие.
– Как же, – чуть скривил губы Фредерик. – Он подвел меня в битве.
– Северные медведи обладают страшной силой. Неудивительно, что меч не устоял, – возразил монах. – Местные жители считают, что нынче в медведей вселился древний демон, настолько они свирепы и сильны.
– Я просто огорчен, что потерял любимое оружие, – признался Фредерик. – Меч в самом деле замечательный... Был замечательным... Это меч моего отца. Я хотел передать его своему сыну. Жаль...
– Думаю, его можно починить. – Старик взял из рук молодого человека обломки, чтобы осмотреть. – Оружейник ландграфа Вильена дал бы вам совет, а то и делом помог. Он старше меня, и столько повидал, что в Первой книге меньше описано.
– Правда? Я уже слышал об этом оружейнике. Вильен скрывает его от любопытных. Так мне сказали.
– Я не любопытен. Но я знаю, где оружейник, – улыбнулся монах. – Это ведь мой старший брат, и он часто шлет мне вести.
– Как все странно складывается, – пробормотал Фредерик.
– Нисколько. Намного страннее для вас будет то, что я вам кое-что подарю. – И старик все с той же улыбкой пригласил Короля следовать за ним.
Они вышли в узкий коридор, из которого были выходы в маленькие пещерки, служившие кельями постоянным жителям Полночного храма. В одну из них монах провел Фредерика.
– Вот это. – Старик достал из-под деревянного топчана, покрытого мохнатым древним одеялом, что-то, замотанное в кожи. – Это я вам отдам.
Король развернул сверток и даже ахнул от удивления и восхищения. Перед ним был меч. Сомнений никаких – из того же металла, что и его собственный погибший клинок. Только тяжелее и шире, а рукоять была более массивная и украшена крупным белым полупрозрачным камнем, который блеснул звездой, поймав свет факела. Фредерик осторожно потянул меч из ножен.
– Откуда? Откуда это великолепие? – прошептал молодой человек, завороженный бликами, что пробегали по полированному клинку при каждом повороте. – Эти драконы... Южные драконы!
– Когда-то я был рыцарем, молодым и сильным, как вы. Я служил лорду Эльберту...
– Эльберт? Пропавший лорд Королевского дома?! – удивился Фредерик. – Это младший брат моего прадеда. Я помню его историю. Он отправился к северным святыням, чтобы молить Бога о наследнике – его жена была бесплодна. Он не вернулся назад... Как все-таки причудлива жизнь. Как она все перевивает... Но это было так давно...
– А я все помню, как будто это было вчера, и года мои летят незаметно, – кивнул старик. – Мой лорд горячо молился здесь в храме, и ему был дан знак. Какой – так никто и не узнал. Только лорд решил навсегда остаться в храме простым монахом. Наверное, Господь говорил с ним. Я остался с моим господином и был рядом с ним до последней минуты. Он умер там, в молельном зале. Неделями стоял он на коленях перед статуями Бога и просил милости для всех в своей стране. – Глаза монаха во время рассказа мерцали слезами. – Лорд завещал мне свой меч – единственное, с чем он не смог расстаться, одев капюшон монаха. Он просил отдать клинок тому, кто приедет с Юга, тому, у кого на оружии будут драконы – знак Королевского дома.
– Бедный Эльберт, – прошептал Фредерик. – А его жена все ждала, долгие годы, так и не вышла снова замуж. И ветвь Эльберта угасла...
– Печально. Очень печально, – кивнул старик.
– И это тоже было угодно Богу? – покачал головой Король.
– На все его воля, – ответил монах.
– Пусть так... Я приму подарок, верный слуга. И все в Королевстве узнают о подвиге лорда Эльберта... Как же ваше имя? И остались ли где-нибудь в Королевстве ваши родичи, чтоб рассказать им о вас?
– Мое имя Арист. И кроме брата нет у меня никого. Мы были так молоды, когда отправились с лордом Эльбертом на север, что не успели даже любимыми девушками обзавестись. А родители, должно быть, давно умерли.
Фредерик какое-то время молчал, стараясь осмыслить все то, что он сейчас узнал, все, что произошло за последнее время. Потом заговорил тихо, медленно, каждое слово обдумывая:
– Ваш подвиг превосходит подвиг Эльберта. Вы остались рядом с ним, позабыв о собственной жизни, о собственной молодости. Ведь вы могли вернуться домой, любить, строить, быть счастливым... Вы отказались от целой жизни ради своего лорда. – Тут он вдруг опустился на колени перед стариком. – Я прошу простить меня за все те речи, что оскорбили ваш слух и эти стены. Я недостоин поднять на вас взгляд, не то что спорить с вами.
– Не надо. – Монах тронул его за плечо. – Встаньте. Колена надо преклонять пред Богом, а не перед его служителем... Я просто выбрал свой путь. И выбор есть у каждого... И у вас тоже. У вас есть свой мир. Вернитесь в него, берегите его, молитесь о нем в своем доме. Не ищите чуда здесь – его нет вне вашего мира.
– Как вы правы, – прошептал Фредерик...
В такой задумчивости он вернулся в залу, где продолжалось веселье. И опять ему навстречу прыгнула неугомонная Орни.
– Какое счастье! – провозгласила она. – Смотрите, кто к нам пробрался!
Фредерик глянул туда, куда указывала ее рука, и, вскрикнув от радости, бросился к своему серому скакуну. Мышка ответил энергичным киванием головы и приветливым фырканьем. Тут же была и приземистая Медведка.
– Умный мальчик, – приговаривал молодой человек, гладя крутую шею скакуна. – Ты выжил. Ты нашел меня. Умница! – не удержавшись, даже поцеловал Мышку в нос.
Фредерик заботливо и внимательно осмотрел коней. Они были невредимы, если не считать легкой ссадины на колене передней ноги Медведки. Видимо, лошади при виде медведей убежали далеко назад и спрятались в какой-нибудь пещере. А потом Мышка отправился искать хозяина.
– Отлично, – шептал Король. – Отдохнем немного – и в обратный путь, к теплу и зелени. Тебе ведь это больше по нраву, мальчик?
Мышка согласно фыркнул.
Фредерик поспешил открыть сумки, что так и мотались на спинах лошадей. Он передал женщинам два больших каравая хлеба, несколько сыровяленых колбас и мешочек сушеных яблок, это все тут же радостно принялись делить. А коням подвязал овса. Потом достал еще сверток и направился к игравшим детям, каждому вручил по небольшой жмене сушеного чернослива.
– Это вкусно, сладко; пробуйте, – улыбнулся, видя, что малыши с непониманием косятся на сморщенные ягоды.
– Вам еще возвращаться домой, – заметил, подходя, старик. – А вы, похоже, все раздали.
Фредерик лишь пожал плечами:
– Я не избалован снедью. А тут дети, женщины, раненые. Им провиант нужнее. А я и поохотиться могу, если что... И не волнуйтесь – пару корок я себе оставил.
Тут его тронули за плечо. Роксана:
– Элиас просит вас подойти.
Гвардеец слегка покраснел перед началом разговора, хотя рана лишила его приличного количества крови.
– Я прошу твоего разрешения жениться на Роксане, – шепотом сказал юноша Фредерику.
– Меня?
– Ну да. Моего отца тут нет, а ты – мой король...
– Тише!
– Никто ничего не знает, – успокоительно заверил Элиас.
– А разрешение отца Роксаны вам не надо?
– Браки, заключенные в Полночном храме, никто не может расторгнуть или опровергнуть. Это нам объяснили монахи, – сообщил юноша. – Наша судьба – обвенчаться здесь.
– Так зачем тебе мое согласие, раз вы в храме? – удивился Фредерик.
– Ну ты же здесь. Я не могу не спросить тебя.
– А если я не дам разрешения? – Король чуть прищурился.
Элиас сдвинул брови.
– Как-то быстро вы все решили, – заметил Фредерик.
– Ничего не быстро. Мы уже две недели вместе...
– Как много! – присвистнул Король.
Элиас опять угрюмо промолчал.
– Подумай, братец, – продолжил Фредерик. – Хорошенько подумай, прежде чем жениться. Я понимаю: после того что случилось с Мартой, тебе очень больно, а Роксана появилась, как свет в окошке...
– Именно так! – перебил его гвардеец. – И я хочу, чтоб этот свет всегда мне светил.
– Будет ли правильным, что все так поспешно?
– Я люблю ее, – ответил Элиас. – А она любит меня.
Фредерик качнул головой:
– Как все просто... Что ж, я согласен. Пусть уж и счастье с вами здесь венчается. – Он улыбнулся, похлопал юношу по здоровому плечу. – Только не затягивай с выздоровлением, а то медовый месяц здесь проведешь...
18
Фредерик ехал на юг. Точно так, как и прибыл в северные земли – то есть один.
Элиас и Роксана после того, как монах Арист их обвенчал, остались в Полночном храме: гвардейцу нужно было выздоравливать. С Роксаной также остались Скиван и Корин, а с Элиасом – мастер Линар и Орни. Последние двое, как отметил Фредерик, также проявляли друг к другу повышенное внимание. «Может, вы тоже поженитесь?» – шепнул Король своему лекарю на венчании Элиаса и Роксаны. «Я все-таки получше присмотрюсь к девушке», – в тон ему ответил Линар.
Доктор уговаривал Фредерика повременить с отъездом, но тот настроился покинуть храм немедленно.
– Я хочу как можно больше сократить то время, что мой сын проводит без меня. – Это Король сказал уже в седле, готовый к трудному переходу по заснеженным равнинам. – Он не заслужил такого... К тому же я похлопочу о том, чтобы сюда, в Храм, прислали пару обозов с провизией и лошадьми. Не думаю, что запасов медвежьего мяса и моих хлебов хватит надолго...
И вот опять тяжелый переход в снегах. Но теперь каждый шаг давался легче. Потому что это было возвращение домой, к тому единственному родному существу, что у него осталось.
Ехал налегке. Медведку со всеми узлами он оставил в храме. Даже ружье Орни не стал брать. На первый взгляд это могло показаться легкомысленным, но молодой человек полагался на свои способности и на выносливость Мышки. Для коня он прихватил мешок овса – все-таки серый нес его по сугробам, себе же определил пару хлебных горбушек и столько же небольших кусков подкопченного медвежьего мяса. За спиной Фредерика висел меч лорда Эльберта, а его собственный сломанный клинок был аккуратно завернут в шкуры и приторочен к седлу. По дороге домой Король намеревался заехать в одно селение, о котором рассказал старик Арист: там жил его брат Пер, искусный тайный оружейник ландграфа Вильена.
– Он починит ваш меч, я уверен, – сказал монах. – Может, это займет много времени, но брат все сделает.
Фредерик получил также от Ариста тайный знак, благодаря которому его должны были пропустить к оружейнику охранявшие его воины ландграфа...
Мышка исправно скакал вперед, словно и ему передалось желание хозяина поскорее вернуться домой. И Король давно верил, что конь понимает его подчас лучше, чем кто-либо из людей.
Милю за милей оставлял за собой могучий Мышка, быстро и не сбавляя скорости, и Фредерик даже мурлыкал под нос простенькую песенку, которую услыхал в одном торговом обозе. Когда это было? Лет десять назад, может и больше:
Он сидел в одной из подвод. Ехали очень медленно, телега покачивалась, морило в сон. А возница пел тихо вот эту песню:
В быстрой и довольно жестокой схватке Фредерик блистал боевым искусством и скоростью атак, и если поражал бандитов, то насмерть. Возможно, кто-то из разбойников пытался просить пощады, но они просто не успевали этого сделать. В живых остались только те, кому посчастливилось столкнуться не с Судьей, а с кем-нибудь из его людей, – всего три человека из шайки. Их обезоружили, связали для последующего суда. Но жизнь бандитов была все равно недолгой. За крупные разбои, в которых они были повинны и которые сопровождались убийствами мирных крестьян, их ожидала смертная казнь.
Потом обоз продолжил путь. Фредерик, выполнив свою миссию, мог бы оставить торговцев, но не захотел. Так и проехал на телеге до самых Засел, дослушал песню...
Ночевал Фредерик в яме, что выкапывал в снегу, прижимаясь к теплому боку коня. Огонь нечем было разжигать, да и не было дров. Спасали теплые плащи, в которые укутывался сам и укрывал Мышку. Так в полудреме проводил какое-то время, отдыхая, стараясь расслабить мышцы. Но сон редко шел – из-за жуткого холода. И тут Фредерик был доволен: заснув, он рисковал не проснуться.
Мышка терпел вместе с хозяином, бодро скакал вперед, хотя было заметно, что и его силы на исходе.
Потом стало легче: появилось чахлое редколесье низеньких деревьев. Целую ночь теперь Фредерик жег костер, грелся сам, грел коня. Было весело, несмотря на то что и без того скудная провизия уже заканчивалась.
– Ничего, – приговаривал молодой человек, с удовольствием поворачиваясь то лицом, то спиной к огню. – Мой кошелек еще звенит. А доберемся до людей, за монету получим и кров, и стол и для тебя и для меня.
Конь понимал, опускал голову на плечо хозяина, одобрительно фыркал в ухо. Фредерик задремал...
Холодно...
Холодно было той зимой, которую он проводил вместе с Корой...
После Королевского бала, на котором они познакомились, прошла пара месяцев, а их чувства друг к другу разгорались сильнее, несмотря на то что в мире похолодало. Эти долгие зимние ночи, когда они нежно воевали на широкой постели... Рано утром Фредерик долго любовался спокойным во сне прекрасным детским лицом Коры, наслаждался медовым ароматом огненных волос, рассыпанных на подушке, потом целовал спящую девушку в точеное бархатное плечо, стараясь не разбудить, быстро одевался и выскальзывал в коридор, полный мыслей о том, что будет еще ночь, и еще, и еще. И никак не сказывалась на нем тогдашняя бессонница: ни усталости, ни сонливости. Даже наоборот, он был как никогда деятелен, всюду успевал и весь горел каким-то огнем. Фредерик носился по Западному округу вместе со своими воинами, наводя порядок где надо и где не надо. Той зимой ему было дело до всего. А закончив эти все дела, он гнал коня назад в Белый Город. Даже тогдашний король Аллар отметил: «Зачастил ты, кузен, ко двору. Раньше, говорил, скучно было». «Вот потолкаюсь тут немного, может, опять заскучаю», – отшучивался Фредерик. Не хотел он, чтоб кто-либо узнал о его привязанности к Коре. Это было бы чем-то вроде потери оружия в бою. Очень уж сильно отпечаталась в памяти история отца, Судьи Гарета; да к тому же перед глазами был хмурый Конрад, Северный Судья, воспитавший и вырастивший Фредерика после смерти родителей, вечно одинокий и холодный, жесткий не только с окружающими, но и с ним, Фредериком. «Чувства часто губят людей. Простые люди пусть себе сходят с ума, делая из-за своих страстей ошибку за ошибкой, глупость за глупостью. Тебе же, Судье Королевского дома, не пристало так поступать и жить. Ты – твердыня, ты – неизменность, ты всегда поступаешь, подчиняясь разуму, а не чувствам. В чем-то мы, Судьи, должны стремиться быть подобны Богу, что карает и награждает, невзирая на лица»...
«Вот и Конрад в моих воспоминаниях», – сонно подумалось молодому человеку...
Конрад сломал ему руку. Фредерику было семь лет, и Северный Судья учил его биться палками. Ударил по предплечью так сильно, что кость щелкнула. Фредерик по-детски тонко рычал, сдерживая крик, так было больно, а потом и сознание потерял. Очнулся уже в своей постели, а Конрад был рядом: склонившись над ним, улыбнулся, увидав, что мальчик открыл глаза, потом, спохватившись этой слабости-улыбки, нахмурился и строго сказал: «Запомни, это была всего лишь палка. В настоящем бою это может быть меч. И тогда...» – «Прощай, рука», – ответил, перебив его, Фредерик. Конрад опять улыбнулся, уже широко и открыто: «Я вижу, ты все понял...»
Да, синяков, ссадин и даже ран, окриков и оплеух в дни, месяцы и годы учебы ему доставалось много и каждый день. Но не было ни слезинки. Плакать Фредерик не позволял себе даже лежа в постели, да не до слез было: так выматывался за день, что, добравшись до подушки, засыпал мгновенно...
А где-то в глубине души, в самых потаенных ее уголках он завидовал чумазому кухонному мальчишке, которому ласково трепала чуб и заботливо вытирала фартуком разбитый во дворе нос мать-посудомойка...
Познавать приходилось все и сразу: езда верхом, стрельба из лука и арбалета, рукопашный бой сменялись изучением древних фолиантов в библиотеке замка, уроками письма и счета, музыки и танцев. Потом – фехтование в закрытом зале: никому не полагалось видеть, как один Судья учит другого всем премудростям обращения с мечом. Эти занятия нравились Фредерику больше всего. Именно тогда Конрад вручал ему изящный отцовский клинок, да и само фехтование являлось не просто изучением определенного набора позиций и приемов.
– Меч в твоей руке – не просто оружие. Это часть тебя самого, твоей сущности, твоей души. Твой меч – это судья, так же как и ты, – мудрено говорил Конрад. – Чувствуй его, сливайся с ним. А он ответит тебе тем же и будет отзываться на малейшую твою мысль. Но помни: никогда не беспокой его напрасно...
Фредерик был благодарным учеником и осваивал все премудрости своего дела быстро и легко. Тут сказывалась и его кровь, что принадлежала к Королевскому дому и за сотни лет впитала в себя нужные знания. Фредерику оставалось их всего лишь вспомнить. Его тело было быстрым, гибким и сильным телом хищника со всеми причитающимися инстинктами.
Элиас и Роксана после того, как монах Арист их обвенчал, остались в Полночном храме: гвардейцу нужно было выздоравливать. С Роксаной также остались Скиван и Корин, а с Элиасом – мастер Линар и Орни. Последние двое, как отметил Фредерик, также проявляли друг к другу повышенное внимание. «Может, вы тоже поженитесь?» – шепнул Король своему лекарю на венчании Элиаса и Роксаны. «Я все-таки получше присмотрюсь к девушке», – в тон ему ответил Линар.
Доктор уговаривал Фредерика повременить с отъездом, но тот настроился покинуть храм немедленно.
– Я хочу как можно больше сократить то время, что мой сын проводит без меня. – Это Король сказал уже в седле, готовый к трудному переходу по заснеженным равнинам. – Он не заслужил такого... К тому же я похлопочу о том, чтобы сюда, в Храм, прислали пару обозов с провизией и лошадьми. Не думаю, что запасов медвежьего мяса и моих хлебов хватит надолго...
И вот опять тяжелый переход в снегах. Но теперь каждый шаг давался легче. Потому что это было возвращение домой, к тому единственному родному существу, что у него осталось.
Ехал налегке. Медведку со всеми узлами он оставил в храме. Даже ружье Орни не стал брать. На первый взгляд это могло показаться легкомысленным, но молодой человек полагался на свои способности и на выносливость Мышки. Для коня он прихватил мешок овса – все-таки серый нес его по сугробам, себе же определил пару хлебных горбушек и столько же небольших кусков подкопченного медвежьего мяса. За спиной Фредерика висел меч лорда Эльберта, а его собственный сломанный клинок был аккуратно завернут в шкуры и приторочен к седлу. По дороге домой Король намеревался заехать в одно селение, о котором рассказал старик Арист: там жил его брат Пер, искусный тайный оружейник ландграфа Вильена.
– Он починит ваш меч, я уверен, – сказал монах. – Может, это займет много времени, но брат все сделает.
Фредерик получил также от Ариста тайный знак, благодаря которому его должны были пропустить к оружейнику охранявшие его воины ландграфа...
Мышка исправно скакал вперед, словно и ему передалось желание хозяина поскорее вернуться домой. И Король давно верил, что конь понимает его подчас лучше, чем кто-либо из людей.
Милю за милей оставлял за собой могучий Мышка, быстро и не сбавляя скорости, и Фредерик даже мурлыкал под нос простенькую песенку, которую услыхал в одном торговом обозе. Когда это было? Лет десять назад, может и больше:
Последнее время очень уж часто накатывали на него волны воспоминаний. Вот и теперь перед глазами тот обоз. Он со своими людьми ехал в маленькую деревню Заселы, в окрестностях которой появилась большая банда, совершавшая набеги на это поселение. Обоз двигался туда же, и Фредерик решил, что будет не так уж и плохо сопроводить мирных торговцев. Заодно, по его расчетам, обоз как раз бы и привлек внимание разбойников, тогда не потребовалось бы их искать. Он и его люди спешились, облачились в неприметные плащи странников и пошли рядом с возами, а лошадей расседлали и согнали в один табун, словно это кони на продажу.
Моя дорога длинная, но это путь домой,
Избитая, пустынная, но это путь домой...
Он сидел в одной из подвод. Ехали очень медленно, телега покачивалась, морило в сон. А возница пел тихо вот эту песню:
Тогда ему вдруг тоже захотелось домой. К спокойным зеленым рощам, цветущему саду, старому огромному замку, где родился. Вспомнилась и няня – необъятная дама Ванда с рокочущим, но добрым голосом... Потом все эти мысли быстро прошли – как и предполагалось, на обоз напали...
Дожди в лицо холодные, но это путь домой,
И ветры беззаконные, но это путь домой...
В быстрой и довольно жестокой схватке Фредерик блистал боевым искусством и скоростью атак, и если поражал бандитов, то насмерть. Возможно, кто-то из разбойников пытался просить пощады, но они просто не успевали этого сделать. В живых остались только те, кому посчастливилось столкнуться не с Судьей, а с кем-нибудь из его людей, – всего три человека из шайки. Их обезоружили, связали для последующего суда. Но жизнь бандитов была все равно недолгой. За крупные разбои, в которых они были повинны и которые сопровождались убийствами мирных крестьян, их ожидала смертная казнь.
Потом обоз продолжил путь. Фредерик, выполнив свою миссию, мог бы оставить торговцев, но не захотел. Так и проехал на телеге до самых Засел, дослушал песню...
Вот такую песню мурлыкал себе под нос укутанный в шарф Король Южного Королевства, направляя верного Мышку по едва приметной в сугробах дороге. И под это мурлыканье путь казался короче, и северный ветер был не таким уж и холодным.
Пускай устал, иду едва, но это путь домой,
И греют душу лишь слова, что это путь домой...
Ночевал Фредерик в яме, что выкапывал в снегу, прижимаясь к теплому боку коня. Огонь нечем было разжигать, да и не было дров. Спасали теплые плащи, в которые укутывался сам и укрывал Мышку. Так в полудреме проводил какое-то время, отдыхая, стараясь расслабить мышцы. Но сон редко шел – из-за жуткого холода. И тут Фредерик был доволен: заснув, он рисковал не проснуться.
Мышка терпел вместе с хозяином, бодро скакал вперед, хотя было заметно, что и его силы на исходе.
Потом стало легче: появилось чахлое редколесье низеньких деревьев. Целую ночь теперь Фредерик жег костер, грелся сам, грел коня. Было весело, несмотря на то что и без того скудная провизия уже заканчивалась.
– Ничего, – приговаривал молодой человек, с удовольствием поворачиваясь то лицом, то спиной к огню. – Мой кошелек еще звенит. А доберемся до людей, за монету получим и кров, и стол и для тебя и для меня.
Конь понимал, опускал голову на плечо хозяина, одобрительно фыркал в ухо. Фредерик задремал...
Холодно...
Холодно было той зимой, которую он проводил вместе с Корой...
После Королевского бала, на котором они познакомились, прошла пара месяцев, а их чувства друг к другу разгорались сильнее, несмотря на то что в мире похолодало. Эти долгие зимние ночи, когда они нежно воевали на широкой постели... Рано утром Фредерик долго любовался спокойным во сне прекрасным детским лицом Коры, наслаждался медовым ароматом огненных волос, рассыпанных на подушке, потом целовал спящую девушку в точеное бархатное плечо, стараясь не разбудить, быстро одевался и выскальзывал в коридор, полный мыслей о том, что будет еще ночь, и еще, и еще. И никак не сказывалась на нем тогдашняя бессонница: ни усталости, ни сонливости. Даже наоборот, он был как никогда деятелен, всюду успевал и весь горел каким-то огнем. Фредерик носился по Западному округу вместе со своими воинами, наводя порядок где надо и где не надо. Той зимой ему было дело до всего. А закончив эти все дела, он гнал коня назад в Белый Город. Даже тогдашний король Аллар отметил: «Зачастил ты, кузен, ко двору. Раньше, говорил, скучно было». «Вот потолкаюсь тут немного, может, опять заскучаю», – отшучивался Фредерик. Не хотел он, чтоб кто-либо узнал о его привязанности к Коре. Это было бы чем-то вроде потери оружия в бою. Очень уж сильно отпечаталась в памяти история отца, Судьи Гарета; да к тому же перед глазами был хмурый Конрад, Северный Судья, воспитавший и вырастивший Фредерика после смерти родителей, вечно одинокий и холодный, жесткий не только с окружающими, но и с ним, Фредериком. «Чувства часто губят людей. Простые люди пусть себе сходят с ума, делая из-за своих страстей ошибку за ошибкой, глупость за глупостью. Тебе же, Судье Королевского дома, не пристало так поступать и жить. Ты – твердыня, ты – неизменность, ты всегда поступаешь, подчиняясь разуму, а не чувствам. В чем-то мы, Судьи, должны стремиться быть подобны Богу, что карает и награждает, невзирая на лица»...
«Вот и Конрад в моих воспоминаниях», – сонно подумалось молодому человеку...
Конрад сломал ему руку. Фредерику было семь лет, и Северный Судья учил его биться палками. Ударил по предплечью так сильно, что кость щелкнула. Фредерик по-детски тонко рычал, сдерживая крик, так было больно, а потом и сознание потерял. Очнулся уже в своей постели, а Конрад был рядом: склонившись над ним, улыбнулся, увидав, что мальчик открыл глаза, потом, спохватившись этой слабости-улыбки, нахмурился и строго сказал: «Запомни, это была всего лишь палка. В настоящем бою это может быть меч. И тогда...» – «Прощай, рука», – ответил, перебив его, Фредерик. Конрад опять улыбнулся, уже широко и открыто: «Я вижу, ты все понял...»
Да, синяков, ссадин и даже ран, окриков и оплеух в дни, месяцы и годы учебы ему доставалось много и каждый день. Но не было ни слезинки. Плакать Фредерик не позволял себе даже лежа в постели, да не до слез было: так выматывался за день, что, добравшись до подушки, засыпал мгновенно...
А где-то в глубине души, в самых потаенных ее уголках он завидовал чумазому кухонному мальчишке, которому ласково трепала чуб и заботливо вытирала фартуком разбитый во дворе нос мать-посудомойка...
Познавать приходилось все и сразу: езда верхом, стрельба из лука и арбалета, рукопашный бой сменялись изучением древних фолиантов в библиотеке замка, уроками письма и счета, музыки и танцев. Потом – фехтование в закрытом зале: никому не полагалось видеть, как один Судья учит другого всем премудростям обращения с мечом. Эти занятия нравились Фредерику больше всего. Именно тогда Конрад вручал ему изящный отцовский клинок, да и само фехтование являлось не просто изучением определенного набора позиций и приемов.
– Меч в твоей руке – не просто оружие. Это часть тебя самого, твоей сущности, твоей души. Твой меч – это судья, так же как и ты, – мудрено говорил Конрад. – Чувствуй его, сливайся с ним. А он ответит тебе тем же и будет отзываться на малейшую твою мысль. Но помни: никогда не беспокой его напрасно...
Фредерик был благодарным учеником и осваивал все премудрости своего дела быстро и легко. Тут сказывалась и его кровь, что принадлежала к Королевскому дому и за сотни лет впитала в себя нужные знания. Фредерику оставалось их всего лишь вспомнить. Его тело было быстрым, гибким и сильным телом хищника со всеми причитающимися инстинктами.