Сухнев Вячеслав. Грязные игры

   У него свой кабинет. За столом решает самые щепетильные вопросы. Обычно Федю пасут две гориллы.
   Возле двери в кабинет, со стороны общего зала, у них свой столик.
   - Значит, Федя в кабинете один?
   - Нет. Как правило, с гостями. С нужными людьми. Или со своим бухгалтером Кругловым. Федя зовет его министром финансов. Вот фото Круглова.
   Между прочим, закончил аспирантуру Плехановки... Ученик нынешнего председателя Верховного Совета.
   - План кафе имеется?
   - Вот, держи.
   - Кто третий?
   - Дуся Алмаз. Крестник Лаврентия Павловича - вышел после первой отсидки по амнистии пятьдесят третьего года. Правда, вскоре снова загремел. И утихомирился только после того, как получил мощный и устойчивый радикулит. Живет на природе, на даче в Донине - это по Горьковской дороге. Повар, врач, массажистка и десяток мордоворотов. На старости лет Дуся подался в политику.
   Наверное, хочет в будущем баллотироваться в Верховный Совет. Пока же на деньги от рэкета ларьков и грузоперевозок финансирует радикальные движения. И на всякий случай - некоторых чиновников.
   Причем, что любопытно, среди них немало участников заговора. Совпадение?
   - Не понимаю, - задумчиво сказал Акопов. - Не понимаю, зачем эти лезут?
   - Чиновники?
   - Нет, воры в законе. Если допустить, что заговор удастся, то Рваного и Алмаза новые власти непременно посадят. Или застрелят при попытке к бегству. Или удавят втихаря.
   - Тут ты не прав, - сказал Рябушев. - Не будут их убирать при попытке к бегству. Наоборот, устроят показательный процесс, объяснят народу, как замечательно начали бороться с организованной преступностью, в отличие от предыдущих товарищей.
   Эта самая преступность теперь долго будет красной тряпкой, которой возбуждают толпу перед выборами или после переворотов.
   - Пусть так. Но неужели воры не догадываются, куда суют головы?
   - Догадываются. Однако надеются, что великая криминальная революция поможет въехать на плечах заговорщиков в настоящую власть. Легализует и бизнес, и их особы. Между прочим, Рваного с Алмазом мне жалко.
   - Не понял! - поднял брови Акопов.
   - Жалко. Их можно было просчитывать. Представь себе стихийное бедствие... К примеру, гололед зимой. Надо запастись песочком и посыпать на самых опасных участках. Полностью устранить аварии нельзя, но сократить их, и довольно значительно, можно. Так и со старыми авторитетами. Они хоть как-то контролируют ситуацию, с ними есть возможность договориться. На смену им идут новые, молодые. Настоящие волки. Эти не разговаривают. Сначала стреляют. Никаких сантиментов, никаких намеков на воровскую солидарность и честь.
   - А ты договаривался?
   - Со старыми - да. С новыми - ни разу. Поэтому, брат, возьми и четвертого. Из моей личной заначки. Тоже в качестве головы для счета. С Юрием Петровичем мы эту деталь обговорили.
   - Кто?
   - Игорь Балабанов, для своих - Балабан. Бывший чемпион Союза по штанге в полусреднем весе.
   Спортсмен, красавец, без компьютера ни шагу. Деловые связи в Канаде и в Штатах. Специалист по отмыванию денег, по операциям с цветными металлами. Есть недоказанные эпизоды с оружейным плутонием. Взять не можем уничтожает и конкурентов, и всех потенциальных свидетелей.
   - Пожалуй, с него и начну, - сказал Акопов после некоторого размышления. - Вторым пойдет либо Рваный, либо Алмаз. В целом же все будет выглядеть как начало войны старых с молодыми. Ты мне сам подсказал этот ход.
   - Неплохо, - согласился Рябушев. - Вот и готовая версия для моих начальников.
   Длинный летний день догорал. Фонари на Ореховом бульваре еще не зажигались, но дорога опустела, и многочисленные ларьки возле станции "Красногвардейская" уже были закрыты. Акопов успел купить в лавчонке, похожей на собачью будку, бутылку "пепси" - после жирного наперченного мяса, которым его угошал полковник Рябушев, очень хотелось пить. Только поднес бутылку ко рту - толкнули. "Пепси" пролилась за пазуху.
   - Извините, - буркнул толкнувший и сунул деньги сидельцу лавки. - Две пачки "Мальборо", пожалуйста.
   Взял сигареты и повернулся к Акопову.
   - Еще раз извините, боялся - не успею.
   - Тебе надо называться не Толмачевым, а Толкачевым, - пошутил Акопов, вытирая носовым платком грудь.
   - Вот так встреча! - удивился Толмачев. - Впрочем... У тебя же здесь свидание. Нормально прошло?
   - Нормально. А ты что здесь делаешь?
   - Живу, - пожал плечами Толмачев.
   Он расковырял пачку сигарет, протянул Акопову. Тот лишь отмахнулся. Отошли от киоска, присели на бетонный парапет, ограждающий вход на станцию метро. Толмачев закурил. Синий дым встал столбиком в спокойном воздухе.
   - Вообще-то здесь хорошо. Просторно. Не то что на Тишинке. Я там в прошлом году жил.
   - А где?
   - В Малом Тишинском переулке.
   - Значит, это твою бывшую нору предлагал мне Абашкин! - засмеялся Акопов. - Я ж пока без квартиры. Ладно. Побегу. На электричку надо успеть.
   Толмачев достал из портфеля сводное расписание, полистал.
   - Не успеешь. Отсюда до Ленинградского вокзала - минут сорок. А последняя электричка до Поваровки уходит через полчаса. Арифметика! Так что пошли ко мне. Пошли, пошли!
   Акопов заколебался:
   - Неудобно. Дома-то что скажут?
   - А кому говорить?
   И они двинулись от станции через двор, потом через пустырь, по широким натоптанным тропкам в зарослях пижмы, шапки которой еще желтели в надвигающихся сумерках. Здоровенный черный ньюфаундленд подбежал к Акопову, обнюхал и побежал в траву, где прилег грузный мужчина в летах, неухоженный, с трехдневной щетиной на щеках.
   - Это Нюшка, симпатичная псина, - представил собаку Толмачев. - На шестом этаже живет.
   А это Глорий Георгиевич Пронин. Писатель.
   - Хозяин?
   - Нет, Нюшкин приятель.
   Пронин приветственно помахал рукою, пребывая в позе римского патриция в бане.
   - Присоединяйтесь, - сказал писатель из травы. - Пока есть к чему. - И продемонстрировал початую бутылку вина.
   Толмачев отмахнулся.
   - А почему на метро катаешься? - полюбопытствовал Акопов. - Разве тебе не полагается разгонная машина?
   - Полагается, но у меня же своя есть, да вот колодки начало клинить. А заняться некогда.
   - Так сообщи в техотдел! И срок дай - три часа.
   На колодки более чем достаточно.
   - Ты не понял, - вздохнул Толмачев. - Машина моя. Личная.
   - Ну, ты даешь! А если тебе в метро ноги оторвут? Это по какой статье расходов пойдет? По личной или государственной? Еще один большевик на мою голову...
   У самого дома их настиг ровный тяжелый гул.
   - А говоришь - тихо тут, - сказал Акопов.
   - Иногда гудят. Грунт возят. Достраивают метродепо.
   - Это не грунт возят, - сказал Акопов, прислушиваясь. - По-моему, это броня идет.
   Они побежали от подъезда к углу дома по заросшему бурьяном газону. Зрелище, открывшееся им, потрясало. Широкой улицей Мусы Джалиля, мимо липовых аллей, мимо скверов, забитых легковушками и собаками, стремительно шла колонна боевых машин пехоты, раскрашенных под лягушачью кожу. Из плоских башен торчали зачехленные стволы.
   В такт движению покачивались антенные штыри.
   Облачка выхлопов скручивались в сизую ленту, которая висела над пустынной дорогой в теплом воздухе позднего вечера.
   - Неужели опоздали? - пробормотал Акопов.
   27
   "Политическая борьба в России достигла критической точки. Фаза сопротивления исчерпала себя, потому традиционная оппозиция (лишь эмоциональная, лишь протестантская) - исчерпала себя.
   Период сопротивления закончился, начинается период национального восстания".
   Программа национал-большевистской партии.
   2 мая 1993г.
   "Разваливаются не только объединения и части, но уже и виды Вооруженных Сил. Флота, по сути дела, у России практически нет. Ракетные войска крайне непропорционально сокращаются. Авиация и ПВО катастрофически теряют квалификацию...
   Зато генералов в Российской Армии стало значительно больше, чем их было в Советских Вооруженных Силах".
   С. Турченко.
   "Мы стоим по грудь в трясине".
   "Советская Россия",
   1993, 17 июня.
   Генерал задерживался. В присутственные дни он обычно приходил ровно кдевяти. На сей раз Толмачев успел разложить заметки надень, поработать с компьютером и даже перехватить в буфете кофе с рогаликом. Подумав, он взял еще чашечку, потому что чувствовал себя неважно. Не выспался - почти всю ночь вспоминали с Акоповым жизнь, в которой оказалось немало пересечений и общих знакомых.
   А когда дело коснулось Сурханабада, решили выпить, ибо в той прошлогодней истории оба чудом остались живы.
   Акопов позвонил в одиннадцатом часу.
   - Шеф на месте? Странно... Передай ему, что заболел Савченко. Пусть даст команду поискать замену. Ты-то сам как? Головка не бо-бо?
   - Кофейком отбиваюсь, - засмеялся Толмачев. - А кто такой Савченко?
   - Из моей новой команды. Хороший исполнитель. Жалко, что свалился с температурой. Представляешь, у мужика ангина! В сорок-то лет...
   - Исполнитель? А что он исполняет?
   - Русские народные песни. Ну и дремучий ты, брат! Узнал что-нибудь о вчерашней броне?
   - Пока нет. Не у кого.
   - Значит, не забудь! Савченко.
   Едва он положил трубку, заявился Савостьянов.
   Толмачев захлопал глазами - он впервые видел генерала в таком наряде. Даже пальцами пощелкал, пытаясь поточнее определить - в каком. И нашел единственное определение - в непотребном... Поношенная форма с погонами подполковника и с эмблемами инженерных войск. Очки в хлипкой металлической оправе. Сбившийся набок форменный галстук. Растоптанные туфли. Этакий затруханный саперишка, высидевший перед пенсией на складе две звезды без всякой надежды на третью.
   - Здорово, помощничек, - сказал генерал. - Как тут, на хозяйстве? Что, язык проглотил?
   - Просто у вас, Юрий Петрович, не совсем обычный вид.
   - В кошкин дом ездил, - отмахнулся Савостьянов.
   Так он, неизвестно почему, называл Министерство обороны.
   - Светиться в штатском там глупо, а генералов и без меня хватает. Через пять минут заходи. Пошепчемся.
   Ровно через пять минут Толмачев вошел в кабинет Савостьянова. Генерал уже переоделся. Голубые джинсы, пестрая гавайка и золотая цепь на шее. Стареющий гшейбой. Усы у него торчали воинственно, а карие глазки светились задором.
   - Все-таки, Толмачев, мы вставили дыню этим гугенотам! Достань из шкафчика коньяк. Надо обмыть нашу очередную победу. Не лей много - еще к начальнику идти. Ну-с, давай поздравим друг друга:
   приказ о передислокации Отдельной армии отменен!
   - Совсем отменен? - удивился Толмачев.
   Генерал пригубил коньяк, закурил черную египетскую сигарету и сказал добродушно:
   - В великом русском языке, великом потому, что он очень гибок, есть все же несколько жестких глаголов, которые однозначно обозначают окончательное действие. К таким глаголам относится и "отменять". То есть похерить, закрыть дело, зарубить, поставить точку и выбросить к свиньям собачьим.
   Если Савостьянов начинал упражняться в риторике, значит, он действительно находился в хорошем настроении.
   - Приказ отменен. Не буду распространяться, чего это нам стоило... Но отменен. И в этом, Толмачев, есть часть твоей работы. Возбужденное общественное мнение весьма подорвало потуги наших гауляйтеров.
   - Не очень-то я верю в силу общественного мнения, - вздохнул Толмачев. - И вы, Юрий Петрович, тоже. В калужской администрации, между прочим, губернатор мне прямо сказал: солдат в области размещать негде, но возьмем. Авось подкормимся от Минобороны, коли Минсельхоз не хочет кормить. Вот вам и общественное мнение. Уверен, что вы приводили более существенные аргументы против передислокации армии, нежели какое-то анонимное мнение с мест.
   - Да уж, - кивнул генерал. - Были аргументы.
   Показал нашу последнюю разведсводку по Северному Кавказу. И на ее основе доказал, что после вывода Отдельной армии из Ставрополья нам придется буквально через месяц поднимать весь СКВО, чтобы остановить продвижение бандформирований на Минводы и Кубань.
   - Может, с этого и следовало начинать - с разведсводки? - спросил Толмачев. - А не гонять меня по Нечерноземной полосе?
   - Ты отрабатывал запасной вариант, - подмигнул Савостьянов. - А запас карман не тянет. Отдельную армию от Москвы отсекли. Денежки у Ткачева отыграли. Спекулянта его главного, Адамяна, захомутали. Теперь дождемся конца работы группы Акопова. И можно рапортовать.
   - Кстати, Юрий Петрович... Акопов просил заменить Савченко. У него ангина.
   - Ах ты, черт! - задумался генерал. - Жалко.
   Очень хороший исполнитель.
   - Я спрашивал, но Акопов не ответил... Что такое исполнитель, Юрий Петрович?
   - Человек, который исполняет приговоры.
   - Палач, что ли? - неуверенно спросил Толмачев.
   - Ну, начитался сказок! Исполнитель - и все.
   - А чьи приговоры он исполняет?
   - Наши. Твои, мои, Акопова.
   - Тогда речь идет об убийстве.
   - Можно и так посмотреть. Убийство. Но в общих интересах, как в хирургии, когда отторгается безнадежно больной орган. Потом поговорим подробнее. А сейчас - по теме.
   - По теме... В "Известиях" статья Козорезова.
   Бывшего диссидента. Теперь он преподает в Литинституте. Пишет политические романы-версии.
   Козорезов упрекает президента в попустительстве правым и пророчит переворот. В "Правде" лежит интервью режиссера Болтухина. Несет по кочкам всю президентскую рать и тоже предрекает скорый путч. Но силами демократов-плутократов, позабывших Бога и Родину. Оба слова с большой буквы.
   В воскресенье на первом канале пройдет сюжет о работе Центра социологических исследований с комментариями опроса граждан на предмет переворота.
   - Прекрасно, Николай Андреевич, хорошо поработал, - сказал Савостьянов. - Значит, наш публицист Хоботов отрабатывает свои сребреники на всю катушку. Что со справкой на Мостового?
   - Выявляются интересные детали. С одной стороны - несколько крупных региональных банков, с другой - национал-радикалы. В том числе - Маркашов. Посредине - Мостовой. И стоит он на плечах десятка генералов Агропрома. Вот такая коротко картинка. А подробнее, если позволите...
   Толмачев подошел к генеральскому компьютеру. Вскоре Савостьянов вглядывался в спокойное широкоскулое лицо на дисплее, под которым распечатывался длинный текст.
   - Красавец... - пробормотал он. - Ему очень идет седая прядка в чубчике. Небось бабешки стонут... Ну-с, покажи, Николай Андреевич, что ты нарыл на этого красавчика!
   Через десять минут генерал закурил и сказал:
   - Ничего себе - детали! В правительстве держится особняком. Почему? Много фанаберии или его всерьез не воспринимают коллеги? Разберись.
   Теперь о неформальных контактах Мостового.
   С чего бы это вице-премьер так задружился с первым заместителем министра внутренних дел?
   - У нас в деревне говорили, - усмехнулся Толмачев, - при чем тут милиция, если кони дохнут!
   При чем тут сельское хозяйство, которое курирует Мостовой, и внутренние войска, которыми командует первый зам?
   - Внутренние войска... Это интересно! Выучки, прямо скажем, маловато, но зато они мобильны, хорошо структурированы. Дислокация - от Чукотки до Пскова. И по составу... Дети гор! Сказали: стреляй - будут стрелять. В кого угодно. Определенно за встречами Мостового с генералом Гурьевым чтото кроется. Особенно если учесть, что Гурьев - участник поваровских посиделок. Или он и вашим, и нашим служит, или представляет в ткачевской банде интересы Мостового. Копай на вице-премьера дальше. И глубже. Вполне возможно, нам придется очень серьезно заняться этим крестьянином.
   Как по-твоему, Николай Андреевич, тянет Мостовой на роль Брута?
   - Не тянет. Тут напрашивается другая аналогия. Скорей это Вителлий.
   - Ну-ну... Если Ткачев успеет побывать Отоном! Ладно. Пора к начальнику. Вопросы есть?
   - Есть. Вы ничего не можете сказать о передвижении бронетехники в городе?
   - Бронетехники? Этого не может быть. Парадов не предвидится, а если где-то и перегоняют коробки, то только в пределах дислокации частей.
   - Тем не менее вчера в двадцать три часа с минутами мы с майором Акоповым видели собственными глазами два десятка БМП на улице Джалиля.
   - Интересно... Сегодня я узнал, что в Минобороны подготовлено решение о переброске в Подмосковье дивизии ВДВ из Рязани. Воины будут помогать убирать картошку.
   - Ну а боевую броню в этом случае направляют на уборку морковки?
   - Вот тебе номер, дозвонись насчет бронетехники, пока я буду у начальника.
   Гаражи сваривали из металлического листа. Несколько рядов темно-зеленых неприступных скворечников для машин торчали посреди бывшего сквера, наискосок от дома. На крыше одной такой цитадели два полуголых человека обивали молотками железо. Резкий надоедливый звук метался между домами.
   - Особенно хорошо на экваторе, - сказал Толмачев, глядя в окно. - Сорок градусов тепла днем и тридцать - ночью. И так - круглый год.
   Он стоял у окна в одних трусах, и ветер с улицы сушил потные плечи. Баночное пиво сильно горчило. День кончался.
   - На экваторе хорошо, - согласилась Полина. - Пальто не нужно.
   - Да, - сказал Толмачев. - Ни пальто, ни шубы. Только трусы.
   - Главное, чтобы рядом была вода, - сказала Полина. - Берег моря. Или океана.
   - Лучше океана, - вздохнул Толмачев. - Чтобы хоть с одной стороны был открытый горизонт.
   Он подошел к книжному шкафу и достал "Атлас офицера", изданный военно-топографическим управлением в 1984 году. На развороте страниц 178 и 179 красовалась желто-зеленая карта Западной Африки.
   - В Нигерию не хочу, - пробормотал Толмачев. - Там то и дело перевороты. Габон - другое дело. Тихо-мирно. Два города на побережье Гвинейского залива. Один называется Либревиль, другой - Порт-Жантиль. У тебя как с французским?
   Никак... У меня тоже. Жаль. Эти города почти на экваторе. Тогда придется ехать в Экваториальную Гвинею. Страна так себе. Территория половина Московской области. Зато тут говорят по-испански.
   Очень простой язык.
   - А ты его учил?
   Он не успел ответить. Затрезвонил телефон.
   - Машину за тобой послал, - сказал Савостьянов без предисловий. - Минут через тридцать выходи к подъезду.
   - Что случилось? - досадливо спросил Толмачев и оглянулся на Полину.
   Она сидела в кресле с жестянкой пива, свернувшись, как кошка.
   - Случилось, - равнодушно сказал генерал. - Только что стреляли в Упрямого.
   Толмачев положил трубку и сказал Полине:
   - У нас, киска, есть полчаса. До Гвинейского залива не доберемся, но кое-что успеем.
   В кабинете Савостьянова уже сидел начальник опергруппы полковник Вавакин - угрюмый дылда с квадратным затылком. Сквозь короткую шерсть на голове просвечивала розовая детская кожа. Вавакин деликатно отгонял ладонью, похожей на экскаваторный ковш, табачный дым, волнами наплывавший от генеральского стола.
   Савостьянов, увидев входящего Толмачева, ткнул в дисплей:
   - Наши наблюдатели, к счастью, зафиксировали стрелявшего и его машину. Необходимо найти стрелка до того, как на него выйдут другие. Ты, Николай Андреевич, будешь координировать поиски.
   Вавакин, доложи детали. И помните, ребята, срок жесткий - найти до утра. До утра! Эта стрельба может спровоцировать события, к которым мы пока не готовы.
   28
   "До половины "сборов" рэкетиров, по мнению компетентных специалистов МВД России, идет на подкуп должностных лиц... Российская милиция впервые за 20 лет подвела итога по таким показателям, как коррупция, организованная и вооруженная преступность (так называемые бандформирования), и философским взглядом окинула проблему сращивания общеуголовной и экономической преступности... ГУОП МВД изобличило за 9 месяцев прошлого года 1027 банд, а количество группировок, равно как и их численность, вопреки всему имеет тенденцию к росту".
   А. Кириков
   "Унас берут по-сицилийски".
   "24",
   1993, 22 января.
   Раскаленная, кое-где рассеченная перелогами степь кружилась вокруг машины. Серые лесополосы на взгорбках вдоль трассы почти не задерживали горячий ветер, который завывал в открытых окнах "КамАЗа". В желтых полях за лесополосами работали комбайны. Дорога на съездах в поле была усыпана зерном. Солнце сваливалось на вторую половину длинного дневного пути.
   До Шахт ехали чуть больше часа. Пейзаж начал меняться. Степь пошла всхолмленная, с пиками терриконов на горизонте, с черными разводами железнодорожных веток. Крепко вросла в скудную землю угольная пыль старых шахт. Потом и степь кончилась, захороводились вокруг высоченные холмы, перерезанные узкими долинами маленьких мутных речек, заплескали у мостов вербы и камыши. И лишь за широким Северским Донцом холмы с темными пятнами забоев отступили. Теперь дорога пролегала по левому берегу речки Глубокой, по самому урезу речной долины и невысокой плоской возвышенности, и распахнута дорога была далекодалеко - до Миллерова и дальше.
   Они были в самом сердце Дикого Поля, где изза каждого кургана выглядывали тени древних кочевий, где над каждым бродом еще слышался храп лошадей и посвист стрел... Ни одна война, подумал Седледкий, не минула этот просторный и скупой на краски край.
   - Не пора ли наведаться к нашему грузу? - прервал Мирзоев возвышенные размышления Седлецкого. - Любопытных вроде нет. - Он указал на пустынное шоссе.
   Вася притормозил неподалеку от невысокого, но густого леска, сплетенного из черного тополя и терновника. Седлецкий, памятуя договор, выпрыгнул на дорогу и открыл потай со стороны зарослей.
   Вероятно, Адамян еще не отошел от действия наркотика, еще п л ы л. Да и жара основательно давила на рефлексы. Поэтому он и не попал Седлецкому в голову. Доска, отодранная от ящика, со свистом рассекла горячий воздух и вскользь ударила Седлецкого по плечу. Он увернулся от второго удара, схватил Адамяна за ноги и выбросил на дорогу.
   А затем двинул полковника коленом в печень. Произошло все настолько быстро, что Мирзоев успел лишь обежать машину.
   - Видал героя? - Седлецкий кивнул на доску с кривыми шипами гвоздей. Убить мог, тварь такая...
   Он пнул скорчившегося Адамяна.
   - Не зверей, - сказал Мирзоев, копаясь в медицинской сумке. - Сейчас наш мальчик снова ляжет спать.
   - Вы за это ответите, - сказал Адамян, с трудом ворочая языком. - Вы даже не представляете...
   Вы будете умолять, чтобы вас пристрелили!
   Мирзоев воткнул иглу в предплечье полковника, дожал шток. Адамян затих. Они снова втащили его в тайник, положили в ящик и привязали за пояс к доскам - чтобы не вылетел ненароком и не сломал шею. Лишь теперь Седлецкий почувствовал тяжелый запах скотного двора. Мирзоев оказался прав в прогнозах.
   Фальшборт вернули на место. Вася, выглядывая в распахнутую дверцу, отчаянно зевал.
   - Дальше я поведу, - сказал Мирзоев, подталкивая Васю на среднее сиденье. - Спи, родной, вечером сменишь.
   И они помчались дальше, к горизонту, на котором в горячем мареве медленно поднимались белые коробки зданий и трубы Миллерова. Седлецкий искоса поглядывал, как уверенно вертит рулевое колесо Мирзоев, как свободно, откинувшись на спинку сиденья, обращается с педалями.
   - Где научился? - не выдержал он через несколько минут.
   - Нелюбопытный не научится, - неопределенно ответил Мирзоев. - А любопытный... Впереди гаишники! Что там капитан в Ростове говорил?
   - Ночью останавливаться не надо. А сейчас еще не ночь.
   - Значит, остановимся.
   Гаишник с поднятым жезлом, в расхристанной форменной рубашке, стоял на дороге, словно памятник "неизвестному гаишнику". Чуть поодаль, возле грязных желто-голубых "Жигулей" маялись еще двое милиционеров.
   Мирзоев аккуратно притормозил, не доехав до "Жигулей", притер "КамАЗ" к обочине. Спрыгнул на дорогу и лениво пошел к инспектору. Седлецкий встал на подножку со своей стороны.
   - Из Дагестана? - спросил милиционер, с разочарованием рассматривая пропотевшую "камуфлю" Мирзоева.
   - Из Ставрополя. Вот документы.
   - А не из Дагестана?
   - Я даже не знаю, командир, где это находится.
   Скажи, будь любезен, почему все на дороге интересуются Дагестаном? Медом там, что ли, намазано?
   Гаишник повертел документы и спросил с надеждой:
   - А может, перед Ставрополем ты в Дагестан гонял?
   - Не гонял. Но в следующий раз обязательно попрошусь туда. Что-то там есть, в этом Дагестане...
   Инспектор записал номер машины в обтрепанный блокнот и лениво отмахнул жезлом:
   - Ладно, проезжай. Привет министру обороны!
   - Обязательно, - сказал Мирзоев. - В бане передам.
   Едва отъехали, Седлецкий предложил:
   - Давай в Миллерово заедем. Поужинаем, чтобы ночью не страдать.
   - Рано, - сказал Мирзоев. - Пока светло - проскочим до Богучара. Это уже в Воронежской области. Хоть и надоели вопросы про Дагестан, но отвечать на них лучше засветло.
   - Зачем гаишники записывают наш номер? - спросил Седлецкий.
   - Большегрузная машина, - пожал плечами Мирзоев. - Рефрижератор. На всякий случай и записывают. Вдруг нас после Миллерова, скажем, затормозят и грабанут. Так будут хоть знать, где в последний раз видели.
   - Веселая перспектива, - вздохнул Седлецкий, поднимаясь и вытаскивая автомат. - Пока делать нечего - подготовлю боекомплект.
   В Миллерово они не попали, потому что дорога, назло карте, пролегала далеко от города. Они пересекли долину Белой Калитвы, а потом поехали по плоской возвышенности, служащей водоразделом двух ее мелких притоков. Солнце клонилось к горизонту, когда они, вновь попетляв между курганами, вырвались в глубокий простор, в дали неоглядные.
   Раскрылась пойма Дона, показавшаяся в первый миг чудесной чашей из переливчатого стекла с зелеными, желтыми и голубыми вкраплениями. Как хороша Россия, подумал Седлецкий, хороша, несмотря ни на что...