Страница:
Г.Зардаби покинул зал заседаний. Это случилось 21 августа.
О происшедшем на съезде узнал Гаджи Зейналабдин Тагиев. 22 августа он появился среди учителей. Между ним и Н.Наримановым произошло довольно резкое объяснение. Тагиев обратился к педагогам:"Ваше вчерашнее решение свидетельствует о том, что съездом руководят недальновидные люди, подобные Нариману Нариманову. Да знаете ли вы, кто такой Нариманов! У него в кармане нет ни гроша, и учится он на мои деньги. А сейчас он явился сюда и ведёт революционную пропаганду, пытается и вас сбить с пути истинного... Прошу вас, измените своё решение, потому что оно не принесет нашей нации ничего, кроме вреда".
В зале стояла тишина. Эта история, долго ещё служила пищей для разговоров не только среди педагогов - её живо обсуждали в широких кругах творческой интеллигенции.
Одной из плодотворных акций первого съезда учителей-мусульман явилось также обращение к педагогам-армянам: "Давно живя надеждой на восстановление мира и добрососедства между двумя нашими народами, мы единогласно поддерживаем ваш призыв оказать совместное воздействие на тёмные, отсталые массы и с радостью протягиваем вам свою руку. Вместе с вами, мы видим свою обязанность в том, чтобы разъяснять народу пользу прочного мира между мусульманами и армянами".
Через двадцать пять-тридцать лет после этой истории, главный бухгалтер Тагиева Мир Магомет рассказывал: "Каждый год, в начале осени, я представлял на утверждение Гаджи список студентов и учащихся средних школ, которые получали стипендию. Через два месяца после того памятного съезда я осмелился спросить у Гаджи: включать Нариманова в список или нет! Он ответил, конечно, включай. Однако Нариманов не принял стипендии. Вернул её обратно. В то же время в школе Тагиева обучались бесплатно пять или шесть девочек, племянниц Нариманова. Я и сейчас помню их имена: Набат, Гумну, Ильтифат... Да,- Мир Магомет помолчал, - должен сказать, что товарищ Нариманов всегда с большим уважением относился к Гаджи Зейналабдину. После установления Советской власти никто не обидел Гаджи ни единым худым словом. Он предоставил Гаджи возможность выбрать, где бы тот хотел провести остаток своей жизни. И Гаджи выбрал свой любимый дом в Мардакянах... Шутка ли: четырнадцать комнат внизу, столько же наверху, со всей домашней утварью, с роскошным садом, виноградником, бассейном... Говорят, что Нариманов вернул Тагиеву деньги, которые тот посылал ему в бытность Нариманова студентом Одесского университета... А когда Гаджи умер в двадцать четвёртом году, газеты поместили о нём некрологи. И все это - заслуга Нариманова... Да и то сказать: известный был человек Гаджи Зейналабдин. Его знали на Кавказе, в Иране, Турции, Египте, Индии... Помню, когда он умер, все владельцы магазинов и лавок (тогда еще сохранялась частная собственность) объявили трёхдневный траур. Изо всех окрестных сёл привозили баранов, рис, мясо, другие продукты, предназначенные для поминальных обедов. Мир то праху недюжинная была натура, редкой широты и доброты человек..."
ПЕЧАТЬ. История периодической печати в Азербайджане насчитывает всего лишь сто с большим лет. Многие века печать заменяли устная "почта" и "беспроволочный телеграф". Новости передавались из уст в уста. Существовала специальная профессия гонцов, которые разносили по уездам и провинциям различные указы, постановления, сообщения властей. По улицам городов ходили глашатаи, оповещая население о том или ином событии. В больших городах в каждом квартале был свой глашатай. С развитием науки, культуры, появлением соответствующей материально-технической базы возрос интерес к печатному слову, появилась потребность в национальной периодике.
История национальной печати в Азербайджане датируется 1875-м годом, когда начала издаваться газета "Экинчи" ("ПАХАРЬ"). Многим известно, что газета эта появилась на свет в результате неимоверных усилий и подвижничества Гасан-бека Зардаби. Чтобы получить разрешение на издание газет, он обивал пороги впасть предержащих ровно три года. Да и после его не оставляли в покое - то и дело вызывали в жандармское управление, подвергали допросу. Реакционеры угрожали расправой. Зардаби часто посылал номера "Экинчи" в провинцию, в отдалённые деревни бесплатно, чтобы хоть немного просветить тёмные массы соотечественников. Нередко газета приносила одни убытки. "Экинчи" издавалась на листке небольшого формата два раза в месяц. Всеми делами: написанием статей, сбором корреспонденции, правкой, печатанием, корректурой занимался сам Гасан-бек. В его газете находили своё отражение важнейшие события, происходящие в мире - зарубежные новости, известия из других городов страны; причём, тематика была самая разнообразная - материалы научного и экономического характера, особенно по сельскому хозяйству, вопросы литературы, культуры и просвещения, медицины и технического прогресса... Одновременно Гасан-бек преподавал в Бакинском реальном училище, публиковал статьи в русскоязычных газетах и журналах, затрагивая научные, общественно-политические, литературно-критические проблемы. Зардаби был непримиримым врагом невежества, отсталости нации, бекско-ханских предрассудков и произвола. В каждом номере разоблачал он деспотизм и насилие власть имущих, бесправие и темноту низов... Естественно, газета подобной направленности не смогла просуществовать слишком долго через два года её закрыли... Гасан-бек Зардаби уволили из реального училища, запретили ему заниматься преподавательской деятельностью и выслали из Баку... Однако факел, зажженный "Экинчи", не погас. Он загорался с каждым годом всё ярче.
В связи с оживлением общественно-политической жизни, превращением Баку в крупный промышленный центр стремительно росло число газет и журналов, издававшихся в Баку. Назову некоторые из них: "Иттмфаг", "Тарагги", "Сада", "Садаи-халг", "Хаят", "Таза хаят", "Текамюль", "Икбал", "Иршад", "Йолдаш", "Каспий", "Фиюзат", "Ени Фиюзат", "Ары", "Зенбур", "Тути", "Мезели", "Шелалё" и др. В нашу литературу пришли невиданные для той поры жанры: "рассказ", "очерк", "сатирический фельетон", "повесть", "роман", потеснив позиции "марсие", "хаджа", "мадхи"*, которые долгие века господствовали в литературной среде.
______________ * Элегии, памфлеты, оды - жанры восточной классической поэзии.
31 декабря 1914-го года в газете "ИГДАМ" ПОЯВИЛИСЬ СЛЕДУЮЩИЕ СВЕДЕНИЯ относительно издаваемой в Баку мусульманской печати:
1) "Икбал" - каждый день 4000 экз.,
2) "Садаи-хагг" - каждый день 5000 экз.,
3) "Таза хебер" - еженедельно по 300 экз.,
4) "Игдам"-каждый день 1500 экз.,
5) "Басират" - еженедельно по 3000 экз.,
6) "Дирилик" - еженедельно по 1000 экз.,
7) "Мезели" - еженедельно по 1000 экз.,
8) "Мектеб" - еженедельно по 1000 экз.,
9) "Тути" - еженедельно по 2000 экз.
В этот период усиливается влияние передовых литературных, общественно-политических течений России и Европы на азербайджанскую интеллигенцию. Она выдвигает из своей среды талантливых поэтов, драматургов, журналистов, критиков, которые стремятся идти в ногу с бурным, противоречивым временем, пробудить соотечественников от сна невежества. В начале столетия пышно расцвела романтическая поэзия, первым вестником которой явился Мухаммед Хади. Его стихотворения и литературные заметки в основном публиковались в двух органах периодической печати - газете "Хаят" и журнале "Фиюзат". Редактором обеих газет изданий был Алибек Гусейнзаде, безошибочно распознавший по первые произведениям Хади его огромное природное дарование. Алибек Гусейнзаде был человеком всесторонне образованным и тоже весьма одарённым. Поэт, издатель, журналист, критик, художник, учитель, он к тому же превосходно играл на скрипке. Между тем, основной его профессией являлась медицина. А.Гусейнзаде окончил медицинский факультет Путербургского университета. Ещё со студенческой скамьи увлекался он литературным творчеством, взяв себе псевдоним "Дели шаир" ("Безумный поэт"). Выше я рассказывал о его педагогической деятельности и отъезде из Баку. Последний раз Алибек Гусейнзаде приезжал в Баку в 1926-м году на Тюркологический съезд.
Зачем приходит человек на этот свет - я не пойму.
Что наша жизнь: легенда? явь? и в чем ответ - я не пойму.
Зачем создал людей творец, какою целью движим он?
В чем назначенье бытия, в юдоли бед - я не пойму. М. Хади.
ТРАГЕДИЯ ПОЭТА-РОМАНТИКА. Жизнь великого мастера Мухаммеда Хади походит на тревожное, волнующееся море. Он прожил всего сорок лет, большую часть жизни из них - в страданиях и лишении. Нельзя не вспомнить о Хади на страницах этой книги, ведь один из самых бурных и, быть может, самых плодотворных периодов его творчества приходится на те годы, когда он жил в Баку.
Хади был поэтом яркой романтической направленности. Об этом говорят даже названия его книг и стихов: "Фирдовсюль-хамат" ("Цветник вдохновения"), "Эшг мехташам" ("Величие любви"), "Таранеи-гемпервепане" ("Скорбные песни"), "Дюнья - сахней гамдир") "Мир - это сцена печали"), "Чине лятиф" ("Нежное создание"), "Заваллы кёнлюм" ("Моё бедное сердце"), "Улдузлара догру" ("К звеёздам") и т.п.
Родился Хади в Шемахе, излюбленной обители поэтов, в купеческой семье. Он рано потерял отца и потому с детских лет познал нужду, горе сиротства и обездоленности. Мухаммед рос в окружении прекрасной, царственно-величавой природы Шемахи. Часто, чтобы отвлечься от тягот повседневности, мечтательный подросток отправлялся в горы, бродил по лесам, любовался разноцветьем альпийских лугов и, созерцая великолепие усыпанных звёздами небес, погружался в поиски счастливого, свободного от горестей мира. Привязанность к природе, погружение в её огромный, таинственно-загадочный мир, несомненно, оказали влияние на развитие поэтического дарования Хади, его романтической, философской направленности.
Живя в Шемахе, он перечитал все газеты, журналы, книги на азербайджанском, арабском, персидском, русском языках, какие имелись в местной читальне. Первоначальное образование он получил в школе отца Аббаса Сиххата - Моллы Алиаббаса. Затем стал учеником Ахмеда Эфенди, выступавшего под псевдонимом Сухтэ. Впоследствии Хади часто вспоминал этого педагога с благодарностью.
Под влиянием прочитанного, юноша сделался горячим поборником свободы и конституции, навсегда возненавидев рабство и деспотизм в любых направлениях. Один из старейших учителей Алимамед Мустафаев рассказывал, что как-то раз собрались шемахинцы в лавке уста Джари и с интересом слушали беседу Хади. Он очень красноречиво говорил. Зашёл разговор о событиях в Турции, и Хади стал возмущаться деспотизмом турецкого султана Абдулгамида. Он, мол, палач, кровопийца, насильник. Случившийся при этом разговоре мясник Гаджи Неймат взял секач и бросился на Мухаммеда. Хади не растерялся: перехватил секач и забросил его на крышу. Вообще, там, где был Хади, не каждый молла осмеливался рот раскрыть. Он знал Коран наизусть и, цитируя ту или иную суру, объяснял смысл прочитанного, переводил содержание. Знал много отрывков из Шах-намэ. Перевёл на азербайджанский стихотворения Фирдоуси, Низами, Хайама, Хафиза, Саади. Был знаком с творчеством французских поэтов, мыслителей - Вольтера, Руссо, Гюго. Следил за русской демократической печатью, литературой. Широкая эрудиция поэта проявилась в многочисленны статьях на литературные, общественно-политические и научные темы, которые Хад публиковал в различных органах печати. Избавление от невежества, отсталости Хад видел в просвещении. Этому посвящены многие его стихи и статьи. Великий поэт гуманист с болью в сердце писал о трагедии народа, вынужденного покидать родные сёла, спасаясь от голода, деспотизма беков и ханов, наводнять городские улицы, ночевать в снег и ветер на городских площадях, протягивать руку за куском хлеба.
Он влюбляется в красивую девушку, та отвечает ему взаимностью. Однако и любовь не приносит поэту счастья. Девушку выдают замуж за богатого купца, а Хади навсегда остаётся верен своей юношеской любви. Он так и не женился до конца своих дней...
Страстно мечтая об образовании, Хади умоляет богатых родственников послать его в Стамбул или Тегеран учиться. Но те отвергают его просьбу. Рушится ещё одна мечта поэта, и в сумрачные тона окрашивается его поэзия.
Могу ли выше воспарить, достанет ли крылатых сил
Но ментор мой унял порыв, крыла нещадно обломил
Откликнешь камень неживой - ответит эхом, громовым
Не вняли каменной душой тому, о чём я их молил
Так от несбывшейся любви сошёл в могилу и Фархад,
Томимый сладостной мечтой, которой рок не пощадил
Бессилен я поведать вам о всех преврат ностях судьбы
И горечью полна душа, и белый свет души не мил
В 1902-м году, в снежный зимний день Шемаху потрясает землетрясение.
Один из первых азербайджанских инженеров - педагогов с высшим техническим, образованием - доцент Гаджибаба Алиев, окончивший в Харькове на тагиевскую стипендию технологический институт, рассказывал: "Когда случилось землетрясение, мне было лет одиннадцать-двенадцать. Я остался жив благодаря бабушке: при первых же толчках она схватила меня в охапку выбежала на веранду. Вокруг творилось нечто несусветное: почти все дома рухнули от сокрушительного удара, город заволокло пыльным туманом. Когда прошло первое оцепенение, окрестности огласились душераздирающими воплями, стонами, мольбам о помощи. Город был сметен с лица земли. Под обломками домов остались тысяч людей. Многие из них были погребены заживо. Мужчины вывели женщин, стариков и детей на городские окраины, разожгли костры, а сами вернулись в Шемаху, что бы вызволить оставшихся под землёй родных и близких. Из близлежащих сёл на помощь спешили крестьяне... На четвертый день после несчастья братскую руку шемахинцам протянул Баку: прибыл караван продовольствием, одеждой, палатками, одеялами. В караване было более ста верблюдов. А вскоре подошло ещё восемьдесят фургонов с предметами первой необходимости. В те дни шемахинцы с благодарностью произносили слово "Баку" и имя Гаджи Зейналабдина Тагиева: говорили, что большую часть каравана снарядили за его счёт. В Баку объявлен сбор пожертвований в помощь пострадавшим от землетрясения.
Газеты писали, что, получив известие о землетрясении, Тагиев срочно собрал в своей конторе людей и предложил организовать комитет содействия жертвам стихийного бедствия. Гаджи избрали председателем, Марданова секретарём, а С.Тихонова - казначеем комитета. Пожертвования принимались в размере от 5 до 500 рублей. За короткий срок бакинцы собрали 122 тысячи 912 рублей.
В Шемаху и близлежащие сёла беспрерывным потоком отправлялись фургоны с продовольствием и одеждой...
Правительственные круги предприняли первые шаги лишь на девятые сутки.
Люди, оставшиеся без крова в суровую, снежную зиму, были вынуждены покидать свою родину...
Вместе с потоком беженцев Хади приезжает в Кюрдамир, где открывает небольшую школу. Публикует в азербайджанской печати первые произведения. Затем переселяется в Баку. Он живо интересуется общественно-политической, культурной жизнью страны и всего Востока, выписывает газеты и журналы из Тебриза, Тегерана, Ташкента, Бахчисарая ("Терджуман"), Стамбула ("Сабах"), Индии ("Хаблул метин")...
В 1903 году начинается подъём революционного движения. Подобно другим городам России, Баку потрясают стачки и манифестации. Рабочие заводов, фабрик, нефтепромыслов, с красными знаменами в руках переполняли городские улицы, обличая эксплуататоров, требуя конституционных свобод. На площадях пламенно выступали ораторы. "Свободу слова!" "Свободу действий", "Свободу женщинам", - провозглашали они.
Революционная борьба азербайджанского пролетариата оказала несомненное воздействие на творчество пылкого певца свободы, каким был Мухаммед Хади. В годы первой русской революции Хади часто выступает в печати, сотрудничает с большевистскими газетами.
Хади переезжает в Астрахань, устраивается корреспондентом в одну из местных газет, однако вскоре, неудовлетворённый, вновь возвращается в Баку.
В Турции происходит буржуазная революция. Султана Абдулгамида свергают с престола. "Младотурки" берут власть в стране в свои руки. Думая найти в Турции воплощение своих чаяний, Хади в начале 1910-го года приезжает в Стамбул. Устраивается переводчиком восточных языков в газете "Тенин" ("Эхо), публикует свои произведения на страницах газет "Рюбаб" ("Саз"), "Шахюбал" ("Крылья"), "Махитаб" ("Луна"), "Хилал" ("Полумесяц"). Работать в стамбульской газете, выступать со своими произведениями в столь солидных органах печати было делом не простым. Это требовало от автора глубоких знаний, эрудиции, острого пера и хорошо подвешенного языка, - всего того, чем в избытке обладал поэт. Однако мятущаяся натура Хади и здесь не находит удовлетворения. Романтические мечты разбиваются о суровую, неприглядную действительность. К тому же, турецких реакционеров весьма встревожили "бунтарские" статьи Хади, его стихотворения в защиту женской эмансипации.
В Турции, куда он устремился с великими надеждами, поэт сполна испил чашу страданий. За критику существующих порядков, "оскорбление" высокого должностного лица, Хади арестовывают и ссылают в Салоники. Греки, заподозрив в Хади турецкого шпиона, едва не убили его. От смерти Мухаммеда спас греческий священник. Дни в Салониках протекали в жестокой нужде и одиночестве. После окончания срока ссылки Хади не возвращается в Стамбул. Разочарованный, подавленный, сломленный душевно и физически, поэт приезжает в Баку.
В результате перенесённых потрясений Мухаммед Хади заболевает и попадает в психиатрическую лечебницу. Вышел он оттуда в самом начале первой мировой войны. Записавшись добровольцем, поэт отправляется на юго-западный фронт в составе специального отряда Красного креста.
Он становится живым свидетелем ужасов империалистической войны, гибели тысячи невинных людей, разорения сёл и городов, трагедии обездоленных, осиротевших семей. Поэт гневно заклеймил войну в своих произведениях. С фронта в Баку пересылает он стихи, объединённые в цикл "Впечатления с театра военных действий".
Не в силах обрести уверенность, определиться в сумбурной атмосфере первых революционных лет, отчётливо ощущая отчуждение и даже враждебность окружающей среды, Мухаммед Хади чувствует большее уныние и разочарование. Отпечатав с помощью наборщиков и рабочих то в типографии Самеда Манеура "Туран", то в "Каспии" Гаджи Зейналабдина Тагиева или в издательствах "братья Оруджевы", "Электрик" - свои стихотворения на длинных листах, похожих на свитки, он продавал их по гривеннику, по двугривеннику и тем кормился.
Педагог Алимамад Мустафаев рассказывал, что поп ходил по городу в поношенной чухе, чёрных штанах и старых, стоптанных башмаках. "Помню, стоим мы с Хади на Николаевской. Было это в девятнадцатом году. В то время неподалёку останавливается машина. Из неё выходит премьер-министр мусаватского правительства, уважительно здоровается, а потом и говорит: "Хади-афенди, прошу вас, садитесь в машину. Вы нам нужны". Поэт многозначительно поглядел на него и ответил, качая головой: "Поезжайте! Поэту с министром не по пути!"
Рассказывал Алимамед Мустафаев и другую историю: "В девятнадцатом году, в канун праздника Новруз-байрам, местная интеллигенция - учителя, артисты, музыканты, поты и писатели - устроила торжественный вечер в честь женщин-мусульманок. Возле "Исмаилийе" я и Алиджаббар Оруджалиев, старейший деятель отечественного просвещения, встретили Мухаммеда Хади. Алиджаббар пригласил поэта на меджлис:
"Хади-афенди, завтра состоится собрание, посвящённое нашим женщинам. В школе Бадалбека. Прошу вас пожаловать". Хади спросил: "У вас с собой есть ручка и бумага!" Алиджаббар, удивлённо посмотрев на меня, вытащил из кармана записную книжку, вырвал лист и вместе с "вечной" ручкой протянул её Хади. Тот написал что-то на бумаге и протянул листок Алиджаббару. Прочитайте тот бейт от моего имени на вечере". Бейт был следующего содержания:
Вы, вскормленные молоком женщины,
Её с презрением отгородили от мира.
Мы продолжали упрашивать его прийти на вечер. Он кротко улыбнулся и развел руками: "Как я могу появиться среди образованной публики в столь неприличном наряде! Нет уж, увольте... Прочитаете стихи, того будет достаточно..." Он поседел, выглядел уставшим, изнуренным. Словно могучий дуб, сломленный грозой. Только глаза смотрели на мир столь же гордо и непреклонно. Он был готов погибнуть, но согнуть его не могла никакая сила на свете. Поэт открыто презирает тех, кто теряет свое собственное лицо, кто унижает и забывает о собственном достоинстве ради презренных благ.
Не станет пресмыкаться гордый ради
хлеба,
Ярма не примет благородный ради
хлеба,
Слез не прольёт в мольбе, голодный ради
хлеба,
От истины не отречётся ум свободный ради
хлеба.
Алимамед Мустафаев рассказывал: "В первые дни мая двадцатого года сидели мы с Хади в кафе "Чанах гала". Поели яичницу, выпили кофе. А выйдя из кафе и направившись в сторону Николаевской, повстречались с наркомом юстиции Алигейдаром Караевым. Увидев нас, он замедлил шаг, поздоровался. Хади сказал: "Я рад, что сумел дожить до благословенного часа и увидеть торжество свободы. Агахерим оглы Алигейдар, за всю историю человечества ещё никто и никогда не запрещал вино. А вы, большевики, запретили. Если вы сумеете избавить цивилизацию от той трагедии, от "того бедствия, я первым восславлю вас". - Он немного помолчал и добавил. - "Нигде не найдёшь вина. Однако, он сунул руку в карман и извлёк чекушку водки, - однако я нашёл. Приду к себе, выпью и позабуду обо всём на свете. Только не думай, что моя квартира похожа на один из этих величественных дворцов, которые вы экспроприировали у буржуев. Я живу в караван-сарае на Куба-мейданы, в комнатке, похожей на пещеру".
Мы попрощались с Караевым. Мухаммед Хади задумался, а затем стал негромко декламировать:
О ты, счастливец, день грядущий
увидевший,-воспомни нас,
На сей стезе тоской сожжённых
друзей воспомни в светлый час,
Приди на скромную могилу и прах слезою ороси.
И этот стих мой повторяя, печально стоны возноси:
- Восстань, почивший в тьме забвенья!
избавлен от ненастья мир!
Пришла желанная свобода, и воссиял от счастья мир!..
...Первая общественная библиотека-читальня в Баку была учреждена в сентябре 1896-го года по инициативе Наримана Нариманова. С этой целью благотворительное общество даёт в театре Гаджи Зейналабдина Тагиева специальное представление, вырученная сумма в размере 325 рублей передаётся на приобретение книг и инвентаря для библиотеки.
ЖИВОПИСЬ. Художник Амир-афенди Гаджиев рассказывал, как под воздействием общественно-культурной жизни России и Европы зародилось в Баку искусство живописи, появились первые профессиональные художники. Мы уже рассказывали о картинах Алибека Гусейнзаде "Биби-Эйбатская мечеть" и "У родника", которые можно считать одними из первых произведений национальной художественной школы. Однако Алибек Гусейнзаде был художником-любителем. А вот Азим Азимзаде, о котором пойдёт речь, явился первым профессиональным художником Азербайджана, основателем национальной школы карикатуры и шаржа.
Ещё во время учёбы в русско-татарской школе, Азим Азимзаде проявлял большую склонность к рисованию. Вскоре судьба улыбнулась ему. Работая курьером на мельнице миллионера Агвбалы Кулиева, он познакомился с художником Дуровым, которому был поручен интерьер роскошного особняка миллионера. Он строил его в центре города - на углу Персидской, Карантинной и Гимназической.
Агабала Кулиев, кстати, также происходил из бедной семьи. В детстве продавал на городских улицах и пристанях кутабы, которые пекла его мать. А когда подрос, открыл своё собственное дело: занялся куплей-продажей муки и зерна. Через несколько лет выстроил мельницу.
Дела придприимчивого купца всё время шли в гору, и вскоре он уже владел мельницами по всему Кавказу и Средней Азии. Это он основал акционерное общество нефтепровода "Баку - Батуми".
В соответствии со вкусом и запросами клиента, Дуров украшал особняк видами Стамбула, сценами из арабской жизни, древним национальным орнаментом. Азим впервые встретился с мастером, работавшим масляными красками. Дуров по достоинству оценил способности парня и согласился быть его учителем. В свою очередь, Азим помогал художнику постичь древние традиции Востока, особенно азербайджанской этнографии, богатейшего прикладного искусства.
Всю жизнь посвятил Азим Азимзаде любимому делу. Более всего он тяготел к жанру политической сатиры - карикатуры, шаржа. Активно сотрудничал с журналом "Молла Насреддин", безбоязненно бичуя художественными средствами отрицательные стороны действительности, создавая незабываемую галерею сатирических типов. Азим последовательно выступает в печати. Его рисунки и карикатуры появляются на страницах журналов "Зенбур" ("Пчела"), "Барабан", "Межели" ("Потешник"), "Бабаи-эмир" и других сатирических органов печати. Порой ему приходилось создавать до 10 - 15 рисунков в неделю. Некоторые карикатуры Азим подписывал псевдонимами, - ведь меткие стрелы художника часто жалили "сильных мира сего".
Азим Азимзаде преподавал в школах, работал над созданием картин в историческом жанре, писал портреты. Ему принадлежат многочисленные иллюстрации в журналах, книгах, сборниках. Так, первые рисунки к "Хоп-хоп-намэ"", избранным произведениям великого поэта Сабира, создал Азим Азимзаде.
О происшедшем на съезде узнал Гаджи Зейналабдин Тагиев. 22 августа он появился среди учителей. Между ним и Н.Наримановым произошло довольно резкое объяснение. Тагиев обратился к педагогам:"Ваше вчерашнее решение свидетельствует о том, что съездом руководят недальновидные люди, подобные Нариману Нариманову. Да знаете ли вы, кто такой Нариманов! У него в кармане нет ни гроша, и учится он на мои деньги. А сейчас он явился сюда и ведёт революционную пропаганду, пытается и вас сбить с пути истинного... Прошу вас, измените своё решение, потому что оно не принесет нашей нации ничего, кроме вреда".
В зале стояла тишина. Эта история, долго ещё служила пищей для разговоров не только среди педагогов - её живо обсуждали в широких кругах творческой интеллигенции.
Одной из плодотворных акций первого съезда учителей-мусульман явилось также обращение к педагогам-армянам: "Давно живя надеждой на восстановление мира и добрососедства между двумя нашими народами, мы единогласно поддерживаем ваш призыв оказать совместное воздействие на тёмные, отсталые массы и с радостью протягиваем вам свою руку. Вместе с вами, мы видим свою обязанность в том, чтобы разъяснять народу пользу прочного мира между мусульманами и армянами".
Через двадцать пять-тридцать лет после этой истории, главный бухгалтер Тагиева Мир Магомет рассказывал: "Каждый год, в начале осени, я представлял на утверждение Гаджи список студентов и учащихся средних школ, которые получали стипендию. Через два месяца после того памятного съезда я осмелился спросить у Гаджи: включать Нариманова в список или нет! Он ответил, конечно, включай. Однако Нариманов не принял стипендии. Вернул её обратно. В то же время в школе Тагиева обучались бесплатно пять или шесть девочек, племянниц Нариманова. Я и сейчас помню их имена: Набат, Гумну, Ильтифат... Да,- Мир Магомет помолчал, - должен сказать, что товарищ Нариманов всегда с большим уважением относился к Гаджи Зейналабдину. После установления Советской власти никто не обидел Гаджи ни единым худым словом. Он предоставил Гаджи возможность выбрать, где бы тот хотел провести остаток своей жизни. И Гаджи выбрал свой любимый дом в Мардакянах... Шутка ли: четырнадцать комнат внизу, столько же наверху, со всей домашней утварью, с роскошным садом, виноградником, бассейном... Говорят, что Нариманов вернул Тагиеву деньги, которые тот посылал ему в бытность Нариманова студентом Одесского университета... А когда Гаджи умер в двадцать четвёртом году, газеты поместили о нём некрологи. И все это - заслуга Нариманова... Да и то сказать: известный был человек Гаджи Зейналабдин. Его знали на Кавказе, в Иране, Турции, Египте, Индии... Помню, когда он умер, все владельцы магазинов и лавок (тогда еще сохранялась частная собственность) объявили трёхдневный траур. Изо всех окрестных сёл привозили баранов, рис, мясо, другие продукты, предназначенные для поминальных обедов. Мир то праху недюжинная была натура, редкой широты и доброты человек..."
ПЕЧАТЬ. История периодической печати в Азербайджане насчитывает всего лишь сто с большим лет. Многие века печать заменяли устная "почта" и "беспроволочный телеграф". Новости передавались из уст в уста. Существовала специальная профессия гонцов, которые разносили по уездам и провинциям различные указы, постановления, сообщения властей. По улицам городов ходили глашатаи, оповещая население о том или ином событии. В больших городах в каждом квартале был свой глашатай. С развитием науки, культуры, появлением соответствующей материально-технической базы возрос интерес к печатному слову, появилась потребность в национальной периодике.
История национальной печати в Азербайджане датируется 1875-м годом, когда начала издаваться газета "Экинчи" ("ПАХАРЬ"). Многим известно, что газета эта появилась на свет в результате неимоверных усилий и подвижничества Гасан-бека Зардаби. Чтобы получить разрешение на издание газет, он обивал пороги впасть предержащих ровно три года. Да и после его не оставляли в покое - то и дело вызывали в жандармское управление, подвергали допросу. Реакционеры угрожали расправой. Зардаби часто посылал номера "Экинчи" в провинцию, в отдалённые деревни бесплатно, чтобы хоть немного просветить тёмные массы соотечественников. Нередко газета приносила одни убытки. "Экинчи" издавалась на листке небольшого формата два раза в месяц. Всеми делами: написанием статей, сбором корреспонденции, правкой, печатанием, корректурой занимался сам Гасан-бек. В его газете находили своё отражение важнейшие события, происходящие в мире - зарубежные новости, известия из других городов страны; причём, тематика была самая разнообразная - материалы научного и экономического характера, особенно по сельскому хозяйству, вопросы литературы, культуры и просвещения, медицины и технического прогресса... Одновременно Гасан-бек преподавал в Бакинском реальном училище, публиковал статьи в русскоязычных газетах и журналах, затрагивая научные, общественно-политические, литературно-критические проблемы. Зардаби был непримиримым врагом невежества, отсталости нации, бекско-ханских предрассудков и произвола. В каждом номере разоблачал он деспотизм и насилие власть имущих, бесправие и темноту низов... Естественно, газета подобной направленности не смогла просуществовать слишком долго через два года её закрыли... Гасан-бек Зардаби уволили из реального училища, запретили ему заниматься преподавательской деятельностью и выслали из Баку... Однако факел, зажженный "Экинчи", не погас. Он загорался с каждым годом всё ярче.
В связи с оживлением общественно-политической жизни, превращением Баку в крупный промышленный центр стремительно росло число газет и журналов, издававшихся в Баку. Назову некоторые из них: "Иттмфаг", "Тарагги", "Сада", "Садаи-халг", "Хаят", "Таза хаят", "Текамюль", "Икбал", "Иршад", "Йолдаш", "Каспий", "Фиюзат", "Ени Фиюзат", "Ары", "Зенбур", "Тути", "Мезели", "Шелалё" и др. В нашу литературу пришли невиданные для той поры жанры: "рассказ", "очерк", "сатирический фельетон", "повесть", "роман", потеснив позиции "марсие", "хаджа", "мадхи"*, которые долгие века господствовали в литературной среде.
______________ * Элегии, памфлеты, оды - жанры восточной классической поэзии.
31 декабря 1914-го года в газете "ИГДАМ" ПОЯВИЛИСЬ СЛЕДУЮЩИЕ СВЕДЕНИЯ относительно издаваемой в Баку мусульманской печати:
1) "Икбал" - каждый день 4000 экз.,
2) "Садаи-хагг" - каждый день 5000 экз.,
3) "Таза хебер" - еженедельно по 300 экз.,
4) "Игдам"-каждый день 1500 экз.,
5) "Басират" - еженедельно по 3000 экз.,
6) "Дирилик" - еженедельно по 1000 экз.,
7) "Мезели" - еженедельно по 1000 экз.,
8) "Мектеб" - еженедельно по 1000 экз.,
9) "Тути" - еженедельно по 2000 экз.
В этот период усиливается влияние передовых литературных, общественно-политических течений России и Европы на азербайджанскую интеллигенцию. Она выдвигает из своей среды талантливых поэтов, драматургов, журналистов, критиков, которые стремятся идти в ногу с бурным, противоречивым временем, пробудить соотечественников от сна невежества. В начале столетия пышно расцвела романтическая поэзия, первым вестником которой явился Мухаммед Хади. Его стихотворения и литературные заметки в основном публиковались в двух органах периодической печати - газете "Хаят" и журнале "Фиюзат". Редактором обеих газет изданий был Алибек Гусейнзаде, безошибочно распознавший по первые произведениям Хади его огромное природное дарование. Алибек Гусейнзаде был человеком всесторонне образованным и тоже весьма одарённым. Поэт, издатель, журналист, критик, художник, учитель, он к тому же превосходно играл на скрипке. Между тем, основной его профессией являлась медицина. А.Гусейнзаде окончил медицинский факультет Путербургского университета. Ещё со студенческой скамьи увлекался он литературным творчеством, взяв себе псевдоним "Дели шаир" ("Безумный поэт"). Выше я рассказывал о его педагогической деятельности и отъезде из Баку. Последний раз Алибек Гусейнзаде приезжал в Баку в 1926-м году на Тюркологический съезд.
Зачем приходит человек на этот свет - я не пойму.
Что наша жизнь: легенда? явь? и в чем ответ - я не пойму.
Зачем создал людей творец, какою целью движим он?
В чем назначенье бытия, в юдоли бед - я не пойму. М. Хади.
ТРАГЕДИЯ ПОЭТА-РОМАНТИКА. Жизнь великого мастера Мухаммеда Хади походит на тревожное, волнующееся море. Он прожил всего сорок лет, большую часть жизни из них - в страданиях и лишении. Нельзя не вспомнить о Хади на страницах этой книги, ведь один из самых бурных и, быть может, самых плодотворных периодов его творчества приходится на те годы, когда он жил в Баку.
Хади был поэтом яркой романтической направленности. Об этом говорят даже названия его книг и стихов: "Фирдовсюль-хамат" ("Цветник вдохновения"), "Эшг мехташам" ("Величие любви"), "Таранеи-гемпервепане" ("Скорбные песни"), "Дюнья - сахней гамдир") "Мир - это сцена печали"), "Чине лятиф" ("Нежное создание"), "Заваллы кёнлюм" ("Моё бедное сердце"), "Улдузлара догру" ("К звеёздам") и т.п.
Родился Хади в Шемахе, излюбленной обители поэтов, в купеческой семье. Он рано потерял отца и потому с детских лет познал нужду, горе сиротства и обездоленности. Мухаммед рос в окружении прекрасной, царственно-величавой природы Шемахи. Часто, чтобы отвлечься от тягот повседневности, мечтательный подросток отправлялся в горы, бродил по лесам, любовался разноцветьем альпийских лугов и, созерцая великолепие усыпанных звёздами небес, погружался в поиски счастливого, свободного от горестей мира. Привязанность к природе, погружение в её огромный, таинственно-загадочный мир, несомненно, оказали влияние на развитие поэтического дарования Хади, его романтической, философской направленности.
Живя в Шемахе, он перечитал все газеты, журналы, книги на азербайджанском, арабском, персидском, русском языках, какие имелись в местной читальне. Первоначальное образование он получил в школе отца Аббаса Сиххата - Моллы Алиаббаса. Затем стал учеником Ахмеда Эфенди, выступавшего под псевдонимом Сухтэ. Впоследствии Хади часто вспоминал этого педагога с благодарностью.
Под влиянием прочитанного, юноша сделался горячим поборником свободы и конституции, навсегда возненавидев рабство и деспотизм в любых направлениях. Один из старейших учителей Алимамед Мустафаев рассказывал, что как-то раз собрались шемахинцы в лавке уста Джари и с интересом слушали беседу Хади. Он очень красноречиво говорил. Зашёл разговор о событиях в Турции, и Хади стал возмущаться деспотизмом турецкого султана Абдулгамида. Он, мол, палач, кровопийца, насильник. Случившийся при этом разговоре мясник Гаджи Неймат взял секач и бросился на Мухаммеда. Хади не растерялся: перехватил секач и забросил его на крышу. Вообще, там, где был Хади, не каждый молла осмеливался рот раскрыть. Он знал Коран наизусть и, цитируя ту или иную суру, объяснял смысл прочитанного, переводил содержание. Знал много отрывков из Шах-намэ. Перевёл на азербайджанский стихотворения Фирдоуси, Низами, Хайама, Хафиза, Саади. Был знаком с творчеством французских поэтов, мыслителей - Вольтера, Руссо, Гюго. Следил за русской демократической печатью, литературой. Широкая эрудиция поэта проявилась в многочисленны статьях на литературные, общественно-политические и научные темы, которые Хад публиковал в различных органах печати. Избавление от невежества, отсталости Хад видел в просвещении. Этому посвящены многие его стихи и статьи. Великий поэт гуманист с болью в сердце писал о трагедии народа, вынужденного покидать родные сёла, спасаясь от голода, деспотизма беков и ханов, наводнять городские улицы, ночевать в снег и ветер на городских площадях, протягивать руку за куском хлеба.
Он влюбляется в красивую девушку, та отвечает ему взаимностью. Однако и любовь не приносит поэту счастья. Девушку выдают замуж за богатого купца, а Хади навсегда остаётся верен своей юношеской любви. Он так и не женился до конца своих дней...
Страстно мечтая об образовании, Хади умоляет богатых родственников послать его в Стамбул или Тегеран учиться. Но те отвергают его просьбу. Рушится ещё одна мечта поэта, и в сумрачные тона окрашивается его поэзия.
Могу ли выше воспарить, достанет ли крылатых сил
Но ментор мой унял порыв, крыла нещадно обломил
Откликнешь камень неживой - ответит эхом, громовым
Не вняли каменной душой тому, о чём я их молил
Так от несбывшейся любви сошёл в могилу и Фархад,
Томимый сладостной мечтой, которой рок не пощадил
Бессилен я поведать вам о всех преврат ностях судьбы
И горечью полна душа, и белый свет души не мил
В 1902-м году, в снежный зимний день Шемаху потрясает землетрясение.
Один из первых азербайджанских инженеров - педагогов с высшим техническим, образованием - доцент Гаджибаба Алиев, окончивший в Харькове на тагиевскую стипендию технологический институт, рассказывал: "Когда случилось землетрясение, мне было лет одиннадцать-двенадцать. Я остался жив благодаря бабушке: при первых же толчках она схватила меня в охапку выбежала на веранду. Вокруг творилось нечто несусветное: почти все дома рухнули от сокрушительного удара, город заволокло пыльным туманом. Когда прошло первое оцепенение, окрестности огласились душераздирающими воплями, стонами, мольбам о помощи. Город был сметен с лица земли. Под обломками домов остались тысяч людей. Многие из них были погребены заживо. Мужчины вывели женщин, стариков и детей на городские окраины, разожгли костры, а сами вернулись в Шемаху, что бы вызволить оставшихся под землёй родных и близких. Из близлежащих сёл на помощь спешили крестьяне... На четвертый день после несчастья братскую руку шемахинцам протянул Баку: прибыл караван продовольствием, одеждой, палатками, одеялами. В караване было более ста верблюдов. А вскоре подошло ещё восемьдесят фургонов с предметами первой необходимости. В те дни шемахинцы с благодарностью произносили слово "Баку" и имя Гаджи Зейналабдина Тагиева: говорили, что большую часть каравана снарядили за его счёт. В Баку объявлен сбор пожертвований в помощь пострадавшим от землетрясения.
Газеты писали, что, получив известие о землетрясении, Тагиев срочно собрал в своей конторе людей и предложил организовать комитет содействия жертвам стихийного бедствия. Гаджи избрали председателем, Марданова секретарём, а С.Тихонова - казначеем комитета. Пожертвования принимались в размере от 5 до 500 рублей. За короткий срок бакинцы собрали 122 тысячи 912 рублей.
В Шемаху и близлежащие сёла беспрерывным потоком отправлялись фургоны с продовольствием и одеждой...
Правительственные круги предприняли первые шаги лишь на девятые сутки.
Люди, оставшиеся без крова в суровую, снежную зиму, были вынуждены покидать свою родину...
Вместе с потоком беженцев Хади приезжает в Кюрдамир, где открывает небольшую школу. Публикует в азербайджанской печати первые произведения. Затем переселяется в Баку. Он живо интересуется общественно-политической, культурной жизнью страны и всего Востока, выписывает газеты и журналы из Тебриза, Тегерана, Ташкента, Бахчисарая ("Терджуман"), Стамбула ("Сабах"), Индии ("Хаблул метин")...
В 1903 году начинается подъём революционного движения. Подобно другим городам России, Баку потрясают стачки и манифестации. Рабочие заводов, фабрик, нефтепромыслов, с красными знаменами в руках переполняли городские улицы, обличая эксплуататоров, требуя конституционных свобод. На площадях пламенно выступали ораторы. "Свободу слова!" "Свободу действий", "Свободу женщинам", - провозглашали они.
Революционная борьба азербайджанского пролетариата оказала несомненное воздействие на творчество пылкого певца свободы, каким был Мухаммед Хади. В годы первой русской революции Хади часто выступает в печати, сотрудничает с большевистскими газетами.
Хади переезжает в Астрахань, устраивается корреспондентом в одну из местных газет, однако вскоре, неудовлетворённый, вновь возвращается в Баку.
В Турции происходит буржуазная революция. Султана Абдулгамида свергают с престола. "Младотурки" берут власть в стране в свои руки. Думая найти в Турции воплощение своих чаяний, Хади в начале 1910-го года приезжает в Стамбул. Устраивается переводчиком восточных языков в газете "Тенин" ("Эхо), публикует свои произведения на страницах газет "Рюбаб" ("Саз"), "Шахюбал" ("Крылья"), "Махитаб" ("Луна"), "Хилал" ("Полумесяц"). Работать в стамбульской газете, выступать со своими произведениями в столь солидных органах печати было делом не простым. Это требовало от автора глубоких знаний, эрудиции, острого пера и хорошо подвешенного языка, - всего того, чем в избытке обладал поэт. Однако мятущаяся натура Хади и здесь не находит удовлетворения. Романтические мечты разбиваются о суровую, неприглядную действительность. К тому же, турецких реакционеров весьма встревожили "бунтарские" статьи Хади, его стихотворения в защиту женской эмансипации.
В Турции, куда он устремился с великими надеждами, поэт сполна испил чашу страданий. За критику существующих порядков, "оскорбление" высокого должностного лица, Хади арестовывают и ссылают в Салоники. Греки, заподозрив в Хади турецкого шпиона, едва не убили его. От смерти Мухаммеда спас греческий священник. Дни в Салониках протекали в жестокой нужде и одиночестве. После окончания срока ссылки Хади не возвращается в Стамбул. Разочарованный, подавленный, сломленный душевно и физически, поэт приезжает в Баку.
В результате перенесённых потрясений Мухаммед Хади заболевает и попадает в психиатрическую лечебницу. Вышел он оттуда в самом начале первой мировой войны. Записавшись добровольцем, поэт отправляется на юго-западный фронт в составе специального отряда Красного креста.
Он становится живым свидетелем ужасов империалистической войны, гибели тысячи невинных людей, разорения сёл и городов, трагедии обездоленных, осиротевших семей. Поэт гневно заклеймил войну в своих произведениях. С фронта в Баку пересылает он стихи, объединённые в цикл "Впечатления с театра военных действий".
Не в силах обрести уверенность, определиться в сумбурной атмосфере первых революционных лет, отчётливо ощущая отчуждение и даже враждебность окружающей среды, Мухаммед Хади чувствует большее уныние и разочарование. Отпечатав с помощью наборщиков и рабочих то в типографии Самеда Манеура "Туран", то в "Каспии" Гаджи Зейналабдина Тагиева или в издательствах "братья Оруджевы", "Электрик" - свои стихотворения на длинных листах, похожих на свитки, он продавал их по гривеннику, по двугривеннику и тем кормился.
Педагог Алимамад Мустафаев рассказывал, что поп ходил по городу в поношенной чухе, чёрных штанах и старых, стоптанных башмаках. "Помню, стоим мы с Хади на Николаевской. Было это в девятнадцатом году. В то время неподалёку останавливается машина. Из неё выходит премьер-министр мусаватского правительства, уважительно здоровается, а потом и говорит: "Хади-афенди, прошу вас, садитесь в машину. Вы нам нужны". Поэт многозначительно поглядел на него и ответил, качая головой: "Поезжайте! Поэту с министром не по пути!"
Рассказывал Алимамед Мустафаев и другую историю: "В девятнадцатом году, в канун праздника Новруз-байрам, местная интеллигенция - учителя, артисты, музыканты, поты и писатели - устроила торжественный вечер в честь женщин-мусульманок. Возле "Исмаилийе" я и Алиджаббар Оруджалиев, старейший деятель отечественного просвещения, встретили Мухаммеда Хади. Алиджаббар пригласил поэта на меджлис:
"Хади-афенди, завтра состоится собрание, посвящённое нашим женщинам. В школе Бадалбека. Прошу вас пожаловать". Хади спросил: "У вас с собой есть ручка и бумага!" Алиджаббар, удивлённо посмотрев на меня, вытащил из кармана записную книжку, вырвал лист и вместе с "вечной" ручкой протянул её Хади. Тот написал что-то на бумаге и протянул листок Алиджаббару. Прочитайте тот бейт от моего имени на вечере". Бейт был следующего содержания:
Вы, вскормленные молоком женщины,
Её с презрением отгородили от мира.
Мы продолжали упрашивать его прийти на вечер. Он кротко улыбнулся и развел руками: "Как я могу появиться среди образованной публики в столь неприличном наряде! Нет уж, увольте... Прочитаете стихи, того будет достаточно..." Он поседел, выглядел уставшим, изнуренным. Словно могучий дуб, сломленный грозой. Только глаза смотрели на мир столь же гордо и непреклонно. Он был готов погибнуть, но согнуть его не могла никакая сила на свете. Поэт открыто презирает тех, кто теряет свое собственное лицо, кто унижает и забывает о собственном достоинстве ради презренных благ.
Не станет пресмыкаться гордый ради
хлеба,
Ярма не примет благородный ради
хлеба,
Слез не прольёт в мольбе, голодный ради
хлеба,
От истины не отречётся ум свободный ради
хлеба.
Алимамед Мустафаев рассказывал: "В первые дни мая двадцатого года сидели мы с Хади в кафе "Чанах гала". Поели яичницу, выпили кофе. А выйдя из кафе и направившись в сторону Николаевской, повстречались с наркомом юстиции Алигейдаром Караевым. Увидев нас, он замедлил шаг, поздоровался. Хади сказал: "Я рад, что сумел дожить до благословенного часа и увидеть торжество свободы. Агахерим оглы Алигейдар, за всю историю человечества ещё никто и никогда не запрещал вино. А вы, большевики, запретили. Если вы сумеете избавить цивилизацию от той трагедии, от "того бедствия, я первым восславлю вас". - Он немного помолчал и добавил. - "Нигде не найдёшь вина. Однако, он сунул руку в карман и извлёк чекушку водки, - однако я нашёл. Приду к себе, выпью и позабуду обо всём на свете. Только не думай, что моя квартира похожа на один из этих величественных дворцов, которые вы экспроприировали у буржуев. Я живу в караван-сарае на Куба-мейданы, в комнатке, похожей на пещеру".
Мы попрощались с Караевым. Мухаммед Хади задумался, а затем стал негромко декламировать:
О ты, счастливец, день грядущий
увидевший,-воспомни нас,
На сей стезе тоской сожжённых
друзей воспомни в светлый час,
Приди на скромную могилу и прах слезою ороси.
И этот стих мой повторяя, печально стоны возноси:
- Восстань, почивший в тьме забвенья!
избавлен от ненастья мир!
Пришла желанная свобода, и воссиял от счастья мир!..
...Первая общественная библиотека-читальня в Баку была учреждена в сентябре 1896-го года по инициативе Наримана Нариманова. С этой целью благотворительное общество даёт в театре Гаджи Зейналабдина Тагиева специальное представление, вырученная сумма в размере 325 рублей передаётся на приобретение книг и инвентаря для библиотеки.
ЖИВОПИСЬ. Художник Амир-афенди Гаджиев рассказывал, как под воздействием общественно-культурной жизни России и Европы зародилось в Баку искусство живописи, появились первые профессиональные художники. Мы уже рассказывали о картинах Алибека Гусейнзаде "Биби-Эйбатская мечеть" и "У родника", которые можно считать одними из первых произведений национальной художественной школы. Однако Алибек Гусейнзаде был художником-любителем. А вот Азим Азимзаде, о котором пойдёт речь, явился первым профессиональным художником Азербайджана, основателем национальной школы карикатуры и шаржа.
Ещё во время учёбы в русско-татарской школе, Азим Азимзаде проявлял большую склонность к рисованию. Вскоре судьба улыбнулась ему. Работая курьером на мельнице миллионера Агвбалы Кулиева, он познакомился с художником Дуровым, которому был поручен интерьер роскошного особняка миллионера. Он строил его в центре города - на углу Персидской, Карантинной и Гимназической.
Агабала Кулиев, кстати, также происходил из бедной семьи. В детстве продавал на городских улицах и пристанях кутабы, которые пекла его мать. А когда подрос, открыл своё собственное дело: занялся куплей-продажей муки и зерна. Через несколько лет выстроил мельницу.
Дела придприимчивого купца всё время шли в гору, и вскоре он уже владел мельницами по всему Кавказу и Средней Азии. Это он основал акционерное общество нефтепровода "Баку - Батуми".
В соответствии со вкусом и запросами клиента, Дуров украшал особняк видами Стамбула, сценами из арабской жизни, древним национальным орнаментом. Азим впервые встретился с мастером, работавшим масляными красками. Дуров по достоинству оценил способности парня и согласился быть его учителем. В свою очередь, Азим помогал художнику постичь древние традиции Востока, особенно азербайджанской этнографии, богатейшего прикладного искусства.
Всю жизнь посвятил Азим Азимзаде любимому делу. Более всего он тяготел к жанру политической сатиры - карикатуры, шаржа. Активно сотрудничал с журналом "Молла Насреддин", безбоязненно бичуя художественными средствами отрицательные стороны действительности, создавая незабываемую галерею сатирических типов. Азим последовательно выступает в печати. Его рисунки и карикатуры появляются на страницах журналов "Зенбур" ("Пчела"), "Барабан", "Межели" ("Потешник"), "Бабаи-эмир" и других сатирических органов печати. Порой ему приходилось создавать до 10 - 15 рисунков в неделю. Некоторые карикатуры Азим подписывал псевдонимами, - ведь меткие стрелы художника часто жалили "сильных мира сего".
Азим Азимзаде преподавал в школах, работал над созданием картин в историческом жанре, писал портреты. Ему принадлежат многочисленные иллюстрации в журналах, книгах, сборниках. Так, первые рисунки к "Хоп-хоп-намэ"", избранным произведениям великого поэта Сабира, создал Азим Азимзаде.